- Я тебя никогда не позову…
Всего лишь слова. Что есть слово? Ложь. Произнесенное вслух – ложь вдвойне. Услышанное другими…Почему оно становиться правдой? Правдой для того, кто услышал?
Может, потому что он хочет это слышать?
- Я тебя никогда…
Позовешь. Я уверен. Ты не сможешь забыть, я не смогу забыть. Ты не сможешь уйти навсегда, и я…Почему же ты ушла? Почему я тебя отпустил?
Может, потому что мы этого хотели?
- Я тебя…
И я… Тебя…Как же это глупо и хорошо.
- Я…
Ты. Моя. Только моя, даже если сама этому не веришь. Моя.
А я твой?
***
Холодно, холодно…Как далеко до весны. Как близко до войны. Мороз, ночь, редкие снежинки падают с черного неба. Маршал Савиньяк обхватил себя руками в тщетной попытке согреться, и в который раз пожалел, что легкомысленно вышел во двор без плаща.
- …и разъезд до сих пор не вернулся. Высылать отряд, монсеньор?
Хороший вопрос. Лионель глянул на небо, будто собираясь просить совета у тусклой луны, тяжело нависшей над башнями замка. И куда делся этот разъезд, к Леворукому его? Двадцать опытных кавалеристов – это не заблудшая в ночи одинокая невинная дева, не всякий решиться напасть. До сих пор в округе было спокойно – уж Лионель об этом позаботился. А теперь что?
Леворукий, как хочется спать. Хоть разочек бы выспаться.
- До утра ждем. Не вернуться – начнем поиски.
А сейчас – спать, спать, спать…
Маршал, уже было развернувшись к крыльцу, прислушался: в пронзительной зимней тишине – убаюкивающей тишине снежной ночи – отчетливо послышался глухой топот, голоса, заржала лошадь…
- О, монсеньор, похоже, они возвращаются! – обрадовался адъютант, подтверждая, что со слухом у Лионеля все в порядке.
- Хорошо, - с облегчением и раздражением одновременно (и где шлялись эти уроды?) буркнул Лионель. – Проследи чтобы с утра Сеттэ был у меня с докладом. И, надеюсь, его объяснения меня устроят. Хотя нет, чем откладывать на утро…
Последняя фраза заставила молоденького адъютанта вытянуться в струнку – с такой зловещей интонацией можно зачитывать смертный приговор. Не стоит злить усталых маршалов. Усталых, невыспавшихся, замерзших…
Заявившийся в замковый двор отряд был явно многочисленней пропавшего разъезда, причем раза в два. Лионель выругался про себя – этой ночью сон ему, судя по всему, не грозил.
- Монсеньор! Разрешите доложить, - раскрасневшийся от скачки и мороза теньент словно бы и не удивился при виде маршала в одном мундире, встречающего его среди ночи прямо во дворе в компании перепуганного адъютанта.
- Разрешаю, - вздохнул Савиньяк, пытаясь сосчитать всадников. – Почему не вернулись вовремя, теньент Сеттэ?
- Мы взяли пленных, монсеньор, - теньент прямо-таки сиял от гордости. – Ракановских прихвостней. И безо всякого сопротивления.
- И что делают в наших местах сторонники Ракана? – удивился Савиньяк.
- Не могу знать, монсеньор. Не допрашивал – торопился вернуться. И, кроме того, - тут Сеттэ замялся и гордое сияние слегка померкло. – Это дама.
- Вы взяли в плен даму? – Совсем весело. Лионелю даже расхотелось спать. – Кто эта дама?
- Здравствуйте, сударь, - холодный женский голос показался маршалу знакомым, но тень от мехового капюшона не позволяла рассмотреть лицо. Почему так мало факелов? И луну, как назло, затянули тучи.
- Сударыня? – нынче куртуазность давалась Савиньяку с трудом.
- Графиня Гирке-ур-Приддхен-ур-Габбенхафт.
- Графиня! – оказывается, наступило время чудес. Но, Создатель, если уж ты решил осчастливить скорбных грешников чудом, то почему это не явление прелестной Марианны? Придворная ледышка не согреет измученное сердце солдата. – Какая приятная неожиданность – видеть вас в нашей глуши.
- Сожалею, но не могу ответить вам взаимностью, сударь. Не поймите меня превратно, лично против вас, граф, я ничего не имею, но ваши подчиненные существенно нарушили мои планы.
- Увы, сударыня, теньент Сеттэ всего лишь исполнял свой долг.
- Долг теньента – тащить в вашу ставку всех проезжих дам? Или только мне так повезло?
Ехидна!
- Сударыня! – возмущенно начал Сеттэ, но совершенно окоченевший Савиньяк предпочел перенести разбирательство ближе к камину.
- Разрешите проводить вас в замок, сударыня. В любом случае, сегодня вам придется воспользоваться моим гостеприимством.
- У меня нет выбора, тем более, что благодаря вашему теньенту и его долгу моя карета застряла где-то на подъезде к городу.
Закутанная в меха женщина оперлась на предложенную руку, и Савиньяк буквально кожей почувствовал ее раздражение и неприязнь. Храни нас, Создатель, от Приддов!
Короткая прогулка по вытоптанному за день снегу – и благословенное тепло позволило Лионелю смотреть на будущее куда оптимистичней. Рука графини, впрочем, оставалась холодной, как и ее голос.
- Долго ли мне придется у вас гостить?
- Не думаю, - тепло вернуло Савиньяку и умение улыбаться. – Причин для этого нет. Позвольте ваш плащ.
Лисий мех – черный с серебром, будто подернутый инеем – оказался в руках галантного графа, явив взору бледное лицо, строго сведенные брови и на редкость красивые серые глаза – увы, предвещавшие грозу. Или ледяной шторм? Метель? Снежную лавину, которая погребет под собой невезучего маршала?
- Как бы то ни было, я хочу знать, на каком основании я задержана. Чтобы теньент Сеттэ исполнил свой долг?
Возмущенное сопение вошедшего следом за ними теньента рассмешило Лионеля – чем раздраженней выглядела ледышка Гирке, тем лучше становилось настроение у маршала.
- Боюсь, теньент просто не в курсе последних событий. – Савиньяк аккуратно пристроил влажный мех на дубовую скамью. – До недавнего времени Придды считались сторонниками новоявленного короля Ракана.
Графиня Гирке надменно подняла брови, смерив обескураженного теньента взглядом, за который ее, несомненно, следовало произвести в полковники вместе с братцем. Сеттэ невольно подтянулся, а Лионель с трудом сдержал очередную улыбку.
- Придды не поддерживают человека, называющего себя Альдо Раканом, - отчеканила достойная дщерь Вальтера Придда. – Теньент Сеттэ, вы ошиблись.
- Да, сударыня, - бедолага Сеттэ был незаменим в бою, но не в столкновении с придворными стервами.
- Графиня, не вините теньента. Письмо от Ноймаринена я получил лишь вчера. Кстати, разрешите поздравить вас с выдающимися карьерными достижениями вашего брата.
- Благодарю, - ледышка проигнорировала сарказм в голосе Лионеля. – Валентин ценит оказанное ему доверие.
Еще бы не ценил! Полковник в девятнадцать лет! Савиньяк-старший вспомнил преисполненное трагизма и искреннего возмущения письмо самого младшего Савиньяка. Умудриться подружиться с пленным дриксенцем и открыто объявить врагом однокорытника… Арно был истинным Савиньяком.
- Теньент Сеттэ, ставлю вас в известность, что герцог Придд принял сторону Талига и в настоящее время является полковником Северной армии.
Растерянный взгляд злополучного теньента и его несвязные извинения, похоже, удовлетворили несостоявшуюся пленницу, даже снизошедшую до легкого кивка: монархиня милосердна, мятежник помилован, казнь отменена… Судя по всему, временно.
Савиньяк разрешил теньенту удалиться и остался наедине с невольной гостьей, которую нужно было как-то устраивать, успокаивать, уговаривать… Что там еще полагается делать с нежными эреа, пережившими страшное нервное потрясение?
