- Анри, а можно задать тебе один довольно нескромный вопрос? У тебя красивые сестры? – внезапно подал голос казалось бы совсем закимаривший в своем кресле Эмиль Савиньяк. У них был тяжелый день, но графу Лэкдеми досталось больше всех. Дворцы могут вымотать не хуже войны. Только там знаешь, где свои, где враги. А здесь?
- Просто очаровательные, Милле. Спи дальше, - вместо виконта Дарзье на вопрос героя варастийской кампании первым среагировал Лионель. Хотя его тоже клонило в сон.
Впервые за пол года капитан королевской охраны чувствовал полную расслабленность. Можно забыть о чинах, о титулах и гремучих змеях, принимающих вид невинных агнцев. Родной дом, близкие, дорогие люди, превосходный ужин и почти столетнее вино. А так же осознание того, что очень важное дело, наконец, сделано и сделано превосходно. Лучше и пожелать нельзя. Конечно, в первую очередь за этот успех надо благодарить Первого Маршала Талига, Рокэ Алву, но и они тоже не остались в стороне. Каждый на своем месте.
Хотя вот лично виконт Дарзье, пусть и являлся теньентом Южной армии, к тому, что происходило в Саграннских горах, официально не имел никакого отношения. А вот неофициально… Преподобный кардинал Сильвестр наверняка до сих пор ломает голову над тем, что за таинственный гонец минуя его всевидящее и всезнающее око в лице не одного десятка шпионов и прознатчиков, умудрился так ловко доставить к Лионелю Савиньяку то самое знаменитое послание герцога Алва, произведшее такой фурор на последнем заседании Высокого совета.
Впрочем, на этот вечер у них был уговор обойтись без политики, политиков и козней провалившихся и только-только затевающихся всей этой бородатой шайкой, во главе с эром Августом. Так что периодически прерывающаяся беседа затрагивала пока совершенно невинные темы.
- Правда, очаровательные? – похоже, отправляться в царство дремы Эмиль передумал, - А ты откуда знаешь, Нель?
- Да ты совсем одичал, раз забыл, что в прошлом году, возвращаясь из Сэ, я заезжал в Дорак. Граф Габриэль познакомил меня со своими дочерьми.
- Ну и как?
- Да никак. Уйми свое любопытство, Милле. Хотя девушки и вправду просто чудесны. Но не про тебя. Старшей - шестнадцать и она обручена с виконтом Мевеном. А младшей только исполнилось тринадцать.
- Жаль…
- Что жаль?
- Будь они постарше, господин граф мог бы представить их ко двору. Неужели бы их родной дядя не сделал обоим фрейлинские патенты? А то на Катаринину свиту без слез не взглянешь.
Лионель пренебрежительно фыркнул.
- Не думаю, что отец Анри так жаждет это сделать. Да и что такие замечательные девушки забыли в этом курятнике?
- А как же позлить Её величество? Ей полезно.
- Лучше Рокэ этого все равно никто не умеет.
Эмиль вздохнул, но на последнее утверждение Лионеля действительно нечего было возразить.
- Не заговаривай мне зубы своим Алвой. Я интересовался совсем другим. Ну, может все же мне хоть что-то расскажет Анри? Анри! Хоть ты-то не дай мне помереть от любопытства. Ну, опиши!
- Я не знаю чего описывать, - чистосердечно признался молодой Дорак Он и вправду не знал. Вспоминая своих сестер, Анри Дарзье как-то никогда не задумывался, красивы ли они. Это были его сестры и этим все сказано. Кто задается вопросом - прекрасно ли летнее, ясное утро или цветение знаменитых вишневых садов.
Тихая и застенчивая Леони. Бойкая хохотушка Мадлен. Младшенькая. Любимица отца. Он любил своих сестер и так непростительно мало уделял им внимания. Ну, хоть письма-то мог писать и почаще, а не раз в два месяца, а то и пол года.
- Блондинки? Брюнетки? Стройненькие или пухленькие? – не унимался граф Лэкдеми.
- Стройные. А цвет волос как у меня. А вообще, все говорят, что мы очень похожи… - не задумываясь о возможных последствиях произнес виконт Дарзье. В эту минуту он был мыслями далеко-далеко, среди невысоких, обласканных солнцем холмов Южной Эпине, там, где остался дом, где он родился и вырос.
- Это точно. Похожи. Очень, - нашел нужным поддержать его граф Савиньяк, - И в принципе, Эмиль, если Анри одеть в женское платье, то ты можешь получить представление… - задумчиво протянул Лионель, а виконт Дарзье, как раз сделав приличный глоток из своего бокала, закашлялся. У любовника была удивительная манера говорить всякие такие вещи в самый неподходящий момент. К, примеру, когда ты пьешь или ешь.
- Если Анри одеть в женское платье… - еще раз медленно повторил Лионель. Может, Эмиль ничего и не заметил, но Анри сразу различил прорезавшиеся в его голосе, немного глуховатые, низкие нотки. Савиньяк–старший облизнул губы, а щеки виконта Дарзье вспыхнули предательски алым. Он слишком хорошо знал этот тяжелый пристальный взгляд, с каким Лионель неотрывно смотрел на него. И этот немного хищный прищур темных глаз.
