Предрунье
Умеешь ли резать?
Умеешь разгадывать?
Умеешь окрасить?
Умеешь ли спрашивать?
Умеешь молиться
и жертвы готовить?
Умеешь раздать?
Умеешь заклать?
Речи Высокого, 144
Холодный ветер свистел и качал кроны деревьев, а камень под ногами гудел. Ровно, мощно, чуточку ворчливо, словно спросонья. Ричард зябко передёрнул плечами и сошёл с дорожки на холодную землю. Опавшие листья и рыхлая почва заглушали гулкий рокот глубоко внизу, но Дик продолжал ощущать его отзвуки. Опять. Снова. Который раз после Сагранны и поющего о смерти горного зверя, вместе с которым он летел вниз, чтобы убивать.
- Случилось что, тан Рихард? – старческий голос за спиной прозвучал неожиданно, но Дик его будто ждал.
- Ничего, - пробормотал он, глядя на носки своих сапог. На землю. На разбросанные по земле мелкие камушки.
Старая Нэн коротко, сухо засмеялась.
- Ай, не врите, тан Рихард, не пристало.
Дик почувствовал, как щёки начинают гореть. Старая Нэн всегда точно угадывала, если они с Айрис пытались солгать. Старая Нэн никогда не выдавала их матушке, но её короткие отповеди почему-то заставляли стыдиться больше, чем часовая проповедь отца Матео или суровый выговор герцогини Мирабеллы. Старая Нэн всегда знала, если у них случилась беда, и умела подсказать, как с ней справиться.
Всегда.
- Мне кажется, я схожу с ума, - тихо сказал Ричард, не оборачиваясь.
Недолжно Повелителю Скал обращаться за помощью к какой-то служанке, но ведь это не какая-то, это же старая Нэн, которая с детства, вопреки маменькиным запретам, рассказывала им с Айри странные сказки и учила старым заклинаниям… одно из которых давно, больше полутора лет назад, спасло его в Лаик.
Дик сглотнул и нервно покрутил на пальце фамильный перстень. Карас словно ластился к подушечкам пальцев, тёплый, несмотря на холодную погоду. Старая Нэн молчала.
- Мне кажется, что камни… говорят, - это звучало дико, но такими же дикими казались истории самой Нэн.
Герцог Окделл взялся изливать душу полоумной старухе. Хорошо, что матушка не слышит, её презрение, её разочарование не хотелось даже пытаться представить.
- Камни всегда говорят, - сказала Нэн, спокойно и будто бы с лёгким недоумением, как если бы Дик пожаловался, что собаки лают, а гуси гогочут. – И воды. И ветер. И огонь. Только мы не желаем этого слышать. Что они хотят сказать вам, тан Рихард?
Старуха, наконец, приблизилась к нему вплотную, обошла, взглянула пристально. Её лицо стало совсем сморщенным, будто печёное яблоко, в седых волосах как всегда болтались деревянные бусины. Но светлые-светлые глаза смотрели по-прежнему цепко. И это совсем не напоминало крысу, как у матушки.
- Я не знаю… не понимаю. Просто… говорят, - плащ рвануло с плеч очередным холодным порывом. – Кажется, они недовольны, что ветер дует.
Нэн снова засмеялась.
- Камни всегда недовольны Ветром, а Ветер Камнями. Они слишком разные, они противоположны друг другу. Зато, если договорятся, это будет редкостный союз. Тан Рихард, если вы хотите знать, что вам делать, пройдите по Ступеням Севера. Вы ведь помните, как старая Нэн рассказывала вам о рунах и их силе? Вы тогда хотели научиться им, но было рано. А руны не церковники, им нет дела до куска хлеба или власти их веры. Они не будут лгать. И наставят на путь пошустрее этих балаболок с их молитвами да постами.
Дик возмущённо уставился на старуху. Она окончательно из ума выжила! Повелители Скал всегда были достойными сынами церкви и не имели дела с деревенскими суевериями! Как только матушка её до сих пор не выгнала? Хотя старую Нэн выгонишь, пожалуй. То есть, жалеют её, вот она и пользуется.
А то, что он когда-то хотел научиться так называемому деревенскому колдовству… Ну да, хотел. Давно-давно, когда отец был жив, яблони цвели, люди улыбались, и не было ни восстания, ни постыдной нищеты, ни позора проигравших, а сказки-песни про древних демонов и магию казались самым страшным, что бывает в жизни. Странно, что речитативы этих песен врезались в память лучше, чем молитвы отца Матео: стоило подумать, как тут же всплыли мерные строчки.
- Не смотрите так, тан Рихард, не смотрите, - погрозила длинным, сморщенным пальцем старая Нэн. – Зря вы перестали верить.
Конечно, перестал. Тогда он был ребёнком, вот и забивал себе голову ерундой. Сейчас другое дело, и у последнего герцога Окделла есть задачи поважнее борьбы со сказочными чудовищами и выучивания деревенских заклятий. У него долг перед Талигом, перед Людьми Чести, перед Вороном и королевой. У него обнищавший Надор и сестрёнка Айри, которую обязательно надо забрать от матушки.
У него Скалы, которые начинают глухо говорить на своём каменном языке и ворочаться под ногами тяжкой мощью.
Ричард промолчал, снова глядя в землю. Старая Нэн какое-то время ждала ответа, а потом села на корточки, заставив подол серой юбки мазнуть по земле. Небрежно смахнула ладонью опавшие листья и приготовилась рисовать прямо в сухой пыли.
- Руны можно делать из дерева, но вам лучше взять камень. Сначала сделаете бляшки, ровно двадцать пять штук, и из лоскута свиной кожи - мешочек для них. Перед сном нанесёте руну, масляной краской, в которую добавите свою кровь, самодельной кисточкой, к волоскам которой добавите свои волосы. Потом её сожжёте, а то мало ли. И никаких заказов, только своими руками! Иначе нельзя. Первая руна зовётся Фа, – на земле появился первый рисунок. – Владение, питание, скот…
Ричард открыл рот, чтобы возразить, и закрыл, как выброшенный на берег озёрный карп. Слова не шли из горла, и ноги точно приросли к месту. Речь старой Нэн текла плавно и ритмично, и каждая фраза впечатывалась в память, словно выжженная калёным железом.
Ур, Турс, Ас, пять, шесть, десять, двадцать древних знаков. Завораживающих. Манящих. Дышащих силой со стылой земли. Дагаз. Офал. Вёрд. Двадцать четыре знака, двадцать пять имён.
Старая Нэн замолчала, переводя дух. Некоторое время по-прежнему сидела, потом решительно провела по земле рукой, смешивая рисунки, и начала медленно подниматься, с явным трудом разгибая спину. Ричард машинально подхватил её под локоть, помогая встать. Она благодарно улыбнулась, мигом превратившись из сказочной ведьмы, читавшей заклинания, в добрую бабушку-няньку, готовую угостить сладким пирогом и знать не знающую какую-то там волшбу. Дик облегчённо вздохнул и пообещал себе, что выкинет её бредни из головы.
Если сможет.
Камни замолчали, и ему казалось, что забыть про все эти предрассудки будет очень просто.
- Ричард! – запыхавшийся Наль подлетел к ним и схватил Дика за руку, не обращая внимания на старую служанку. – Ричард, идём скорее! Там Айрис! И госпожа Мирабелла! Ох, я же не знал, что нельзя, я просто сказал, ну, чтобы тему поменять. Ричард, пойдём же!
Дик пошёл за Налем, сначала медленно, чувствуя желание обернуться, ещё раз посмотреть на оставшуюся стоять Нэн, а потом всё быстрее, ещё ничего не понимая, но чувствуя беду в бессвязных оправданиях Наля, в его дёрганых движениях и несчастном взгляде побитого пса.
На конюшне Ричарда ждал отравленный линарец, заплаканная Айрис и разгневанная матушка. А ещё через полчаса Дик, кипя от злости на упрямство вдовствующей герцогини, вылетел из замка, который внезапно стал окончательно чужим.
Старая Нэн стояла на стене и смотрела ему вслед. Она не успела рассказать о важном. О том, что вставший на путь рун должен уйти от мира, лучше совсем или хотя бы насколько сможет. Опасно оставаться рядом с людьми, когда взываешь к силам. Заденешь всех, кто вокруг, и Создатель знает, не пришибёшь ли ненароком. Да и самому стоит поберечься, чтоб не смололо. Хотя молодой тан, он крепкий. Раз уж до сих пор не переломался, то и тяжкую милость рун выдюжит. А что руны он позовёт, можно даже не сомневаться. К «сказкам» старой Нэн молодой тан всегда прислушивался получше, чем к речам своей матушки и её ручного святоши, хоть и сам этого не замечал.
Эдд первый
Фа
Владение. Питание. Скот.
Руна исполнения, удовлетворения честолюбия, счастливой любви.
Наслаждайтесь своей удачей и не забывайте поделиться ею.
Ощущение гармонии, довольства и стабильности.
Рико с наслаждением потягивал вино, пристроившись у стенки трактира, прямо в квадрате солнечного света, бившего из окна. Спину приятно грело и почти не дуло, вино оказалось удивительно непротивным на вкус, за окном надрывались какие-то местные пичуги, и, самое главное, его непоседливый подопечный никуда не шёл. А также не ввязывался в драки, не ходил к дурным знакомым, не подставлялся под шаловливые ручонки мелкого ворья и вообще вёл себя на редкость благопристойно.
Рико невольно улыбнулся в свою кружку, с непривычным чувством умиления наблюдая, как Ричард, герцог Окделл, флиртует с местной служаночкой. То есть, флиртовала шустрая девчонка, а закрасневшийся дор Рикардо рассеяно улыбался ей в ответ. Видеть его улыбающимся было странно.
Северяне к этому вообще не шибко приспособлены. Словно и в самом деле есть какая-то правда в старых шутках, мол, будто бы для того, чтобы человек научился по-настоящему смеяться, он с самого детства должен впитывать солнечный свет, яркий, жаркий, южный. Такого в северном небе не сыщешь. То есть, не то чтобы Рико самолично северные небеса проверял, но что солнце там светит потусклее, чем на родине, даже не сомневался. Вот северяне и ходят вечно хмурые да серьёзные, как каменюки под дождём, а улыбаться по-настоящему, с огоньком, не умеют.
Ну, то есть, обычно не умеют
За редким исключением.
Вот как дор Рикардо сейчас, кому рассказать – не поверят, головой в конскую поилку сунут, раз её, бедовую, напекло до миражей. Девчонка аж разомлела вся, голыми руками брать можно, знай, обнимай пониже спины, да шепчи на ушко комплименты, и цветок за корсаж уронить не забудь.
Хотя, о чём говорить, девушкам угождать северяне тоже не шибко горазды. Ухаживать если и могут, то медленно, неторопливо и словно по заранее составленному списку, а флиртовать легко, как птицы поют, да чтоб искры летели – не умеют.
Ну, то есть, обычно не умеют.
За редким исключением.
Рико снова ухмыльнулся в полупустую кружку, не спуская глаз с оруженосца соберано. С него попробуй, спусти, моргнуть не успеешь, как придётся бежать, теряя сапоги, на помощь, да чтоб не заметил никто. А бежать не хочется, ноги, чай, не лошадиные. А дор Рикардо последние два дня и так ходил без устали, да всё пешком, да всё по закоулкам, чуть на стены не натыкался, словно закатные твари водили на верёвочке, а сам белее мела был и будто всё время кого-то слушал. Рико уж думал, не сказать ли Хуану, пусть он тех лекарей вызывает, которые мастера по тому, что у людей под шляпой творится. Спасибо Создателю, не пришлось.
- Лара, хватит бездельничать! Бегом вино разносить, гости ждут! – зычный окрик хозяина заставил увлёкшуюся девушку испуганно подскочить на месте, выставив перед собой пустой поднос, словно щит.
Две её подружки, которые вроде и не были уличены в бесстыдном ничегонеделании, тоже задвигались шустрее раза в два. Дор Рикардо улыбнулся и что-то сказал, Рико не расслышал что, далековато сидел. Девушка вспыхнула, улыбнулась, как-то вдруг робко, будто это был первый комплимент в её жизни, и исчезла за дверью на кухню, только юбки свистнули.
А дор Рикардо остался сидеть, подперев щёку рукой и глядя куда-то перед собой, только рассеяно перекатывал в пальцах какой-то камешек, чёрный и гладкий, гальку, что ли. Двигаться с места он явно не собирался, словно вросший в землю камень. Большой такой валун, нагретый летним солнышком, с прожилками поблёскивающего кварца, тяжёлый и основательный. Такой и захочешь, а не сдвинешь, будет себе лежать, подставляя бока тёплым лучам, словно опора всего окружающего мира.
Рико довольно вздохнул и вытянул ноги. Хорошо, что бежать никуда не надо.
- Хорошее место, верно? – раздался рядом немного неуверенный голос.
Этого человека Рико заметил некоторое время назад, когда тот подошёл слишком близко для того, чтобы его можно было не замечать. Подозрений незнакомец не вызывал, но никогда не стоит обделять вниманием того, кто, вытянув руку, может достать тебя ножом. Даже если этот «кто» выглядит сущим увальнем и чинным отпрыском богатых родителей. Сначала увалень молча топтался неподалёку, а потом и вовсе сел рядом на скамью. Поёрзал, помолчал и вот, наконец, разразился бессмысленно-вежливым вопросом. Видать, бедняга, не знал, как начать разговор.
- Да, неплохое, - скупо согласился Рико, продолжая одним глазом коситься на дора Рикардо.
- Очень хорошее, - продолжил незваный собеседник и замолчал, оглядывая стены. – Я тут раньше не был, - похоже, передышка ему требовалась после каждых нескольких слов.
Рико пожал плечами. Трактир был как трактир, не самый процветающий, но и не клоповник какой-нибудь. Робу, хозяину, вечно не хватало совсем немного денег, чтобы довести своё заведение до подобающего уровня, а не доведённое до должного уровня оно давало чуть-чуть меньше денег, чем было бы нужно. Из этого замкнутого круга легко мог вывести правильно взятый долг, но Робу просто сказочно не везло с возможными кредиторами – все они отказывали в самый распоследний момент, будто сговорившись.
- Вы ведь хорошо здесь всё знаете? – продолжил неизвестный свои бессмысленные расспросы.
- Знаю неплохо, - снова согласился Рико, про себя жалея, что глаза у него расположены как у обычного человека, на лице, а не по обе стороны головы, как у диковинного меняющего цвет зверя из Багряных Земель. Тогда он без труда мог бы одновременно и одинаково внимательно следить и за дором Рикардо, и за этим разговорчивым господином. Господин, конечно, ну совсем не выглядел злоумышленником или коварным подсылом, который должен отвлечь внимание телохранителя, но всякое может быть. Если бы все злоумышленники и подсылы были похожи на самих себя, то иметь с ними дело было бы гораздо проще.
А трактир Рико и правда знал неплохо, да что там, очень хорошо знал. Именно сюда, вот совпало, ходил как на службу, едва выпадала свободная минута, облазил все ближайшие подворотни. Ради золотых кос Лизы, средней дочки Роба, только тссс, это секрет. Кто узнает, что он, да на третьем десятке вдруг начал вокруг хорошенькой девицы кругами бегать, как сопляк малолетний – засмеют ведь. И правильно сделают.
Интересно, где она сейчас? Жаль, нет, даже не полюбоваться. А хотя, и хорошо, что нет. Когда за дором Рикардо присматриваешь, о золотых косах лучше забыть.
- Это хорошо, что вы местный, - обрадовался болтливый незнакомец. – А то я… понимаете, я… заблудился.
Рико шумно фыркнул в кружку, едва не подавившись вином наполовину от неожиданности, наполовину от внезапно прорвавшегося смеха. Да как здесь можно заблудиться?!
- Я понимаю, что это очень смешно, - вздохнул несчастный растяпа, сдул с лица лёгкую каштановую чёлку и смущённо улыбнулся. – Но я никогда здесь не был, - он снова замялся. – И не умею находить дорогу в незнакомых местах…
- Так наймите провожатого, - пожал плечами Рико. – За пару медяков местные мальчишки вас на другой конец города проводят, а добавите им стаканчик вина – так и на край света. Нет, нет, увы, я вам помочь не могу, - он продолжал косить глазом в сторону дора Рикардо.
Впрочем, тот по-прежнему сидел в мире и спокойствии, безмятежный и монументальный. Упитанная чёрно-белая кошка, местная гроза мышей и крыс, гордо и неторопливо, демонстративно не снисходя до неприязненных взглядов завсегдатаев, прошествовала к нему и начала с утробным мурлыканьем тереться о сапог выгнутой спиной. Дор Рикардо удивлённо моргнул и уставился на кошку с уморительной смесью возмущения и недоумения на лице. Кошка прервалась на пару мгновений, посмотрела в ответ и вернулась к прежнему занятию с новой силой. Рико почувствовал, что ему хочется хихикнуть. Дор Рикардо как-то неуверенно отодвинул кошку ногой. То есть, попытался отодвинуть, но она не обратила на это особого внимания. Дор Рикардо двинул ногой резче. Недовольная кошка басовито мяукнула и продолжила отираться о сапог, будто его кошачьей травой натёрли.
- Пошла вон, тварь! – заметивший нахальство животного Роб подскочил к столу и замахнулся на кошку тряпкой, заставив её живо и уже безо всякого достоинства рвануть с места. – Вы уж извините господин, но сами понимаете, не прогнать, мыши, хуже того, крысы. Куда ж без этих кошек в трактире, совсем никуда! А они и пользуются, - зачастил Роб, явно опасаясь, что высокий дворянин, чего доброго, обидится на то, что к нему вдруг пристала нечистая тварь.
Оно и понятно, высокие дворяне разные бывают, не все великодушны, как соберано.
Дор Рикардо нахмурился было, но его лицо тут же разгладилось, только рукой махнул и снова замер неподвижно, по-прежнему теребя свой камешек. Роб с явным облегчением выдохнул и пообещал принести ещё кружку вина за счёт заведения. Как будто эта кислятина могла ублажить дора Рикардо, если бы он действительно рассердился! После знакомства-то с запасами соберано, смех один.
- Любезный, - толкнул Рико в бок совсем приунывшего соседа, – вы бы не вздыхали, а шли бы за хозяином. Он тут всех знает, так что быстро найдёт вам провожатого, а то и экипаж поймает.
Бестолковый растяпа тут же встрепенулся, улыбнулся и подхватился с места.
- Спасибо, - с подкупающим прямодушием поблагодарил он. – Как я сам не догадался?..
Рико пожал плечами, про себя флегматично подивившись, как такие недотёпы выживают на этом свете, и снова расслабился, моментально забыв о недавнем собеседнике, который с неожиданной, видимо, даже для самого себя резвостью нагнал трактирщика и ухватил его за рукав.
- Любезный, мне нужна ваша помощь, не откажите…
Эта короткая фраза для Марио Поло была настоящим подвигом, впрочем, как и все остальные. Так уж сложилось, что он с огромным трудом мог заставить себя открыть рот и сказать хоть что-нибудь, особенно обращаясь к незнакомым людям. Слова были предателями, они слушались, только пока оставались в голове или лились на бумагу, но стоило попытаться произнести их вслух – моментально разлетались, как глупые пичужки, вспугнутые слишком резко брошенными крошками. Шуточки стервы-судьбы, как говорил отец, с кривой усмешкой глядя на наследника. Наверное, это действительно было смешно – то, что у одного из самых удачливых купцов, который и гогана под вдохновение мог заговорить, родился такой косноязычный сын. Жаль, пока Марио не удавалось оценить прелесть столь тонкого юмора.
- Да, господин? – трактирщик обернулся, с широкой улыбкой глядя на гостя.
Марио глубоко вздохнул, готовясь к следующей фразе и чувствуя прилив бодрости от доброжелательного тона вопроса. Он привык, что его слов ждут с плохо скрываемым нетерпеливым раздражением. Нет, понятно, что хозяину трактира не с руки вызверяться на богатого посетителя, но Марио всё равно почувствовал себя уверенней.
Это место вообще вселяло уверенность. Странно даже, казалось бы, совсем обычный городской трактир, не лучше других, так, средней руки: и занавески не самые новые, с аккуратной штопкой, и столбы некоторые стоило бы подкрасить, но чувствовалась в самих каменных стенах какая-то спокойная основательность, неуловимый запах благополучия. И да, той самой уверенности в себе. Настолько чувствовалась, что Марио даже смог сначала заговорить с одним из местных завсегдатаев, невысоким обаятельным кэналлийцем, а потом и к трактирщику подойти. И ни разу пока не начал заикаться.
- Я заблудился. Я никогда не был в этой части города. Может, вы знаете, кто мог бы проводить меня до центральной площади… Я заплачу!
На этом запасы сил иссякли, и Марио замолчал, нервно сдув чёлку, как всегда упавшую на глаза. Давно к цирюльнику пора.
- Конечно, господин, - заулыбался трактирщик. – Мой сын вас и отведёт. Он у меня толковый, да и заказы постоянно разносит. Знает все улицы, как свои пять пальцев. Даже не сомневайтесь, дойдёте самой быстрой дорогой, устать не успеете. Лара! Опять бездельничаешь! Живо за дело!
Марио облегчённо вздохнул про себя тому, как быстро удалось договориться, и пошёл за трактирщиком, краем глаза заметив, как молоденькая служанка, видимо, та самая Лара, отскочила от одного из посетителей.
- А если хотите, - продолжал между тем хозяин заведения. – Я вам ещё соберу с собой что-нибудь. А то ведь вы даже и не поели ничего, уж я-то видел. Плохой бы я был трактирщик, если б не увидел! Уж не сомневайтесь, господин, стряпня моих поварих вам придётся по вкусу. Да любого спросите, у старого Роба еда всегда хороша, да и вино, может, и не то, что в Кэналлоа, но уж получше, чем у многих…
Марио согласно кивнул затылку трактирщика. В таком замечательном месте просто не могли дурно кормить, а вкусные запахи, доносящиеся с кухни, это подтверждали.
- Немного еды не помешает.
Старый Роб закивал и тут же зычно позвал поварих. Голос у него был что надо, такому бы даже отец отдал должное. Впрочем, Марио давно приучил себя не завидовать, иначе ему пришлось бы тратить на зависть почти всё своё время, даже завтрак, обед и ужин. А это, наверное, было бы очень утомительно.
Корзинка с едой и бутылкой вина была собрана в считанные минуты, сын трактирщика, всклокоченный мальчишка с облупленным носом и хитрющими глазами, найден и того быстрее. Марио молчал, благодарно улыбался и уже было потянулся к кошельку, но тут его вдруг осенила прекрасная мысль.
- Вот, - он снял с пальца перстень с большим изумрудом и протянул старому Робу.
Тот изумлённо уставился сначала на кольцо, потом на Марио.
- Господин, это слишком много! Поверьте, я разбираюсь в камнях, у меня двоюродный брат в ювелирах. Мне бы да не разбираться, он кого хочешь научит, не спрашивая.
- Всё в порядке, возьмите. Камень настоящий, правда.
Сегодня был хороший день. Удачный, несмотря на глупое плутание по незнакомым улицам. А за удачу порой стоит и отдариться, только ни в коем случае не деньгами, она обидится. Да и трактир заслужил хороший подарок, пусть даже и практически ни за что, во всяком случае, так считал Марио. А перстень он всё равно не любил, вот не лежала душа, так и выкинул бы, только не к лицу почтенному наследнику торговой семьи разбрасываться драгоценностями. А так, получается, и не выбросил, и старую примету уважил, и от неприятной вещи избавился. Отец, конечно, посмеялся бы, а то и рассердился, но ведь отец всегда смеётся и сердится, большего Марио не заслужить. Так что и думать нечего.
Трактирщик ещё немного поколебался, потом пожал плечами, лучезарно улыбнулся и с поклоном взял перстень. Марио облегчённо вздохнул, уговорить старого Роба, если б тот вздумал упрямиться, было бы непросто. А хотя, чего б тому упрямиться-то? Будет теперь и краска на столбы, и новые занавески. Шёлковые, цветные. Марио улыбнулся своим мыслями, кивнул хозяину на прощание и поспешил за его сыном, который уж весь извертелся на месте от нетерпения.
Проходя мимо открытой двери, Марио ещё раз посмотрел в зал трактира, словно попрощался. Взгляд зацепился за того самого кэналлийца, который сидел на прежнем месте и разговаривал с какой-то светловолосой девушкой. Довольный и, похоже, смущённый, а иначе чего бы постоянно смотрел в сторону. Марио хихикнул про себя такому сочетанию как «кэналлиец» и «смущение» и пошёл дальше, тщательно запоминая дорогу. Пожалуй, в это заведение стоило заглянуть когда-нибудь ещё, оно было просто замечательным.
Оно было просто замечательным – всё вокруг. Это казалось странным и непривычным, особенно после тусклых стен родного замка, похожего на склеп. Оллария – хороший город, но никогда раньше здесь не было так тепло. Или он просто этого не замечал? Не могло же солнце начать светить по-другому, в самом деле.
Наверное, это было неправильно, так радоваться. Ведь Айри вынуждена в это время оставаться с матушкой и терпеть холод стылых камней, и королева должна томиться за толстыми дворцовыми стенами, которые на самом деле – клетка. Но не радоваться почему-то не получалось, и камни под ногами гудели довольно и умиротворённо, а их голос больше не пугал.
Идти куда-то, делать что-то не хотелось, хотелось просто сидеть и упиваться каждым вдохом, невозможно, оглушающе пьянящим, как густой летний хмель. Ричард прикрыл глаза и ласково провёл подушечками пальцев по нарисованному на каменной бляшке знаку. Фа. Владение. Питание. Скот.
Ур
Получение новой формы.
Что-то завершается, что-то начинается.
Там, где сила, нет застоя.
Переход от ленивой расслабленности Фа
к напряженной готовности отстаивать себя.
Утро красит нежным светом…
Хуан поморщился. Во-первых, было уже не совсем утро. Во-вторых, неотвязно крутящаяся в голове строка успела порядком надоесть. В-третьих, Хуан вообще не особенно жаловал поэзию, полагая, что песни должны складываться несколькими поколениями весёлых моряков и от души, а не каким-нибудь учёным занудой, отмеряющим слоги, как на счётах, и ни на ноготь не смыслящим в порывах сердца.
Утро красит нежным светом…
Тьфу!
Хуан решительно стиснул зубы и старательно начал думать о другом. Не об утре, которое красит светом, а о более прозаичных вещах. Когда следишь за большим особняком, бестолковыми слугами и дором Рикардо, этих самых вещей наберётся по маковку и больше, знай, успевай поворачиваться. Тут не до нежного света, который красит утро.
Тьфу!
Это всё последние дни, какие-то сонные, ленивые, как любимое пушистое одеяло, всё из-за них. Разморило, вот и лезет в голову всякая благодушная блажь. Пора бы с ней заканчивать, пора бы случиться чему-нибудь новенькому. Слишком длинное затишье до добра не доводит – расслабишься, тут тебя и ухватят за мягкий бок острыми зубами. Устроить, что ли, дому какую-нибудь небольшую встряску?
Придумать, в чём встряска будет заключаться, Хуан не успел: из-за угла стремительно появился дор Рикардо. Спешащий, быстрый. Пресловутый учёный зануда наверняка описал бы его «как готовая сорваться с тетивы стрела». Движения рваные, шаг резкий, новый, только купленный плащ, закреплён чуть криво, колет не застёгнут на последнюю пуговицу, взгляд одновременно острый и рассеянный, и слабая мечтательная улыбка. Дор Рикардо промчался мимо слегка опешившего Хуана, даже не заметив, будто увесистый булыжник из пращи мимо просвистел, и почти бегом спустился по лестнице.
Так.
Что-то случилось?
Так.
А соберано-то и нет. Самому теперь, что ли, дуэль на десяток участников останавливать? Впрочем, дуэль была этапом пройденным, и наверняка следовало ждать чего-нибудь поновее. Знать бы ещё, чего, да только откуда это узнаешь, не ясновидящую же бабку с базара звать.
Да, бабку Хуану звать точно было не с руки. Вот Рико – другое дело, это у него стоило расспросить, что такого дор Рикардо успел натворить после несвоевременного возвращения из родового гнёзда, и как так получилось, что ни один негодяй об этом ещё не доложил. Совсем распустились, мерзавцы, пользуются тем, что соберано в отъезде!
Хуан решительно развернулся и сбежал по лестнице. Если бы он мог видеть себя со стороны, то поразился бы тому, какими рваными стали его движения, шаг – резким, а новый шейный платок сбился на сторону.
- Рико, подлец! Где тебя носит? Что вчера произошло с дором Рикардо, и почему я до сих пор ничего не знаю?!
- Произошло?
Рико застыл, не донеся до рта надкусанный пирожок и глупо моргая, так, что захотелось съездить ему по физиономии. Несильно, просто чтоб таким дураком не выглядел и не молчал, Чужой его забери, с раскрытым ртом!
- Да ничего не случилось. Гулял, в драки не ввязывался, на бандитов не натыкался, к дому кансильера даже не сворачивал, толстяка, родственничка своего, тоже не видел. Хуан, что с тобой?
- Со мной-то ничего, - задумчиво протянул дворецкий, напряжённо размышляя.
Итак, ничего не случилось, во всяком случае, если верить Рико. Верить ему, конечно, надо бы, кому, как не ему, но отчего тогда у дора Рикардо был такой вид, будто он готов на другой конец света мчаться, вот-вот, уже сейчас, только с силами соберётся? Не оттого же, что встал с левой ноги. А Рико, хоть и хорош, в последнее время совсем поплыл со своей златовлаской, так что мог и проморгать что-нибудь важное.
- Хуан, небом клянусь, ничего с ним не случилось! – Рико, почуяв неладное, отложил пирожок и явно подобрался. – Он в эти дни наоборот тихий был какой-то, ходил всё один, даже не заговаривал почти ни с кем. Был однажды у камнереза, ну, и по трактирам, но по спокойным, и там тоже всё один сидел. Точно тебе говорю, ничего не было.
- Значит, было раньше, - отрезал Хуан. – Или будет скоро, тоже точно тебе говорю. Нутром чую, ждёт нас нежданный подарочек, не отмашемся. И не дай Создатель, дор Рикардо случайно на этом подарочке свернёт себе шею, соберано с нас шкуры спустит, сам знаешь.
Рико поёжился. Соберано он побаивался, впрочем, как и почти все остальные. Любил, но побаивался. Соберано, он, конечно, великодушный, но лучше его не злить. По-настоящему не злить, то есть, а то костей не соберёшь. Алваро, при всей его шумности и вспыльчивости, в этом отношении был легче.
- Так, кто за ним сегодня должен следить? Не ты, надеюсь?
Рико мотнул головой.
- Сегодня Берто. Я до этого два дня ходил, пора смениться было.
- Тогда почему я вижу Берто во дворе, - Хуан ткнул пальцем, указывая за окно, – хотя дор Рикардо, я слышал, покинул дом уже минут десять как?
Рико секунду пялился во двор, потом ругнулся сквозь зубы, и они, не сговариваясь, поспешили на улицу.
Берто выглядел одновременно несчастным и ошарашенным и явно сам не мог понять, как так получилось, что дор Рикардо вылетел со двора и умчался куда-то, а он не то, что не пошёл следом, вообще едва успел это заметить. Такого просто не могло быть, потому что не могло быть никогда. Ну ведь не могло, правда? Никогда раньше такого не случалось!
Хуан готов был прибить идиота, остановило только то, что делу это не помогло бы никак, только заняло бы лишнее время. А лишнего времени, как подсказывало сердце, могло остаться слишком мало.
Что-то происходило, прямо в эту минуту. Что-то… что? Хуан не знал, но сидеть и ждать неизвестности сложа руки не собирался. Дора Рикардо следовало найти как можно скорее, желательно без неизлечимых ран. Иначе придётся брать пример с узкоглазых варваров с далёкого востока, которые почитают нужным и правильным вскрывать себе живот, если не оправдали надежды своих варварских соберано.
- Рико, бери кого пошустрее, только не этого безмозглого ызарга, - Хуан бросил на Берто свирепый взгляд, – и отправляйся искать дора Рикардо. И опиши мне подробнее, к какому камнерезу и по каким трактирам его носило.
Рико скороговоркой назвал адреса и почти бегом отправился в дом, громко зовя кого-то из своих приятелей, Алехандро и Фабио. Неплохой выбор.
- А ты не попадайся мне на глаза, - зло бросил Хуан несчастному Берто, проверив карманы (нож на месте, деньги при себе), три раза повторил вытянувшемуся в струнку Антонио, чтобы не смел никого пускать, и быстро вышел за ворота.
Где находятся названные Рико адреса, он, к счастью, примерно представлял.
Торопись, а то не успеешь, всё уже случится, а ты так и будешь глазами хлопать, да гадать, как собрать разлитое молоко, которое вовсе уже грязь на земле.
Вот зайдёшь к камнерезу, и расскажет он, что дор Рикардо заказал могильную плиту какому-то сбер… субер… собера… да, точно, соберано, потому что этот самый соберано как раз готов, чтобы под заказанную плиту улечься. Но нет, камнерез молчит, чешет затылок, пожимает плечами. Никаких могильных плит молодой господин не заказывал. Вот к станку просился из камня нарезать, обязательно сам хотел, ну да не жалко, за золото-то, тем более, руки у парня явно правильно приставлены, хоть он и голубых кровей. Ну и что, что сначала порезался немного, зато потом все выточил в считанные минуты, само из-под пальцев вылетало. Не то двадцать, не то двадцать пять бляшек. А могильных плит, нет, не заказывал.
Или завернёшь в трактир, и окажется, что какая-то дурёха громко призналась во внезапной беременности, и руки на себя наложила, перед этим во всеуслышание объявив имя негодяя-отца, не будем уточнять какое. Но нет, резвые служанки на вопрос о красивом герцоге только хихикают, да улыбаются лукаво, стреляя глазками. Кто бы мог подумать, что дор Рикардо так умеет девушек очаровывать. Уж не он сам точно, сам он хорошо, если прямое признание заметит, и то как повезёт. И слава Создателю, пусть не замечает ничего, так оно спокойнее будет.
Или прогуляешься по пустынной кривой улочке и наткнёшься на ревущую над свежим трупом молодую вдову, чьего мужа по чистой случайности прирезал проходивший мимо наглый дворянчик, и так понятно кто. Но нет, пустынные кривые улочки пустынны и кривы, и никаких убийств на них не случалось уже, почитай, лет пять. Не та часть города, тихо тут, благополучно, а ежели кто гулял, обнимаясь с каменными стенами, так какая с того беда, раз никого из честных людей не тронул.
Или…
Или…
Или…
К концу дня Хуан чувствовал себя загнанным жеребцом или псом, так и не догнавшим собственный хвост. Только что пену с губ не ронял. И ничего. Ни-че-го-шень-ки. Ни единой неприятности, не соврал Рико. Одна сплошная благодать кругом разливалась, как жидкий мёд из дырявого горшка. Патока. Хуан с детства сладость не жаловал…
А сердце продолжало заходиться от тревожного ожидания, в голову лезли фантазии одна другой краше, хоть продавай ушлым писакам, которые кропают книжки с занимательными историями на потеху публике.
Хуан присел на бортик какого-то фонтана, на секунду сунул голову под бьющую струю, потом напился. Холодная вода приятно освежила, а что волосы стали мокрые, так не из соли сделаны, в лысину не расползутся, отжал и ладно.
Мимо прошли несколько взбудораженных людей с чёрными лентами на рукавах, ишь, подхватили моду. До Хуана донеслись обрывки злого разговора, что-то о «мерзких еретиках», «диспуте» и «подвешенном, как у Леворукого, языке». Ах да, сегодня же должен был быть спор о догматах веры с каким-то приезжим святошей, вот и возмущаются чересчур праведные олларианцы. Хуан скривился. Нашлись тоже великие блюстители веры, повылезли вдруг, как поганки после дождичка. Заняться им, видно, нечем. Человек, у которого хватает дел, а жизнь идёт своим чередом, о Создателе особо вспоминать не станет. О Создателе вспоминают либо когда голову больше занять нечем, либо когда случилось что, скорее плохое, чем хорошее.
Случилось что, что случилось. Когда и где, сколько ж можно искать?! Или ещё только случится вот-вот?
Судя по воинственным рожам лигистов – очень даже случится. Хорошо, что Антонио приказано не пускать чужаков, он, конечно, трусоват и умом особым не блещет, но ворота теперь не откроет. Плохо, что за воротами нет дора Рикардо, понесли ведь кошки незнамо куда. Если что вдруг, соберано и в самом деле голову оторвёт, а даже если бы и не отрывал – жалко дора, хороший он парень, хоть и дурной совсем. Ну да кто в его годы дурным не был, соберано, вон, ещё не так чудил, тоже ног не хватало бегать следом да спину прикрывать.
Но соберано сам о себе позаботиться мог, а дор Рикардо… дор Рикардо – это дор Рикардо, Чужой его забери. Или нет, только попробуй забрать, и будь ты Чужой или там не Чужой, а получишь по зубам. Дор Рикардо нам самим нужен, сколько бы там соберано ни притворялся, кого только обмануть хочет, спрашивается.
Хуан снова наклонился к воде, сделал ещё пару глотков и поднялся. Всё, что мог, он проверил, теперь надо возвращаться домой, может, от Рико появились какие новости. Или дор Рикардо вернулся.
Дор Рикардо действительно вернулся, такой же заведённый, как и утром, даже ещё больше. Ходил по своей комнате, звук шагов был частым и то и дело сбивался. Потом наступила тишина. Какое-то время Хуан слушал за дверью, а потом к нему подошёл Рико и сказал, что к дору Рикардо припожаловал его кузен и два каких-то незнакомца. Незнакомцев Хуан не жаловал как явление природы, однако незваных гостей в дом пустил, сам себе при этом удивляясь. Видать, где-то в парке кто-то большой сдох. Или правда мир переменился.