- Сударь, я могу рассчитывать на комнату и горячую воду? Раз уж мне придется провести здесь ночь…
- Несомненно, сударыня, - ехидна преспокойно, но, как и положено урожденной Придд, очень вежливо оскорбила его. – Вам подадут ужин. Боюсь, очень легкий, но я гарантирую вам сытный завтрак. Более того, я пришлю к вам служанку.
- Это было бы очень любезно с вашей стороны. Моя Белла вчера сбежала с каким-то проходимцем. Глупая девчонка.
Савиньяк хмыкнул. В общем-то, он вполне понимал беглянку.
- Если вам понадобиться что-то еще…
- Распорядитесь перевезти мои вещи из экипажа, - перебила его «нежная эреа». – Больше я ни в чем не нуждаюсь. Еще раз благодарю за заботу. Меня проводят в мою комнату или это ничьим долгом не является?
Маршал армии без возражений подчинился приказу.
***
Если удача тебя не любит, то ничего с этим не поделаешь. Ирэна Гирке в который раз убедилась в старой истине, проснувшись в выстывшей за ночь комнате под надрывное завывание ветра и колючий стук бьющегося в стекло мерзлого снега. Закутавшись в одеяло – Создатель, как же она ненавидит чужие постели и запах чужого белья! – Ирэна подошла к окну, чтобы оценить масштаб бедствия.
Буря разыгралась не на шутку. За несколько предрассветных часов городок из побитой жизнью потаскушки превратился в юную невесту под белоснежной фатой – и эта перемена отнюдь не радовала графиню. Лошади и карета не пройдут по огромным сугробам, а ведь снег все идет и идет…
Создатель, как же холодно, когда в твоей жизни всегда идет снег.
Ирэна плотнее закуталась в пахнущее сыростью и горькими травами (от моли, что ли?) одеяло и вернулась в кровать. Можно спать дальше, по крайней мере, попытаться уснуть. Последние недели, да что там – месяцы, превратили ее в снедаемое тревогой и бессонницей чудовище, а ей не нравилось чувствовать себя стервой. Она не стерва, она просто… устала.
Ирэна уткнулась лицом в подушку. Кажеться, ночью она была не слишком любезна с Савиньяком. Конечно, и сам маршал не воплощал собой куртуазность, и причины злиться у нее были… Но, Создатель, урожденная герцогиня Придд не может вести себя, как закатная кошка! Герцогиня Придд – это достоинство, спокойствие, вежливость, и неважно, что творится у нее на душе. Смогла же она с улыбкой выслушать отказ Робера Эпине, пусть сердце у нее разрывалось от боли и стыда. Смогла улыбаться, идя к алтарю с нелюбимым… Без слез выслушать весть о казни родителей…
А сейчас? Из-за проклятой бессонницы она превратилась в истеричку. Пора шить розовое платье с зелененькими рюшечками.
Очередная битва с бессонницей закончилась традиционно: полной и безоговорочной капитуляцией Ирэны. Снова позорное поражение. Она лежала и слушала, как бьется в окно злой ветер, поскрипывает старый паркет и, кажется, шуршат мыши. Где-то хлопнула дверь. Торопливые шаги. Чей-то тихий смех.
Замок просыпался.
Ирэна решительно встала с постели, сбросила с плеч одеяло – для этого потребовалась немалое мужество. Интересно, Савиньяк экономит на дровах или считает, что для Спрутов холод – идеальная среда обитания?
Вода в умывальнике за ночь стала ледяной. Чулки и нижняя рубашка неприятно отсырели – ну почему она не догадалась положить их в постель? Под глазами залегли темные круги. Волосы свисают черными сосульками. Сломался ноготь…
Ирэна с силой захлопнула дверь комнаты и отправилась за обещанным Савиньяком завтраком. И если маршал не предложит ей шадди…
***
- …и проследи, чтобы разгребали снег у конюшни.
Лионель наклонил голову, стряхивая с потемневших от влаги волос снег и проклиная про себя разыгравшуюся не ко времени метель. Капитан коротко кивнул:
- Да, монсеньор. Что-то еще?
- Нет. Свободны, капитан.
А теперь – завтрак. Леворукий, он опять не выспался и даже не успел позавтракать. А Рокэ отдыхает в Багерлее.
Лионель невесело усмехнулся и отправился в Охотничий зал, ныне служивший офицерской столовой. О, божественный запах свежеиспеченных бисквитов!
Вот только столовую вместе с бисквитами захватили вражеские войска. Оккупанты в лице графини Гирке заняли любимое место маршала у камина, пили его шадди и недобро смотрели на аппетитную служанку, прислуживавшую за столом. Бедная Лиза! Ты слишком хорошенькая, чтобы угодить чопорной ледышке.
- Доброе утро, сударыня, - маршал решительно бросил вызов захватчику. – Вы рано встали.
- Доброе утро, - графиня изволила кивнуть. – Я привыкла рано вставать.
- Очень хорошо, - похвалил ее Лионель, присаживаясь за длинный дубовый стол. Обычно за этим столом собирались к обеду все офицеры высшего ранга вверенной Савиньяку-старшему армии. Завтракал же Лионель чаще всего в гордом одиночестве и на ходу. По вечерам стол снова пустовал, зато в трех местных трактирах разносчицы и кухарки сбивались с ног, не успевая обслуживать посетителей. Сам Лионель предпочитал «Веселую змеюку», во-первых, из-за названия, и, во-вторых, из-за чудных голубых глаз трактирщиковой дочки.
- Рада, что вы одобряете, - язвительно произнесла Ирэна Гирке.
Чудесная компания для завтрака!
Несколько минут пролетели в тишине. Ирэна, изображая мраморную гальтарскую статую, рассеянно смотрела в окно и пила шадди, Лионель резал холодную говядину.
- Видимо, мне придется задержаться в вашем замке, маршал.
- Дороги занесло, - кивнул Савиньяк. – И снегопад не прекращается. Вы не можете уехать в такую непогоду.
«Увы!» - добавил он про себя, хотя с тем же успехом мог сказать это вслух: ледышка очень понимающе улыбнулась.
- Как не вовремя, - светским тоном заметила графиня.
- Что не вовремя?
- В общем-то, все. Снег, моя поездка. Война…
- Кстати, я так и не поинтересовался, как вы оказались на тракте в эту пору?
- А я все думала, когда вы спросите. Это не похоже на вас, маршал, оставлять без внимания такие детали.
Савиньяк пожал плечами. Не рассказывать же ледышке о том, что если он не выспится в ближайшее время, то начнет забывать собственное имя. Да и стоило ли устраивать допрос среди ночи, когда и так понятно, что попавшая в силок птичка никуда не денется?
- Я навещала сестру.
Габриэла Борн. Женщина, в сравнении с которой сидящая перед Лионелем фарфоровая кукла в лиловом бархате – сама жизнерадостность.
- Надеюсь, поездка прошла успешно. Не считая, конечно, вчерашнего инцидента.
- Вполне. – Графиня Гирке чуть нахмурилась. Лжет, и даже не пытается это скрывать.
- Ваша сестра здорова?
- Да, благодарю. – Все еще хмурится. Что же у вас там случилось? Внутрисемейные разборки в клане Приддов? – Пожалуйста, еще шадди.
Служанка ланью метнулась к госпоже графине, чуть не расплескав одуряюще пахнущий шадди прямо на Лионеля.
- Лиззи, и мне.
Даже общество замороженной стервы не лишит его аппетита. Впрочем, та как раз перестала морщить брови, вздохнула и изобразила бледными губами нечто, похожее на улыбку.
- У вас варят чудесный шадди. – Леворукий, ну хоть что-то она одобряет.
- Я же южанин.
- Хороший шадди ценят и на Севере. – Ирэна поднесла чашку к губам и отпила с явным наслаждением.
- Не сомневаюсь. Но только южане умеют его варить.
- Пожалуй, вы правы. – Оказывается, когда ледышка улыбается, она не такая уж… ледяная.
