Часть 1. Урок рисования
Урок рисования подкидывает нежданное развлечение: выясняется, что сегодня очередь Валентина Придда позировать остальным. Эстебан так, чтобы это слышал в первую очередь сам Придд, со смешком объявляет:
- Поздравляю, господа! Вам предоставляется уникальная возможность запечатлеть легендарного Марка.
Мей смеётся в голос, Северин сдерживается и всего лишь фыркает. Окделл непонимающе моргает и выглядит ещё большим дураком, чем обычно. Катершванцы смотрят неодобрительно, Кальявэра и Салина – с презрением, остальные делают вид, что не расслышали.
Придд не реагирует никак, по традиции изображая статую. На данный момент движущуюся – унар Валентин раздевается под любопытствующие взгляды двадцати пар глаз.
Каждый из «жеребят» был или ещё только будет на месте Придда. На необходимость обнажиться перед табуном ржущих однокорытников все реагируют по-разному. Кто-то панически краснеет и пытается сжаться в комок, кто-то преувеличенно бесстыдно раскидывается на стуле, скрывая за внешней бравадой всё то же смущение. Кому-то действительно плевать на окружающих, он знает, что сложен идеально и спокойно позволяет восхищаться собой.
Конечно же, Придд ведёт себя самым естественным для Придда образом: с постной физиономией складывает снятую одежду на стул, усаживается в ту позу, которую указывает ментор, и неподвижно замирает без единой эмоции на лице.
- Заменить статуей из парка – разницы никто не заметит, - тихонько фыркает Северин.
Эстебан хмыкает, что, видимо, воспринимается приятелем как согласие. Статуя? Да. Мраморная ли, ледяная ли – перед потрясённым Эстебаном действительно изваяние. Но ничего похожего в задрипанном лайкском парке отыскать не удастся. Как, впрочем, и в знатнейших домах Кэртианы. Разве что гальтарские лабиринты сохранили работы древних мастеров. Но может ли сравниться каменная подделка с телом ожившего божества? Потому что перед ним действительно бог – юный Унд, а может, другой из Четырёх, но не обычный человек точно.
Время шло, а Эстебан продолжал смотреть на Придда словно заворожённый. Он не был слепым и давно знал, что у Валентина самые правильные черты лица из всех обитателей «загона» (кроме самого Эстебана, разумеется), но назвать красотой бездушную, ничего не выражающую маску?
Внешность Придда не изменилась, но теперь, без грубых тряпок, Валентин казался обитателем другого мира, непостижимого и прекрасного. Отвести от него взгляд было преступлением.
- О, извращенец пожаловал.
Эстебан быстро оглянулся – в дверях стоял Шабли, не пропустивший ни одного занятия по рисованию с тех пор, как унары дошли до обнаженной натуры. Маслянистые глазки жадно шарили по телу Валентина. Эстебану отчаянно захотелось изо всех сил ударить кулаком в мерзкое лицо, но тут он заметил, что и Савиньяк как-то чересчур заинтересованно изучает Придда. Улыбка, перекосившая надменное лицо Колиньяра, не сулила Арно ничего хорошего.
Отведённое на урок время подходило к концу. Ментор собирал работы, Валентин спокойно надевал жуткую лайкскую одежду. Эстебану казалось, что на его глазах совершается святотатство.
- …Унар Эстебан! - его явно звали не первый раз, на лице учителя было написано робкое удивление. – Вы не справились с заданием?
- Вы ошибаетесь, мэтр. Это мой лучший рисунок! – Эстебан небрежно бросил чистый лист поверх работ других «жеребят» и стремительно вышел из комнаты.