- Тебе, похоже, на сегодня хватит – пробормотал Анри, деликатно отодвигая от руки Лионеля наполовину опустевшую уже, кажется, пятую или шестую бутылку «Слез» и чувствуя, как румянец с щек переползает на уши и шею. Хорошо, в гостиной особняка Савиньяков царит полумрак, свет идет только от камина, и Эмиль скорее всего не увидит его смущения.
А вот Лионель все прекрасно видит и понимает. И как всегда, явно получает от этого удовольствие. Усмехается еще, гад такой! Сделать вид, что тебя не задевают ни эти взгляды, ни так много говорящие усмешки было нелегко, но Анри показалось, что он справился. Правильнее всего было перевести сейчас свое внимание на Эмиля и Анри было открыл рот, чтобы спросить его о чем-то, о чем он, правда, толком и не знал, да вот хотя бы…
- А ты, пожалуй, прав, Нель… - граф Лэкдеми его опередил.
- А я всегда прав! – ухмыльнулся Савиньяк.
Виконту Дарзье только и осталось, что произнести, переводя взгляд с одного близнеца на другого:
- Хорошо, что ваша правота, останется при вас же!
- А вот в этом ты заблуждаешься, моя радость! – неожиданно медовым голосом почти пропел Лионель и вдруг резко рванул из своего кресла. Анри даже не успел спросить его, куда и зачем. Хлопнула дверь. Пришлось интересоваться у Эмиля. Похоже, что в происходящем он понимал больше чем Анри.
- Куда это его… понесло?
- Если я правильно угадал его намерения, то за платьем.
- Каким платьем? Откуда? - озадаченно произнес Анри. Случайно брошенная и необдуманная фраза на глазах превращалась в какую-то странноватую затею. Нет, не то чтобы он был против поддержать очередную выходку братьев, на которые оба были большие мастера, а как слышал Анри от дяди, в пору, когда им самим было столько же лет, сколько и виконту Дарзье, похождения и выкрутасы близнецов Савиньяков не раз ставили на уши и столицу, и высший свет. Только вот… - За матушкиным, конечно. Не думаю, что почти в четыре часа эммм… - Эмиль покосился на циферблат старинных напольных часов, - ну будем все же считать, ночи, Нель отыщет еще какую-нибудь даму, готовую одолжить ему свое платье.
Как знал Анри, графиня Савиньяк никогда особенно не любила столицу, а после гибели мужа в нее приезжала лишь пару раз. Но все равно, комнаты госпожи Арлетты, как и ее гардероб, поддерживались в безупречном порядке. И Эмиль совершенно точно предсказал, куда и зачем отправился его братец. Вернулся в гостиную Лионель меньше чем через четверть часа.
- Вот! – торжествующе возвестил с порога граф Савиньяк, - Матушкино платье! Должно подойти.
Виконт Дарзье понял, что крепко попал. Он так опешил, увидев на руках Лионеля пышный ворох из бархата и кружев, что не нашелся, что бы возразить, и позволил подскочившему Эмилю выдернуть себя из кресла и вытащить на середину комнаты.
- Штаны можешь оставить. А колет с рубашкой придется снять. Давай же, Анри! Ну, ты чего, меня что ли стесняешься?
- Вы оба сумасшедшие, - пробормотал виконт Дарзье, не мешая Эмилю последовательно стянуть с себя колет и рубаху.
- А ты только что это узнал! Новость какая! – самодовольно усмехнулся Лионель и, встряхнув платье, скомандовал:
- Руки подними!
К сказанным подобным тоном приказам начальства Анри привык подчиняться беспрекословно и послушно поднял руки, успев порадоваться, что может случайно, а, может, это чувство всегда безупречного вкуса подсказало его любовнику, но выбранное им платье графини Савиньяк было с высоким воротом и длинными рукавами. Никаких декольте и открытой спины. И это немного примеряло виконта Дарзье с тем, что ему предстояло.
В четыре руки близнецы помогли Анри втиснуться в платье госпожи Арлетты.
- Да стой ты смирно! Живот втяни! - шнуровать женский корсет графу Лэкдеми явно было не привыкать. Пожалуй, даже, в этом своем умении он мог бы дать фору лучшей камеристке Её Величества. Жесткие полосы китового уса, вшитые в мягкую ткань, впились под ребра. Дышать стало значительно тяжелей. А вернее сказать, почти невозможно. Только маленькими глотками ловить воздух и надеяться, что эта пытка закончится раньше, чем он грохнется в обморок.
- Ох, ты боже мой, - сдавленно произнес Анри, - Как женщины ходят во всем этом!?
- Так и ходят! Представляешь теперь, на какие жертвы они идут, чтобы нам понравиться. А ты, и вон, мой брат, этого совсем не цените!