Мир переменился. Новые, незнакомые сны, новое, непривычно яркое солнце над горизонтом, заказ нового обручального браслета для Айрис, которую обязательно надо будет привезти в столицу, к новой жизни, и новых колец для друзей, новости о лигистах и теологическом диспуте, который должен стать первым шагом к примирению и обновлению двух церквей, новая встреча с Марианной. Всё новое, всё двигалось, текло, как каменная крошка по склонам гор, и невозможно было удержаться на месте, хотелось бежать следом за этим потоком, а остановка будто грозила смертью. Даже сейчас, когда уже наступил вечер, Ричард не мог сесть, продолжал шагать от стены к стене в своей комнате, нервно сжимая в кулаке каменную бляшку с нарисованным древним знаком. Ур. Получение новой формы.
Потом усилием воли отпустил руну и взял следующую заготовку, пока пустую.
Турс.
Ворота. Место неделания. Нельзя приближаться к воротам
и проходить сквозь них без размышления.
Напряжение растет и замедляется под собственным весом,
концентрируется, напряжение не стремления бежать,
а готовности ждать до упора.
Когда их впустили в дом, Онорэ испытал одновременно и облегчение, и сожаление. Радовало то, что удалось остаться в живых и спасти послушника. Значит, ещё придётся послужить Создателю в сотворённой Им юдоли. Но огорчало то, что придётся подвергнуть обитателей этого дома опасности. Не было ли это ошибкой? Соблазн уйти от смерти велик и мастерски умеет рядиться в одежды здравого смысла.
О прочем Онорэ старался пока не думать, особенно о причине их поспешного бегства. Это было раной, глубокой и кровоточащей, и, чтобы прикоснуться к ней, сначала следовало обратиться к Создателю, уповая на то, что молитва придаст хоть немного сил.
- Ричард! – благородный Реджинальд Ларак, который оказался достаточно смел, чтобы увести их от преследования, радостно вскочил со стула, на который было присел. – Ричард, пожалуйста, позволь им здесь остаться! Это дом Первого Маршала, сюда лигисты побоятся сунуться.
Онорэ перевёл взгляд на вошедшего юношу и растерянно моргнул несколько раз. Он помнил герцога Окделла, тот приходил на исповедь днём, после диспута. Онорэ поразился тогда кипучей энергии этого молодого человека и даже немного заволновался за состояние его рассудка. Юноша словно витал где-то в облаках и в то же время говорил быстро, чётко, не так, как обычно на исповеди, словно хотел поскорее выговориться и сорваться с места. И хотелось побежать вслед за ним, к новым людям, к новой пастве, хотя подобная поспешность вряд ли была бы угодна Создателю.
Сейчас всё стало иначе, и Онорэ понадобилось время нескольких ударов сердца, чтобы начать узнавать герцога Окделла, растерявшего всю свою прежнюю стремительную лёгкость. Ричард смотрел исподлобья, неожиданно тяжело и хмуро.
Впрочем, если юноша уже знает о произошедшем, это неудивительно, вряд ли окончание нынешнего дня могло порадовать детей Создателя.
- Что случилось, Наль? – спросил герцог Окделл слегка севшим, как после сна, голосом.
- Понимаешь, после того, как святой отец исповедовал людей, он благословлял детей и дал им выпить святой воды. И эти дети умерли. Дик, послушай, это наверняка подстроил Дорак! В отместку за проигранный спор. И теперь на нас охотятся лигисты. Если они найдут епископа, то убьют!
Онорэ сцепил руки до боли в пальцах и произнёс несколько слов из молитвы об утешении страждущих, не чувствуя в выверенных строчках прежней благодати. Создатель, за что? За что детей?
Нет, он понимал. Это действительно был ювелирно точный и безжалостный удар. Любую другую ситуацию можно было бы постараться развернуть на пользу церкви и своей миссии, но не эту. По крайней мере, не так быстро, а времени им, конечно же, не дали.
Но дети, дети…
Горечь разочарования в людях разливалась в его душе, будто желчь. Создания Создателя несовершенны, и иногда любить их непосильно трудно. Почти в отчаянии Онорэ поднял взгляд на стоявших перед ним молодых людей, таких юных, таких разных, но пока всё ещё чистых. Может, они снова спасут его, удержав в шаге от пропасти безрассудного гнева на всё человечество скопом.
- Конечно, оставайтесь, - так же неторопливо и тяжело сказал Ричард. – Хуан…
- Комнаты гостей будут приготовлены, - предупредил его приказ высокий молчаливый слуга-кэналлиец с острым взглядом опытного хищника.
Он стоял за спиной Окделла и пристально смотрел на Онорэ блестящими в свете свечей глазами, явно оценивая возможную опасность. Верный сторожевой пёс.
- Спасибо, Дик, - Реджинальд провёл по волосам чуть подрагивающей рукой.
Как известно, не тот отважен, кто не испытывает страха, а тот, кто может сломить свой страх. Виконт Ларак был храбрецом, о чём сам наверняка даже не подозревал. Онорэ мысленно воззвал к Создателю, чтобы тот охранил юношу, насколько можно.
- Тогда позаботься о святом отце, а я пойду, - продолжил Реджинальд. – Надо…
- Тебе лучше остаться, Наль. Там опасно, - возразил Ричард.
Онорэ был с ним согласен. Он понимал желание Ларака помочь: тяжко стоять в стороне, когда рядом творятся бесчинства, а в том, что нынешняя ночь обагрится кровью, Онорэ не сомневался. И доводы рассудка в таком положении кажутся жалким лепетом собственного страха, на который постыдно обращать внимание. Даже если эти доводы совершенно верны. Он сам готов был выйти на центральную площадь, позволив растерзать себя, если бы это могло остановить резню.
Но резня никогда не обходится малой кровью, а вред, нанесённый переговорам между церквями, станет окончательным и бесповоротным. Возможность примирения будет похоронена на века.
Онорэ думал об этом и чувствовал себя отступником. Он, пастырь, должен был защищать паству, а не отсиживаться за толстыми стенами. Но попытка взять на себя ответственность исправлять то, что исправить тебе не по силам, есть грех гордыни, а сейчас Онорэ не мог позволить себе впасть в грех, этот или любой другой. Достаточно и того, что уже случилось.
- Я пойду, Дик, - виконт Ларак упрямо набычился и вдруг стал чем-то похож на своего кузена, тот же взгляд исподлобья, та же упрямо выставленная челюсть. – Не бойся за меня. Ищут отца Онорэ, а я… я просто чиновник в драных сапогах. Надо дойти до казарм.
- Нет, - коротко, словно припечатав, возразил молодой герцог. – Нельзя идти, Наль. Надо ждать, - его слова ложились, будто гранитные глыбы в кладку замковой стены.
- Чего ждать? Дик… - голос Реджинальда показался неожиданно тонким и срывающимся по сравнению с тембром его кузена.
- Надо ждать. Нельзя идти, - повторил Окделл, наваливая на стену последний камень, и повернулся к кэналлийцу. – Хуан, запри ворота.
По лицу слуги скользнула тень улыбки, невесёлой, одновременно снисходительной и мягко-покровительственной.
- Ворота заперты, дор Рикардо. Антонио никого не пустит. Свечи погашены, окна закрыты. Мы спим и не знаем ни про какие отравления и ни про каких беглецов. В доме соберано Алвы не может быть никого постороннего, тем более, еретиков и преступников.
Онорэ почувствовал болезненный спазм где-то около сердца, но смолчал. Этот безжалостный хищник говорил правду, их искали как еретиков и преступников, и с какой-то точки зрения именно таковыми они и являлись. Рядом ощутимо вздрогнул Пьетро. Никогда не был храбрецом и не думал, что ему это понадобится в ордене Милосердия. Увы, имя ордена не может спасти от зла этого мира, приходится обходиться своими силами.
Ричард кивнул. Кэналлиец бесшумно вышел, прихватив себе одну свечу и оставив канделябр с остальными герцогу. Тот снова повернулся к гостям.
- Вы голодны, святой отец?
Онорэ покачал головой. Не время было думать о пище телесной, да и что та пища – такой же тлен, как и тело, которое она поддерживает.
- Я хотел бы помолиться. Есть ли здесь часовня?
Пища духовная сейчас была нужнее во сто крат и ему, и душам тех несчастных, которые нынче ночью отправятся в Рассветные сады. Следовало испросить для них милости Создателя. Как ни горько, сейчас это было единственным, что Онорэ действительно мог для них сделать.
- Есть, но она заперта, - ответил Окделл, глядя по-прежнему давяще.
Как ни странно, от этого становилось немного легче. Тяжёлый взгляд словно приказывал сесть и ждать, когда время для действия придёт, сесть и ждать, не растрачивая понапрасну силы, которые понадобятся позже.
Надо ждать. Нельзя идти.
Онорэ снова невольно поразился произошедшим с молодым человеком переменам и снова усомнился в его душевном здравии. Впрочем, на всё милость Создателя, и замолвить перед Ним слово в том числе за Ричарда Окделла время будет.
- Тогда мы будем молиться в наших комнатах, - тихо сказал Онорэ.
Слуга-кэналлиец снова вошёл, по-прежнему совершенно неслышно.
- Можете идти за мной. Комнаты готовы, - сообщил он, бросив быстрый взгляд на Окделла, видимо, ожидая, не спросит ли тот что-нибудь.
Герцог стоял молча, неподвижно глядя в одну точку, похожий на памятник самому себе. Реджинальд Ларак переминался перед ним с ноги на ногу, явно не зная, куда себя деть.
- Дик, а может всё же?.. – услышал его несчастный голос Онорэ уже из коридора.
- Нельзя идти, Наль, - прежним тоном возразил Ричард. – Надо ждать.
Надо ждать, надо ждать, надо ждать, надо ждать.
Эти слова рефреном звучали у Онорэ в голове, пока он шёл за кэналлийцем по тёмным коридорам особняка, пока доставал и устанавливал маленькую икону в предоставленной им комнате, пока опускался на колени и даже пока шептал первые слова молитв.
Надо ждать.
Больше они ничего не могут сделать.
Напряжение разлилось вокруг, заставив воздух стать неподвижным. Онорэ перебирал горошины чёток, шептал заученные слова, стараясь, чтобы каждое из них проходило не только через уста, но и через сердце. Чтобы каждое их них стало обращением к Отцу, а не пустым набором звуков.
Будь милостив, Создатель, к своим детям. Упокой их души и не дай окончательно утонуть во тьме сердцам тех, кто поддался кровавому безумию. Не дай им погибнуть совсем, ведь они тоже Твои дети, такие, какими Ты их создал, так снизойди же к ним не только справедливостью, но и милосердием Твоим.
Онорэ не ожидал, что после всех потрясений сможет так погрузиться в молитву. Он словно сам стал низко рокочущим ожиданием, опустившимся на тёмный дом. Он продолжал слышать шум, он заметил, как встал и вышел Пьетро, явно намереваясь узнать, в чём дело, позже он даже выслушал рассказ послушника о лигистах и едва уловимым движением кивнул в ответ. Но в то же время продолжал стоять на коленях, почти не двигаясь и почти не дыша, лишь смутно чувствуя, как шевелятся собственные пальцы и губы.
Он ждал. И должен был продолжать ждать.
Ждать становилось чем дальше, тем невыносимей. Сначала Наль попытался ещё раз уговорить Ричарда, но уговаривать Ричарда, если тот вбил себе что-то в голову, всегда было непросто, а сейчас он и вовсе походил на обломок скалы, с которым хоть спорь, хоть кричи, хоть палками бей, а с места не сдвинется. Потом Наль ходил по коридору туда-сюда, поглядывая, не удастся ли ускользнуть, но это была явно гиблая затея, а сам воздух Воронова дома давил на плечи, принуждая остановиться и замереть. В конце концов, Наль просто сел и сидел, ссутулившись, на мягком удобном стуле из дорогого дерева, и молча страдая. В приготовленную комнату он не пошёл принципиально, ещё чего не хватало, пользоваться добром Ворона. Это Дику можно, он хотя бы оруженосец, и то забываться не следует, а уж бедному виконту Лараку достоинство только и позволяет, что присесть на стул.
Мрачный кэналлиец, Хуан, сидел рядом и неторопливо чистил пистолеты. Налю казалось, что воронов слуга смеётся над ним, стоит только отвернуться, но каждый раз, когда Наль бросал украдкой взгляд, лицо южанина оставалось неподвижным и сосредоточенным. Словно он чего-то ждал, повинуясь приказу Дика. Кто бы мог подумать, что слуги Алвы слушаются кузена? И не поймёшь, то ли это плохо, то ли хорошо. Не подобает, конечно, герцогу Окделлу иметь с ними дело, но иначе… иначе их с Онорэ уже, наверное, растерзали бы.
В любом случае, графу Штанцлеру об этом говорить, пожалуй, не надо. И батюшке не надо. И вообще, лучше прикусить язык, а то ляпнешь случайно, и как разразится потом… Наль с тоской вспомнил скандал в Надоре. Кто его, дурака, за язык тянул? А с графом Штанцлером Дик пусть сам разбирается, раз такой умный стал. Всё же дурно на него Ворон влияет, дурно. Ждать, видите ли. Идти нельзя.
А что можно? И чего ждать? Вон, лигистов уже дождались.
Наль неловко поёрзал на стуле и снова бросил косой взгляд на кэналлийца. Тот продолжал чистить своё оружие и выглядел так, будто был воплощением спокойствия и всё того же проклятущего ожидания.
Он будто был воплощением спокойствия и ожидания. И немножко удивлялся сам себе. За окном было видно зарево пожаров, колокола били то ближе, то дальше, на улицах наверняка катилась волна низменных драк, на которые способна только сорвавшаяся с цепи чернь. Вокруг дома ходили лигисты, очевидно, не удовлетворённые тем, как Хуан дал им от ворот поворот, но тоже подчинившиеся закону ожидания. Стоило бы испугаться. Хотя нет, пугаться Повелителю Скал не стоило даже в таком положении. Но, наверное, было бы правильно беспокоиться. Решать. Попытаться найти выход. Попытаться узнать обстановку. Сделать хоть что-нибудь. Ричард лежал, не чувствуя никакого желания спать, смотрел в темноту плотного балдахина и не мог ни пошевелиться, ни даже подумать о чём-нибудь. Он был совершенно пуст и в то же время полон спокойствием и ожиданием. Только едва-едва скребло внутри какое-то странное чувство, да в мерном гудении камней чудилось скрытое пока напряжение. Напряжение только решающей родиться лавины. Отполированная бляшка в ладони казалась тёплой и словно бы вибрировала эхом шевеления больших камней, выведенный знак почти впечатывался в кожу. Турс. Ворота. Место неделания.
Медленно-медленно приближалось утро.
Ас
Рука посланника.
Получение знаков, подарков, даже предупреждение можно рассматривать как дар.
Время ожидания закончилось.
Внутреннее ощущение - "дождался новостей".
Леворукий и все его кошки! Эта разнесчастная столица, этот разнесчастный король и эти разнесчастные, чтоб их закатные твари взяли, жители когда-нибудь смогут обойтись без герцога Рокэ Алвы?! Или предполагается, что, если герцог Рокэ Алва не воюет, он безвылазно должен сидеть здесь и следить, чтобы ни один мерзавец не устроил бунт, погром или ещё какое несомненно весёлое, но слегка неуместное развлечение? Какая восхитительная глупость. Обворожительная просто.
- Тапо, отправь людей на разведку. Сведения нужны как можно скорее.
Герцог Алва быстро оглядел улицы, прикидывая обстановку. На его пути не было заметно следов буйства, но над городом словно повис запах случившейся беды. Ну и гарью воняло.
Тапо коротко поклонился, кивнул ещё пятерым, и они исчезли где-то среди пустых улиц, будто растворились. Рокэ послал коня в галоп. То же самое чувство, которое сорвало его с инспектирования Торки, гнало вперёд. Быстрее, быстрее. Словно ветер бил в спину, сильный, тот, под которым ходят на самых больших парусах. Быстрее.
О том, что предчувствие не обмануло, Рокэ понял сразу, как только увидел решительную и в тоже время слегка испуганную физиономию своего оруженосца.
Что этот балбес делает в кипящей Олларии?! Почему не сидит в своём Надоре под юбкой у матушки?! Какого Леворукого?!. Вечно ему как мёдом намазано там, куда совершенно незачем совать свою пустую голову! Будто специально выбирает, чтобы эру, то есть монсеньору, посильнее насолить.
И без того дурное настроение испортилось окончательно, и один убитый идиот его не исправил. На самом деле, убитые идиоты настроение герцога Алвы не исправляют, вопреки расхожему мнению. Зато хоть убрались. Терпеть у своих ворот эту толпу было бы несколько утомительно. И в городе тоже. Если всё это устроил Сильвестр, то разум окончательно покинул старика, и придётся изрядно пнуть Его Преосвященство, чтобы его рассудок вернулся на место. Рокэ ухмыльнулся, представив восхитительную сценку: один безумец трясёт за ворот другого, чтобы вколотить на место остатки мозгов. Прелестно.
- Ричард, что здесь происходит? – Рокэ небрежно бросил оруженосцу шляпу.
В ответе он, конечно, особенно не нуждался, о том, что здесь происходит, доложат лучше и полнее кэналлийцы, но было любопытно, станет ли мальчишка продолжать врать. У него это всегда очень забавно выходит. Даже можно сказать, очаровательно.
- Вы должны помочь горожанам! – выпалил Окделл вместо ответа.
Рокэ зло улыбнулся.
- Юноша, я, кажется, уже говорил вам, что никому ничего не должен, - и нагло соврал при этом.
Конечно, должен. Обязанности Первого Маршала с герцога Алвы пока никто не снимал, волнения в городе, пусть и косвенно, но грозят опасностью королю, что недопустимо. А подавить это нелепое буйство, похоже, ни у кого не хватит ни ума, ни воли. Разве что у Савиньяков, но, судя по происходящему, их либо здесь нет, либо им хорошо перекрыли дорогу, а не так много людей на это способно. Сильвестр, если это ваша идея, молитесь! Ворон не держит в своих союзниках идиотов, да и мерзавцев старается прореживать. Чтобы лавры не отнимали.
- Вы должны! – Ричард взлетел вслед за ним по лестнице и заступил дорогу.
Рокэ от неожиданности попятился на пару ступенек. Ричард смотрел на него, яростно сверкая глазами и сжимая кулаки, и, несомненно, хотел что-то сказать, но не мог выдавить ничего внятного. Как обычно, совершенно как обычно, можно посмеяться, но смеяться не хотелось. Откуда-то, очевидно, из окон верхнего этажа, откуда ж ещё, падал размытый солнечный свет, окутывая Ричарда едва заметным золотистым ореолом, делая его выше, придавая сходства с незыблемым монументом, изображением какого-нибудь надоедливого ангела, вроде как вещающего с парапета церковной крыши. Завораживающее зрелище. Рокэ моргнул.
- Вы должны! – повторил Ричард самое мерзкое слово не земле.
Это слово Алва просто ненавидел, оно преследовало его с самого детства. Должен быть смелым, должен быть хорошим сыном, должен выжить, а не как братья, должен не посрамить честь рода, должен верно служить, должен за спасение жизни, должен-должен-должен-должен. Всему этому проклятому миру, начиная от Создателя и заканчивая Леворуким, чтоб им обоим провалиться и всем остальным вместе с ними!
- Подавление бунтов – обязанность коменданта. Так что ваш драгоценный граф Килеан-ур-Ломбах, полагаю, прекрасно обойдётся без меня.
Рокэ снова ухмыльнулся. Ричард продолжал стоять, яростно смотреть на него и молчать. Жаль, было бы интересно послушать, что он может сочинить. Ангелы, кажется, должны иметь хорошо подвешенный язык. Почему-то было не смешно, почему-то было грустно, горько и… обидно? Нет, конечно. Какая запредельная чушь.
- Герцог Рокэ, вы не можете оставить без внимания слова вашего оруженосца и бедствия этого города.
- Я всё могу, - лениво бросил Алва, разворачиваясь к подножию лестницы, чтобы посмотреть на нового собеседника.
Ах да, тот самый добрый пастырь, которого в особняке нет. Соизволил появиться, наконец. Интересно, где он был раньше, прятался в подполе? Похоже на святош, хотя не похоже на этого конкретного. Подобный образ благородного старца жаль расходовать на очередного безмозглого монаха. А другими они бывают слишком редко.
Между тем, священник мгновение пристально смотрел на Ричарда, едва заметно покачал головой и быстро поднялся по лестнице.
- Святой отец, кажется, у вас принято уступать чужой силе, так что будьте любезны уйти с дороги, - раздражение вспыхнуло с новой силой. – Ричард, вас это тоже касается!
Сейчас эти двое блаженных, старый и молодой, будут ему указывать, что делать! Тактики, чтоб их кошки забрали, стратеги! А он якобы должен тащить своих людей, всего несколько десятков, в город, в котором Леворукий знает что происходит, непонятно, где армия и чем она занята, кто с кем и почему решил сойтись в драке. Подобное могли предложить только эти упёртые болваны, возомнившие, что благие намерения превыше всего, и ни кошки не смыслящие в военных действиях. Хотя вот Ричард мог бы уже иметь хоть какие-то понятия!
- Эр Рокэ, вы должны!
- Люди нуждаются в вашей помощи. Кроме вас некому остановить происходящее. Ваш долг взять эту ношу на себя. Даже если вы утверждаете, что вы дурной человек, вы обязаны прекратить творящуюся бойню и спасти невинных людей, кого ещё можно.
Алва сделал ещё шаг на ступеньку вниз и с трудом подавил желание изо всех сил потрясти головой, а то и глаза протереть. Почему, когда Ричард говорит, двигаются губы у священника? Кажется, должно быть как-то не так?
Чужой и все его кошки!
Похоже, давно приписанное светскими сплетниками безумие всё же настигло Рокэ Алву, это стоит отметить.
- Герцог Рокэ, - продолжал Ричард – Чужой! – то есть, не Ричард, а святоша, или всё-таки?.. – Вы не можете остаться в стороне. Это будет подлостью, и для вас это недопустимо, как бы вы ни отзывались о себе. Вы должны вмешаться! Я говорю вам, вы должны вмешаться.
- Так прекратите говорить! – собственная растерянность, как всегда, превратилась в гнев. – По крайней мере, нести подобную чушь! Я пойду в город не раньше, чем получу все, необходимые мне сведения и приемлемые объяснения! Я не собираюсь подставлять своих людей, даже если это вдруг потребуется самому Создателю! С дороги! Хуан!
На этот раз и монах, и Ричард посторонились, оба молча, как-то совершенно одинаково, будто между ними существовала невидимая связь. Рокэ с трудом подавил зубовный скрежет.
- Хуан, какого Леворукого здесь происходит? – почти прорычал он, падая в кресло в кабинете и раздражённо швырнув перчатки на стол. – Где вино? И пусть приготовят ванну.
- Епископ Онорэ, тот, с которым вы спорили, соберано. Он приехал в Олларию для разговора с нашим кардиналом, - принялся рассказывать Хуан после того, как быстро отдал все нужные распоряжения. – Это не понравилось части народа. Фанатики всегда предпочитают грызню. Но всё было тихо, пока не умерли дети, которых епископ поил водой. Фанатики воспользовались моментом и начали «мстить». Я не знаю, замешан тут кардинал Сильвестр или нет. Он заболел буквально за день до состоявшегося публичного диспута с Онорэ.
- Прелестно. Всегда говорил, что всё зло от монахов и их побасенок, - Рокэ откинул голову на спинку кресла.
Снова начинала болеть голова. Он прижал ладони к глазам, надавил, резко провёл по лицу. На этот раз помогло. Хуан молча встал за кресло и начал разминать плечи. Цены ему нет.
- А теперь я хочу узнать, что случилось с Ричардом. Он опять во что-то ввязался?
Руки Хуана слегка дрогнули. Так. Можно ли ещё надеяться, что это «что-то» не государственный переворот или какой-нибудь обречённый на провал заговор?
- Он вернулся из Надора раньше, рассорившись с матерью, - как-то очень осторожно ответил Хуан и замолчал.
Что это с ним, раньше он не отличался склонностью беречь своего соберано от дурных новостей. Что это ещё за новые вредные привычки?
- Хуан?!
- Больше ничего не было, соберано. Простите. Дор Рикардо действительно ведёт себя странно, но с ним ничего не случилось. Можете мне не верить, но с ним на самом деле не происходило ничего необычного. Если только до его приезда.
- Прекрасно…
Хуан виновато молчал. Рокэ стиснул зубы. Впервые за много лет захотелось отвесить слуге хорошую затрещину. Маловероятно, что тот вдруг допустил крупную ошибку, но других виноватых поблизости не было. Рокэ сжал руку в кулак и резким движением отбросил чужие руки от своих плеч. Хватит.
- Где вино? Без меня здесь все превратились в сонных мух? И что там с ванной?
- Сейчас, соберано, - Хуан снова поклонился, пряча взгляд, и быстро вышел.
Рокэ некоторое время сидел неподвижно, а потом с проклятьем запустил в стену канделябром, и снова откинулся на спинку, прикрыв глаза. Стало немного легче. А Ричарда ждёт не самый приятный в его жизни разговор. И если только этот балбес с собой что-то учудил…
Онорэ проводил взглядом разгневанного Первого Маршала и грустно улыбнулся про себя. Порой люди так хотят быть плохими, думая, что это проще. Интересно, откуда пошло столь наивное заблуждение? Не иначе, от Леворукого, кому, как не ему придумать такую затягивающую ложь. Но хорошо, что герцога удалось уговорить помочь. Онорэ не знал, откуда пришли к нему вдруг все его слова, но это было и не важно. Важно, что они всё-таки пришли.
Ричард Окделл, стоявший на несколько ступеней выше, тяжело, с присвистом, дышал. Почему-то Онорэ казалось, что если бы не он, то ничего бы не получилось. Будто те самые нужные слова пришли благодаря этому молодому человеку, опять ставшему другим.
Да, он снова поменялся. Гранитная неподвижность ушла, сменившись вдохновением, знакомым Онорэ по проповедям, которые он читал в особо просветлённом состоянии духа. Лишь во взгляде Окделла сохранилось что-то прежнее, какая-то отрешённость, словно он смотрел одновременно и перед собой, и в неведомую, невообразимую даль. Такой человек мог бы увлекать за собой чужие помыслы, выводить чужие души на свет, и в этом Онорэ не мог усомниться, словно он непостижимым образом слышал ответ самой сути Ричарда.
А ещё почему-то, глядя на молодого человека, священник вспоминал блеск рубинов на указующем в небо епископском жезле.
Онорэ протянул руку и осторожно тронул Окделла за рукав. Тот с готовностью повернулся и даже смог слабо улыбнуться.
- Эр Рокэ сказал, что пойдёт в город, значит, всё будет в порядке. Он обязательно всё исправит, правда. Он всегда так.
- Да, - кивнул Онорэ. – Я не сомневаюсь в талантах прославленного полководца. Но я хотел бы поговорить не о нём, Ричард Окделл. Вчера на исповеди ты был, не обижайся сказанному, неподобающе тороплив. Я не предлагаю тебе снова исповедоваться, совсем нет, но мне хотелось бы просто поговорить с тобой. Мне кажется, что сегодня будет иначе, и ещё мне кажется, что этот разговор будет полезен нам обоим.
- Благодарю, святой отец, - склонил голову молодой герцог. – Это станет радостью для меня. Пойдёмте.
Хуан на секунду замешкался у лестницы, проводя их взглядом. То, что дор Рикардо был так солнечно любезен с этим епископом, ему не нравилось совершенно. И соберано тоже не понравится, а соберано и без того зол, как стая ызаргов. Проклятье, всё наперекосяк! Оставалось надеяться, что этот святоша не начнёт забивать дору Рикардо голову какими-нибудь совсем уж запредельными глупостями под видом так называемых посланий Создателя.
Послание Создателя. Никак иначе назвать возвращение эра Рокэ так вовремя Ричард просто не мог. Хотелось петь от радости, в одном хоре с проснувшимися Камнями. Эр Рокэ вернулся, и его удалось уговорить пойти в город, помочь людям. Спасибо епископу Онорэ, он нашёл нужные слова, которые не мог найти Ричард, хотя и знал-знал-знал, что должен сказать, о чём должен сказать, только вот понятия не имел, как. Онорэ будто услышал его беззвучный вопль и пришёл на помощь. Ричард был невероятно благодарен, а ещё опять знал, о том, что должен поговорить с Онорэ, обязательно сказать… что? Пока не до конца ясно, но он поймёт. С Онорэ это проще, понять, он ведь словно слышит ответ епископа, не словами, а будто всей душой. Ричард невольно улыбнулся священнику и машинально прикоснулся к поясу, за который совсем недавно, поддавшись порыву, сунул отполированный камешек с аккуратно выписанным символом. Ас. Рука посланника.
Рейо .
Путь. Доверяйте ходу событий.
Связь, объединение, воссоздание, путешествие.
Готовность следовать и подчиняться приказам,
не пытаясь их осмыслить, когда дорога ложится под ноги.
Разговор с Ричардом Окделлом дал Онорэ поразительно много тем для размышлений. Это было особенно удивительно в свете того, что на самом деле они почти и не говорили. Не было нужды, странно возникшее понимание позволяло не опускаться до суетности слов, которые обычно лишь тень того истинного, что хочется поведать другому.
Однако перед наступлением вечера молодой герцог прямо посреди фразы как-то вдруг погас и будто перестал слушать, весь напрягся и, испросив благословения, ушёл. Онорэ снова почувствовал забытое было беспокойство о его здоровье и одновременно ощутил всплеск некоторого облегчения. Пожалуй, их беседа в самом деле прервалась вовремя, для одного дня её было много. Епископ некоторое время сидел неподвижно, стараясь привести в покой душу, а потом вышел из комнаты.
Пьетро ждал его у дверей, видимо, не хотел своим появлением прервать разговор и побеспокоить наставника. Или скорее, просто побоялся, послушнику в самом деле не доставало крепости духа. Увы. Будь милосерден, Создатель, и не дай несчастному оказаться в положении, когда от твёрдости его сердца будут зависеть чьи-то жизни, он не выдержит эту ношу.
Мягко кивнув Пьетро, Онорэ прошёл к главной лестнице. День почти закончился, а Первый Маршал оставался в своём особняке. Епископ не считал себя смыслящем в военном деле хоть сколько-то, но ему казалось, что ожидание начинает слишком затягиваться. Кроме того, хотелось сказать герцогу Алве пару слов об его оруженосце.
Онорэ рассчитывал встретить всё того же хмурого кэналлийца, который впустил их ночью, но Создатель послал ему удачу, и на лестнице епископ столкнулся с самим Вороном, явно отдохнувшим, переодевшимся и выглядевшим так, будто собирался на светский приём, а не на войну.
- О, вижу, вы закончили душеспасительную беседу с моим оруженосцем, - небрежно усмехнулся герцог, не сочтя нужным даже поздороваться. – И как, его душе ещё светит Рассвет или общение со мной уже поставило на нём крест?
Онорэ про себя вздохнул. Он ясно видел, что сердце Рокэ Алвы не было заполнено тьмой, как тот хотел бы показать, но от этого с ним не было легче разговаривать. Или же, с некоторой иронией подумал епископ, его светлость стоило рассматривать как ниспосланное Создателем испытание терпения и смирения.
- Душа Ричарда Окделла пребывает в Свете, - с достоинством ответил Онорэ. – Но, - он постарался взглянуть на Ворона как можно суровей, что было непросто сделать с более низких ступеней, - состояние его разума вызывает некоторое беспокойство. Сейчас юноша находится на вашем попечении, и я осмелюсь требовать от вас большей заботы о его здоровье. Переживания, которые мы, зрелые люди, отбрасываем с лёгкостью, в его возрасте могут стать губительны.
Алва скривился с откровенным пренебрежением и, как показалось епископу, злостью.
- Вечно вы, монахи, чего-нибудь требуете, особенно если дело вас никак не касается, - бросил он, быстро сбежав вниз по ступеням. – Что ж, можете помолиться вашему Создателю о том, чтобы Ричарду повезло, если уж вас так заботит его состояние.
- Создатель слышит любые молитвы, - ответил Онорэ в спину Ворону. – Но чаще всего людям след самим что-нибудь сделать, чтобы Он смог дать им то, что они просят. Слепое упование на Создателя есть такой же грех, как отрицание Его силы.
Алва остановился и обернулся. Епископу показалось, что на его лице мелькнуло удивление и что-то похожее на уважение.
- Вот и сделайте что-нибудь, святой отец. Души – это по вашей части, а я займусь тем, что по моей. Хуан, все построены? Отлично! Ричард, шевелитесь, мы уже выступаем, а вы ещё даже не надели кирасу!
- Простите, эр Рокэ. Я сейчас.
Онорэ резко повернулся к вершине лестницы и внимательно взглянул на Окделла. Да, так и есть, снова. Бывшее вдохновение ушло, его сменило… что? Епископ не знал, и у него не оставалось времени, чтобы узнать. А раз так, то, что бы ни говорил герцог Алва, заниматься здоровьем своего оруженосца ему придётся самостоятельно, помоги Создатель обоим.
Ричард приветственно кивнул Онорэ, но как-то отстранённо, без души. Кажется, единственное, что его сейчас волновало – приказ монсеньора, следом за которым он должен был идти. Наверное, это было правильно, ибо таков долг хорошего оруженосца, и Онорэ точно так же пошёл бы за Тем, Кому в своё время клялся он сам, но всё равно оставался осадок некоторого разочарования, горчащее чувство потери. Кажется, никогда раньше он не встречал человека, с которым бы его связало такое чувство общности.
- Да пребудет с тобой Создатель, Ричард Окделл, - негромко произнёс епископ. – Жаль, что сейчас не время говорить о подобном, иначе я обязательно предложил бы вам путь проповедника в лоне нашей церкви.
Молодой герцог замешкался. На его лице было явное удивление.
- Благодарю, святой отец, но я должен идти…
- Ричард, нам долго вас ждать? – резкий окрик Ворона в самом деле чем-то походил на злое карканье рассерженной птицы. – Шевелитесь!
Окделл едва заметно вздрогнул и бросился прочь вслед за своим монсеньором, лавиной скатившись по лестнице. Онорэ вдруг почувствовал себя бесконечно старым. Пожалуй, стоило вернуться в предоставленную комнату. Не хотелось задерживаться в этом доме, но они не спали с прошлой ночи. Бдение – не самое тяжёлое испытание для священника, но он так устал, прости Создатель ему эту слабость. Он ещё помолится за то, чтобы путь Рокэ Алвы закончился благополучно, а потом всё же позволит себе немного отдыха. Иначе от него совсем не будет толку…
Хуан облегчённо вздохнул и как-то случайно переглянулся с утирающим лоб дрожащей рукой Реджинальдом Лараком, которого всю ночь и весь день странным образом все умудрялись не замечать. Кажется, этот увалень думал о том же самом: все кошки Леворукого, чего же ни бывает на свете!
Только бы дор Рикардо не воспринял это предложение всерьёз…
Цок-цок. Цок-цок.
Ржавая подкова уныло и глухо стучала по кладбищенской дороге.
Цок-цок. Цок-цок.
- Ну, ты, быстрее, - капризно проныла Цилла и пнула глупую клячу пяткой по боку.
Бесполезно, эта скотина никогда не слушает. Циллу вообще никогда и никто не слушает, только папка, но он куда-то ушёл. Хорошо бы к мамке-мармелюке, пусть она боится! Только пусть ничего ей не делает, Цилла сама хочет. И принца тоже хочет. И чтоб тепло было, хочет, но её никогда никто не слушает. Ууууу.
Девчонка зло оскалила зубы и снова двинула кобылу пяткой в бок. Просто так, с досады.
Цок-цок. Цок-цок.
Холодно. Хо-о-олодно. Не так, как было раньше, холод не мешает, и не кусает, и от него не плохо. Но всё равно хочется, чтобы стало тепло. А тепло бывает, только если приходят люди. Но людей Цилла теперь видит редко-редко и будто где-то в тумане. Она их зовёт к себе, а они не идут. Даже мамка-мармелюка. Никогда никто не слушает, все только обидеть хотят! Ничего, вот она получит себе принца, и от него всегда будет тепло, а ещё он всегда будет Циллу слушать, а не как остальные. Она даже видела этого принца. Он красивый, с усами, как на картинке в книжке… или не в книжке… она не помнила, да ей и было всё равно.
Цок-цок.
Тропинка вилась сквозь редкий белёсый туман, на тропинке было полно бурых пятен и жирной липкой грязи, но так было всегда. А подкова всё равно цокала исправно.
Где-то далеко завиднелось зарево и потянуло призрачным теплом.
Цилла ухмыльнулась щербатым ртом. Люди-люди, люди-люди. Нехорошие люди, иначе тропинка к ним бы не привела. Много нехороших людей. Интересно, таких же плохих, как Цилла, или получше? Наверное, получше, мамка-мармелюка всегда говорила, что Цилла – самая плохая. Вот и чудно. Значит, от них будет тепло.
Девчонка тихо захихикала, спрыгнула с кобылы и пошла вперёд, к горящим домам, плачу, крикам и стонам, приплясывая от нетерпения. Ходить обычно, ровно, одной ногой, другой ногой ей было скучно и вообще, так ходят все. Вот и пусть ходят, а она будет скакать, прыгать и веселиться. С камня на камень, от двери к двери, от окошка к окошку. Люди-люди, а ну подходите, схвачу, закручу, к себе захвачу. Салочки-догонялочки.
Может, тут найдётся ещё один принц, получше? Папка обещал ей принца, но она хочет самого-самого. Папка хороший, но вдруг ошибётся и приведёт какого завалящего. Лучше Цилла сама поищет. Принц, выходи, всё равно найду!
Земля подрагивала, отдаваясь мерными ударами. Кто-то шёл, целая толпа, но неправильная, не когда все визжат и давка, смешные, а когда одним шагом, одним вдохом, много-много мужчин с острыми штуками из противно холодного железа, и приятно пахнет гарью и кровью. Может, попробовать напугать? Посмотреть, как они из одного шага, одного вдоха рассыплются горошинами, завизжат, давить будут друг друга и тех, кто здесь сейчас ходит? Смешно станет!
Цилла снова захихикала и скакнула на дорогу, по которой должны были пройти много-много мужчин. И тут же с визгом отскочила обратно. Булыжная мостовая будто обожгла ей ноги, камни порезали ступни острыми осколками, камни дрогнули, низко гневно зароптали. Не смей ступать, тварь! Вон! Вон!
