Странная, чужая песня вертится в голове, перед глазами проплывают воспоминания. Память полна горечи, песня – насмешки. Слова жестоки, мелодия язвительна. Они могли бы ранить тебя, если бы ты еще чувствовал…
Воспоминания плывут перед глазами, ты слышал об этом, но не верил, ревут в ушах слова песни, и ты растворяешься в них.
Раз однажды на привале
Поздно вечером вчера
Генерал талигский Манрик
Расстрадался у костра.
Он глядел в ночные дали,
Был задумчив как никто,
Весь в тоске и весь в печали
Размышлял на тему, что
Первое воспоминание…
Вы еще мальчишки, а о нем уже наслышаны все. Его еще не знают в лицо, нет, но уже наслышаны о талантах и везении. Ты смотришь на него, и в тебе закипает зависть. У него есть то, чего нет у тебя. Свобода. Он не обязан никому и ничему. Он живет так, как хочет жить. А за тебя уже все решили. С рождения и до гроба – твоего или твоего отца – ты не человек, ты – орудие. Талант. Он первый во всем, тогда как ты навсегда останешься посредственностью. Ты слышишь это в разговорах отца, ты видишь это в глазах братьев. День за днем. Харизма. Ему верят и за ним идут. Ему подчиняются. Ты же никогда не сможешь сделать так, чтобы за тобой шли не из страха. Ты можешь вызвать только отвращение и недоумение.
И эта зависть питает чувство в твоем сердце. Чувство, которое ты называешь ненависть.
Мир жесток, мир жесток
И немилосерден к рыжим;
Рыжим быть – это ж просто беда!
Рыжим быть – не порок,
Но судьбою ты обижен
Навсегда, навсегда, навсегда!
Второе воспоминание…
Фабианов день. Ты стоишь в толпе придворных, отец всегда берет тебя с собой, чтобы ты знал, с кем столкнешься потом. Чтобы ты знал тех, с кем тебе предстоит работать. Он уже все решил, и тебя переполняет злоба. Ты не хочешь жить так, как решил отец. И ты боишься сказать об этом.
Ты смотришь на тех, кто сегодня встанет на свой путь. Ты завидуешь им. И даже ликование толпы и пересуды придворных не в силах смягчить это чувство. Страх и ненависть, они растут вместе с тобой. Они рвут тебя на части. И ты обрушиваешь их на того, кто в этот день стал первым. На того, у кого есть то, чего желаешь ты.
Как обидно это слышать –
Расстрелял бы подлецов!
Обзывают в спину – РЫЖИЙ!!! –
Ну, а кое-кто - в лицо…
Но с чего все это взяли –
Может, глаз у них косой?
Я ж почти что, как Ринальди –
Вовсе даже ЗОЛОТОЙ!!!
Третье воспоминание…
Вы повзрослели. Теперь его имя знают все. Теперь его узнают на улицах, а ты… Ты все еще посредственность. Но теперь тебе уже неважно. Ты убеждаешь себя в этом, ты почти веришь в это. Ты служишь и живешь по плану, составленному для тебя отцом. Ты почти счастлив, в круговороте однообразных дней. В тебе больше не бушуют страх и ненависть, лишь тоска и серость. Они поглощают тебя день за днем, вечер за вечером.
Ты видишь его изо дня в день, ты слышишь о нем везде. И ты уже знаешь, что ошибался. Это не ненависть. Нет. Ты никогда не скажешь, даже себе, как называется то, что ты чувствуешь. Но тебе уже хватает сил признать, что ты восхищаешься им. Что, слыша его имя, невольно замираешь, в надежде узнать, в чем причина его успеха. Что ты хочешь быть таким. Уродливые гримасы детских чувств кривят лицо, ты чувствуешь это. И поражаешься тому, что еще никто не разглядел их.
Что бы я ни делал, право,
В войске мне не жизнь, но ад:
Первый Маршал Рокэ Алва –
Свет в окошке для солдат!
Хоть кормил их од отвала,
Не гонял сражаться в дождь –
Но солдаты любят АЛВУ –
А меня не любят все ж!
Четвертое воспоминание…
Оллария приветствует своих героев. Ты видишь, как город приветствует его. Победителя. Он сделал то, что другие сочли невозможным. Он вновь показал, насколько отличается от других. И в этом всеобщем ликовании ты, наконец, даешь имя своему чувству. Ты проиграл. И теперь, не сопротивляясь, плывешь по течению. Ты проиграл. Ты любишь его.
Было дело – вот, влюбился,
И решил учиться петь,
Даже нанял кэналлийца,
Чтобы в пеньи преуспеть!
После часа истязаний
Кэналлиец впал в тоску
И грозил швырнуть гитарой
В чью-то рыжую башку!
Пятое воспоминание…
Дуэль. Тебя выбрали секундантом. И ты счастлив оттого, что стал ближе. Пусть лишь на шаг. Пусть лишь на миг. Но ближе. Ты уже знаешь, что выполнишь любой его приказ. А он? Он никогда не просит, лишь приказывает. И ты ждешь его приказа, его внимания. Ты хочешь быть ближе. В тебе не осталось гордости, но ты пытаешься скрыть это. Тебя поражает слепота придворных, и ты готов благословить ее. Она – твое проклятие и дар. Ведь ты боишься, что кто-то узнает о живущем в тебе чувстве. И в то же время желаешь, что бы его предали огласке. Ты устал. Молчание иссушает тебя.
И когда Савиньяк вызывает тебя на дуэль, ты чувствуешь облегчение. Ты больше не единственный хранитель. Он знает. И ты почти мечтаешь умереть, чтобы увидеть синеву глаз смерти. Глаз, которые будут смотреть только на тебя.
И выжив после дуэли, ты в бреду и горячке говоришь отцу правду. Не полностью, но гораздо больше, чем за всю прошедшую жизнь. Ты уже знаешь, что умер. Тело и разум живы, но в зеркалах за плечом ты видишь невыносимо синие глаза. Глаза пришедшей за тобой смерти.
Поделом, поделом –
Не родись в Талиге рыжим:
Рыжим быть – это ж просто беда!
Если не повезло –
Будешь всеми ты обижен
Перманентно, везде и всегда!
И падая с коня, под звуки чужой песни, ты счастлив - потому что не надо больше лгать и скрывать. И последнее, что ловит твой стекленеющий взгляд, – это синие, невыносимо синие глаза. Глаза твоей смерти и твоей любви. И впервые они смотрят лишь на тебя… |