Вышивай жасмин и левкой…
Хэлависа.
1.
Стежок к стежку, цветок к цветку… вот почти и готова работа. Никогда прежде Мэллит не думала, что ей понравится вышивать. А оказывается…
Гоганни не оскорбляют ткань иглой, но недостойная дочь Жаймиоля давно отвергла заветы своего народа. И слишком поздно пытаться вновь влезть в старое платье.
А лилии на шелке прекрасны. Прекрасны и кажутся холодными. Но тепло не во внешнем облике… и не в словах, а в сердце! Жаль, прежде Мэллит этого не понимала. И не пыталась понять.
- Мэллит, покажи! – Айрис Окделл ненавидит вышивание. И фальшивые имена – тоже. Мэллит – значит, Мэллит. Никаких «Меланий»!
- Какая красота!.. У меня так не выходит… - красивая Селина кротко покачала головой.
- У всех выйдет – если душу в труд вложить, - ворчливо объяснила дочери светловолосая госпожа Луиза с громким голосом и добрыми глазами.
- Вот поэтому только у Мэллит и получается, - немедленно съязвила Айрис.
– Каждому – свое. Тебе, Айри, как выяснилось – фехтование…
Дочь грустной, одинокой женщины, почти не покидающей свою комнату, действительно предпочитает шпагу и верховую езду, как мужчины. Но сегодня холодно, и Сэль не захотелось выезжать. Вот Айрис и составила ей компанию. За книгой. Недостойная дочь Жаймиоля когда-то залпом глотала такие… Если б не глотала – не обманулась бы с Альдо. И не выжила бы, когда погибла ее семья…
До надорских беженцев в замке гостила Ирэна – красивая дама с холодным лицом и глубокими печальными глазами. Сестра Повелевающего Волнами. Ирэна и научила недостойную дочь Жаймиоля украшать шелк цветами. Сестра Вале… герцога Придда задержалась здесь ненадолго – поговорила о чем-то с хозяином замка и его офицерами и уехала обратно. Увезя с собой незаконченную вышивку с оленями…
Впрочем, Мэллит будет молчать. Она никому не скажет про оленей… а сама никогда не вышьет спрутов. Только лилии. Сердце женщины можно прочесть в ее рукоделии – пожалуй, Айрис права, что редко вышивает. Впрочем, из-под ее иглы выходят не вороны, а лошади, а у Селины – мелкие цветы и птички.
Родственница Айрис, телом схожая с гоганни, отложила вышивку, оглушительно чихнув:
- Вы знаете, моя дорогая Луиза, я сегодня видела во сне моего Эйвона… он был так изранен!..
Светлокосая мать Селины… и приемная мать Айрис уколола палец - и Мэллит понимала, почему. Если бы Повелевающий Волнами… нет, нельзя даже думать о таком! Сразу инеем берется сердце.
И жаль, что недостойная дочь Жаймиоля так и не научилась подбирать нужные слова, чтобы спасти добрую Луизу от топчущего ее душу и тяжко вздыхающего безразличия в сером платье.
- У него было такое несчастное лицо… Милая Луиза, вы не поверите, но он…
- Тетя… вы хотели мне рассказать, что значит мой последний сон! - Айрис Окделл подхватила родственницу под локоть и поволокла к дверям. Сестра Повелевающего Скалами спасла Луизу, но кто теперь спасет саму Айрис? И от тетки, и от неразделенной любви. А заодно и доброго, неловкого кузена Айри – от чувств к ней самой.
Любовь – она ведь непонятна и неудержима. Рождается ниоткуда и исчезает в никуда. Когда глупая гоганни встретила первородного с пустым сердцем, она ничего не видела, кроме избранника. Но и его при этом не разглядела.
Показное тепло и ледяное сердце – таким был первородный. А Повелевающий Волнами – совсем наоборот, только это не все замечают…
И как же могло случиться, что та любовь ослепила Мэллит, а эту недостойная дочь Жаймиоля даже не сразу заметила? Лишь теперь – когда Повелевающий Волнами уже так далеко…
- Мама, мне жалко эрэа Мирабеллу… - Совсем тихого голоса Сэль хватило, чтобы вырвать Мэллит из размышлений.
Стежок к стежку… Ирэна говорила, что ее брат в детстве любил лилии. Но кто здесь хоть что-то знает о детстве полковника Придда? Кто вообще этим интересовался?