- Впрочем, герцог Алва утверждает, что настоящий шадди можно попробовать лишь в Багряных землях и у него в Кэналлоа.
Поболтаем о Вороне, госпожа графиня? А то что-то вы стали слишком любезной.
- Герцог Алва, несомненно, знаток. Но меня вполне устраивает тот шадди, что предлагают у вас.
Мало того, что ледышка и бровью не повела на его выпад, так еще… Нет, вот так улыбаются, только флиртуя. Или у него слишком извращенное понятие о светской беседе за завтраком? Леворукий, скажи ему кто еще позавчера, что он будет завтракать наедине с ледышкой Гирке, а та будет улыбаться ему улыбкой Марианны…
Наверное, он все-таки порочен до мозга костей. Нормальному человеку не придет в голову мысль переспать с добродетельной эсператисткой, от которой просто веет торкским холодом, а в светлых фамильных глазах застыла равнодушная пустота.
В глазах, обведенных темными кругами усталости.
Лионель, ты извращенец.
***
- Чем вы планируете заняться сегодня? Увы, лично я не могу предложить вам каких-либо развлечений.
О, немногим удается увидеть такое – смущенный Лионель Савиньяк, пусть это смущение и заметно лишь искушенному взгляду. Понял, что его фраза звучит двусмысленно, особенно после ее улыбок. Кошки закатные, да за кого он ее принимает? Не будет она покушаться на его сомнительную добродетель. Она замужем, в конце концов.
А легкий флирт… Маршал, не будьте трусом!
Хотя последние полгода – Ирэна усмехнулась, и хорошо, что Савиньяк этого не увидел, занятый своим шадди, - она выглядит так, что от нее и Гирке станет шарахаться. Гальтарское привидение.
Особенно обидно чувствовать себя некрасивой рядом с господином графом Савиньяком. Интересно, почему некоторых залегшие под глазами тени уродуют, а у других подчеркивают красоту? Ах, граф Савиньяк, белокурая мечта талигойских дам…
Что ж, успокоим маршала.
- Я еще не решила. В замке есть часовня?
Лионель Савиньяк улыбнулся – она сказала то, чего он от нее ждал. Совсем не сложно оправдывать чужие ожидания, если поколения предков старательно создали весьма характерную репутацию.
- Конечно, Лиза вас проводит. Что-нибудь еще?
- Нет, спасибо. Не хочу вас обременять.
- Что вы, сударыня, - ну просто рыцарь в сверкающих доспехах. Почти святой Алан. Кого вы пытаетесь обмануть, маршал? – Я могу лишь радоваться вашему присутствию.
Ох, граф. Берите свою Лиззи и идите радоваться ее присутствию. А она чертовски устала, она выглядит, как Мирабелла Окделл, она цинична и где-то даже умна, и давно не верит черноглазым кавалерам…
Но спасибо за улыбку. Вот в нее верить хочется.
- Вы столь любезны. – Пора ей становиться гадюкой. Это помогает сохранить самоуважение.
- Я всегда к вашим услугам. Да, что касается ваших людей, то с ними все в порядке. Я…
Он и в самом деле думает, что она не заботиться о своих людях?!
- Я знаю. Теньент… забыла его имя, просветил меня на этот счет.
Не ожидал. Вам надо выспаться, маршал. Даже герои, вроде вас, должны когда-то спать. Но советовать вам… Это не ее дело. Она – равнодушна и холодна, как эта бесконечная зима, не так ли?
***
День выдался на редкость суматошным, и это не смотря на погоду, вернее, непогоду. Думать о нечаянной гостье Лионелю было некогда, да и не слишком-то и хотелось. Ощущение от утреннего разговора с графиней Гирке было каким-то… странным?
Еще в той, доизломной, жизни они изредка встречались при дворе, один раз даже танцевали на каком-то балу и, кажется, оба не пропустили ни одной Большой королевской охоты. Ледышка в седле была хороша, не чета многим дамам, да и мужчинам тоже. В отличие от родственников, она часто улыбалась, но вряд ли искренне. И еще была та старая сплетня о ее влюбленности в Робера Эпинэ, тогда еще не мятежника и не герцога, а юного жизнерадостного шалопая, обожавшего рыжих девчонок и красные вина. Что еще? Ирэна Гирке не была той фигурой, которая могла бы привлечь внимание Савиньяка-политика, Савиньяка-интригана и, разумеется, Савиньяка-мужчины. Еще одна заурядная марионетка в руках властного отца, разменная монета его политических игр, пустышка…
И, как оказалось при более близком знакомстве, язва и колючка. Очень вежливая колючка. Роза, которая не цветет, но больно колет случайных прохожих.
Вечером маршал с неподдельным интересом выслушал доклад о времяпрепровождении графини Гирке и в очередной раз удивился. Вместо того, чтобы на весь день застрять в часовне, благородная дама пробыла там весьма недолго, а после велела Лизе приготовить ей ванну и отыскать морисское масло. Морисского не нашли, зато в личных запасах жены коменданта замка обнаружилось розовое масло из Кэналлоа, которое благородная эреа беззастенчиво присвоила, воспользовавшись привилегиями гостьи и гостеприимством комендантши. Более графиня из комнаты не выходила, да и Лиззи отпустила лишь поздно вечером.
Очаровательно. Вместо того, чтобы молиться, как положено добродетельной эсператистке, Ирэна Гирке изволит ублажать себя горячей водой и розовым маслом. Лионель усмехнулся: графиня, видимо, не чувствовала себя агнцем, попавшим в пещеру льва рыкающего. Для урожденной герцогини Придд она как-то чересчур легкомысленна. Может, на колючей розе все же есть бутоны? Вот и масло… Ведь сказала как-то незабвенная королева Алиса, что розовое масло – первый шаг на пути порока. А в пороках старушка знала толк.
Этой же ночью маршала посетило чудное видение. В общем-то, Лионель редко видел сны, но уж если ему что снилось… Черные и белые розы, а оборванные лепестки почему-то алые, как кровь и вино… графиня Гирке в прозрачной воде, в светлых глазах таится не пустота, а нежность… обнаженное тело белее снега, капли масла на гладкой коже… Лизхен… ладони скользят, втирая драгоценные капли, лаская изогнувшееся тело… руки сплетаются…
Маршал Савиньяк уже давно так замечательно не высыпался.
***
К завтраку Ирэна решила спуститься попозже – не хотелось сталкиваться со змеем Савиньяком. Она долго расчесывала волосы, неторопливо оделась, решив не звать служанку, и даже постояла у окна, просто разглядывая беснующуюся за стеклом метель, которая и не думала стихать.
Впрочем, избежать встречи с маршалом не удалось.
Лионель Савиньяк в по-домашнему не застегнутом мундире сидел за столом, просматривая какие-то бумаги, причем пара листков оказались на блюде с яблочным пирогом. Очаровательно.
- Доброе утро, сударыня, - с чего бы это Савиньяк выглядит таким довольным?
- Доброе утро. Вы снова завтракаете в одиночестве?
- Я надеялся, вы составите мне компанию. Шадди?
- Благодарю.
- Приятно видеть вас отдохнувшей и… э… посвежевшей, сударыня. – Леворукий, что случилось с твоим любимчиком? Что за сомнительные комплименты? Она и так знает, что сейчас ее красавицей не назовешь, но все же…
- Еще раз благодарю, - ее голос продлит зиму еще на день: холода в нем предостаточно.
А Савиньяк улыбается, Леворукий его побери!
- Вашу красоту, сударыня, дорожная усталость не скроет, но, несомненно, отдых пошел вам на пользу.
И как ей удалось не поперхнуться? Спасибо отцу за выучку.
- Вы мне льстите, сударь.
- Разве что самую малость.
Вот сейчас она точно прольет на себя шадди. Змей!
- К сожалению, вынужден откланяться – меня ждут дела. Замок и слуги в вашем распоряжении, сударыня.
Ирэна кивнула, а маршал в лучших придворных традициях поцеловал даме ручку.