- Мы ценим! Но разумно и без фанатизма, - тут же возмутился Лионель, - Марианне, между прочим, пока тебя не было в столице, каждый день доставляли по корзине цветов от твоего имени. И экипаж с шестеркой лошадей, по-моему, достаточный намек, чтобы она и не думала о смене покровителя.
- А как же виконт Валме?
- Валме приличный человек и без этих всяких заскоков. Не думаю, что когда он вернется из своего имения, он станет выяснять, кто из вас двоих имеет больше прав. И вообще! Причем здесь Марсель! Ты, Милле, лучше посмотри, какая у нас тут прелесть!
Сероглазая прелесть, туго затянутая в корсет, довольно злобно покосилась на графа Савиньяк:
- Быстрей унимайте свое любопытство, Ваша светлость. И Ваша тоже, - последняя фраза адресовалась уже Эмилю, в задумчивости замершему перед Анри и скрестившему на груди руки.
- Душа моя, потерпи еще чуть-чуть. Остался последний штрих, - Лионель примирительно чмокнул Анри в щечку, любовно провел рукой по волосам, но тот все равно поморщился:
- Какой же? - виконту Дарзье не терпелось поскорее стянуть с себя эти пыточные тряпки, - А то я у вас тут скоро задохнусь! И вы оба будете виноваты в моей безвременной кончине!
- Не волнуйся, Анри! Мы этого не допустим, - граф Лэкдеми соизволил отмереть, - Но с волосами действительно надо что-то сделать. Давай, Нель. Раз уж ты похозяйничал в матушкином гардеробе, тащи и ее шкатулку. Там должно быть что-нибудь подходящее.
- Ты решил сегодня побыть не только камеристкой, но и куафером? – довольно ядовито процедил виконт Дарзье, но Эмиль Савиньяк от него беззаботно отмахнулся. Молодой Дорак мог сколько угодно шипеть и фыркать, но результат обряжения его в платье оказался столь неожиданно удачным, что жаль было упускать шанс и не оценить картину в полной мере.
Лионель обернулся в момент. Госпожа Арлетта не держала особых украшений в столичном доме, но обнаружившийся в шкатулке костяной гребень, инкрустированный золотой и серебряной проволокой и несколько шпилек были тем, что надо. Эмиль, как выяснилось, неплохо разбирался не только в шнуровке корсетов, но и в сложных дамских прическах. Хотя с пусть и очень густыми, но все же довольно коротковатыми волосами Анри мудрить было особо нечего. Подцепив их на затылке гребнем, Эмиль зафиксировал несколько непослушных прядей шпильками и сообщил обществу, что все готово.
Лионель отступил на пару шагов и с видом знатока окинул Анри взглядом:
- А хорошо! Еще бы немного губы подвести и глаза, и хоть сейчас ко двору!
- Не надо! – вдруг немного резковато отозвался Эмиль и шумно выдохнул.
- Не надо ко двору или не надо подводить глаза? – поспешил уточнить Лионель.
- И то и другое!
Анри справился с первым смущением и, в общем-то, даже уже немного притерпелся к корсету, так что видя, с каким восхищением и явной пылкостью его разглядывает Лионель, он почувствовал, что начинает входить во вкус происходящего. В любом случае, это действительно забавно. Только вот почему так нахмурился Эмиль?
- Эмиииль… Что-то не так? – явно игривый тон вышел у него случайно. Анри сам себе удивился.
- Все так. Очень даже так. Ты в зеркало на себя посмотри.
В гостиной как раз было зеркало. Большое. Почти в человеческий рост. Чтобы с непривычки не запутаться в длинных юбках, пришлось их немного подобрать и услышать, как за спиной тихо ругнулся на что-то Эмиль. Анри подошел к зеркалу и тут чуть не выругался сам.
Он помнил излюбленный прием знаменитого Дидериха, отправляя страдающую влюбленную на поиски сердечного друга переодеть ее в мужское платье, заставив выдавать себя за юношу. Сейчас все было наоборот. Анри узнавал себя и в тоже время не узнавал. Видеть собственные черты в незнакомке, смотрящей на него из серебристого мерцания стекла было, пожалуй, даже немного жутко. И в тоже время на него накатила волна удивительного куража, как бывает, когда слышишь сигнал к кавалерийской атаке. Да, ему очень понравилось то, что он увидел в зеркале.
Хотя плечи, конечно, широковаты, но пущенная по кокетке опушка из куньего меха скрадывала отсутствие груди, а золотисто-оливковый бархат идеально подходил к его немного смугловатой коже, темно-серым глазам и рыжеватым волосам. Не случайно, ох не случайно, именно это платье выбрал граф Савиньяк. «У тебя волосы цвета меда! - любил повторять Лионель, когда истомленный его ласками Анри пристраивал голову у него на плече, а он неспешно перебирал спутанные прядки. Анри почувствовал, как по его щекам опять разливается румянец. И не смущения, отнюдь нет. Ему самому не безразлична была сейчас эта девушка, отражавшаяся в зеркале. Ее, пожалуй, нельзя, было назвать удивительной красавицей, скорее всего лишь хорошенькой, но в ней крылась своя изюминка и что самое главное, она была… желанна. О! Теперь Анри хорошо мог представить, что испытывал Лионель.
