Дорогу истинной любви мостят из плоти и крови
И если кто по ней пошел
То должен приподнять подол…
Средневековый арабский поэт
Пролог
На подъезде к Фельпу
Звонкое цоканье, глухой стук, опять камень и вновь копыта бьют в высохшую землю… Любая лошадь сломает на такой дороге ногу, но Сона - умница. Во всяком случае, видит и понимает она куда больше хозяина. Дику не было интересно, что жители города Фельпа делают со своими дорогами, чтобы превратить их в подобное безобразие. Что взять с жалких лавочников? Посмотрели б они на столичный тракт Талига. Дорога на Олларию, прямая, ровная, широкая… ликующие приветственные крики, тяжелый штандарт в руке… А позади - ночь в Фрамбуа. Ночь, когда он впервые понял. Понял самого себя.
Сона самовольно свернула на обочину, пропуская тяжело груженую интендантскую фуру. А Дик и не заметил - он бы не стал уступать дорогу. Ему нужно спешить. Сейчас он въедет в этот город и кончится пытка. Пытка неизвестностью. В измученном теле ныла каждая косточка, но Ричард не замечал, что едва держится в седле. Осталось совсем немного. Если чуть-чуть прикрыть глаза, можно во всех подробностях представить себе ту ночь. Ведь что-то было или он все себе придумал? Как можно верить даже собственным воспоминаниям, если человек, которого ты почитал как отца, обманул и предал тебя?! Август Штанцлер, эр Август… дриксенский мерзавец, так сказал Робер. А кто ты сам, Ричард Окделл? Как назвать то, что сделал ты? Он не будет оправдываться! На это его гордости хватит, но потом… Нет же, нет! Нельзя сейчас об этом думать, а то он вовсе не доедет. Ляжет и сдохнет в этой канаве, которую называют дорогой.
…В "Талигойской звезде" пахло яблоками и дымком. Было тепло и удобно лежать под ватным одеялом. Но не лежалось. Может быть потому, что в соседней комнате Дикон слышал тихие шаги и такой знакомый хрустальный звон. Рокэ не спал и пил. Ричард никогда раньше не задавался вопросом: отчего эр так много пьет? Сегодня все радовались, все были горды победой. Близнецы Савиньяк ушли такие довольные! Почему Рокэ не пошел с ними, если ему плохо одному? Оруженосец - не в счет. Он ведь как привычная, прирученная собака. И пса иногда гладят, когда на душе совсем пусто. Но собачонкам не раздают орденов! И не говорят таких слов…
Дик, сам толком не понимая, что делает, откидывает одеяло, спрыгивает с кровати и выходит в коридор. Постучать быстро, пока страх не погнал обратно! Дверь распахивается, Алва удивленно смотрит на оруженосца, и только тут до Дика доходит, что он явился к маршалу в одной короткой сорочке.
- Я… мне не спалось, простите, - бормочет Дикон, отступая в коридор, но Алва протягивает руку и чуть ли не втаскивает юношу в комнату.
- Кошмары снятся? Ничего, бывает со всеми, - светским тоном замечает Рокэ, и отходит к камину, где стоит бутылка, - особенно перед возвращением домой. Хочешь вина?
- Нет. Эр Рокэ… и вы не пейте, - что за глупости он несет?! Вздумал поучать Ворона! Сейчас Алва скажет что-нибудь такое, после чего хоть вешайся и будет прав. Но остановиться Дик уже не в силах.
- Что-то случилось? Что-то очень плохое, да?
- С чего ты это взял? - Рокэ отворачивается, наливает себе.
- Вы никогда раньше… никогда так со мной не разговаривали. Почему нельзя так всегда?! - последняя фраза - постыдный, унизительный крик. Признание в собственном одиночестве, в своей ненужности. Вот ты и проболтался, Ричард Окделл. Ты давно не ненавидишь убийцу своего отца, ты его… что? Ты им восхищаешься? Ты ему благодарен? Ты готов рискнуть ради него жизнью? Да! Да! Да! А может, нужно сказать совсем просто - ты его любишь.
Алва молчит, и Дикон торопливо продолжает, пока не прервали:
- Вам на меня не плевать! Вы вылечили мне руку. Вы спасли меня от Эстебана с дружками, вы спасли мою честь. Вы учили меня. Вы…
- Ричард, идите спать, - какой у Рокэ тяжелый взгляд и рука сжалась на ножке бокала.
- Вы - мой господин. И я… буду служить вам. Я сказал.
Следующий поступок еще более безумен, чем все предыдущие. Ричард Окделл подходит к Рокэ Алва, преклоняет колено, подносит к губам пальцы, на которых тревожным светом сияют сапфиры, и тут же поднимается на ноги. Это - всего лишь повторение присяги оруженосца, но сегодня все совсем по-другому. Словно в первый раз. Потому что - добровольно. От души, от сердца. А сейчас Ворон его оттолкнет. Да что б он ни сделал, а сказанного и услышанного не перечеркнешь!
Алва секунду смотрит Дику в лицо, а затем неожиданно привлекает его к себе. Ричард утыкается носом в плечо, обтянутое синим шелком, и закрывает глаза. Хорошо. Спокойно. Будто в далеком-предалеком детстве, когда маленький граф Горик еще ничего не знал о мятежах, Людях Чести и самой Чести. Осмелев, Дик обхватывает руками по-юношески гибкое тело - никто не скажет, что его эру уже тридцать шесть! Слепо, как новорожденный котенок, тычется лицом в прохладную обнаженную кожу в вырезе рубахи. Рокэ чуть отстраняется, Дикон поднимает голову - только не прогоняй меня, ну пожалуйста! Только не сегодня…не сейчас.
- То, что вы сейчас готовы на любую глупость, Ричард, не значит, что я приму в этом участие.
Создатель! Конечно, в такой одежде ничего не скроешь!.. Как он сам не заметил?! И что теперь будет…
- Спокойно, юноша. Я не упаду в обморок оттого, что меня хочет собственный оруженосец. Меня очень многие хотят, - голос Ворона ровный, как всегда, но сколько в нем горечи, - Но запомните: хотеть - не значит любить. Наутро вы проснетесь с желанием утопиться в ближайшем пруду или утопить там меня.
Он прав. Как обычно, его эр прав во всем. А Дик забылся едва не до бесчестья. Ричард шарахается в сторону, лицо горит так, что хочется потрогать щеки. Стыдно, Создатель, он и не думал, что может быть так чудовищно стыдно!.. Только… ведь на самом деле ему просто не хотелось быть одному, в душной пустоте одиночества, и он вообразил, что нужен Рокэ. Но маршал всегда делает лишь собственные выводы. Как он мог забыть!
Алва усмехается - коротко и совсем невесело. Бросает, отворачиваясь:
- Иди спать.
Знай свое место, Ричард Окделл. Дик опрометью кидается к себе в спальню, захлопывает дверь, и не удовлетворившись этим, судорожно поворачивает ключ. Будто можно спрятаться от стыда. Юноша падает на постель, вжимает лицо в подушку, чувствуя, как собственное тело предает его. Телом он остался там - в освещенной свечами комнате, тело помнит прикосновения чутких, теплых пальцев, ему хочется еще и еще. А душа мечется в испуге и отвращении.
Дик просовывает руку под одеяло и с глухим стоном обхватывает собственную плоть. Несколько коротких движений, и семя выплескивается в ладонь. Ненужное, пустое удовольствие… но разрядка приносит тяжелый сон.
А на утро маршал здоровается с оруженосцем, как ни в чем не бывало - приветливым, чуть холодноватым кивком.
Изрытая дорога кончилась. Ричард сует подорожную дежурному офицеру в нелепой фельпской форме и не замечает удивленного, любопытного взгляда. Офицер торопливо прикладывает руку к каске.
Значит, герцог Алва живет в палаццо Сирен. Что ж, туда и направимся. Застава остается позади, в пыльном, жарком мареве, и только тогда в голову приходит запоздалая мысль: нужно было передать письмо офицеру, иначе другой оказии может и не предвидеться. Леворукий, через какой-нибудь час герцог Окделл может оказаться в фельпской каторжной тюрьме или вовсе будет мертв. Но Робер и Их Высочества должны знать, что Ричард сам выбрал свою судьбу, его никто не принуждал. Просто с тем, что он натворил, стало невозможно жить. Дик сбежал из Сакаци рано утром, едва только заснул приставленный к нему слуга. Робер испугался, что сын соратника что-нибудь сделает с собой после их разговора. Как Эпинэ мог подумать такое?! Сын Эгмонта Окделла не станет кончать жизнь самоубийством из-за подлой твари. Из-за подлых тварей! Он поднял руку на своего господина… Нет, все куда хуже! Сталь не унижает, а вот яд… Рокэ верил ему. Только возле странной белой ели Дик понял это. Монсеньор спокойно взял бокал из рук оруженосца. И пил. А Дик смотрел. Робер сказал про Штанцлера, но дальше Ричард не слышал и очнулся от резкого удара по лицу.
- Дикон! Дикон, поклянись, что ничего с собой не сделаешь! Слышишь меня?!
Кажется, он поклялся, но Робер ему не поверил. Слуга спал, а Ричард набрасывал торопливые строчки. О своей тупости, просто непроходимой тупости и подлости. О том, что едет обратно в Талиг и встанет перед Алвой на колени, потому что нет места на земле клятвопреступнику. Писал, что никого ни в чем не винит, и просит прощения, убегая от родных людей как вор. А еще он просил Робера написать матушке. По дороге Дикон узнал об отъезде Первого Маршала и фельпском разгроме. Не нужно было возвращаться в Олларию и это было проще - лучше умереть вдали от дома, не так жалко. А еще Дик обнаружил, что забыл оставить письмо, и оно так и пролежало в седельной сумке, в которую юноша торопливо запихал свои вещи, полдороги. Юный герцог переложил листок бумаги в карман порядком потрепанного камзола.
***
Палаццо Сирен было очень красивым, оказывается, в Фельпе умеют строить. Но какая разница! Ему не удастся полюбоваться на местные красоты. Дику было немного жаль, что по пути в город он не увидел моря. Ведь он его никогда не видел прежде, а теперь уже не насмотрится…
У входа стоял неизбежный охранник. Он выслушал Дика, только вот сам юноша себя уже не слышал - в ушах звенело как от хорошего удара по голове. Через минуту на крыльцо вышел Тапо Монтойя. Начальник герцогского эскорта долго смотрел на юношу, а потом кивком головы пригласил его в приемную. На пороге Дик оглянулся - очень может быть, что он видит закат в последний раз. Солнце спускалось на город, в воздухе пахло южными цветами, убегающая жизнь отсчитывала секунды.
Ричард и Тапо миновали анфиладу комнат. Офицер остановился, не дойдя несколько шагов до высокой двери со сложным орнаментом.
- Это кабинет монсеньора. Я вас здесь оставлю, но… герцог Окделл, я бы не советовал вам дожидаться соберано.
- Почему? - немеющими губами спросил Дик.
- Я и так сказал больше, чем мог. Несколько дней назад при абордаже убили порученца герцога, а виконта Валме тяжело ранили. Конечно, битва в заливе принесла победу, только… Впрочем, не мое это дело.
Тапо отпер дверь, зажег свечи и вышел. Дикон примостился на широкую кушетку с неожиданно яркими, пышными подушками. Странно, ведь Ворон не любит позолоты и финтифлюшек. Алва сильно не в духе, возможно в ярости. Кэналлийцы знают своего соберано, Тапо не стал бы предупреждать зря. Ну и пусть! Пусть говорят, что хотят. Он дождется и получит свое.
Дик совершенно по-плебейски засунул руки в карманы и упрямо нахохлившись, принялся ждать.
Ждать пришлось долго. Сколько прошло времени, Ричард не знал. Свечи почти догорели, а отдернуть портьеру и выглянуть на улицу юноша почему то не мог. Он то проваливался в зыбкий сон, то просыпался как от внезапного толчка, но герцога все не было, и на смену страху пришла усталая безнадежность. Наконец дверь распахнулась.
Алва стоял на пороге, и прищурившись смотрел на бывшего оруженосца. Бывшего, ведь присяги больше не существует. Только увидев эра, Дик совершенно отчетливо понял: они чужие, их ничто теперь не связывает, только старая кровь. Кровь Алана и Рамиро, кровь Эгмонта. И все же Дикон вскочил на ноги и склонил голову. Рокэ, не ответив на приветствие, прошел мимо Дика к столу. На блестящую поверхность полетели перчатки и шляпа, тяжело стукнула перевязь с оружием. Ричард выдохнул сквозь зубы - значит, не убьет. Иначе б маршал не стал тянуть.
- Вы настолько глупы, что решили повторить свой подвиг? Или эр Август, наконец, впал в старческий маразм? - голос Ворона был глухим и тихим, будто сорванным.
- Я не видел графа Штанцлера…
Алва оборвал Ричарда небрежным движением руки.
- Мне безразлично, кого вы видели, а кого нет. Убирайтесь.
- Эр Рокэ… я только хотел… сказать, объяснить. Помните… Фрамбуа…
Плохо понимая, что делает Дик рванулся к Алве и замер в шаге от него. Теперь он хорошо видел лицо маршала - усталое и злое. Дикон собрался с духом, чтобы продолжить, но Рокэ засмеялся - прямо-таки расхохотался во весь голос:
- Ах, вот оно что… Признавайтесь, это ваша собственная идея? Август вряд ли решится на подобное еще раз.
- Я вас не понимаю, монсеньор, - пусть только прекратит смеяться! Лучше крик, даже пощечина, чем этот смех, презрительный, режущий как стекло.
- Ну, раз вы так этого хотите, отлично! Раздевайтесь.
Дику показалось, что он ослышался, но маршал был серьезен. Смертельно серьезен.
- Смелее. Великая Талигойя и дело Раканов требуют жертв.
Ричард отступил назад, вернее, едва не свалился на пол, потому что ноги внезапно подогнулись. Ворон протянул руку, схватил юношу за плечо, и Ричард чуть не заорал от боли. Алва с силой рванул пуговицы камзола, ткань треснула и Дик остался в одной рубашке. В глазах Рокэ танцевали бешеные искры, а рот кривился в усмешке. Дикон попытался вывернуться, но лучше бы он этого не делал. От резкого удара по лицу закружилась голова, и Дик очутился на той самой кушетке, на которой провел жуткие часы ожидания. Несколькими резкими движениями Алва сорвал с оруженосца сорочку, бриджи, белье. Ричарда трясло от ужаса, надушенная, раззолоченная подушка, в которую он уткнулся лицом, грозила его задушить, но повернуться без приказа он не смел. А Рокэ делал невозможные вещи, немыслимые!..
Дикон почувствовал жесткие ладони на своих ягодицах - руки терзали и мяли кожу, будто нарочно стараясь причинить боль.
- До порученца гайифского генерала вам далеко, конечно, но все же весьма аппетитно, - Ворон даже с бакранкой так не разговаривал. Ох, какой же ты дурак, Ричард Окделл, вспомни, что рассказывала Катарина! Что ты видел своими глазами. Алве все нужно втоптать в грязь - ему так легче! Неправда, это же неправда! Было и по-другому. Было! Но ты сам все сломал… Дик вцепился зубами в подушку. В глазах закипели слезы.
