Автор: Eva Schwarzstrahl |
1. «Судей у Ринальди было много...» Алва снова перевернулся на спину; в темноте его глаза казались почти черными, а лицо светилось — белая не поддающаяся солнцу кожа словно бы притягивала лунный свет. Луна гладила скулы маршала нежными пальцами, Алва смотрел на нее спокойно и не отрываясь, и Марсель вдруг беспомощно позавидовал этой луне. С другой стороны, что ему мешает?.. Мысль была не просто неестественной — она была идиотской, но перехватить собственную руку Валме уже не успел. Пальцы коснулись теплой кожи — странно, он почему-то ждал, что почувствует холод, словно касался мраморной статуи; может, поэтому он и позволил себе?.. Мысль оборвалась, потому что Алва чуть повернул голову, и Марсель на мгновение поймал на себе его спокойный и «лунный» взгляд. В эту секунду вполне уместно было бы решить, что щека Рокэ прижалась к его ладони вовсе не потому, что маршал решил окатить распоясавшегося офицера для особых поручений непонимающим взглядом, а потому, что хотела прижаться; ресницы Алвы дрогнули, на секунду прикрывая глаза, и Марсель, точно обжегшись, отдернул руку. — Ты решил все-таки проверить, действительно ли я не мертв? — Рокэ, не открывая глаз, усмехнулся и снова повернулся к луне. Его глаза открылись, и Валме в который раз за день вспомнил злополучную маску; с кого ее лепили, интересно? Тогда было модно лепить и рисовать с анаксов, да и сейчас... Отлили в золоте, а затем прокляли. Вознесли, а затем осудили. Ветер вдруг стал неожиданно холодным, и Валме понял, что Алва все еще ждет ответа. Марсель посмотрел на кончики собственных пальцев — их серебрила луна, и они еще помнили живое и человеческое тепло. — Я решил проверить, не мертв ли я. 2. На осчастливленную бакранами Кипару, казалось, давно уже опустилась тьма, хотя и было-то всего лишь начало десятого. Впрочем, на юге всегда так — раз, и все, горизонт проглотил солнце, сверху упала ночь и звездочки зажглись, чтобы не так обидно было, видимо. Валме отбросил перо и с наслаждением потянулся. С тех пор, как его заперли в губернаторском кабинете, прошло почти три часа; пора бы уже появиться Коннеру с обещанным мясом. Будто в ответ на эти мысли в замке заворочался ключ, дверь открылась, и в комнату вошел Рокэ. С подносом. Не генерал подавальщицей, сам маршал! — восхитился Марсель. Естественно, про себя. — Ваш приказ выполнен, монсеньор! — нарочито капральским голосом вслух рявкнул он, вскакивая из-за стола. Онемевшие мышцы ответили приятным покалыванием. Интересно, когда он в последний раз так долго рассиживался на кожаных подушках? Пожалуй, что и в Олларии еще. Точнее, в Ракане — и да обсмеет это название каждый будущий юный унар. Алва не глядя утвердил поднос на столике у камина, а сам прошел к губернаторскому столу, уселся на край и принялся изучать марселевскую писанину. Валме же решил последовать примеру проснувшегося Лово и начал подкрадываться к еде. — Отчего же ты не вписал в донесение тот прекрасный оборот про козлов из губернаторских черновиков? — голос Рокэ остановил Валме на полпути к столу. Валме, но не Лово. Марсель проводил подбирающегося к мясу пса тоскливым взглядом и потащился обратно к Алве. — Ты имеешь в виду тот, что повествует о зверских изнасилованиях невинных девиц козлами и их хозяевами? Или тот, что про краснорогих исчадий Заката, попирающих землю родного отечества? — вяло поинтересовался виконт и, кося глазом на Лово, сунул руку в бумаги. Ладонь столкнулась с чужими горячими пальцами. Какое-то из маршальских колец чувствительно царапнуло кожу, и Валме, зашипев, отдернул руку. Алва опустил бумагу и с любопытством посмотрел на Марселя. — Надеюсь, это не было какое-нибудь там специальное кольцо, от которого