Ты и я такие разные.
Я и ты такие разные,
Но горячей дружбой связаны
Мы с тобою.
Ю. Энтин Песенка кота и пирата из м/ф «Голубой щенок»
Для крысы, родившейся в одном из отводов городской канализации Агариса, он сделал просто головокружительную карьеру. Главной удачей был так вовремя подвернувшийся этот большой, двуногий, без шерсти и хвоста с удивительно добрым и щедрым сердцем, больше присущим его сородичам, а не представителю этого странного племени зверей, называющих себя людьми. Правда, у двуногого были вполне достойные усы и, наверное, именно это их и сблизило. Однако, в тот самый момент, когда его вытряхнули из сапога, куда он забился спасаясь от кота, Клемент был уверен, что его съедят. Не смотря на то, что ему от роду было не больше месяца, он уже знал, что от людей не стоит ждать ничего хорошего и уже было прощался со своей такой короткой и никчемной жизнью. Но все оказалось не так страшно.
Есть его не стали, наоборот, накормили самого, и не гнилыми объедками, а настоящим и свежим хлебом и сыром… Ах, сыр! До того момента Клемент только слышал о нем и ни разу не то что не ел, а даже и не нюхал. Вцепившись зубами и обеими лапами в одуряющее пахнувший толстый кус, Клемент запищал от восторга и понял, что вот, наконец, он вытащил свой счастливый билет. Правда, как говорили мудрые крысы, в каждой бочке меда обязательно есть ложка дегтя и двуногий, лысый и без хвоста оказался довольно беспокойным. Ему почему-то постоянно не сиделось на месте. Нет бы окопаться в какой-нибудь уютной норе, наделать запасов на зиму и наслаждаться жизнью… Эх, мечты-мечты…
Правда последняя нора, куда его занесло в бесконечном движении по следам своего добровольного кормильца, Клементу понравилась. Просторная, теплая и сухая. С большим количеством укромных уютных уголков. И вся, абсолютно вся его! Иногда, правда, по ней топали другие двуногие, лысые и без хвоста, с длинными острыми железяками на боку и хриплыми голосами, но они видимо знали, что Клемент здесь хозяин и не позволяли в его отношении хоть малейшей непочтительности.
Поэтому одним прекрасным утром Клемент был крайне удивлен, не обнаружив молока в блюдечке, что для него оставлял его личный двуногий. Нет, конечно, он мог забыть! Вполне мог. И Клемент даже был готов простить ему эту оплошность. Последнее время у его двуногого явно были какие-то очень большие неприятности. Он куда-то пропадал на весь день и возвращался уже чуть ли не глубокой ночью, едва волоча свои задние лапы и понурив усы, сажал Клемента перед собой на стол, наливал себе в кубок этой самой очень вкусной горячительной воды, от которой теплело в брюхе и приятно начинала кружиться голова, обмакивал в нее кусочек хлеба и давал Клементу, а сам просто отхлебывал.
Но молока не обнаружилось и на второй день. И тут уже Клемент забеспокоился. Один раз это могла быть случайность. Но два – это уже закономерность. Он рассерженно напищал на своего двуногого, попеняв ему на непозволительную рассеянность, тот, похоже, понял, в чем его вина и откупился от него большим куском сыра. Инцидент был исчерпан. Но на третий день молока не оказалось опять!!!
Клемент понял, что его двуногий здесь ни причем. Другие двуногие, впрочем, тоже. Они почему-то не очень любили пить молоко из блюдечек, поставленных под шкаф. А это значило только одно. У него появился конкурент. А это уже никуда не годилось. А вдруг этот конкурент задумает отбить у него его личного двуногого и что тогда делать? Конечно, Клемент был уверен в чувствах своего лысого и без хвоста, но все же испытывать его верность и преданность на прочность он не желал. Весь день от возмущения на неизвестного злоумышленника у Клемента топорщилась шерсть на загривке. Но он с методичностью обежал всю свою такую великолепную нору аж четыре раза, но так никого не нашел.