Зашуршала ткань, Ворон снял колет и рубашку. Щелкнула пряжка на ремне, и Дикон невольно вздрогнул.
- Дернешься - сломаю шею, - светским тоном сообщил Алва.
- Вы не посмеете, - Дик все цеплялся за какие-то правила, прекрасно понимая, что для маршала они не значат ровно ничего, а он сам загнал себя в ловушку.
- Посмею. Открой рот.
Снятые кольца полетели на ковер, а Рокэ сунул к губам Дика сжатые пальцы. Чего он хочет? Дик зажмурил глаза и приоткрыл рот. И понял… Чувствуя, как в нем самом что-то просыпается, он ласкал языком и губами тонкие пальцы, представляя совсем другое… Это было бы просто странно, не будь ему так страшно! Когда Алва положил влажную ладонь юноше на ягодицы, проникая внутрь, Дик вскрикнул - больше от стыда, чем от боли. Рокэ тихо засмеялся, к одному пальцу добавился второй.
- Встань на колени, - отрывисто приказал маршал. И в подтверждение своих слов просунул собственное колено между судорожно сжатых ног. Дикон подчинился, сейчас он выполнил бы любой приказ. Сердце сжималось, словно в бою, руки дрожали, но все же ему удалось приподняться, опираясь на локти.
Растягивающая тяжесть, раздирающая боль, ощущение полной открытости, незащищенности - сорок чувств разом обрушились на Дика. Хриплое дыхание за спиной, собственный всхлип, жесткие ладони на ягодицах, на горящей плоти. Алва не торопился, а когда он вошел полностью, Дику уже было дурно. Щекочущие завитки волос в паху касались обнаженной кожи, Дикон забыл, что нужно дышать, а Рокэ вновь усмехнулся и выдохнул:
- Вот она, твоя Честь, Ричард Окделл.
Можно ли сделать еще хуже?! Оказывается, можно… Слова - безжалостные, справедливые - заставили сжаться все тело. Ворон коротко застонал.
- Да, так с тобой и надо было, - юноша сознавал, что заводит маршала еще сильней, но расслабить мышцы не мог. Алва начал двигаться, медленно, ему было явно трудно преодолевать сопротивление. Постыдная поза, терзающая боль, подступающее комом к горлу отчаянье заставили Дика позабыть об угрозе, и он сделал слабую попытку вырваться. Но даже собственное тело предало его. Тело, видно, знало само, что ему делать и когда Дикон чуть шевельнулся, что-то сместилось, сдвинулось, и юношу словно ударили - по болезненно-чувствительной точке в самой глубине. Дик ошеломленно вскрикнул, он просто не смог сдержаться, локти подломились, и он ткнулся лицом в подушку. Неужели… неужели такое бывает?! Сладкая мука все еще расходилась кругами, а Рокэ рывком перевернул Ричарда на спину. Ворон склонился над любовником, Дикон близко увидел его глаза - с расширенными зрачками, шальные, страшные. Рокэ опустил голову юноше на грудь, черные волосы коснулись подбородка, а губы маршала - темного соска. Ровно ничего не соображая, Дикон обхватил шею Алвы и притянул его к себе. Юношу била крупная дрожь, а голове вертелась ужасающая, кощунственная мысль - пусть так, но Рокэ с ним, они вместе.
Алва отстранился, ладони вновь легли на бедра - теперь мягко, нежно… поднял ноги Дика себе на плечи и вошел - сразу, до конца. Дик закрыл пылающее лицо руками, не в состоянии ничего с собой поделать. Боль чуть притихла, он заметался по постели, сам насаживаясь на твердую, горячую плоть. Ричард понял, зачем Рокэ заставил его изменить положение - теперь при каждом толчке та скрытая струна в его теле заставляла юношу вскрикивать и до крови кусать губы. Рокэ обхватил член юноши рукой, и Дику показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Он впился в лицо ногтями, выгнулся и замер, чувствуя собственное прорвавшееся наслаждение, ощущая, как сжимается все внутри и в него выплескивается семя...
Все кончилось. Дик хватал ртом воздух. За все сокровища мира, даже за корону, о которой никогда не мечтал, он бы не согласился бы сейчас взглянуть Ворону в глаза. Ноги сводило судорогой напряжения, тело было мокрым и непослушным. Что-то сломалось, перевернулось, лопнуло в его душе и юноше хотелось лишь одного - никогда не рождаться на свет.
- А теперь убирайтесь. Вы свое получили, надеюсь.
Не было сил спорить, просить, возражать… Алва встал с кровати, вытерся концом покрывала и застегнул ремень. Дик посмотрел на маршала сквозь пальцы. И неожиданно вспомнил, как Рокэ, Эмиль и он сам купались в какой то речке в Варасте, валялись на нагретом солнцем песке, и оруженосец тайком рассматривал своего эра и ловил ответные взгляды, в которых было... Что бы ни было, теперь уже не будет.
- Проваливайте, - заявил Ворон, зевнув с нарочитым пренебрежением.
Он встанет, встанет, чего бы ему это не стоило! Эр изнасиловал его, как портовую шлюху, обманувшую клиента, но Ричард Окделл не доставит врагу такого удовольствия - видеть его слабость. Изнасиловал? Под насильниками не кончают! Эта мысль была самой унизительной за всю жизнь Дика. Он попытался встать, но боль вонзилась между ног кинжалом и Ричард сцепил зубы. Сделать шаг оказалось совершенно невозможным, колени дрожали, подламывались, по лбу потекла струйка пота. Дика тошнило, голова кружилась и, кажется, ему до сих пор не хватало воздуха. Неужели проклятая болезнь вернулась? Создатель, Леворукий, только не сейчас! Юноша, едва не сорвавшись на крик, наклонился и подобрал с пола штаны. Мельком взглянул на свое тело, ожидая увидеть кровь, но крови не было, а внутри все горело огнем. Стараясь не морщиться, Дикон натянул бриджи.
- Вы еще здесь? Быстрее, - если б статуи изо льда умели разговаривать, у них был бы такой голос. Алва поднял с ковра камзол Дика, и швырнул одежду юноше. Из кармана выпало что-то белое - письмо! Письмо, которое он так и не отправил Роберу Эпинэ, а в нем… Если Алва увидит листок, останется только попытаться пристрелить его, благо, пистолеты лежат совсем близко. Ричард попробовал дотянуться до валявшегося на полу письма, ноги не выдержали, и яркий ковер вдруг прыгнул к глазам. Боль, казалось, разорвала внутренности, но Дик перевернулся на живот и протянул руку. Алва оказался быстрее, листок выдернулся прямо из непослушных пальцев. Неистовая ярость рванула грудь, словно в тисках сжала сердце. В горле хрипело, сипело, каждый вздох требовал усилий, но Дик заорал, не помня себя от злости:
- Не трогайте! Это мое!
Алва, не удостоив оруженосца ни ответом, ни взглядом, развернул листок и принялся читать. Вот и все… Дик ударил кулаком по ковру, проклиная себя за слабость - он не сможет встать, какой прок от оружия!.. Он ждал потока издевок и оскорблений, а лицо Рокэ менялось с каждой прочитанной строчкой, сжимались губы, забилась жилка на виске… Наконец, Алва поднял голову. Статуя! Проклятая, каменная статуя, живут лишь глаза - огромные, враз потемневшие…
- Дикон…
Рокэ в мгновение ока оказался рядом с юношей, Дику только это и надо было. Размахнувшись, он что есть силы ударил Алву в лицо. Тот дернулся, из разбитой губы потекла кровь, но Ворон продолжал смотреть на Ричарда, словно вообще не понял, что произошло. Неожиданная победа подхлестнула сжавшуюся клубком ненависть, и Дикон попытался приподняться, чтобы ударить половчей.
- Мерзавец… я тебя убью! Всеми святыми клянусь, убью!..
Сейчас Дикон верил в то, что говорил, ему казалось, что он орет в полный голос, но голос пропал, его сожрала детская болезнь, наследница сырых надорских залов. Юноша не знал, что уже хрипит, что лицо побагровело, и по щекам катятся злые слезы. Алва вдруг очнулся, схватил Дика за плечи, опрокидывая на пол:
- Прекрати! Я позову врача.
Тварь! Притворяется, что хочет помочь… не нужно ему помощи, ничего не нужно, дрянь проклятая, отродье предателя! Руки юноши попали в железный капкан, из хватки маршала не вырвешься, но зубы ему на что?! Дик изловчился и вцепился зубами в тонкое запястье, сжал челюсти, в рот потекло что-то теплое. Кровь!.. Так тебе!..
Алва не выдернул кисть, не разжал руки, не ударил и даже не вздрогнул.
- Тапо!
Торопливые шаги за дверью, сейчас кэналлиец поможет господину и Ричарду уже не удастся отомстить. Юноша забился в руках Алвы, задыхаясь, почти теряя сознание.
- Зови врача! И окна открой! Живо!
- Лекаря в кабинет монсеньора! - заорал начальник эскорта. Дальше Дик уже не слышал, темная пелена легла на глаза, но зубы он так и не разжал…
…Дикон стоял на каменной балюстраде. А внизу по камням мчалась багровая река - она звала с собой и отталкивала ужасом перед бездной. Где-то очень близко полыхал пожар. Страшно! Жутко за себя, жутко потому, что ты такой, какой есть, и что-то в тебе самом толкает камни в пропасть, навстречу живым, трепещущим телам… А они хотят жить, очень хотят! И ты хочешь. Теплые, сильные руки ложатся на плечи. Рокэ... Ладонь ерошит волосы, губы касаются виска. Как хорошо… пусть он только не уходит, не отворачивается.
- Не смотри. Просто не обращай внимания, Дик, и все пройдет.
Он не будет смотреть, но пусть эр тоже отойдет от этой пропасти, ведь если с ним что-нибудь случится, зачем спасаться самому?
- Монсеньор, разве вы не знали, что у вашего оруженосца бывают приступы удушья?
Незнакомый старческий голос, запах каких-то трав, что-то мягкое под головой, и ладони на плечах - не давят, не делают больно. Просто держат - держат на краю пропасти.
- Не знал, - в голосе Рокэ злость и боль. Безнадежная, усталая боль. Да полно, если Ричард Окделл еще на этом свете, то Первому маршалу Талига не бывает больно. Никогда!
- Ричард казался очень здоровым.
-Молодой человек в целом здоров, но при таком приступе можно умереть. Герцог, ему нельзя переохлаждаться, и главное, волноваться. Совсем нельзя. Тогда болезнь отступит.
- Кажется, я уже сказал, что не замечал за ним такого. Делайте свое дело молча, мэтр.
- Один раз было, соберано. Помните, в Варасте? Когда казнили бириссцев, - и Тапо Монтойя здесь. Кто еще? Кто еще видит его позор?! Нужно встать!
- Ради Леворукого, Дикон, не шевелись, - Рокэ слегка нажимает на плечи, ладонь ложится на лоб, гладит, гладит… Святой Алан, что это с маршалом?! Нет, Ричард Окделл все-таки умер или спит, или сошел с ума.
- У тетки моей жены такое было, соберано, так она померла - задохнулась. А когда дор Рикардо с вами спорил перед казнью, я видел - он дышать не может, и покраснел весь, ну как сейчас. Я хотел тогда вам сказать, да вы заняты были.
- Заткнись, Тапо! Пойди, узнай, что там с маковой настойкой. Бегом!
- Мэтр, когда Ричард уснет, вы его осмотрите, - Рокэ откидывает одеяло с ног Дика, и юноша сжимается, вздрагивает от внутренней боли, - Понятно, что я хочу сказать?
- П-понятно, м-монсеньор.
- А если вы потом распустите язык, я его вам отрежу.
Алва отнимает ладонь от лица Дика, тянется куда-то. Звон монет, подавленный возглас лекаря.
- Молчать выгодней, не правда ли?
- Я все сделаю, не сомневайтесь! И буду молчать. Но на первый взгляд, серьезных повреждений нет. Разрывов не видно…
- Соберано, вот настойка, - Тапо вернулся, сейчас он выпьет этой гадости и уснет. А лекарь станет его осматривать! Ну уж нет!
- Дикон, мальчик… тихо. Лежи смирно, - Рокэ шепчет ему прямо в ухо, пахнущие вином волосы касаются лица, и хочется поймать жесткие пряди губами. Это все-таки сон, а Дик очень не хочет просыпаться. Если в этом сне эр так разговаривает с ним, он хочет спать вечно.
Холодные края чашки, глоток, другой… ласковые пальцы, хриплый шепот и темнота
***
Дикон протер заспанные глаза и огляделся. Освещенная свечами комната казалась огромной, потолок терялся в причудливых тенях. Юноша лежал на боку, лицом к двери со знакомым орнаментом. Широкая кровать, серебристая ткань полога, белоснежные простыни…
На стене резвилось странное существо - не птица, не рыба, не женщина. Пышногрудая, ветреная красотка, и кажется, вот-вот подмигнет. Ричард решил сесть, движение отозвалось слабой болью в глубине теле. Даже не боль, скорее неудобство. И тут Дик вспомнил все. Он в палаццо Сирен! Где Рокэ?!
Юноша, стараясь подавить постыдную панику, опустил ноги на роскошный серый ковер. Закатные твари, что теперь с ним будет? Алва его все-таки убьет? Или оставит жить и мучаться от стыда? Иди знай, что хуже. Дверь открылась, и Дикон увидел своего мучителя. Рокэ быстро подошел к кровати, не говоря ни слова, потрогал оруженосцу лоб. Стоять совершенно голым было стыдно, еще стыднее ощущать собственную беспомощность. Хотя Дик чувствовал себя на удивление хорошо, особенно после того, что с ним случилось, - голова не болела, дышать было легко, только очень хотелось есть, - он сомневался, что сможет уехать прямо сейчас.
- Эр Рокэ, - Ричард откашлялся, и постаравшись говорить как можно спокойней, продолжил, - я могу взять свою одежду?
- Она тебе пока не понадобится, - маршал выглядел довольно паршиво. Так, словно не спал несколько суток подряд. Может, так оно и есть? В конце концов, в Фельпе идет война. За распахнутым окном было темно, тихо и жарко.
Ричард сглотнул:
- Ночь еще не кончилась?
- Кончилась. А потом снова началась, - усмехнулся Алва, - ты проспал два дня. Скоро утро третьего. Хочешь помыться?
Вымыться Дику хотелось очень, но… Они стоят и разговаривают, будто ничего не случилось! Как будто не было ни издевательств, ни драки, ни разрывающей тело плоти, а потом долгих, сладких судорог… Ворон больше его не гонит? А сам-то он хочет уйти? Ответов не находилось, но маршалу они, видимо, нужны не были. Он быстро подхватил Дикона под локоть и куда-то повел. Как оказалось - в ванную комнату. Ванна была великолепной! Просторная, теплая, светлая - почти такая же, как в Олларии. Дик застыл на пороге, думая, что помогать себе не позволит. Ворон вновь хмыкнул:
- Справишься? Если нет - позовешь. Я не стану закрывать дверь. И Дикон… без глупостей.