- И Айри тоже ее жаль, хоть она и не говорит…
- Конечно, жаль. - Светлокосая госпожа Луиза вернулась к красивым серебристым ягодам. Они чем-то похожи на саму вышивальщицу – так же неброски, а если присмотреться – прекрасны. А прежние вышивки мудрой Луизы – это то, чем она хотела казаться. Может, у более старших женщин рисунок выдает не чувства, а душу? – Эрэа Мирабеллу очень жаль. Но Эдит жаль больше.
И не только Эдит. Луиза скорбит еще и о мужчине по имени Эйвон, но в его смерти печальная женщина не виновата. Луиза – справедлива, она это знает…
Айрис не заходит к матери, потому что не может простить смерть сестры. А Дейдри не разговаривает ни с кем, кроме Айри и Реджинальда. А при виде матери начинает задыхаться и кричать.
- Айрис спасла свою мать, - вздохнула Луиза, увидев слезы на глазах Сэль. – Значит, любит. Семья у них просто такая… непростая. Все наладится.
- Все наладится, - эхом повторила Селина дрожащим голоском.
Все, кроме… Кроме того, что Мэллит опять посмела влюбиться. Только на сей раз - в того, кто намного лучше ее. Кто никогда не путал тепло костра на берегу с холодом лунного света, отраженного в стылом пруду. Тепло с холодом, правду с ложью, любовь с безразличием… И не наделял красоту и внешний блеск еще и всевозможными достоинствами.
Повелевающий Волнами заслужил встретить свою настоящую любовь – девушку красивую, добрую, чистую… такую, как Сэль, например. А не преступившую все заветы своего народа беглую гоганни. Вдобавок – бывшую любовницу того, кого Повелевающий Волнами презирает. Зачем Повеле… Валентину такая?
Но ей самой никто не помешает вышивать лилии, потому что никому не ведомо, что они значат…
- Мэллит…
Айрис. И когда она вернулась? Более того – когда успели уйти мудрая Луиза и красивая Селина? Недостойная настолько замечталась о несбыточном, что не видит ничего вокруг себя.
- Он вернется… - Айрис накрыла руку Мэллит своей. Какое узкое, худенькое запястье. Старшая дочь грустной женщины выше недостойной на голову, а руки у Айрис - такие же тонкие. Только пальцы длиннее…
- Кто «он»? – голос подвел недостойную. Когда она успела заговорить вслух? Когда выдала себя?!
- Ты плачешь, - совсем тихо произнесла Айрис. В серых глазах – печаль. Мэллит искренне жалела и саму Айрис, и обеих ее сестренок – и мертвую, и полуживую. И ту грустную женщину, что все дни напролет молится в своей комнате.
Но как, как недостойная могла забыть, что слезы не слушаются голоса разума?! Дома Мэллит привыкла притворяться, но потом слишком много времени провела в одиночестве. А теперь и вовсе мало замечает людей… Они – далеко. Дальше погибших родных, и уж точно дальше Валентина… пусть он живет долго-долго!
- Я плачу о моей семье, - ответила Мэллит.
- Гоганни не вышивают. А ты вкладываешь в эти цветы душу. Я не знаю, в чьем саду растут такие, но ты будешь очень счастлива. Мне так кажется…
- Блистательная проницательна, как мудрая Луиза, но будущее скрыто от нее.
- Я уж точно не мудра, - в улыбке проглянула прежняя Айрис. – Госпожа Луиза на моем месте промолчала бы. Просто… я еще в Надоре очень много начала чувствовать… заранее.
- Недо... я раньше любила другого… - внезапно вырвалось у Мэллит. – Хотя… блистательная об этом слышала…
- Ты про белошта… прости, тебе он дорог, но я бы ему все глаза выцара…! Извини!
- Я бы – тоже, - слабо улыбнулась Мэллит. – Но уже ничего не поправить. А блистательную любит ее кузен, он…
- Знаю. Осталось совсем немного – мне его полюбить, - усмехнулась Айрис. – Я ведь тоже любила другого… люблю. Хорошего человека, самого лучшего в мире.
- А он любит блистате…?
- Мэллит, хватит уже «блистательных»! – поморщилась дочь грустной женщины. – Меня зовут Айрис.
- Блиста… ты говоришь, как Повелевающий Молниями.
