Название: Терпение и мастерство |
Валме проснулся от холода и от того, что отлежал себе правую руку. Звезды в прорехе на месте потолка переместились совсем немного — прошел всего-навсего час. Марсель и сам не заметил, когда успел заснуть. Ворон лежал все там же у колонны, прикрывшись плащом и оттого походя на неверную тень. Темная ткань слегка шевелилась в такт дыханию. Неэстетично кряхтя, Валме попытался разогнуться, но потерпел неудачу — плечо свело так, что при любой попытке пошевелиться руку и бок пронзала острая боль. — Ну нет. Так не пойдет, — тихо сказал виконт сам себе, поднял свой плащ и перетащил его поближе к Рокэ. — «И ночь теплом согреет тел...» От холода не удавались даже стихи. Валме осторожно расстелил плащ возле спящего Алвы и аккуратно пристроился рядом. Бок сразу же ощутил исходящее от Ворона тепло. Марсель помедлил, прикидывая, насколько неэтичным будет прижаться к Рокэ теснее, но быстро махнул рукой и на этику, и на этикет. Если Первого Маршала в этой дыре все устраивает настолько, что он спит как младенец, один прижавшийся к нему капитан ему погоды не сделает. С этой мыслью Валме повернулся на бок, придвинулся ближе к Ворону и закинул руку ему на плечо. Алва чуть пошевелился и что-то пробормотал. Марсель замер. Рокэ вздрогнул и снова произнес что-то — уже более отчетливо, но Валме все равно ничего не понял: Ворон говорил по-кэналлийски. Обеспокоившись, виконт приподнялся и заглянул Алве в лицо. Еще несколько часов назад изможденное, будто лик святого мученика с икон, лицо Рокэ сейчас обрело цвет: алебастровая кожа сделалась просто белой, страшные синие круги под глазами сменили длинные острые тени от ресниц; на скулах проступил легкий румянец. Валме скользнул взглядом по синеватой щетине (бритвенный набор! Рокэ он явно тоже бы пригодился) к острой линии подбородка, а с нее — к пересохшим, но наконец обретшим естественный для человека цвет губам. Рассматривать Первого Маршала с такого расстояния было странно, но — Марсель не мог не признать — увлекательно. Прежде столь близко он видел только женские лица. Валме снова перевел взгляд выше и вздрогнул — глаза Ворона были открыты, и он смотрел на Марселя в упор. — Неужто вы настолько пресытились дамами, что решили наконец испробовать любви по-гайифски? — сухие губы разомкнулись, трескаясь, и на нижней губе на секунду выступила капелька крови. Тут Марсель понял, что все еще смотрит на Рокэ с непростительно малого расстояния и отшатнулся. — Место и время вы выбрали не самое подходящее, — протянул Алва. — Хотя... Он вдруг неуловимым движением извернулся — словно кошка, и вот уже не Валме нависает над своим Маршалом, а вовсе даже Алва нависает над своим капитаном!.. — Никогда особенно не интересовался гайифцами, — пробормотал Марсель, тщетно пытаясь придумать, как ему отодвинуться от нависающего над ним Рокэ, если позади — мраморная колонна, а под ним — холодный пол. — Отчего же?.. — рассеянно спросил Ворон. — С такой внешностью вас ждал бы несомненный успех, — он задумчиво провел пальцем по лицу Марселя, прослеживая изгиб скулы. Валме внутренне взвыл. Холод камня, просачивающийся даже сквозь плащ, — снизу, ненормально горячее тело Рокэ — сверху, и проклятые недели, проведенные на кушетке в доме Марианны, а вовсе не в ее будуаре — и с телом творится что-то страшное. Еще немного, и он не сдержится и задрожит, как только что остриженный волкодав! — Рокэ, вы бредите... Вам лучше лечь, — пробормотал Марсель, пытаясь справиться с собой и не выпустить рвущийся наружу прерывистый вздох. — Я брежу? Я брежу... Что ж, тем лучше, — усмехнулся Алва и вдруг вздернул запястья Марселя за голову, прижав их одной рукой к колонне. Вторая его рука тем временем неторопливо расстегивала на Валме мундир. Впервые в жизни виконт