Алва вышел, а Ричард огляделся и взялся за большой кувшин. Какие здесь можно натворить глупости? Да какие угодно! После того, что произошло, Рокэ вправе подозревать его во всех грехах. А сам маршал!.. Святой Алан, Рокэ, верно, так издевается, не может же он?.. Что не может? Не может так обращаться с ним, после всего! Создатель… ну что же это?! Как же ему теперь…
Поняв, что окончательно запутался, Ричард решительно тряхнул головой. Алва не имеет привычки тянуть ни с расправой, ни с милостью, и самое важное - он не будет лгать. Не эр Август! Воспоминание о Штанцлере вызвало смешок - толкая герцога Окделла на убийство сюзерена, кансильер и представить себе не мог, чем все это закончится. Вот и пусть подавится, с неожиданно вспыхнувшей злобой подумал Дикон и принялся намыливать губку.
Вымывшись, Ричард огляделся в поисках хоть какой-нибудь одежды. Взгляд зацепился за висевший на посеребренном крючке знакомый халат - черный, с бархатной оторочкой, с морисским поясом, а не золотоземельскими пуговицами. И тут до Дика дошло - двое суток он проспал в спальне герцога! А Рокэ, наверное, и не ложился. Почему? Сжимая в руках мягкую ткань, юноша пытался решить загадку. Ничего не выходило, хоть тресни!
Так и не поняв, как он должен держаться и что говорить, Дикон завязал потуже пояс, и выскользнул из ванной. На низком столе стоял поднос - холодное мясо, закуски, фрукты и белое вино. Стол был сервирован на одного человека, значит, маршал уже поел. Хозяин спальни обнаружился на собственной кровати - Рокэ лежал ничком, уткнувшись лицом в сложенные на подушке руки, белая батистовая сорочка закрывала ноги едва до середины бедер… Сильные, стройные ноги… слегка прикрытые тканью полукружья… Ричард вздохнул, вспышка злости - на себя, на маршала, на дурацкую судьбу - куда то делась.
- Прекрати меня разглядывать и приступай к трапезе, - черноволосый затылок слегка приподнялся, - вино здесь хорошее.
Ну что ж… Ричард взялся за приборы. В конце концов, он жутко проголодался, а поговорят они потом. Непрошеное воспоминание ударило внезапно и в глазах защипало.
…Палатка Дика не пережила встречи с редким в Варасте шквальным ветром. Как шутили солдаты, ветер не донесет до Барсовых Врат сведений о врагах, но самим талигойцам жизнь попортит. И верно - люди ловили лошадей, чинили порванные полотнища. Почему-то палатку герцога Окделла штопали очень долго, и ему пришлось перебраться в жилище Первого маршала Талига. Несколько дней они спали на узкой походной кушетке, настолько заваленной одеялами, что даже ножек было не видно. Они оба так выматывались за день, что засыпали почти сразу - иногда прямо в одежде и всегда прилично выпившие. Дика среди ночи будило похмелье, он пил воду, и ложился снова, прижимаясь к спине Рокэ, вдыхая привычный запах. В эти секунды он думал - пусть его палатку не починят никогда. А днем вновь съеживался от резких слов, от тяжелых мыслей. Он перестал ненавидеть и еще не начал любить, а время бежало стремительно и неумолимо, разбивая на осколки прежнюю веру и не давая новой.
Эмиль Савиньяк еле стоял на ногах, цепляясь за деревянную подпорку, и смеялся над ними:
- Смотри, Дикон, Рокэ спросонья забудет, что родственница губернатора осталась в Тронко. Так вот однажды проснешься - и прощай невинность!
- Эр Эмиль!.. Ну какая там невинность, что вы, право…
- Не обращай внимания, Дик. Его эр был поборником старых традиций, даром, что в реестре знатных фамилий значился ординаром. Эмиль, ты желаешь моему оруженосцу твоих пикантных страданий?
- Положим, мой эр на меня самого не покушался, но уж традиции чтил просто до неприличия!
- Традиции? Какие традиции? - краска заливает лицо. Они над ним смеются! Нет, они подшучивают друг над другом, и пусть, зато сейчас он не один.
- Да будет тебе известно, Ричард Окделл! Хотя, по правде сказать, это ты мне должен объяснять. Кто из нас потомок святого мстителя за Талигойю? Так вот, во времена Раканов оруженосец был обязан спать в ногах господина, или рядом с кроватью - на полу.
- Эр Рокэ, а если господин приводил женщину?
- А вот тут и начиналось самое интересное! Если это не законная супруга, то сюзерен мог поделиться дамой с оруженосцем. Сколько из-за этого возникало драм, Барботту бы в те времена!
- Рокэ, не вспоминай про Барботту, меня и без того тошнит! Кажется, последние две бутылки были лишними…
- Эмилю достался сюзерен, который агарисскую компанию ненавидел, но традиции соблюдал свято. У него была премилая привычка: как только дама ему надоедала, он спихивал ее оруженосцу.
- Скажу тебе, Дикон, вкус у моего эра был отвратительный. Бррр! Как вспомню!..
- Эр Рокэ, эр Эмиль, вы все врете, да?
- А дуэль не хочешь, Ричард? Помнится, сегодня твои успехи были не блестящими. Какое уж тут вранье, когда весь мой полк хохотал над слезными письмами Савинька-младшего?
- А ты их всем читал?! Да как ты мог? Нет, мы будем драться, герцог Алва!
Эмиль в притворном гневе хватается за шпагу, а Дикон смеется и ловит внимательный синий взгляд.
- Скажи еще, что ты старался не для публики.
Пошатываясь и все еще хохоча, кавалерист выходит из палатки, Алва падает на ворох одеял.
- Не бойся, Дик. Я не заставлю тебя никого ублажать.
Неровный свет фонаря, звон мошкары, ночные шорохи… Ричард осторожно ложится рядом с маршалом, стараясь ненароком его не коснуться… Почему то сейчас кажется - дотронься и случится что-то страшное. Что-то рухнет, изменится навсегда.
Ричард вынырнул из счастливого воспоминания. Тогда он назвал бы сумасшедшим любого, посмевшего заявить, что герцог Окделл счастлив. Как он был глуп! Вот теперь все изменилось. Не перечеркнешь, не забудешь. Ни яд в бокале, ни нарушенную клятву, ни насилие… И не запретишь себе пялиться на Рокэ!..
Ричард отложил салфетку в сторону. Ну вот, он поел, и что теперь? Может, маршал уже спит? Дикон стараясь двигаться как можно тише, подошел к кровати и сел на пол. Взять подушку и пристроиться тут. Но спать совершенно не хотелось.
- Решил примерить традиции Людей Чести? Будешь спать на полу, и таскать за мной меч Раканов? Уверяю тебя, носить его крайне неприятно.
Алва тоже помнит! Все помнит…
- Не дури, Дикон, - Рокэ не поднимает голову от подушки, - гаси свечи, и полезай в постель.
Дик закусил губу. Страшно было не подчиниться и еще страшнее - сделать то, что требует маршал. Повинуясь внезапному порыву, юноша не стал гасить несколько свечей: остаться в полной темноте наедине с этим человеком и собственными страхами и желаниями было бы невыносимо. Ричард улегся поверх одеяла и притих, сознавая, что не в состоянии сейчас ни заснуть, ни даже просто прикрыть глаза. Стараясь не дышать, он уперся взглядом в обнаженную шею под вороными прядями.
- Если хочешь что-то сказать - скажи. Хочешь послать меня к кошкам - доставь себе такое удовольствие. Делай, что хочешь, Дикон, - Рокэ по-прежнему обращался не к оруженосцу, а к подушке. Делать, что хочешь?
Зажмурившись, словно прыгнув с разбега в холодную воду, Ричард придвинулся к маршалу и обнял его, чувствуя, как мгновенно напряглись мускулы под батистовой сорочкой. Ворон резко обернулся. Сердце Дика заколотилось, а потом пропустило удар.
Юноша не понял, когда их губы встретились, он вообще забыл обо всем, кроме жуткого ощущения падения в бездну. Страшную, манящую, запретную и желанную. Чужие губы не спешили. Рокэ легко провел языком по верхней губе Дикона, чуть сжал зубами кожу, раскрывая податливый рот. В паху все окаменело, юношу начало трясти, а настойчивые губы продолжали проникновение, и Дикон вдруг решился. Он поднял руки и стиснул их на спине маршала, понимая, что от такого объятия могут остаться синяки. Ему хотелось сделать Рокэ больно, может быть, потому что Дикон знал - если Алва сейчас остановится, то он или разревется или совершит убийство. Юноша ответил на поцелуй - как сумел. Ворон усмехнулся и распахнул полы халата по всей длине. Дика затрясло уже просто отчаянно, но рук он не разжал и еще жестче впился в чужой рот. Губы перебрались на горло, прижались к ямке над ключицей, а пальцы дотронулись до соска - обрисовали контур, а потом принялись перекатывать бугорок между жестких подушечек. Ричард беспомощно ахнул.
Алва ласкал его - покрывая поцелуями плечи, грудь, живот, пальцы маршала теребили соски, а Дикон лишь вздрагивал - в голове не было ни единой мысли. Наконец, ладонь спустилась вниз и накрыла мошонку. Ричарда подбросило на кровати - картина насилия в мгновение ока встала перед глазами, он ненавидел себя за страх, но ничего не мог с собой поделать.
- Эр Рокэ! Не надо!
- Тише… больно не будет. Будет хорошо. Обещаю.
Ворон всегда выполняет то, что обещал. Дик заставил себя лежать смирно, Алва вновь приник к его рту, теперь проникая в него настойчиво и властно. Их языки сплетались, а рука Рокэ слегка сжала мошонку, оттягивая кожу, потом перебралась к основанию плоти, мышцы судорожно сжались, тугое кольцо чужих пальцев вызвало боль из небытия.
- Тише, - повторил Алва и, оторвавшись ото рта Дика, скользнул вниз. От неожиданности Ричард выругался - в голос. Закатные твари, как Алва может делать такое?! Даже Марианна этого не делала! Сколько нужно заплатить женщине за то, что мужчина сделал добровольно?!
Влажные губы на собственной плоти, испарившаяся боль, острое желание толкнуться вперед, в глубину чужого рта…
- Пора выбираться из надорского леса, юноша, - Алва тихо засмеялся и продолжил свое занятие. Маршал придерживал оруженосца за бедра, нажимая все сильней, другая рука ласкала пах, а Ричард вцепился в простыни. Ох, Леворукий и все твари его!.. Губы скользили по головке и ниже, добираясь до самого основания, каждый раз задевая чувствительную кожу на самом верху его плоти. В глазах завертелись алые искры, тело перестало ощущать свой вес, а пах налился невыносимой тяжестью.
- Я сейчас… ох, сейчас…
В ускользающем разуме мелькнула мысль - маршал поймет и отстранится, но Рокэ лишь сжал губы сильнее, пуская в свой рот еще глубже, рука стиснула ягодицу юноши. Все!.. Он больше не может!.. Ричард кончил, содрогаясь от макушки до пяток, шепча что-то безумное, а Рокэ проглотил все до капли, и когда семя иссякло, он продолжал ласкать мошонку, продлевая наслаждение.
Маршал лег на подушки, опираясь на локоть, он с усмешкой разглядывал оруженосца. В синих глазах было удивление, будто он видел юношу впервые, и еще что-то… легкое, как весенний ветер и жаркое, как ночной костер. Дику очень хотелось прижаться к Алве, сказать, спросить, но юноша был весь мокрый, да и голос сел, поэтому он просто вытянулся на постели, стараясь расслабиться. Отдышавшись, Ричард приоткрыл глаза и уперся взглядом в пах маршала. Решение созрело мгновенно - Дикон постарался выбросить из головы все тягостные мысли, все сомнения и просто положил руку на бедро Рокэ.
- Это необязательно, Дикон.
Юноша упрямо сдвинул брови:
- Я так хочу.
- Ну что ж, действуй, - лениво протянул эр и повернулся на спину.
Будь Ричард пьян, было бы легче… Сколько раз он представлял себе это!.. Не признаваясь, не умея назвать свои мечты по имени. Поражаясь собственной храбрости, Дик слегка подтолкнул маршала, заставляя его лечь на бок, и задрав сорочку, приник губами к неожиданно нежной коже на пояснице. Ворон, вслепую нащупав руку оруженосца, прижал ее к своему паху. Не трусь! Просто делай то, что нравится тебе самому. Наслаждаясь тяжестью увеличивающейся под его пальцами плоти, Ричард целовал бедра Рокэ, захватывая губами кожу, благословляя свое решение оставить лишь несколько свечей. Скулы полыхали огнем, в груди рождалась мелкая дрожь, но пальцы жили сами по себе, подчиняясь руке Алвы.
Ладонь придавила затылок Ричарда, пальцы вцепились в пряди, как в гриву лошади, но боли не было! Рокэ вздрогнул всем телом - семя выплеснулось в сжатую ладонь Дика. Алва молчал. Молчал и потом, когда притянув оруженосца к себе, целовал глаза, скулы, губы, а Дикон доверчиво прижимался к нему, чувствуя, как из сердца уходит накопившийся яд. За последние месяцы не было минуты, чтобы Дику так легко и свободно дышалось, как сейчас, в эту странную ночь. Он не будет сейчас думать ни о чем плохом - ни о Штанцлере, ни о Робере и Их Высочествах, которые, наверняка решили, что герцог Окделл спятил. Он не будет вспоминать алый, гибельный блеск золотого кольца, забудет об унижении и мести. Он будет просто лежать, чувствуя, как Рокэ расслабляется в его руках и постепенно засыпает. Ворон, наверное, жутко устал и вымотался, раз позволяет себе заснуть вот так - рядом со своим убийцей. Алва, как всегда, будто подслушал мысли юноши и, засыпая, пробормотал:
- Если надумаешь меня убить, не буди, пожалуйста.
***
В дверь просунулась хитрая, улыбающаяся физиономия.
- Луис! Заходи, я не сплю.
Сказать по правде, Ричард проснулся с полчаса назад и долго сидел на краю огромной постели, рассматривая смятые подушки, трогая припухшие губы. И теперь он был рад вдвойне: появление Луиса, который нравился Дику больше других кэналлийцев, вернуло юношу к насущным делам. Симпатия к бывшему пажу, ныне, судя по черной форме и короткой сабле на бедре, служащему в кэналлийском эскорте, объяснялась просто. Луис был на пару лет младше Дика и, может быть, по этой причине всегда разговаривал с оруженосцем соберано приветливей остальных слуг. Кроме того, он явно ничего не знал ни о яде, ни о причине двухмесячного отсутствия герцога Окделла.