- Ну, с Робером у меня, по крайней мере, больше сходства, чем с «мудрой Луизой»! – фыркнула Айрис. – Только я никем не повелеваю - даже Дейдри, как выяснилось. Нет, Мэллит, тот человек меня не любит. Я в это больше не верю. Он… никогда не смотрел на меня так, как Наль. Или как Рауль - на Селину… Или… - Айрис замолкла.
Или как Робер на недостойную – когда-то. Когда недостойная оглохла, ослепла и не замечала вокруг себя ничего и никого.
- И что теперь? – спросила Мэллит, сама не зная, о ком: о себе, об Айрис, об их обеих?
- Ничего. Мы – живы, он – где-то жив и, надеюсь – будет счастлив. Это - самое главное. А остальное еще будет. Когда я поняла, что нам не выбраться из замка, я думала, что уже не будет ничего. Никогда.
- Но, Айрис… а вдруг ты ошибаешься? И он любит тебя?
- Нет, я говорила с Луизой. Я ошиблась – потому что не знала прежде таких людей. А он… со всеми такой. Кроме того… Ноймаринен тоже принял нас у себя в замке. Но это же не значит, что он в нас всех влюбился – в тебя, в меня, в Луизу, в Наля… - Айрис рассмеялась. И Мэллит внезапно, неожиданно для самой себя - тоже. С Айрис хорошо разговаривать… сразу вспоминаются качели в Сакаци. Вверх-вниз, вверх-вниз.
- Первородный… принц Альдо не любил никого. - Сегодня из недостойной Мэллит признания льются рекой, но иногда их невозможно удержать! – Ни меня, ни других женщин. Он не знал, что можно жить как-то еще - кроме того, чтобы только «брать» и ничего не давать взамен…
- Совсем как мой братец! Они точно нашли друг друга. Жаль, эта парочка родилась не в Гайифе! – фыркнула Айрис.
- Ты неправа…
Айрис нахмурилась, но Мэллит продолжила:
- Твой брат любил Альдо… по крайней мере его – любил.
- Ладно, совет им да любовь! – вновь рассерженной лошадью фыркнула Айрис. Странно, что дочь грустной женщины рождена среди Скал – ей больше подойдут вспыльчивые Молнии. – Я еще с этого свиненка спрошу, когда встречу: с чего это наш замок рухнул?! И если это опять очередная Диконова подлость!..
- Брат блистат… твой брат глуп, но не подл…
- И то, и другое! Я – не матушка, чтобы молиться о его прощении!..
- Эрэа молится о своем сыне?
- Я сама не ожидала… - Айрис вдруг притихла. – Матушка так изменилась… Больше не кричит ни на меня, ни на Дейдри.
Теперь кричит сама Дейдри. И больше всех - на мать.
- Она голоса ни разу не повысила после Надора. И все время молится - об Эдит и о прощении грехов Дикона…
- Значит, считает, что это он виноват.
- Не только… - задумчиво проронила Айрис. – Себя она тоже винит. Но я не слышала, чтобы она просила простить себя… Я тоже думаю, что здесь не обошлось без этого свинтуса. Но молится он пусть за себя сам!.. Да, чуть не забыла, извини. С герцогом Ноймариненом мы с Налем говорили. Робер… я знаю, ты о нем беспокоишься – его простят. Точнее – даже ни в чем обвинять не будут. Мне кажется… я думаю, Проэмперадор Севера искренен.
- Да, я волновалась за Повелевающего Молниями… - опустила глаза Мэллит. – Он… очень много сделал для недос… для меня.
- Правда, я не знаю, какие он любит цветы…
- Розы и ландыши, - покачала головой Мэллит.
- А мой брат – гиацинты, - фыркнула Айрис. – Так что хоть здесь могу вздохнуть с облегчением.
- Недостойная помнит свое место…
- Еще раз услышу «недостойная…» - шутливо ткнула Мэллит в бок Айрис. – Твое место просто - не рядом с Диконом, этому я и рада. Я совсем не прочь видеть тебя сестрой, но брат у меня всего один, и это – Дикон, так что – извини, не получится. Его я никому не пожелаю.
Дверь в комнату распахнулась, пропуская шум и крики из коридора. Очень громкие.
- Айри? – В комнату сунулось расстроенное лицо влюбленного кузена. – Там…
- Там Дейдри, которой я не повелеваю, - вздохнула Айрис. – А еще - матушка и тетя Аурелия. Извини, Мэллит, скоро вернусь.