***
Кошки закатные, что он нес за столом? Зачем дожидался, пока она спустится к завтраку? Какого черта он ведет себя как… как Эмиль? Ледышка Гирке красива, но не в его вкусе – слишком чопорна и холодна. Это не знойная красотка из его сна, хотя запах… Похоже, розовое масло – это его личный афродизиак.
Лионель тихонько засмеялся. Как она на него смотрела! Наверняка решила, что маршал Савиньяк сошел с ума. Чудно. Сумасшедший маршал и недотрога с розовым маслом.
Настроение с самого утра было великолепным, хотя особых причин для этого не было. Скорее наоборот, накануне войны маршалу полагается быть серьезным, спокойным и собранным, каким он и был последние недели. И по ночам ему должны сниться… Да что угодно ему должно сниться, но только не эротические фантазии с участием ледышки Гирке.
Ах, Ирэна, Ирэна, ну почему ты не Марианна?
***
Может быть, она перепутала Савиньяков и это был Эмиль? Ирэна задумчиво проводила маршала взглядом и пожала плечами. А может у него горячка?
Красавец Лионель. Блестящий полководец, прирожденный интриган, враг врагов Талига. Всегда играющий против Приддов, всегда на другой стороне. И всегда второй.
Завидуете ли вы Ворону, великолепный граф? Или вы сознательно предпочитаете быть в тени? Если второе… В таком случае, у вас много общего с Приддами, господин маршал.
Тени, сумрак и туман. В них легко затеряться, они всегда согласны укрыть любого, кто захочет… Кто не боится потерять себя в этой мгле, отбирающей силы и желания. Они помогут расстаться с болью, тревогой, стыдом и отчаянием. А заодно – как же без этого? – с надеждой и радостью. И оставят только равнодушие – серое, пустое, бесконечное…
Она спряталась и все потеряла.
Теперь ей не больно. Ей просто не хочется жить.
Леворукий, и почему непонятное веселье Савиньяка вгоняет ее в такую тоску? И что ей сделать, чтобы не расплакаться?
***
Маршал Савиньяк обожал библиотеку. Огромные шкафы, фолианты в коричневой коже и уютное одиночество – господа офицеры не жаловали обитель знаний. А для полноты удовольствия – припрятанная за жизнеописанием святого Антония бутылка «Вдовьих слез».
Огонь в камине, «Слезы» и тишина. А потом бы поспать. И хорошо бы не в одиночестве.
Но в этот раз в библиотеку маршала вела не жажда простых мещанских радостей, а суровая необходимость – забытые на столе карты Надора и Придды. Сам виноват, нечего было тащить их из штаба, теперь вот приходится идти за ними лично – не пускать же в святую святых какого-нибудь любопытного адъютанта.
Лионель подошел к длинной галерее, соединяющей старую и новую части замка. В новом, вековой давности здании размещались штаб армии и квартиры офицеров, старая часть – великолепно приспособленный для отражения вражеского штурма, но совершенно неудобный для нормальной жизни донжон – пустовала.
Однако сегодня обычно безлюдная галерея была не такой уж безлюдной. Лионель замедлил шаги, услышав тихий женский голос – мелодичный, спокойный… И как милейшую эреа Гирке занесло в эту часть замка?
Когда Савиньяк хотел, мог ходить очень тихо, практически бесшумно, даже по гулким каменным коридорам и в кавалерийских сапогах. Десяток шагов и…
Чертово розовое масло! Чертовы сны!
Ирэна Гирке стояла рядом с малышкой Лиззи… Близко, слишком близко – тяжелый фиолетовый атлас сминал простое шерстяное платье служанки, снежно-белая рука графини лежала на плече девушки, притягивая ее еще ближе… Другая рука осторожно касалась подбородка белокурой Лиззи, заставляя ее смотреть прямо в лицо низко склонившейся над ней женщины. А глаза…
- Сударыня, - Леворукий, кто угодно, но не графиня Гирке! Мир сошел с ума. Рокэ прав – этот Излом переживут не все. Вот, например, граф Савиньяк вполне может скончаться прямо сейчас от разрыва сердца.
- Все в порядке, Эльза, - ледышка даже не вздрогнула. Она спокойна как… как Придд. Морской лед и розы. – Я убрала ресничку, но на всякий случай промой глаз.
- Да, эреа, кухарка приготовит отвар, вы так добры…
Голос Лиззи дрожал, а Ирэна улыбалась, глядя прямо на Савиньяка. Будто очнувшаяся от неведомой магии, раскрасневшаяся Лиззи метнулась мимо маршала к выходу из галереи, причем Лионель не удостоился даже книксена.
- Сударь, - Ирэна Гирке сплела тонкие пальцы – ни одного кольца, и, чуть склонив набок темноволосую голову, с интересом разглядывала графа Савиньяка. Лионель вежливо улыбался, ожидая продолжения.
- Вы куда-то спешите?
- Нет. Мне нужно в библиотеку.
- Никогда бы не заподозрила вас в пристрастии к чтению, причем столь страстном.
- Отчего же «страстном»?
- Когда накануне войны весьма занятой маршал средь бела дня идет в библиотеку…
- То явно не для того, чтобы почитать, - довольно сухо заметил Лионель.
Графиня Гирке пожала плечами:
- Это больше похоже на вас.
- Что вы имеете в виду?
- Ничего, - она снова пожала плечами. Кукла в кружевах и тайнах.
- И все же. Что вы обо мне думаете?
- Зачем вам это знать, сударь? Разве мое мнение что-то значит?
- Возможно. Какой я по вашему мнению?
Лионель знал, что не прав, но продолжал настаивать. Почему-то ему нужно было услышать, что ответит бледная женщина с непонятными глазами, которая вдруг оказалась важнее всех прочих, кого он знал, любил, ревновал… И она ответила.
- Вы умны, удачливы, красивы, - с каждым словом голос Ирэны становился все глуше. Савиньяк инстинктивно шагнул ближе, боясь пропустить хоть звук. Теперь он стоял близко, почти так же близко как чуть раньше Лиззи. – И вы один из тех ублюдков, которые обрекли на гибель мою семью.
Ее губы были рядом, изыскано пахла розами белая кожа…
И он действительно ублюдок, который вынес приговор ее родичам.
***
Ирэна шла по коридору, проклиная свою несдержанность и безумное желание высказать надменному красавчику все, что она о нем думает. И почему она сорвалась? Наверное, потому что он так смотрел на нее и эту девчонку… Или потому что желание поцеловать его было слишком сильным и надо было что-то делать… Закатная тварь… Он бездумно открылся, не ожидая удара, и она не удержалась и всадила в незащищенный бок припрятанный в рукаве стилет.
Ирэну передернуло. Проклятый Савиньяк, дурочка Эльза, грязный замок, бесконечная зима… И этот кошмарный запах. Она уже возненавидела приторный запах роз. Как весной на кладбище. Надгробие, оплетенное розами. Мертвые лепестки на ветру…
Проклятый Савиньяк! Ну зачем он так смотрел! О чем он думает? Чего хочет? Ему скучно? Он не против романа с заезжей красоткой? Или даже не красоткой… Или с двумя… О, дурочка Лиззи! И дурища Гирке. Нельзя хотеть то, что не может тебе принадлежать.
Стилет в бок – это правильно. Ублюдок заслужил. Красивый ублюдок, погубивший ее семью.
- Рада видеть вас, госпожа Экхарт. Как ваш супруг?... Да, должность коменданта не легка… Да-да, я с удовольствием присоединюсь к вам за обедом… Да… Счастлива познакомиться… Погода отвратительна… Война… Вышивка… Прелестный цвет…
Все должно быть именно так – не важно, кто ты и что ты, главное – твоя безупречная маска.
***
Весь следующий день Савиньяк не видел графиню Гирке. Ему докладывали, где она, с кем, как проводит время. И хорошо знавшие характер маршала адъютанты не понимали, отчего он так хмурится, узнав, что графиня обедала с семьей коменданта замка или вышивала в кругу местных дам и девиц. Впрочем, настроение маршала никаким расчетам и прогнозам не поддавалось, а то, что он загонял офицеров так, будто наступление начнется уже завтра…
Ну, может погода на него так влияет.