- Дор Рикардо, ваш шадди, - Луис придержал дверь ногой, и вместе с подносом ловко проскользнул в образовавшийся проем. Дикон невольно улыбнулся. Сейчас колокол в храме святой Мартины пробьет десять раз, на балконе особняка вдовствующей маркизы Фукиано появится тощая служанка, а оруженосец монсеньора начнет торопливо натягивать черно-синий колет, не беспокоясь ни о чем, серьезней завтрака. Но за окном не Оллария - Фельп. А Рокэ уехал, не разбудив оруженосца, не сказав, что он должен делать и должен ли что-либо вообще…
- Луис, я так рад тебя видеть, - улыбаться почему то расхотелось, но поговорить с кэналлийцем стоило. Нужно, в конце концов, узнать, что творится в Фельпе и каково военное положение. Едва ли герцогу понадобятся его услуги, иначе он не уехал бы вот так, но в курсе дел Ричард быть обязан. К счастью, Луис в подсказках не нуждался. Дождавшись пока Дикон выпьет шадди, он согрел воду для умывания, и помог господину привести себя в порядок. Все это время рот кэналлийца не закрывался - Дуксия, дуксы, слуги города, подрыв укреплений, фельдмаршал Капрас, Зоя Гастаки, бой в бухте, "ызарги", деблокада Фельпа, абордаж…
Позабыв о прошлых и грядущих горестях, юноша слушал, пока его собственная челюсть не пригрозила свалиться на пол. Вот это да!.. Ну почему он не приехал на полмесяца раньше?! Пропустить такое!..
- Погоди, - Ричард понял, что всю картину происшедшего в Фельпе он за один раз себе все равно не представит, но кое-что следовало выяснить немедленно, - ты сказал, монсеньор и его офицеры участвовали в морском сражении? Я слышал - порученец маршала погиб, и кто-то был ранен...
- Да, дор Рикардо. Господин Арамона очень храбро дрался, такой молодой… Пусть идет в Рассвет спокойно!
- Что ты сказал?!
Арамона?! Дикон не мог поверить своим ушам.
- Порученца соберано так звали, - Луис укоризненно посмотрел на Дика, видно, кэналлиец опасался, что не успеет выложить оруженосцу все новости, - Герард Арамона. Вы его знали, дор Рикардо?
Знал ли он сына Свина?! Достаточно того, что он очень хорошо знал его отца!
- А раненого зовут Марсель Валме. Виконт Валме, офицер для особых поручений при особе Первого маршала. Он уже поправляется.
Какой еще Валме? Да неужто тот самый завитой штафирка, покровитель Марианны? Навозник! Святой Алан, навозник! Рокэ верен себе! Милости для всякой швали, а для Людей Чести - оскорбления и издевательства. Маршал выкинул герцога Окделла из Талига и взял на службу сына свиньи и навозника. Неподражаемо!
Ричард со злостью швырнул Луису полотенце и выскочил из ванной. Сообразив, что на нем все еще маршальский халат, юноша рявкнул:
- Где моя одежда?!
- Соберано приказал сжечь вашу, хм, одежду, - бывший паж разглядывал Дика с присущей кэналлийцам развязностью.
Соберано приказал! Для него ничего не свято и ни что не указ! Да как он только посмел?! Как ему не было противно!.. Это же отвратительно, немыслимо…
В своем бешенстве Дик был не в состоянии додумать, что именно должно быть герцогу настолько отвратительным. Рот наполнился горечью. Алва раз за разом указывает Ричарду Окделлу его место. Его заменили, как надоевшую игрушку, заменили на Арамону. А он-то, дурак, был готов выть и по земле кататься!
- Дор Рикардо, - от радушия Луиса не осталось и следа, - порученец соберано храбро дрался. Он погиб, как герой. Так сказал соберано Рокэ. Здесь один адмирал есть - господин Джильди, так он просто плакал, когда господина Герарда хоронили. Хороший такой был... все книжки читал, из библиотеки не выходил. А соберано потом сам письмо написал матери господина Герарда. Кажется, она вдова. И еще велел отослать ей его вещи и письма. Ну, которые она сыну писала.
Дикон с размаху хлопнулся в кресло. Книжки читал, дрался храбро. И погиб.
- Он погиб при абордаже?
- Да, - коротко ответил кэналлиец и замолчал.
Закатные твари, сын Арамоны попал туда, где должен был находиться ты сам! На том корабле со смешным названием. "Ызарг"... абордаж, озверевшие люди, выстрелы, резня, крики. Мальчику, не нюхавшему пороху, там было не место. Ведь этот Герард младше самого Дика… кажется. Он не стоял на коленях на площади святого Фабиана, не клялся именем Создателя, своим именем и шпагой, что пойдет за сюзереном хоть в Закат, хоть на абордаж. Герард Арамона всего лишь хотел служить в гвардии. А прелестная девушка, его сестра? Она будет плакать по брату, как плакала бы Айрис, случись что-то с самим Диком. А мать порученца? Герарда в семье любили не то, что тебя! Рокэ сам написал вдове Арамоны письмо. Он не стал бы этого делать, если б эта женщина того не стоила. Твоя-то собственная мать за два года не написала тебе ни строчки! Герард Арамона не был обязан драться за монсеньора, но дрался и погиб, а Ричард Окделл предал и нарушил клятву. Да еще и таскался по дорогам, пока в Фельпе шла война.
- Луис, а хоть какую-нибудь одежду мне дадут?
Кэналлиец кивнул. Распахнув створки гардероба, он жестом показал на великолепный черный с золотом костюм.
- Я с утра съездил в лавку господина Перуччи, это лучший портной в Фельпе. По крайней мере, так считает виконт Валме. Соберано приказал найти вам что-нибудь из готового платья.
Стараясь не поднимать на бывшего пажа глаз, Дикон принялся торопливо одеваться. Он успел соскучиться по хорошей одежде, по удобным красивым вещам. Радоваться бы, но отчего-то было нестерпимо стыдно. Мало того, что он явился в палаццо Сирен в одежде нищего, так еще дал понять Луису, что герцог Окделл просто… свинством было так думать о погибшем человеке. И уж тем более, слуги не должны замечать господских обид.
Портупея со шпагой и отцовский кинжал за поясом немного приободрили Дикона. Может, война в Фельпе еще не закончилась? И Ричарду Окделлу еще удастся доказать, что он не предатель и не подстилка…
- Дор Рикардо, господин Марсель велел спросить вас, не согласитесь ли вы с ним позавтракать? Он слышал о вашем приезде, и ждет вас в своей комнате. Днем здесь никого не бывает, а виконту не хватает общества, - Луис вновь заулыбался. Все-таки хороший он парень, не то что Хуан.
Почему бы ни позавтракать с навозником? В конце концов, в Олларии приходилось пожимать им руки. И еще придется. Луис что-то говорил об армии гайифца Капраса, может быть, виконт Валме знает больше?
Ричард кивнул и направился к двери.
- Ох, простите, дор Рикардо! Соберано велел мне показать вам все пустые спальни в палаццо, чтобы вы, если захотите, выбрали себе подходящую.
Дикон с беспечной улыбкой повернулся к кэналлийцу:
- Спальня? Мне не нужна другая спальня, - Луис склонил голову, и пошел впереди Ричарда, показывая ему дорогу. И только миновав несколько галерей, юноша понял, что сорвалось у него с языка.
Марсель Валме изрядно похудел с их первой и последней встречи в доме Марианны. Навозник больше не щеголял завитыми кудрями, а голову почти полностью скрывала белая повязка. По части болтливости Валме оставил бывшего пажа далеко позади, но Ричард был ему за это благодарен. Дикон весь превратился в слух, не забывая поедать разносолы, которыми фельпцы потчевали гостей. Рассказы виконта были интересны, но юношу терзали неотвязные мысли, и временами он терял нить беседы. Рокэ никогда не терпел болтунов, зачем ему понадобился навозник, ни Леворукого не понимающий в военном деле? И такой же порученец? Где, собственно, сам герцог и как с ним разговаривать, когда он соизволит вспомнить об оруженосце? Ушедшая ночь, невозможные ласки, вороные пряди, рассыпавшиеся по груди юноши… Слишком страшно, чтобы поверить…
В середине завтрака виконт предложил называть его по имени, и сам обратился к юноше довольно фамильярно. Дикон лишь поджал губы. Откуда у Повелителя Ветров такая страсть к наглым выскочкам? Адуаны, Бонифаций, а теперь вот изволь терпеть общество поддельного виконта. Спору нет, Валме забавен, как морискилла и, наверное, храбр, раз получил серьезное ранение, но Ричард предпочел бы в качестве собеседника Курта Вейзеля. Бергеры не особо знатны, зато они не принимали из рук Олларов награбленное добро и ненастоящие титулы. Марсель Валме, впрочем, совершенно не обижался на нелюбезность гостя и продолжал сыпать анекдотами. Когда завтрак был съеден и Ричард уже решил откланяться, чтобы постараться отыскать Алву, в коридоре раздались уверенные шаги и звон оружия. Сердце Дикона подпрыгнуло к горлу и заколотилось. Только сам юноша не понял - от радости или от страха.
Вместе с герцогом в спальню раненого вошли двое мужчин в штатском, но с военной выправкой. Судя по загорелым лицам и покрою одежды, незнакомцы были местными жителями. Взглянуть на фельпцев было любопытно, но юноша, вскочив на ноги, уставился в пол.
- Марсель, не стоит брать пример с моего оруженосца. Он, в отличие от вас, совершенно здоров, - Алва держался как всегда - насмешливо и чуть холодновато, но от Дикона не укрылся быстрый внимательный взгляд, брошенный в его сторону.
- Господа, позвольте вам представить герцога Ричарда Окделла. Ричард, это капитан Луитжи Джильди и капитан Джузеппе Рангони, - Рокэ одним жестом удержал Марселя Валме в кровати и велел Дику подойти поближе.
Просто капитаны? Ах да, ведь в Фельпе нет аристократии, здесь правят лавочники! Кажется, в присутствии Алвы он тупеет. Впрочем, так было всегда. Дикону мучительно хотелось взглянуть на губы Рокэ, которые вчера ласкали его плоть, но он продолжал разглядывать ковер, надеясь, что у него хотя бы уши не красные.
Оба фельпца с приветливыми улыбками пожимали новому знакомому руки, а в их одинаково черных глазах юноша видел одно и то же выражение - удивление и любопытство. Да почему все здесь на него так пялятся?! Будто знают всю его нелепую и гнусную историю...
- Ричард! - в голосе Рокэ было заметное раздражение, словно оруженосец уже успел сделать нечто недозволенное. - Вы сейчас поедете с этими господами на верфи. Они вам кое-что покажут, вы все запишете, а вечером принесете мне отчет. Все ясно?
Святой Алан! Пусть Алва хоть ядом плюется, как те ызарги! Ворон дал ему поручение, наверняка важное, раз так торопит! Значит, все останется по-прежнему, Алва перечеркнул предательство. Ричард Окделл сделает то же самое, он все простит, все забудет! Только теперь Дикон понял, как отчаянно ему хотелось знать - для Рокэ он не просто игрушка, не мимолетная прихоть. Чувствовать себя нужным и равным!.. Сейчас Дику было наплевать, что в комнате полно чужих людей - он поднял голову и улыбнулся Ворону, но синий взгляд не смягчился. Ну и пусть, главное, они, наконец, все выяснили.
- Пойдемте, сударь, - они едут на верфи? Он увидит море, которое еще три дня назад казалось ему недоступной для предателя роскошью? Как же здорово!
В коридоре один из капитанов замешкался, вытряхивая из сапога камешек, и Дикон услышал за захлопнувшейся дверью:
- Рокэ, вы все-таки изверг. Молодой человек только что приехал, захворал в дороге, как мне сказали, а вы тут же начали его гонять! Мальчику нужно отдохнуть…
- Не волнуйтесь, Марсель. Вас я тоже буду гонять, как только вы встанете. Ну, а Ричард привык. Между прочим, этот молодой человек кавалер ордена "Талигойской звезды". И прежде, чем судить о его возрасте и здоровье, попробуйте скрестить с ним шпагу, виконт.
Голос Алвы был холоден и равнодушен, но Ричард мог бы поклясться, что услышал в нем нотку гордости.
***
Против ожидания, оба фельпских капитана оказались весьма вежливыми и интересными людьми. Встреть их Ричард при других обстоятельствах, он бы ни за что не догадался, что новые знакомые незнатного рода. До самого вечера юноша в обществе Джильди и Рангони бегал по палубам и мостикам, расположенным на головокружительной высоте, после чего моряки угостили его отменной рыбой и легким белым вином. В капитанской каюте было прохладно и весело, фельпцы сыпали морскими терминами, объясняя оруженосцу монсеньора, чем галера отличается от галеаса, и ни разу не задали ни одного неудобного вопроса. К вечеру Дикон настолько успокоился, что снизойдя к настойчивым просьбам капитанов, поделился с ними воспоминаниями о Дараме. Еще два месяца назад юноша бы не упустил возможности расписать собственные подвиги как можно более подробно, но теперь едва подыскивал слова. Он получил орден из рук Ворона, а потом предал… Но что ему оставалось делать? Джильди и Рангони хорошо - они могут просто радоваться жизни, им не понять, что это значит - когда тех, кого ты любишь, разделяет вековая ненависть. А от тебя требуют выбирать. Между смертью любимой женщины и других ни в чем неповинных - стариков, детей, женщин, - и смертью человека, который стал для тебя… Кто ему Рокэ Алва? Ричард не знал ответа.
Капитаны были очень деликатны - они не старались втянуть его в беседу. Как им здесь хорошо! Все просто и понятно - где друзья и где враги. Никто не лжет тебе в глаза, с сочувственной улыбкой кивая головой, хватаясь за сердце! Старый, больной человек, друг отца!.. Подлая гадина… Почему же Штанцлер все-таки не сделал для сына Эгмонта то, о чем говорил, не поступил как маршал фок Варзов, который просил Лучших Людей отпустить братьев Катершванц на границу? Ведь это было так просто! Только встать и сказать! Мысль была столь неожиданной, что Ричард едва не поперхнулся дорогим вином. Выходит, Штанцлеру зачем-то было нужно, чтобы его отправили домой с позором? Потому он так и злился, когда Рокэ впервые привел Дика ко двору и представил кардиналу, королю и королеве? План кансильера сорвался, и он придумал новый? Робер говорил, что Штанцлеру неудобен король Ракан так же, как и король Оллар. И уж вовсе кошмар ночей кансильера - регент Рокэ Алва. А герцог Окделл и будущий герцог Эпинэ - удобные пешки в этой игре. Слепые пешки. Их продают и покупают - за огромные деньги, за смерть, за кровь… Как все плохо, сложно, муторно…
Тут же прокляв себя за трусость, Дикон подумал - было б здорово родиться таким вот фельпским моряком. Всех забот - как бы галера не потонула. Эх…
Стараясь не давать поводов заподозрить его в невоспитанности, юноша вертел в руке бокал и смотрел на море - безбрежное, малахитово-золотое в этот предзакатный час. Волны тихо шлепают о борт, катятся дальше, к берегу. Море лечит душу от боли, от сомнений, смягчает острую тоску. Рокэ любит море. Глядя в спокойную ширь, Дикон понял - почему.