- Пожалуй, этот опыт как-нибудь стоит повторить еще раз, - граф Савиняк подошел сзади и положил Анри руку на плечо.
- Тебе нравится, так же как и мне?
- Не то слово!
- А вот мне не нравится! – с уже явным раздражением забухтел Эмиль. Они синхронно развернулись к нему и увидели, что граф Лэкдеми уселся обратно в свое кресло и демонстративно обнялся с прихваченной с дивана подушкой. И вид у него был какой-то… обиженный. Причем сильно. Как у ребенка, которому объявили, что на сегодня он лишен сладкого. Анри удивился. На его памяти жизнерадостный и никогда неунывающий Эмиль еще ни разу ни на что не обижался.
Ладонь Лионеля, лежащая у него на плече неспешно двинулась по спине, чуть задержалась на талии, спустилась еще ниже. А потом слегка подтолкнула. Жест был почти незаметным, но истолковать его как-то иначе было не возможно.
Что ж, если он и неправильно понял Лионеля, сейчас все выяснится. Анри сделал шаг к креслу Эмиля, а младший близнец как отдернулся.
- Анри! Не подходи ко мне.
- Почему?
- Не догадываешься?
- Нет.
- Просто, Анри, ты произвел на него такое впечатление своим перевоплощением, что граф Лэкдеми за себя не отвечает. Верно, Милле? – с безжалостной прямотой Лионель озвучил то, о чем виконт Дарзье тоже начал догадываться, но никогда бы не решился произнести вслух. Впрочем, он и раньше замечал некоторые странности в отношении к нему Эмиля.
Но всегда считал это игрой, шуткой, беззлобным подтруниванием над родным братом и его любовником. При этом Эмиль столько раз подчеркивал, что эта сторона интимных отношений его самого нисколько не интересует. Ему нравятся женщины, и только женщины. А Лионель с Анри могут чудить сколько им вздумается, но сам Эмиль никогда не находил в их склонностях ничего привлекательного для себя. Или находил? Но просто так хорошо это скрывал. А вот сейчас спровоцированный им же самим поддержанной выходкой он подвел себя к тому, чтоб сознаться. Проверить был только один способ.
- И хочется и колется, да, Милле? Признайся, ты же давно пялишься… - Лионель негромко рассмеялся, - На тыл Анри…
Эмиль Савиньяк никогда не отпирался, когда видел, что в этом нет смысла. Не стал и сейчас.
- Да! Пялюсь! – в интонации Эмиля почувствовался уже отнюдь не шуточный вызов. Ему была неприятна эта ситуация, но юлить и выкручиваться он не собирался, предпочитая все выяснить раз и навсегда, - Я, конечно, понимаю, что ты мой брат, и у вас с Анри эта… любовь. Извини, Анри, что я о тебе так, но ты понимаешь. Так вот, у меня тоже есть сердце, - граф Лэкдеми немного замялся, - Ну, и не только сердце. И лишь слепой столетний чурбан не будет реагировать, когда у него пред глазами такое… такой… Побери Вас обоих Чужой, Нель, но у меня пол штаба с диспозицией путается, когда виконт Дарзье склоняется над картой!
Дорак почувствовал, что в этот миг он опять краснеет, неудержимо и мучительно, от самой макушки и, наверное, до пят. Для него не было секретом, что они с Лионелем отнюдь не такие исключительные и что подобные отношения между мужчинами встречаются не так редко, как можно бы было подумать. Вот взять даже служивших вместе с ним в гвардии Этьена Тардьеваля и его закадычного приятеля Антуана Керуаля. Он ведь тоже далеко не в первый день догадался, что они не только друзья. Но все равно. Вот так, внезапно узнать, что и Эмиль…
- Ну и чего ты тогда молчал столько времени, Милле? – похоже, признания брата для Лионеля не были такой уж неожиданной новостью.
- Чего молчал!? А что я должен был сказать!? Что, извини, Нель, но у меня встает на твоего… Прости еще раз, Анри, но ты этого не слышал. Мы все устали, выпили, вот и городим невесть чего.