Метель то утихала, то возобновлялась с новой силой. Такого не могли припомнить местные старожилы, шептались о дурных знаках, об Изломе…
А Савиньяк страдал от невыносимого аромата весенних роз.
Закатная тварь цапнула его за живое и оставила в напоминание этот запах. Как будто он мог забыть.
Да, он знал о планах Дорака. Более того, он всецело их одобрял. И был уверен, что Вальтер Придд, со своей стороны, с удовольствием уничтожит Савиньяков и Алву.
Мужские игры. Разные цели. Одинаковые методы. И нужны ли оправдания, если его цель… Лучше? Благороднее? Спасение Талига…
Талиг.
Вы вправе ненавидеть меня, графиня Гирке-ур-Приддхен-ур-Габбенхафт, урожденная герцогиня Придд, дочь и сестра Повелителя волн, гордая эреа, красивая женщина, усталая путница, закатная кошка, ледяная тварь…
Но вы не вправе меня обвинять.
***
Савиньяк так тщательно ее избегал, что это становилось просто смешно. Кого боится маршал? Увитого розами надгробия в лице благородной графини Гирке?
Наверное, это правильно.
Ирэна бездумно бродила по запутанным коридорам и галереям замка с единственной целью – сбежать от местных назойливых дам. Что угодно, только не толстуха комендантша со своим выводком недозрелых и перезрелых дочек и неуемной страстью вышивать незабудки и ландыши на всех доступных поверхностях. Ирэну тошнило от незабудок… И от ландышей тоже. Но больше всего – от глупой трескотни и необходимости в ней участвовать.
Маршал бегает от графини, графиня – от комендантши… Интересно, а комендантша от кого-нибудь бегает?
А может, графиня просто сходит с ума от бессонницы?
Ирэна улыбнулась. Если это безумие, то почему бы не сделать его приятным?
***
Лионель хотел одного: чтобы Сеттэ заткнулся и отправился восвояси, оставив его, наконец, в покое. Маршал жаждал одиночества и простых человеческих радостей – выпить и завалиться спать.
Библиотека, Святой Антоний, «Слезы» и никаких теньентов с докладами.
И спать до утра.
И чтобы закончилась метель. Чтобы не пахло розами и не веяло бесконечным холодом.
Чтобы она уехала прямо сейчас. Неосуществимая мечта.
Но, по крайней мере, напиться в библиотеке – вполне в его власти.
Однако, как оказалось, свою власть Лионель переоценил. В библиотеке окопался злейший враг, причем дорвавшийся до стратегических запасов. Святой Антоний, в общем-то, крайне ненадежный страж.
- Вам налить, маршал?
Ирэна Гирке по-хозяйски расположилась в его, Лионеля, любимом кресле и благодушно рассматривала слегка опешившего Савиньяка. В бокале золотилось вино, в отблесках огня золотилась ее кожа…
Бойтесь своих потаенных желаний, они сбываются.
- Да, благодарю.
- О, не за что. Это же ваше вино.
- Мое.
- Но вы же не возражаете…?
- Ни в коей мере.
- Берите, - бокал чуть дрожит в ее руке.
- Спасибо.
Лионель опустился в кресло напротив, не ожидая приглашения. Ирэна, налив ему вина, замолчала, явно не собираясь объяснять свое присутствие в библиотеке. Впрочем, разве он не сказал, что замок в ее распоряжении?
- Как вы нашли вино?
У графини нюх, как у супрема в деле о государственной измене. Может, наследственное?
- Достаточно найти самый толстый том.
- Так просто? – Савиньяк был разочарован.
- Ну, если знать мужчин… Мой муж, например, предпочитает святого Виттия.
Лионель рассмеялся.
- Вы не даете мужу ключи от винного погреба?
- Упаси Создатель. Или вам не дает ключи от местного погреба комендант?
- Нет, - Савиньяк задумчиво повертел в руке бокал. Странный разговор.
- Вот видите. Лично я думаю, что мужчинам это просто нравится. В детстве мальчишки делают тайники с ценнейшими обломками сломанных шпор и осколками витражей. Потом они вырастают…
- И прячут вино в библиотеках, - закончил, усмехаясь, Лионель.
- Гирке предпочитает касеру, - поправила его собеседница.
- Вам повезло с мужем, - фи, какая грубая провокация. Разве вам, граф Савиньяк, не объяснили, что вы мерзавец и враг Приддов?
- О да, - легко согласилась закатная кошка. – Очень повезло.
Вот так-то маршал, не для вас цветут эти розы. Хотя…
- Он вас любит?
Вопрос повис в воздухе. Избитое выражение, но Лионель почти видел огненные буквы, застывшие перед его лицом.
- Это не ваше дело, сударь, - снег запорошил только что распустившиеся бутоны и цветы засверкали искристым инеем.
- Не мое. Но он вас любит?
У нее слишком грустные глаза для женщины, которую любят.
- Вы опять напрашиваетесь на откровенность, сударь? Что вы хотите услышать: правду, полуправду или ложь?
- Правду. Ложь я придумаю сам, а полуправда – это пошло.
Ирэна поставила пустой бокал на стол.
- Налейте мне еще вина. Я недостаточно пьяна, чтобы говорить правду.
- Прошу.
- Немного.
- Что «немного»? – Савиньяк недоуменно сощурился.
- Гирке немного любит меня. Я так думаю, – она пила вино, не отрываясь, как касеру. Неужели вам не сказали, Ирэна, что вино не лечит боль?
- Дурак.
- Гирке? Ну, спасибо, – бокал снова опустел, но печаль в глазах осталась.
- Вас надо любить, чтобы вы…
- Чтобы я что? – она улыбалась ему так, будто забыла, кто он такой. Враг. Ублюдок. Палач. – Договаривайте, о многомудрый маршал Савиньяк.
- Чтобы вы оттаяли.
И она рассмеялась.
***
Милейший маршал. Золотой леопард. Закатная тварь. Как легко понять тех дам, что без раздумий укладывались в его постель. Сволочь.
Как она может требовать любви, если сама никого не любит?
Но хочет. Хочет, чтобы проклятый ублюдок обнял ее, поцеловал… Грубо… Нежно… А она бы закрыла глаза и ни о чем не думала.
Может, это заставило бы отступить пустоту?
- Налейте мне еще вина, маршал.
- Пожалуйста.
«- Поцелуйте меня, маршал. – Пожалуйста. – Обнимите меня. – Пожалуйста… ».
- Сударыня?
Глаза Савиньяка блестят. Создатель, она боится черных глаз. Таких, как у Робера.
- Да?
- Хм… заранее прошу меня простить.
А маршал достоин своей репутации. Никогда раньше она не теряла голову от одного-единственного поцелуя.
- Ирэна, - хриплый шепот. – Я…
- Молчи, - нельзя так долго без его губ. – Вот теперь уже молчи.
Его пальцы ласкают затылок, выдергивают гребень из тяжелых кос, скользят по нежной коже, очерчивая цепочку позвонков, забираясь под гладкий атлас платья…
И кто придумал эти проклятые корсеты? Впрочем, Савиньяк – опытный боец.
- Ниже, еще ниже…
- Юбки… мешают…
- Да кошки с ними…
Шорох ткани, стон, сухой треск поленьев в камине…
- Я уже не смогу остановиться, слышите?
- Тогда сделайте что-нибудь с этим чертовым корсетом, в конце концов!
- Слушаюсь, эреа.
Еще и смеется, сволочь. А если так?
- Ирэна… - стон, глухой и прерывистый. Она тоже кое-что умеет. Но…
- Куда ты меня тащите? – желания сопротивляться все равно нет.
- Кушетка… - он неразборчиво шепчет, не собираясь отвлекаться на подробные объяснения. Ей хорошо у него на руках, а небрежно задетый ее туфелькой бокал летит на пол, расплескивая золотое вино. Никаких больше слез.