Когда Ричард вернулся в палаццо, на Фельп уже опускалась ночь. Маршал работал у себя в кабинете - оттуда слышались незнакомые мужские голоса. Ричард передал отчет о своей поездке на верфи дежурному офицеру - зайти в эту комнату и увидеть покрытую золоченым покрывалом кушетку было выше его сил. А куда ему идти, Дикон не знал. Мелькнула мысль направиться к виконту Валме и посидеть с ним - а там будь что будет, но Ричард тут же отмахнулся от этой идеи. Не хватало еще беспокоить по ночам выздоравливающего человека! Юноша побрел в спальню Ворона, приказал слугам открыть окна. Что скажет Рокэ, узнав, что оруженосец не соизволил перебраться в другую комнату? Бросит неповторимо презрительным тоном: "что вы здесь потеряли, юноша?"
Ричард взял бутылку "Вдовьей слезы" из роскошного буфета в роскошной же столовой, вернулся в апартаменты герцога, и устроился в кресле. Количество прозрачной жидкости в бутылке уменьшалось очень быстро, Дикон потихоньку пьянел. Если Рокэ его выгонит, если оттолкнет… Вчера Алва просто… сделал ошибку. Все их делают! Верно, он не хотел смерти оруженосца, поэтому испугался приступа и загладил свою вину. Ворон и раньше вдруг начинал вести себя с ним, как с человеком, переступал какую-то грань, позволял Дику стать ближе, а потом отталкивал, каждый раз все жестче. Дарама, Фрамбуа, Оллария, тот последний вечер... Странные песни, легкое прикосновение к волосам, юношеские стихи, прорвавшаяся откровенность. Как понять этого непостижимого человека?!
Дикон уткнулся лбом в колени. Алва играет, играет со своей смертью и жизнью, не вздумай вообразить себе иного! Ведь это так забавно - приручить волчонка и посмотреть, сможет ли он вновь тебя укусить, поднять руку на тебя - спящего! Перерезать кинжалом горло, которое покрывал поцелуями... Так было с Катари и, наверное, с Джастином Приддом. Для Рокэ не существует любви - есть лишь похоть и азарт, поэтому он раз за разом привязывает к себе людей, которые могут его лишь ненавидеть. Маршал не позволяет любить себя, а Дикону так хочется… глупый мальчишка! Разве раньше тебя не обманывали, не швыряли в костер, как хворост?! Рокэ знал о заговоре против него, о готовящемся убийстве! Не может быть, чтобы не знал, Ворон всегда настороже, всегда ждет удара. И позволил его нанести - а сам смеялся. Ох, как же он тогда смеялся, отбирая кинжал у своего убийцы! Пособнику Леворукого не доступны слезы, он всегда смеется, даже если сердце уже не выдерживает… Кто сказал так? Дидерих? Нет! Это Ричард придумал сам. Какая глупость.
Темно-зеленые глаза, чистые, прозрачные до самого дна. Набегает волна и открывает тайную бездну - жуткую, сумасшедшую. Глаза человека в черно-багровых одеждах, с мечом у пояса. Он стоит у кромки моря и улыбается. Как тогда, в Октавианскую ночь, в привидевшейся Дикону часовне. От улыбки человека хочется рыдать. Ричард знает - это существо опасно, опасно и притягательно, и ему нестерпимо больно. Только он не хочет, чтобы его жалели, и никогда не захочет. И существо улыбается, всегда улыбается, проклятой улыбкой Ворона. Дикон подходит ближе, преодолевая страх, и касается неожиданно теплого плеча под тонкой тканью. Человек в цветах Повелителя кошек слегка оборачивается, разжимает безупречные губы.
- Уйди, тебе здесь не место. Рядом со мной никому нет места, Ричард Окделл.
Не прогонишь, ты не прогонишь меня больше! Ричард протягивает руки... Что такое мимолетный страх по сравнению с одиночеством, с холодными ночами, с раздирающими сердце тварями? Леворукий - если это, конечно, он - не отшатывается. Он молчит, а сильные уверенные руки поднимаются к вороту колета, расстегивают пряжку. Горячие губы прижимаются к шее, целуют уголок рта…
- Эр Рокэ!..
- А кого ты ожидал увидеть? Не Чужого, надеюсь? - Алва сидит на подлокотнике кресла и улыбается. Улыбки не видно в кромешной темноте спальни, но Ричард уверен - Рокэ весело. Оруженосец напился и задремал - как всегда, пьянеет после пары бокалов, мальчишка!
- Эр Рокэ, я пойду, - Дикон пытается подняться, тело онемело от неудобной позы и плохо слушается. Алва неожиданно встает и подхватывает юношу подмышки. Прижимает к себе и начинает целовать - глаза, нос, скулы, куда придется.
- Никуда ты не пойдешь. Никуда не пойдешь больше! Понял меня?
Что такое с маршалом, как с ума сошел! Алва сдергивает с Дика колет и рубашку. Ладони гладят грудные мышцы, сжимают соски - сильно, почти больно. Дикон стонет, выгибаясь навстречу, а язык Рокэ входит в его рот, сладкая дрожь бежит по телу.
- Отвечай - ты понял?
Пусть только продолжает целовать, спаси меня Создатель! Ричард придушенно вскрикивает, когда ладонь Алвы сжимает его плоть и повисает на маршале, вцепившись двумя руками в его плечи.
- Я понял, - неизвестно, что он должен понять, но какая разница сейчас?
Возбуждение так сильно, что хватает нескольких движений тонких пальцев - вверх-вниз. И все. Дик хлопает глазами, а мрак не желает рассеиваться - дурман желания не отпускает, толкает к кровати, заставляет тянуть Рокэ за собой. Ричард садится на постель, слепо дергает ремень на бриджах стоящего перед ним человека, руки дрожат, но справиться удается. Дикон обхватывает напряженную плоть пальцами и раскрывает губы. Привкус морской соли, тонких благовоний, и еще чего-то… Темного, запретного, как запах человека, стоящего у кромки беснующейся воды. Чуть сжать губами нежную кожу, провести языком там, где есть маленькая впадинка - как просто. Алва дергается, будто его ударили, стискивает ладонь на плече. Острое ощущение своей власти и, вместе с тем, беспомощности. Подчиняться так сладко, так… естественно. Словно он всю жизнь этого хотел. Дик стягивает с Рокэ бриджи, пускает чужую плоть в глубину рта, до самого горла и обхватывает ягодицы ладонями, резко сжимая кожу. Мгновенный испуг, но Алва толкает бедра вперед, расставляет ноги шире. Дикон почти задыхается, но не отстраняется, а его любовник начинает двигаться. Вначале медленно, осторожно, потом ритм убыстряется и Дику кажется, что он сейчас кончит вновь, просто от ощущения набухшей плоти у него во рту. Жесткие пальцы обхватывают подбородок, заставляя выше поднять голову.
- Посмотри на меня, - в спальне очень темно, но маршал все видит, как кошка, - Ну же!
Ворон почти хрипит, а Ричард поднимает глаза. Раздвигает руками твердые полушария, дотрагивается до ложбинки между ними - семя бьет в небо, в распахнутую глотку. Собственный пах наливается тяжестью, влага на губах, бедра конвульсивно дергаются - нестерпимо хочется ощутить внутри себя... Ричард пугается своей мысли, а маршал встает на колени перед кроватью, стискивает плоть Дикона, губы касаются головки. Заорать бы от невозможного желания, но голос пропадает, и Ричард кончает второй раз - молча, до боли кусая губы.
Ворон поднялся на ноги, отошел к столу. Чиркнуло огниво. Ричард перевернулся на живот и с трудом сел. Рокэ поднял недопитую юношей бутылку вина, встряхнул ее и буркнул:
- Будешь? - Дик мотнул головой, а маршал пожал плечами и сделал глоток.
Нет, пить он больше не будет! И так допился до закатных тварей. В который раз в сумбурных снах он путает Рокэ и Леворукого? Кажется, впервые подобный бред приснился ему в Олларии. Или в Надоре? Неважно, но лучше не запоминать такие сны, они приносят беду.
- Как они мне надоели…
- Кто?
От неожиданности Дикон подскочил на кровати, а Рокэ кривовато улыбнулся:
- Дуксы, - доверительно сообщил эр и вновь приник к бутылке.
Дуксы? Ричард еще не видел зловредных правителей Фельпа, хотя слышал о них достаточно. Вот уж и впрямь - лавочники!
- Понимаешь, Дик, когда в пруду плавает много мелкой рыбешки, рыбаку легче справиться со своими обязанностями. Но эта суета меня начинает раздражать…
Ричард подтянул колени к груди и уткнулся в них подбородком. Рыба - мелкая и крупная… Люди похожи на рыб. Они пытаются вырваться из сетей, кто отважным рывком, кто - бесполезными трепыханиями. Но рыбаки всегда готовы закинуть невод…
- В Талиге такой суеты нет, - тихо пробормотал Дик. Вряд ли Рокэ нужен ответ оруженосца.
- Ты прав, в любезном отечестве крупных рыб гораздо больше, - Алва, казалось, задумался над словами Дикона - темные брови сошлись на переносице, - но вокруг каждой плавает неизбежная стая.
- Эр Рокэ, - если говорить, то сейчас. Запоздало радуясь тому, что "приятную" новость о сыне Арамоны он услышал от Луиса и не в присутствии Ворона, Дикон привстал на кровати. Может, не нужно?.. Но Ричард слишком хорошо помнил, как эр рассердился на него - впервые за все время их знакомства - и именно из-за Герарда.
- Я о вашем порученце… мне… я хочу сказать… о Герарде Арамоне, - Ричард отбросил колебания, и твердо произнес имя, которое резало ему язык, - мне очень жаль, что он погиб. Правда, жаль.
- Иногда погибают в первом же бою - такое случается. Нам с тобой повезло, ему - нет, - Алва отвернулся к столу, поставил бутылку. Дикон из-под ресниц разглядывал маршала, пытаясь понять, о чем тот думает. О погибшем порученце, о Дараме, о собственном первом бое? Или о десятках мальчишек, чей первый бой стал последним?
- Я давно привык, Дикон. Победа всегда стоит дорого. Иногда - слишком. Но битва в Деормидском заливе не тот случай. Только вот матерям этого не объяснишь, да не стоит и пытаться. Когда будешь писать такие письма, никогда не старайся сообщить, как тебе жаль. Это глупо выглядит. И подло.
- Почему подло? - неужели письмо Первого маршала не смягчит горе вдовы Арамоны?
- Потому что, отдавая приказ, ты уже знаешь, что люди погибнут. Подсчитываешь потери. Арифметика войны, Дикон, забавная штука…
Забавная? Алва часто произносил это слово. Но всегда ли ему было смешно и весело? Сейчас - точно нет. Тридцать шесть? В неверном свете свечей Рокэ казался юношей. Если не заглядывать ему в глаза.
- Эр Рокэ, - Дикон сглотнул, - пожалуйста… идите сюда.
Алва послушался. Медленно сел на край кровати.
- Можешь ответить на один вопрос? Когда у тебя случился первый приступ этой болезни?
Ричард ждал чего угодно, только не этого! Зачем Рокэ знать о недугах своего оруженосца? Хочет под этим предлогом от него отделаться? Глупости! Маршалу никогда не нужны предлоги и ложь из вежливости.
- Давно, - протянул Дикон, и замялся, - еще до… ну…
- До смерти твоего отца? До Ренквахи? - спокойно уточнил Алва.
- Да. Мы играли в Гербовой гостиной. Я и Нед, старший сын конюха. Я хорошо помню, даже странно. Матушка застала нас там и сильно наказала, - Ричард усмехнулся, - Мне-то ничего, а вот Неду здорово досталось.
- Постой, я не понял. За что она вас наказала? В доме были гости? Или вы разбили что-нибудь ценное?
- Нет. Но в Гербовой гостиной нельзя играть, эр Рокэ!
- Почему? - Ворон не понимает? Конечно, в его доме нигде нет гербов, только на воротах, да и то ужасно старые, но должен же он знать такие простые вещи!
- Там ведь гербы… А я такой дурак! Мне же нужно было знать, Неду-то простительно, а вот я... Но там стояло отцовское кресло, из него вышла замечательная крепость, - Дик вновь засмеялся, вспоминая, как они с Недом по очереди штурмовали "укрепления".
- Да! Я помню - из герцогских седалищ получаются отличные Агмары и Ноймары. В осаду какой крепости вы играли?
- В оборону Кабитэлы, - смутился Дик, но Алва только улыбнулся.
- Матушка зашла неожиданно, мы сильно испугались. Она так кричала… все слуги сбежались, и Эйвон тоже. То есть граф Ларак, он тогда у нас гостил. Матушка приказала отвести Неда на конюшню и дать ему плетей. А я… эр Рокэ, мне показалось несправедливым, что Неда накажут, да еще так больно - ведь кнут до костей сдирает мясо! Я ведь сам был виноват, понимаете, я… должен был заступиться!
Дик вдруг понял, что отчаянно волнуется. Что Рокэ сейчас про него подумает? Мало того, что господский сын притащил в Гербовую гостиную сына конюха, так еще и перечил из-за него герцогине, собственной матери! И не стесняется рассказывать о таком позоре своему сюзерену. Но прекратить рассказ Дикон отчего-то не мог. Обветшалая, огромная комната, запах сырости и пыли, сжавшие сердце злость, стыд и жалость… И матушка - белые от ярости губы и, что особенно страшно, - белые глаза. Как у мертвой крысы.
- Конечно, ты должен был заступиться. Что было дальше?
- Я поднял голос на мать, - тихо ответил Дикон и замер, - Она вышла из себя и имела право. Конечно, она была права! Но лучше б она приказала выпороть меня, а не Неда. Это было б справедливо.
- Но, разумеется, графа Горик не выпороли? - взгляд Рокэ вдруг стал внимательным и каким-то неприятным. Маршал обычно так смотрел на человека, которого собирался убить.
- Матушка отвела меня в часовню, - длинные коридоры встали перед глазами Дика. Герцогиня тащила его за руку, а он даже не пытался вырваться, так был напуган, - И велела оставаться там. А мне было очень страшно. Эр Рокэ…
Ричард вновь замолчал. Вот чего Рокэ никогда не поймет, так это детских страхов. Он, наверное, никогда не боялся призраков, чудовищ и сырых, промозглых углов, в которых прячется нечто жуткое.
- Ради Леворукого, Дикон, продолжай. Когда мне было шесть лет, старший брат напугал меня до полусмерти рассказом об изначальных тварях. Я месяц боялся входить в темные комнаты, - Алва улыбался. Значит, минуту назад Дику просто показалось, что Рокэ готов кого-то прикончить. Он, конечно, врет, вернее, шутит, но говорить стало проще.