- Уууууууу! – Цилла шлёпнулась на зад и задрала ногу, дуя на пораненную кожу.
Больно, больно, больно! Они совсем забыла, как это бывает, когда больно. За что? Что она такого сделала? Противная дорога, противные булыжники, вот бы их всех повыковыривать да в речку покидать! Цилла последний раз всхлипнула и вытерла нос подолом сорочки. Удары по земле становились всё сильнее, много-много мужчин были совсем рядом, шаг, шаг, и вот они вывернули из-за поворота. Цилла уставилась на идущих впереди.
Ух ты, и в самом деле принцы! Один такой белый, черноволосый, красивый-красивый, только уж больно от него жаром пышет, нет, лучше не подходить, а второй… второй…
Второй шёл следом за первым, и из под его ног по булыжной мостовой словно расходилась волна, камни дрожали сильнее, отвечая его шагам, камни запели, приветствуя и укладываясь ровной дорогой, на которую Цилла не могла вступить, потому что было нельзя, потому что было больно, потому что это была его, этого второго, дорога, и пройти по ней можно было только с его разрешения.
- Ненавижу! – забыв обо всём, Цилла вскочила с земли и завизжала. – Ты, я тебя ненавижу!!
Первый принц, тот, который с чёрными волосами, коротко глянул в её сторону. И ещё кто-то из этих мужчин с железками, удивлённо так, но этого она уже не заметила. Ещё раз взвизгнув, почти взвыв от пронзительного взгляда синих глаз, она, как крыса, юркнула под какой-то дом.
Второй принц даже не повернул головы. Он шёл только вперёд под барабанный бой камней, сам похожий на эти камни. И ничего не замечал.
Чарльз Давенпорт увидел, как уродливая девочка резво юркнула от них в сторону. Неудивительно, ей-то откуда понимать, что они не грабители, а совсем даже наоборот? И хорошо, что юркнула, авось спрячется, и никто ей не навредит. Мысль о девочке пришла и ушла. Да и вообще все лишние мысли не о деле, не о подавлении всей набежавшей мрази, не задерживались в голове. Будто вытрясало их чётким шагом и ответными толчками тихо-тихо гудящей мостовой.
Ворон шёл впереди, гордый и презирающий их, простых офицеров. Чарльз было зло стиснул зубы, но тут же позабыл о своём раздражении. Для раздражения не было места, пока они шли.
Вслед за Вороном шагал его оруженосец и, вроде как, сеньор самого Давенпорта, сопливый мальчишка с устремлённым куда-то вперёд взглядом и сосредоточенным лицом человека, который не оглядывается по сторонам, пока шагает вперёд. Чарльз хотел пренебрежительно фыркнуть, но позабыл об этом. Для пренебрежения не было места, пока они шли.
Пока они шли по этой расчищенной кем-то дороге из поющего камня.
Пока они шли по этой дороге, не было места ни для чего. Главным было – идти. Главным было – идти вслед за эром Рокэ и делать так, как он скажет, без мыслей, без вопросов, без промедления. Кажется, окружающие это не совсем понимали. Они пытались спорить, они пытались возражать. Ричард злился на непонятливых людей, и одновременно ему было смешно. Как можно не понимать таких простых вещей? Зачем пытаться мешать, если и так ясно, что эр Рокэ всё равно сделает так, как считает нужным и пойдёт вперёд. И можно будет пойти вслед за ним по радостно поющему камню, который устал от того, что на него падают трупы и проливается кровь, тогда как надо просто ходить. Просто ходить. Вот они и шли, вперёд, вперёд, вперёд, сметая с проложенной дороги любого негодяя, который пытается мешать. «Вперёд» гудели камни. «Вперёд» выбивали подошвы солдатских сапог. «Вперёд» стучала на поясе бляшка с очередным знаком. Рейо. Путь. Готовность следовать и подчиняться приказам.
Вперёд.
Они шли, шли, и шли, Ричард не помнил, сколько времени, наверное, всю ночь. А потом из-за горизонта взошло солнце, и дорога закончилась, как и любая из дорог. Ричард стоял, не зная, что делать и чувствуя, что сделать что-то надо, срочно, прямо сейчас. Перед его мысленным взором будто горел факел, жёг колючими искрами, просился наружу. Тогда Ричард закрыл глаза, представил, что перед ним лежит новая заготовка и кисточка, выпачканная в краске. Он взял кисточку и провёл первую линию…
Канн
Ясность. Раскрытие. Освобождение запертого.
Факел, приручённое пламя, контролируемое.
Сосредоточенная воля, понимание.
Что ж, основная работа, похоже, так или иначе закончена. Мародёры и насильники украсили фонари перед фонтанами, вполне в стиле семейных традиций, предки бы оценили. Божье стадо согнано прибывшими кавалеристами Савиньяка на площадь, осталось только забить невинных овечек. Рокэ криво усмехнулся. В столице наверняка найдутся идиоты, которые как раз о невинных овечках, зверски растерзанных страшным Первым Маршалом, и пойдут кричать. Идиоты, они всегда находятся, как ни прячься, а он и не прячется. Можно было бы делать ставки, когда завопят, уже сегодня утром или дотерпят до вечера, да жаль – не с кем. Не с Ричардом же, бедный юноша от такого пари, чего доброго, весь на праведный гнев изойдёт, и не останется ничего.
- Черноленточники собраны, господин Первый Маршал, - доложил Давенпорт, хмуро смотря исподлобья.
Любопытно, это семейная черта всего дома Скал, вот эти вот сердитые, убийственно серьёзные, обвиняющие взгляды? Надо будет проверить при случае, благо, обидчивость у них точно в крови и передаётся по наследству.
Рокэ небрежно кивнул теньенту и внимательно осмотрел собранных защитничков веры. Жалкое зрелище, вызывающее лишь чувство лёгкой брезгливости. Отпустил бы, чтобы руки о мразь не пачкать, но незаконченное дело – это, во-первых, пошло, а во-вторых, грозит дальнейшими неприятностями. Да и кому делать грязную работу, подчищая падаль, если не Ворону.
Алва вслух рассмеялся своей сомнительной шутке и пошёл прочь, к горящим рядом домам. Господа защитники веры никуда не денутся, так что пусть подышат напоследок, а вот огонь сожрёт всё, и после него будет ничего не найти. В том, что в особняке Ги Ариго есть, что поискать, Алва даже не сомневался. Да вот хотя бы того же ворона, чьё карканье смутно слышится сквозь рёв пламени. Не оставлять же собрата.
Ричард не отставал ни на шаг. Его присутствие Рокэ чувствовал всей спиной. Чувствовал, начиная с того момента, когда они вечером шагнули на дорогу из ворот особняка. Надо сказать, это было на редкость препротивное ощущение, порождающее неотвратимую уверенность, что, куда бы ни вывела их ночная дорога и как быстро ни толкал бы вперёд свистящий ветер, за спиной всегда будут стоять скалы, верно, твёрдо и незыблемо. Подобную наглую и беспардонную ложь Рокэ не переносил с ранней юности, не без известных причин. Если же это не было ложью… что ж, если это не было ложью, тем хуже для юноши.
- Вам не кажется, Ричард, что здесь жили трусы? – бросил Алва через плечо, оглядываясь по сторонам.
Бьющий во дворе фонтан с водой был тем, что нужно. Удача как всегда вертела перед герцогом Алвой юбками и игриво подмигивала. Никогда ей не надоедало, а Рокэ не забывал поощряюще улыбаться в ответ.
- Кажется, - после короткой паузы ответил оруженосец. – Если бы дали лигистам бой – победили бы. Ну, то есть, там же были только лавочники. Они не умеют воевать.
Прелестно!
Рокэ обернулся к Окделлу. Тот выглядел совершенно обычным, слегка испачканным гарью и привычно насупленным, как будто сердитым на весь мир, традиционно жестокий к сопливым романтичным мальчишкам. Разве что смотрел неожиданно прямо и словно даже слушая, а не витая в своих изысканных фантазиях. Милое продолжение всё той же лжи…
- Вы умнеете прямо на глазах, Ричард, - протянул Рокэ, насмешливо глядя на вдруг решившего внять доводам рассудка балбеса.
Интересно, насколько хватит этого приступа понимания реальности. На пару часов или дотянет аж до визита к дражайшему эру Августу, которого оруженосец слушает, как малое дитятко любимую бабушку с её сказками?
Алва резко отвернулся, пошёл к фонтану, на ходу скидывая маршальскую перевязь, и с головой окунулся в ледяную воду, потом пошёл к горящему дому.
- Монсеньор, куда вы?! Там же огонь! – всполошился Ансел.
Вероятно, решил, что Ворона вдруг обуяла слепота, и он сам этого не видит. Впрочем, это было даже забавно. Рокэ мельком глянул на свих спутников. Бедняга Ансел выглядел встревоженным и явно прикидывал, как ему составлять отчёт о гибели господина Первого Маршала в случае чего. Не дождётся.
Ричард молчал. Смотрел чуть расширившимися глазами, внимательно и тревожно, и молчал. И как будто понимал, что иначе – нельзя. Опять это мерзкое чувство…
Рокэ решительно направился к дому.
Попасть внутрь оказалось не так уж сложно. Огонь ревел вокруг, горячие языки жадно сжирали обивку стен, коптили выбеленные потолки, отклонялись от идущего сквозь пламя человека, будто подчиняясь. Ворона Рокэ увидел сразу, но его потянуло дальше, и он пошёл, прихватив с собой клетку. Комната, дверь, коридор, ещё одна дверь. Птица обречённо каркала, жар лизал кожу, вода на одежде и волосах почти мгновенно стала горячей, но всё лучше, чем если бы её не было. Рокэ вошёл в очередную комнату, огляделся. Странным образом ему было совершенно ясно, где искать. Как будто сзади подталкивало мощным ровным ветром, гнало точно туда, куда нужно.
Бумаги уже начинали тлеть от жара. Алва пробежал глазами по ровным строчкам и ухмыльнулся. Имея в распоряжении эти письма, можно будет, наконец, прижать зарвавшегося братца королевы. Да и она сама авось притихнет хоть на время. Ненавидеть станет ещё больше, конечно, но это и в самом деле забавно. Можно сказать, очаровательно.
Ги Ариго, несомненно, не рассчитывал, что правда выйдет наружу из пылающего особняка, но умом сей недостойный муж не отличался никогда. Такие вещи надо уничтожать лично и сразу, а не оставлять на милость удачи, чтоб они сами как-нибудь сгорели. Даже досадно немного, иметь в противниках глупца – это удобно, но скучно.
Рокэ сунул бумаги за пазуху, снова подхватил клетку и пошёл к выходу, на этот раз парадному. Карабкаться по балконам считается романтичным, но огонь становился всё сильнее. Алва сбежал по ступеням, у самого выхода вдруг проказливо улыбнулся и зачерпнул левой пригоршней сажу. Отпечаток ладони стал хорошим штрихом к картине разрушения. Оставалось сделать ещё один, чтобы строфа оказалась полностью завершённой. Рокэ любил законченные поэтические образы. Он раскрыл дверцу клетки и направился к согнанным в толпу черноленточникам и их предводителю.
- Святой отец, пройдёмте в дом. Я хочу вам кое-что показать. Дражайший епископ, вы так хотели выжечь всю ересь калёным железом, что я просто не могу отказать вам в исполнении желания. Правда, немного не так, как вы хотели, но это уж как получилось.
Авнир смотрел, как загнанная в угол крыса. Собственно, он и был загнанной в угол крысой, которая решила устроить пир, но внезапно в гости нагрянули коты. Какая неудача, в самом деле.
- Не смей мне приказывать, пособник Леворукого, - прошипел святой отец, однако подчинился, пошёл к особняку, втянув голову в плечи и то и дело шаря по сторонам злым взглядом.
Рокэ едва не расхохотался в голос. Если бы господин епископ представлял, насколько он близок к правде, пожалуй, его мог бы хватить удар. Мой самый главный кредитор, надеюсь, тебе шутка тоже понравится, когда этот сын церкви прибудет к тебе в Закат.
- Ричард, оставайтесь на месте, вам нечего там делать, - прикрикнул Алва на двинувшегося было следом за ним оруженосца и последовал за епископом.
Пламя успело разгореться вовсю и на первом этаже, хотя пройти было ещё можно. Можно было даже подняться до середины лестницы, куда Рокэ и загнал Авнира. Епископ окончательно утратил человеческий облик, взгляд его стал совсем безумным, изо рта потекла ниточка слюны.
- Я вижу, - почти взвизгнул он, оборачиваясь к Алве и глядя куда-то ему за спину. – Это всё происки Леворукого! Это его сила, эта волшба! Проклятые знаки, проклятые! Колдун, колдун!
Кураж от плясок-догонялок с огнём окончательно прошёл. Рокэ поморщился, поднял пистолет и выстрелил. Пожалуй, в этот раз он слегка перебрал с эффектами, вместо удовлетворения от красиво завершённого дела, была только усталость. Грязная работа, все его победы на самом деле – грязная работа по разгребанию чужих ошибок, и кто бы знал, как надоело возиться в этой грязи!
Огонь ревел и обдавал жаром, но по-прежнему послушно не приближался, как будто был прирученным. За спиной вновь ясно чувствовалось обманчивое ощущение надёжной скалы, на которую можно навалиться и передохнуть немного. Рокэ рывком развернулся.
- Окделл! За какими кошками вас сюда понесло?! Вон!
Безмозглый сопляк подался назад, потом стиснул зубы и вперился упрямым взглядом. Рокэ ощутил острое желание его ударить, потому что других способов перебить это упрямство сейчас у него не было.
- Я должен был пойти с вами, - заявил Ричард, не обращая внимания, как искры прожигают его воротник и потрескивают, дотягиваясь до волос.
Выдав замысловатое проклятье, Рокэ схватил придурка за шкирку и буквально поволок к выходу. К счастью, у идиота хватило ума не сопротивляться. Позади послышался оглушительный треск, не выдержавшие балки рухнули на лестницу, проломив ступени, Алве не надо было оборачиваться, чтобы это понять.
Вылетев из дома, он отбросил Ричарда от себя и размашисто пошёл искать Ансела, Давенпорта, да кого угодно, лишь бы отвлечься от собственной ярости и желания оторвать одну безмозглую голову.
И, как ни отвратительно было признавать, агарисский святоша оказался прав, с оруженосцем что-то случилось, что-то было беспардонно неправильно, и это не следовало оставлять без внимания. Теперь Рокэ это прекрасно понимал.
Теперь он прекрасно понимал, нет, конечно же, не всё, но многое. Дорога закончилась, и в её конце взошло солнце, словно высветившее окружающий мир до поразительной ясности, который от этого вдруг стал непривычным и неправильным, таким, что хотелось зажмуриться и не смотреть на него. Но если зажмуриваться, то можно упасть, споткнувшись о какой-нибудь камень или чьё-то тело. Приходилось держать глаза открытыми и продолжать невольно смотреть по сторонам. На остатки особняка Ариго, который был братом королевы, но сбежал, как последний трус, на воров с Двора Висельников, которые оказались обычными мерзавцами, не имеющими ничего общего с трагедиями Дидериха, на Рокэ Алву… на Рокэ Алву, который оставался циничным, безжалостным убийцей, но при этом оставался благородным человеком и всё делал правильно. Это казалось очень обидным и… нечестным. Да, именно нечестным. Ричард шёл за своим эром, кусал губы от злости и обиды и никак не мог закрыть глаза, которые, казалось, вот-вот должны начать слезиться от слишком яркого, пронзительного света.
Где-то далеко, в особняке Ворона, его ждала каменная бляшка с подсыхающим масляным знаком. Канн. Ясность. Раскрытие. Освобождение запертого.
Эдд второй.
Гифу.
Единство. Узы братства. Ключевое слово: партнерство.
Равноправный союз, дар, данный членами союза друг другу, равновесие.
Когда Ричард, наконец, вошёл в кабинет, Рокэ едва глянул в его сторону, буркнул что-то невнятное и вернулся к своей бутылке, которой уделял явно больше внимания, чем друзьям. Эмиль весело подумал, что стоит показательно обидеться, а то что за безобразие – приходишь в гости к старому приятелю весело провести время после паршивого дня, а вместо этого получаешь хмурого, явно собравшегося надраться до зелёных ызаргов хозяина дома и никаких развлечений! Ещё он подумал, что, похоже, Дикон опять умудрился что-то учудить, вот Рокэ и злится, но это предположение было тут же опровергнуто: Ричард поздоровался, сел в кресло и открыто улыбнулся, как умел только он в те редкие моменты, когда не хмурился, не куксился, не искал подвоха в чужих словах и случайно забывал, что носит титул Повелителя Скал. На человека, который ввязался в неприятности или ещё как добавил своему эру головной боли, он совершенно не походил.
Эмиль от души улыбнулся в ответ и дёрнул его за ногу, стаскивая с кресла, в котором Дикон успел устроиться. Тот удивлённо вскрикнул, но отбиваться или возмущённо сверкать глазами не стал. Вот и правильно, кресло далеко, в нём должно быть холодно и одиноко, лучше быть вместе, а не разбредаться по углам комнаты. Эмиль слегка приобнял юношу за плечи, налил ему «Вдовьей слезы», навалился на колено брата и почувствовал себя почти счастливым. Почти – потому что острое Лионелево колено было не лучшей опорой для спины, и ещё потому, что Рокэ продолжал сидеть на подоконнике, злой, мрачный и одинокий.
Ричард смотрел на своё вино и хмурился. Эмиль тряхнул его за плечо. В доме Рокэ не бывает плохого вина, значит, у парня всё-таки что-то случилось. И оставлять это без внимания Эмиль не собирался.
- Дикон, что ты грустишь? – спросил он самым доверительным тоном, каким мог. – Что тут у вас произошло? Денёк был мерзопакостный, конечно, но это же не повод идти дружно топиться в водах Данара!
- Кажется, я не давал повода решить, что собираюсь топиться, - лениво заметил Ворон. – Я готов счесть это достаточным оскорблением для дуэли.
- Я не собираюсь топиться, - одновременно с ним вскинулся Дикон, но замолчал, давая эру закончить.
Лионель тихо захихикал, Эмиль прыснул в голос.
- Какое единодушие! Правильно, Дикон, хороший оруженосец должен учиться у своего монсеньора. Но, надеюсь, ты-то не станешь вызывать меня на дуэль?
- После твоей дуэли с Рокэ ему всё равно немного останется, - ухмыльнулся Лионель, предатель, а ещё брат называется!
- Нет, конечно, эр Эмиль, что вы такое говорите, - Ричард поёрзал, устраиваясь поудобнее у него под рукой. – Я просто вспомнил про Надор. Там осталась моя сестра, Айрис. Её надо оттуда забрать, но я не знаю как. Можно как-нибудь это сделать?
Голос Дикона был таким расстроенным, что Эмиль почувствовал желание отправиться вызволять несчастную девушку из родового замка немедленно, лишь бы утешить друга. И то правда, негоже, когда сёстры друзей томятся где-то на краю света, как птички в клетке. Нехорошо это. Неправильно.
Кажется, Лионель был того же мнения. В любом случае, равнодушным точно не остался, Эмиль это чувствовал. Сегодня он вообще очень хорошо ощущал присутствие брата. Однако рваться куда-то там Лионель, конечно же, не стал. Он нахмурил лоб, секунду подумал, а потом уверенно сказал:
- Можно. Только ей понадобится патронесса, а это забота родичей, то есть твоя, Рокэ.
Щека у Рокэ заметно дёрнулась.
- Непременно, - коротко бросил он, глядя при этом, похоже, на Ричарда, странно так глядя. – Чем больше представителей сей достойной семьи появится в столице, тем веселее станет жить всем нам.
- А разве мы родственники? – спросил Ричард, растерянно моргая.
- Увы, юноша, как это для вас ни прискорбно, - меланхолично подтвердил Ворон. – Через сколько-то юродных кузин, супругов, детей от этих супругов и прочих малознакомых господ. Но вы не переживайте, родственников, в конце концов, не выбирают, и при желании их не так сложно игнорировать. Особенно если это подлые мерзавцы вроде меня.
Лионель подавился смешком и принялся поспешно запивать рвущийся наружу смех. Эмиль прикусил щёку изнутри, не позволяя себе заржать в голос. Дикон надулся.
- Эр Рокэ, вы опять на себя наговариваете. Зачем вы это делаете?
- Я? – Ворон комично поднял брови, изображая крайнее удивление. – Разве? Мне казалось, я всего лишь сообщаю всем известные факты. Надеюсь, вы не позабыли рассказы о моей ужасающей сущности, жестокости, развратности и прочих милых качествах, которыми чинные матушки запугивают своих чад?
Эмиль не выдержал и хрюкнул, вживе вообразив себе такую мамашу. Она получилась странным образом похожей на её бледное величество и почему-то одновременна на графа Штанцлера.
- Ну прямо как наш кансильер, когда думает, что его не слышат посторонние, - едва слышно шепнул Лионель, заставив Эмиля уткнуться носом себе в ладони.
Дикон вздохнул, снова немного поёрзал, а потом ответил:
- Да нет, я помню, эр Рокэ, - начал он, запнулся, но продолжил. – Только вы на себя всё равно наговариваете. И обижаетесь, когда вам не верят. Но, - юноша неожиданно вскинулся, - но так нельзя! Это неправильно! Только зря людей обижаете, а делаете потом всё равно как хороший человек. Вот!
Глядя на лицо Рокэ, Эмиль не выдержал и рухнул на пол, сотрясаясь от хохота и выбивая из ковра пыль ладонью от избытка чувств. Это всё было ужасно неправильно, и Дикон, и Рокэ вели себя просто из рук вон не так, как им полагалось, но это было невероятно смешно. И, наверное, хорошо. Эмилю нравились внезапные повороты.
- Я бы сказал, что этот раунд остался за Севером, - флегматично подытожил Лионель, заставив брата взвыть от смеха ещё сильнее и дрыгнуть ногой. – За это надо выпить. Ричард, почему твой бокал до сих пор полон?
На лице Дикона отразилась явная растерянность. Он уставился на своё вино так, будто только что его увидел, потом поднял на них потерянный взгляд.
- Эр Лионель, я не хочу. Совсем.
- Вы, юноша, вспомнив Надор, решили вспомнить и тамошние порядки? Кажется, до этого вино не вызывало у вас особого отвращения, - вмешался Ворон, опрокидывая в себя остатки своего вина и берясь за следующую бутылку.
- Я просто не хочу, - пробормотал Дикон.
Эмиль переглянулся с Лионелем. Они оба испытывали крайнее удивление, потому что было просто невозможно вообразить, что молодой, здоровый человек мужского пола и семнадцати годов от роду может испытывать отвращение к вину. Это было ошибкой и это следовало немедленно исправить, по крайней мере, именно об этом говорил немалый опыт бывших гулянок во всю широту души.
- Я не хочу, - повторил Дикон, и у него во взгляде появилось знакомое упрямство. – Извините.
Лионель пожал плечами и махнул рукой. Эмиль почесал в затылке и неожиданно подумал, что брат прав – каких только причуд ни бывает у людей, незачем заставлять.
- Скучно, должно быть, жить в Надоре, - протянул Лионель, со смаком наполняя собственный бокал и осушая его наполовину одним глотком. – Без вина, без танцев, без песен.
- Почему это? – возмутился Дикон. – Ну, то есть вино у нас действительно не очень хорошее… - Рокэ от окна громко выразительно фыркнул, ну да, ему всё, что не из родного Кэналлоа, то не вино. – А праздники есть. И танцы. И песни. И висы.
- Висы? – переспросил Лионель. – Что это?
- Это, - Дикон замялся, явно подбирая слова. – Стихи. Только не такие, как, например, у Веннера. Их складывают наши сколле. Они… старые очень и звучат по-другому. Я их раньше очень любил, но матушке не нравилось, что мы с Айри их учим. Хотя я ещё помню некоторые. И считается, что их не надо читать посторонним. Ну, то есть, людям не из Надора, только если друзьям. Не знаю, почему.
- Но мы-то друзья? – Эмиль снова приобнял Дика.
Не то, чтобы ему хотелось стихов, все эти лирические вздохи он никогда особенно не жаловал, но вдруг стало любопытно. Кроме того, Рокэ наотрез отказался брать в руки гитару, так может, северные песенки его если не раззадорят, то хотя бы заставят взыграть дух противоречия, благо спал он в Рокэ отнюдь не крепко.
Дикон слегка покраснел, задумался, вздохнул.
- Хорошо, эр Эмиль, эр Лионель. Правда, я мало помню. Ну, например… - он сосредоточенно нахмурился, а потом вдруг как-то проказливо улыбнулся и процитировал:
- Пей на пиру,
но меру блюди
и дельно беседуй;
не прослывешь
меж людей неучтивым,
коль спать рано ляжешь.
Рокэ на подоконнике отчётливо подавился вином прямо на очередном глотке и закашлялся, Эмиль с Лионелем дружно заржали.
- Если кто-нибудь когда-нибудь ещё мне скажет, что у надорцев нет чувства юмора, - задумчиво сообщил Лионель, – я смогу с чистой совестью вызвать этого человека на дуэль за клевету.
Дикон снова улыбнулся, явно довольный похвалой. Эмиль с тенью лёгкой ностальгии улыбнулся: Ричард и в Варасте сразу расцветал от любого одобрения, хотя и в такой степени.
- Давай ещё, - потребовал брат.
- Кто нравом тяжел,
тот всех осуждает,
смеется над всем;
ему невдомек,
а должен бы знать,
что сам он с изъяном.
Лионель покосился в сторону окна, усмехнулся, но ничего не сказал. На окне тоже промолчали, ну и ладно. Эмиль окончательно решил не тревожить чем-то рассерженного друга. Захочет Рокэ – тогда и поговорим, а не захочет, так нечего пытаться ему веселье силой вбить. От такого всегда только хуже.
А Ричард продолжал. Скрытая улыбка окончательно ушла, голос стал ниже и звучал как-то странно, будто говорил человек с непонятным, незнакомым акцентом, рокочущим, как поток падающих в пропасть камней.
- Оружье друзьям
и одежду дари —
то тешит их взоры;
друзей одаряя,
ты дружбу крепишь,
коль судьба благосклонна.
Надобно в дружбе
верным быть другу,
одарять за подарки;
смехом на смех
пристойно ответить
и обманом — на ложь.
Надобно в дружбе
верным быть другу
и другом друзей его;
с недругом друга
никто не обязан
дружбу поддерживать.
Если дружбу ведешь
и в друге уверен
и добра ждешь от друга, —
открывай ему душу,
дары приноси,
навещай его часто.
Но если другому
поверил оплошно,
добра ожидая,
сладкою речью
скрой злые мысли
и лги, если лжет он.
Так же и с теми,
в ком усомнишься,
в ком видишь коварство, —
улыбайся в ответ,
скрывай свои мысли, —
тем же отплачивай.
Молод я был,
странствовал много
и сбился с пути;
счел себя богачом,
спутника встретив, —
друг — радость друга.
Эмиль слушал, забыв обо всём. Чёткий ритм захватил его, слова нанизывались одно на другое, как малахитовые бусины на нить из конского волоса, хотелось вскочить и вплести в этот речитатив удары какого-нибудь большого барабана или движения несуществующей варварской пляски, так, чтобы несло ещё сильнее, ещё дальше, а рядом чувствовались плечи других так же, родных, верных…
Рука Лионеля коснулась его локтя, вырывая из наваждения.
- Совсем ты, братец, поплыл, того и гляди, разнесёшь Рокэ кабинет, он тебя точно на дуэль вызовет.
Но за разумными словами близнеца, за внешним насмешливым спокойствием, Эмиль ясно чувствовал, отдавалось эхо того же самого возбуждения, только обузданного и приведённого к повиновению. Как и всегда у них. Как всегда. Эмиль закрыл глаза и привалился к спине брата, а на него самого, головой на грудь, лёг Дикон. Пить больше не хотелось, смеяться и петь тоже. Хотелось молча лежать, ощущая чужое прикосновение и наслаждаясь спокойствием.
Хотелось молча лежать, ощущая чужое прикосновение и наслаждаясь спокойствием, и ничего больше. Ричард не помнил, когда ещё в жизни испытывал что-то подобное. Наверное, никогда: дружить в Надоре было не с кем, не с детьми же конюхов и слуг, матушка такого ни за что бы не позволила. Айрис – сестра, и это иное. В Лаик… в Лаик так ничего и не сложилось из-за Свина и Колиньяра, а потом все приятели разъехались. Он, конечно, пошлёт им кольца, но они всё равно будут далеко. Возникшее когда-то взаимопонимание с епископом Онорэ тоже было совсем другим.
Дик улыбнулся, не открывая глаз. Он казался себе большим, нагретым солнцем камнем, который лежит среди таких же больших и тёплых камней, и так будет всегда – они будут лежать все вместе, пока мимо проходят дождь, снег, ветер и солнце, а когда-нибудь потом так же вместе уйдут во влажную землю, рассыплются в песок, но это будет очень-очень потом и неважно.
Окончательно утонуть в спокойствии и довольстве Ричарду не давало только одно. Какое-то чувство, тихо, но настырно свербящее в груди, эхо острого одиночества, которое непонятно откуда взялось, ведь все камни лежали вместе. Огромным усилием воли Ричард приоткрыл глаза и тут же понял, что его беспокоило.
Эр Рокэ продолжал сидеть у холодного, тёмного окна и цедил «Дурную Кровь». Один.
Ричард смотрел на него сквозь ресницы, до боли сжимая в ладони полированный камень с выведенным краской символом. Гифу. Руна единства. Узы братства.
Вуну.
Радость. Прилив энергии. Улучшение самочувствия.
Завершение периода тьмы. Знание трансформируется в понимание.
Радость сопровождает новую энергию, до этого блокированную.
Это утро началось как-то особенно хорошо. Кончита придирчиво оглядела принесённые девушками покупки и в кои-то веки осталась довольна. Конечно, таким тонким делом, как выбор овощей для готовки, лучше заниматься самой, но не разорваться же на части! Приходилось доверять молодым вертихвосткам, которые нередко позволяли себе излишнее легкомыслие. Но не сегодня.
Повариха мурлыкала себе под нос глупую песенку про глупого обжору, почти порхая между сковородок и кастрюлек. Готовка всегда была её страстью, порой Кончита казалась себе настоящей волшебницей, когда превращала обычные картофель, морковь и кусок окорока в умопомрачительно вкусные блюда. А порой и ведьмой, если вставала необходимость окоротить какого-нибудь негодяя, отправив его на долгую уединённую беседу с собственным расстроенным желудком.
Сзади скрипнула дверь. Кончита даже не обернулась – наверняка Хуан завернул, перехватить чашку шадди с утра после бурной ночи. Верный дворецкий всегда мучился похмельем вместе с соберано, хотя не брал в рот ни капли, просто из солидарности, должно быть. Мужчины иногда такие забавные.
Однако никто не прошёл у неё за спиной, не открыл традиционно поскрипывающую дверцу шкафа, не загремел чашками. Когда это Хуан успел стать таким стеснительным? Или это не он? Но ведь все в доме знают, что когда Кончита занята своим делом, то мешать ей имеют право только избранные, а нарушители изгоняются с кухни немедленно и бесповоротно.
Сегодня, впрочем, повариха была настроена благодушно и не собиралась никого гонять поварёшками. Она обернулась к двери и с удивлением увидела там дора Рикардо. Откуда он тут взялся? На кухне мальчик соберано появлялся редко, да и вставал обычно позже и сразу же шёл на тренировку, сбегал по лестнице со страшным топотом, потому что опаздывал. А вчера господа ещё и гуляли с белобрысыми братцами-близнецами, после такого даже соберано может заспаться. Правда, погулявшим дор Рикардо не выглядел, видно, сегодня ему отвар от головной боли не понадобится.
Дор Рикардо слабо, полусонно улыбнулся и начал оглядываться, как будто что-то искал. Кончита сама не заметила, как разулыбалась в ответ. Захотелось усадить благородного дора в уголок, накормить большими сладкими булочками и напоить крепким шадди, таким, как варят в Кэналлоа, а не местной разбавленной смолой.
- Что-нибудь хотите, дор Рикардо? – Кончита ловко подхватила нарезанные заранее овощи и высыпала их в кастрюлю, внимательно проследив, чтобы ни один кусочек не пролетел мимо.
Неряшливость на кухне – фу. Это не про неё. Будущий суп весело бурлил.
- Да, - кивнул мальчик соберано и зачем-то растрепал себе и без того взъерошенные волосы. – Пить.
Кончита невольно заозиралась в поисках гребня, но во время себя одёрнула.
- Шадди ещё не сварен, дор Рикардо. Но если хотите, я быстро…
- Да нет, - мотнул он головой. – А… молоко есть?
Кончита почувствовала, как в груди разливается что-то тёплое. Её старший сын, давно уже выросший оболтус, когда-то вот так же пробирался с утра на кухню и пытался выпросить у строгой матушки хоть кружку молока, которое любил до изумления, душу бы Леворукому продал за добавку. Сына Кончита особо не баловала, но сейчас вдруг растаяла. Ну, да и просит не кто-нибудь, а благородный дор.
- Конечно, есть, - она вовремя пригасила огонь, чтобы скворчащее мясо на сковороде не подгорело, бросила в суп нужную щепоть пряностей и достала из шкафа накрытый полотенцем кувшин.
Дор Рикардо жадно выпил большую кружку и снова улыбнулся.
- Спасибо.
Кончита подумала, что он сейчас ей напоминает Росси Улыбчивого – морской камень рядом с домом её родителей, на котором издалека можно было различить чьё-то счастливое лицо.
- Да не за что, дор Рикардо, - Кончита убрала молоко обратно в шкаф, и бросилась перемешивать мясо. – Может, и поесть хотите? Пока, сами видите, не готово ещё ничего. Но хлеб есть, и сыр.
- Нет, я потом.
- Юноша, я вижу, сегодня мне не придётся звать вас на тренировку, - соберано стремительно вошёл, и на кухне сразу всё словно дыбом встало, подхватилось резким ветром, Кончита даже зачем-то ухватилась за ручку сковороды, словно ту могло снести в окно.
- Неправда, меня будит Хуан, - поправил его дор Рикардо.
Соберано явно собирался что-то ответить, но посмотрел в лицо своему мальчику, криво усмехнулся и взял кружку с водой, чтоб осушить её залпом. Кончита вовремя приготовила ему ещё одну, которую соберано тоже оприходовал моментально. Ещё бы, после ночи-то возлияний, небось, море готов выхлебать. Третью кружку соберано пить не стал, а просто вылил себе на голову, теперь лужу на полу вытирать. Фыркнул, тряхнул головой, разбрасывая брызги, как большой недовольный кот. Взбудораженный он был какой-то сегодня, неласковый. Кончита даже забеспокоилась, не случилось ли чего. Надо будет обязательно у Хуана спросить, он всегда знает, а если не знает, то догадывается.
Впрочем, напившись и «искупавшись», соберано заметно успокоился, будто солнышком его из окна пригрело. Он снова посмотрел на своего мальчика, нахмурился было, опять хотел было что-то сказать, но не стал, вместо этого развернулся и пошёл прочь.
- Что ж, юноша, раз посылать за вами сегодня нет нужды, идёмте. Посмотрим, как много вы успели забыть, сидя в своём Надоре.
- Я тренировался, - слегка надувшись, ответил дор Рикардо, ещё раз рассеяно улыбнулся поварихе на прощание и вышел следом.
Кончита ещё успела услышать, как соберано насмешливо фыркнул и сказал что-то нелестное про тренировки с деревенскими вояками, но скорее просто весело, чем саркастично. Вот и хорошо, вот и, может быть, не случилось ничего, просто спал плохо. Но у Хуана спросить всё-таки надо, и пусть только попробует увиливать от ответа.
Кончита вернулась к своим сковородкам и кастрюлям, напевая всю ту же песенку про несчастного обжору, который так и не смог съесть всю вкусную еду в мире.
Мэтью Гишфорд немного испуганно посмотрел на молодого господина, который пришёл справиться о заказе. После сегодняшней ночи он чувствовал себя потерянным и разбитым, наверное, как почти все вокруг. А ещё гибель дяди. И невыполненные заказы. А ведь Мэтью пока не такой уж и хороший мастер, ему бы ещё учиться и учиться… да только больше не у кого, придётся самому как-то выкручиваться.
- Ничего, - великодушно успокоил его бывший дядюшкин заказчик и ободряюще улыбнулся. – Я нарисую эскизы заново.
Мэтью неуверенно улыбнулся в ответ. Молодой господин выглядел так, будто и знать не знал о прошедших страшных сутках, просто-таки сиял, как драгоценный камень. Может, он только сегодня приехал? Да нет, он же делал заказы раньше, значит, должен был быть в городе. Наверное, его просто не коснулись все эти погромы. И то правда, это в дом к ювелиру можно вломиться, а особняк дворянина, да если там есть стража, так легко штурмовать не сунешься.
Странно, но от этого становилось немного легче. Мэтью не раз сталкивался с тем, что во время несчастья чужое благополучие злит, но он сам сейчас наоборот почувствовал некоторый прилив сил. Вероятно, потому что появление этого беспечного, тихо радостного господина ясно свидетельствовало: всё закончилось. День прошёл, ночь прошла, грабителей приструнили и накажут, кого ещё не наказали. Добро вернули, если не всё, то многое, могло ведь быть куда хуже. И он, Мэтью, выжил. Вот дядюшку только жалко, доброй души он был, дядюшка. Устроить ему достойные поминки, да заплатить монахам, чтобы помолились за упокой души.
Заказчик протянул листки с изображённым узором. Молодой ювелир охнул про себя: работа предстояла сложная, тонкая.
- Я пока не так хорош, как был мой дядя, - осторожно сообщил он. – Возможно, работа будет выполняться долго… - да какой там «возможно», долго и будет, и советоваться с товарищами по цеху наверняка придётся.
- Я подожду, - так же светло улыбнулся благостный господин. – Это нестрашно. Уверен, ты справишься, а мне не к спеху.
- Конечно, - поклонился Мэтью и понял, что действительно справится
Жилы себе порвёт, но справится. Заказчик кивнул на прощание и вышел. Молодой ювелир глубоко вдохнул, с новыми силами принявшись разбирать беспорядок и дядюшкины бумаги, и даже через какое-то время начал насвистывать себе под нос незамысловатый мотивчик.