пожавший тебе руку враг падает в судорогах. Не люблю, знаешь ли, пену изо рта, это как-то неэстетично, — сказал Валме, рассматривая поцарапанный палец, но думая при этом почему-то о том, какая бархатная у маршала, оказывается, кожа. Будто и не он фехтует по пять часов на дню... — Ну-ка дай сюда, — пальцы Алвы снова сомкнулись на его раненой конечности, и Марсель едва не вздрогнул. Маршал потянул его ладонь к себе, поднося пострадавший палец к лицу, и у Валме на секунду мелькнула шальная мысль, что Рокэ сейчас сделает то, что в детстве делала мама — а именно, поцелует ранку. «Ну вот, теперь не болит?..» От таких мыслей виконт даже зажмурился. И от томительного предчувствия. И от бархатной жаркой темноты. Раздался смешок. — До свадьбы заживет, — беспечно сказал Рокэ, выпуская ладонь Марселя и возвращаясь к бумагам. — Свадьбы не будет, — обиженно ответил Валме и направился к столу. 3. Рокэ медленно и со вкусом раздевал женщину, а Марсель Валме был счастлив. Определенно, въехать в чужой город на столь целеустремленном козле, как Мэгнус — к удаче. Этим вечером у Марселя исполнялась мечта. В этом несомненно есть какая-то ирония, подумал Валме, ловя губами игривую ножку. Девица, сидящая на коленях у Алвы, откинулась на маршала сильнее и расхохоталась, будто ненароком ставя вторую ножку расположившемуся у кресла Марселю на бедро. Или не совсем на бедро. Мечтать разделить куртизанку с Первым маршалом еще в Олларии, и воплотить эту мечту в каком-то захолустном кагетском городке. В губернаторском доме с ощипанным павлином во дворе. Ножка скользнула по не совсем бедру увереннее, и павлин ушел в прошлое вместе с козлом. — На тебе слишком много одежды, — лениво подал голос Рокэ. Он уже избавился от рубашки сам и избавил от тряпок девицу, а виконт вот замечтался. Или просто слишком старательно отводил от исполосованной шрамами кожи глаза? Достать бы этих ублюдков из Заката и отправить туда еще раз. Медленно, — подумал Марсель, в неожиданным ожесточением избавляясь от одежды. И, наверное, поэтому пропустил момент, в который Алва шлепнул девицу по заду, и Валме неожиданно оказался распластанным на шкуре у камина, а девица — как же ее зовут? — склонялась над ним, усаживаясь ему на бедра; горячая шелковая теснота на миг повымела все мысли из головы. — Это был нечестный маневр, — сообщил Валме снимающему штаны маршалу, но тут девица прогнулась, и виконт снова был вынужден отвлечься. И смущение, внезапно вспыхнувшее при взгляде на распускающиеся под пальцами Рокэ шелковые ленты, было тут совсем ни при чем. Представительница... древнейшей профессии... знала свое дело отменно... — Нечестный маневр будет сейчас, — пообещал Рокэ, опускаясь на колени между ног Валме и мимоходом проходясь ладонями по внутренней стороне его бедер — ноги раскинулись шире сами собой. От этого мимолетного жеста сердце Марселя почему-то подпрыгнуло к горлу, а потом ухнуло в желудок и неистово там заколотилось. Нет, виконт, конечно, не ждал, что они будут обхаживать даму по очереди, в перерывах целомудренно пялясь в стенку, но сразу вот так... Воодушевляет! Маршал склонился к плечу Эстель — да, точно, Эстель! — заставляя девицу почти улечься Валме на грудь, и, слегка задевая губами бархатную кожу, промурлыкал: — Вы же доверяете мне, эреа? Смотрел он при этом почему-то в глаза Марселю, и тот едва сдержался, чтоб оцепенело не кивнуть. Эстель ответила долгим стоном и выгнулась Алве навстречу, заставляя Марселя запрокинуть голову и закусить губу. Рука Алвы уперлась в ковер рядом с его ладонью; вторая же рука — Валме угадывал — прошлась по девичьему боку, по приподнятому заду, скользнула между разведенных бедер и погладила — и девицу, и Валме. Виконт не удержал короткого