…Ему было страшно, невыносимо страшно и холодно. Вначале он метался между алтарем и тяжелой дверью, от стены до стены. Потом свеча потухла. Дик боялся позвать кого-нибудь, ведь мать была права, и всякий, кто вытащит его из часовни, навлечет на себя гнев герцогини. А холод убивал, каждой минутой, каждым часом. Граф Горик старался не плакать, но потом сдался, и вскоре рыдал в голос, и кажется, пытался выломать дверь, но она не поддавалась. А потом пришло удушье. Он скреб пальцами ледяной каменный пол, рвал воротник, но ничего не помогало. Ричард не помнил, кто вызволил его из плена, но болезнь осталась с ним. Когда приступы стали повторяться, матушка с грозным видом выслушивала лекаря и говорила о каре Создателя, обрушивающейся на непослушных детей. Он оскорбил непочтением свою мать и свой род. А за это нужно платить. Платить!
Что ж, он заплатил... он не перечил больше. Матушка оказалась права - стало легче, приступы прекратились... ну, или почти прекратились...
- Дикон!
Рокэ схватил его за руку, и Ричард вынырнул из серой реки памяти. Как он мог забыться! Навспоминал сорок бочек, зачем это Ворону?
Алва дотронулся до подбородка юноши, провел пальцем по губам, и отняв руку, резко поднялся.
- Вернусь в Талиг, закажу лучшим скульпторам надгробный памятник герцогу Эгмонту Окделлу. В полный рост! Истинному талигойцу, отличному полководцу, мудрому политику, прекрасному супругу, заботливому отцу. От благодарного врага. Покойся с миром! Как тебе такая эпитафия?
Ричард не совсем понял, причем здесь его отец, но решил не обижаться. Прежде всего, потому, что Рокэ потянул на себя покрывало, укутал им голые плечи оруженосца и легко щелкнул его по носу.
- Спи. Мне еще нужно написать пару записок здешней мелкой рыбешке.
***
- Юноша, мне давно известно, что голова вам совершенно без надобности… вы не умеете ею пользоваться… но руки и ноги вам Штанцлер не ломал… Нет, все-таки придется вам менять герб. Бешеный бык подойдет больше!..
Дикон бросился за выбитой рапирой, а Рокэ засмеялся.
- В позицию, юноша.
Час назад Ричарду казалось, что ничего нет прекрасней прохладной свежести утра, но теперь мир сузился до тонкой стальной иглы в руке маршала, и до азартного желания продержаться хотя бы одну схватку. Дик подхватил рапиру и пошел вперед.
- Насколько ошибочна так называемая народная мудрость… говорят, что северянам хладнокровие свойственно от рождения. Глядя на вас, можно подумать, что вы мориск. Хотя ни разу не встречал такого медлительного мориска.
Кровь бросилась Дику в лицо, но Рокэ как-то очень подозрительно усмехнулся, и юноша вдруг сообразил: Алва нарочно выводит его из себя! Дикон призвал на помощь всю свою выдержку и начал атаку медленно и осторожно. Лучше считаться увальнем, чем бегать за шпагой еще раз!
- А вот топтаться не надо… противник не будет ждать, пока вы раскачаетесь. Выше острие!.. Выше!...
Совет явно запоздал. Ричард получил чувствительный удар по пальцам, и в следующее мгновение чужая гарда несильно стукнула его по губам. Юноша на секунду зажмурился. Будь дуэль настоящей, он остался б изуродованным на всю жизнь.
Дикон вздохнул, а Рокэ раздраженно скривился:
- Оружие ты не выронил, что мешало тебе ответить? Почтение перед сюзереном?
Дикон упрямо мотнул головой, и отступив на шаг, поднял клинок, показывая, что готов продолжать поединок. Рапиры со звоном столкнулись, Дик ушел в глухую оборону. Не злиться и не топтаться… Укол, поворот, переход… Сильно мешало сознание того, насколько поддается его противник. И все же… когда Ричарду удавалось продержаться хотя бы полминуты, сердце начинало петь от радости.
- Неплохо! Считай, что ты меня немного вымотал… Так - только в живот. Бей, не медли!..
Ричард ударил, и чудо чудное - защищенное наконечником острие почти коснулось черной рубашки. Дикон не позволил себе запрыгать от счастья, тут же приготовившись к бою. Вовремя, но зря - неуловимое движение и юноша вновь услышал обидный звон выпавшего клинка…
- Рокэ, вы жестокий учитель. Меня Рокслей так не дрессировал.
Марсель Валме стоял на краю фехтовальной площадки и улыбался. За дни, проведенные в палаццо Сирен, Ричард успел узнать, что виконт не любит рано вставать, а придворную "зубочистку" явно предпочитает боевой шпаге. Как ни странно, это не отталкивало. С виконтом было легко и приятно проводить время, и юноша был рад, что тот совершенно оправился от ран.
- Очевидно потому, что в ученики ему попался не герцог Окделл, - ответил Алва таким тоном, будто его заявление что-то объясняло.
- Знаете что… я тут постоял, посмотрел… Пожалуй, я не стану слишком рваться вызвать вашего оруженосца. Он ведь почти вас достал!
- Именно, - кивнул Рокэ, - так что жестокость становится таковой, лишь когда она бессмысленна.
Выходит, ему и впрямь удалось?! Не может быть, Рокэ нарочно… Валме окинул юношу почтительным взглядом:
- Кажется, я начинаю жалеть, что я не герцог Окделл.
- Зря, - лениво потянувшись, протянул Алва, - быть Человеком Чести в наше время весьма хлопотно.
Виконт пристально посмотрел на Ворона, и отчего-то Дику стало неуютно. Но Алва прав, ведь совсем недавно юноша и сам думал нечто подобное. Если вспомнить уроки мэтра Шабли, Люди Чести не выбирались из передряг, и смерть в своей постели в преклонном возрасте считалась в Великих Домах скорее исключением, чем правилом. Почему он никогда раньше об этом не думал? Отец погиб, не дожив до тридцати пяти, и братья Робера, братья Рокэ… Сияющим летним утром думать о смерти было странно. Смерти, караулящей за каждым углом…
- Рокэ, я прервал ваш урок, чтобы сообщить - пришла срочная почта. Из Талига.
- Что ж, пойдемте читать.
В кабинете герцога все осталось по-прежнему, только памятная кушетка куда-то пропала. Ее место заняли два массивных темно-зеленых кресла, в одно из которых плюхнулся Валме. Юноша тихо примостился в уголочке, молясь Святому Алану, чтобы его не выгнали и позволили узнать новости с родины. Рокэ уселся на собственный письменный стол и быстро разобрал корреспонденцию, вытянув из стопки конвертов один - без печатей.
- Герцог, а вы не боитесь драться со своим эром? Я б на вашем месте был бы очень осторожен, - после неудачной попытки перейти на "ты" виконт Валме обращался к Дику с насмешливой торжественностью, но почему-то это не обижало. Ричард пожал плечами. Именно на уроках фехтования юноша совершенно не боялся Рокэ. Не то, что в другое время.
Короткое ругательство заставило обоих повернуть головы к маршалу. Алва бросил письмо на стол, и закусив губу, уставился куда то в потолок.
- В чем дело, Рокэ? Что в Талиге? - Дикон благославил виконта за этот вопрос. Если Ворон соизволит ответить, Дик никогда, никогда не назовет Валме навозником, даже мысленно. Ведь речь может идти о Катари!
- Не вижу причин скрывать, - медленно проговорил Алва, - умер герцог Эпинэ.
Дед Робера?! Создатель! Что теперь будет с майоратом? Ведь Роберу не позволят вернуться, его никогда не простят!
- Монсеньор… а как же маркиз Эр-При?
От волнения Дикон позабыл, что Алва не имеет обыкновения посвящать оруженосца в свои мысли, касающиеся политики. Правду сказать, эр не посвящал его ни во что.
- Кого вы называете маркизом Эр-При? Неужели Альбина Марана? Поверить не могу, что вы признаете этот титул за, хм, представителем новой знати, - голос Рокэ звучал очень холодно и Дикон опустил голову. Итак, в Олларии не признают титул за Робером, по мнению Алвы, мятежник не был наследником своего деда. А ведь это именно Робер заставил Дика понять… Нужно поговорить с Рокэ, обязательно нужно! Неужели он согласится с тем, что титул Повелителя Молний достанется ничтожеству, женатому на урожденной Колиньяр?! Маран не имеет права на древнее имя - он не Человек Чести!
- Марсель, я намерен через несколько часов послать курьера в Талиг. Мой вам совет - идите, пишите письмо отцу. И не забудьте передать ему от моего имени самые наилучшие пожелания.
- Я всегда делаю такую приписку, - виконт казался взволнованным, ему-то что за дело до того, получит Робер законный титул, или нет, - мой батюшка очень чувствителен к таким вещам.
- А теперь сделайте подробную приписку. Напишите, что я желаю ему здоровья и… смирения перед временными трудностями.
- Смирение? Трудности? Рокэ, вы меня просто пугаете!
- Не стоит пугаться раньше времени. И поторопитесь.
Виконт быстро вышел, а Дикон уставился в пол. Почему-то показалось, что Ворон выслал Валме нарочно. Конечно, Алва рассердился на неуместный вопрос. Незачем было задавать его при навознике! Тьфу! Он ведь обещал, а слово нужно держать.
- Так кого вы называете маркизом Эр-При? - тон Рокэ не сулил ничего хорошего.
- Робера. Робера Эпинэ, - Дик поднял глаза и встретился с ледяным синим взглядом.
- Похвально. Вы проявляете верность друзьям и неплохой политический нюх. Сами-то вы как считаете, может Робер Эпинэ вернуться в Талиг?
Ричард лишь захлопал ресницами. Рокэ нравится его дразнить! Пусть дразнит, но не по такому серьезному поводу! Ведь речь идет о целой провинции и о судьбе человека, который сделал для Дика очень многое. Юноша резко встал и вытянулся в струнку перед своим эром.
- Эр Рокэ, не подумайте, что я пользуюсь тем… пользуюсь…
- Никто не воспользуется тем, что спал со мной, - жестко закончил Алва.
Дикон покраснел до корней волос. Если б дело касалось его одного, он бы уже выскочил из кабинета, но Робер заслуживает, чтобы за него хоть кто-то вступился!
- Робер Эпинэ назвал вас нелюдем, это правда. Он воевал с вами, он ваш враг...
- И враг Талига, что гораздо важнее, - подсказал Рокэ.
- Нет! - Дик не знал, как объяснить разницу. - Понимаете, он больше не хочет… не хочет войны. Он сказал, он мне сам сказал… И он ненавидит Штанцлера, гораздо больше, чем вы! Вы ведь никого не считаете нужным ненавидеть, но вам Штанцлер не ломал жизнь, а Робер считает, что дриксенский мерзавец виноват во всем.
- Вы так полагаете?
- Что полагаю? - растерялся Дикон.
- Вы полагаете, у меня нет причин думать так же? Или почти так же.
Посмотрев в застывшее лицо Рокэ, Дикон вдруг подумал - как много они не знают друг о друге! Они почти полмесяца делят постель, но… Алва не стал ему понятней. И вряд ли когда-нибудь станет.
- Ну же, Ричард, представьте, что вы - Его Величество или кардинал Сильвестр. Как бы вы решили судьбу майората Эпинэ? - Алва подождал ответа, но так как Дик молчал, маршал продолжил, растягивая слова:
- Подтвердить права вашего друга, тем самым своими руками посеяв зерна очередного мятежа, или отдать герцогство Колиньярам, дав им очень хорошие козыри и неплохие доходы? Я жду ответа.
- Эр Рокэ, зачем вы?.. Разве я Дорак? Разве мое слово что-то значит?
Глупо было думать, что Рокэ хотя бы выслушает! Он, как всегда, предпочитает пошутить.
- Вы просите за Робера Эпинэ. Я прав? Вы высказываете его позицию. Кстати, вы понимаете, что и кому вы говорите?
Действительно, кто дал ему право говорить за Робера?! Неужели он сделал очередную ошибку? Опять из-за него кто-то пострадает?!
Дикон резко повернувшись, отошел к окну. Как только утро могло казаться ему таким чудесным? Ничего нет чудесного на свете, где правят ненависть и ложь.
- Юноша, вам не кажется, что пора начать учиться отвечать за свои слова и поступки? Или вы воображаете себя Габриэлем из "Плясунья-монахини"? "Умру в расцвете лет, мне оправданья нет…" Все это прекрасно и романтично, но в жизни терзания и обиды никому не помогают. Габриэль весьма долго и с размахом терзался, ему даже удалось красиво отправиться на тот свет, но он не был герцогом Окделлом.
- И не служил в оруженосцах у Первого маршала Талига, - медленно добавил Ричард.
Рокэ хмыкнул:
- Так что же? Как бы вы поступили с Эпинэ?
- Я не стал бы лишать человека того, что ему положено по закону, - твердо ответил Дик, но поворачиваться не стал.
- Как интересно. Мне очень не нравятся мятежи, я их видел достаточно.
- Робер не поднимет восстание!
- Вы готовы за него поручиться? - Алва мягко развернул Дика к себе. Посмотрел юноше в глаза, потом взгляд скользнул на губы.
- Как вы умудряетесь сохранять подобную наивность? - в голосе эра Дикон услышал уже знакомую нотку - так говорило желание, - Робер Эпинэ не сможет нарушить вассальную клятву. Он хорошо служит своему сюзерену. А Альдо Ракан может позабыть традиции своих предков, сиднем сидевших в Агарисе, и вновь полезть на рожон. Как в Варасте.
- В Варасте? Вы думаете…
- Что, по-вашему, там делал наш друг Эпинэ? Прогуливался? - глаза маршала были темными, как предгрозовое небо. Дик качнулся вперед, а Рокэ положил ему руку на затылок. Поцелуй вышел жестким, властным - Рокэ будто задался целью заткнуть ему рот. Это было почти больно, и Дикон вырвался.
- Послушайте, ну пожалуйста! Дайте мне сказать!
- Запри дверь, - таким тоном Алва разговаривал на поле боя.
Ричарду удалось справиться с замком отнюдь не с первого раза, а маршал ждал его у окна.
- Снимай штаны и ложись на стол.
Юноша замер посреди кабинета. В горле встал комок, а в груди что-то вдруг застыло каменной глыбой. Как… как он может?! За что?!
- Нет, - тихо ответил Ричард, - я вам не шлюха.
- Вы меньше, чем шлюха. Вы отлыниваете от своих обязанностей.
Ричарда затрясло, будто в ознобе. Хорошо, что он не успел поверить в игру Ворона - не так больно будет! Да кому он врет... Боль была чудовищной. Медленно, как во сне, Дикон повернулся к двери.
- А ну, стой.
- Вы меня можете еще раз взять… взять силой. Но добровольно я этого делать не стану. Ни за что, ни для кого! Если вы решили, что меня к вам подослали…подослал Робер или Альдо или Штанцлер… вы ошибаетесь! Я сказал, что я не шлюха!
- Ты дурак, - Алва подошел к юноше и положил ему руки на плечи. Ричард попытался вырваться, но не тут-то было.