Магда шла осторожно, у самой стены, то и дело бросая косые взгляды через плечо и по сторонам. Нет, она понимала, что всё закончилось, что лигистов на улице больше не будет, бандитов тоже не будет, но всё равно было тревожно. Сегодняшняя ночь показала, что собственный дом – тоже недостаточная защита, особенно если соседушки-козлы попадутся, но улица казалась ещё враждебней.
Да нет же, нет, всё в порядке. Пришла армия, негодяев повязали, кого и вздёрнули прямо на месте, она сама не видела, но ей рассказали. В порядке, в порядке… однако страх продолжал стучать в груди, заставляя дыхание сбиваться.
Женщина так сосредоточилась на том, чтобы оглядываться по сторонам, что в какой-то момент перестала смотреть вперёд. Столкновение с кем-то было неожиданным и очень неприятным. Испуганно пискнув, Магда бросилась в сторону и, не удержав равновесие, упала.
- П-простите. Простите, пожалуйста!
Ох, ещё и дворянин. Точно дворянин, в таком-то богатом наряде, да с таким перстнем, да с цепью на шее. Оно, впрочем, и неудивительно, на этих-то улицах, здесь всё больше дворяне и живут.
- Не стоит, - ответил молодой господин и вдруг протянул ей руку. – Всё в порядке.
Магда посмотрела на руку с некоторым подозрением. После сегодняшней ночи ей казались пугающими вообще все, а мужчины, любого возраста и положения – в особенности. Правда, этот опасным не выглядел, наоборот. Женщина вздохнула, немного успокоившись, и ухватилась за его ладонь. Ладонь показалась тёплой и очень твёрдой, как каменные перила в полдень.
- Извините, - повторила она, поднимаясь. – Я испугалась, что на меня могут напасть.
Юноша понимающе кивнул.
- Больше нападать не будут, - серьёзно сообщил он. – Правда. Господин Первый Маршал больше не позволит.
И Магда наконец-то в это поверила. Не потому что господин Первый Маршал, кто его знает, этого Первого Маршала, про него такие слухи ходят, что непонятно, кто хуже – он или бандиты. Но вот просто поверила. Прикусила губу, чтобы не зареветь от облегчения, кивнула молодому человеку и быстро пошла дальше. У самого конца улицы она зачем-то оглянулась. Юноша стоял недалеко от ворот одного из особняков, переминаясь с ноги на ногу. Особняк был большой, серый и унылый, и почему-то Магда подумала, что там живут такие же серые и унылые люди. И что только такому славному молодому человеку понадобилось в подобном доме?
Дом графа Штанцлера был большим, серым и унылым. Он был таким всегда, но именно сегодня Ричард увидел это особенно ясно. Солнечное утро наполнило Дика неожиданным спокойствием и пониманием того, что неприятности закончились. Идти к эру Августу означало вернуть множество самых разных невзгод, начиная от безобразной ссоры в Надоре и заканчивая недавними беспорядками. Конечно, прятаться от нежеланного разговора – последнее дело и недостойно Повелителя Скал, поэтому надо идти. Надо. Обязательно надо.
Ричард продолжал стоять и смотреть на серый особняк, а солнечные лучи словно стояли стеной между ним и воротами, не подпуская к печальному зданию, а нагретые камни мостовой будто хватали за ноги. Солнечные лучи и камни не знали, что такое долг, честь, правила приличия и благородная вежливость, они не понимали, зачем уходить от них в холодную, унылую тень.
Ричард вздохнул. Он, конечно, не собирается пренебрегать приличиями, просто зайдёт к эру Августу немного позже. Когда солнца будет поменьше, и мостовая остынет. Да, ближе к вечеру. Дик бросил на занавешенные окна последний взгляд и пошёл обратно, сжав ладонью кошель на поясе, в котором постукивала о монеты полированная бляшка со свежим знаком. Вуну. Радость. Прилив энергии.
До вечера он ходил по улицам, радуясь знакомой, мирной Олларии, и люди улыбались ему в ответ, потому что не радоваться было просто нельзя. Потом собрались тучи, начал накрапывать мелкий дождь. Ричард поспешил к особняку Ворона и только входя в ворота вспомнил, что так и не нанёс эру Августу должный визит. Пришлось отложить его на завтра, и Дик с некоторым стыдом в душе должен был признать, что рад этому.
Потом он поднялся к себе в комнату, достал из шкафчика мешочек из свиной кожи, опустил в него руну и достал новую бляшку. За окном сверкнула молния и медленным рокотом отозвался гром.
Хагл.
Разрушение событий. Удар, порожденный
неусвоенными в прошлом уроками и нерешёнными проблемами.
События полностью вне чьего-либо контроля,
срыв распланированных действий, гневная стихия.
Август осторожно отмерил себе нужное количество капель и выпил мерзко кислое лекарство. Потом поплотнее запахнул халат и медленно опустился в кресло. Спина опять ныла, когда-то сместившиеся и вправленные позвонки давали о себе знать в ответ на мерзкую погоду. С вечера над городом висели низкие чёрные тучи, которые всё никак не могли разразиться настоящей грозой. Было душно, влажно и тяжело.
- Пришёл герцог Окделл, - доложил тихо появившийся слуга.
- Зови, - коротко приказал Август. – И принесите вина.
Ричард начинал превращаться в проблему. Август предвидел это, ещё когда мальчик только поступил оруженосцем к Ворону. Обаяние кэналлийского мерзавца могло пробить многие барьеры, особенно у неопытного легковерного юнца, который бредит яркими подвигами и прочей романтичной чепухой. Особенно если до этого юнец всю жизнь видел только блёклые унылые стены издыхающего родового замка. Да ещё эта война, на которой Ворон, вопреки всем ожиданиям, опять одержал блестящую победу. Если бы не отвратительный характер Алвы и не любовно взлелеянная Мирабеллой Окделлской мнительная гордыня Дикона, то на мальчике окончательно можно было бы поставить крест.
Собственно, на нём уже поставлен крест, а вчерашний день лишь подтвердил составленные планы. Мальчика не удастся использовать долго, он сопротивляется всё сильнее, значит, его придётся убрать с доски. Немного жаль, он неплохой юноша и удобный очень, но оставлять его при Алве нельзя ни в коем случае. Печально, но что поделать.
За дверью послышались шаги, странно тяжёлые, как громыхающие мраморные плиты. Август откинулся на спинку кресла, устало прикрыл глаза, позволил уголкам рта опуститься вниз. Ричард зашёл в комнату и глухо поздоровался. Август вздрогнул и невольно вцепился в полы халата, стягивая их на груди ещё сильнее. Какое мерзкое ощущение…
- Здравствуй, Дикон. Садись. Ты давно не заглядывал ко мне, - как можно мягче произнёс он, внезапно поняв, что голос слушается с трудом. – Извини, после вчерашнего я не очень хорошо себя чувствую.
Ричард, устраивающийся в кресле, едва заметно дёрнулся и покраснел. Наверняка подумал о своём несостоявшемся визите. Но нет, об этом мы не будем. Да и откуда бы нам об этом знать, мы же не следим за герцогом Окделлом, как проклятые кэналлийцы, которые сторожат его, не сводя глаз.
- Ужасное дело, просто ужасное. Бедная королева! – продолжал Август, тяжело болезненно вздыхая.
Дело и правда было дрянь. Катарина и так находилась в шатком положении, Дорак подбирался к ней всё ближе, старик явно что-то затевал, у Августа даже были предположения – что именно. И он не был уверен, что Ворон захочет спасать свою любовницу. Катарина, конечно, уверяла, что птичка у неё в клетке, но не та эта птичка, на которую можно по-настоящему рассчитывать. Кто знает, что ударит ему в голову. Иногда Августу начинало казаться, что слухи о безумии Алвы на самом деле правдивы.
- Эр Август, что случилось? – встревоженно спросил Дикон.
Почему-то сегодня от его голоса начинали болеть уши, как от грохота булыжников по черепице. Август с трудом удержал гримасу отвращения.
- Дикон, мальчик мой, скажи, ты ведь был с Вороном во время этого… - на этот раз он не стал пытаться оставаться невозмутимым.
Мысли о случившейся резне вызывали чувство острой брезгливости. Все эти режущие друг друга лавочники… Дикон кивнул в ответ, на этот раз, к счастью, молча.
- Ты не знаешь, что произошло в особняке Ариго?
Мальчик задумался, как обычно прикусив губу и нахмурив брови.
- Особняк горел. Эр Рокэ забрался в дом якобы для того, чтобы выпустить ворона, который остался в клетке, - Дикон отчётливо заколебался, но всё-таки продолжил. – А ещё он вынес какие-то бумаги за пазухой, я видел. И убил в доме епископа Авнира.
- Так я и думал, - Август подался вперёд, чтобы взглянуть мальчику в глаза.
Глаза были непривычно тёмными, с расширившимися чуть не во всю радужку зрачками. Он болен? Хочется надеяться, несерьёзно, не настолько, чтобы слечь в постель, это было бы некстати.
- Вчера на совете Рокэ Алва продемонстрировал нам некие письма, на основании которых обвинил Ги Ариго в пособничестве организаторам погромов. Принца арестовали и отправили в Багерлее. Катарине тоже грозит опасность.
- Эр Август, это правда?!
Мальчик побледнел, вскочил на ноги и внезапно показался очень высоким. Август невольно вдавился в спинку кресла. Он хотел ответить, но не смог сказать ни слова, почувствовав вдруг острую боль в груди. Сердце заходилось в бешеных ударах.
- Эр Август, вам плохо?
Дикон шагнул вперёд. «Не подходи!» - захотел крикнуть Август и снова не смог, ловя воздух ртом.
Дверь распахнулась, на пороге появился слуга с вином.
- Эру Августу плохо, сделайте что-нибудь!
Дикон развернулся к слуге. Август наконец сделал вдох, кажется, его грудь всё же вспомнила, как это – дышать. Слуга подскочил, начал щупать запястье, достал флакончик с нюхательной солью. Август жалко улыбнулся.
- Прости, мой мальчик. После вчерашнего я совершенно разбит. Это так ужасно. Бедная королева… Дорак не преминёт воспользоваться случаем…
Дикон нахмурился. Брови сошлись под углом, губы сжались в узкую полоску, тёмные глаза полыхнули. Именно так выглядел его отец, когда всё-таки согласится на восстание.
- Я… я что-нибудь придумаю, - медленно, тяжело проговорил он. – Я не позволю причинить боль Её Величеству. Обещаю.
- Что мы можем сделать, мой мальчик? – слабо улыбнулся Август и невольно приложил руку ко лбу.
Голос Дикона словно бил ему по черепу, как большой каменный молот.
- Я что-нибудь придумаю, - повторил Дикон. – Честное слово. Я… я пойду, эр Август. А вы отдыхайте. До свидания.
Он вышел, и Август бессильно сполз в кресле, позволяя слуге хлопотать над собой. Как же плохо…
***
- Эр Рокэ!
Алва приостановился и взглянул на поднимавшегося по ступенькам оруженосца с внезапной яростью. Ричард шёл на него, набычившись, зло, будто толкая перед собой тяжёлую глыбу. Последний раз он так смотрел во время казни Феншо.
- Посторонитесь, юноша, я занят.
Два дня назад, глядя на спящего в обнимку с Савиньяками Дикона, Рокэ окончательно понял, что подпускает мальчишку непозволительно близко, а значит, пора прекращать сложившуюся идиллию, пока не стало поздно. И пусть с ним те самые Савиньяки возятся, что, несомненно, будет лучше для всех, в первую очередь для самого юноши. Он, конечно, не оценит, но, право, это уже мелочи.
Вчера удобного случая посвятить разлюбезного оруженосца в это решение так и не выпало. Дикон будто издевался, смотрел со спокойной открытой радостью, и рука не поднялась нанести удар. Что великолепным образом свидетельствовало о верности принятого решения. Идиллия зашла слишком далеко…
- Эр Рокэ, это правда, что вы отправили Ги Ариго в Багерлее? – выпалил Ричард, и не думая подчиниться приказу.
- Несомненно, - Алва зло засмеялся. – Чего он и заслуживал. Юноша, я сказал, подите прочь! Я не собираюсь перед вами отчитываться, кажется, вы пока ещё не в том чине.
Ричард шатнулся назад, как от оплеухи, но только мотнул головой:
- Это правда? Говорите! Там правда были эти документы, или это придумал Дорак? – последние слова он выговорил почти по слогам, как будто с трудом.
Рука дёрнулась, Рокэ сжал кулак, чтоб не влепить ему настоящую затрещину.
- Я сказал, что не собираюсь перед вами отчитываться. Вы, юноша, я смотрю, совсем зарвались. Вон!
Он шагнул вперёд, заставляя Дика попятиться, а потом медленно опуститься на колени. То есть…
- Ричард? Ричард?!
Тот не отвечал, судорожно пытаясь вдохнуть. Рокэ подскочил к нему, схватил за плечи, тряхнул. Дикон молча открывал и закрывал рот, безуспешно стараясь сделать вдох. Грудь и горло сжимались, и, очевидно, воздух в них практически не попадал.
- Ричард!
Яд?
Нет, признаки не совпадают ни с одним.
Проклятье, что это такое?! Чужой, оно и есть! Ненавижу!
- Хуан! Сюда!! Живо!! - взревев так, что, наверное, было слышно даже на улице, Рокэ подхватил продолжающего задыхаться Ричарда на руки.
Внизу хлопнула дверь, и спустя всего пару мгновений, которые, как всегда в такие моменты, стали очень длинными, Хуан вылетел на лестницу. Вслед за ним появилась Кончита. Увидев соберано, они оба замерли, враз посерев лицами. Потом Хуан метнулся вперёд, а повариха бросилась обратно, впрочем, её Рокэ даже не заметил.
- Не стой ты! Принеси… - Алва запнулся.
Он вдруг понял, что не знает, что ему нужно. Если бы речь шла о сколь угодно тяжёлой ране или почти любом яде, он бы знал, что надо делать. Но происходящее не походило ни на что, ему знакомое, и какое необходимо лекарство, он не знал.
Ричард дёрнулся, перестал хрипеть и зашёлся в приступе кашля, слепо цепляясь руками за его рукава, почти разрывая крепкий лён.
- Проклятье! Чужой!
На секунду Рокэ показалось, что сейчас он и в самом деле выкличет Леворукого из его Заката и убьёт на месте, кто бы он там ни был.
Потом внизу снова простучали шаги, и Кончита взлетела на лестницу, держа в одной руке масло, а в другой воду.
- Что замерли?! – прикрикнула всегда безукоризненно почтительная к своему соберано женщина. – Несите его в комнату. Надо сделать растирание и напоить его этим, - она подняла зажатый в руке бокал с водой.
Рокэ молча поднял Ричарда на руки и почти бегом направился к его спальне. Повариха явно понимала, что происходит, значит оставалось только выполнять её распоряжения. Нести юношу было тяжело, он продолжал сотрясаться от кашля и хрипеть, а пол под ногами сошёл с ума, вдруг начав подрагивать, как от великанских толчков из-под земли.
Почти выбив дверь ногой, Рокэ сбросил Ричарда на постель и принялся стаскивать одежду. Кончита скользнула следом и одобрительно кивнула.
- Это болезнь, соберано, я знаю. Напоите его, - она протянула свою воду.
Рокэ сделал маленький глоток. Действительно, вода с сильным привкусом валерианы. И всё? Уточнять было некогда, и он постарался влить Дикону в рот всю порцию. Тот опять закашлялся, половина воды пролилась на покрывало.
- Я ещё принесу, - сказала Кончита. – А вы пока его разотрите, сверху, от горла до живота. Вот масло, - она протянула бутылку и быстро вышла.
Рокэ рванул с Ричарда рубашку. Ткань поддалась, как бумага, потом начал резко растирать ему грудь, зло, будто стараясь содрать кожу.
Дикон ещё раз вздрогнул, захрипел, потом обмяк, дыша тяжело, со свистом, но уже почти нормально. Ещё несколько движений, и Алва замедлил темп, а потом и вовсе остановился.
Ричард лежал неподвижно, закрыв глаза, и дышал, слава несуществующему Создателю, дышал. Губы чуть приоткрылись, в сумрачной спальне кожа казалась очень светлой, как у призрака, ресницы тревожно подрагивали.
Рокэ стиснул зубы, запрещая рукам шевелиться, запрещая пройтись по плечам, по рукам, по рёбрам и ниже…
Во рту пересохло. В душе поднималось тёмное чувство, на которое раньше он решительно наступал кованым сапогом, стоило тому хоть чуть шевельнуться. И сейчас оно словно решило отомстить, прорываясь лавиной.
Тонкая кожа, русые волосы в беспорядке, прерывистое дыхание…
Руки задрожали, стискивая чужие плечи. Наверное, это должно быть больно. Наверное, останутся синяки. Рокэ понял, что начинает улыбаться от этой мысли, безумно и жадно.
Растрёпанные волосы, бледные щёки, приоткрытые губы…
- Соберано, вы что делаете?! – гневный и одновременно испуганный голос Кончиты заставил его стремительно отпрянуть.
Проклятье! Это всё ты, проклятье, верно?
- Ничего, - хрипло ответил Рокэ и слепо повёл взглядом по комнате.
На глаза попалось что-то, какой-то странный предмет, но он не обратил внимания. Потом медленно отступил от постели, на которой лежал полураздетый Дикон. Ещё шаг. Ещё. Ещё. Дверь.
- Кончита, позаботься о нём, - глухо приказал Алва и стремительно вышел вон, почти выбежал. – Хуан, приготовь ванну. Воду похолоднее. Да, я сказал холоднее!
Кончита посмотрела вслед соберано и зябко поёжилась. Она тревожилась за него, очень тревожилась, но ей совершенно не хотелось знать, что с ним происходит. Совершенно. Лучше заняться дором Рикардо, он кажется совсем разбитым…
Ричард казался себе разбитым. Расколотым в крошку, растёртым в песок. Пропущенным через жернова. Словно его вдруг бросили в центр разъярённой стихии, селевой поток, мчащийся на равнину, чтобы крушить, чтобы сминать и растирать в порошок.
Сквозь беспамятство он слышал, как его зовут, трясут, трут с убийственной силой. И держат, до боли, до крика, удерживают от того, чтобы не потерялся совсем. Потом прикосновения изменились, стали осторожными, почти нежными.
Ричард приоткрыл глаза и увидел полог собственной кровати. Рядом хлопотала что-то причитающая Кончита, он не мог разобрать слов, да и не хотел. Он хотел только закрыть глаза и уснуть, и чтобы во сне не было ни лавин, ни гневно кричащих камней, рвущихся пробиться из земли смертоносным сухим фонтаном.
Уже почти провалившись в сон, Ричард смутно подумал, что до сих пор стискивает в кулаке горячую, как уголь, бляшку с грозным символом. Хагл. Разрушение. Удар.
Нау.
Жестокое предупреждение. Стеснение. Необходимость. Боль.
Обозначение теневых зон, мест, где рост заторможен,
что приводит к слабости, которая провоцируется на других.
Терпение в нужде, в боли, ломка, стойкость перед лицом проблем;
«и глодает сердце тайная рана».
В комнате было полутемно, некоторые свечи погасли. Кончита поставила поднос на столик у кровати и зажгла их снова. Однако сохранялось ощущение, что в спальне слишком сумрачно. Дор Рикардо уже проснулся, но смирно лежал в постели, только голову повернул на её приход. Вот и славно, вот и хорошо. Обычно мужчины не отличаются здравым смыслом и вместо того, чтобы терпеливо перележать время болезни, порываются куда-то идти и что-то делать, лишь бы доказать себе, что всё в порядке. И от этого, естественно, становится только хуже.
- Выпейте, дор Рикардо, - протянула ему кружку с ещё тёплым отваром.
Рецепт она узнала когда-то у подруги, выскочившей замуж за северянина, который иногда вот так же начинал кашлять и задыхаться, особенно поначалу, пока не прогрелся в жарком Кэналлоа. Нет бы соберано тоже забрать своего мальчика с собой в Алвасете, может, и не случилось бы этого. Раньше-то ведь не было, только после того, как дома побывал, а там, небось, сплошные сквозняки да сырость.
Дор Рикардо сделал глоток, поморщился, но выпил до конца и вернул кружку Кончите. Потом снова лёг и уставился вверх бессмысленным взглядом. Казалось, он где-то не здесь, а может, просто ещё не окончательно вернулся из полусна-полузабытья, в котором пролежал весь день.
Кончита поставила кружку и взялась за чашку с бульоном.
В кровати послышалась какая-то возня и звук, подозрительно похожий на мяуканье. Кончита обернулась и с изумлением увидела кошачью голову, поднявшуюся из-за одеяла.
- Брысь! – невольно вырвалось у поварихи, больше по привычке.
К кошкам в Кэналлоа относились снисходительней, чем здесь, а соберано и вовсе их… не то, чтобы специально приманивал, но явно приветствовал появление. Кошки, правда, особо не задерживались, приходили и скоро уходили. Только Катари жила в особняке давно, но обычно на верхние этажи не поднималась. Ловила мышей по подвалу, а когда их не было – поселялась на кухне и валялась там целыми днями, глядя наглым барским взглядом. И вот нате вам, вдруг явилась в господскую комнату и разлеглась на постели, будто кто её звал.
- Брысь, - повторила Кончита.
Кошка её повторно проигнорировала, с явным любопытством глядя на мясной бульон. Впрочем, этим всё и ограничилось, подумав, Катари снова улеглась на одеяло, перевернулась на другой бок, сунула голову под локоть дору Рикардо и замерла. Юноша взял чашку и начал мелкими глотками пить бульон. На кошку он не обращал никакого внимания, будто её и не было. Ну и ладно, раз так.
Кончита собрала пустую посуду, придирчиво оглядела комнату, убедилась, что всё в порядке, поправила дору Рикардо одеяло, ещё раз цыкнула на Катари и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. В доме было непривычно тихо и серо, никто не смеялся, девчонки-служанки не хихикали и не зубоскалили во время уборки. За окном наконец-то полил дождь, вода сбегала по стёклам, а воздух казался тусклым. Небось, до утра лить будет, а то и дольше.
Кончита бросила взгляд дальше по коридору. Там, в комнате с любимым камином, соберано методично надирался почти весь день, как какой-нибудь увечный матрос, которого ссадили на берег. Повариха тяжело вздохнула. Признаться, ей хотелось пойти, взять его за шиворот и хорошенько встряхнуть. Но позволить себе подобного Кончита не могла, это только на кухне она – королева, кого хочешь окоротит. Вот была бы тут Роза, которая, говорят, до сих пор не стесняется громко высказывать соберано поучения и наставления… но Роза в Алвасете, командует теперь собственными внуками.
Из комнаты вышел Хуан с пустыми бутылками в руках. Он тоже выглядел помятым и каким-то потерянным, бессмысленно шарил взглядом по стенам. Кончита бы об заклад побилась, что при этом он ничего не замечает. Почти столкнувшись с поварихой, Хуан всё же немного пришёл в себя, посмотрел осмысленно, потом кивнул на дверь дора Рикардо и вопросительно поднял бровь. Кончита пожала плечами.
- Да ничего с ним не будет, отдохнёт и снова забегает, - она старалась говорить пободрее, но получалось как-то фальшиво.
- Я могу что-нибудь сделать? – он пошёл к лестнице, Кончита следом, сердито фыркнув.
- Нет, - отрезала она, но, посмотрев на несчастное лицо Хуана, продолжила уже мягче. – Это болезнь, и она не лечится. Можно почти свести на нет, но совсем вылечить – так не получается. Тут ничего не сделаешь, приступ надо переждать, потом отвар попить. На холоде не бывать, волноваться поменьше, тогда всё должно быть хорошо.
Лицо Хуана потемнело. Кончита понимала. Она знала, как тяжело ему всегда давалась собственная беспомощность. Мужчины часто в это упираются, как поймут, что им что-то не даётся, готовы убиться, но сделать, а Хуан в этом выделялся особо. Стоило ему услышать что-нибудь в духе «ты ничего не можешь сделать», у него руки начинали трястись, взгляд становился совсем шалым и… да, и какая-нибудь глупость была не за горами.
- Не смей ничего выкинуть, - строго сказала ему Кончита. – Только хуже сделаешь.
Что можно выкинуть в такой ситуации, она не очень представляла, но мало ли что может придумать одержимый идеей вытворить какой-нибудь «подвиг» мужчина.
- Это я виноват, - внезапно после паузы сказал Хуан. – Я же видел, что что-то происходит.
Кончита снова фыркнула.
- «Что-то», это что? Дор Рикардо задыхаться начинал, или кашлять, или что? У него приступов никогда раньше не было, откуда нам было знать про болезнь? Ты только зря себя грызёшь теперь.
Хуан не ответил, и Кончита понимала, что, конечно, он остался при своём мнении. Мужчины! Ну да что тут сделаешь, сам как-нибудь с собой разберётся, не маленький.
Спустившись по лестнице, она отправилась на кухню. Хуан прошёл дальше, к подвалу. Снова вино…
Снова вино. Дурная кровь. Рокэ почти с отвращением уставился на бутылку. В горло больше не лезло, но он продолжал оставаться отвратительно трезвым. Рокэ встал и прошёл по комнате. Под ногами захрустело – ковёр был усеян осколками и залит вином так, что, казалось, вот-вот захлюпает. Тёмная страсть, взметнувшаяся в нём в спальне Ричарда, никуда не ушла, только превратилась в такое же тёмное, страшное бешенство. Рокэ казалось, что он готов выйти на улицы и начать убивать, просто лишь бы утолить это чувство.
Вместо этого он остался здесь, приказал принести ящик лучшего вина и начал методично и с упоением бить бутылки. О стены, об пол, о край камина, друг о друга. Стекло звенело и хрустело, стеклянная крошка царапала руки и даже, кажется, что-то отлетело, чиркнув по лицу, вокруг завыл невидимый ветер. Дорогое редчайшее вино без толку разливалось по полу, и это доставляло мрачное удовольствие, а резкий запах, казалось, вот-вот ударит в голову не хуже выпитого.
Потом был ещё один ящик. Потом Хуан доложил о том, что явился посланник королевы и едва не поплатился разбитой головой. К Чужому королеву и её посланников! Потом снова был ящик. Потом ярость наконец остыла, Рокэ опустил очередную бутылку, не разбив, вместо этого откупорил её и сделал большой глоток. После этого он только пил.
Проклятье, он же хотел, как лучше!
Проклятое проклятье, старый долг и вечный в буквальном смысле слова кредитор…
Рокэ снова упал в кресло и машинально сделал новый глоток. Желудок тут же отозвался, сообщая, что и без того полон. Бутылка полетела на ковёр, упала на бок. Лужей больше, лужей меньше. Рокэ закрыл глаза и откинулся затылком на мягкую спинку. Голова раскалывалась от боли, словно мстила за недавний приступ безумной злости, под веки будто насыпали песка.
А хуже всего было ощущение неправильности собственных поступков. Рокэ ненавидел ошибаться, потому что ненавидел чувство вины, которое приходило вслед за последствиями ошибок. Ведь можно было сделать иначе, правильно. Можно было предотвратить. Можно было, если бы он решил по-другому, быстрее догадался, больше предусмотрел. Кажется, агарисский святоша называл это гордыней. Что ж, он, пожалуй, был прав, вороны Алва летают высоко и против ветра и спускаться ниже не собираются.
Но, проклятье, он был уверен, что всё делает правильно!
Проклятое проклятье…
Он не повторял совершённых ошибок, не подпускал слишком близко. А что делал больно, намеренно и точно, так ведь это не смертельно. Прелестно великая трагедия – задетое самолюбие, только вообразите. Задетое самолюбие – не пуля и не яд, от них не умирают, только шкурки потолще отращивают. А толстая шкурка, она опальному герцогу очень пригодится.
Он всё сделал правильно.
Огонь в камине почти погас, из тёмных углов комнаты тянуло холодом, но вставать, чтобы подбросить дров, не хотелось, звать Хуана – тоже. Щёку неприятно тянуло, и Рокэ провёл ладонью по лицу, стирая засохшие капли то ли крови, то ли вина.
Он всё сделал правильно. И, похоже, совершил ошибку, так тоже бывает. Просто очаровательно.
Собственная слабость наконец-то сумела обойти его с флангов и теперь смеялась, примериваясь к ленте победителя. Позволить Ричарду подойти ближе означало убить, либо сделать предателем, либо… Рокэ вспомнил пронёсшуюся бурю и скривился. Нет, допустить сокращение дистанции было никак нельзя. Но снова ударить его, отталкивая… Память услужливо подбросила живописную картину, как Дикон оседает на пол под его взглядом, кашляя и хрипя, безуспешно пытаясь сделать хотя бы вдох. Может это стать смертельным? Надо спросить у Кончиты или, лучше, у лекаря, который разбирается в подобных вещах. В любом случае, допускать повторения подобного нельзя. Тоже нельзя. Тогда что остаётся?
Собственная слабость хохотала в голос, дразнясь, как уродливая щербатая девчонка. Чтобы он ни сделал теперь, всё будет одинаково неправильным. Мерзкое чувство, от которого он успел отвыкнуть и не желал привыкать снова. Не желал! Впрочем, кажется, на этот раз его мнение учитывать не собирались.
Это Рокэ тоже ненавидел. Никогда не позволял решать за себя, решать вопреки себе и своим представлениям, решать бесповоротно, даже отцу не позволял, хотя тот умел настоять на своём. Как оказалось, судьба умеет лучше. Судьба.
Рокэ невольно сжал кулак и со всей силы ударил по подлокотнику. Боль вспыхнула, и это было странно приятно. Пока есть боль – есть чему болеть, ничего не болит только у мёртвых. И никогда не ошибаются только мёртвые, потому что они никогда ничего не делают и никогда ничего не решают. Отрешались уже. Мысль была не новой, мысль была избитой до пошлости, над подобными так называемыми философскими изысками Рокэ привык издеваться, как они того и заслуживали. Теперь, похоже, посмеются над ним. Восхитительная симметрия.
Рокэ криво улыбнулся, носком сапога катнул туда-сюда валяющуюся бутылку. В ней плеснули остатки вина. Огонь погас окончательно, надо было позвать кого-нибудь разжечь его опять, но Рокэ продолжал сидеть в темноте один.
Ричард продолжал лежать в темноте один. Спать больше не хотелось, но и вставать тоже, во всём теле образовалась незнакомая неприятная слабость. Интересно, Айрис так же себя чувствует после приступов? Кажется, нет, в постели точно не лежит. Странно, что с ним это вдруг случилось, никогда раньше такого не было. А может и не странно. Ричард бросил взгляд на прикроватный столик, на котором лежал мешочек из свиной кожи. Может и не странно.
Кошка переползла из-под бока на грудь. Ричард устал её прогонять, а сама она уходить не желала. Ну и пусть, ему всё равно. Хоть кошка, хоть закатная тварь. Тяжесть и тепло на груди не казались неприятными.
Дик тихонько вздохнул. Кошка подняла голову, блеснула зелёными глазами. Дик отвернулся.
В ушах слегка шумело, под домом недовольно скрежетали разбуженные камни. Ричарду было плохо, но на самом деле не столько от слабости в теле. Сейчас, когда утренний гнев прошёл, он подумал, что, наверное, было неправильно начинать кричать на эра Рокэ. Повелителю Скал не подобает вести себя, как взбешённому плебею, и вообще, обращаться так к эру – нельзя. Неудивительно, что эр Рокэ рассердился, очень рассердился. Ричард и в самом деле забылся. Да ещё обвинил эра в подлости, хотя до этого сам убеждал, что тот хороший человек. Это Дорак мог придумать какую-нибудь низость, но почему Дик решил, что эр Рокэ будет ему помогать? Конечно, предположение эра Августа тоже кажется похожим на правду, но эр Август не знает Рокэ так хорошо, он судит по тому, каким тот пытается казаться, и вообще, эр Август плохо себя чувствует, в таком состоянии в голову может прийти, что угодно.
И, может быть, если бы Ричард просто спокойно спросил, эр Рокэ объяснил бы, что произошло?
Ричард снова вздохнул. Чувство того, что он сам поддался слабости и повёл себя не так, как следует, было муторным и давило, как холодная могильная плита. Дик немного повозился, заставив кошку недовольно мяукнуть, но из-под неприятного чувства было не выползти. Всё-таки придётся завтра извиниться перед эром Рокэ. Ну и спросить его про принцев ещё раз. Обязательно надо узнать правду.
Приняв решение, Ричард, наконец, немного успокоился и закрыл глаза. Сон вновь начал накатывать мягкой волной. Дик повернул голову и навалился щекой на лежавшую на подушке каменную бляшку, чувствуя неровность нанесённой краской линий. Нау. Стеснение. Необходимость. Боль.
Исс.
Лёд. «Замораживание» чего бы то ни было. Застой.
Длительное ожидание. Период скрытого развития, предшествующий возрождению.
«Я так хотел сдержать себя, что желания мои сковались льдом».
Утро выдалось прохладным и сырым. Дождь прекратился, но в воздухе продолжала висеть мерзкая мокрая взвесь. Обычно в таких случаях хочется сидеть дома, поближе к огню и не высовывать носа на улицу. А то и вовсе убраться обратно в Кэналлоа, где солнце и ветер.
Хуан отвернулся от окна и посмотрел на стоявший на столе канделябр, потом на книжные полки. Книги и свечи давным-давно были возвращены на место с пола, где по непонятной причине оказались. Слуги клялись, что никто ничего не мог опрокинуть, и Хуан им верил, как бы ни хотелось обратного. Уж очень сомнительно, что приступы внезапной неуклюжести и нерадивости обуяли всех разом по всему дому, заставив ронять и оставлять валяться самые разные вещи.
По спине пробежал холодок, на ум снова пришли примерещившиеся толчки из-под земли, которые заставили сотрясаться пол, пока соберано нёс дора Рикардо в его спальню. Конечно же, примерещившиеся. Конечно же.
Скрипнула дверь. Хуан поднял взгляд. На пороге стоял дор Рикардо. Он нормально дышал, но лицо было бледным и осунувшимся, а глаза будто выцвели, стали светлыми-светлыми, как серый лёд или покрытый инеем гранит над набережными.
- Хуан, где эр Рокэ? - его голос тоже стал каким-то тусклым, будто замороженным.
И как Кончита его только выпустила из постели? Куда она смотрит?!
- Соберано уехал. Вчера прибыл гонец от королевы. Соберано его прогнал, но сегодня решил выяснить, что понадобилось её величеству, - ничего хорошего, это уж точно.
Королеву Хуан лично не знал, но это не мешало ему относиться к ней с некоторой нелюбовью – соберано всегда возвращался от неё злой и нехорошо весёлый, а потом пил, как правило, в одиночестве. Или вообще не возвращался пару дней, а потом становилось известно об очередном местном скандале. Да и дор Рикардо, если верить парням, а кому и верить, как не им, после визитов к её величеству ходил как в воду опущенный. Лучше бы он ту куртизанку навещал, всё пользы было бы больше.
- А когда вернётся? – дор Рикардо прошёл в библиотеку, взял с полки книгу.
Хуану не надо было смотреть – собрание трагедий Дидериха, приобретённое ещё соберано Алваро. Дор Рикардо всегда её брал, когда был расстроен. Иногда даже не читал, просто раскрывал, держал в руках и сидел так, бессмысленно переворачивая туда-сюда страницы. Со стороны казалось, что его успокаивает просто прикосновение к листам бумаги, причём именно этого тома. Второе издание, новое, чей-то глупый подарок, он, кажется, вообще не открывал.
- Он не сообщил. Дор Рикардо, соберано велел передать вам приказ. Отправиться к семье капитана Арамоны и пригласить его сына к нам в дом сегодня вечером. Он сказал, вы знаете, куда идти.
Дор Рикардо резко захлопнул книгу, словно вспыхнув гневом, но тут же снова погас, секунду постоял и осторожно поставил том на место.
- Да, я знаю, где это. Мы там были после Октавианской ночи, и я представил эру Рокэ Герарда Арамону, - на имени он слегка поморщился.
Хуан молча ждал продолжения, но дор Рикардо продолжал молчать. Пауза затягивалась.
- Я переоденусь и поеду. Приготовьте Сону.
Дор Рикардо развернулся и вышел.
Ганс Корш, да, не забыть, сейчас его зовут Ганс Корш, подъехал к воротам с рассыпанными по ним чёрно-синими гербами и громко, часто застучал. Он ведь взволнован, он спешил, так спешил!
Какое-то время было тихо. Ганс снова ударил в ворота, и только тогда дверь приоткрылась. А он-то думал, что у грозного Ворона слуги будут порасторопнее!
- Кто ты такой? – послышался равнодушный голос привратника.
- Я прибыл из Гаунау. Срочная депеша для господина Первого Маршала!
Короткая пауза, потом дверь неторопливо распахнулась. Ганс Корш стремительно вбежал во двор, а потом в особняк, какой-то хмурый и сумрачный, несмотря на роскошь обстановки. Навстречу ему шёл молодой человек в одежде цветов Алва. Судя по описанию, это был герцог Окделл, тот, кто ему нужен.
- Сударь, меня зовут Ганс Корш, теньент при особе маршала фок Варзов. У меня послание для Первого Маршала. Я должен вручить лично…
Ганс почувствовал, как в горле вдруг запершило, и прервался.
- Монсеньора сейчас нет, - ответил предполагаемый Окделл, глядя поразительно светлыми глазами, от взгляда которых вдруг становилось холодно.
Корш зябко передёрнул плечами.
- Но, - он внутренне встряхнулся, пытаясь вернуть себе прежнюю горячность. – Это очень срочно. Я загнал лошадей… трёх…
Продолжить не получалось. Весь пыл угасал мгновенно, не успев родиться. Корш снова поёжился. Кто бы мог представить, что в доме Ворона может быть такая холодина! Здесь люди живут или покойники?!
- Но монсеньора сейчас нет, - повторил Окделл и шагнул вперёд.
Корш было посторонился, но вовремя вспомнил, зачем он здесь вообще находится.