Тайна была раскрыта только спустя неделю. Его двуногий в ту ночь так и не вернулся нору, и Клемент был обделен привычной порцией горячительной водицы. Но только благодаря этому он проснулся еще до рассвета. И тут же отправился проверять свое блюдечко.
На это раз он успел вовремя. Злоумышленник был настигнут на месте преступления и оказался… Котом! Вот уж кого Клемент ненавидел просто люто! Вся эта мяукающая когтистая братия не имела никакого права ходить по земле! А уж тем более пробираться в его нору и пить его молоко! Кстати, очень интересно, как он все-таки сюда пробрался? Его двуногий, догадываясь как Клементу неприятен один только вид этих мерзких животных, озаботился об этом и дал распоряжения другим двуногим, чтобы они тоже следили за порядком в норе. И вот тебе!
Клемент до поры до времени затаился, прижавшись к полу и принюхиваясь, а наглая тварь тем временем прикончила его молоко. Облизнулась. И стала умываться! Нет, ну вы видели подобного нахала! Как будто в своем доме, никак не меньше. Подобная наглость должна была быть наказана и немедленно.
Кот, кстати, был очень крупным. Пожалуй, даже самым крупным из всех, кого Клемент повидал в своей жизни. И где он только нашел щель, чтобы просочиться в его владения, с такими-то габаритами! Внушительности коту, правда, добавляла еще густая, с плотной подпушкой шерсть. Чистая. Без колтунов и репейников. Огненно-рыжая, но не полосатая как у всех обычных котов, а с четко выраженными чуть более темными кольцами. Столь неожиданная раскраска напоминала другого зверя, тоже из племени кошачьих, чья шкура украшала одно из кресел в той части норы, где любил сидеть и попивать свою грячительную водицу его двуногий. Клемент как-то слышал, что он назвал того зверя леопардом.
«Домашний, сука! А все туда же! Так и норовит стянуть, что плохо лежит!» - подумал Клемент, чувствуя, что от возмущения его уже начинает потрясывать. Кот закончил умываться и развернулся к нему мордой, довольно прищурив неожиданно ярко-зеленые, светящиеся глаза. А потом коротко мявкнул.
Спасибо маме с папой, но образование Клемент получил вполне пристойное. И пусть не очень хорошо, но все же понимал кошачий. И его удивлению не было границ, потому как он совершенно четко разобрал, что с ним поздоровались. Очень даже вежливо и почтительно, что-то вроде «Доброе утро, сударь, прошу простить меня за беспокойство…»
Этого Клемент никак не ожидал. Обычно коты сразу начинали хамить и дебоширить, а этот вот надо же, какой воспитанный! Клемент тоже считал себя воспитанным, очень даже воспитанным крысом и раз пришелец решил начать с дипломатических переговоров, он решил неразумным первым начинать лезть в бутылку. И тоже очень вежливо и корректно пискнул:
- И вам, доброго утра, сударь. С кем имею честь?..
- Кот. Просто кот. Очень одинокий кот, хотя почему-то некоторые люди, видя меня, начинают кричать о каком-то Леворуком. Но вот скажи мне на милость, мой маленький серый друг, Вы ведь позволите себя так называть? Так вот, какой я ко всем закатным тварям Леворукий? У меня и рук-то нет! Только усы, лапы и хвост. Все мои документы… - кот тяжело вздохнул. Видимо, сложно выговариваемая кличка его порядком достала, - а Вы, если я не ошибаюсь, тот самый знаменитый Клемент?
Сказать, что он был поражен, значило ничего не сказать. Мало того, что пришелец знал его имя, так он еще оказывается известный и даже знаменитый! Интересно для кого и за какие заслуги? В голове у Клемента зашебуршалась добрая сотня вопросов, но он решил попридержать свое любопытство и скромно ответил:
- Да, я Клемент, уж не знаю тот самый или не тот самый, но зовут меня именно так.