- Можно, я просто уеду? Я не буду больше вам мешать. Я вижу… вы мне не верите, я вам в тягость, - Дику не удавалось справиться с голосом, слишком сильным было испытанное потрясение. Что, если Ворон и в самом деле ему не доверяет? Если слова, вырвавшиеся у оруженосца от отчаянья, попали в цель? Неужели Рокэ так важно ему верить, что он ради этого готов унижать и оскорблять его? Зачем? Чтобы устроить проверку? Потому, что подосланный шпион уступил бы, чтобы не потерять расположение?
- И куда ты поедешь, скажи на милость? К матери? Или к герцогу Эпинэ?
Нет, в Надор он не вернется, пока матушка остается там, но Робер будет рад… Что сказал Рокэ?!
- Эр Рокэ… но ведь герцог Эпинэ умер, вы же сами…
- Анри-Гийом действительно скончался, если я пока не разучился читать, но право майората никто не отменял. И сейчас в Золотых землях есть только один герцог Эпинэ. Его зовут Робер.
- И вы поможете ему? - от волнения Дикон позабыл о том, что хочет вырваться и уехать, и прижался к Рокэ сильнее.
- События, юноша, имеют свойство развиваться совсем не так, как бы нам хотелось. Дверь ты запер, нужно этим воспользоваться.
Ловкие пальцы расстегнули пряжку ремня на бриджах Ричарда, ткань скользнула по ногам. Маршал мягко толкнул его к столу. Чувствуя, как почти помимо воли напрягается его плоть, юноша опустился спиной на прохладную поверхность. В голове мелькнула постыдная, режущая своей непреложной откровенностью мысль - он действительно готов на все, чтобы остаться рядом с Рокэ.
- Согни ноги, - юноша послушно уперся пятками в край стола. Алва наклонился над ним, обхватил плоть рукой. Дикон толкнулся в ладонь, замирая от каждого прикосновения губ к его шее. Помогая Алве, он торопливо расстегнул сорочку. Будет больно… ну и пусть! Справиться со страхом удавалось плохо.
Рокэ вдруг оторвался от него и обойдя стол кругом, открыл один из ящиков. Ричард, вывернув шею, смотрел, что делает маршал - зашуршали бумаги, и в руке Алвы появилась небольшая баночка.
- Вот и пригодился подарок фельпцев, - усмехнулся эр, открывая крышку.
- Что это? - спросил Дикон, поражаясь тому, как нетерпеливо звучит его голос. Неужели он хочет? Сам хочет того, что принесло ему стыд и муку? От одной только мысли о твердой плоти внутри его тела начинала кружиться голова…
- Средство от солнечных ожогов. Тоже мне - южане, - Алва поставил открытую банку на край стола, сунул в нее пальцы, а потом резко развел в стороны колени Дика.
- Тише, - испугаться как следует Дикон не успел - скользкий палец проник в его тело, юноша вскрикнул и дернулся. Рокэ сжал другой рукой его плоть, и слегка надавливая, провел пальцем по головке. Ласки были осторожны, боли не чувствовалось, и Дик расслабился, но как оказалось - рано. Он заорал в голос, тут же прижав руки ко рту, когда к пальцу добавился второй… Не помня себя, юноша извивался на столе, едва не бился головой о деревянную поверхность. Кажется, он стонал безостановочно, рывками двигаясь навстречу растягивающей, ласкающей руке. Удовольствие было пронзительным и сильным, кончив, юноша несколько мгновений не мог открыть глаза. И очнулся только когда маршал рывком поднял его на ноги. Колени подгибались, Ричард был рад опуститься на пол и взять в рот тяжелую, набухшую плоть…
***
Сона радостно фыркнула. Ричард улыбнулся и сбежал с крыльца. День был по-фельпски жарким и по-олларийски суматошным, но это не мешало. Так счастлив Дик не был давно - они едут встречать армию! А с ней и Эмиля Савиньяка! Если б еще год назад герцогу Окделлу сказали, что он обрадуется вступлению армии Талига на территорию Фельпа, он бы не поверил. Но теперь неминуемое поражение союзного Гайифе Бордона юношу отнюдь не расстраивало. Фельпцы были славными людьми, а их город - богатым и красивым, несмотря на ужасные дороги, поврежденные во время войны. И, в конце концов, Бордон напал первым!
При виде хозяина кобылица соизволила прекратить кокетничать со своим соседом - гнедым жеребцом Марселя Валме - и забила копытом. Дикон поспешил к любимице, хотя чтобы отвязать Сону, ему пришлось протиснуться между ней и мориском Алвы. Помня нрав Моро, юноша на всякий случай старался не приближаться к этой лошади, впрочем, четырехлетка отличался куда более спокойным поведением, чем его оставшийся в Олларии сородич.
- Вот умница, какая ты умница, - конюх вручил Дику три яблока, и юноша честно разделили их между лошадьми. Сона и гнедой приняли угощение с благодарностью, а мориск было фыркнул, но все же сменил гнев на милость.
- М-да, оказывается, Рокэ Алва ездит и на обычных скакунах, не только на демонах о четырех ногах, - подошедший Валме с одобрением рассматривал молодую копию грозы столичных конюхов.
- Если к Моро не походить, он не тронет, - заверил Дикон, передавая повод гнедого виконту.
- Благодарю. Но где же герцог Алва? Любит же он опаздывать! Прямо как в Нохе, бррр… все забыть не могу. То ожидание стоило мне года жизни, Леворуким клянусь.
О чем это он? Ноха? Ожидание? Однажды они с Рокэ были в Нохе - в день семерной дуэли и смерти Эстебана.
- Простите, сударь, я не совсем понял…
- О да, братья Ариго и Килеан тоже не понимали. А о том злосчастном Спруте - земля ему пухом - и говорить нечего. Увы, я сразу понял, что он тут точно ни при чем. Но наша жизнь непредсказуема: человек всего лишь решил не ударить в грязь лицом... и отправился за это в Рассвет. Зато трое остальных получили именно то, что заслужили, не будь я Марсель Валме!
Что он говорит?! Что говорит этот навозник?! Святой Алан, опять вырвалось… закатные твари! Братья Ариго и Килеан мертвы?!
- Герцог, не стоит так есть меня глазами. Или я попрал какой-нибудь древний обычай? С вами, Людьми Чести, никогда не угадаешь.
- Сударь, - если Валме не перестанет тарахтеть, он вызовет его на дуэль, - вы сказали, что братья Ариго и граф Килеан…
- Ну да. Заслужили свою безвременную кончину. И смерть у них была... нехорошая, должен признаться.
- Ваши шутки неуместны, - губы Дикона онемели.
- Молодой человек, я не имею обыкновения шутить подобными вещами. Вам ли не знать, что случилось тогда в Нохе.. Чужой и все его кошки! Вы не знали?!
Марсель схватился за голову, сминая тщательно уложенные кудри. Ричард молча смотрел на него, а в душе разрастался ледяной ком. Братья Катари умерли… а она сама?! Если Валме солгал!..
- Ворон меня убьет, - простонал наконец Марсель, - кажется, я не должен был этого говорить. Вы действительно ничего не знаете?
- Все, что мне нужно знать, я знаю, - отрезал Дикон. Не хватало еще дать понять этому хлыщу разряженному, что сейчас с ним творится!
- Дуэль состоялась, когда вы уже покинули Олларию. Ваш отъезд наделал много шума. Люди гадали, что с вами стряслось... намекали даже, что Первый маршал выслал своего оруженосца за какую-то провинность. Но мало ли на свете сплетников! - Валме говорил небрежно, но цепкие глаза не отрывались от лица юноши.
Тяжелая, липкая усталость вдруг придавила плечи к земле. Какой смысл лгать? Так он ничего не узнает.
- Виконт, что случилось в Нохе? - Ричард сам поразился тому, насколько глухо и бесцветно звучит его голос.
Валме вздохнул, и покосившись на окна маршальского кабинета, ответил:
- Рокэ Алва убил на дуэли братьев королевы, графа Килеана и родича Приддов. В Нохе. Я и Леонард Манрик были секундантами маршала, - виконт смотрел на Дика со странным выражением. Неужели сочувствует? С чего бы?
Ричард медленно привалился спиной к коновязи. Сона сунулась было к хозяину, но юноша ее оттолкнул. Убил. На дуэли. В Нохе. Это правда… Святой Алан, это чистая правда. Эти люди умерли из-за Ричарда Окделла. Ведь и братья Ариго, и Килеан участвовали в заговоре Штанцлера.
- Вы сказали, их смерть была… нелегкой?
- Не знаю, следует ли мне об этом говорить, но если уж я все равно проболтался… Рокэ расправился с ними весьма жестоко. Особенно с Ги и Килеаном. Иорама он просто застрелил в спину, когда тот попытался бежать. И о бегстве Штанцлера вы тоже ничего не знаете?
Ричард смотрел прямо в лицо Валме, но ничего перед собой не видел. Штанцлер сбежал? Сбежал, потому что покушение провалилось, даже не попытавшись узнать, что сталось с подосланным им убийцей?
- Герцог, вам плохо? Я болван…
- Виконт, или вы мне все расскажете или…
Что подразумевалось под этим "или" Дикон и сам не знал, но Валме не обиделся.
- Я не знаю, почему маршал скрыл это от вас… да и не собираюсь узнавать. Но уверен - вам нужно выслушать эту историю.
Марсель говорил, поминутно оглядываясь через плечо, а Ричард слушал и не слышал. Вызов во дворце, странная храбрость Ариго и Килеана, еще более странное поведение кансильера. Рокэ показался Марселю пьяным. Пьяным?! "Человек ложится спать, утром его слегка лихорадит, он возбужден и весел… со стороны он может показаться пьяным… Затем приходит сон… Вот и все". Легкая смерть для уставшего жить человека.
- Штанцлер удрал сразу же после завтрака в нашем обществе. Мы сразу заподозрили неладное, да и не только мы. Кардинал… хм… ну, об этом не стоит, пожалуй.
- Монсеньор ничего не говорил обо мне? - вопрос прозвучал трусливо и жалко, но Валме, казалось, решил не замечать странностей в поведении оруженосца Первого маршала и быть предельно откровенным.
- Говорил. Штанцлеру. Когда приставил пистолет ему ко лбу. Рокэ предложил ему выпить за ваше здоровье. Но кансильер долго не желал отведать отличного вина. Его пришлось уговаривать. Возможно, граф подозревал, что в бокале… яд.
Яд... Яд. Яд! Ричард уставился в черный, блестящий бок Соны. Мориска мирно жевала яблоко, рядом хрустел гнедой, светило солнце. Вот какова месть Рокэ Алва… Месть? За что ему было мстить? Эр переиграл судьбу и остался жив. Он всегда выигрывает. Нет другого такого человека на свете. Рокэ сметает карты со стола, а кто-то умирает. Но единственный, кто стоил мести - подлый предатель Ричард Окделл, - жив, а братья королевы погибли.
- Это я… я виноват, - прошептал Дикон.
- Молодой человек, позвольте дать вам совет, - виконт смотрел непривычно серьезно, - я бы на вашем месте поменьше винил себя и старался побольше думать. Иногда оно полезно. Я недавно убедился в том, что голова нам дана совсем не для того, чтобы носить шляпу.
- Что вы знаете!.. Что вы можете знать! - Ричард заставил себя прикусить язык, но поздно. Сейчас Марсель начнет задавать вопросы.
- Я не знаю ничего. И не уверен, что хочу знать. Штанцлер, братья Ариго и Килеан были изменниками. Или я совершенно не понимаю в политике, или последние события в столице - их рук дело. Сожженные дома, изнасилованные женщины, убитые дети, ограбленные ювелиры… Наверняка есть и еще что-нибудь. Непонятно только почему маршал так долго тянул!
Ричард сжал в руке повод. Это он заслужил смерть, больше, чем кто-либо другой. Но Алва пощадил его… Виконт прав! Рокэ давно знал о подлинной сути Штанцлера! Вспомни… всполохи пламени, струнный перебор, равнодушный голос, в котором вдруг прорывается горечь: "Штанцлер трус. В отличие от вашего отца. Именно поэтому Эгмонт мертв, а Август всех нас переживет."
Почему эр не расправился с врагами короля и Талига раньше? Задолго до того, как они подбили оруженосца маршала подсыпать яд в вино? Завитой виконт говорит - нужно побольше думать… Думать! Неужели потому... потому, что до попытки отравления ничто не задевало Алву настолько сильно, чтобы ради этого можно было убить четырех человек и вынудить бежать пятого? Марсель сказал - в Нохе на Ворона было страшно смотреть. Создатель…
- Герцог, а вы знаете, где ваша сестра?
Сестра? Вопрос застал Ричарда врасплох:
- Ваша сестра Айрис. Вы знаете, где она находится в данный момент?
Какая же он свинья! С девочкой что-то случилось, а он, как всегда, думает лишь о себе!
- Вы что-то знаете? Да не молчите же вы! - матушка могла попытаться отправить Айрис в монастырь, выдать замуж или…
- Успокойтесь. Ваша сестра в Олларии, она фрейлина Ее Величества Катарины. Вы и этого не знали? Занятно. Весьма странные обычаи в семьях Людей Чести.
Леворукий милостиво лишил Дикона дара речи, поэтому юноша лишь оторопело смотрел на Валме.
- Желаете услышать, как она там оказалась? Ну что ж… видимо, просвещать юных оруженосцев мой святой долг. Раз этого не хотят делать те, кому положено, - офицер для особых поручений явно находил удовольствие в растерянности собеседника. Ричард не мог не признать, что это справедливая расплата за высокомерное пренебрежение с которым он относился к виконту. Святой Алан, если б не Марсель, он бы вообще ничего не знал!
- Спасибо вам, - глухо пробормотал Дикон, перебив на полуслове рассказывающего о похождениях Айрис виконта, - Спасибо… и простите. Я вел себя неподобающе.
В который раз он вот так вот извиняется перед теми, с кем и поздороваться позор для Человека Чести? Клаус, а теперь Валме. Безродный адуан и навозник. И кэналлиец Хуан, который был готов положить жизнь за оруженосца монсеньора и его странных гостей. Килеан, Ги Ариго, Август Штанцлер, ведущие свой род от богов, друзья и соратники отца. Трусливые изменники, у которых не хватило духу нанести удар открыто. Они были уверены, что Рокэ не явится на место дуэли, потому что будет мертв. Месть? Всего лишь месть? Рокэ должен был убить оруженосца, но вместо этого выкинул его из Талига и устроил судьбу его сестры. Глупая девчонка, через полстраны, с отрядом солдат! Не будь сержант Гокс настолько честным человеком, Айрис нашла бы свою смерть в каком-нибудь овраге.