Похожая на лошадку девушка вихрем ускакала… выскочила из комнаты. Разнимать тетю, мать и сестру. А Реджинальд, скорее всего, помчался за мудрой Луизой…
2.
Ярко пылает камин. Еще бы ему не пылать – каждые несколько минут кормят вкусной пищей. Разбавляют дрова бумагой.
Валентин в очередной раз вгляделся в ровные строки, скомкал лист и отправил его вслед за предыдущими. И решил приостановиться. Хватит. Больше часа заниматься бесполезным делом – это как-то черезчур. А как еще назвать бесконечное написание писем и немедленную отправку оных в огонь?
«Я еще никогда не любил, баронесса». И что же ему теперь сказать ей? Что солгал тогда - чуть ли не впервые в жизни? И единственное оправдание – он сам еще тогда не понимал, что лжет?
Кто бы видел, как полковник Придд сидит и сочиняет первое в жизни любовное письмо! Никто не увидит – даже она. Разве что камин… Огонь – хороший сообщник, он мгновенно уничтожит следы чужой слабости.
Зимний ветер с особенной силой ударил в ставни, взвыл одиноким волком. Валентин грустно усмехнулся. Да, это тебе не фальшивые цитаты из Павсания сочинять! И не вирши Сузы-Музы - для белоштанного дурака.
Ага, ты его еще так при баронессе Сакаци назови! Это для тебя Ракан – эгоистичный павлин, въехавший в чужую столицу на плечах ызаргов. А для Мелании он значит совсем другое… Значил когда-то. До того, как за ней пришел убитый им друг. И до того, как дурак и подлец в золотых цепях ее обидел. Так, что она готова была умереть сама – лишь бы лишить его защиты! Он ее и лишился. И, будем надеяться, следующая подлость Альдо Ракана ударит уже по самому виновнику, а не по рыжеволосой девушке. Ракан – теперь беззащитен, а она - будет жить. Хоть это удалось урвать у судьбы!
Но все же Та-Ракана при Мелании лучше не упоминать. Иногда и бывшая любовь ранит.
Мелания… Мэллит. Второе имя красивее. Необычное, загадочное, хрупкое. Как девушка, что им зовется… Так, пошли стихи.
Мэллит, герцогиня Придд… А вот это прозвучало по-дурацки. Сочетается как… гальтарская туника с белыми штанами Альдо. Валентин невольно усмехнулся. Древний северный титул к такому имени – все равно что экзотическую птичку обернуть в тяжеловесную парчу.
Можно отложить письмо. И несказанные слова вновь будут глодать тебе душу и сердце дни и ночи напролет. И все равно рано или поздно не выдержишь – скажешь. И все равно слова будут не те – здесь тебе не поможет ни одна из прочитанных книг. Чужие слова не заменят свои, значит – лучше сказать, как умеешь. Больше не откладывая.
Валентин вновь придвинул к себе перо и бумагу.
3.
- Мэллит, Мэллит, проснись!
Что случилось? Кому понадобилась среди ночи недосто…?
- Мэллит! – голос Айрис звенит над самым ухом, а не такие уж слабые руки девушки (что-то слишком уж она увлеклась фехтованием!) больно трясут плечо. – Проснись же!
- Что?.. – Мэллит окончательно вынырнула из сна, заморгала, щурясь. Какая яркая у Айрис свеча! Почему все свечи такие яркие?
- Гонец прибыл! – Айри торжествующе улыбнулась и тряхнула перед самым носом Мэллит большим конвертом.
Сердце почему-то дрогнуло – глупое сердце! Кто станет писать недос… беглой гоганни? Разве что Робер – из жалости и в память о давно отгоревшей любви. Которую Мэллит не разглядела… Она и на Валентина почти не смотрела, когда он был рядом. Знала бы, как будет потом перебирать в памяти каждый взгляд, каждый жест, каждое слово!..
- Да Мэллит же! – Айрис аж топнула ногой. – Проснись! Я тебе сказала – гонец прибыл!
- Блиста… Робер написал блиста… названной Айрис… тебе?..
Айрис тоскливо закатила глаза.
- Мэллит, - терпеливо повторила дочь грустной женщины. – Проснись!
Бывшая баронесса Сакаци не успела увернуться – письмо рухнуло прямо ей на голову, соскользнуло, приземлилось на закутанную в одеяло ногу…
- Мэллит, твои лилии тебе написали! |