- Может быть, у вас есть пропуск во дворец? – он старался говорить как можно проникновенней и даже, как бы от избытка чувств, придержал собеседника за локоть. – Это очень сроч..но…
Окделл повернул голову и уставился на него в упор. Пальцы сами разжались, на грудь словно лег ледяной булыжник размером с бычью голову. «Да он безумец», - с внезапным ужасом подумал Корш, отпрянув от внимательного и в то же время мертвенно безразличного взгляда, в котором не было ни тени хоть каких-то эмоций. Нормальный человек не мог так смотреть!
- Да, надо спешить, - равнодушным голосом согласился Окделл.
Корш попятился ещё на шаг и вцепился рукой в перила лестницы.
- Дор Рикардо, что происходит?
Новый голос показался ему просто избавлением.
- Срочная депеша эру, - по-прежнему ровно и ответил Окделл. – Надо передать.
- Я займусь, дор Рикардо, - так же спокойно согласился спускающийся по лестнице кэналлиец. – Вы можете не беспокоиться.
Корш почувствовал, что у него волосы начинают шевелиться на затылке. Этот кэналлиец казался всё-таки поживее, но и от него тянуло чем-то таким… таким… леденящим. Как в дурацкой сказке, которыми детишки пугают друг друга, собравшись поздно вечером под одним одеялом. Только это было на самом деле. А Ганс всегда втайне боялся таких историй куда больше кулаков соседа, шпаги или пули.
- Спасибо, Хуан, - Окделл кивнул на прощание и пошёл вниз.
- Но… - попытался было возразить Корш, однако горло перехватило.
- Я вас слушаю, - сказал кэналлиец и тронул его за локоть.
Даже сквозь одежду рука казалась поразительно холодной. Слишком холодной. Корш сглотнул и попытался ответить, чувствуя, как дрожат губы. Кэналлиец смотрел на него и в то же время будто сквозь него.
Ему было всё равно. Внутри всё будто застыло. Было холодно, Ричард привычно надел плащ, от которого не стало теплее, но это не имело значения, как и всё остальное. Только когда Хуан сказал, что он должен пойти и лично пригласить к эру Рокэ Анамону, коротко вспыхнул гнев. Он, Повелитель Cкал, должен идти и разговаривать с сыном Свина?! Но гнев угас так же мгновенно, и снова стало всё равно.
Только надо было выполнить поручение. Почему? Ах да, он же вчера решил извиниться за своё поведение и больше так не делать. Значит, приказу следует подчиниться. Остальное – неважно.
Прибывший гонец смог лишь едва-едва поцарапать эту корку безразличия, наросшую на него, как гранитный панцирь, но тут появился Хуан, и Ричард оставил неважное ему.
Сона испуганно шарахнулась от его рук, но смирилась, стоило взяться за уздечку, только мелко дрожала и испуганно косила глазом. Дик отметил, что это неправильно, но его это не тревожило. Он выехал со двора, глядя прямо перед собой. Копыта Соны звонко били по камням, те отвечали непривычным похрустыванием, будто покрытые инеем, но Ричарду понравился этот звук, насколько ему вообще что-то могло понравиться. В поясном кошеле отвечала тем же хрустом бляшка с очередным символом. Исс. Лёд. Замораживание. Застой.
Ера.
Год. Завершение. Цикл развития, пора завершения,
но исход зависит от человека. Благородные и нуждающиеся обретут необходимое.
Итог усилий и ожидания, благоприятный исход, последняя работа - собрать плоды.
Герард подошёл к особняку герцогов Алва, чувствуя себя шалым героем какой-нибудь легенды. Ещё бы, сам Первый Маршал заинтересовался его судьбой! Это походило на какую-то волшебную сказку, в которую до сих пор до конца не верилось. Уже у самых ворот Герард занервничал и остановился, теребя манжет новой сорочки, которую ему нашла мама. А вдруг это всё-таки ошибка? Чудовищная, невероятная, а вдруг они себе всё сами придумали, и сейчас его просто прогонят? Герард решительно мотнул головой и постучал в ворота.
Маленькая дверца открылась сразу. Молодой улыбчивый кэналлиец вопросительно посмотрел на него.
- Герард Арамона. По распоряжению Первого Маршала, - как можно твёрже сказал молодой человек, чувствуя облегчение от того, что не запнулся и не «пустил петуха» голосом.
Привратник кивнул, улыбнулся и указал на дорожку к дому. Герард глубоко вздохнул и решительно пошёл вперёд. Нельзя раскисать! Он должен показать Первому Маршалу, что достоин армии и не зря о ней мечтает. А если он не сможет связать двух слов, то какое же это будет «показать»? Самый настоящий позор это будет.
Подходя к крыльцу, Герард замедлил шаг.
- Добрый вечер, герцог, - немного замявшись, поприветствовал он сидящего на ступенях человека.
Герцог Ричард Окделл, который передал приглашение Первого Маршала, вызывал в молодом Арамоне самые противоречивые чувства. Это он представил Герарда герцогу Алве, подарив тот самый сказочный и приходящий единственный раз в жизни шанс. С другой стороны, сегодня утром он был просто ужасающе холоден, это уже и высокомерием нельзя было назвать. Девочки после его прихода даже плакали.
Герцог Окделл поднял голову и посмотрел на Герарда.
- Добрый вечер, - он снова смотрел как-то странно, вроде бы прямо, но в то же время куда-то далеко.
Однако никакой особой холодности в нём не было, так, отчуждённость малознакомого человека. Может быть, утром им показалось? Переволновались, услышав такое известие, вот и навоображали себе незнамо чего, даже мама.
Герард чуть поклонился герцогу и осторожно пошёл мимо. Гладкая светло-серая кошка вяло приподняла голову, посмотрела на него зеленущими глазами и перевернулась на другой бок, прижимаясь к бедру герцога. Тот никак не отреагировал, продолжал сидеть и вертеть в пальцах какой-то гладкий камушек, словно соседствовать с приспешницами Леворукого было для него обычным делом. Герард уже почти прошёл мимо, когда его вдруг окликнули:
- Сударь.
Голос у Окделла тоже был другим, не таким, как помнил Герард. Как будто немножко ниже и мягче. И живой. Может быть, чуточку высокомерно-снисходительный и не сильно радостный, но живой.
- Герцог? – Герард остановился и повернулся к оруженосцу Первого Маршала.
Тот наклонился вперёд, подобрал с земли небольшую светлую гальку. Пару мгновений подержал её в ладонях, будто грел, потом вдруг бросил Арамоне. Герард машинально поймал. Камушек казался горячим.
- Талисман на счастье, - бросил Окделл и отвернулся, замер, опустив подбородок на согнутые колени.
Герард некоторое время стоял, глупо моргая и сжимая в руках гладкую гальку. Потом так же глупо ляпнул «Спасибо» и вошёл в дом.
Кабинет Первого Маршала был впечатляющ, как и его хозяин. Дорогая мебель, дорогие ковры, головы вепрей над камином. Герард вытянулся в струнку под насмешливым взглядом синих глаз, рассматривающих его, как мама на базаре индюшку для ужина. Конечно, сравнивать блистательного герцога Алву с простой капитаншей было нелепо, а вот себя Герард ощущал точно той самой индюшкой перед весьма придирчивой и неблагодушно настроенной покупательницей.
- Итак, вы, помнится, мечтаете о военной карьере, - наконец, произнёс Первый Маршал, как будто раздражённо.
Герард стиснул зубы.
- Да, монсеньор! – выпалил он и, несмотря на кажущееся недовольство герцога Алвы, с трудом совладал с лицом, на котором чуть не расплылась дурацкая улыбка, которая всегда у него появлялась, стоило подумать о мундире или о том, как он окажется записан в полк.
То есть, это Жиль хихикал и говорил, что улыбка дурацкая, сам Герард, конечно, в такие моменты на себя в зеркало не смотрел, чтобы проверить. Но рисковать перед герцогом было совершенно незачем, особенно если он действительно сердит, а не показалось.
- Что ж, как я уже упомянул, могу предложить вам карьеру в Торке. Моего письма будет достаточно, чтобы вас приняли.
- Да, монсеньор! - конечно, будет! Кто станет оспаривать выбор Первого Маршала? Смешно даже подумать.
- Но, - продолжил Алва, поднимаясь из кресла и пройдя к окну, у которого встал, заложив руки за спину, - у меня есть ещё одно предложение. Можете пойти ко мне в порученцы.
Сначала Герард решил, что ослышался. Он несколько раз открыл и закрыл рот, потом всё же решил уточнить:
- К вам? Порученцем?
- Именно, молодой человек, - Алва снова резко обернулся, и Герард запоздало порадовался, что до этого он стоял спиной и не видел лица своего предполагаемого порученца несколько секунд назад.
Если бы видел, то у Герарда наверняка бы исчезли все шансы хоть на какое-то расположение.
- Но… зачем? – наверное, стоило хвататься за такой шанс, как говорится, не глядя и не задавая глупых вопросов, но Герард так не мог. – Ведь герцог Окделл…
- Герцог Окделл мой оруженосец и будет заниматься своими делами, - отрезал Первый Маршал и как-то странно удовлетворённо улыбнулся. – Как и вы. Достаточное количество обязанностей я вам найду, не беспокойтесь. Что касается вашего «зачем», можете считать, что мне захотелось заняться воспитанием подрастающего поколения. Как постоянно любит жаловаться наш кансильер, это поколение окончательно отбилось от рук, а я люблю трудности. Вот вы, молодой человек, как, отбились от рук?
- Нет… наверное, - несколько ошарашено ответил Герард. – Надеюсь, что нет!
- Жаль, жаль, - Алва усмехнулся и отпил от стоявшего на столе бокала. – Я надеялся на сложную задачку. Впрочем, может, вы мне ещё соврали, так что не буду пока ставить на надежде крест, хотя она и глупа, как пробка.
- Спасибо, монсеньор, - осторожно ответил Герард, не зная, как реагировать на эту странную тираду.
Одно ему было относительно понятно – кажется, Первый Маршал полностью успокоился и даже был чем-то доволен.
- Можете идти, молодой человек, - сообщил он. – Когда вы мне понадобитесь, я за вами пошлю. Пока можете отправляться познакомиться поближе с будущим товарищем, я имею ввиду герцога Окделла.
- Мы уже познакомились ближе, - зачем-то сказал Герард.
- Вот как? – взгляд Алвы вдруг стал острым, каким-то… требовательным. – Поделитесь-ка впечатлениями.
- Ну… - Герард задумался, с одной стороны, лгать Первому Маршалу недопустимо, с другой, впечатления были уж очень странные. – Герцог Окделл постоянно разный, поэтому пока мне сложно сказать что-то определённое, - Арамона вспомнил, как выражался законник с одной с ними улицы, и невольно скопировал его обороты, а потом зачем-то добавил. – А ещё он дал мне камень, поднял с земли, дал и сказал, что талисман.
До Герарда только сейчас дошло, что он до сих пор сжимает гальку в кулаке, и обдало внезапным чувством – и правда, талисман! Получилось! Он и не рассчитывал на подобную удачу! То есть, это наверняка совпадение, но этот камешек он теперь точно не выбросит. Так, на всякий случай.
Алва как будто на секунду замер, неопределённо хмыкнул, никак не прокомментировал это внезапное откровение и снова отвернулся к окну. Герард понял, что разговор окончен, вежливо попрощался и выскочил за дверь. И уже там привалился спиной к стене, чувствуя внезапную слабость.
До него только сейчас начало доходить, что именно он получил в ответ на желание попасть в армию – место порученца у самого Первого Маршала! Да это… это… Так просто не бывает! Нет, иногда он мечтал, что его заметит кто-нибудь из прославленных генералов, но выше Эмиля Савиньяка его мысли никогда не поднимались, да и те были из разряда неосуществимых фантазий. Он никогда не думал, что столько лет усилий и ожиданий закончатся столь ослепительным фейерверком. Чувствуя, как губы растягиваются в улыбку от уха до уха, Герард почти вприпрыжку отправился к выходу.
Ворон залпом допил вино и снова посмотрел в окно. Ричард продолжал сидеть на ступенях, как украшающая лестницу статуя. Впрочем, для статуи ему стоило бы принять более помпезную позу. Рокэ заставил себя отвернуться и отойти от окна.
Идея взять себе Арамону уже не казалась столь прекрасной, как раньше. Конечно, если два молодых лоботряса сойдутся, то их можно будет с чистым сердцем предоставить друг другу, что позволяло не обременять себя особым с ними общением. Но теперь вместо одного непредсказуемого взбалмошного подчинённого, за которого по каким-то там законам он должен отвечать, у него будут двое. Восхитительно.
- Господин Первый Маршал, - почти весело сообщил Рокэ в воздух, - поздравляю вас с прекрасной победой. Вы обошли себя по всем фронтам и загнали в угол. Готовьте белый флаг, или мне придётся вас пристрелить.
Коротко рассмеявшись, он упал в кресло и закрыл глаза. В последнее время всё, что было связано с Ричардом, оборачивалось самой неожиданной стороной и беспокоило. Ворон должен контролировать всё, что может и что не может – тоже, на всякий случай, ради безопасности. Но как можно контролировать разнообразные перепады настроений, случайности, совпадения, безумные порывы и полугаллюцинации? И талисманы, ах да. Теперь ещё и талисманы на удачу. Куда же без них.
Теперь ещё и талисманы на удачу. Ричард сам не знал, ни как, ни зачем это сделал, он вовсе не собирался одаривать Арамону чем бы то ни было. Но этот камушек, он так просил, и Ричард не захотел ему отказывать. Камушек знал, что должен оказаться в руках Арамоны и принести ему удачу, потому что для этого пришло время. Когда приходит время, нельзя ничего не делать, надо протянуть руку и сорвать плод… то есть, камушек, и так будет правильно, как бы ты сам к этому ни относился. И как бы ни хотелось сделать вид, что никакого плода… то есть, камушка, ты не видишь.
Потому что если делать вид, что не видишь, то камушек-плод упадёт тебе на голову, как падают перезревшие яблоки. Только яблоки могут падать мимо, а с камушком так не получится. Камушек, который плод, знает, куда ему надо падать, если его не сорвали.
Ричард отвёл взгляд от окон кабинета эра Рокэ, где сейчас должен был находиться Герард, и достал из-за пазухи письмо. Письмо было от матушки, в котором она, наконец, решила сообщить сыну всё о его недостойном поведении и почти прямо говорила о том, что откажется от него, если он продолжит служить Ворону. Судя по всему, письмо было написано в тот же день, когда он в ярости покинул Надор. Ричард вздохнул и провёл пальцем по острому сгибу. Камушки, которые плоды, падают всегда. И порой, бывает, сильно горчат.
Камушки-плоды, плоды-камушки… бляшка с выведенным знаком подтверждающе стукнула о камень лестницы, выскользнув из руки. Ера. Год. Завершение.
Эдд третий.
Иг.
Задержка. Предотвращение трудностей с помощью правильных действий.
Защита, препятствие на пути пытающихся причинить вред.
Утреннее солнце светило сквозь ветки сирени. Катарине оно не нравилось. Оно было слишком ярким, вызывающим. Яркость и вызов всегда привлекают к себе внимание и пробуждают желание сразиться. Но сражения могут позволять себе мужчины, а ей, слабой женщине, стоять в стороне и ждать, когда к её ногам сложат победу. Тоже, если вдуматься, небезопасное положение. И весьма перспективное при некоторых условиях. Катарина улыбнулась сама себе, конечно же, только в мыслях, её лицо оставалось спокойным и чуть-чуть грустным, как на картине святой Октавии.
По дорожке послышались шаги, Окделл всегда ходил довольно шумно, не то, что Алва, угадать появление которого было практически невозможно. Тяжёлые шаги поклонника – это, несомненно, удобно, но несколько скучно. Никакой внезапности. Впрочем, Окделл был скучен по определению, с его полной предсказуемостью.
Молодой герцог вывернул из-за куста сирени, сделал ещё пару шагов и замер. Привычно влюблённый взгляд, привычный чуть неловкий поклон, привычное приветствие:
- Добрый вечер, Ваше Величество.
Королева слабо улыбнулась в ответ и протянула руку для поцелуя.
- Я же просила называть меня просто Катари, - мягко пожурила она.
Прикосновение его губ сегодня было особенно неприятным, будто чиркнули по нежной коже пористой пемзой.
- Конечно, Катари, - Ричард как всегда слегка покраснел и сел рядом с ней на скамейку. – Ты хотела меня видеть.
Да не так, чтоб очень хотела, но Август очень настаивал на своей маленькой интермедии в будуаре, а когда она не удалась, почти в приказном порядке потребовал поговорить с Окделлом и выяснить, что происходит. В груди вновь вспыхнули досада и ярость, и Катари поспешно опустила глаза на свои руки, чтобы случайно не встретиться с собеседником взглядом.
Август окончательно обнаглел! В конце концов, она пока ещё королева! Пока…
Катари зябко передёрнула плечами.
- Ваше Величество, - Окделл осторожно коснулся её руки, это снова было неприятно, но почему-то стало немного спокойнее.
- Извини, Ричард, я… немного выбита из колеи тем, что случилось. Ги… как он мог поступить так трусливо? В детстве он был более смел… - когда любимая сестричка была готова прикрывать его от матушки с батюшкой, пока он таскал с кухни варенье.
А стоило отойти в сторону, как тут же становился смирнее овечки. Трус несчастный! Из-за него теперь Дорак получил такие козыри! Мерзкий старик…
- А теперь его обвиняют в заговоре. Дорак готов назвать преступлением и сговором каждое совпадение, только бы уничтожить любого, кто ему хоть как-то противостоит. А Ги с Иорамом всегда пытались помешать ему строить козни, - королева, совладав с собой, посмотрела на Окделла из-под ресниц.
Тот слушал очень внимательно и сосредоточенно, но непривычно спокойно.
- Катари, - начал он, осторожно беря руки королевы в свои.
Она вздрогнула. Ладони Окделла были прохладными и какими-то жёсткими, хотелось вырваться, избавиться от прикосновения немедленно, от него как будто отталкивало. Молодой человек запнулся на полуслове, как-то замер, а потом осторожно отпустил пальцы королевы. Словно понял.
Катарина почувствовала беспокойство, ей казалось, что она совладала с собой полностью. В чём же дело? И что сегодня с Ричардом, он, конечно, не вызывал особого восторга, но никогда не был так неприятен. Может быть, поэтому Август так нервничал и трясся, когда настаивал на необходимости разговорить мальчишку? И ведь ничего толком не объяснил, старый пройдоха!
- Катари, я уверен, что твой брат скоро будет на свободе. Он не мог поступить по-настоящему подло, а испугаться… способен каждый. Всё будет хорошо, правда!
На какое-то мгновение она даже ему поверила. Ричард говорил так решительно, так убедительно. Показалось, что он действительно сможет помочь… защитить. Катарина чуть прикусила язык, избавляясь от наваждения. С каких пор недалёкие юнцы стали способны на настоящую помощь? Нет, можно рассчитывать только на себя.
- Конечно, всё будет хорошо, ты прав, - она отвернулась, чтобы скрыть внезапный приступ острой неприязни. – Давай не будем о грустном. Лучше расскажи, как ты жил это время? Мы не виделись так долго, и ты стал совсем другим. Я знаю, война меняет людей, но нередко в худшую сторону.
Окделл снова покраснел.
- Со мной ничего не случилось, - пробормотал он и как-то неловко отвёл глаза. – А война… там было здорово! – он было вспыхнул, но тут же погас. – Но тебе это, наверное, не так интересно.
Солгал? Что-то случилось, о чём он не хочет говорить? Какая-то мелочь, вроде его ссоры с матерью или что-то по-настоящему серьёзное? Она вспомнила вчерашнюю встречу с Рокэ и мелькнула шальная мысль, что неужели всё-таки, хотя этого и не может быть, потому что совершенно не в стиле Ворона, но, нет, никаких но, нечего верить собственной лжи, это глупо.
- В самом деле, Ричард? – Катарина с волнением заглянула ему в лицо. – Я очень беспокоилась за тебя. Знаешь, Рокэ… порой он совершенно безжалостен.
Уж и кому знать, как не ей. Впрочем, ей-то как раз это его качество нравилась. Он был восхитительно безжалостным любовником и не тратил времени на любовную чепуху, которая после общения с молодыми романтичными мальчиками изрядно утомляла. Его можно было ненавидеть со спокойной душой, не боясь, что внезапная привязанность превратится в дополнительную угрозу. Но романтичные мальчики, конечно, видят положение совсем иначе.
- Эр Рокэ бывает таким, - по-прежнему неловко согласился Окделл. – Но на самом деле он благородный и великодушный. Просто не любит, чтобы это видели.
Катарина вымученно улыбнулась. Нет, не может быть, не может, Рокэ бы не стал!
Однако Август оказался прав, ему нельзя оставлять это без внимания, да и ей не лишним будет подсуетиться, но не сейчас. Чуть позже, иначе может получиться слишком поспешно, а спешка в таких делах только мешает.
- Да, конечно, - она поправила шаль на плечах и разгладила несуществующие складки на платье. – Прав, просто я переволновалась и готова обвинять в своих несчастьях всех. Это недостойно королевы, я знаю, и все же иногда так сложно быть совсем одной.
- Катарина, ты не будешь одна, - Окделл снова порывисто схватился за её пальцы, и она вновь на секунду бездумно поверила его словам, а потом с трудом удержалась, чтобы не отпрянуть, вырывая свои ладони из его.
- Спасибо, Ричард. Я… мне стало легче после разговора с тобой, - Катарина осторожно высвободила руки, к счастью, Окделл не пытался её удержать.
Словно опять заметил. Он стал слишком наблюдательным. Слишком.
- Теперь тебе лучше уйти. Ты же понимаешь, нам не следует беседовать слишком долго.
- Конечно.
Он поднялся, смотря сверху вниз, нависая, будто прикрывая раздавшимися плечами от яркого солнца. В самом деле, невероятно похож на отца.
- До свидания, - он прикоснулся губами к её пальцам и пошёл прочь.
Грудь вдруг сдавила странная тоска, захотелось вскочить и остановить его, попросить остаться и помочь, по-настоящему попросить, как будто опальный несовершеннолетний герцог в самом деле мог защитить её от сплетен, шантажа, враждебности Дорака и вообще всего, что могло ей угрожать. Катарина с силой сжала пальцы, тряхнула головой, и глупое чувство рассеялось. Защищать просто так не будет никто, каждый потребует свою плату, поэтому надёжнее оставаться одной и действовать только в своих интересах. Остальные – неважны, остальные – не имеют значения.
В душе мелькнула тень сожаления, но тут же пропала. Королеве Талига не о чем сожалеть.
На тропинке послышались лёгкие шаги.
Дженнифер Рокслей кружила по дорожкам сада, не понимая, что происходит. Она точно знала, что королева ушла с молитвы для встречи в саду с кем-то. Ей предстояло выяснить, с кем, и узнать, о чём будет разговор. Нелёгкая задача, но Дорак обещал платить, не скупясь.
Выскользнуть из церкви ей удалось, но на этом дело неожиданно встало. Монастырский сад Дженнифер знала хорошо и была уверена, что не заблудится в нём и ночью. То есть, была уверена до сегодняшнего утра, но, проплутав между деревьями больше четверти часа, начала сомневаться в собственной памяти и даже рассудке.
Так, эта большая липа, от неё направо по дорожке, потом налево… или прямо… или не от большой липы, а от вон того дуба… или?..
Дженнифер зажмурилась, сжала виски и заставила себя дышать ровно. Так, она точно помнит, куда идти, вот сюда. Но стоило открыть глаза и направиться в нужную сторону, как она обязательно выходила куда-то не туда. Дорожки словно перепутались, как нитки из клубка, который злонамеренно стащила одна из прислужниц Леворукого. Деревья как будто перебегали с места на место у неё за спиной, а солнце умудрялось бить в глаза в любом положении, не давая разглядеть дорогу получше.
Окончательно замучавшись, Дженнифер встала отдохнуть под липой и вздрогнула, увидев, как откуда-то из-за кустов сирени вышел юноша и быстрыми шагами направился к маленькой калитке в стене. Молодого человека она узнала, видела мельком при дворе, когда он следовал за Вороном. Ричард, герцог Окделл. Не будь он в опале, Дженнифер точно бы постаралась его окрутить.
Но он уже уходит. Плохо. Разговора она не слышала, значит, на деньги рассчитывать не придётся, ну да будет ещё возможность. Её Величество любит уединяться в монастырском саду.
Досадливо скривившись, Дженнифер изобразила на лице самое невинное выражение и поспешила к королеве. Продолжать блуждать здесь одной ей очень не хотелось. Катарина сидела на скамейке, задумчивая и печальная, такая же, как всегда.
Катарина была такая же, как всегда… и другая. Красивая и печальная, хрупкая, словно цветок лилии, и в то же время казалось, будто она колет острыми шипами, куда там розе. Её страх и боль тревожили, волновали, но как будто не задевали, не доставали до самого сердца, вдруг прикрывшегося прочным щитом. Ричарду хотелось уберечь королеву, потому что предоставить помощь одинокой женщине – долг любого благородного человека, однако же он больше не пошёл бы ради неё на край света. Как большой камень у дороги, который может стать укрытием и защитой от опасности, но сам он никогда не сдвинется с места, будет неподвижно стоять, даже если на чьём-то пути.
Ричард пообещал себе, что обязательно поговорит с эром Рокэ о Ги Ариго. Эр Рокэ не хочет об этом разговаривать, он вообще, похоже, не хочет разговаривать с Ричардом, но раз Дик обещал помочь, он должен сделать хоть что-то. Обязательно.
С этими мыслями Ричард решительно пошёл прочь от аббатства Святой Октавии. Два плечистых молодца со спрятанными в сапогах ножами направились было к нему, но вдруг свернули в сторону. Дик знал, почему. Их испугала тихая, но грозная песня каменной бляшки с нарисованным знаком. Иг. Задержка. Защита.
Пеоро
Поиск. Непознаваемое. Тайна.
Скрытые вещи, секреты, оккультные способности.
День клонился к вечеру, в кои-то веки спокойно и неторопливо. Соберано в кабинете возился с какими-то бумагами, дор Рикардо сидел в библиотеке, Кончита колдовала на кухне, служанки занимались своими делами. Хуан резко захлопнул большую бухгалтерскую книгу и отложил перо. Работа неожиданно не заладилась. Вместо цифр и букв в голове неотвязно вертелись события последних нескольких дней. Погромы, внезапное возвращение соберано, странный гонец со странным сообщением и, главное, дор Рикардо. Хуан встал из-за стола и прошёлся туда-сюда, заложив руки за спину, подхватил когда-то привычку у соберано.
У дора Рикардо никогда раньше не было таких перепадов настроения. Его вспышки гнева или, реже, радости случались регулярно, и у них всегда находилась причина. У дора Рикардо никогда раньше не было приступов. Хотя Кончита с уверенностью сказала, что такие вещи, как правило, становятся известны раньше, чем через полтора года жизни бок о бок.
Возможно, всё это были мелочи, особенно если не брать в расчёт смутные ощущения и непонятные порывы, захватывающие самого Хуана, но сейчас он был уверен, что здесь скрывается какая-то загадка, и её жизненно необходимо разгадать. Иначе последствия могут стать непредсказуемыми.
В дверь просунулась голова Луиса.
- Соберано тебя к себё зовёт и немедленно.
Хуан кивнул, убрал книгу в шкаф под замок и пошёл наверх.
Соберано стоял у окна, заложив руки за спину, как совсем недавно он сам. Он полуобернулся на звук шагов, приветственно кивнул и побарабанил пальцами по подоконнику.
- Меня начинает волновать состояние Ричарда в последнее время, - сообщил соберано после короткого молчания, и Хуан подавил нервный смешок.
Эта мысль пришла к ним в одно время случайно или это очередная волна чего-то неизвестного, что почти незаметно то и дело в последнее время пролетает по дому, как будто не существуя на самом деле и с трудом осознаваясь впоследствии?
- Я начинаю думать, что наш святой знакомец из Агариса оказался прав, как это ни удивительно, учитывая его род занятий, - судя по всему, соберано говорил про Онорэ, во всяком случае, других знакомых из Агариса Хуан точно не заводил последние года три, а то и больше. – С Ричардом что-то происходит, и мне это не нравится. Во всяком случае, пока он мой оруженосец!
Хуан едва-едва улыбнулся. Собственничество было у Алва в крови, Алваро тоже терпеть не мог, когда портили его вещи, зверей или людей, даже если оных на дух не переносил.
- Ты проверял его на дурман? – вдруг жёстко спросил соберано.
- Нет… Откуда ему взять? Он не встречается со случайными людьми.
- Зато с неслучайными встречается очень резво, - перебил соберано и нахмурился. – Вот что, пришли его сюда. И проверь его комнату при первой возможности.
Хуан поклонился и отправился выполнять приказ.
- Эр Рокэ, я хотел у вас спросить про Ги Ариго…
Не вошёл, влетел почти, вломился, как круглый камень, который катится с горы со всей дури, о том, что старших по званию положено приветствовать, и не вспомнил. Восхитительно. Впрочем, у благородных и хранящих традиции Людей Чести всегда были своеобразные отношения что с той самой честью, что с благородным воспитанием подчас.
- Юноша, если вы не забыли, что я являюсь вашим монсеньором. Извольте поздороваться, - Рокэ полюбовался на опешившего оруженосца и добавил: – Я тоже хочу у вас кое о чём спросить и, если вы мне ответите, готов так же утолить ваше любопытство, - лишние беседы с ним теперь, конечно, ни к чему, но если опять приступ?
Кончита сказала «нельзя волноваться». Можно подумать! Раньше волновался и ничего, как дротиками по слону приходилось! Но рисковать лишний раз незачем.
- Д-да, эр Рокэ, - Ричард смотрел озадачено и явно нетерпеливо.
Рокэ подошёл к нему поближе, внимательно вглядываясь в лицо. Зрачки чуть расширены, но несильно, так бывает, это нормально. Белки чистые. Губы и нос тоже, кожа не потрескалась от ядовитого дыма.
- Ричард, скажите мне, что с вами происходит в последнее время? – прямо спросил Рокэ и, конечно же, не прогадал.
- Н-ничего, - поспешно ответил Окделл и слегка покраснел.
Лжёт, причём совершенно бездарно. Как всегда. С таким «умением» даже и пытаться не стоит, но мальчишке этого в голову не вобьёшь.
- Ричард, не считайте меня глупцом, - Рокэ зло уставился на потупившегося оруженосца. – С вами что-то происходит, это очевидно. И вы, как я уже говорил, совершенно не умеете лгать. Так что? Вы трагично влюбились? Узнали великую тайну? Или эр Август пристрастил вас к какому-нибудь дурманящему зелью? – если это так, он свернёт старому ызаргу шею, наплевав на все приличия.
И никто не скажет и слова, защитнички попранной законности становятся поразительно молчаливы, когда эту самую законность цинично попирают у них на глазах.
- О чём вы, эр Рокэ? – Ричард растерянно моргнул. – Причём тут эр Август?
Что ж, если судить по физиономии Дикона, эр Август в кои-то веки действительно не причём. Впрочем, такие вещи можно делать и скрыто.
- Остаётся внезапная любовь или великая тайна. Итак, что?
- Я… А зачем вам это знать? – Ричард посмотрел с внезапным подозрением.
Рокэ сделал шаг вперёд, Дикон отступил. Скоро нависать над ним не получится просто физически, юноша растёт.
Нельзя нависать.
Рокэ отступил, вздохнул и откупорил припасённую бутылку вина.
- Выпьете со мной? – Ричард пьянеет моментально, может…
- Не хочу, - быстро ответил Дик и зачем-то уточнил. – Вино не хочу.
Рокэ хмыкнул. Любопытно, Ричард отказывается, потому что вспомнил о своей слабости к опьянению или действительно перестал пить вообще, как говорил Хуан? В последнее Рокэ верилось слабо. Он мог понять, что юнец ничего не пил в своём Надоре, где делают только кислятину несусветную и маменька-гарпия стоит над душой, но что можно отказываться от лучших кэналлийских вин было выше его понимания. Вино – кровь земли, дитя солнца. Оно греет сердце и душу, если уметь с ним договориться. Хотя Окделл, конечно, не умеет.
Кстати, какой дурман вызывает отвращение к питию? Нет таких, если не врали бывшие контрабандисты, наставлявшие маленького Росио в искусстве ходить под парусом.
- Что ж, тогда продолжим. Ричард, я не отпущу вас, пока вы не скажете мне правду. Что с вами происходит? И не вздумайте мне заявить, что ничего, это глупейшая ложь, которую я могу сейчас вспомнить.
Окделл набычился, зыркнул сердитым взглядом, а потом вдруг спросил в ответ:
- Тогда вы тоже скажете мне, что с вами происходит.
Алва моргнул.
- Со мной?
- Да, с вами, - Ричард начал распаляться, и Рокэ почувствовал некоторое беспокойство. – Вы убили моего отца, потом взяли в оруженосцы и сразу сказали, что это вам не нужно! Приглашаете вместе пить, учите драться, рассказываете разные вещи, а потом говорите, что вам всё равно! Делаете хорошие дела, а потом утверждаете, что вы – подлец и мерзавец, хотя это не так! Ходите к королеве, а потом говорите, что не любите её! Эр Рокэ, что происходит с вами?
- Для того, чтобы ходить к женщине вовсе не обязательно её любить. Мне странно, Ричард, что Марианна не успела вам этого растолковать, - подчёркнуто недоумённо ответил Алва и снова развернулся к окну. – И мне казалось, вас просветили о моём безумии. Безумие, скажу вам по секрету, очень полезная штука. Рекомендую обзавестись, юноша, хотя вы и не послушаетесь.
Восхитительно. Кажется, стоило признать, что дурманом тут не пахнет, ни в каком смысле. От дурмана тупеют, а не умнеют.
- Вы уходите от ответа, - упрямо возразил Дикон. – И никакой вы не безумец. Просто вы надо всем смеётесь и ничего не хотите принимать всерьёз. Но нельзя же таксо всеми!
Да, и тем более с такой скоростью. Определённо, это не дурман. И уж точно не Штанцлер, бедняжку кансильера от такой прыти, небось, удар бы хватил! Столько усилий насмарку. Столько усилий.
- Можно, юноша, и я прямое тому доказательство, - Рокэ по-прежнему не оборачивался.
Опять появились какие-то нелепые предчувствия. На этот раз о том, что если он обернётся и посмотрит Ричарду в глаза, то скажет всё как есть, что было бы совершенно излишним. Ветер крутился вокруг и тихо-тихо смеялся. Кажется, ему нравилось происходящее. Рокэ был вынужден признать, что если бы дело не касалось его самого, то посмеялся бы тоже, со всем удовольствием.
К Леворукому, какой ещё Ветер?!
- Только вам плохо, - со своей обычной отвратительной прямотой заявил Ричард.
- Вас это не касается, - процедил Рокэ сквозь зубы, жалея уже, что затеял весь этот разговор, и испытывая непреодолимое желание схватить сопляка за шкирку и вышвырнуть вон.
- Тогда вас тоже не касается, что со мной происходит, - насупился Дикон.
- Вы пока ещё мой оруженосец, - отрезал Рокэ. – Всё, что моё – меня касается!
- А вы тогда – мой эр, я приносил вам клятву верности и должен защищать от опасности.
Защищать? Этот мальчишка возомнил, что будет его защищать?!
Рокэ зло развернулся на каблуках и в упор уставился на Ричарда. Тот сразу как-то слегка сник, опустил голову, но продолжал упрямо молчать.
- По крайней мере, надеюсь, вы не сляжете снова, если я прикажу вам немедленно убираться? – спросил Рокэ, понимая, что за эти короткие минуты успел устать.
- Я… я не думаю, эр Рокэ, - тихо ответил Дикон. – Не должно… наверное.
Его «не думаю» служило слабым утешением, потому что, как известно, последствия не-думания редко оказываются дельными.
- Тогда убирайся. И не забудь зайти на кухню, выпить своё зелье.
Ричард некоторое время потоптался на месте, сопя с явной обидой, потом всё-таки поплёлся к двери. Рокэ заставил себя молчать и не приказать мальчишке остаться. А хотелось, так хотелось, даже если и не для разговора.
У самой двери, уже взявшись за ручку, Дикон снова остановился.
- Это неопасно, - сказал он. – То есть, опасно, но не так, как вы подумали. Я просто хотел узнать кое-что и… - он замялся, будто подбирая слова. – И решил проверить, как работают старые предания. Но вы не беспокойтесь, я буду в порядке, эр Рокэ.
- Старые предания, юноша, всегда работают самым отвратительным образом, - зачем-то ответил Рокэ и сам не мог понять зачем, слова будто сами тянулись на язык. – Как и старые проклятья. Поэтому от них надо держаться подальше.
- Когда Нэн рассказывала мне сказки, она всегда говорила, что от проклятий нельзя держаться подальше, они от этого становятся сильнее. Их надо снимать, - с этими словами Ричард вышел, почти так же быстро, как вошёл.
Рокэ был уверен, что он тоже испугался вылетающих изо рта слов.
Он испугался вылетающих изо рта слов. Не потому, что мог рассказать что-то, о чём пока не был готов говорить. Просто случайная тема вдруг зацепила сердце, как холодный каменный коготь. Почему эр Рокэ заговорил о проклятиях? Просто так? Или?..
Вопросы роились, сменяя друг друга, этот странный разговор всколыхнул и без того неспокойную душу. Хотелось узнать больше, хотелось спрашивать дальше и… отвечать тоже хотелось, но эр Рокэ не позволил. Наверное, надо было остаться… но тогда получилось бы нечестно и неправильно. Нельзя делать что-то одно, отвечать надо только спрашивая, а спрашивать отвечая. И не иначе.
Дик мотнул головой и пошёл в библиотеку. Было уже поздно, завтра он с трудом поднимется на тренировку, но он знал, что сейчас всё равно не сможет заснуть. А в библиотеке много книг, в том числе по истории. Может, там будет что-нибудь про дом Алва? Ричарду вдруг жарко захотелось про это почитать.
Он кивнул себе и покрепче сжал совсем было забытую бляшку с новым знаком. Пеоро. Поиск. Непознаваемое. Тайна.
Алгр.
Тростник. Лось. Ключевое слово – поворот.
Своевременное действие и верное поведение.