Часть 2. Суза-Муза
Кто скрывается за маской Сузы-Музы, Эстебан понял довольно быстро. Точнее даже, сразу. Логика требовала назвать Кальявэру или Салину, но Колиньяр наплевал на рациональное мышление и был твёрдо уверен: Суза-Муза – Придд. Пара бессонных ночей, проведённых в ледяных коридорах, – и интуиция торжествует победу (а граф Сабве несколько дней хлюпает носом). Умение передвигаться быстро и бесшумно отработано годами тренировок в отчем доме, - и вот уже Эстебан точно знает, что принадлежащие графу Медузе вещи Валентин прячет в старом камине на втором этаже. Самое время красивого, эффектного появления – и рука ложится на плечо Спрута прямо у двери его комнаты.
Конечно же, Придд не заорал от неожиданности, не подпрыгнул на месте, но развернулся резко, глаза выдавали тревогу.
- Доброй ночи, граф, - Эстебан говорит шепотом, чтобы голос не разносился по гулкому коридору, поэтому наклоняется очень близко к Валентину, почти шепчет ему в ухо. Упёртая в стену рядом с головой Придда рука не позволяет тому сбежать. – Не могу передать, как я рад нашей встрече.
- Сожалею, но не могу сказать того же о себе, - Васспард хоть и не шепчет, всё же говорит очень тихо.
Эстебан ухмыляется и бесцеремонно разглядывает Валентина. Так близко друг к другу они не стояли еще никогда. Можно увидеть свое отражение в его зрачках, трещинку на нижней губе и родинку над верхней и там же – бисеринки пота. Ну надо же – Придд волнуется!
Эстебан самодовольно улыбается:
- Вам следовало тщательней беречь вашу тайну, чтобы о ней не догадались, - одна рука осторожно отводит прядь от лица Валентина, другая скользит по скуле, шее, замирает на груди. – А теперь вам придётся быть крайне уступчивым, дабы догадавшиеся не поделились своим открытием с другими.
Пальцы ложатся на губы Валентина, обводят контур, поглаживают. Тот не пытается увернуться и словно бы даже с любопытством смотрит на Эстебана. Сабве торжествующе ухмыляется и уверенно целует Валентина. Васспард мягко отстраняет его и вдруг бьёт по лицу тыльной стороной ладони.
Эстебан охает, хватается за щёку, отступает на шаг.
- Вы обознались, граф. Приятных снов, - Валентин кланяется и исчезает за дверью комнаты.
Эстебан сжимает кулаки и побелевшие губы. «Ну что же, Придд, ты сам этого захотел. Безнаказанно оскорбить Колиньяра ещё никому не удавалось. Клянусь честью, ты ответишь за это сполна».
Часть 3. Сны и реальность
В комнате темно, единственный свет – лунный. Этого мало, чтобы как следует разглядеть лежащего рядом юношу, но Эстебан всё помнит и так: и тонкий изгиб бровей, и длинные чёрные ресницы, и что нижняя губа чуть полновата, а над верхней – еле заметная родинка.
Валентин смотрит на него, и Эстебана пробирает дрожь. Не от холодного взгляда Спрута. Если его глаза – лёд, то лёд обжигающий, опаляющий страстью, затягивающий в свою глубину. Забывая обо всём, Эстебан бросается в эту бездну. Целует губы – покорные, руки – изящные, кожу – нежную, касается губами груди – и чувствует, как сердце часто отмеряет удары, опускается ниже… и просыпается в мрачной лаикской келье. В маленькое окошко начинает пробиваться свет, значит, скоро им вставать.
Он закрывает глаза, позволяя себе последний полёт воображения, руки быстро доделывают начатое сном, и граф Сабве… нет, конечно же унар Эстебан брезгливо комкает испачканный платок и небрежно кидает его к грязной одежде. Он может позволить себе такую неосторожность: рыться в вещах Колиньяра лаикские ничтожества не осмелятся.
Он идёт по узкому коридору бывшего монастыря и, встречая Валентина, намеренно больно задевает его плечом, отпускает сальную шуточку и под хохот Северина проходит мимо. Эстебан не оборачивается и знает, что Валентин не обернётся тоже, и от этого обида и злость болью сжимают сердце. |