И к кошкам туфли. К кошкам здравый смысл, гордость, честь… Есть только этот человек, неверный и жестокий, мерзавец и убийца, который так отчаянно нежно опускает ее на кушетку, осторожничая, будто ожидая от нее пощечины.
Можно не думать ни о чем, подчиняясь его рукам, прижимаясь к его телу, стаскивая с него мундир и рубашку… В эту минуту есть только жаждущий мужчина и ее сладкая покорность.
Может быть, завтра она захочет сброситься вниз с донжона, хотя вряд ли.
Может быть, она захочет его убить.
Может, он захочет убить ее.
Но завтра – это всего лишь завтра.
***
Кто бы ни приказал поставить в библиотеке изящную обитую бархатом кушетку, человеком он был предусмотрительным. Единственная претензия, которую Лионель мог бы предъявить неведомому благодетелю, касалась размеров импровизированного ложа любви. Но, во-первых, на войне, как на войне, - нужно довольствоваться тем, что есть, а, во-вторых, хозяин кушетки мог и не предполагать, что придется испытать хрупкому предмету мебели одной прекрасной зимней ночью. Опять же, двуспальная кровать в библиотеке смотрелась бы несколько претенциозно.
Так что маршал Савиньяк не только не жаловался, а всей душой был благодарен судьбе за узость кушетки как раз потому, что лежать на ней можно было только тесно прижимаясь друг к другу. А маршалу нравилось обнимать податливое женское тело, близость которого грела и его усталое тело, и утомленную душу.
Несколько минут Лионель лежал, лениво созерцая темный потолок с пляшущими по деревянным балкам отблесками догорающего в камине огня, и думая о том, что ночь, пожалуй, удалась. Любовная связь с графиней Гирке… Неожиданная, странная и – Лионель покосился на затылок прижавшейся к нему женщины – возможно, отнюдь не любовная. Не-любовь, оказывается, притягивает людей друг к другу не менее сильно, чем любовь. Влечение. Наваждение. Игра. Савиньяк усмехнулся – он начал понимать, что именно доставляет Рокэ наибольшее удовольствие в его связи с бледным коронованным гиацинтом. Спать с женщиной, которая тебя ненавидит… Нет, спать с женщиной, которая должна и хочет тебя ненавидеть – это горячит кровь не хуже кавалерийской атаки.
Интересно, он все-таки извращенец? Он сознательно впустил в свою постель змею. Хотя тут можно задаться и другим вопросом: кто больший извращенец, он, который спит с женщиной, считающей его мерзавцем, или Ирэна, так считающая… Или потом она объявит себя жертвой подлого Савиньяка? Помнится, ее величество как раз придерживается схожей тактики.
Лионель скривился, представив, какую сцену закатит ему завтра поруганная добродетель. Завтра – сейчас она молча лежит в его объятиях, полураздетая и покорная… На точеном плече – россыпь крохотных родинок. В полутьме они почти незаметны, но у нее слишком белая кожа, темные точки неизвестных созвездий можно разглядеть и сейчас. Что пророчат ему эти темные звезды? Чего хочет эта женщина?
И почему она молчит?
- Ирэна? – после всего было бы глупо называть ее «сударыней». Лионель осторожно приподнялся, отстраняясь, но она не шелохнулась.
- Ирэна?
Снова молчание. Леворукий, неужели одноактовая трагедия «Опороченная невинность» будет разыграна прямо сейчас? Он бы предпочел подождать до утра.
- Ирэна?
Лионель наклонился над любовницей и отвел с ее лица перепутанную тяжелую прядь. И замер. Потрясенно. Такого с великолепным маршалом еще не случалось.
Графиня Гирке безмятежно спала и даже улыбалась во сне, словно не произошло ничего такого, из-за чего ей стоило бы беспокоиться. Не жаждала объяснений, оправданий, признаний или милой светской беседы. Не смотрела на него восхищенным взглядом, а ведь эта ночь была… Ну не могла же она переспать с семейным врагом и, без ложной скромности, прекрасным любовником, и тут же преспокойно уснуть? Ничего не сказав! Он тут что, для ее удобства лежит?
Савиньяк решил, что все это крайне оскорбительно, вздохнул и поудобнее устроился рядом.
А кто обещал, что ему с ней будет легко? Зато она пахнет розами.
***
Что-то давило на живот. И на ноги. В этой постели слишком много ног. И это не постель. И кто-то дышит ей в ухо. И этот «кто-то»…
Будь милостив, Создатель, к своим грешным творениям.
Одно из самых удачных творений Всемилостивого уютно сопело рядом, по хозяйски обнимая ее за талию, и, похоже, просыпаться не собиралось. А ведь уже почти утро – огонь в камине давно погас и в библиотеке стало заметно холоднее. Скоро встанут слуги и можно представить, какой фурор произведут помятые и всклокоченные маршал и графиня, пробирающиеся в свои спальни после веселой ночки.
Вот только скандала ей не доставало! Хотя за несколько часов безмятежного, глубокого сна – это не цена. Спать, а не скользить в мутном бреду между явью и кошмаром…
Ирэне хотелось смеяться. Как мало надо человеку для счастья – мелочь, которая делает неважным все остальное: измену семье, мужу, памяти родителей…
Пропади все пропадом, зато впервые за последний год ей захотелось жить.
***
Савиньяк проснулся от того, что его не слишком вежливо трясли за плечо.
- Что… О, сударыня…
Ирэна Гирке выглядела неприлично счастливой, и Лионель довольно улыбнулся. Кошки закатные, ну и натворили они дел!
- Уже почти утро.
- Леворукий! – он рывком поднялся с опасно скрипнувшей кушетки. – Мы были неосторожны.
- Время еще есть, но вы должны помочь мне с одеждой.
- С удовольствием.
Ирэна хмыкнула.
- Не сомневаюсь… Но сначала сами оденьте штаны.
- Я вас смущаю? – Лионелю хотелось ее подразнить. Он готовился к трагедии в стиле великого Дидериха, а получил ярмарочную пиеску из серии «Рогатый муж, жена, любовник» с поправкой на отсутствие мужа.
Впрочем, графиня Гирке ответом его не удостоила, торопливо одевая чулки. Савиньяк тут же пожалел, что в комнате слишком темно, а свет зажженной Ирэной свечи не позволяет рассмотреть ножки графини в деталях.
- Вас не затруднит зашнуровать сзади?
- Позвольте… Эти ленты…
- Осторожно! Я же не заставляю вас шнуровать корсет, всего лишь платье… Вам уже пора приобрести определенные навыки, с вашей-то биографией.
- Сударыня, на меня клевещут! Это все завистливые сплетники.
- Завистливые сплетники уверены, что корсет вы можете зашнуровать одной рукой даже не глядя.
- О нет, они уверены, что я могу расшнуровать корсет и в темноте, и одной рукой… Да хоть зубами.
Ирэна хихикнула.
- И вы хотите убедить меня, что это клевета?
- Я могу убедить вас в чем угодно.
Савиньяк осторожно провел рукой по обнаженной части ее спины и поцеловал таинственное созвездие на белом плече. Ирэна вздрогнула, но не отшатнулась.
- Вы исключительно самоуверенны.
- Да, - цепочка легких поцелуев на ее шее, его руки касаются ее волос…
- Это не подействует.
- А ваш голос и ваше тело говорят о другом.
- Они лгут.
- Но разве эта ложь не прекрасна?
- Просто чудесна, - Ирэна резко отстранилась и развернулась к нему лицом. – Но уже почти утро и нам повезет, если нас сейчас никто не увидит. Иначе вам действительно придется сочинять какую-нибудь прекрасную ложь.
- Вы как всегда правы, моя эреа, - маршал позволил себе быть саркастичным. Эта женщина играла не по правилам. А игра не по правилам всегда была его личной привилегией.
***
Притихшая было буря снова буйствовала в небесах и на земле, грозя завалить город снегом по самые крыши. Но теперь старожилы, которые всегда все знают, уверяли, что это уже конец, бешеная агония снежной напасти.