Единственная защита в буре – правильное понимание и поведение,
предчувствие опасности, препятствие вторжению
вредоносных сил, контроль над эмоциями, дружба.
Удар, поворот, выпад, шаг, укол… обычная утренняя тренировка.
Ричард выглядел ещё более сонным, чем обычно, но поразительно хорошо уклонялся. Не блокировал, не пытался атаковать в ответ, но задеть его оказалось сложнее. Пожалуй, через какое-то время это действительно можно будет назвать приемлемым уровнем владения шпагой и переключиться на Моро и гитару. Старый верный друг ещё не знает, что его ждёт.
Удар, поворот, выпад, шаг, укол…
- Почему вы не атакуете? У вас была прекрасная возможность. Извольте уже разлепить глаза, спать вам следовало раньше!
Алва старался говорить как можно суше. Ему не хотелось продолжать вчерашний странный разговор и вообще не хотелось о чём-то беседовать со своим оруженосцем. К счастью, Ричард за ночь успел растерять своё любопытство. Очень любезно с его стороны.
- Вы, наконец, перестали двигаться, как разъярённый вепрь, но почему вы перестали нападать? Или вы ждёте, что противник окажет вам услугу, самостоятельно насадившись на вашу шпагу? Уверяю, это крайне маловероятное событие. Атакуйте же!
В глазах Ричарда вспыхнул было гнев, юноша как обычно бездумно рванулся вперёд, но вспышка тут же погасла, и он снова плавно уклонился от коварного укола. Поразительные успехи, впрочем, в духе последних дней.
Просто великолепно.
- Вот поэтому вы и не можете сделать ничего толком, - резюмировал Рокэ, почти нанося ещё один укол. – Вас вечно кидает из крайности в крайность. Учитесь держать равновесие, это полезно.
Ричард хмуро посмотрел и снова промолчал. За время тренировки он успел вспотеть, мокрая рубашка липла к груди, обрисовывая мышцы. Скоро он вытянется ещё больше, ещё сильнее раздастся в плечах. Дамы будут в восторге, особенно те, кто предпочитают мужчин покрупнее. Мысль была забавной и неприятной одновременно.
Тренировку прервал Хуан.
- К вам пришли какие-то люди, соберано. Просили передать, что тени тоже не забывают своих долгов.
Тени, тени… Ах, тени! Новоявленный король Ночного Двора решил поддержать традицию и в кои-то веки соответствовать воспетому образу? Занятно.
- Пройдёмте, юноша, полюбуемся на сего достойного бандита. Кажется, в прошлый раз ваши впечатления от встречи с Ночным Двором были не самыми приятными. Может быть, на этот раз вас не разочаруют.
На лице Ричарда отчётливо отразились брезгливость, разочарование и возмущение, с которыми он смотрел на «доблестных» воров после Октавианской ночи. Он всегда так смотрел, когда разбивалась его очередная мальчишеская иллюзия, кажется, искренне полагая, что это был не развеянный мираж, а злонамеренные козни подлого Ворона. Очаровательная наивность.
Тени ждали их в холле, настороженно поглядывая по сторонам. Всё тот же моряк Джанис вместе с каким-то коротышкой. Надо же, лично Его Величество. Рокэ почувствовал некоторое веселье – он говорил как-то, что, если Первый Маршал нужен королю, пусть король и идёт к Первому Маршалу. Вот король и пришёл, пусть не тот, о котором был разговор.
- Доброе утро, любезнейшие. Что вам нужно?
- Вы хотели узнать, кто покушался на вашего оруженосца, - Джанис мельком глянул на этого самого оруженосца, с любопытством смотревшего из-за плеча Ворона.
Салага как салага, такого вокруг пальца обвести – раз плюнуть. И везучий, раз живым остался. Из той породы, видать, про которых говорят, что их сам Создатель хранит. Встречал Джанис таких – лопухи лопухами, но пройдут по болоту, как по луже, и пролезут там, где умный себе все ноги переломает. И ведь даже не заметят, что были на волос от смерти.
- Так вот он, - Джанис толкнул вперёд Крысу, - кой-чего знает.
Ворон вопросительно приподнял бровь. Джанис снова от души огрел спутника между лопаток, чтоб шевелил языком, да порезвее.
- Я за Выдрой тогда следил, - начал тот.
- Выдра – он за то дело взялся, - пояснил Джанис на всякий случай, Ворон про обычаи Ночного Двора был, казалось, не без понятия, но всё лучше сразу ясно сказать. – А он, - Джанис кивнул на Крысу, - был прознатчиком. Чтоб с работы на сторону долю не зажимали.
Крыса закивал:
- Так оно. Я за Выдрой ходил. Там сговорились – сотня «ржавых» задатком, и ещё после – четыре. А Выдра должен был стоять, где надо и ждать, кого указали.
Неудивительно, что он согласился. Выдру Джанис помнил, тот был ушлым, жадным, но не шибко умным. Такая простая работёнка да за такие деньги – оно завсегда подозрительно. Вот и получил Выдра, да только не то, что хотел.
- И кто же его нанял? – Ворон говорил вроде бы лениво и расслаблено, как кот, который следит за птицей, делая вид, что она ему совершенно неинтересна.
- Назвался бароном, - пожал плечами Крыса. – Тока и соврать мог, кто ж проверит. Сам шляпу напялил, в плащ замотался, маску нацепил. Борода чернюшшая торчала, как пакля. Той паклей и была, зуб даю. Вроде толстый, но мог и обмотаться чем, чтоб бочкой казаться. По голосу можно было б признать, но и всё.
Ворон пренебрежительно скривил губы. И то понятно, не потащит же он всех своих высокородных барончиков, чтоб какой-то мерзавец с подворотни их голоса послушал. Такое даже Ворону не устроить.
- Как он Выдру нашёл?
Крыса почесал в затылке.
- Да Чужой знает. Но не по умному, точно. Если б по-умному, Выдра бы постарался долю зажать, и королю б не докладывался, так, втихую б всё сделал.
- Хорошо, - Ворон на секунду задумался. – Если где вдруг на этого барона налетишь, получишь сотню «ржавых». Налог я сам заплачу.
Крыса аж весь дёрнулся, да и сам Джанис едва удержался, чтобы рот не разинуть, как портовой мальчишка. Дорогой же у Ворона оруженосец, прям из золота весь. И ведь не скажешь по виду, что такой самородок.
- Что касается Его Величества, - Ворон с иронией наклонил голову в сторону Джаниса, будто изображая поклон, – обещаю в дальнейшем моё полное расположение в случае чего в обмен на такую же своевременную информацию. Приятно иметь дело с умными королями, в наше время они – редкость.
Джанис усмехнулся в ответ. На него вдруг снизошла странная непоколебимая уверенность, что Ворон своё слово сдержит, и если с ним договориться, то ого-го какие связи у него будут.
- Сообщим, коли чего узнаем, - заверил он, подтверждая слова знаком подковы, а потом ухватил Крысу за шкирку и чуть не пинками погнал его прочь.
Рокэ повернулся к Ричарду.
- А вас неплохо ценят, юноша. Пятьсот золотых каким-то оборванцам. Так что рекомендую начать внимательно смотреть по сторонам и за спину. Не вечно же вам будет везти.
- Эр Рокэ, научите? – спросил Ричард.
Ещё чего не хватало, подумал Рокэ. В конце концов, сколько уже можно возиться с этим блаженным, который жив до сих пор лишь каким-то провидением небес? И ответил.
- Может, и научу. Если будете себя хорошо вести.
Август ещё раз перечитал список имён и удовлетворённо кивнул. Скорее всего, Ричард не сможет остаться к этому равнодушным даже сейчас. Особенно если его правильно подготовить.
Вот и пригодился составленный «на всякий случай» план. Не хотелось использовать так скоро, мальчик мог быть ещё полезен живым, но он слишком сблизился с Рокэ. Катарина сказала, что даже она уже не может влиять так же безоговорочно, как раньше. А мальчик кое-что знает, хотя и не догадывается об этом. Да и сближение Ворона со столь весомым представителем старой аристократии, как Повелитель Скал, не сулит ничего хорошего. Повелителей лучше держать друг от друга подальше. В старые сказки Август не верил, но чутьё подсказывало ему, что здесь лучше подстраховаться. Итак, список, кольцо с ядом...
Сердце заныло. Оно начало давать о себе знать с той встречи с Ричардом. Август сглотнул, положил бумагу и перстень на стол и чуть подрагивающими рукам потянулся за склянками с лекарствами. Выпил противную кислятину, посидел немного. Сердце успокоилось, вместо него подала голос голова. По телу прошла волна озноба. Август поплотнее запахнул полы халата, медленно поднялся с кресла и позвал слугу. Кажется, всё же придётся вызывать лекаря. Старый Бранше был хорошим мастером, но и брал за свои услуги, как скупой ростовщик. Голова начала кружиться. Появившийся слуга подхватил графа за локоть, не давая упасть.
- Пошлите за Бранше, - прохрипел Август. – И… - и за Окделлом, но этого он уже не выговорил.
К горлу подступила дурнота. Нельзя, нельзя, не то время сейчас, ни в коем случае нельзя свалиться с ног.
Но тело больше не слушалось желаний Августа. Спустя полчаса он лежал в постели, тяжело, с натугой дыша, а рядом суетился Бранше, потрясая сухим пальцем и с непреклонностью прокурора заявляя, что лежать придётся не меньше, чем несколько дней.
Август молча страдал, пытаясь придумать, как за эти дни не упустить какое-нибудь важное дело. Увы, ничего стоящего в раскалывающуюся от боли голову, не приходило.
Тени ушли, а Ричард продолжал думать об их визите. Значит, его в самом деле пытались убить. Кто? Зачем? Дорак? Больше ничьё имя в голову не приходило. Кому бы ещё понадобилась смерть опального герцога?
Надо учиться поглядывать по сторонам и за спину, как сказал эр Рокэ. Надо быть осторожным, заранее чуять опасность и вовремя уклоняться с её пути, как от удара шпаги. Эр Рокэ так умеет и обещал научить, если Ричард поведёт себя хорошо. Как надо хорошо – непонятно, с эром Рокэ никогда этого непонятно, вечно он злится и смеётся не тогда, когда Дик ждёт.
Надо… иначе Ричард не сможет поступить правильно, а если не поступить правильно, то умение защитить себя рассыплется из крепкого камня в невесомый песок, и какой-нибудь коротышка с Ночного Двора всадит в спину нож. Если не сможешь поступить правильно. Или если спину никто не прикроет. Ричард поспешно отвёл взгляд от эра Рокэ.
Он должен научиться.
Ладонь невольно легла на пояс, в котором была спрятана каменная бляшка с недавно нанесённым символом. Алгр. Тростник. Своевременное действие и верное поведение. Защита.
Сол.
Солнце, жизнь, свет, сила. Готовность впустить в себя свет и силу.
Целостность. Итог. Прояснение неясной ситуации.
Кончита ловко сворачивала рогалики с повидлом, по обыкновению напевая весёлую песенку, на этот раз про беднягу повара, который так много готовил, что не успевал поесть сам и умер от голода. Глупый был повар, что ещё скажешь. Ужин был уже приготовлен, но отдыхать пока не хотелось. Зато рогалики потом девчонки расхватают, моргнуть не успеешь. И бравые вояки тоже подтянутся, будут строить равнодушные-равнодушные рожи, ведь сладкое им не подобает, а сами, чуть отвернись, так и протянут лапы. Мужчины иногда такие смешные, дальше просто некуда.
Дверь распахнулась, и на пороге появился дор Рикардо, весь такой сияющий, счастливый, будто ему кто подарил весь мир и пару новых сапог в придачу.
- Кончита, у тебя есть молоко?
Молоко он с того дня, когда случился приступ, начал заливать в себя просто кувшинами, зато, если верить Хуану, вино пить перестал. Совсем. А ещё говорил, что соберано это, кажется, обидело. Смешные они, эти мужчины, что тут ещё скажешь. Даже соберано, при всём к нему почтении.
- Есть, - Кончита указала перепачканной в муке рукой на подоконник. – Возьмите сами, будьте уж так добры, - она демонстративно помахала в воздухе белыми ладонями, заставив муку разлететься лёгким облачком.
Дор Рикардо солнечно улыбнулся и взялся за молоко. Кончита почувствовала, что в ней поднимается ответная лёгкая радость и новые силы, будто он её заразил своим настроением. И что с ним случилось? Вроде весь день сидел в библиотеке, даже на улицу не выходил. Что он там, между страницами, сапфиры с бриллиантами нашёл? Или письмо какое хорошее получил?
- Дор Рикардо, не забудьте настойку, - напомнила Кончита, старательно напуская в голос побольше строгости, хотя, похоже, с невеликим успехом.
Пить лекарство упрямый мальчик не желал, но как же не пить-то, когда такие дела творятся? Чего доброго, снова приступ случится, а если не окажется рядом никого?
- Я здоров, - отмахнулся дор Рикардо.
Ох, эти мужчины! Вечно они здоровы… пока не свалятся умирающими полутрупами. И даже тогда будут уверять, что-де, всё в порядке, всё хорошо. До седин выясняют, кто кого перетерпит.
- Пейте, – повторила повариха. – Не будьте ребёнком.
Дор Рикардо вздохнул, но не по-настоящему, так, для виду, поставил на место кувшин. На пальцах сверкнул перстень, красивый-красивый, новый, что ли? А куда тогда фамильный опять делся?
- Где оно?
Кончита кивнула на шкаф, кружка с настоем была уже приготовлена, она собиралась сама отнести его в комнату дору, чуть позже.
Он залпом выпил, мужественно удержался от гримасы отвращения и вернул кружку на место. Откуда-то из-под стола появилась Катари. К дору Рикардо она теперь просто липла, всё с той же ночи, ластилась при любой возможности. Он уже и отгонять перестал, пережидал с выражением стойкого терпения на лице, пока нечистое животное обтирало и обмурлыкивало его сапоги. Хорошо, что в Кэналлоа к кошкам относятся без враждебности, как здесь, а то Создатель знает, что можно было бы подумать про такое внезапное внимание с пособниц Леворукого.
- Счастливый вы сегодня, дор Рикардо, - заметила Кончита, украдкой любуясь молодым человеком. – Случилось что-нибудь хорошее?
Мальчик вспыхнул, щёки налились румянцем мгновенно. Эге, да тут, кажись, замешана какая-нибудь хорошенькая девица.
- Небось, назначили свидание какой-нибудь красавице? – лукаво предположила Кончита, внимательно глядя на него из-под ресниц.
- Только цветы послал, - ответил дор Рикардо, осёкся, ещё больше покраснел и тут же вскинул голову, как всегда, когда решал, что над ним смеются. – Какое вам дело?
В кухню вошёл Хуан, не дав Кончите ответить. Чуть поклонился дору и начал улыбаться, едва заметно, кончиками губ. Тоже не удержался, потом будет хмурить брови и делать вид, что ничего не было. Кончита хихикнула себе под нос. Дор Рикардо кивнул им и также быстро вышел. На кухне стало словно чуть-чуть темнее, а Хуан тут же вернул на лицо невозмутимое выражение.
Кончита сделала вид, что ему поверила. Мужчины иногда так переживают, если кто-то видит их привязанности. Это забавно, но ей было несложно великодушно потакать их маленьким нестрашным слабостям.
- Ричард, - Рокэ окликнул опять витающего в облаках оруженосца.
Оруженосец был отвратительно радостен и светел, словно успел напрочь позабыть утренний разговор о покушениях на самого себя. Беспечный балбес. А самым отвратительным было то, что сам Рокэ тоже словно заразился этой беспечностью и думал о потенциальных нападениях с ленивым, чуть насмешливым равнодушием. Не велика беда, увернуться всегда успеем. Память о том, что те, кто рядом, те, кто под ударом, не уворачиваются, стала чем-то малозначительным. Другие, может, и не уворачивались, но не в этот раз, точно не в этот.
- Да, эр Рокэ? – Ричард смотрел прямо и ясно, и, казалось, вот-вот улыбнётся.
Рокэ решительно не стал улыбаться в ответ, незачем провоцировать впечатлительного юношу и дальше. Он и так навоображал себе непозволительно много об ангельской сущности своего эра. Не по плану это, совсем не по плану. Кстати о планах. Господин Первый Маршал, не пора ли о них вспомнить?
- Ричард, приказываю вам завтра отправиться к Герарду Арамоне или вызвать его сюда, как пожелаете, и заняться его боевой подготовкой.
- Что? – Ричард растерянно моргнул и уставился с возмущением.
Рокэ почти почувствовал облегчение. О, это благородное негодование Повелителя Скал от одной мысли о необходимости возиться с каким-то там порученцем, такое знакомое, можно сказать, родное. Хоть что-то в Ричарде Окделле осталось неизменным.
- Но он же!..
- Что? – Рокэ вопросительно приподнял бровь, с искренним интересом ожидая, как Дикон будет аргументировать свой отказ.
В свете последних событий, пожалуй, можно было рассчитывать на что-нибудь небезынтересное. Новое, свежее и необычное. Новое, свежее и необычное Рокэ любил. Иногда.
Дикон переплюнул все его ожидания. Он несколько секунд буравил эра возмущённым взглядом, но почти сразу заметно расслабился, снова отдаваясь своей солнечной ясности.
- Ничего, эр Рокэ. Как прикажете.
Потрясающе! Рокэ готов был начать аплодировать. Юноша превзошёл самого себя в неподражаемой «последовательности» своих поступков. Обворожительно, воистину обворожительно.
Рокэ невольно залюбовался им, как какой-нибудь мраморной гальтарской статуей, изображающей какого-нибудь местного героя, совершенно безмозглого, но обожаемого всеми богами за милую детскую непосредственность.
Неожиданно для самого себя Рокэ начал понимать гальтарских богов. Перед подобным сложно устоять.
Но можно. И нужно. Даже если сейчас это кажется таким неважным. Наваждение пройдёт, а проклятие останется.
Проклятие, от которого нельзя уклоняться, которому надо идти на встречу и переломить.
Рокэ усмехнулся. Мило. Гальтарский незамутнённый героизм, оказывается, заразен.
- Что-нибудь ещё, эр Рокэ? – Ричард смотрел со спокойной готовностью получить следующий приказ.
Прослезиться можно от умиления. Всегда бы таким был, цены бы ему не было. Слушался бы, не лез в душу, когда сказали, ушёл бы прочь… несбыточно.
- Ничего. Вы мне больше не нужны, юноша.
Ричард пожал плечами и взбежал мимо него по лестнице, похоже, опять в библиотеку. Если снова будет сидеть почти всю ночь и потом зевать с утра, сегодняшняя тренировка покажется ему лёгкой разминкой!
- Хуан! – Рокэ дождался появления дворецкого. – Принеси вина в кабинет. Много. И гитару.
Ему хотелось пить и петь знойные романсы о любви и смерти. Ему хотелось пить и петь Ричарду Окделлу. Впрочем, пока Ричард Окделл пропадает в библиотеке, то сойдёт и Ветер. Ему тоже можно петь, а он подхватит слова в ответ. Не худшая компания, если вдуматься. Рокэ развернулся и пошёл в кабинет.
Когда он начал третий куплет второго романса, Ричард зашёл в комнату и сел на пол, не наливая себе вина. Рокэ предпочёл вообразить, что в комнате по-прежнему нет никого постороннего.
Заниматься с сыном Свина, вот ещё! В первый момент Ричард по-настоящему разозлился, но завладевшее им солнце растопило гнев. В конце концов, не эру же Рокэ возиться с ним. Собственное великодушие согрело теплом, а камни фундамента дома ответили одобрительным гулом.
А кроме того, ведь его сам Ричард привёл сюда и дал сорвать плод, который созрел, вчера, тоже вечером. Так что глупо теперь пытаться что-то изменить. Неправильно. Солнце не уходит обратно на восход, поднявшись в небо. Поэтому Ричард передумал возражать. И обижаться на эра Рокэ тоже не стал.
Наоборот, пришёл к нему, когда тот взялся за вино и гитару. Солнце почти скрылось за горизонтом, но его лучи словно продолжали согревать тёмную, изливаясь из обычно тусклого пламени свечей. Эр Рокэ пел о тепле и свете юга, Ричард понимал этого, хотя и не знал слов. Камни ровно довольно гудели. Бляшка с выведенным знаком привычно отвечала им. Сол. Солнце, жизнь, свет, сила.
Тюр.
Воин, победа, честная схватка.
Оформление характера, стойкость, настойчивость как терпение.
Второй раз в особняк герцога Алвы Герард летел, как на крыльях. Правда, радость новоиспечённого порученца немного угасла, когда оказалось, что самого Первого Маршала дома нет, а общаться предстоит исключительно с герцогом Окделлом. То есть, конечно, герцог Окделл был полон всяческих достоинств, но всё-таки не то. Да и со странностями он.
Впечатление человека со странностями герцог Окделл оправдал практически моментально. Достаточно было одного брошенного на него взгляда, чтобы понять, что он снова стал другим, не тем, каким Герард его помнил. Никогда раньше Арамоне не встречался человек, так сильно меняющийся от встречи к встрече. Интересно, как господин Первый Маршал общается с ним каждый день, если сегодня это один человек, а завтра как будто бы другой?
Сегодня герцог Окделл прямо кипел энергией и с ходу потащил гостя на тренировочную площадку, похоже, даже не расслышав его приветствие. Герард немного опешил от такого напора и покорно пошёл следом, про себя гадая, как следует обращаться с этим странным молодым человеком, который, с одной стороны, был ему ровесником, с другой – казался совершенно непонятным и чуждым созданием.
Площадка была большая и удобная, выложенная гладким камнем. Ну, чего ещё ждать от герцогского дома, герцоги учатся шпагами размахивать не в огороде уж точно.
- Эр… монсеньор приказал мне проверить ваши навыки, - сообщил Ричард и протянул Герарду шпагу.
Герард осторожно взял оружие, взмахнул несколько раз, примериваясь. Робость вдруг ушла, сменившись уверенностью и предвкушением боя. Стало жгуче любопытно, каково это – сойтись с человеком, которого уже полтора года учит лучший фехтовальщик страны. И Герард готов был стоять до конца, будь его противником хоть ученик, хоть сам фехтовальщик, хоть герцог, хоть король. Оружие словно звенело у него в руках, радуясь вместе с ним и желая поскорее столкнуться с другим оружием в честном поединке.
Они отсалютовали друг другу, и шпаги скрестились.
Что Ричард недаром ходит в оруженосцах Первого Маршала, стало ясно сразу. Герард едва успевал отражать многочисленные мощные удары, уходить с пути, отскакивать, отклоняться. И ждать подходящего момента. Казалось, Ричард не использовал какие-то особо хитрые приёмы, но блокировать его атаки едва-едва удавалось. Силы герцогу Окделлу было не занимать, да и быстрый он был. Герард когда-то слышал, что все северяне поголовно неуклюжи и медлительны, но, похоже, это стоило считать наглым враньём. Либо оценщик сам был исключительно быстр. Наверное, в любом другом бою Герард бы уже или бросился бездумно атаковать и напоролся на чужой клинок, или пропустил бы укол в защите. Но в этот раз на него будто снизошло какое-то вдохновение. Он защищался и ждал, ждал, ждал подходящего момента с весёлым азартным терпением. Момент не спешил, Герард успел изрядно взмокнуть, когда, наконец, увидел свой шанс и нанёс укол… почти нанёс. И в тот же момент почувствовал, как сталь коснулась его бока.
Обидно!
Ричард улыбнулся с радостью победителя.
- Ты лучше, чем я думал, - счёл нужным сказать он. - Ещё раз?
Конечно, ещё! От такого предложения сейчас было совершенно невозможно отказаться.
Ещё, ещё и ещё. Сражение захватило, как никогда, было весело, но не бездумно, наоборот, Герард был как никогда сосредоточен и внимателен. И даже пропуская удары, почти не чувствовал никакого огорчения. Они помогали понять, что он делает не так, и продолжать искать тот нужный момент, когда настанет время сделать правильный выпад. Ну, или уйти с линии атаки.
Это было прекрасно. И в конце Герард сумел достать противника.
Они оба окончательно выдохлись и почти упали рядом на широкую дубовую скамью. Тело слабо ныло от усталости, но Герард чувствовал, что готов ринуться в следующий бой, хоть сейчас. Правда, в бой его никто не звал. Жалко. Немножко.
Ричард поднялся первым. Герард проследил за ним взглядом и увидел слугу с водой и полотенцами. Смыть пот было сущим наслаждением. Герард насухо вытерся и подошёл к ожидавшему его Ричарду. Слуга отложил влажные полотенца и протянул Окделлу какой-то конверт.
- Вам письмо от баронессы Капуль-Гизайль. Посыльный не стал ждать ответа.
Ричард кивнул, небрежно взял письмо и повернулся к Герарду.
- Идём в библиотеку.
В библиотеке их ждал шадди в тонких фарфоровых чашках и книги. Герард невольно ахнул, мгновенно выцепив взглядом прославленные тома по военному делу, которые сам так и не смог найти в дешёвых книжных лавках, не рассчитанных на подобные интересы.
- Да, они великолепны, - подтвердил Ричард, проследив за его взглядом. – Ты разбираешься в теории?
В голосе Окделла Герарду послышалось некоторая снисходительность, но он решил, что не стоит обращать на это внимания. Ричард уже давно живёт в доме Первого Маршала, наверняка эти книги для него – что-то обычное, повседневное, и восторг простого парня кажется забавным. Ничего, вот Герард послужит под началом Алвы, покажет, на что способен, и всё станет по-другому.
Ричард сел в большое, обитое бархатом кресло, взял свою чашку и отпил. Герарду не хотелось отходить от книжных полок, он готов был раскрыть книгу и начать читать прямо там, где стоял, не отвлекаясь больше ни на что, но поступить так было, конечно же, нельзя. Герард вздохнул, словно навек прощался с лучшими друзьями, и вернулся к Ричарду. Осторожно опустился в соседнее кресло, очень мягкое, удобное, и взялся за свою чашку.
Повисла некоторая пауза. Герард неловко поёрзал на месте, посмотрел на Окделла. Тот, казалось, о чём-то задумался, между бровей залегла складка, взгляд был чуть отрешённым и в то же время сосредоточенным. Если бы вдруг кто попытался напасть, наверняка бы получил мгновенный отпор. А ещё он был очень похож на профиль Алана Святого, портрет которого Герард видел на гемме у старого Ганса с конца улицы, который собирал всякие красивые штучки из камня и дерева. У Алана там было такое же вдохновенное и отрешённое лицо, если не знать, кто это, можно решить, что действительно святой. Хотя на святого Ричард всё-таки не походил, скорее на какого-нибудь легендарного воина.
Пауза затягивалась. Герард подумал, что молчать нехорошо, но не знал, что можно сказать почти незнакомому человеку, с которым едва несколькими фразами перекинулся… Перекинулся… О, вот оно!
- Герцог, я хотел поблагодарить вас. За талисман. Мне кажется… я уверен, он действительно принёс мне удачу.
- Да, конечно, - кивнул Окделл как чему-то само собой разумеющемуся. – Плоды всегда падают вовремя. Но дальше он тоже должен помогать.
Герард едва удержался, чтобы не выпучить глаза и не раскрыть рот, но сразу как-то успокоился. Кажется, от Ричарда можно ждать чего угодно. Интересно, это он один таким уродился или все Окделлы немного… странные? Если вспомнить историю, выходило, что если не все, то самые известные – наверняка. Раньше Герард всегда слышал, что Эгмонт поднял своё восстание потому, что был против власти Олларов и вообще нехорошим человеком. Но сейчас Герард вдруг подумал, что, может быть, старый Окделл просто… захотел поднять восстание, встав однажды утром с левой ноги. И, вот досада, не успел вовремя передумать.
- А куда уехал Первый Маршал? – Герард решил перевести разговор на более безопасную тему.
- Он занят, - пожал плечами Ричард. – Ведь завтра война.
- Какая война? – поперхнулся Герард. – З-завтра?!
Про войну слухи ходили, и он, как всегда, жадно ловил все новости. Но слухи были смутными и неопределёнными и уж точно никто не говорил про готовящееся отбытие Первого Маршала из столицы.
- Завтра, - подтвердил Ричард, и его взгляд стал как будто растерянным. – Или послезавтра… скоро… - он осёкся и замолчал, словно к чему-то внимательно прислушиваясь, а потом вдруг опять слабо улыбнулся. – Какая разница, когда будет война? Главное, мы на неё попадём, вместе с эр… монсеньором.
- Д-да, - сглотнул Герард и понял, что верит словам Ричарда, спокойно и безоглядно, как верят каменной опоре. – Конечно, это главное.
Это главное. Они поедут на войну, и всё будет хорошо. Ричард был в этом абсолютно уверен, хотя сам не представлял, с чего решил, что эр Рокэ куда-то собирается. Просто знал и всё.
Герард смотрел на него с воодушевлением, и Ричард окончательно решил простить ему неподобающее происхождение. Сын Свина совсем не походил на отца, и он понимал, что такое настоящее вдохновение битвы. Фехтовальщиком он был весьма посредственным, да и где мещанскому парню найти себе достойного учителя. Но песню сражения, которую пели Камни, услышал хорошо, а значит, всё в порядке.
И они оба поедут на войну. С эром Рокэ. Ричард мечтательно улыбнулся и кончиками пальцев коснулся бляшки с ещё одним знаком. Тюр. Воин, победа, честная схватка.
Биркан.
Береза. Знак плодородия. Дорога к рассвету и созерцанию.
Возрождение, женское начало, понимание, где истинный дом,
неудача в попытке обмануть себя или кого-то.
Уже наступал вечер, Первый Маршал так и не появился. Герард собирался отправиться домой, но герцог Окделл его не отпустил, сообщив, что у них есть ещё одно дело, после чего попросил немного подождать. Герард ожидал его возвращения, рассеяно глядя в окно. Дневное возбуждение схлынуло, оставив лёгкий звон в ушах и вязкую, приятную усталость.
Герцог вернулся быстро, спокойный и расслабленный, будто Герард не с ним сначала полдня сражался, а потом разбирал описания сражений из книг. Боевой азарт в нём погас, будто и не было. Просто невыносимо непредсказуемый человек.
- Нас пригласили в гости, - сообщил Ричард, поправляя манжеты.
- Нас, - переспросил Герард. – Меня тоже? Но… ведь… меня никто не знает.
Окделл пожал плечами, создавалось впечатление, что такие мелочи его не волнуют. Ощущение, что он как будто наполовину не здесь, а где-то, непонятно где, стало особенно сильным. Чувство было умиротворяющим, но странным.
- Неприлично отказываться от приглашения, - уверенно пояснил Окделл. – Не возражайте, едем.
Герард вздохнул. Он не чувствовал себя готовым ни к каким гостям, но отказываться было действительно невежливо, поэтому не оставалось ничего, кроме как последовать за герцогом.
Всю дорогу Герард гадал, куда они направляются. К какому-то из старых генералов, знакомых господина Первого Маршала? А может быть, их сам Первый Маршал и вызвал?
Действительность оказалась далека от любых, самых смелых, предположений Герарда.
- Я рада, что вы нашли время уделить мне внимание, - промурлыкала Марианна, разглядывая молодых людей напротив.
Это было забавно. Особенно её радовал новый порученец Первого Маршала, которого она пригласила ради шутки. Видимо, Ворон решил заняться воспитанием юношей – сперва оруженосец, потом ещё один такой же молоденький птенчик. Что ж, герцог Алва будет брать себе молодых людей, а она станет их… хм… образовывать. Получалось красиво, пикантно и весело, а Марианна любила всё подходящее именно под это сочетание.
Она томно улыбнулась и немного поменяла позу, чтобы была лучше видна ярко-алая камелия в вырезе корсажа. Арамона поспешил отвести взгляд и схватился за свой бокал с вином, как утопающий за соломинку. Окделл… ах, эти юноши так быстро взрослеют. Он уже почти не краснел и научился находить слова, даже если речь не шла о его обожаемых сражениях. Должно быть, кампания в Варасте успела подарить ему не только военный опыт.
- Ваши цветы были восхитительны. Кроме того, это не розы, такой приятный сюрприз, - Марианна взяла другую камелию и поднесла к лицу, как будто вдыхая запах, которого на самом деле не было.
Эти холодные, жёсткие цветы никогда не пахли.
- Я просто вдруг захотел сделать вам подарок, - чуть смущённо ответил Ричард. – И почему-то мне показалось, что они вам подойдут.
Марианна весело рассмеялась. Вряд ли Окделл знал о значении своего подарка, цветы – явно не его стезя, но так получилось ещё лучше. Случайные совпадения – они всегда бодрят.
- Вы совсем не пьёте, - заметила Марианна. – Вам не нравится вино?
Ричард крутил свой бокал, до сих пор полный до краёв. На пальцах перстень, по виду – невероятно дорогой. Неужели он променял свою фамильную побрякушку на что-то более стоящее? Да и герцогская цепь выглядит совсем новой. Марианна никогда не видела такой блестящей работы, заставляющей камни смотреться просто невероятно. Собственные украшения тут же показались ей грубыми и тусклыми, хотя заплатить за них пришлось изрядно. Вот любопытно, откуда у Окделла деньги на такую роскошь? Не Ворон же ему дарит украшения! Это было бы слишком… особенно в свете упорно продолжающих ходить слухов. Иногда Марианне казалось, что эту сплетню кто-то раздувает специально, иначе за полтора года все давно бы привыкли и переключились бы на что-нибудь посвежее. Пикантных историй в свете всегда хватало.
- Мне сейчас нельзя, - серьёзно ответил Ричард и окончательно отставил бокал.
Арамона посмотрел на него с явным недоумением и как будто даже чуть-чуть отодвинулся. Марианна тоже удивлённо приподняла брови. Оруженосец Первого Маршала ударился в воздержание? Кто бы мог подумать, что это возможно! Марианне всегда казалось, что рядом с герцогом Алва совершенно невозможно думать ни о каком воздержании в принципе. Но настаивать она, конечно, не стала. Звякнула в серебряный колокольчик и приказала слугам принести шадди.
- А вам нравится моё вино? – Марианна повернулась к Герарду.
Тот немного оторопело кивнул, потом, видимо, понял, что это не достаточный ответ в беседе с дамой.
- Да, очень, баронесса, - пробормотал он, стараясь смотреть куда-нибудь в сторону.
Может быть, полагал, что открыто пялиться на баронессу неприлично. Марианне это скорее понравилось. В конце концов, пялятся на неё все, кому не лень, после этого начинаешь ценить чужую скромность. Впрочем, в ней тоже неплохо бы иметь меру, чтобы оная не перерастала в занудство. Нет никого хуже зануд!
Окделл встрепенулся.
- Марианна, я хотел спросить у вас... Вы сказали, что граф Килеан предупредил вас о готовящихся погромах и теперь он в Багерлее…
Словно мысли подслушал!
Вот о ком, о ком, а графе Килеане-ур-Ломбахе Марианна слышать не желала. Не желала! Мало того, что он был занудой, так ещё и беспринципным мерзавцем, из тех, которые свято уверены, что когда женщина говорит «нет», это значит «да, но возьми меня силой». Отвратительно! А Окделл постоянно заводит разговор об этом человеке, с чего-то вбив себе в голову, что в того можно влюбиться.
- Граф действительно предупредил меня о погромах, - сказала она как можно равнодушнее и подняла с пола Эвро, посадив себе на колени.
Собачка всегда её успокаивала, как любимая кукла когда-то в детстве. Шелковистая шёрстка приятно щекотала пальцы.
- Мама говорит, что тем, кто ничего не сделал, чтобы предотвратить это, Багерлее мало, - вдруг поддержал её Арамона. – Нас самих чуть не… - он осёкся и снова отвёл взгляд. – Простите, баронесса, вам это, наверное, неприятно слушать.
- Не будем о неприятностях, - согласилась она и тут же улыбнулась. – И можете меня звать просто Марианной. Этот титул, он такой холодный, такой официальный.
Арамона опять немного деревянно кивнул. Окделл заметно нахмурился, но возвращаться к теме не стал. К счастью, этот вечер без Килеана был просто прекрасен.
- Ричард, простите мне моё женское любопытство, но я никак не могу удержаться. Скажите, где вы купили эту цепь?
Окдел посмотрел на неё с недоумением, как будто не понял вопрос. Повертел в пальцах украшенные звенья, снова посмотрел, с ещё большим удивлением.
- Марианна, о чём вы говорите? Это фамильная герцогская цепь. Она очень старая.
- Но…
Она присмотрелась. Кольцо в самом деле было то же – фамильный перстень Окделлов, да и цепь… но смотрелись они совершенно не так, как раньше – невероятно роскошно.
- Прошу прощения, - Марианна слабо улыбнулась и потёрла висок. – Мне показалось, должно быть. Так странно!
- Так бывает, - кивнул Ричард. – Это нестрашно.
- Действительно.
Марианна снова погладила Эвро. Почему-то вдруг стало очень скучно. Несмотря на то, что Арамона был невероятно забавен, а Окделл – безмятежен и ненавязчив, внезапно превратившись в необычайно приятного собеседника. Но ей всё равно было скучно.
Все эти мужчины, хороводом вьющиеся вокруг неё, которым нужно только одно, как и всем мужчинам. Цветы, вино, подарки, томные взгляды, постель, гортанный соблазняющий смех и жёсткий, как воск, цветок, прикасающийся к груди. Как же всё это надоело! Как парадное платье, такое красивое и такое тяжёлое, которое хочется содрать с себя, чтобы побегать по прохладной от росы траве босиком в одной сорочке, как когда-то, так давно, будто этого никогда и не было.
«Я не хочу им улыбаться! – подумала Марианна с внезапным раздражением. – И говорить тоже не хочу, я хочу пойти спать. Одной, ну, или с Коко. Я давно с ним не была и соскучилась по его очаровательной домашней неторопливости, не то, что у всех этих светских жеребцов, которые думают, что единственная радость женщины – величина их члена».
Марианна попыталась улыбнуться и отогнать подступившую хандру. Хандра ей, первой куртизанке Олларии, была совершенно не к лицу. Губы дёрнулись, но улыбки так и не получилось.
Ричард смотрел внимательно, даже слишком. Его взгляд раздражал, Марианна не любила, когда мужчины видят её выбитой из колеи. Это давало им слишком много преимуществ, а давать преимущество мужчине может только круглая дура.