- Наверное, мне это должно льстить…- обескуражено пробормотал виконт Дарзье, глядя в тоже раскрасневшееся и немного растерянное лицо Эмиля. Похоже, граф Лэкдеми сам не ожидал от себя, что вдруг так разоткровенничается. Но самым ужасным было не то, что он вот, наконец, узнал, какие в действительности чувства вызывает у человека, которого считал другом. Причем, пожалуй, даже лучшим. А то, что все, что осмелился облечь сейчас в слова Эмиль, он испытывал и сам. Да. Сколько раз так было, что, глядя на Эмиля, он невольно сравнивал его с Лионелем, видел и удивительное сходство и незначительные, но настолько характерные отличия и представлял себе, а как бы было, если бы судьбе оказалось угодно, чтобы он выбрал не Лионеля, а его брата. Вот так вот, смотреться в такие родные и обожаемые чуть не до боли черты и знать, что это совсем другой человек… А еще, иногда ему казалось, что Лионель тоже догадывается об этом. От него вообще невозможно ничего скрывать. Удивительным казалось другое. Анри не понаслышке было известно, насколько ревнив Лионель. Он никогда не давал ему повода, но в прошлогодней истории, когда расположения виконта Дарзье внезапно стал искать один провинциальный дворянин из Придды, причем, как чистосердечно думал Анри, основным побудительным мотивом для него было то, что молодой Дорак родной и единственный племянник кардинала, а такие связи очень полезны и ценны, если хочешь попытать счастья в столице, Лионель проявил себя во всей красе. Анри был уверен, что это не выглядело предосудительно с какой стороны не взять. А у Лионеля видимо на этот счет оказались свои соображения. Но он не стал терзать и мучить Анри придирками и догадками, и высказывать претензии. Совсем нет. Граф Савиньяк повел себя, как настоящая подколодная змея, как иногда добродушно шутил его дядюшка. Но вот несчастному дворянчику из Придды коварство Лионеля не показалось забавным. Савиньяк дождался момента, когда Анри укатил из Олларии к месту своей теперешней службы и, прицепившись к совершенно незначительному пустяку, вызвал горе-воздыхателя на дуэль. Лионель его не убил. Но как рассказывали очевидцы, поизмывался вволю. Так что к достаточно большому количеству способов заполучить себе в смертельные враги Лионеля Савиньяка прибавился еще один и, пожалуй, самый верный. Когда Анри обо всем этом узнал, он не испытал приличествующего случаю и вполне законного возмущения, что его, пока он ни сном ни духом, двое распетушившихся кавалеров вздумали делить, как какую-то легкомысленную девицу. Не получилось. Наоборот. Оказалось на удивление приятно знать, что из-за тебя человек, в котором ты души не чаешь, готов на любые безумства. А столичные сплетники долго еще судачили, с чего бы так завелся обычно более чем сдержанный капитан королевской охраны, и перебрали всех придворных красавиц, ища в них причину раздора.
Но одно дело излишне назойливый и совершенно ненужный поклонник и совсем другое - Эмиль Савиньяк. Он-то не был безразличен Анри. Он очень ценил его, уважал, был рад этой дружбе и, пожалуй, даже любил, как любят старших братьев. И кто виноват, что, оказывается, от тебя хотят совсем другого? Только вот почему Лионель, в подобном случае готовый взвиться чуть ли не до потолка, сейчас так спокоен? И, пожалуй, даже доволен, как бывает доволен мальчишка, получивший от родителей долго выпрашиваемую игрушку и видящий в глазах сверстников восхищение и зависть к счастливому обладателю.
- Ладно. Прошу извинить меня, господа. Но мне лучше сейчас поехать в казармы. Мы, кажется, уже выяснили все что можно, и что нельзя тоже. А если остались вопросы, то лучше их отложить на завтра. На свежую и трезвую голову, - Эмиль справился с собой и произнес это ровным тоном. После выплеска так долго сдерживаемых эмоций, напоминанием о них остались лишь яркие пятна на высоких скулах, - Доброй вам ночи…
Граф Лэкдеми предпринял попытку подняться, но Лионель внезапно выдвинулся вперед и замер перед ним как стена:
- Зачем?
- Что зачем?
- Зачем тебе среди ночи бежать из собственного дома, как будто тебя гонят?
- Вы, конечно, меня не гоните, но наверняка думаете, что такой идиот, как Эмиль Савиньяк, как всегда полез не в свое дело. Пусти, Нель. Дай мне уехать.
- А если я не хочу, чтобы ты уезжал. И Анри не хочет. Правда, Анри?
- Действительно, Эмиль, - осторожно вступил в диалог братьев виконт Дарзье, - Это же ничего не значит…
- Значит! – неожиданно зло рубанул Эмиль и в подтверждение собственных слов метнул несчастную диванную подушку через комнату. С невысокого столика с лязгом грохнулся на пол сбитый бронзовый подсвечник. Хорошо, хоть свечи были не зажжены, иначе бы быть пожару в доме.
- Думаете, мне приятно постоянно чувствовать себя третьим лишним!
- Ты не лишний Миль. И никогда не был лишним… - с удивительной теплотой и мягкостью, такой редкой, такой драгоценной, произнес Лионель и, протянув руку, насмешливо встрепал такие же золотистые и чуть вьющиеся, как у него самого, волосы. Разве что чуть покороче.
- Только почему-то я узнаю об этом последним! - раздражение еще не ушло из голоса Эмиля, но было видно, что он уже почти успокоился. Удивительное дело, но всего одно прикосновение Лионеля усмирило его так, как усмиряет рука опытного наездника норовистую лошадь.
- В таком случае, тебе полагается приз. За долготерпение, - Анри внезапно стало смешно. Савиньяк и разговаривал сейчас с братом, как с нервным, необъезженным жеребчиком-трехлеткой, - Так что не ходи никуда, Милле. Оставайся с нами. Мы не дадим тебе заскучать.
- А что за приз?