- Вот завтра встанем – и солнышко, - обещал седой комендант замка за завтраком. – Который год так, только нынче непогода затянулась. А там и тракт расчистят, можно будет ехать.
- Хотелось бы, чтобы вы были правы, сударь.
- Не сомневайтесь, сударыня, скоро будете дома.
И поскорей бы. Ирэна надменно глянула на невозмутимо попивающего шадди Савиньяка. Предрассветная эйфория бесследно улетучилась, уступив место совсем иным чувствам.
- Всего несколько дней, - голос белокурого змея был полон сладкого яда. – Неужели наше общество столь тягостно для вас?
- Что вы, - а в ее голосе звенят острые льдинки. – Я давно не проводила время в такой приятной компании.
- О да, иногда стоит отдохнуть от забот, - жизнерадостно провозгласил комендант. – Госпожа графиня сегодня просто цветет, вы не находите, маршал?
Ирэна зло сощурилась, готовясь отразить любую насмешку, но змей опасно сверкнул агатово-черными глазами и ответил не без иронии, но в рамках приличий:
- Несомненно, графиня подобна прекрасной розе.
И тут Ирэна решила спасаться бегством. Она, знаете ли, хрупкая одинокая женщина, а не королевский гвардеец, и может позволить себе маленькую трусость. В конце концов, некоторые полководцы называют это стратегическим отступлением.
Ей нужна передышка, ей нужно спрятаться в ледяные глубины своего одиночества, подождать, пока отравивший ее кровь злой дурман развеется, оставив ей прежнюю привычную пустоту. Она не позволит вернуться старой боли.
Змей Савиньяк, враг ее семьи, надменный маршал, второй после Ворона. Слабость, которую она себе позволила. Ее лекарство от бессонницы.
Ей нельзя забывать – слишком большая доза лекарства становится ядом.
***
Дни. Четыре дня, может быть, пять. Может, неделя. Семь ночей, и уж Лионель позаботится, чтобы эти ночи не прошли зря. Неверная и коварная жена графа Гирке – чем не подруга на семь холодных зимних ночей для мерзавца Савиньяка.
Маршала весь день преследовал навязчивый аромат роз, отвлекая от насущных дел и мешая сосредоточиться. Проклятые розы. Это запах куртизанок, а не добродетельных кукол с холодными глазами.
Ваше пристрастие к розам выдает вас, эреа.
А еще выдает невольный румянец и поджатые губы – прошедшая ночь подарила им цвет старого вина и трогательную припухлость. И невольная дрожь, стоит коснуться вашего локтя…
- Сударь? – Ирэна бросила обеспокоенный взгляд на распахнутую дверь: Савиньяк специально оставил ее незакрытой, играя на нервах прекрасной эреа. Такие, как она, не любят разговоры по душам и тем более не любят, когда у таких разговоров есть свидетели. А главное – она не хочет оставаться с ним наедине. Запретное влечение, стыд и ненависть – слишком опасная смесь, а ледышка ценит свой покой.
В узкие, как бойницы, окна проникал тусклый дневной свет, не делая комнату ни теплее, ни уютней. Холод за каменными стенами, холод за бархатными портьерами, холод в их сердцах.
- Простите, я не хотел застать вас врасплох.
По ее взгляду было видно, что она не поверила ни одному его слову, и она была права.
- Вы что-то хотели?
- Да. Я хотел… кое-что уточнить.
Ирэна весьма увлеченно принялась разглядывать побитый молью гобелен, сохраняя на бледном лице маску кукольной безмятежности.
- Что именно? Если вы о прошедшей ночи…
- Именно о ней, - сейчас Лионель был охотником, а графиня Гирке – добычей. – А также о той, что будет.
- Простите? – Ирэна Гирке не стала скрывать удивления. Лионель улыбнулся. Соблазнительно и хищно, как умел только он. – Не уверена, что тут есть о чем говорить, сударь.
- Правда, Ирэна? – он почти мурлыкал, как довольный кот.
- Я надеюсь, вы не решили, что прошедшая ночь – прелюдия к чему-то большему? – ледышка пришла в себя и стала огрызаться. – Это так недальновидно.
«Так глупо» - перевел для себя Лионель. Если бы она при этом смотрела ему в глаза и не пахла весенними розами, он бы поверил.
- Значит, я… недальновиден.
- Увы.
- Хм, следовательно, прошедшая ночь… - Интересно, она покраснела? Было бы чуть светлее…
- Можно подумать, с вами такое впервые, – графиня легкомысленно пожала плечами. – Не произошло ничего такого, о чем стоило бы помнить.
А вот это намек. Но, если ему так было удобно, Савиньяк категорически не понимал никаких намеков.
- Боюсь, у меня слишком хорошая память.
- Как вам не повезло. Но вы все-таки попытайтесь забыть, - в ее голосе зазвучала угроза. И страх. Она боится, что все станет известно мужу? Эреа, вчера вы даже не вспомнили о милейшем графе.
- Моя память – занятная штука, - Савиньяк зло усмехнулся. – Некоторые события она просто отказывается забывать.
- Неужели то, что произошло, стало для вас таким событием? – графине неспокойно, она язвит, а значит - игра продолжается. Его пальцы снова касаются затянутой в лиловый бархат руки.
Ей идет этот цвет.
- Да. Я не хочу вас забывать.
Ирэна будто не замечает его прикосновения, не смотрит на него, не отвечает ему.
- Вы ведь тоже не хотите забыть, - это не вопрос, Савиньяк уверен в своей правоте. Она наконец-то осмеливается встретиться с ним глазами.
- Вам нет дела до того, чего я хочу, а чего - нет. Вы обязаны принять мое решение.
- Я? Обязан? Я, тот самый ублюдок и мерзавец, который…
- Молчите! – она побледнела еще больше и резким движением сбросила его руку со своего плеча. – Я прекрасно отдаю себе отчет, кто вы такой… и что вы такое.
Ирэна опомнилась – она почти сорвалась на крик – и бросила еще один тревожный взгляд на дверь. То ли боится, что кто-то войдет, то ли хочет, чтобы кто-то вошел и прервал этот разговор.
- Эреа, - Савиньяк был нарочито любезен. – Вы потрясающе лицемерны.
Графиня улыбнулась – эта улыбка напомнила ему о покойном герцоге Придде. У того было похоже выражение лица, когда он зачитывал приговоры. Холод и скука.
- Эр Савиньяк, вы невероятно грубы.
Он изящно поклонился, чуть не задев рукавом ее платье.
- Прошу прощения, сударыня. Я действительно позволил себе слишком многое.
Ирэна гордо вскинула голову. Считает, что маршал покинет поле боя?
- Вы грубы и назойливы.
- Еще раз смиренно молю о прощении, - слова слетают с губ легко и почти весело. – Я только хотел понять кое-что… прежде, чем вынужден буду забыть.
- Да?
- Почему вы позволили любить себя прошлой ночью и почему не позволяете большего?
Ирэна до хруста в пальцах сжала сцепленные руки и смерила Савиньяка надменнейшим из взглядов, но маршал славился своей отвагой и отступать не пожелал:
- Почему? Мне нужно услышать ваш ответ.
- Вы вечно задаете мне вопросы, граф. – Почему ему так хочется ее обнять? – А я вам всегда отвечаю. Я… Я слишком много… Слишком много бед случилось за прошедший год, слишком много… всего. Я устала. Я невероятно устала. И знаете, Лионель, - Савиньяк вздрогнул, услышав свое имя. Она в первый раз назвала его по имени, - я поняла, что еще немного и эта усталость станет сильнее меня. Я не смогу жить дальше. И я… Вы правы, я лицемерна и эгоистична. Но вы тоже не ранимый юноша и… В конце концов, одна ночь для себя, разве это преступление?
Лионель задумчиво смотрел в окно, за которым бесилась метель.
- Нет, это не преступление. Но почему только одна?