- Очень рад знакомству. И еще раз прошу прощения, за то, что выпил Ваше молоко. Но сейчас в Олларии тяжелые времена и не стоит ожидать, что какая-нибудь сердобольная хозяйка угостит куриной косточкой или потрошками… Мыши и те ушли…Того и гляди самого на обед пустят…
- Какой ужас! – ахнул Клемент. Довольно настораживающий намек на близких родственников проскочил мимо ушей, по сравнению с тем, как удивил его факт, что оказывается, пока он тут наслаждается комфортной и вполне устроенной жизнью в своей норе, двуногие дошли до такой крайности, чтобы есть котов. Хотя может его… ммм.. гость?...преувеличивает? Но похоже кот ничуть не преувеличивал.
- Действительно ужас. Полнейший и кромешный… Если бы не Ваш двуногий, коему Вы так великодушно покровительствуете и еще несколько тоже двуногих, у которых сохранилось то странное свойство, что люди называют совестью, ситуацию можно бы было охарактеризовать еще более крепкими выражениями…- кот снова вздохнул, - Кстати, именно о вашем двуногом я хотел бы поговорить…
Клемент слышал от родителей, что коты твари очень хитрые и изобретательные и у них есть множество уловок, чтобы подманить к себе зазевавшегося мышонка или глупого крысенка отнюдь не для беседы. Но сейчас он забыл, что перед ним его извечный и самый злейший враг. Кот был совершенно искренне озабочен и похоже не меньше самого Клемента переживал за его двуногого. А он действительно переживал и сильно.
Он нюхом чуял, что двуногий попал в такой переплет, по сравнению с которым его давешнее приключение с отсидкой в сапоге было детской шалостью. И ведь никто, кроме него и не позаботится о бедном двуногом. Он же совсем один!
Кот подтвердил его опасения полностью. И Клемент был очень благодарен рыжему пришельцу за последовавший за тем разговор. За откровенность и доверие, потому как именно в тот день у него, что называется, открылись глаза. Он понял, что встреча с двуногим не была случайной. И что на него, Клемента, маленького крысеныша из Агариса возложенная тяжелейшая и ответственейшая миссия.
- Это конечно не совсем спасение мира, но очень близко к тому, - невесело произнес кот в конце их беседы. Клемент тут же закивал мордочкой, показывая что он все уяснил и проникся, и с этого дня будет настороже.
- Я буду тут появляться, - напоследок пообещал кот, - Проверять, как у вас дела. Но часто не смогу. Есть еще двуногие, за которыми нужен присмотр, а им не повезло так, как твоему. У них вообще никого нет...
С того времени кот стал захаживать. Иногда чуть не каждый день, иногда мог пропасть на неделю. Но когда появлялся, первым делом жадно пил молоко и вылизывал шкуру, уже отнюдь не такую чистую и лоснящуюся. Было понятно, что ему тоже не сладко приходится. Клемент подробно докладывал обо всем, что происходило за последние дни. Они расставались, и крыс опять начинал ждать новой встречи. Внезапно Клемент понял, что уже не представляет своей жизни без этого кота. Общее важное дело и разделенная тайна сближают, и к тому же больше ни в ком он не встречал такого понимания. Он стал скучать. А еще мечтать о том, что когда все закончится, оно ведь когда ни будь обязательно закончится и его двуногий не будет больше приходить такой грустный и усталый, цедить каждый вечер горячительную водицу и молчать, проводить по покрасневшим от долгой бессонницы глазам руками, ложиться на диван и не смотря ни на что не спать… Это тревожное и странное время пройдет, двуногий опять научится улыбаться и станет снова обращаться к нему с ласковым весельем: «Ну, как дела, Ваше Крысейшество?» И тогда он обязательно уговорит кота остаться с ними. Нора же большая и места хватит всем. Они станут пить молоко из одного блюдечка, играть в догоняйки на лестнице, вместе валяться на ковре перед камином и нежиться в тепле. Ведь кошки очень любят тепло, так?