- Я думаю… - Окделл поколебался, но продолжил. – Я думаю, нам стоит уйти. У вас замечательно, Марианна, но сейчас…
Кошки его забери, заметил! Впрочем, тут бы и слепой заметил, она совершенно раскисла. Марианна выдавила жалкую улыбку.
- Прошу прощения, но я нехорошо себя чувствую. Буду рада видеть вас обоих как-нибудь ещё, в моём доме вы всегда будете желанными гостями.
Молодые люди поднялись и откланялись. Марианна вздохнула одновременно с досадой и облегчением. Плохо, что не удалось провести двух юнцов, но хорошо, что её оставили в покое.
В комнату заглянул лакей и доложил о новой корзине цветов и визите Марселя Валме.
- К кошкам Валме! – резко ответила Марианна. – И цветы тоже к кошкам. Скажи, что я заболела, умерла… придумай что-нибудь, в общем.
Она резко встала и пошла вглубь дома.
Сегодня она больше не будет играть со всеми этими мужчинами. Она будет спать. Причем с мужем. В уютной домашней постели, где нет места всем её ненужным кавалерам.
Герард жадно глотнул прохладный воздух улицы. Уже темнело, но возвращаться домой не хотелось. Хотелось бродить по улицам или зайти в какой-нибудь трактир, смеяться и болтать с кем-нибудь, лучше всего, с красивой девушкой. Перед глазами Герарда словно вновь возник образ баронессы в ярком платье и с цветком на груди. Она была такая красивая…
Мама будет волноваться, да что там, уже волнуется, но мысли об этом скользнули по краю сознания и ушли. Ведь всё в порядке, ничего не случилось. Карету Ричард отпустил, и они молча шли пешком, Герард не знал, куда, ему было неважно. В воздухе чудился запах сирени, хотя никакая сирень в это время года не цвела.
После какого-то поворота Ричард вдруг засмеялся и кивнул на что-то дальше по улице в ответ на недоумённый взгляд Герарда. Там неторопливо шли двое, светловолосая девушка и какой-то мужчина.
- Это Рико, - пояснил Ричард. – Слуга в нашем доме. Говорили, у него безнадёжная любовь, но, похоже, соврали.
Светловолосая девушка засмеялась, привстала на цыпочки и прикоснулась губами к щеке своего кавалера. Точно, соврали.
Ричард пошёл было дальше, но тут их окликнули.
- Дор Рикардо! – молодой кэналлиец, очевидно, тоже из дома герцога Алвы, подбежал к ним и остановился, тяжело дыша. – Насилу нашёл… Дор Рикардо, возвращайтесь скорее! Там ваша сестра приехала.
Ричард замер, открыл и снова закрыл рот.
- Как приехала? – наконец тупо спросил он.
Герард с трудом сдержал нервный смешок. Кажется, непредсказуемость Окделлов действительно была яркой семейной чертой.
- С сержантом Гоксом, который должен был вас проводить, если бы вы возвращались из Надора вовремя, - охотно пояснил кэналлиец. – Сказала, что сбежала из дома.
- Ой, - вырвалось у Герарда.
Ничего себе! Мама бы за такое Сель просто выдрала. Хотя Сель бы и не стала сбегать, вот ещё.
- И что теперь делать? – спросил Ричард, непонятно у кого, что ему делать, Герард точно не знал. – А эр… монсеньор дома?
- Нет, - мотнул головой слуга. – Пока не появлялся.
Ричард вздохнул с явным облегчением.
- Ей же нельзя там оставаться, она девушка, - пробормотал он себе под нос. – Эр Лионель говорил, ей нужна патронесса.
О патронессах Герард слышал, случайно в каком-то разговоре мамы и бабушки. Кажется, это были почтенные дамы, которые присматривали за молодыми девушками, чтобы не возникло каких-то там ситуаций. Под влиянием внезапного озарения Герард тронул Ричарда за рукав.
- Моя мама… она вдова и уже не очень молодая. Кажется, она может быть.
Окделл некоторое время смотрел на него, будто не понимая о чём речь, потом кивнул.
- Да, конечно. Я подумаю об этом. Я пошлю за ней завтра.
Потом он попрощался и ушёл вместе со слугой. Герард вздохнул и всё-таки отправился домой.
Всё было просто ужасно, но Ричард продолжал улыбаться. Айрис поступила неприлично и просто недопустимо, но он почти не сердился. Айри можно понять, матушка в гневе из-за его поведения и наверняка стала особенно строга с девочками.
Вечер был тёплым, камни мостовой под ногами сонно вздыхали и бормотали что-то утешающее. Всё будет в порядке, он найдёт Айри патронессу и попросит Катари взять её к Малому двору. Всё будет просто замечательно.
Ричард ускорил шаги, чтобы быстрее добраться до дома. До своего дома.
В кошеле тихонько напевала о чём-то прекрасном бляшка с нарисованным символом. Биркан. Берёза. Плодородие. Дорога к рассвету и созерцанию.
Эдд четвертый.
Айхос
Лошадь. Изменение. Исправление ситуации.
Облегчение пути путешественника.
Прогресс, активное движение, путешествие.
Айрис всегда знала, что у неё замечательный старший брат. Вечно заботящийся о каких-то пустяках вроде «это нехорошо» и «это неправильно», но всё равно замечательный. И он даже не стал её ругать из-за внезапного приезда. Ну, то есть, он, может, и думал, что ругает, но какая же это ругань. И не стал пытаться отправить домой, а это было самым главным.
Проснулась Айри просто в замечательном расположении духа. Постель была мягкой, за окном светило солнце, на полу лежал пушистый ковёр, а у зеркала была дорогая деревянная рама с завитушками и цветочным узором. Не то, что дома. Здесь вообще всё было не то, что дома и только от одного этого хотелось петь.
Не очень молодая, но всё ещё красивая кэналлийка, которая представилась Кончитой, помогла Айрис надеть платье и расчесать волосы. Девушка взглянула в зеркало и тяжело вздохнула. Её серая, грубая одежда совершенно не подходила роскошному особняку, и это было так обидно, хоть плачь. Первый раз она встретится с Вороном в таком виде – да он примет её за нищую из подворотни и раздумает жениться! Правда, Дик говорит, что он и не собирается, но тогда зачем бы он подарил ей белого линарца?
Кончита говорила, не переставая, Айрис рассеяно отвечала. О Надоре, о матушке, о беспросветной жизни за пяльцами, тогда как Дику так повезло. Кэналлийка неодобрительно цокала языком и сочувственно кивала, а потом объяснила, как спуститься к завтраку.
Ричард её уже ждал, нахмуренный и задумчивый. Нет бы улыбнуться любимой сестре!
- Дик, а где герцог Алва? – Айрис опустилась на удобный стул и уставилась на столовые приборы из серебра. Дома матушка позволяла доставать серебряные ложки и вилки только по самым торжественным случаям, и дни рождения детей к ним не относились.
- Эр Рокэ не возвращался, - ответил Ричард по-прежнему хмуро и вдруг перешёл на фолдо. – Надеюсь, ты оставила свою идею, что он хочет на тебе жениться?
- Но он же сделал мне подарок невесты, - возразила Айри на том же языке, хочет Дик секретничать, ну и пожалуйста. – И я ему ровня, - она собиралась отказываться от волшебной мечты, которая вот-вот могла стать реальностью.
А Дикон – зануда. Алва, наверное, просто ему не сказал, потому что не захотел опять слушать про семейную вражду. Воспоминание об отце моментально испортило Айрис настроение. Получалось, что она должна будет отказать.
Дик вздохнул и закрыл глаза. Его лицо стало сосредоточенным и почти торжественным. Айрис стиснула зубы, ожидая какую-нибудь обвинительную тираду, аж жар прошёл по позвоночнику от напряжения. Ричард снова открыл глаза и сказал:
- Айри, ты всё-таки подумай. Эр Рокэ не собирается жениться, я точно знаю. А линарца он отдал мне как военный трофей. А я привёз его тебе.
Айрис собралась возразить, но промолчала, уткнувшись взглядом в тарелку. Ей подумалось, что Дик, может быть, и прав. Стало как-то очень ясно, что её мечты вовсе не так обоснованы, как казалось до этого. Но так не хотелось от них отказываться!
- Я подумала, - буркнула она, ковыряясь в тарелке вилкой.
Есть расхотелось.
- Не огорчайся, мы найдём тебе замечательного жениха, который будет тебя любить, - Дик ободряюще ей улыбнулся, и Айрис улыбнулась в ответ.
Действительно, она же теперь в столице, здесь должно быть много-много замечательных людей, пусть не таких, как Ворон, но всё равно замечательных, которых она сможет увидеть, познакомиться, не то, что в Надоре, где был один Наль, но какой из Наля жених, смешно просто.
- Юноша, вы изобрели новую речь, или в Надоре брезгуют разговаривать на Талиг? Доброе утро, эрэа.
Айрис вздрогнула и повернулась к двери.
Ворон действительно был красив, так, что дух захватывало. Дик просто дурак, ничего в этом не понимает. Ворон был таким… таким… Айрис не могла найти слов. Какие у него волосы, наверняка шелковистые на ощупь, и их приятно перебирать пальцами, а лицо – как со старинных гравюр, только ещё лучше, и глаза – синие-синие. И холодные.
Это ей тоже стало сразу ясно, Ворон смотрел равнодушно и немного насмешливо, это ощущалось очень отчётливо, словно всей кожей. Может, если бы на ней было красивое платье, он смотрел бы по-другому? Наверное, нет.
- Это фолдо, эр Рокэ, - как-то скованно ответил Дик.
Айрис промолчала, глядя в свою тарелку.
- Вы мне никогда не говорили, что на севере есть ещё один язык, - бросил Ворон и прошёл в столовую. – Эрэа, ваш визит, несомненно, приятен вашему брату, но, должен сказать, он несколько неожидан.
Айрис почувствовала, как заливается краской. Ей хотелось сказать, что она просто приехала, но по языку будто жаром прокатило, и она сказала правду:
- Я сбежала. Матушка… как с ума сошла после того, как отравила Бьянко.
- Полагаю, речь идёт о линарце вашего брата? – уточнил Ворон. – Юноша, об этом вы мне тоже не говорили.
- Вы не спрашивали, эр Рокэ, - сдержанно, но с отчетливо почудившимся Айрис злорадством ответил Ричард.
Хотелось дать ему по лбу, чтобы не разговаривал так со своим монсеньором, но она решила, что выскажет ему это попозже, с глазу на глаз.
- Ничего, юноша, я восполню это упущение. На сегодня вы свободны, можете заниматься устройством сестры. Пока она может остаться здесь, но я рекомендовал бы вам снять для неё дом и найти подходящую даму для сопровождения. Её Величество, полагаю, возьмёт эрэа в свою свиту, но на это нужно время. Прежде чем отправляться, зайдите ко мне в кабинет.
Айрис чуть не подпрыгнула на месте. Её Величество! Матушка всегда отзывалась о Катарине Ариго очень положительно, и из-за этого у Айри сложился стойкий образ чего-то вроде располневшей чопорной матроны с вечно поджатыми губами и молитвенником. Но сержант Гокс, пока они ехали до столицы, рассказал ей пару местных сплетен, которые заставили Айрис усомниться в нарисованной картине. Не могли же, в самом деле, болтать такое про королеву и герцога Алву, если бы она была страшна на вид. В любом случае, Её Величество Айрис заранее не нравилась, но мысль вдруг оказаться при дворе, прямо из надорского замка, захватила её.
Вот только платье… и вообще, вещи. Нельзя же так появиться в обществе, здесь же не их унылые службы, куда можно явиться хоть в мешковине, все только покивают да начнут заунывно превозносить прелесть аскезы. Фу!
Айрис проглотила завтрак почти в момент. Может быть, это и не подобало благородной девице, но её сжигало нетерпение. Хотелось как можно скорее броситься на исследование столицы, перезнакомиться со всеми, даже с последними нищими, матушке назло, посмотреть на всё, что можно. Однако пришлось сидеть и ждать, пока сначала Ричард не поговорит о чём-то с герцогом, потом пока не придёт какая-то дама, которая должна будет стать для Айри компаньонкой. Всё-таки быть герцогской дочерью иногда просто отвратительно – ни шагу нельзя ступить без присмотра.
Однако Луиза оказалась очень милой женщиной. Некрасивой, но обаятельной, а волосы у неё были просто великолепные. Айрис смирилась с необходимым присмотром, а дальше всё вокруг завертелось. Портнихи, заказ новых платьев, лавки с лентами, шпильками и брошками, да не такими, как дома, а самыми настоящими, яркими, сверкающими, великолепными.
Айри словно завертел безумный водоворот, в котором мелькали всё новые и новые вещи, всё новые и новые лица, про каждое из которых при этом сразу всё становилось ясно и понятно. Никогда раньше у неё не получалось так точно оценивать людей и вещи. Луиза была явно удивлена такими способностями, а какая-то мерзавка-швея даже испугалась, потому что Айри прямо в лицо ей сказала, что та нагло врёт и дерёт за свою работу куда больше, чем она того реально стоит. Луиза было всполошилась, но Айрис точно видела ложь, так же, как и всё остальное. В какой-то момент ей даже начало казаться, что этот безумный вихрь из чувств, впечатлений и пронзительной ясности разорвёт её на части, даже начала задыхаться в какой-то момент, но, к счастью, её вовремя напоили настойкой валерианы, и всё прошло.
Под конец дня Айрис чувствовала себя так, словно бежала весь день без остановки – страшная слабость, головная боль и желание лечь и уснуть, пусть даже на лестнице. Луиза, которая осталась с ней, помогла ей улечься, и девушка мгновенно провалилась в сон, хотя вечер ещё только-только наступал.
Когда Айрис опять начала говорить глупости о свадьбе с эром Рокэ, Ричард очень-очень захотел объяснить ей, что это не так, чтобы она, наконец, поняла. Следующая мысль пришла, как вспышка. Сначала он немного испугался, потому что раньше даже не думал, что так можно сделать. Мысль была непривычной, яркой и про неё нельзя было забыть. Поэтому Ричард закрыл глаза и представил, что у него в руках кисточка с краской и осторожно нарисовал на Айрис знак Канн. Ясность, сосредоточенная воля, понимание.
Сестра как будто ничего не заметила, но про свадьбу больше не говорила. Ричард вздохнул с облегчением и с головой погрузился в новые заботы этого суматошного и совершенно безумного дня. Уж что-то, а устроить вокруг себя переполох, Айри всегда умела, и даже матушка ничего не могла с этим поделать.
К счастью, основные проблемы удалось разрешить. Айрис оставалась в доме эра Рокэ, это было не очень хорошо, но терпимо, раз здесь же присутствовал он, старший брат, и Луиза. Матушка Герарда оказалась приличной женщиной и даже, кажется, могла сдерживать порывы Айрис, которая весь день была словно немножечко сумасшедшей.
В какой-то мере Дик даже радовался произошедшему. Конечно, побег благородной девицы из дома – это скандал, но можно будет сказать, что сестру в столицу вызвал он сам. Зато Айри больше не придётся воевать с матушкой и сидеть в стылом замке. Нет, всё же, наверное, это сучилось к лучшему, думал Дик, глядя на светившуюся от счастья сестру и незаметно прикасаясь к каменной бляшке с нарисованным знаком. Айхос Лошадь. Изменение. Исправление ситуации.
Маор.
Человек. Воля. Скромность и сосредоточенность
Не время перемен, но время желать их. Желание помощи и готовность её принять.
Вернулся Рокэ поздно: пребывать в доме, пока там резвится девица Окделл, у него не возникало особенного желания. Пожалуй, в этом можно было усмотреть некий высший промысел: он поспособствовал смерти отца, а дети в ответ выжили его из собственного дома.
На пороге его встретил Хуан, как всегда внешне спокойный, но с несколько осоловелым взглядом. Похоже, решение удалиться отсюда было как нельзя более верным. Рокэ усмехнулся своим мыслям и бросил дворецкому плащ и шляпу.
- Позови Ричарда ко мне в кабинет.
Дикон появился раньше, чем Рокэ успел прикончить первый бокал вина. Выглядел он поразительно умиротворённым, словно и не на его голову свалилась взбалмошная сестрица. Впрочем, если подумать, сестрица свалилась не столько на него, сколько на дом Алвы, а так же на милую капитаншу Арамону.
- Вина? – с некоторой долей иронии спросил Рокэ, предвидя ответ.
Ричард мотнул головой и взялся за шадди. Надо же, Хуан считает должным заранее учитывать мелкие привычки оруженосца соберано. Или это Кончита расстаралась? Она, кажется, решила юношу усыновить.
- Так что это было сегодня утром? Никогда не слышал такого языка. Надеюсь, вы не будете утверждать, что изобрели его с сестрой для хранения секретов от родителей?
- Это фолдо, - ответил Ричард, поднеся к губам чашку и забыв отпить. – Он всегда был. Говорят, ещё до того, как появилась Талигойя. Им почти не пользуются у границ с чужими землями, только в совсем глухих деревнях. Нас с Айрис учила старая Нэн.
Наверняка, нянька герцогских отпрысков. Но, похоже, Надор скрывает больше секретов, чем кажется на первый взгляд. Интересно, Сильвестр знает о таких подробностях? Скорее всего, нет.
- Не думал, что у герцогов Окделлов принято учить язык крестьян, - усмехнулся Рокэ, вспомнив, как забавно кривился Дикон, разговаривая с адуанами, даже казалось, его благородные уши вот-вот отвалятся от звука простецкой речи таможенников.
- Матушка бы, наверное, рассердилась, - неожиданно спокойно согласился Ричард. – Но она не знала. Она даже не знает, что фолдо есть. А отец… - он запнулся и бросил настороженный взгляд. – Отец, кажется, знал, но не возражал. Может быть, его тоже учили. Нэн говорила, что Повелитель Скал обязан знать язык севера.
- Полагаю, учили, - согласился Рокэ, пристально наблюдая за Диконом. – Во всяком случае его «Ef orrustu randir svinna» явно не походили на талиг.
Ричард вздрогнул, шадди выплеснулся из чашки, побежал по пальцам, закапал на штаны.
- Он не мог так сказать!.. – выпалил Дик и замолчал, глядя настороженно и враждебно, почти так, как при их первой встрече в Фабианов день.
Неожиданно это оказалось очень неприятно, и Рокэ зло усмехнулся. Сколько можно, в самом деле? Да мальчишка должен быть ему благодарен, за то, что отца не позорно вздёрнули на ближайшем дереве! Тогда герцог Алва был ещё молод и романтичен и предпочитал дать достойному противнику достойную смерть. Видимо, зря.
- Почему же? Кстати, что это значит?
Дикон отвёл глаза.
- «Пусть битва защитит достойного». Это… - он сглотнул и прикусил губу. – Это слова начала божьего суда. Такой поединок всегда считается честным и являющим волю Создателя Но отец был ранен, а значит бой не мог быть честным! – мальчишка яростно вскинулся, однако смотрел не столько со злостью, сколько с обиженным недоумением.
Занятно. Впрочем, ещё тогда было ясно, что Эгмонт всё понимал. И какая нелёгкая понесла его в это глупое восстание? Впрочем, не такое уж и глупое, если бы Рокэ Алва не прошёл по непроходимым болотам, всё обернулось бы иначе, а тогда ещё никто не знал, на что способен Ворон.
Кстати, почему бой не мог был честным? Это обычная дуэль в положении Эгмонта имела бы явный перевес сил, но не на линии же. А Дикон вообще знает, что это была линия? Какой любопытный вопрос.
- Юноша, объясните мне, что нечестного может быть в линии? Мне всегда казалось, что как раз эта дуэль отвечает всем понятиям о так называемой Чести, в том числе самым самоубийственным.
- Линия? – Ричард заморгал.
Так и есть, ничего он не знал. Друзья семьи забыли просветить, а то, чего доброго, юный наследник усомнился бы во вражеской подлости. Обворожительно.
- Линия, юноша. Мы с вашим отцом дрались на линии. Судя по вашему недоумённому лицу, сообщить этот маленький факт вам никто не удосужился.
- Нет, - почти шёпотом ответил Ричард, снова опустил взгляд, отставил чашку и совершенно потеряно уставился на свои мокрые пальцы.
Рокэ демонстративно тяжело вздохнул, перегнулся через стол и бросил ему свой платок. Это недоразумение неспособно позаботиться о себе даже в мелочах! А туда же, грезит о великой мести.
- Мы отвлеклись, юноша. Речь, кажется, шла не о резне многолетней давности, а о вещах более древних. Этот ваш фолдо, там хоть буквы есть? Удовлетворите моё любопытство.
- Д-да, - Ричард тщательно вытирал руки и думал явно не о вопросах своего эра. – Но ими не пользуются, нельзя. Руны… они для магии. Говорят, кто пройдёт все двадцать пять ступеней Севера, обретёт знание, которого желал. Эр Рокэ, я понимаю, что это звучит смешно, но они и в самом деле для настоящей магии.
Догадка была очевидна и вызвала желание если не выпороть маленького мерзавца, то хотя бы от души надавать ему оплеух. Настоящая магия, видите ли! Весь дом с ума сходит, да и в городе откликается, Август слёг, у Сильвестра болит сердце, а кто-то тут всего лишь собирается обретать знание, уж не обессудьте, дорогие соседи.
- Ричард, будьте так любезны, скажите-ка честно, вы ведь именно этим занимаетесь? Идёте, как вы там выразились, по ступеням Севера? – устало спросил Рокэ, понимая, что пытаться что-нибудь менять уже поздно.
Уже года полтора как поздно. Чуть больше. Знал бы в день святого Фабиана, как всё обернётся, ни за что бы не взял. Придушил бы слегка того же Килеана в тёмном углу, чтоб временно забыл про предупреждения Сильвестра, а сам бы ни-за-что. Но нет, решил всем показать, как надо делать добрые дела, за которые, как известно, всегда полагается платить. Эгмонт может считать себя отомщенным, хотя он сам с этим бы не согласился.
- Я… - Дикон снова прикусил губу, потом вскинул голову, глядя прямо в глаза. – Да, эр Рокэ. Я хотел знать, что мне делать.
- И как, знаете теперь? – Рокэ грызла чуть снисходительная горькая нежность пополам с досадой.
Чтобы знать «что делать», надо головой бестолковой думать, а не совать шаловливые руки в «настоящую магию».
- Нет, - подумав, ответил Ричард. – То есть, как будто знаю и не знаю. Но это очень интересно! – продолжил он с внезапным воодушевлением. – Страшно иногда, но интересно. Всё такое… другое! – и замолчал, наткнувшись на взгляд эра.
Сжал губы, напрягся в явном ожидании насмешки. Рокэ бы и посмеялся, если бы его не сводило с ума странной силой в последние несколько дней, прямо по приезду из Торки, когда преподобный Онорэ вдруг изволил заговорить словами Ричарда. Обязательно бы посмеялся.
- О проклятьях вас тоже эта самая Нэн просветила? – как можно безразличнее спросил Рокэ.
Дикон посмотрел с нескрываемым подозрением. Догадается. На этот раз точно догадается, кошки его дери! Нет бы было промолчать.
- Да, - сказал Ричард и наморщил лоб, вспоминая. – Я не переспрашивал об этом. Кажется, там было про то, что от проклятий нельзя убегать – они всё равно догонят, только сильнее. Чем дольше уклоняешься, тем больнее ударит, может на семью откатиться или даже дальше, на род. Но не обращать внимания тоже нельзя. У проклятия часто бывают условия, если их выполнить, то оно закончится. Ещё можно взять гейс. То есть, дать зарок не делать что-то важное, пожертвовать чем-то ценным, как бы откупиться. Ну, и можно просто попытаться переломить силой. Но так очень сложно, в одиночку и совсем невозможно. Тогда нужен кто-то ещё… кажется. Больше не помню.
- Занятные вы сказки на ночь можете рассказывать, будущие дети будут на вас молиться, - протянул Рокэ.
Хотел насмешливо, но не получилось. Смеяться вообще не хотелось. Верить во весь этот явный бред не хотелось тоже, но не получалось. «Настоящая магия», к кошкам бы её.
Ветер за спиной издевательски хохотнул, для него одного. Рокэ демонстративно проигнорировал наглеца, но тот и не подумал обидеться. Никогда не обижался, только хохотал. Крайне выгодная политика, Рокэ давно это понял. И перенял, конечно.
- Налейте вина, юноша… а впрочем, вы сейчас стали поборником трезвости. Что ж, налейте себе этого пойла, на которое вы променяли лучший в мире напиток, и принесите мне гитару. На сегодня достаточно разговоров о магии, считайте, что она мне опротивела. Кстати, скоро это у вас закончится?
- Через несколько дней, - Ричард вздохнул, кажется, с облегчением.
Видимо, его тоже утомила внезапная откровенность. Когда к ней ещё не привык или уже отвык, она становится на редкость тяжёлой штукой, почище тех Скал, что красуются на гербе Окделлов.
Рокэ взял гитару и пробежал пальцами по струнам. Сегодня он не будет петь на талиг, только на кэналлийском и морисском. Старинные баллады о борьбе, воле и, Леворукий бы её побрал, любви.
Рокэ взял гитару и пробежал пальцами по струнам и запел. Не на талиг, но Ричарду это было неважно. Он не слушал слова, он слушал голос и музыку. Рокэ пел о борьбе и воле, без которой борьба невозможна, Дик знал это совершенно точно. И ему нравились эти песни, пусть даже он их не понимал. Внешняя форма не имела значения, только суть.
Он был уверен, что эр Рокэ не зря заговорил о проклятьях, но точно так же был уверен, что это нестрашно. Он что-нибудь придумает. Обязательно. Он поедет в Надор и расспросит старую Нэн или снова встанет на ступени Севера, чтобы получить ответ. Но ответ у него будет, и это так же несомненно, что Скалы не рухнут, пока не придёт конец мира.
Ричард чувствовал, что глаза у него слипаются и, засыпая, крепче сжал в ладони каменную бляшку с нарисованным знаком. Маор. Человек. Воля.
Легр.
Поток. Интуиция. Вода и то, что ведёт.
Стремление к удовольствию и удовлетворению эмоциональных потребностей.
Граф Васспард не испытывал от перспективы встречи с Окделлом никакого воодушевления. Видеть Ричарда ему не хотелось. В первую очередь, конечно, потому что это было бессмысленно и бесполезно, хотя Валентину в некоторой степени льстило, что именно его королева сочла достойным доверия и попросила передать это письмо. Впрочем, некоторая доля личной неприязни тоже имела своё значение.
Ричард не нравился Валентину ещё с Лаик. Он был слишком открытым, недопустимо и совершенно по-глупому. Все переживания на лице написаны, и захочешь, не пропустишь. Но он ведь герцог! Как можно быть герцогом и не усвоить элементарных приёмов самоконтроля, Валентин решительно не понимал и был уверен, что это есть прямой результат лени и небрежения. Отец как-то говорил, что все Окделлы такие, но отцу Валентин перестал верить уже давно.
Кроме того, Ричард мог помешать Её Величеству. Валентин не знал точно, зачем Катарине необходимо с ним видеться, но в том, что Окделл может после этой встречи случайным образом её скомпрометировать, не сомневался. С его-то почти по-плебейски открытым лицом! Королева говорила, что опасается подобного, совершенно справедливо с точки зрения Валентина. При дворе окделловская прямота имела малую цену, если вообще имела.
В общем, граф Васспард не испытывал от перспективы встречи с Ричардом Окделлом никакого воодушевления, но когда тот изволил появиться, опоздав минут на пять, уточним, Валентин испытал некоторое облегчение: скоро он разделается неприятным поручением.
Окделл выглядел франтом, в новом камзоле и с герцогской цепью на шее. Камни на цепи выглядели лучше и играли новыми красками по сравнению с прошлой встречей, когда Валентин мельком видел Ричарда при дворе. А двигался Окделл неожиданно плавно, текуче, не нервно и резко, как в Лаик. Должно быть, он смог переступить свою ненависть к Ворону и чему-то у него учился. Достойно уважения. Впрочем, Валентин чуть тряхнул головой, так поступил бы любой разумный человек.
- Добрый день, - спокойно поприветствовал Ричард, усаживаясь напротив. – Шадди, - бросил он тут же подскочившей служанке. – Граф Васспард, вы хотели меня видеть.
- Не особенно, - честно ответил Валентин вместо того, чтобы сказать дежурное вежливое приветствие. – Но Её Величество очень просила передать вам это письмо, и я не мог отказать.
Ричард взял конверт, небрежно покрутил его в пальцах, сложил и убрал за отворот рукава. Человеком, счастливым от оказанной чести встретиться с королевой, он не выглядел. Складывалось ощущение, что мысли его находятся где-то очень далеко от всяческих королев, графов и прочей материальной реальности. Валентин почувствовал раздражение, в основном из-за того, что эта отрешённость показалась ему чем-то совершенно уместным и верным, хотя было совершенно неясно, как может быть правильным отрыв от действительности и уход в фантазии. Мечты бесплотны и не могут ничего дать, а окружающий мир, если за ним не присматривать, с лёгкостью подбросит тебе какую-нибудь неприятность. Но герцог Окделл, похоже, думал иначе.
- Это всё, зачем вы хотели меня видеть? – спросил он. – Я полагал, что наша встреча будет более насыщенной. В конце концов, мы оба Повелители, хотя вы будущий, и должны поддерживать знакомство. Но мы практически не виделись с Лаик.
- Три раза, - педантично уточнил Валентин. – На Дне Рождения Её Величества, когда вы сопровождали своего эра, у Марианны и во время парада в честь победы в Варасте, - и вместо того, чтобы замолчать, продолжил: – Надо сказать, такая частота встреч меня более чем устраивает, потому что вы мне не нравитесь.
Да в чём дело? Валентин нахмурился. У него не возникало проблем с тем, чтобы следить за собственным языком лет этак с пяти-семи, когда отец наглядно показал ему, как откровенность может быть обращена против того, кто разоткровенничался.
- Да, вы мне тоже не очень, - согласился Окделл, нахмурившись. – Но мне кажется, что поддержание отношений будет подобающим.
Валентин с ним почему-то согласился. Было у него такое чувство, что поддержание отношений будет… да, вот именно. Не выгодным, не полезным, а подобающим. Правильным. Должным. Чувство не было основано ни на одном разумном доводе, и это выбивало из колеи. И напомнило Юстиниана, который когда-то пытался объяснить брату, что есть вещи, над которыми не надо думать, их достаточно просто ощущать. Валентин даже верил, ровно до того момента, когда увидел тело Юстиниана. После этого верить перестал – ведь если бы это было правдой, брат остался бы жив.
Старая скорбь подкатила к горлу ледяным комом, но это было привычно, и так же машинально Валентин её подавил. При посторонних показывать боль неуместно.
- Приведите хоть один довод в пользу нашей вероятной дружбы, и я обещаю над ним подумать, - сухо сообщил он.
Окделл посмотрел на него с недоумением, как будто он сказал какую-то несусветную глупость, вроде того, что вода сухая, а скалы текут по земле.
- Так будет правильно, - сообщил Ричард тоном бесконечно уверенного в своих словах человека.
Валентин стиснул зубы. Ничего столь нелепого он не слышал уже очень давно. А самым нелепым было то, что довод показался ему необычайно убедительным. Разум пытался протестовать, но его будто стало плохо слышно, как из-под воды. Валентину показалось, что его подхватывает волна и несёт куда-то в неведомую глубину. Ему стало страшно, он не привык нырять, предпочитая плавать на поверхности, темнота находящегося где-то далеко дна была холодной, и из неё можно было не выплыть, если не рассчитать сил.
- Честное слово, граф Васспард, это будет правильно, - повторил Окделл, и Валентин ухватился за его голос, как за неподвижный камень посреди бурной реки.
- Я не хочу сказать, что подвергаю под сомнение честность вашего слова, но ваше утверждение не кажется мне подкреплённым доводами рассудка, - как можно осторожнее сформулировал Валентин и вдруг понял, что сидит, вцепившись в грубую столешницу так, что пальцы свело болезненной судорогой.
Подошла всё та же служанка, поставила перед Окделлом чашку. Он поблагодарил кивком и сделал неторопливый глоток, поморщился. Кажется, местный шадди не удовлетворял его изысканный после жизни у Ворона вкус.
Валентину показалось, что он смог в некоторой степени восстановить душевное равновесие, хотя мир вокруг до сих пор опасно колебался.
- Полагаю, нашу встречу пора закончить, - он попытался встать, но Ричард ухватил его за рукав.
Какая наглость! Словно у него есть право…
- Вы мне не ответили, - сообщил Окделл.
Валентин снова сел.
- Вы мне тоже, - огрызнулся он. – Пока я не услышал от вас ни одного внятного предложения, только какие-то нелепые утверждения, непонятно на чём основанные. Я не понимаю, почему вообще продолжаю до сих пор с вами разговаривать.
- И я, - согласился Окделл, кажется, начиная сердиться. – Но так надо. Даже если мы не понимаем.
Кажется, слухи о безумии Ворона были правдивы, чтобы там ни говорил Юстиниан. И, похоже, это безумие заразно. Окделл вёл себя совершенно ненормально. И, что самое ужасное, так же начинал вести себя рядом с ним сам Валентин. Отвратительнейшее ощущение.
- Хорошо, - после паузы неохотно ответил Валентин. – Я согласен поддерживать с вами союзнические отношения, потому что так правильно.
Он хотел просто отвязаться от Окделла, но вдруг понял, что собственные слова являются правдой. Он. Был. Согласен. Леворукий и его кошки, что за день такой сегодня?!
Разум не мог найти ответ, что означало, что либо Валентин глуп, либо разум вовсе не столь надёжный инструмент, как его убеждал отец. Выбрать из этих двух вариантов более предпочтительный не удавалось.
Ричард улыбнулся с откровенной радостью и протянул руку. Валентин изобразил ответную кислую улыбку и пожал предложенную ладонь. Мир вокруг перестал качаться, словно в несущемся потоке он нащупал желанную опору.
- На этом, надеюсь, вы всё же дадите мне откланяться, - холодно уточнил Валентин.
Ричард кивнул.
- Сволочь ты, хозяин! – раздался вдруг громкий вдохновенный голос. – Совсем совесть потерял. В шадди какие-то листья кидаешь, вино водой разбавляешь так, что и вина-то не остаётся! Потому что просто всех нас ненавидишь!
Кто-то из посетителей стучал кружкой по столу, припоминая трактирщику многочисленные обиды. Другие посетители тоже зашумели, кто одобрительно, кто, напротив, осуждающе.
- И вообще я думаю, что все трактиры зло, а обедать надо дома, - заявили рядом. – Но меня ж товарищи по цеху засмеют, они-то домой ни ногой. Жёны, небось, готовить не умеют, а я вместе с ними мучиться должен.
Валентин презрительно скривился. Впрочем, что взять с невоспитанных мещан.
- До встречи, герцог Окделл. Рекомендую вам здесь не задерживаться, - он кивнул Ричарду на прощание и поспешил к выходу.
Дело, похоже, шло к драке, а участвовать в трактирной потасовке Валентин считал ниже своего достоинства. Уже выходя, он услышал краем уха чьё-то пылкое признание в любви «я наконец решился!». Кажется, безумие Окделла и в самом деле было крайне заразно!
Похоже, это было заразно! Ричард с каким-то болезненным любопытством наблюдал, как поток подхватил людей и несёт их куда-то, срывая привычные маски благовоспитанности и пристойности. Это было страшно и увлекательно. И очень сильно. Поток словно взревел, наполняясь новой энергией, когда они с Валентином пожали друг другу руки, и рванулся наружу, ропот камней взметнулся дробным боем и на этот раз к нему примешивался какой-то новый, смутно уловимый звук.
Это означало, что Ричард оказался прав – странный союз с Приддом был правильным. Впрочем, Ричард знал, что он прав и без этих доказательств. Просто потому, что так ему нашептал поток.
Людей затягивало всё глубже, кто-то уже откровенно собирался драться, парочка в углу целовалась, а помятого вида молодой человек за соседним столом вдруг достал откуда-то бумагу и чернила и начал что-то лихорадочно строчить, сажая кляксы.
Ричард достал переданное Валентином письмо и вскрыл его. Королева приглашала его ещё на одну встречу. Дик нахмурился. Идти к королеве, когда вокруг бурлит поток, было неправильным. Значит, поток следовало остановить. А для этого надо было шагнуть на следующую ступень, самому, не дожидаясь, пока она скользнёт под ноги. Ричард был в этом уверен. И ещё был уверен, что сможет это сделать. Только надо дойти до дома.
Ричард бросил на стол монету и поспешно вышел из трактира, слегка прикасаясь к поясному кошелю, в котором привычно пела каменная бляшка с новым знаком. Легр. Поток. Интуиция. Магия.
Инг.
Завершение. Окончание. Избавление от старого.
Свидетельствует о выходе из состояния застоя.
Солнце слепило. Золотой свет заливал монастырский сад. Какой-нибудь восторженный поэт наверняка провёл бы все необходимые сравнения с божественным светом и благословениями свыше.
Катарина поправила шаль, размышляя, как следует повести предстоящий разговор. Август очень настаивал, чтобы она отправила к нему Ричарда сегодня же. Выглядел, кстати, старый пройдоха просто ужасно, в таком состоянии лежать, а не интриги плести, но нет, вскочил с постели и прискакал, как молоденький. Вынь да положь ему Ричарда Окделла, готового слушать и внимать!
Королева тщательно вспоминала недавнюю встречу. Почему-то воспоминания были неясными, немного сумбурными, как будто что-то их затеняло. Что она помнила точно – это неприятность прикосновений Ричарда и его полную готовность защитить её от всего. Наверное, этому и стоить уделить больше всего внимания. Если Окделл обзавёлся в Варасте желанием помогать всем и вся, то грех это не использовать.
Катарина снова поправила шаль, чуточку слишком сильно дёрнув края, и раздражённо посмотрела на тропинку. Никогда ещё её «рыцари» не позволяли себе опаздывать на встречи. Это было просто наглостью! Похоже, Окделл растерял и без того не самые светские манеры, деревенщина.
Наконец за поворотом послышались шаги, и появился Ричард.