- Сейчас увидишь…И думаю, ты оценишь его по достоинству…
Рука Лионеля нащупала ладонь Анри и крепко сжала ее, и виконт Дарзье, кажется, уловил, к чему клонит граф Савиньяк. И откуда взялись эти мурлыкающие нотки в его голосе, от которых у тебя самого начинает подрагивать внутри какая-то скрытая, тайная струнка. Очень давно и как тогда думалось, что в шутку, Лионель как-то спросил у Анри, а что он чувствует, видя перед собой копию того, под чьим телом почти каждую ночь изгибается в истоме. Неужели совсем ничего и ничто не дрогнет даже? Полно! Как такое может быть? Анри солгал, но то, что он солгал, он понял гораздо позднее, а в тот момент был убежден в собственной искренности, и в том, что не желает никого кроме Лионеля, не может желать, и не хочет. Правда, тогда же ему показалось, что граф Савиняк не очень-то поверил в горячечные клятвы неопытного мальчишки. Анри усмехнулся. Расставшись с юношеской наивность, может, конечно, еще и не до конца, но с большей ее частью, он понял и другую истину: любая ложь, как ты ни скрывай ее, рано или поздно выплывает наружу. Сегодня признаться в этом нашел силы Эмиль и, похоже, теперь настала его очередь. Граф Савиньяк опять легонечко подтолкнул его в спину и, еще не понимая, серьезно ли это Лионель, или дает себя знать отголосок той давней шутки и, подчиняясь накатившей на него лихой, безудержной веселости, как бывает, когда окончательно принимаешь долго вынашиваемое, но такое необходимое решение и больше уже не повернуть ни назад, ни в строну, Анри наклонился к Эмилю, почувствовал его чуть сбившееся дыхание на своем лице, сильные руки, обхватившие за пояс и дернувшие на себя, и вот он уже сидит у графа Лэкдеми на коленях, а тот впился в его рот с такой же жадностью, как умирающий от жажды вцепляется в поданный ему ковш с ключевой водой.
Анри не решался пока ответить, ожидая, что в любое мгновение в происходящее вмешается Лионель. Шутка, если это все же была шутка, и вправду затянулась и начала переходить границы дозволенного, только вот почему-то его любовник медлил. А в следующий миг Анри почувствовал, как такие знакомые губы коснулись его шеи под поднятыми волосами. Он вздрогнул от неожиданности, пытаясь вывернуть голову, и очень зря, губы Эмиля отпустив его рот, тут же прижались к горлу. А уверенные сильные пальцы сзади дернули шнуровку корсета.
- Разрубленный Змей! Милле! Зачем надо было так затягивать! – раздраженно зашептал граф Савиньяк.
- Разорви! Или разрежь! Только не копайся там долго, - чуть ли не прорычал Эмиль, забираясь рукой под юбку Анри. И тут же помянул Леворукого.
- Что такое? – на выдохе пролепетал виконт Дарзье, откидывая голову на плечо напряженно воюющему с корсетом Лионелю. Напор, с каким братья буквально накинулись на него, сводил с ума.
- Это я от неожиданности… Первый раз в жизни нахожу вместо нижних юбок кавалеристские бриджи…
Раздался треск рвущейся ткани, и дышать стало легче. Похоже, что Лионель оставил бесполезные попытки договориться с этим чертовым корсетом по-хорошему и просто- напросто последовал совету брата. Растерзанное платье поползло с плеч, открывая шею, ключицы и грудь. Горячие губы Лионеля заскользили у него по спине, Эмиль прикусил нежную кожу под ухом. А пальцы тем временем расправились с застежкой на ремне и сильная ладонь, с шероховатыми бугорками мозолей от клинка, втиснулась под пояс. Анри коротко и требовательно застонал. То, что вытворяли с ним сейчас близнецы, заводило до ужаса. Он уже дрожал от нетерпения и от осознания своей какой-то просто невероятной порочности, что он позволяет делать это с собой, и ему нравится это до одури.
А еще оттого, что все устои, в которые он так свято верил и так был убежден в их нерушимости, что он любит только Лионеля, хочет только его, и безудержная плотская тяга к нему всего лишь продолжение этого чувства, летят сейчас ко всем закатным кошкам. Да! Любить двоих нельзя! Но желать двоих можно.
Ладонь Эмиля обхватила его плоть и задвигалась в таком знакомом и таком необходимом сейчас ритме. Анри не выдержав, дернул бедрами навстречу, протяжно, громко застонал и еще сильнее выгнулся, подставляя под поцелуи шею и грудь. А Эмиль, похоже, испугался такой неприкрытой и бурной реакции.
- Анри! Если я что-то сделаю не так, сразу скажи… Ладно?
- Дааа… Все так… Только сильнее… Пожалуйста…
Осторожность Эмиля была сейчас совсем не к месту. Анри заерзал на коленях у графа Лэкдеми, побуждая того действовать решительней. Лионель тем временем сдернул проклятое платье до пояса, и дальше у него вышла небольшая заминка.
- Миль, отпусти на минутку Анри. Дай я избавлюсь от этих тряпок.