Мечты немного отвлекали от мрачной действительности, потому что двуногому с каждым днем было все хуже и хуже. Нет, он не болел. По крайней мере телесно. Но Клемент чувствовал насколько не на месте у его двуного то, что люди называют душой…
Он стал еще реже и на более короткое время появляться в норе, и Клемент уже было подумывал, что может ему стоит как нибудь тайком забраться в карман или исхитриться залезть за отворот шляпы и там притаиться, чтобы двуногий взял его с собой. Он уже даже примеривался, но его всякий раз обнаруживали и вытряхивали из как выяснилось настолько ненадежных убежищ. Можно было, конечно, попробовать пойти своим ходом, но его подопечный, выходя из норы, садился на лошадь, а куда ему, с его короткими маленькими лапками тягаться в скорости с этими ногастыми горами. Так что пока приходилось дожидаться его дома. И вот он дождался. Болван!
У него чуть сердце не разорвалось от ужаса, когда он увидел, как в их нору внесли его двуного двое других. Абсолютно незнакомых, но пахнущих остро и горько дымом костров, чужой болью и человеческой кровью. Последнее время этот запах прямо преследовал Клемента.
Они отнесли его двуногого в то место, что люди называют спальней, и положили на кровать. Замирая от ужаса, Клемент присеменил за ними и, пользуясь моментом, что его никто пока не заметил, по столбику вскарабкался вверх и затаился в складках полога. Появился еще один двуногий. Жалкие остатки меха, что были у него на голове, видимо от старости выцвели совсем, и были похожи на шкурку крысы-альбиноса. Старик хлопотал над его двуногим, который можно бы было сказать что спал, если бы не расплывающиеся на рубашке кровяные пятна. Клемент быстро сообразил, что его видимо кто-то хотел съесть и даже успел довольно сильно покусать. Но его двуногий явно хорошо отбивался и наверняка тоже сильно покусал злоумышленников, и на самом деле хоть и пострадал, но жив и жить будет.
А потом в спальне появился кот. Странное дело, но Клемент давно заметил одну особенность. Если двуногие его самого замечали, то кота не видели никогда. Словно и нет его. Такое мастерство маскировки заслуживало уважения, но в этот момент он об этом не думал. Кот исхудал, шерсть на боках висела клоками и он припадал на правую заднюю лапу. С ощутимым трудом он вспрыгнул на кресло в дальнем затемненном углу спальни и свернулся клубком, при этом внимательно следя за тем, как колдовал над двуногим старик-альбинос. Клемент не замедлил кинуться к своему другу. Да, именно так, еще совсем недавно злейший враг, теперь стал для него другом и беспокоился за него Клемент ничуть не меньше, чем за своего двуногого.
- Какие же идиотки все эти левретки! – с чувством возвестил кот, когда Клемент вскарабкался на подлокотник кресла и уселся свечечкой.
- А причем здесь левретки? Так сильно двуногого покусала левретка?
- Да нет. Просто раз уж собаки считают людей своими хозяевами и сами вызвались их охранять, пусть уж охраняют как надо. А не забывают обо всем, увидев перед собой еду. Ты не представляешь, как долго мне пришлось на нее шипеть и фыркать, прежде чем она подняла лай! Ну, прямо невозможная дура! Хорошо хоть твой двуногий быстро сориентировался, когда понял в чем дело.
- Он у меня умный. И догадливый почти как крыса, - согласился Клемент, - всегда знает, когда я хочу сыра, а когда его горячительной водички.
- Вот-вот, - отозвался кот, - Интуиция его и спасла.