почувствовал, что такое «проглотить язык». Ворона надо было как-то остановить, но как? Бороться с больным человеком? И ненароком его убить? — Любовь по-гайифски — это большое искусство, виконт, — разглагольствовал тем временем Алва. Его пальцы уже справились с застежками мундира и теперь подбирались к поясу, вне всякого сомнения собираясь проникнуть под рубаху. Валме прикрыл глаза и обреченно похвалил себя за то, что перед выходом не поленился совершить туалет. — Оно требует мастерства, — с этими словами Рокэ дернул завязки штанов, — и терпения. — поползла вверх рубаха. — Вы ведь не будете дергаться, если я вас отпущу, правда? Валме косо ухмыльнулся — ощущение было такое, будто ему подчинялась только одна половина лица. Сердце колотилось все сильнее, и все чаще (абсолютно по-девичьи! проклятье!) вздымалась грудь. Но это было еще не самым ужасным. Самым ужасным было то, что мужское достоинство Марселя вне всякого сомнения проявляло определенные признаки заинтересованности. И Валме мог только молиться, чтобы Рокэ не почувствовал это бедром. Ворон с любопытством взглянул ему в глаза и выпустил запястья, принимаясь за дело уже двумя руками. Пополз вверх мундир, а за ним рубаха, и Марсель был вынужден приподняться, чтобы Рокэ мог их стянуть. — Что же вы такой нерешительный, виконт? — мягко укорил Алва, принимаясь за его штаны. — Вероятно, растратил всю свою решительность, когда сгружал вас в лодку и тащил сюда, — внутренне содрогаясь, пожал плечами Марсель и ногами стащил с себя сапоги. Штаны не без помощи Рокэ поспешили им вслед. «Если тебя насилуют, расслабься и получай удовольствие», — некстати вспомнилась идиотская сентенция, как-то высказанная одной из знакомых дам. Валме никто не насиловал, и лучшим тому доказательством был его собственный член, вопреки ужасному холоду воспрявший удивительно рьяно. Именно на него сейчас и смотрел Рокэ, и Марсель на секунду ощутил неловкость. — Мне кажется, господин Первый Маршал, в том, что один из нас полностью наг, а второй полностью одет, есть что-то совершенно неподобающее, — усмехнулся он всякой неловкости назло и потянулся к пряжкам на чужом камзоле. Рокэ позволял себя раздевать и едва заметно улыбался, но его глаза были пусты и темны. Марселя снова прошиб холодный пот — что, если Рокэ действительно бредит? — Ну, что же вы встали? — лениво поинтересовался Ворон и дернул за ворот сам. Запрыгали по камням пряжки, разорванная нижняя рубаха повисла живописным лоскутом. — Смелее, виконт, смелее! Валме закрыл глаза, затем снова открыл их и подался вперед, прикасаясь губами ко рту Рокэ. Это было ужасно. Едва заметная щетина на ощупь показалась стальной, а сухие тонкие губы совершенно не походили на влажные мягкие ротики дам. А потом Ворон приоткрыл рот, и Марсель вздрогнул, заходясь в водовороте быстрых и точных движений горячего языка. Рокэ протянул руку к его подбородку, понуждая слегка наклонить голову, и углубил поцелуй. Это было страшно. Марсель сам не заметил, как обмяк на отсыревшем плаще, увлекая за собой Алву, притягивая его к себе за плечи, борясь и сталкиваясь с ним языками, едва слышно рыча. Все затопило слепящее чувство, похожее на азарт боя — когда вместе с лавиной армии несешься с холма, и от всего мира остается только скачка, только полет, только ветер; и солнце, со всей дури лупящее в глаза... Марсель задохнулся, отстраняясь, и Алва отстранился тоже. — Так-то лучше, — весело сказал он. — Но да будет вам известно, виконт, мужчины — даже гайифцы — обычно не целуются. Валме почувствовал, как его уши начинают пылать. — «О поцелуй, ты бабочки крыло, трепещущее нежными губами...» — пробормотал он, просто чтобы что-нибудь сказать. Ворон поморщился. — Да, целуетесь вы определенно лучше, чем пишете стихи. Переворачивайтесь. — Клевета! Графу