Ирэна невесело улыбнулась:
- Вы верны себе, маршал. Одна, потому что… Вы – моя слабость, которую я смогу себе простить. Уже простила. Но связь с вами… Одна ночь – это всего лишь одна ночь, каприз, глоток жизни… Я не хочу, чтобы она превратилась в вульгарную связь… Ненавижу пошлость. И Гирке этого не заслуживает.
В голосе Савиньяка явственно прозвучал сарказм:
- Вы образцовая жена, эреа.
Графиня пожала плечами:
- Мне жаль, что вас это злит. Но, согласитесь, я, по крайней мере, честна.
- Только не с беднягой Гирке.
- Разве я не сказала, что на редкость лицемерна?
Лионель внимательно посмотрел на бледную женщину – алые губы изогнулись в холодной улыбке, изящная рука замерла на бархатном лифе платья, будто закрывая от него ее сердце.
- Вы невыносимо несчастны, моя эреа, и вы честны со всеми, но только не с собой.
Давно он не говорил вслух именно то, что думал. Ирэна молчала.
За окном тоскливо завывала метель.
***
Несчастна. Савиньяк взялся изображать астролога и исповедника одновременно.
- Но вам-то какое дело, сударь, – холодная насмешка – лучшая защита. Не стоит лезть в душу несчастной стервы, граф. – Меня устраивает моя жизнь.
- Если бы устраивала, вы бы не оказались в моей постели, графиня.
- Похоже, это действительно была ошибка. Вы чересчур близко к сердцу приняли эту ночь. Это может повредить вашей репутации.
Савиньяк стоял слишком близко. Создатель, зачем он так близко?!
- Моя репутация волнует меня крайне мало.
- Всех волнует репутации, даже тех, кто не признается. Не трудитесь изображать равнодушие.
- Я приду к вам ночью.
Тишина. Колотится сердце. Пахнут розы.
- Зря.
- Я приду.
Когда Савиньяк уже был на пороге, Ирэна нашла в себе силы спросить:
- Почему?
Он обернулся. О, эта ослепительная улыбка старшего из Савиньяков!
- Я люблю розы.
***
В глазах Ирэны Гирке было столько тоскливого удивления, словно он превратился в оленя со своего герба. Круглые, отчаянные, несчастные глаза. Леворукий, эта женщина нарочно придумана для того, чтобы в Савиньяке пробудились инстинкты рыцаря в сверкающих доспехах. А ведь, казалось бы, он так тщательно их похоронил…
Незадолго до полуночи, прислонившись к каменной стене, Лионель смотрел на запертую дверь. За дверью не спали (в этом он не сомневался).
Он пришел. Осталось совсем немного – постучаться и ждать. Но видит Леворукий, если он постучится… Отчего-то Лионель был уверен, что это изменит для него все.
Умнейший и хитрейший Лионель, граф Савиньяк, господарь Сакаци, блистательный маршал, красавец и умница, был чертовски недоволен собой. Что бы не происходило, это было слишком быстро, не вовремя, не к месту… И не с той женщиной. Лионель усмехнулся. Он искренне считал себя неспособным на что-то такое, о чем творил сонеты Веннен и терзал бумагу Барботта. Да это и не было похоже… похоже на любовь.
Кошки, ну почему у его родителей все было так просто, почему у всех все так…
Савиньяк выпрямился и решительно шагнул к двери. Прежде, чем он успел постучать…
***
Ирэна распахнула дверь. Резко, почти злясь на полированное дерево…
- Я ненавижу розы.
Он кивнул.
- Я терпеть не могу розовое масло.
Он улыбнулся.
- Я не хочу, чтобы… чтобы все было… так.
Лионель – черный силуэт в дверном проеме – невесело хмыкнул:
- А вам не кажется, моя эреа, что уже слишком поздно?
- Еще нет. Если вы уйдете и забудете все…
- … то ничего не изменится. Слишком поздно.
- Но можно притвориться. Притвориться, что ничего нет.
Савиньяк шагнул в темноту ее комнаты.
- Я умею притворяться. Если надо, я могу изобразить хоть уверовавшего в древние гальтарские придури ракановского лизоблюда. Но в нашем случае это ничего не решит.
Его руки у нее на плечах – хорошо и больно. Только вот без этого прикосновения будет просто больно. Теперь ей всегда будет больно без него.
- Послушайте… Я замужем… Я не из той семьи. Я привыкла… одна…
Зачем он ее целует? Она же не договорила. Есть еще столько аргументов против…
Савиньяк ногой захлопнул дверь, не отвлекаясь из-за такой мелочи от поцелуя. Несколько шагов – и они уже на кровати. Почему ей казалось, что белье пахнет плесенью? Плесенью пахла ее жизнь до того…
До того, как Савиньяк свихнулся на этом чертовом розовом масле.
Она любит запах лаванды и скошенной травы. Ванили. Моря.
И Лионеля Савиньяка.
***
Ирэна снова уснула. Ее рука лежала у него на груди – так, как будто ей там самое место.
Лионель хотел верить, что это действительно лучшее место для ее руки. А лучшее место для бледной заблудшей найери – а кем еще она может быть? – рядом с ним, как сейчас.
Эпине, ты был дураком. Гирке, ты дурак.
И воплощение идиотизма – граф Лионель Савиньяк, у которого есть все и даже больше, и который захотел невозможного. Найери не может принадлежать смертному.
Ирэна уедет, а он останется. Он уйдет воевать. У него будет весна и война. Это тоже много. Это лучше, чем ничего.
Но даже пороховая вонь не перебьет запах роз, которые ненавидит Ирэна. Война может убить любовь – война может убить что угодно. Вот только в его случае…
Сердце из морского льда.
Метель.
Она уедет.
***
Не стоит плакать о том, чему не сбыться. Не стоит смотреть на его лицо, искать его взгляд.
Она не должна. Она не имеет права.
Леворукий бы побрал это солнце. Его волосы блестят на свету, как бледное золото.
Киньте нищенке золотую монетку.
- Благодарю за гостеприимство, сударь.
- Сударыня, это я должен благодарить судьбу за нашу встречу.
Ирэна глубже уткнулась носом в меховой воротник – оказывается, за последнюю неделю она научилась краснеть. За эту неделю она многому научилась.
Солнце, снег, мороз. Прощание.
- Кони застоялись. Вам пора.
- Да. Прощайте.
На них все смотрят. Как хорошо, что она – Придд. По ее лицу ничего нельзя прочитать. А слезы в глазах… Просто ее ослепило солнце. Слишком яркий свет, слишком белый снег.
Конь фыркает, переминается – ей приходится его успокаивать. Савиньяк удивился, когда она заявила, что предпочитает ехать верхом, по крайней мере – до Элке. В карете поедет Лиззи.
Ирэна улыбнулась, вспомнив выражение лица своего любовника, когда взволнованная Лиза объявила, что графиня берет ее в личные горничные. В конце концов, благородная дама не может путешествовать без сопровождающей ее горничной. Эльза ей подходит: мила, не болтлива, исполнительна. А Савиньяк – ревнивец. И, Создатель, как же это хорошо!
- Удачной дороги, - Лионель поцеловал ей руку. Демонстрация придворных манер позволила ему коснуться губами нежной кожи на ее запястье – чуть выше перчатки, чуть ниже меховой опушки рукава. И шепотом, глядя ей в глаза:
- Позови меня…
За что он мучает ее?
- Я тебя никогда не позову.
Впереди дорога, сверкающие алмазной крошкой снега, голубые тени от деревьев на белоснежном полотне сугробов… Замок на морском берегу, хозяйские хлопоты, ожидание писем от Валентина. Тревога и скука. Жизнь.
Жизнь как жизнь, в которой нет места белокурым маршалам и розам.
Прости, Гирке. Тебе досталась нелюбимая и неверная жена, которая даже не зовет тебя по имени.
А твоей жене досталась целая неделя любви и глупая надежда.
Может быть, когда-нибудь она его позовет. Но, Создатель… Даже если не позовет…
Пусть он придет сам. |