Вдвоем они заставили его подняться, но собственные ноги плохо держали виконта Дарзье. Колени подгибались, и все плыло перед глазами. А кровь так шумела в ушах, что Анри видел, как шевелятся губы Эмиля, но что он говорит, было почти не разобрать. Расставание с тем, что осталось от несчастного платья, и с бриджами было стремительным. Лионель стянул их вместе с бельем. А, снимая с него сапоги, Эмиль опустился на колени и так и замер, глядя снизу вверх на уже совершенно обнаженного Анри.
- Я… Я кажется понимаю тебя Нель… Я кажется очень хорошо тебя теперь понимаю, - зашептал Эмиль и в его голосе явно чувствовалось восхищение.
Когда Лионель успел избавиться от собственной одежды, Анри не заметил. Показавшееся раскаленным тело любовника прижалось к нему сзади, и он почувствовал его возбужденную плоть и не думая, как это может выглядеть со стороны, прогнул спину и бесстыдно потерся о нее ягодицами. И Лионель и Эмиль, одновременно и шумно втянули воздух сквозь зубы.
- Миль, если ты не поторопишься, нам придется начать без тебя, - Лионель перехватил Анри рукой поперек груди, притискивая к себе еще сильнее. Граф Лэкдеми понял намек и не заставил упрашивать себя дважды. Скинул мундир и так рванул ворот собственной рубашки, что она тут же лишилась половины пуговиц. Только этого Эмиль не заметил. Он неотрывно и жадно следил за ладонью брата, ласкающей живот Анри и спускающейся ниже, к паху. Анри зажмурился. Это было уже как-то слишком и чересчур. Те жалкие остатки стыдливости, что еще были в нем, в этот момент взбунтовались. Так что зрелище разоблачения Эмиля до состояния «в чем мама родила» прошло мимо него, а то, что младший близнец успел наверстать возникшее у него отставание он понял, лишь когда к нему спереди опять прижался Эмиль. Такой же жаркий, как и Нель. Два рта, целующих его, две пары рук, касающиеся везде. В два раза больше нетерпения и дрожи, и если в самом начале он мог еще разобрать, чьи губы сейчас вжимаются в его, раскрывают их, подчиняют себе, чьи ладони оглаживают плечи, проводят по бокам, по бедрам, кто трется пахом о пах, то совсем скоро он уже этого не понимал.
А потом кто-то потянул его на ковер. На пушистый морисский ковер. Он ткнулся лицом в чей-то живот. И все так же, не открывая глаз, Анри сам принялся трогать гладкую кожу губами, нежить языком, чувствуя ответное нетерпение и невысказанную просьбу о более откровенной ласке. Вот так, на ощупь, втягивая ноздрями совсем немного другой, но все-таки другой, и в тоже время такой похожий и из-за этого уже почти родной запах, он понял, что перед ним опять сейчас Эмиль. Твердый член уперся в подбородок, и Эмиль почти неслышно застонал, запуская пальцы ему в волосы, и притягивая ближе.
- Хорошо, да, - очень тихо выдохнул близнец, когда Анри осторожно обнял губами головку, обхватил плоть у основания ладонью и забрал в рот еще глубже. А потом ритмично двинул рукой, провел языком по такой тонкой, по такой нежной кожице, чуть надавил на маленькую впадинку, и Эмиль тут же сбился с дыхания, и опять застонал, уже громче, протяжнее.
А у самого голова кружится, от ощущения своей власти и вседозволенности, ведь действительно, сейчас ему можно все. Только как сдержать собственный вскрик, когда руки и губы Лионеля касаются тебя сзади, то совсем невесомо, то с силой, заставляя прогнутся. Развести шире бедра. Короткие яростные поцелуи на лопатках, по позвонкам, он прихватывает ртом нежную кожу на пояснице, чуть прикусывает и спускается ниже. Чуткие пальцы трогают промежность, нарочито неспешно, дразнящее, и в голове, если и были какие-то мысли, то уже не остается ничего. Только одно желание – поскорее. Что угодно и как угодно, но от этой пытки он скоро сойдет с ума. Пальцы исчезают на мгновение и опять возвращаются. Скользкие и прохладные. Анри знает, что сейчас будет и от предвкушения дуреет совсем. Вожделение настолько острое, настолько жгучее, что из под ресниц против воли катятся слезы. Лионель знает о его нетерпении, чувствует так же хорошо, как и свое, и, не медля больше, вводит сразу три пальца.
Анри аж заколотило. Испугавшись, что, не справившись с собой, может случайно сделать больно Эмилю, он выпустил его член изо рта. И действительно не сдержался, сначала застонал в голос, а потом сорвался на крик. Он был на таком взводе, что понадобилось совсем немного, Лионель, наверное, сам не ожидал, что Анри вдруг выгнет, выкрутит в жестокой в судороге. Вскрикнув еще раз, он обессилено повалился на Эмиля, а тот подхватил его, поймал лицо в ладони и опять прижался губами к губам. И целовал, целовал, пока Анри продолжая дрожать и всхлипывать, сбивчиво шептал что-то совсем неразборчивое.
