Жарко. Окна распахнуты настежь, в темноту ночи, в которой непривычно громко стрекочут большие, такие же, как в Варасте, кузнечики. Слабый-слабый ветерок вяло тянет, принося с собой запах моря. От прохладного дуновения становится чуть легче, но совсем чуть. Жарко.
- Ну, скажешь, наконец, какая кошка принесла тебя сюда от светлых очей наследника Раканов? – будто бы совершенно равнодушный голос заставляет Дика отвернуться от окна и посмотреть на первого маршала Талига.
Ворон сидит за большим, тяжёлым даже на вид столом, бездумно вертя в руках перо. Перед ним лежат чистые листы бумаги – ещё не все письма написаны сегодня. Ричард чувствует, что в его голове так же пусто, как на этих листах – он не знает, что отвечать на вопрос эра… бывшего эра. Даже самому себе, даже в мыслях, что уж говорить о большем. Но не отвечать нельзя.
Монсеньор, вы, кажется, говорили, что лучшая защита – это нападение? Или кто-то другой… но какая разница, всё равно в вашем духе. Вот и проверим.
- А вы? – Дик чуть вскидывает подбородок и смотрит прямо в глаза Ворону. – Почему не дали пристрелить, как только увидели? Тапо собирался, я же видел…
Кажется, монсеньор на мгновение растерялся, ну, по крайней мере, пальцы неуверенно дрогнули, слегка погнув перо. Но это, конечно, только кажется. Кэнналийского Ворона не смогли застать врасплох противники поопасней Ричарда Окделла.
- Из любопытства, юноша, исключительно из любопытства. Стало интересно, что ты тут забыл. Кстати, ты не ответил. Так что? Неужели блистательный Альдо Ракан проиграл мне, предателю и потомку предателя? – в голосе маршала звучит издёвка, но, как ни противно признавать, он имеет на это право.
Дик снова смотрит в окно, за которым не видно ничего, кроме светящихся окон соседних домов в отдалении. Он не хочет думать об Альдо. Больно. Противно. И невыразимо горько. После умерших мечтаний остаётся слишком мерзкое послевкусие. Но отвечать что-нибудь надо.
- Вы мне снились, монсеньор.
Глупость какая. Назвать такую причину… Даже если это и правда.
- Вот как? – голос Ворона звучит по-прежнему насмешливо и безразлично. – Надеюсь, я побеспокоил ваш сон не в виде свежего трупа.
- Не в виде, - Дик снова с вызовом смотрит на маршала, чувствуя, что начинает краснеть.
Некоторые из этих снов стоило бы забыть. Например тот, в котором Ричард вёл Айрис в церковь, на венчание. Она была такая красивая, в роскошном свадебном платье… но стоило на мгновенье отвернуться, как сестрёнка оказалась переодетой в мужской колет, а платье каким-то непостижимым образом оказалось на самом Диконе. Айри смеялась и тащила его к алтарю, у которого ждали Рокэ и кардинал Сильвестр, готовый провести церемонию.
Ворон хмыкает и склоняется над письмом, кажется, полностью утратив к собеседнику всякий интерес. Ричард некоторое время продолжает сидеть, обняв колени и глядя на пишущего монсеньора. Он не понимает, зачем здесь нужен и почему его не отошлют, если маршал занят. Почему-то вспоминается Вараста и ненавистная история с Феншо. Точнее, вечер до их вылазки. Тогда Алва тоже позвал его к себе, и тоже заставил молча сидеть рядом с собой, как будто в этом была какая-то необходимость. Как будто?
Дик тихо вздыхает про себя и осторожно спускает ноги на пол. Пожалуй, пора идти. Уходить, конечно, не хочется ни капельки. Там, за дверью кабинета маршала, его ждут только подозрительные и недобрые взгляды кэнналийцев, чуть пренебрежительная, до ярости обидная вежливость Марселя Валме и ещё Герард Арамона, который добрых чувств ну совсем не вызывает, что бы там ни говорил монсеньор.
- Ты куда-то собрался? – кажется, у Алвы глаза есть ещё и на затылке, и на темени и на макушке, иначе как он заметил… - Я тебя не отпускал.
Ворон встаёт, сгребает со стола охапку каких-то бумажек и небрежно бросает на колени Дику.
- Разбери. Хватит уже заниматься бездельем, юноша.
Ричард обиженно смотрит на Рокэ. Можно подумать, он когда-нибудь отлынивал от своих обязанностей! Это сам монсеньор с самого начала сказал, что ему ничего не надо делать! Ворон вопросительно вскидывает бровь, и Дик поспешно опускает взгляд к бумагам. Безделье действительно надоело, кроме того, из-за него возникало неприятное чувство собственной неуместности здесь, рядом с маршалом, который, вообще-то, не прохлаждается, а занимается войной.
- Как разберёшь – скажешь, - бросает Ворон и снова садится за письмо.
- И что потом? – осторожно уточняет Дик, берясь за первый лист.
- Потом ты расскажешь мне, что же тебе такого снилось, что ты явился сюда, наплевав на возможность получить пулю в лоб в качестве приветствия.
Дик вздрагивает. Снилось… ему много чего снилось, и, открыв глаза, он подолгу лежал, собирая все эти видения, сохраняя их в памяти, как россыпь драгоценностей. Все… кроме одного. Кроме того, в котором Робер не сказал ему того, чего сказал, а мечта по имени Альдо Ракан так и не разбилась о реальность. Дик не помнил, чем заканчивался тот сон, и не хотел вспоминать, просыпаясь от глухой тоски и необъяснимого, непреодолимого ужаса, кусая губы, чтобы не начать звать на помощь, как какой-нибудь ребёнок. Звать эра… бывшего эра.
- Расскажу, - тихо соглашается Дикон, смотря, как собственные пальцы сминают документ, чуть не порвав его.
Он действительно расскажет, как Рокэ и просит. Все эти смешные, нелепые и дурацкие фантазии, даже про платье. Расскажет всё, кроме правды.
Кроме того сна, который, по счастливой случайности, так и не сбылся.
|