Не смотря на довольно безмятежный, насмешливый тон Клемент видел, что кота мелко потрясывает. Видимо в переделке, куда попал его двуногий, он не только взывал к совести бестолковой левретки. Впрочем, расспрашивать Клемент постеснялся. Он вообще как-то неожиданно и сильно смутился, что с ним не случалось отроду. Просто, наверное, дело было в том, что одно - разговоры и предостережения, а совсем другое - когда ты своими глазами видишь насколько все серьезно и начинаешь понимать, что если бы не кот, он мог бы навсегда потерять своего двуногого…
- Спасибо тебе, - благодарно пискнул Клемент и осторожно перебрался с ручки кресла на сидение. Поближе к коту.
- Не за что, - кот, не сдержавшись, широко зевнул, показав грозные, но теперь совершенно не страшные для Клемента клыки, - Эх, умыться бы сейчас. Вся шерсть так свалялась, словно я по печным трубам лазил. Но сил нет вылизываться. Придется так…Эх, опять колтуны будут…- глаза у рыжего приятеля уже закрывались и Клемент решился. Раз его друг сделал для него самого и его двуного так много он же должен ему отплатить. Ну хоть чем-то, хоть как-то показать как он ему дорог, важен и вообще… Додумать что там вообще, Клемент не успел. И просто предложил:
- А давай я тебя вылижу. А ты спи… - кот негромко муркнул, выражая свое согласие и Клемент осторожно провел языком по его шерсти. Вылизывание кота было конечно совсем не то, когда он умывался сам. Но вот это ощущение длинной шелковистой шерсти на языке и странный, но такой приятный, почти неуловимый запах давно ставший привычным и даже более родным, чем аромат любимого козьего сыра, кружили голову. Почти так же и даже, пожалуй, сильнее чем та горячительная водица, которой угощал его двуногий. Зажмурившись от удовольствия Клемент не сразу понял, что нарастающий низкий вибрирующий звук, заставляющий дрожать каждую клеточку его тела, от носа, до кончика хвоста, есть ничто иное как довольное урчание спящего кота…
Странное дело, но даже в минуты, когда его жизнь висела на волоске, он умудрялся думать не о своем спасении, а о всяких пустяках, вспоминать о которых и не стоило. Выныривая из тяжелого горячечного бреда, где были зеленые раздувшиеся трупы, сужающиеся мрачные стены, цоканье лошадиных копыт и жуткая щербатая девочка в ночной рубашке и чепце, Робер первым делом обрадовался, что он все-таки жив. А вторым… Нет-нет, это были мысли отнюдь не о судьбе великой Талигойи, тьфу ты, Талига, и не о жизни сотен и тысяч ни в чем неповинных людей. Он испугался за Клемента. Если бы его убили, что стало бы с крысом?
С трудом повернув голову Робер окинул свою спальню весьма затуманенным взором и обрадовался еще раз, что он все же дома. Как-то сразу стало легче и лучше. Немного совсем, но все же. Быть может, если сейчас ему удастся нормально заснуть, то завтра он даже встанет. Судя по ощущениям, ранен он не настолько тяжело. Да, точно. Завтра он встанет. Заставит себя! Он должен, он обязан встать. У него столько дел. Но как же не вовремя все это!
Внимание неожиданно привлекло рыжеватое пятно в дальнем углу. Там где стояло кресло Насколько Робер помнил, в его спальне ничему рыжему быть не полагалось. Прищурив слезящиеся от жара глаза Робер вгляделся и различил сначала неясные очертания свесившихся лапы и хвоста, а потом зрение сфокусировалось и он понял, что в кресле развалился здоровый и довольно ободранный кот. Зверь безмятежно спал. И под боком у него свернулся клубочком Клемент… Да уж, вот к чему приводит то, что в первую очередь он беспокоится не о действительно нужных и важных вещах, а о своем крысе.
Робер вздохнул. Кажется, он поспешил с выводами, что может подняться завтра. Все куда серьезнее, если бред его до сих пор не отпускает и принимает настолько причудливые формы. Герцог Эпинэ устало прикрыл глаза и, наконец, провалился в настоящий, здоровый сон… |