А потом они поменялись. Лионель развернул Анри лицом к себе, но не стал ни к чему принуждать. Обессилев от самой сладкой в мире усталости, Анри просто прижимался к нему, цеплялся руками за плечи, тычась губами в грудь, а Эмиль, очень бережно и осторожно придерживая за бедра, плавно вошел в него сзади и начал двигаться, размеренно и неторопливо. В этом смысле он был действительно совсем другой. Никакой резкости и почти звериной ярости, что так нравились Анри в Лионеле. Но от этой нежности, что прямо била через край, чуть схлынувшее возбуждение опять вернулось.
Анри нетерпеливо стал подаваться ему навстречу, а Лионель целовал его лицо, глаза, губы. Эмиль кончил раньше Анри, только-только начавшего подбираться к пику удовольствия, и, откинувшись на локти, смотрел, как его брат, наконец, дождавшись своего, уложил любовника на спину, заставил скрестить ноги у себя на талии и, упираясь руками в пол, взял, двигаясь жестко, почти остервенело, так, как Анри любил больше всего. Извиваясь под сильным телом, вбивающим его в пол, виконт Дарзье совсем уже себя не помнил и орал как ошалевший по весне кот.
Отдыхали они недолго. Первым, почувствовал себя способным к хоть какой-то деятельности Эмиль. Он поднялся и, не озаботившись хотя бы накинуть рубашку на плечи, куда-то вышел. Анри это заметил как-то отстраненно. Он прижимался к Лионелю, а тот гладил его по волосам и неспешно, вдумчиво целовал в шею. Сложно было сказать, сколько отсутствовал граф Лэкдеми, время как-то сместилось и было не понять, может прошло несколько минут, может часов. Эмиль вернулся, и принес кувшин с водой и полотенца, они наскоро привели себя в порядок и с пола перебрались на небольшой и очень узкий, особенно для троих, диванчик в углу гостиной. Но мысль, что, может быть, стоило отправиться в спальню, их так и не посетила. И все началось по новой. Только уже без этой нетерпеливой горячечной спешки. Сначала Лионель долго ласкал его ртом и Анри опять чуть не плакал, умоляя его о большем. А потом его место занял Эмиль. У господина графа не было такого опыта, как у его брата, но все искупало горячее желание, что уж раз эта, до сих пор неизведанная им сторона жизни, этой ночью открылась для него, то он возьмет все, что она может дать. А Лионель внезапно вспомнил о своем старшинстве и праве наставничества младшего и вздумал его поучать. И Анри уже не понимал, от чего его самого так потрясывает, то ли от жгучего нестерпимого желания, то ли от смеха. Правда, довести до конца им же начатое дело Лионель не дал. И заставил Анри оседлать свои бедра. А Эмиль опять смотрел. А после, не дав ему хотя бы отдышаться, граф Лэкдеми, сам распаленный до крайности зрелищем чужой любви, перевернул Анри на живот, сунул под бедра подушку, и чуть вздернув вверх, взял сзади. А сам прижимался к нему, целовал шею, волосы, плечи, нетерпеливо стискивал ладонями ягодицы и шептал что-то очень-очень нежное, но Анри не запомнил ничего. Не запомнил он и как заснул.
А проснулся он в знакомой кровати, заботливо укутанный в покрывало. Примятая подушка рядом была холодной. И мягкий янтарный свет за окном подсказал, что давно миновало не только утро, но и день. И в права вступает новый вечер.
От усталости ныло все тело и немного ломило поясницу. Но эта боль была приятной. А вот мысль, почему он один, где все, и что теперь будет, когда сладкий и стыдный дурман минувшей ночи отступил, взволновала не на шутку.
Анри торопливо оделся и спустился в гостиную, где не осталось и следа минувшей оргии.
Но зато обнаружился Лионель. Он сидел в кресле у окна и читал какие-то бумаги. На низеньком столике рядом над маленькой чашечкой с шадди поднимался парок. Заметив присоединившегося к его обществу Анри, Лионель насмешливо заломил левую бровь:
- Ну, вы и соня, виконт Дарзье! Я специально решил не будить вас. Мне прямо стало даже до крайности любопытно, на сколько вас хватит.
Анри немного смутился, как он смущался до сих пор и всякий раз, слыша подобную интонацию в голосе Лионеля. С этим ничего нельзя было поделать. Но, судя по всему, претензий лично к нему за то, что он позволил себе минувшей ночью, у Лионеля не было. И это очень даже сильно успокаивало. Осталось выяснить, что по этому поводу думает его брат.
- А где Эмиль?
- Уехал все же в свои казармы, стервец. Рано утром. И, между прочим, он был очень расстроен…
- Чем? – испуганно пролепетал Анри. Ехидный, насмешливый блеск черных глаз не очень вязался с трагичностью в голосе Лионеля, но сейчас ему было не до того. Неужели и вправду, Эмиль обиделся?
- Как чем? Тем, что вы, многоуважаемый виконт Дарзье, так и не соизволили внести ясность в столь интересовавший моего брата вопрос: красивы ли ваши сестры? |