вскрика, но пальцы уже соскользнули с его члена выше, в ложбинку между ягодиц, смазывая и разминая. Эстель с глухим стоном подалась назад, словно прося о проникновении, и Рокэ не стал отказывать. Кто он такой, чтобы отказывать, в конце концов?! Эти пальцы дразнили; Марсель чувствовал их медленные умелые движения, и женщина тоже чувствовала. Она уже не стонала, она почти всхлипывала, размеренно покачиваясь в такт; по губам Рокэ блуждала странная ухмылка, глаза были закрыты; Валме, резонируя от чужих вздохов, завороженно смотрел в его отрешенное лицо. — А-ах! — Эстель не сдержалась, вскрикнув, и Алва остановился. Отвел руку. Открыл глаза. Марсель провалился в синий насмешливый взгляд, как в море, а следом занялась и покатилась по телу еще одна горячая волна — Рокэ входил, и это медленное движение чувствовалось усилившейся теснотой, и зашедшимся дыханием девицы, и захватившим самого Валме странным воздушным ощущением, будто та самая отрицаемая матерьялистами душа вот-вот вырвется из тела и от избытка чувств куда-нибудь улетит. Алва усмехнулся, не отводя взгляда, оперся о ковер и второй рукой, практически впечатывая девицу в Марселя, и начал медленно двигаться. Мир превратился в горячее покачивающееся и соленое море. Или это темнеющая синева чужих глаз и кровь из прокушенной губы, и жар тел, и плавные движения? Рокэ смотрел, не отрываясь, и невозможно было отвести взгляд, можно было только проваливаться в эти глаза все глубже и глубже, тонуть в них, чувствуя, как звеняще легким становится тело, как кружится в учащенном дыхании голова, как медленно и неотвратимо подбирается что-то огромное, жаркое, сладкое, словно собирается на горизонте чудовищная волна... В глазах Рокэ что-то мелькнуло — призрак улыбки, метнувшийся по губам? — и Валме почувствовал, как с его бессильно откинутой на шкуру ладонью сплетаются чужие пальцы. Это стало последней каплей; Марсель выгнулся, пытаясь сдержать срывающийся с губ стон. «Ро... кэ...» Унизанные кольцами пальцы сжались сильнее, море ускорило ритм, горячими солеными волнами обрушиваясь на берег; волна поднималась, поднималась, предвкушающе и сладострастно стонала в паху, и на самом пике Валме распахнул глаза — и был жадно поглочен синим обезумевшим взглядом, и следом за ним — устремленным к нему последним рывком. — Рокэ! — это он вскрикивает, или внутренний голос сливается с глухим и глубоким стоном, и с длинным звенящим всхлипом, и с ревом тащащей по песку и захлестывающей солнце волны?.. Марсель пытается отдышаться и не может, грудь переполнена, и перед глазами плывут радужные круги. Алва на секунду склоняется щекой к щеке — прямо через обессилевшую позабытую шлюху; его пальцы все еще переплетены с пальцами Марселя и едва заметно подрагивают. — Вы удовлетворены, виконт? — шепот Рокэ щекочет ухо, и Марсель понимает, что про шлюху тот тоже забыл. 4. — Ты слишком долго спишь. Рокэ проходит к окну и раздергивает шторы, но Марсель не открывает глаз. Он спит и знает что спит, ему снится сон, и если он откроет глаза, все кончится, поэтому он просто прислушивается. — Ты решил переквалифицироваться в утреннее чудовище вместо Герарда? — губы шевелятся будто чужие, неприятно, Рокэ заметит! Алва хмыкает и подходит ближе. Движение воздуха — наверное, хочет сорвать одеяло, но Валме поднимает руку и перехватывает узкую ладонь. Мгновение напряжения — не сопротивление даже, просто импульс разнонаправленных действий; он должен был сделать это еще давно. В урготском посольстве, в Фельпе, в Нохе, в Савиньяке; в Кагете. В Надорах. Перед движущейся каменной тропой. Рука Алвы расслабляется, и Марсель, плотно сжимая норовящие искривиться губы, подносит ее к лицу. Прижимается к ней щекой. Теплая... Он зажмуривается