- Добрый день, Ваше Величество. Вы желали меня видеть?
Ну вот, опять. Это почтение или он намеренно указывает на разницу их положений, чтобы отстраниться?
- Катари, - мягко поправила его королева. – Ричард, я начинаю думать, что вы за что-то возненавидели меня. Вы так холодны... Скажите, я случайно вас чем-нибудь задела?
- Нет… - он отчётливо запнулся. – Катари. Конечно, нет, что вы… ты.
Катарина постаралась поймать его взгляд. Ричард смотрел прямо на неё, но в то же время как будто сквозь. На редкость неприятное ощущение, как можно разговаривать в такой ситуации? Кажется, хоть плачься тут, хоть в любви признавайся, он только кивнёт в ответ, а сам даже не услышит.
- Ричард, - Катарина на всякий случай придвинулась к нему, прикоснулась к его рукам.
Ощущение было ещё неприятнее, чем раньше, но она сдержалась.
- Ричард, ты опоздал. У тебя что-то случилось?
- Да, - кажется, он наконец-то посмотрел действительно на неё. – То есть, нет. Ко мне вчера приехала сестра. Немного неожиданно, я был вынужден задержаться из-за неё. Прости, пожалуйста.
- Да, я слышала об этом, - королева улыбнулась.
При дворе всё утро шептались, что в доме Ворона теперь обретается ещё и девица Окделл, которая не то сбежала из дома, не то правда приехала навестить брата. Кто-то уже успел придумать сплетню, что намечается свадьба. Это было обычным делом, дамы только и мечтали о том, чтобы Ворона наконец хоть кто-то окрутил, во имя высшей, так сказать, справедливости. Но Катарине всё равно было неприятно. Она привыкла, что большая часть чувств Алвы принадлежит ей, пусть даже это были всего лишь страсть и ярость. Она не любила делиться своим.
- Айрис нельзя было оставаться в Надоре, - сказал Ричард, никак при этом не прояснив, то ли сестрица и правда дала дёру из родного замка, то ли это он её вытащил. – Ваше Величество, было бы возможно пригласить Айрис к Малому двору?
Ещё и окделловской девчонки здесь не хватало. Если она такая же труднодоступная особа, каким стал братец, то появление её здесь и вовсе нежелательно. Катарина печально улыбнулась.
- Молодые девушки всегда стремятся попасть во дворец. Думают, что здесь блеск, кавалеры и радость, - она вздохнула так, что корсет до боли врезался в рёбра. – Но на самом деле здесь только интриги, подлость и ложь. Ложь в прямо в глаза. Это так мерзко, Ричард, слушать чужие признания в любви и преданности и понимать, что всё это – неправда от первого до последнего слова.
Она снова заглянула ему в глаза и с досадой поняла, что взгляд Окделла опять стал блуждающе-отстранённым.
- Я понимаю, Катари, - однако ответил он, как будто внимательно слушал. – Но Айрис не такая. Она очень честная и совсем не умеет врать.
В этом можно было не сомневаться, неумение врать у Окделлов в крови. И именно поэтому они при дворе приходились остро не ко двору. Катарина невесело усмехнулась про себя собственному каламбуру. Впрочем, честность приближённого – это очень выгодно, очень. Если найти к девице правильный подход, то можно будет обзавестись отличной помощницей. Главное, не выпускать из вида, как братца.
- Хорошо, Ричард, - как можно проникновенней продолжила королева, снова привлекая к себе внимание, сжав руки собеседника. – Для меня будет радостью видеть её. Верю, что её здесь не научат лгать и притворяться, Окделлы всегда были честны, может быть, потому что живут далеко от Олларии. Это в столице все боятся говорить правду. Страх во дворце – привычное дело. И кровь. Иногда мне кажется, что это продолжение той крови, что лилась до нас. Крови Рамиро, крови Алана Святого и многих других. Я боюсь даже думать о том, какие страшные тайны видели дворцовые стены, - Катарина вздрогнула, на этот раз почти непритворно.
Старая кровь старой кровью, Создатель с ней, но Дорак не дремлет и явно не собирается отпускать этот скандал с Ги. Вцепился, как пёс в зайца. Он явно собирается ставить на кон всё и во что бы то ни стало сдвинуть неугодных. Её в том числе. Но она не собиралась сдаваться кардиналу.
- Ваше… Катари, старой крови не стоит бояться. Она уходит в землю, а с ней заканчивается старая вражда и проклятия. Ничто не может продолжаться бесконечно.
Катарина с трудом удержалась, чтобы не отскочить от него, закрываясь молитвенником, словно он был закатной тварью. На какой-то момент ей показалось, что Окделл пророчит её смерть. Но, кажется, он говорил о другом. Королева с прерывисто вздохнула, чувствуя, как бешено колотится сердце.
- Ты не понимаешь, - прошептала она. – Ричард, ты ничего не понимаешь. Ничего не закончится, пока Дорак не добьётся своего. Либо пока не умрёт. Он хочет нашей смерти, всех нас – меня, тебя, наших родных и близких, лишь бы расчистить путь своей своре. Я чувствую, что он что-то замышляет. Уверена, скоро польётся новая кровь.
Ричард нахмурился.
- Эр Рокэ не позволит устроить новую бойню, - уверенно возразил он.
Катарина рассмеялась, умело замаскировав злость горечью.
- Рокэ? Рокэ хочет только развлекаться! Ему нет дела до того, что устроит Дорак, пока это не мешает его играм в войну. Я знаю, что ты восхищаешься им, Ричард. Ты прав – Рокэ невозможно не восхищаться. И порой он даже непрочь поиграть в благородство. Но поверь мне, это никогда не длится долго. Я слишком давно его знаю, чтобы надеяться на что-то другое. И чем сильнее ты ему веришь, тем вероятнее он ударит. Его это забавляет.
Последнее как раз ложь, но остальное… Рокэ отталкивает тех, кто пытается к нему приблизиться, порой очень жестоко. Её он тоже оттолкнул, хотя, Катарина про себя это признавала, не напрасно и вовремя. Интересно, почему он до сих пор не ударил Дикона и как скоро это случится? Впрочем, зачем гадать, когда можно поджечь фитиль самой.
Катарина снова покрепче сжала пальцы Ричарда, возвращая его внимание к себе.
- Я понимаю, такое не хочется даже слушать. Рокэ умеет заставить доверять себе. Когда-то я тоже не послушала, и потом мне было очень больно. Ты наверняка мне сейчас не веришь, но попробуй просто расспросить его, вот хотя бы о семье, и сразу поймёшь… Впрочем, лучше этого не делай!
В тот момент она верила сама себе, а к глазам подступали слёзы при воспоминании о резкой отповеди, полученной когда-то от Ворона. В разговорах с Окделлом главным было именно верить. То, что кто другой счёл бы глупостью, он проглатывал с аппетитом, если, конечно, сказать правильным тоном. Королева надеялась, что это в нём не изменилось.
- Катари… - Ричард выглядел потрясённым.
Что ж, хватит и этого, не стоит перегибать палку. Она была уверена, что теперь он обязательно попробует с Рокэ поговорить. Тот не любит, когда к нему лезут в душу, а Окделл весьма обидчив. А дальше Август уж пусть сам заботится о своих планах.
- Но не будем больше об этом, - Катарина с наслаждением отпустила руки собеседника и тут же взялась за молитвенник, как будто прикосновение к кожаному переплёту могло помочь позабыть ощущение прикосновения к чужим ладоням. – Ричард, скажи, ты давно виделся с эром Августом?
- Несколько дней назад. Он, кажется, не очень хорошо себя чувствовал…
Взгляд Окделла, стоило его отпустить, вновь стал совершенно рассеянным, но сейчас это было уже не так важно, главное она сказала.
- Он сильно болел, - согласилась Катарина. – Ричард, ты не мог бы его завтра навестить? Я королева, мне нельзя запросто нанести визит человеку, даже если я беспокоюсь о нём, а слугам – какая вера? Они что угодно скажут, лишь бы успокоить. Ричард, пожалуйста, проведай его?
- Конечно, Катари. Обязательно.
- Тогда, увы, тебе пора идти. Не знаю, сможем ли мы увидеться ещё в ближайшее время, но в любом случае, вы сможете навещать свою сестру при Малом дворе. Полагаю, она может быть представлена нам уже на этой неделе.
Королева протянула герцогу руку для поцелуя. Ричард приложился губами к её пальцам и ушёл. Катарина с трудом подавила порыв вытереть руку краем шали и обессилено сникла. Она больше не сможет с ним разговаривать, это невыносимо. Хватит, пусть дальше Август разбирается сам. Её встречи с Ричардом Окделлом в саду монастыря святой Октавии подошли к концу.
Встречи с Катариной Ариго в саду монастыря святой Октавии подошли к концу, Ричард отчётливо это ощущал. И чувствовал при этом немного сожаления, но в первую очередь облегчение. Он не мог понять, когда успело так случиться, что он совсем разлюбил свою трепетную королеву, однако же это случилось. Было бесконечно грустно и жалко своей несложившейся любви, но…
Всё когда-нибудь заканчивается, увы, такова жизнь.
Ричарду было по-прежнему жаль эту женщину, обречённую титулом королевы. Наверное, кто-то назвал бы это предательством, но сам он знал, что это просто завершение того, что отжило себя. А Катарине будет помогать Айрис, сестра всегда была доброй и не оставит в беде человека, который нуждается в помощи. Да и Рокэ, что бы там ни говорила обиженная на него за что-то королева, вряд ли позволит случиться с ней чему-нибудь плохому.
Но всё равно так печально. Хотя, это тоже пройдёт, как и всё остальное, надо просто переждать. Пройдёт. Ричард достал и сжал в пальцах полированный камешек, раскрашенный краской. Инг. Завершение. Окончание. Избавление от старого.
Офал.
Разделение. Наследство. Прорыв.
Прекращение и приобретение.. Кесарю – кесарево.
Расхождение путей.
За окном окончательно сгустились сумерки, когда слуга доложил о том, что пришёл с визитом Ричард Окделл. Наконец-то, Август опасался, что он сегодня уже не появится, а это было бы сильно некстати. Итак, Катарине удалось настроить его на нужный лад или это совпадение? Да нет, конечно, удалось, у Её Величества раньше практически не случалось осечек. Август приказал пригласить войти, выпил приготовленные сердечные капли и со вздохом посмотрел на составленный список. Получилось внушительно и достоверно. Если бы Дорак действительно собирался слегка проредить оппозицию, то большую часть перечисленных господ он бы тоже отметил как смертников, плюс-минус несколько человек роли не играют. Ричарду предстоит нелёгкий выбор, но время собирать камни пришло. Впрочем, итог останется одним при любом решении.
Ричард вошёл, поздоровался. Август невольно напрягся, вспоминая прошлую встречу, но на этот раз в мальчике не было ничего пугающего. Должно быть, в тот день просто сказалось начало внезапной болезни, вот и померещилось невесть что.
Вышколенный слуга вошёл тенью и поставил на стол поднос с шадди. Не самый лучший вариант, особенно когда сердце пошаливает, но не вино же предлагать. Вино предлагает Ворон, и незачем с ним тягаться. Лучше просто пойти другой дорогой.
- Садись, Дикон, - сказал Август и протянул мальчику список.
Тот взял, взгляд забегал по строчкам. Вернулся к началу, снова побежал слева-направо, слева-направо, снова вернулся.
- Эр Август, что это?
- Это список людей, которые осенью умрут. От рук палача, или от яда, или от внезапной болезни в тюрьме. Дорак решил перейти в наступление.
Мальчик потрясённо уставился на листок бумаги, который был приговором не одному десятку людей. Фальшивым приговором, но это неважно. Мальчик не ждал и не мог ждать, что ему придётся столкнуться с подобной новостью, но подобные вещи всегда случаются неожиданно. Можно сказать, урок на будущее, если бы это будущее было. Время собирать камни приходит внезапно.
Август потёр висок, словно надеясь прогнать застрявшую в голове строчку из Эсператии.
- Но почему? Эр Август, я не понимаю, - Ричард снова начал читать, дошёл до конца, вернулся к началу. – И королева?
- Да, Дикон, и королева, - Август тяжело вздохнул и поплотнее запахнул полы халата.
Ричард смотрел по-прежнему потрясённо и вместе с тем требовательно, и верить на слово, видно, не собирался. Растёт мальчик. Если бы вырос совсем, стал бы проблемой. Но он не вырастет, об этом Август позаботится. Камни будут собраны.
- Королева мешает новому браку Фердинанда. Талигу нужны фельпское золото и фельпский хлеб, Фельпу нужен лучший в мире полководец для защиты своих границ. А такие крупные сделки предпочитают скреплять не только на бумаге. Брак Фердинанда и одной из дочерей Фомы должен послужить подтверждением союза, но пока жива Катарина Ариго, это невозможно. А прочие в списке – те, кто может воспротивиться планам Дорака. Он явно больше не собирается терпеть никого, кто препятствует его политике.
На самом деле возможно – обвинить в измене, например, и запереть в монастырь, объявив брак недействительным. Но мальчику незачем знать такие тонкости, да и какая ему разница, просто убьют его даму сердца или погребут заживо в каком-нибудь строгом ордене.
- Но зачем? – повторил Дикон, явно ещё не успев вместить в себя новость. – Разве в Талиге мало золота и хлеба?
Август покачал головой.
- Вараста ещё не готова дать столько, сколько нужно, война подкосила её. Купцы побоятся случившегося бунта. Кроме того, многие из них – эсператисты и считают Талиг проклятым, а уж после смерти Онорэ…
Дикон вскочил.
- Епископ Онорэ мёртв?!
Август ощутил некоторое недовольство. На имя Катарины мальчик отреагировал куда спокойнее. Случайный священник ему дороже возлюбленной? Кажется, на этот раз усилия Её Величества действительно пошли прахом. Кто бы мог подумать, что Вараста и ссора в Надоре так всё поменяют.
Или дело в том, что, читая список, он просто не успел осознать, что случилось? Однако стоит подстраховаться и перенести акцент с Катарины на смерть невинных. Дикон – добрый мальчик и не сможет остаться равнодушным.
- Да, его убили уже за границей вместе с Пьетро, - кто-то решил собрать свои камни, и для епископа всё закончилось, зря он бегал от лигистов, но так получилось даже лучше. – Я не хочу об этом говорить. Но если ты подумаешь, то сам сможешь понять, как это могло случиться. Ведь о том, куда направляется Онорэ, не знал никто… или почти никто.
Дикон нахмурился, закусил губу, сжимая и разжимая кулаки, прищурился, очевидно, напряжённо размышляя. Впрочем, ему оставался лишь один вывод.
- Об этом знал я, - медленно произнёс он. – И кэналлийцы, которые были со мной. Хуан и ещё несколько человек. Но никто из нас этого не делал.
Не совсем то, на что Август рассчитывал, но тоже неплохо.
- Я даже мысли не допускаю, что ты мог сделать что-то подобное. Но этот Хуан… сомневаюсь, что для него существует хоть какое-то невозможное преступление. В своё время мне довелось кое-что о нём узнать, - случайно и сейчас это пригодится.
Самое удачное, что информация действительно достоверна, даже если мальчик начнёт спрашивать, а он, судя по всему, начнёт, то получит необходимое подтверждение.
- Эр Август, о чём вы говорите? – голос Дикона звучал почти жалобно.
- Он был работорговцем. Потомственным, вся семейка – отпетые мерзавцы. Потом его поймали и хотели повесить, но Алваро не дал.
Дикон открыл рот, видимо, чтобы возразить, но промолчал, опустил голову и замер. Всё правильно, у него нет доказательств обратного, и быть не может, даже если кэналлиец относился к нему хорошо, что маловероятно, потому что тот не относится хорошо ни к кому, кроме обожаемого соберано.
- Я говорил, что не хочу об этом, - тяжело заметил Август. – Могу лишь добавить, что Онорэ будет далеко не последним в этом списке смертей. Я уже говорил, что Катарина мешает новому браку короля. А многие-многие другие мешают иным планам Дорака. Если бы только до него можно было добраться!.. – Август сглотнул горькую слюну, ах, если бы только можно было добраться до Дорака, но старый лис хитёр и не подпустит к себе никого. – Увы, любая попытка может послужить той искрой, которая подорвёт бочку пороха. Любое покушение, любой заговор… Я долго думал, Дикон, и я вижу только один выход спасти хоть кого-нибудь – лишить Дорака его главного оружия. Без Ворона он сможет только защищаться.
- Убрать? – Дикон смотрел чуть расширившимися глазами. – Вы хотите сказать, убить?
Ну разумеется, не спрятать же в подполе. Ворон славно пожил на свете, но ему пора перестать мешать жить другим и ответить за всё. Время собирать камни почти наступило.
- Эр Август, это неправильно, - после короткой паузы твёрдо сказал Ричард. – Вы правы, то, что задумал Дорак – просто ужасно. Я скажу эру Рокэ, и он наверняка что-нибудь сделает. Он не позволит подобному случиться, я уверен.
Неприятный поворот, очень неприятный. Мальчик не хочет, мальчик надеется отодвинуть пришедшее время. Хотя нельзя сказать, что это совсем неожиданно. Август почувствовал усталость. Столько сил – и всё насмарку.
- Ты уверен, Дикон? Если сделка состоится, Ворон получит себе новую войну – в Фельпе, а что его волнует, кроме войны?
- Вы неправы, эр Август. Вы просто его не знаете. Эр Рокэ обязательно что-нибудь придумает.
Мальчик действительно уверен. В таком случае, остаётся последний вариант.
- Что ж, ты выбрал, - Август пододвинул к себе забытый шадди. – Надеюсь, твоя дорога приведёт тебя к успеху. В конце концов, сколько Окделлам можно пытаться выплыть против течения. Те, кто выбрал Олларов – процветают. Надеюсь, ты сохранишь нашу беседу в тайне. Хотя долг оруженосца обязывает тебя раскрыть заговор.
- Конечно, эр Август, я не предам вас, - Ричард смотрел куда-то себе под ноги, хмурил брови, о чём-то напряжённо размышляя.
Наверное, о Вороне. Или, может быть, о Катарине. Но вряд ли он решит переиграть, он выбрал. Перстень с гербом Эпинэ выпустил одну крупинку в чашку. Шадди горький, будет не очень заметно, да и мальчик не знает, каков вкус у яда. Время собирать камни пришло, и Ричард Окделл станет одним из них.
Не забыть отправить следом Чарли, пусть позаботится, чтобы отравление не связали с визитом в дом графа Штанцлера.
- Это всего лишь последовательность, раз уж ты выбрал иной путь. Вот, держи шадди. Выпей со стариком на прощание. Если ты действительно сумеешь убедить Ворона предотвратить всё это, то я сочту свой арест достойной платой за то, что другие останутся живы.
Ричард протянул руку, замер, будто не решаясь прикоснуться к чашке. Август терпеливо ждал, протягивая ему шадди, а потом почувствовал, как в груди снова волной поднимается боль, а тело вдруг перестало слушаться. Чашка выскользнула из пальцев и разбилась о стол, тёмная жидкость побежала по столешнице, потекла ручейком с края. Гаснущим сознанием Август успел уловить, как его испуганно зовёт Дикон, который выбрал другой путь.
Он выбрал другой путь, но это не значило, что он должен оставить всё так, как есть. Нельзя допустить, чтобы замыслы Дорака осуществились. Дикон спешно позвал слуг, а затем бессмысленно смотрел, как суетятся слуги над телом эра Августа, и чувствовал себя совершенно беспомощным и бесполезным. Но он ничем не мог помочь. Потом он словно очнулся и взял со стола список.
Можно сказать, что это дело досталось ему в наследство от кансильера, а подобным наследством нельзя пренебрегать. Эр Август просто не понимал, о чём говорит, то есть, понимал, но опираясь на то, что знал сам. Дик знал другое.
Камни в фундаменте дома медленно успокаивались после внезапной ярости, которая вспыхнула, когда эр Август протянул ему шадди. Ричард никак не мог понять, что случилось, а они не хотели или не могли ответить.
Дик вышел на улицу, бережно свернув список. Эр Рокэ не мог позволить случиться массовым убийствам. Он пошёл против Дорака в Октавианскую ночь, пойдёт и сейчас. А Хуан… Хуан тоже не мог… наверное. В конце концов, об отъезде Онорэ мог узнать кто-то ещё. Надо будет спросить эра Рокэ и про Хуана тоже.
Ричард решительно кивнул сам себе и убрал сложенную бумагу в кошель, туда же, где лежала очередная бляшка с нарисованным символом. Офал. Разделение. Наследство. Прекращение и приобретение.
Дагаз.
Прорыв. Трансформация. Процветание. Сдвиг в процессе самоизменения.
Необходимость действия с полной верой, даже если момент требует прыгнуть в пустоту.
«Моя вера определяет победу, да не поколеблюсь я».
Ветер начал петь ещё с вечера, когда Дикон пришёл, обрадовал новостью о нежданной кончине Августа, показал так называемый список Сильвестра и потребовал что-нибудь сделать. Рокэ выставил его за дверь, доходчиво объяснив, что Сильвестр такого списка составить не мог, на бумаге, во всяком случае, а если бы вдруг сдуру и составил, то всё равно никто бы эту бумажку не увидел, уж что-что, а прятать свои секреты кардинал умел. Ричард выглядел растерянным и, кажется, так до конца и не поверил, что ему нагло врали в глаза. Поразительное упорство в цеплянии за свои иллюзии, Рокэ был готов зауважать такую силу воли.
Ричарда Рокэ выставил, но сомнение осталось. Сильвестр всегда был разумным человеком и умел вовремя остановиться, но Октавианская ночь показала, что и у него случаются помрачения рассудка. А также, что из-за болезни он может упустить из рук контроль над тем, чему сам же откроет ворота. И на этот раз Рокэ Алва не сможет срочно примчаться в столицу и всё исправить, даже если опасность будет угрожать уже непосредственно Фердинанду. Значит, с Сильвестром следовало разобраться.
И с Ричардом тоже следовало, понял Рокэ, взяв лист за угол двумя пальцами, брезгливо, как какого-нибудь ызарга. С Ричардом, который пришёл и, похоже, сам того не заметив, нахально предложил помощь в решении проблемы, которую приволок. В последний раз подобное позволили себе Савиньяки очень много лет назад, когда Рокэ ещё только-только стал прославленным Первым Маршалом. С тех пор ему нередко предоставляли свои возможности, отдавали свои силы в его распоряжение и прочее, прочее, прочее, но никто не предлагал равную помощь. Кроме сопливого мальчишки, которого самого постоянно приходится вытаскивать из неприятностей. Просто очаровательно.
Ах нет, был же ещё Джастин. Но Джастин умер.
Недели две назад Рокэ бы только посмеялся над этой неуклюжей, полуосознанной попыткой Ричарда, но сейчас смеяться не хотелось. Да и хотя бы просто принять всерьёз нелепое предложение было ниже достоинства Ворона, который летит против ветра. Гордыня, как сказал бы агарисский святоша. Да и что, кошки побери, мог предложить ему какой-то мальчишка?
Проклятье можно просто попытаться переломить, силой. Но так очень сложно, в одиночку и совсем невозможно.
Вот где-то в тот момент и начал петь Ветер.
Сначала тихо, почти неслышно, но потом всё сильнее и настойчивее, так, что не удавалось отмахнуться и сделать вид, что это всего лишь шутки разыгравшегося воображения. Под утро он ревел ураганом, и было как-то странно, что вещи вокруг по-прежнему стоят на своих местах, а не летают по комнате, подхваченные вихрем. Когда подошло время утренней тренировки, Рокэ ухмыльнулся, потом открыл окно и прыгнул вниз со второго этажа. Удара о землю он почти не почувствовал.
На этот раз Ричард явился вовремя, не проспал. Он выглядел решительным и сосредоточенным, а его шаги заставляли камни гневно петь.
- Эр Рокэ, - он даже поздороваться не удосужился. – Может быть, вы и правы, что Дорак не стал бы писать такое на бумаге, а эр Август хотел меня обмануть, но в любом случае это нельзя оставить так! А что, если…
- Юноша, - Ворон бросил Ричарду шпагу. – Не рекомендую вам когда-либо соваться в политические игрища, они вам строго противопоказаны.
Дикон поймал её и взялся за эфес.
- Но так нельзя, эр Рокэ!
- Можно, юноша. Можно как угодно, если вы не знали, - ветер за спиной продолжал бесноваться. – Но так и быть, я уделю вашему вопросу должное внимание, если вы сможете выиграть хоть раз за эту тренировку.
Во взгляде Ричарда на мгновение отразилась растерянность, почти испуг, потом он тряхнул головой и вдруг начал разуваться. Отбросил сапоги в сторону и встал босыми ногами. Отсалютовал шпагой. Камни отозвались одобрительным гулом.
- Я готов, эр Рокэ.
Рокэ рассмеялся и пошёл в атаку, легко и стремительно, а ветер пошёл вместе с ним.
Ричард не стал уклоняться или отступать, встретил атаку прямым блоком. Шпаги со звоном столкнулись, вплетая свой голос в противостояние Ветра и Скалы. Ричард стоял неподвижно. Он словно забыл про все приёмы, которые Рокэ старательно в него вбивал на протяжении полутора лет, но прорвать его защиту не удавалось. Ветер ударялся о камни, срывая с них песок, откалывая мелкие осколки, камни отвечали яростным рокочущим гулом и продолжали стоять, незыблемо и надменно.
Удар, блок, удар, блок, удар, блок. На этом месте Ричард обычно уже тяжело дышал, его движения начинали замедляться, но сейчас в него будто вливали новые силы, и он продолжал отражать атаку за атакой. Удар, блок, удар, блок, удар, блок. Рокэ засмеялся.
- Если бы я знал, что в вас скрываются такие таланты, юноша, я бы гонял вас ещё сильнее.
Ричард усмехнулся в ответ и снова не отступил.
Ветер выл, камни ревели. Сойтись-разойтись, услышать противника, вдруг ясно как никогда, увидеть противника, понять его силу. Удар, удар, удар, до крика, до боли, яростным столкновением.
Они слишком давно разучились разговаривать друг с другом иначе.
Удар, блок.
Шпага метнулась вперёд, на лезвии вспыхнул солнечный блик. Всё.
- Поразительно. Вы превзошли самого себя.
Остриё одного клинка замерло у горда Ричарда, второй почти-почти упирался Рокэ в грудь. На тренировке можно сказать ничья, в реальном бою – два проигравших идиота, в завещании просьба похоронить рядом.
- Эр Рокэ, вы остановите кардинала?
- Юноша, вы же не выиграли.
Ветер свистел над землёй, камни мерно пели. Ожидание затягивалось, Ричард хмурился и не отводил шпагу, Рокэ тоже. Ему было любопытно, чем это закончится.
- Ещё один бой? – наконец, предложил Дикон.
Рокэ расхохотался, в голос, со вкусом, запрокидывая голову. Давно не выпадало случая так искренне смеяться, почитай, с самой Варасты.
- Ричард, иногда вы бываете воистину великолепны. Вы не боитесь оставить от моего дома руины? Если вы забыли, в нём до сих пор находится ваша сестра.
Дикон пожал плечами. Определённо, он не боялся, впрочем, Рокэ тоже. Устоит особняк, пережил же он столько поколений герцогов Алва.
- Впрочем, ничьей у нас, помнится, раньше тоже не складывалось. Будем считать, что ваше усердие заслуживает поощрения. Так что можете быть уверены, я выясню планы кардинала и по возможности скорректирую, - не из-за поединка, конечно, но пусть юноша порадуется.
Дикон почти торжествующе улыбнулся. Ах, так он полагает, что победил и добился своего? Ну-ну. Лишняя заносчивость не приводит к добру, поэтому её следует вовремя выбить.
- Тренировка не закончена. К бою!
Ветер взревел, грохот камней взметнулся волной. Снова град ударов, стремительных и сильных, снова непробиваемая защита, снова сражение, которое на самом деле разговор. Шпаги плакали, не выдерживая напряжения, а потом сломались, взорвались осколками, которые вихрь тут же подхватил и унёс куда-то в сторону, но Рокэ это не остановило. Оружие, какая мелочь, право. Удар, удар, удар…
Это сражение закончилось так же, как предыдущее, внезапно и неожиданным образом. Рокэ обнаружил себя, стоящим вплотную к Ричарду и целующим его губы, сильно, страстно, наслаждаясь их вкусом, а Ричард отвечал, уверенно и как будто привычно. Русые волосы щекотали пальцы, чужое тело даже через одежду казалось очень горячим и безумно притягательным.
Рокэ решительно прервал поцелуй. Ричард несколько секунд смотрел с недоумением, потом разом напрягся и рванул назад, в глазах вспыхнуло потрясение, почти паника.
- Эр…? – он замолчал, хватая воздух ртом и явно не зная, что сказать.
Рокэ с некоторым неуместным сожалением пожал плечами.
- Не беспокойтесь, юноша, - сказал он как можно легкомысленней. – Я вам уже говорил, что спать с собственным оруженосцем – слишком пошло. Так что у вас остаётся ещё больше года, чтобы доучиться владеть шпагой и по окончании своей службы вызвать меня на дуэль. Рекомендую вам её выиграть, иначе… - он не стал договаривать.
Взгляд сам зацепился за приоткрытые губы Дикона
- Эр… но… - Ричард растерянно моргал.
- А пока вы будете неторопливо обдумывать моё предупреждение, я навещу Сильвестра. Раз уж обещал, - он прошёл мимо Дикона, почти коснувшись его плечом.
Если кардинал и в самом деле решился на какое-нибудь безумство, у Рокэ найдётся для него пара очень веских аргументов против. Ветер, скользнувший следом, согласно засмеялся, дурашливо трепля ему волосы и широкие рукава сорочки.
Ричард ошарашенно смотрел вслед эру Рокэ и касался своих губ. Это была шутка? Не похоже на то.
Камни ворочались под ногами, они были довольны. Кажется, потому что им удалось договориться с Ветром. Наверное. Во всяком случае, очень похоже на это, если Ричард не ошибся и Ветер действительно тоже вступил в два сегодняшних боя. Камням не было дела до беспокойства людей о пустяках, и они не знали про грех и запреты эсператизма. Хорошо им.
Ричард вздохнул, натянул сапоги и поплёлся умываться. Во всяком случае, эр Рокэ согласился проверить кардинала и помешать ему устроить бойню. Сейчас именно это было главным.
Дик растёрся полотенцем и вошёл в дом. На лестнице столкнулся с Айри. Сестра выглядела полностью собранной, но немного заспанной.
- Кажется, этот дом просто заставляет подскакивать ни свет ни заря, - пожаловалась она и тут же улыбнулась. – Доброе утро, Дикон. Что с тобой успело стрястись? Выглядишь так, будто на тебя набросилась и зацеловала хорошенькая девушка, а ты и не знаешь, что делать, - она хихикнула. Ричард пробормотал в ответ что-то невнятное и пошёл в свою комнату.
В поясе вместе с Айрис смеялась каменная бляшка с нарисованным знаком. Дагаз. Прорыв. Трансформация. Процветание.
Пустая руна.
Вёрд.
Непознаваемое. Пустота это конец. Пустота это начало.
Пустота и полная содержательность.
История изменилась и закончилась,
начинается новая. Истинная судьба.
Ночь вздыхала темнотой и неизвестностью. Кони мчались вперёд, ровный стук копыт далеко отдавался по земле. Ричард не знал, куда они едут. Не спросил, когда вернувшийся следующей ночью Рокэ поднял его с постели, небрежно сообщил, что кардинал Сильвестр крайне занемог, а потому любые его планы отменяются, и приказал собираться, как можно скорее. Не спросил и после, словно это было чем-то совершенно незначительным. Послушно уложился, самое большее в несколько минут, впрочем, основная часть вещей, как оказалось, была заранее приготовлена Хуаном. Потом они выехали со двора в окружении отряда кэналлийцев. Ненадолго задержались, чтобы подобрать Герарда, и покинули город – быстро, скрытно и тихо.
Рокэ ехал впереди, его мориск рвался обогнать спутников ещё и ещё. Сона едва поспевала следом, держась на полкорпуса сзади, так, как положено лошади оруженосца. В лицо бил холодный ветер, на этот раз самый обычный.
Оллария осталась позади, неизвестно, может быть, не так уж и надолго, а может быть, навсегда. Никто не может предсказать, как сложится жизнь и какой выбор будет сделан. Оставалось надеяться, что он окажется верным.
Дорога ложилась под копыта коней, камни гудели, словно герольды, на пути своего Повелителя. В мешочке на поясе пели полированные бляшки, двадцать четыре с нанесёнными символами и одна пустая, чей голос сейчас был ведущим в общем хоре.
Вёрд. Непознаваемое. Пустота. Неизвестность.
Ты хотел знать, что тебе делать, Повелитель? Но на этот вопрос нет ответа, потому что каждый сам решает, что и кому он должен, и шагает в будущее с закрытыми глазами с верой в то, что этот шаг не сделан в сторону пропасти. Всего лишь с верой. С полной верой.
Ты встал на ступени Севера, чтобы получить ответ, Повелитель? Ступени не дают ответов, они могут лишь сделать проще путь наверх, но идти ты должен сам.
Ты хотел спрятаться от своей силы, Повелитель? Но от силы нельзя сбежать, можно лишь оседлать её, чтобы не погребла под своей тяжестью, и держаться крепко, чтоб голова не закружилась, приводя к падению.
Ричард слушал эту песню и понимал каждое слово. К утру это пройдёт, он знал. Сейчас он слишком много знал, в том числе и о том, что вскоре всё позабудет, и до знания придётся снова идти, на этот раз медленно и слепо, спотыкаясь и сворачивая не туда.
Чтобы сохранить хоть частичку этой ясности, он представил свой родовой перстень и мысленно написал на нём имя рода. Офал - для долгов и памяти, истории и наследства, Канн - чтобы видеть ясно, и свет правды проникал даже сквозь сомкнутые веки, Дагаз – без способности резко менять мир и подчиняться переменам далеко не уедешь, Ера - вечно плодоносящее мировое древо, поступки, всегда имеющие последствия, и двойная Легр, обещающая взять над тобой власть, если ты не подчинишь её себе. Перстень словно потяжелел и накалился, а потом вновь остыл.
Бездна ночи одобрительно улыбнулась. Чёрное небо клубилось бесконечностью. Их отряд был песчинкой на ладони мира.
Скоро, скоро, скоро, когда наступит рассвет, Вёрд закончит пение, и останется лишь слабое эхо. Ступени были пройдены, и он стоял на желанной вершине, которая оказалась всего лишь небольшим плато на склоне горы, с которого открывались новые дороги, шесть по четыре, вверх и вниз. Обжигающий хмель магии горчил на губах.
Но пока ещё Вёрд пела о неизвестном.
Итак, Повелитель, хватит ли тебе мужества сойти с пустой ступени и куда ты сделаешь шаг?
Конец.
Сиквелл. Постканон, простИзлом.
Автор: Aerdin
Рейтинг: NC-17
У регента всегда полно дел. У регента, упорствующего в своем нежелании становиться королём, тем более.
И, к сожалению, разобраться с ними по принципу «этих вешаем, остальные пусть живут» уже не получится. Мучительно хотелось в прошлое, когда репутация была отрадно черна, а клубок интриг можно было хотя бы частично свалить на Сильвестра.
В особняк Алва добрался почти заполночь. Хотелось бы сказать, что «домой», но…
Несвободное сердце ничуть не лучше проклятия, казалось ему в такие часы. Впрочем, лучше, но всё же не тогда, когда тебе не с кем разделить поздний ужин.
Из-за неплотно прикрытой двери кабинета лился неяркий свет.
Сердце заколотилось в горле, но он, стиснув зубы, с усилием проглотил его. И бесшумно открыл дверь, жадно впитывая негромкий голос, проговаривающий неловкие, несложенные в ритм строчки на форно.
Ричард скрючился на подоконнике в немыслимую фигуру, сосредоточенно хмуря брови и пачкая доску грифелем. Наверняка рунический пояс в очередной раз не складывался.
Когда вернулся? Почему не сообщили? Закатные твари, как же долго!
Огонёк медной лампады рядом с Диком затрещал под порывом воздуха и тут же потух. Рокэ сам не заметил, как оказался у окна, Окделл, кажется, даже не успел понять, что кто-то появился рядом. Можно украсть, и не заметит. Но не у Ворона.
- …ok sný ek hennar öllum sefa*, - изумлённо договаривает Дикон, роняя доску и лозой прогибаясь в руках, привычно, ошеломляюще – каждый раз.
Под тонкой молочной кожей северянина скрывался потаённый жар, ударяющий в голову и пах, горячая кровь земли. Ричард судорожно цеплялся за плечи, задыхаясь, ерзая и пытаясь сползти с подоконника хотя бы в сторону ковра у камина.
Алва оторвался от зацелованных губ – голодное существо внутри жадно взвыло, требуя еще, - и только хмыкнул: а зачем, собственно? Широкая деревянная столешница была весьма удобной высоты.
Ричард, упершийся затылком в стекло и неосмотрительно подставивший шею, жалобно заскулил, оплетая талию ногами. Отросшие за пару месяцев блужданий по медвежьим углам темно-русые пряди мазнули по запотевшему стеклу, просясь в руки.
Минус пуговицы. Хотелось бы сказать, что «минус одежда», хотя бы какая-то часть, но, увы, распахнуть дурацкие тряпки много проще и быстрее, чем стаскивать.
Под руку удачно попалась давешняя лампадка. Остыла, слава Леворукому и всем его кошкам, не Создателя же благодарить в такой ситуации, сейчас Алву отсюда не сдвинуло бы и всеми табунами Эпине.
Почувствовав прикосновение ко входу, Дикон на мгновение замер, всхлипнул и прогнулся еще сильней, давая доступ.
Наконец-то. Рокэ замер, ткнувшись лицом в ложбинку между шеей и плечом любовника, и стиснул зубы, заставляя себя остановиться и давая Дику время привыкнуть.
По виску, ероша волосы, скользнула ладонь, и колени Окделла на бедрах чуть сошлись, стискивая бока и безмолвно требуя двигаться дальше.
У регента Талига Рокэ Алвы было крайне определенное понятие слова «дом».
* - «покорю помыслы», конец шестнадцатого заклинания Одина |