Сузе-Музе в моем лице удавались прекрасные рондели... — с ужасом сказал Валме, изо всех сил пытаясь игнорировать только что полученный приказ. — Вы переняли у Придда эстафету? Приятно знать. И все же переворачивайтесь. Валме обреченно закрыл глаза и перекатился на живот. По его собственным ощущениям его голый зад освещал зал не хуже масляной лампы. — Мастерство... И терпение, — промурлыкал Алва, шурша чем-то за его спиной. Сразу вслед за этим Марсель почувствовал запах мяты, а его зада коснулись вымазанные в чем-то скользком пальцы. Изо всех сил стараясь позорно не поджимать ягодицы, Валме принялся сосредоточенно перебирать в уме, что за бальзам мог быть с собой у Ворона. Притирка от простуды? Противообморочное? Заживляющая мазь? Пальцы же не теряли времени даром. Легкие поглаживания и разминания сменились настойчивым движением вглубь, и Валме закусил губу. Более всего ощущения напоминали неэстетичные физиологические позывы. И гайифцам это нравится?! Один палец сменили два, и Марсель решил предаться позорному бегству. — Рокэ... Я правда не интересуюсь гайифцами, их любовью и прочими противоестественными птице-рыбо-дурами. — Ну... Считайте, что вы способствуете исцелению своего маршала, — усмехнулся Алва, и, судя по звукам, спустил штаны. Валме взвыл. Не вслух, конечно. И что ему не лежалось на холодных камнях?! Внутренние сетования прервало что-то большое и горячее, упершееся виконту в зад. «Ты сам виноват», — сказал себе Марсель и обреченно закрыл глаза. О собственном удовольствии никакой речи уже не шло — еще при первых признаках опасности для родного тыла достоинство Марселя сдало позиции и вознамерилось сделаться как можно более незаметным. — А теперь расслабьтесь... Марсель. С вас — терпение, с меня — мастерство. От следующего движения Рокэ у Валме закружилась голова. Он был уверен, что тело будет сопротивляться, не пуская внутрь чужеродный предмет, но тело было иного мнения: Алва входил, а тело подавалось, и только легкое жжение, да то самое физиологическое неудобство напоминали о том, что прямо сейчас в Марселя засовывают... Каких размеров было достоинство Рокэ, Марсель не разглядел. Судя по ощущениям — очень, очень большое. Алва вошел до конца и остановился. — Как вы? Валме неопределенно пожал плечами. — Даже не знаю. — Ну что же... Значит, самое время определиться, — сказал Рокэ и начал двигаться. Это было — не больно, нет, просто неприятно и как-то... бессмысленно. Марсель лежал. Алва двигался. Что-то шуршало в темноте. А потом Рокэ осторожно коснулся бедра Валме; провел пальцами вниз и вверх, побуждая приподняться; прошелся ладонью по спине, прогибая в пояснице — и Марсель вскрикнул: острая вспышка удовольствия будто прошила насквозь. — У вас приятный голос, — рассмеялся Ворон. — Кричите еще. Валме закусил губу, сдерживаясь, но очередная волна наслаждения накатила, лишая воли и разума, оставляя только одно неистовое желание — двигаться навстречу и продлевать, продлевать, продлевать сладкий мучительный жар... Наверное, он кричал. А может быть, нет. Он не помнил. В себя Марселя привел резкий рывок вверх — Алва практически усадил его к себе на колени, — и раздавшийся прямо над ухом веселый смех. — Я знал одну даму, она рыдала на пике наслаждения... Но чтобы смеяться... — пробормотал Валме спустя минуту в жесткую ткань плаща. Рокэ наконец разжал объятия и перекатился на спину, потянув за собой Марселя. — Интересно узнать, что делаете на пике наслаждения вы, — ухмыльнулся он и накрыл ладонью член Валме. *** Валме подставил лицо солнцу и едва слышно замурлыкал какой-то дурацкий сонет. Лик женщины, но строже, совершенней Твои нежный взор лишен игры лукавой, Тебя природа женщиною милой Пусть будет так. Но вот мое условье: --- * Шекспир, Сонеты. |