и пытается протолкнуть сквозь горло вдох; обеими руками прижимает к щеке горячую ладонь и не может выговорить ни слова. Алва где-то там наверху молчит. Он должен был это сделать еще давно... — Сын мой! — в дверь барабанят так, будто грозят высадить; Марселю ярко представляются вмятины и сколы от знаменитой отцовской трости. У нее внутри еще кинжал. — Три дня лежать бревном взаперти непростительно даже после встречи с выходцами, но я вас извиняю. Извольте немедленно привести себя в порядок и спуститься вниз. К тому же... — голос слегка отдаляется, будто папенька оборачивается и смотрит назад, — ... вас ждет прекрасная крольчатина под соусом из чернослива, и письма. Сердце, провалившееся куда-то в пятки, возвращается и падает в грудь трехкратной свинцовой тяжестью. Его можно было бы унять, но не признаваться же себе, что хотел — надеялся, мечтал, — услышать: «К тому же вас ждет господин Первый маршал. Он тоже считает, что вы слишком долго спите». Рокэ мог бы стоять у камина внизу, вертя в руках фарфоровую чашечку с шадди и с любопытством прислушиваясь к громогласным требованиям сверху. Марсель словно наяву увидел его тонкую фигуру в золотистом снопе света из створчатого окна; кружащуюся в воздухе пыль, резной мрамор камина... Кресло с папенькой, по-видимому, развернули и потащили в столовую. Валме медленно поднял руку и коснулся щеки там, где к ней прижималась чужая горячая ладонь. Щека была небритой и почему-то мокрой. Яркий свет, падающий из извечно раздернутых штор, прожигая веки, превращал мир в расплывающийся красный туман. В этом тумане плыли Оллария, герцог Ноймаринен, Франческа с Эмилем, Зоя, Эпинэ, графиня Савиньяк, война, письма, новости и золотые маски; глаза открывать не хотелось, но он все-таки их открыл. 5. Рокэ медленно и со вкусом раздевал женщину, а Марсель Валме был счастлив. Определенно, въехать в чужой город на столь целеустремленном козле, как Мэгнус — к удаче. Этим вечером у Марселя исполнялась мечта. В этом несомненно есть какая-то ирония, подумал Валме, ловя губами игривую ножку. Девица, сидящая на коленях у Алвы, откинулась на маршала сильнее и расхохоталась, будто ненароком ставя вторую ножку расположившемуся у кресла Марселю на бедро. Или не совсем на бедро. Мечтать разделить куртизанку с Первым маршалом еще в Олларии, и воплотить эту мечту в каком-то захолустном кагетском городке. В губернаторском доме с ощипанным павлином во дворе. Ножка скользнула по не совсем бедру увереннее, и павлин ушел в прошлое вместе с козлом. — На тебе слишком много одежды, — лениво подал голос Рокэ. Он уже избавился от рубашки сам и избавил от тряпок девицу, а виконт вот замечтался. Или просто слишком старательно отводил от исполосованной шрамами кожи глаза? Достать бы этих ублюдков из Заката и отправить туда еще раз. Медленно, — подумал Марсель, в неожиданным ожесточением избавляясь от одежды. И, наверное, поэтому пропустил момент, в который Алва шлепнул девицу по заду, и Валме неожиданно оказался распластанным на шкуре у камина, а девица — как же ее зовут? — склонялась над ним, усаживаясь ему на бедра; горячая шелковая теснота на миг повымела все мысли из головы. — Это был нечестный маневр, — сообщил Валме снимающему штаны маршалу, но тут девица прогнулась, и виконт снова был вынужден отвлечься. И смущение, внезапно вспыхнувшее при взгляде на распускающиеся под пальцами Рокэ шелковые ленты, было тут совсем ни при чем. Представительница... древнейшей профессии... знала свое дело отменно... — Нечестный маневр будет сейчас, — пообещал Рокэ, опускаясь на колени между ног Валме и мимоходом проходясь ладонями по внутренней стороне его бедер — ноги раскинулись шире сами собой. От этого мимолетного жеста сердце Марселя почему-то подпрыгнуло к горлу, а потом ухнуло в желудок и неистово там заколотилось. Нет, виконт, конечно, не ждал, что они будут обхаживать даму по очереди, в перерывах целомудренно пялясь в стенку, но сразу вот так... Воодушевляет! Маршал склонился к плечу Эстель — да, точно, Эстель! — заставляя девицу почти улечься Валме на грудь, и, слегка задевая губами бархатную кожу, промурлыкал: — Вы же доверяете мне, эреа? Смотрел он при этом почему-то в глаза Марселю, и тот едва сдержался, чтоб оцепенело не кивнуть. Эстель ответила долгим стоном и выгнулась Алве навстречу, заставляя Марселя запрокинуть голову и закусить губу. Рука Алвы уперлась в ковер рядом с его ладонью; вторая же рука — Валме угадывал — прошлась по девичьему боку, по приподнятому заду, скользнула между разведенных бедер и погладила — и девицу, и Валме. Виконт не удержал короткого вскрика, но пальцы уже соскользнули с его члена выше, в ложбинку между ягодиц, смазывая и разминая. Эстель с глухим стоном подалась назад, словно прося о проникновении, и Рокэ не стал отказывать. Кто он такой, чтобы отказывать, в конце концов?! Эти пальцы дразнили; Марсель чувствовал их медленные умелые движения, и женщина тоже чувствовала. Она уже не стонала, она почти всхлипывала, размеренно покачиваясь в такт; по губам Рокэ блуждала странная ухмылка, глаза были закрыты; Валме, резонируя от чужих вздохов, завороженно смотрел в его отрешенное лицо. — А-ах! — Эстель не сдержалась, вскрикнув, и Алва остановился. Отвел руку. Открыл глаза. Марсель провалился в синий насмешливый взгляд, как в море, а следом занялась и покатилась по телу еще одна горячая волна — Рокэ входил, и это медленное движение чувствовалось усилившейся теснотой, и зашедшимся дыханием девицы, и захватившим самого Валме странным воздушным ощущением, будто та самая отрицаемая матерьялистами душа вот-вот вырвется из тела и от избытка чувств куда-нибудь улетит. Алва усмехнулся, не отводя взгляда, оперся о ковер и второй рукой, практически впечатывая девицу в Марселя, и начал медленно двигаться. Мир превратился в горячее покачивающееся и соленое море. Или это темнеющая синева чужих глаз и кровь из прокушенной губы, и жар тел, и плавные движения? Рокэ смотрел, не отрываясь, и невозможно было отвести взгляд, можно было только проваливаться в эти глаза все глубже и глубже, тонуть в них, чувствуя, как звеняще легким становится тело, как кружится в учащенном дыхании голова, как медленно и неотвратимо подбирается что-то огромное, жаркое, сладкое, словно собирается на горизонте чудовищная волна... В глазах Рокэ что-то мелькнуло — призрак улыбки, метнувшийся по губам? — и Валме почувствовал, как с его бессильно откинутой на шкуру ладонью сплетаются чужие пальцы. Это стало последней каплей; Марсель выгнулся, пытаясь сдержать срывающийся с губ стон. «Ро... кэ...» Унизанные кольцами пальцы сжались сильнее, море ускорило ритм, горячими солеными волнами обрушиваясь на берег; волна поднималась, поднималась, предвкушающе и сладострастно стонала в паху, и на самом пике Валме распахнул глаза — и был жадно поглочен синим обезумевшим взглядом, и следом за ним — устремленным к нему последним рывком. — Рокэ! — это он вскрикивает, или внутренний голос сливается с глухим и глубоким стоном, и с длинным звенящим всхлипом, и с ревом тащащей по песку и захлестывающей солнце волны?.. Марсель пытается отдышаться и не может, грудь переполнена, и перед глазами плывут радужные круги. Алва на секунду склоняется щекой к щеке — прямо через обессилевшую позабытую шлюху; его пальцы все еще переплетены с пальцами Марселя и едва заметно подрагивают. — Вы удовлетворены, виконт? — шепот Рокэ щекочет ухо, и Марсель понимает, что про шлюху тот тоже забыл. |