А может, матушка все же была права, ведь она знала Рокэ Алву еще тогда, когда тебя на свете не было. Ворон не только с удовольствием убивает, он еще и унижает с наслаждением. Все верно! Робер говорил об этом, возле той ободранной ели. Герцог Алва не считает Ричарда Окделла и Робера Эпинэ серьезной угрозой, настоящими врагами. Так, мелочь под ногами путается… Мстить оруженосцу? Сопляку, который даже яд подсыпать не сумел? Вот еще! Зато какой замечательный повод расправиться с давно надоевшими братьями Катари и Килеаном, которого Ворон всегда презирал. А мальчишку, ничтожество выкинуть подальше с глаз. Но оруженосец приполз обратно, как побитая собачонка. Почему б не воспользоваться? "До порученца гайифского генерала вам далеко…" Все просто. В Фельпе не нашлось достаточно легкомысленной и привлекательной красотки, вот Алва и… удобная игрушка в постели, которая никогда ничего не потребует! А еще с оруженосцем можно выпить, пофехтовать, ведь Дик владеет шпагой лучше Валме. Ну, и иногда посмеяться над его промахами, тоже развлечение. В Фельпе их не так много.
Маршал не счел нужным сообщить оруженосцу ни о последствиях покушения, ни о выходке Айрис. Рокэ не нужна благодарность случайной игрушки. Игрушки, которая может надоесть в любой момент! И его мольбы о прощении Ворон тоже слушать не хотел. Святой Алан, да эру вообще никогда не было дело до мыслей, чувств и желаний оруженосца. Ричард Окделл не достоин ни ненависти, ни мести, ни откровенности. И винить в своем положении некого! Некого! Сам вернулся к монсеньору, сам остался в его спальне, а ведь Алва предлагал выбрать любую… Содержанка, вот ты кто! И даже хуже!
Дикон так сжал кулаки, что туго натянувшийся повод впился в кожу. Боль отрезвила, но ненамного. Он сейчас же скажет Рокэ, что уезжает. Нет! Нет, закатные твари…Он не может уехать, он на службе. А сбежав, только докажет еще раз, что ему нельзя верить.
Только бы не дать повода для очередного унижения, только бы не вылететь со двора пулей под взглядами кэналлийцев и Марселя!
- Что здесь творится? - Первый маршал холодно смотрел на оруженосца и офицера для особых поручений. - У вас, Ричард, прескверная особенность - когда вы злитесь, то становитесь похожи на деревенского стражника, поймавшего на горячем конокрада.
Дикон, дрожа от гнева, поднял глаза. Рокэ Алва, в кои-то веки соизволивший надеть мундир и парадную перевязь, как никогда был похож на Чужого. Недаром Леворукого рисуют таким - презрительно высокомерным, жестоким, бесчувственным. И красивым, невероятно красивым…
- Ничего, монсеньор, - еле шевеля губами, выдавил Ричард, а виконт поспешно отвел своего гнедого в сторону, - все в порядке.
- В порядке? Тогда прекратите ломать коновязь. Не забывайте, мы здесь всего лишь гости.
Алва сдернул с перекладины повод и одним движением оказался в седле. Для него разговор был окончен. Но не для Дика.
- Монсеньор, - может быть, Рокэ просто забыл рассказать или думал, что Дик все знает, - вы определили мою сестру Айрис ко двору Ее Величества? Я только что узнал об этом, и разрешите мне…
Надежда жила одно мгновение. В следующее в сердце Дика вонзилась ледяная игла.
- Мне показалось, что будет забавным несколько оживить придворную обстановку. Дочь почти святого…Ее Величеству должно понравиться, она ведь так ценит добродетель, - в голосе маршала мурлыкали все кошки мира, - к тому же, пробудь девица в моем доме еще день, и мне б пришлось на ней жениться. Чего я, разумеется, допустить не мог. Окделл, перестаньте топтаться и дайте мне проехать.
Ричард поспешно отступил в сторону. Со второй попытки сел в седло, благо Сона стояла смирно. Кавалькада Первого маршала Талига выехала со двора палаццо Сирен. Радостно пели птицы, солнце золотило крыши, а Дикону казалось, что он умер несколько минут назад.
- Вольно! Разойтись, - Алва поднял руку в белой перчатке, сотня голосов выкрикнула команды, и строй рассыпался. Ворон и церемонии - понятие трудно совместимое, но военный парад герцог принял, как полагается. Может потому, что встречать армию прибыло немало фельпцев, среди которых мелькали мантии дуксов и яркие ленты иноземных послов. Эмиль Савиньяк, затянутый в безупречный мундир, с алой маршальской перевязью через плечо, отдал рапорт и развернул коня. И вовремя - рванувшиеся к Первому маршалу конники могли смести с дороги любого.
Над толпой, только что бывшей сплошной черно-белой линией, взлетели шляпы, в небо понеслись ликующие выкрики. Горнисты, все утро проигравшие марши, теперь вовсю дурачились и воздух звенел от веселых трелей. Кавалеристы окружили Рокэ плотным кольцом, люди тянули руки, открывали фляги, и кричали, кричали…
- Монсеньор! Ну что ж вы нас не подождали то?! Мы спешили!
- Монсеньор! А нам что-нибудь осталось? Ну, хоть кусочек этого Капраса?
- Монсеньор, а вы еще здесь останетесь? Не уезжайте, как мы без вас?!
- Заткнись, полоумный! Вот только монсеньору на твои вопросы отвечать… Монсеньор, а Бордон свое получит! Капрас-то в мышеловке…
- Отойдите, сударь. Мы тоже поздороваться хотим! Монсеньор, вы меня помните? Я вам приветы привез от всего нашего полка…
- Эй, лошадники! А ну, разойдись! Пехота тоже право имеет! Монсеньор, а мы вам песню сочинили…
- Монсеньор в кавалерии служил! Мы первые!..
- Монсеньор, да скажите вы ему… ну и что, что в кавалерии? Дювье, играй. Монсеньор, вам понравится!
Здоровенный пехотинец лихо подносит к губам строевой горн, и десятки глоток подхватывают немудреный напев. В песне никого не забыли. Ни толстую Зою, ни незадачливого Капраса, ни императора Дивина, ни бордонских дожей. Всем досталось!
Жесткое лицо Рокэ на миг смягчается, он улыбается - легко, искренне. Дикон смотрит и не может оторвать глаз. Он никогда не видел такой улыбки. Разумеется, боевые товарищи ее достойны, а подстилка - нет. Если бы эти люди - кавалеристы, пехотинцы, артиллеристы, инженеры, коноводы - знали, что оруженосец монсеньора подсыпал господину яд, они разорвали бы Ричарда Окделла на месте. Здесь все свои, лишь он один - волчонок на цепи. Рокэ его не держит, но цепь крепка - не разорвешь.
- Ну, теперь они долго не утихомирятся! Дикон! - Эмиль выскальзывает из гомонящей толпы и стискивает юношу в объятиях.
- Рад вас видеть, господин маршал, - Ричард знает, что голос у него совершенно деревянный, так нехорошо, просто невежливо. Он давно не видел среднего из братьев Савиньяк и искренне ему рад, то есть был бы рад, если бы…
-Дикон, да что с тобой? - Эмиль прищуривает темные глаза, - ты прямо как статуя.
- Все в порядке, - заученно повторяет Ричард и силится улыбнуться. Нужно поздравить Савиньяка с новым званием, но говорить трудно, очень трудно. Да и полно, зачем маршалу Талига поздравления подстилки, никому не нужного предателя?
- Ладно. Мы еще поговорим. Стой здесь. Марсель, вы мне нужны.
Рокэ что-то говорит окружающим его людям, делает по глотку из каждой протянутой фляги. Ему с ними хорошо, они не предавали и не предадут. Армия обожает Первого маршала. Как глупо было слушать слова матушки и Штанцлера! Рокэ - щит Талига, так сказал Оноре. Эти люди пойдут за ним хоть в Закат, они - цвет Родины Вечности, они, а вовсе не какие-то Хогберды. Только какое это имеет значение для Ричарда Окделла? Он здесь лишний. Он не нужен Рокэ и никогда не был нужен. Все повторяется…
Марсель подхватывает Дика под руку, вырваться бы, но зачем? Для чего?
- Идемте, герцог. Нас ждут в доме интенданта - там уже готов ужин. И, как я слышал, отличное вино!
- Я не могу никуда пойти без разрешения монсеньора, - и что этот навоз… Валме к нему прицепился? Закатные твари! Монсеньор… какое чужое слово. Чужое слово, для чужого человека. Лучше б ты, дурак набитый, всегда так его звал! А еще лучше - остался бы в Сакаци! Ты сошел бы там с ума, но не позволил бы вытирать о себя ноги.
Юноша выдернул локоть, Марсель пожал плечами, однако двинулся за ним. Зачем он продирается через толпу, Ричард не знал. Спросить у Рокэ разрешения пойти с Марселем? Да как будто Алве есть дело до того, куда пойдет его оруженосец!
Дикон был уже в нескольких шагах от маршала, когда рядом с Рокэ вдруг появился какой то человек, в темном, невоенном платье. Молодой мужчина, с худым угрюмым лицом. Рокэ стоял к нему спиной и не видел… Рокэ его не видит!.. Человек сунул руку за отворот потертого камзола, медленно повернулся… Нет… Нет!
Оттолкнув какого то пехотинца, Ричард рванулся вперед. Еще шаг… еще! Дикон оказался прямо перед маршалом ровно в тот момент, когда незнакомец вытянул руку… хищно блеснул узкий стилет. … В следующий миг резкий, тяжелый удар швырнул Дика на опешивших людей, а стальной клинок со звоном упал на каменные плиты плаца.
- Вы что - рехнулись, юноша? Взять его!
Десятки рук вцепились в убийцу, а Дикон, тяжело дыша, вытер рукавом испарину на лбу. Сердце заколотилось громко и до безумия быстро, холодная, вязкая пелена равнодушного отчаянья растаяла в жарком воздухе фельпского лета. Мир вновь стал ярким, живым и страшным. Рокэ только что чуть не убили… в который уже раз. Его чуть не убили, а он оттолкнул спасителя. Как щенка!
- Монсеньор! Вы не ранены?
- Бей эту гадину! Что стоите?! Бей!
- Прекратить! Пришлите приставов и уберите этого храбреца отсюда. Право слово, такие смелые убийцы мне давненько не попадались, тем не менее, от него дурно пахнет.
Алва говорит спокойно, словно на приеме у короля, сжатые губы кривятся. Кто-то хватает Дика за плечо. Марсель!
- Чего вы ждете, молодой человек? У вас кровь, не видите?
И впрямь, рукав колета уже стал мокрым и тяжелым. Кровь? Пустяк, царапина. Убийца успел-таки полоснуть по руке.
- Валме, позаботьтесь, чтобы нашего шустрого друга доставили к коменданту. Желательно, живым, - виконт кланяется и отходит, а Ворон слегка наклоняется к Ричарду и тот отшатывается. Лицо Рокэ - застывшая маска, но ярость притаилась где-то в складке губ, и глаза… Синие, безжалостные молнии…
- Вот что, - кажется, или Алва будто немного задыхается? Как страшно, когда он так смотрит! - Ваши выходки мне надоели. Ступайте к лекарюю... а если вы еще хоть раз посмеете сделать нечто подобное, я отправлю вас в Надор. Все ясно?
Дикон вскинул руку, защищаясь. Выдохнул одними губами:
- Эр Рокэ…
- Я спрашиваю, вам все ясно?
Бешенство мечется по лицу Ворона, но Дик неожиданно обретает голос. Хорошо, когда у человека остается хоть капля гордости.
- Все. Слушаюсь, монсеньор.
А теперь повернуться и уйти. К лекарю, к Леворукому…куда-нибудь.
Когда людям просто весело, они не разговаривают так громко и смеются над действительно смешными шутками, а не надо всем подряд. Вряд ли Курт Вейзель мог оценить пассаж Марселя Валме о том, что дуксов нужно переженить на дожах и тогда наступит мир и благодать, но чопорный бергер смеялся, сдержанно прикрывая рот рукой. Покушение смыло искреннюю радость встречи, как сель смывает дома и деревья… Множество незнакомых людей трясли Дику руки, и благодарили, благодарили… так, будто он закрыл собой их сына или брата. Толстый дукс в парче пообещал, что на следующем собрании Дуксии вынесет предложение сделать герцога Ричарда Окделла почетным гражданином вольного города Фельпа. Адмирал Джильди и его сын поклялись, что отныне он член их семьи и всего морского братства. Марсель Валме сам отвел Дикона к лекарю и теперь поглядывал на него со странным выражением - не то удивления, не то жалости. И только Рокэ словно бы не замечал оруженосца. Маршал улыбался, цедил шутки сквозь зубы, а синие глаза смотрели сквозь Дика, будто его не было в комнате.
Ричард съел все, что лакей положил ему в тарелку и теперь молча сидел в своем кресле, выпрямившись, сложив руки на коленях. Он не может уйти, пока маршал не разрешит, а оставаться на своем месте было невыносимо. В груди жгло, как огнем, и никогда ему не было так больно, даже в тот далекий весенний день, когда Рокэ лечил ему руку. Но Дикон дал себе слово - он выдержит этот бесконечный торжественный ужин, выдержит дорогу в город, а там переберется в другую спальню и больше никогда… никогда. Он не будет содержанкой, он не даст растоптать себя. Пусть Ворон забавляется за счет кого-нибудь другого.
Эмиль что-то говорил Рокэ на ухо, лицо маршала Юга было напряженным и взволнованным. Алва рассеяно вертел в руке бокал. Святой Алан, не стоит больше сомневаться в том, что думает Ворон о случайном любовнике! Если собака укусит напавшего на тебя грабителя, ее похвалят, ее погладят, но Ричард Окделл не стоит и этого! Даже короткого взгляда не стоит!
Ричард встал рывком, едва не опрокинув стул и вышел. В коридоре Луис и еще несколько кэналлийцев и солдат слушали давешнего армейского музыканта, в сороковой раз рассказывающего о покушении. Луис поспешно вскочил навстречу Дику. Следом поднялись остальные.
- Дор Рикардо, вас проводить? Или что-нибудь принести? Я мигом!
Что это с бывшим пажом? Он никогда не был так услужлив, никогда не говорил с оруженосцем соберано так уважительно, так тепло. Кэналлийцы, солдаты смотрели на юношу с одинаковым выражением, которого Дикон не понял. Да и не хотел понимать. Ему нужно выбраться отсюда побыстрей, оставить позади чужие лица, чужие улыбки, чужие ненужные разговоры. Быстрее, пока не лопнул тугой комок в горле.
Дикон молча прошел мимо Луиса - не кивнув, не оглянувшись. Торопливо спустился с высокого крыльца. Ночь была чудесной - свежей, напоенной ароматами южных цветов. Такая ночь создана для любви, так говорят поэты. Ричард Окделл не поэт, к счастью. Он не будет обращать внимания на ласковый шепот ветра, на тихий шум моря, слышный в Фельпе везде, куда бы ты ни пошел.
Хорошо, что люди интенданта не стали вырубать рощу, что раскинулась сразу за домом. Юноша ступил на пружинящий под ногами мягкий лиственный ковер, прошел несколько шагов и остановился. Яркие огни лагерных костров расплылись перед глазами. Высоко в небе висела злая луна, свет резал глаза, и Дикон зажмурившись, обхватил руками ближайший ствол. Жесткое дерево царапало кожу, мокрое лицо пылало, как в лихорадке… Это не слезы, не слезы, он не плачет… Просто побудет здесь немного, просто…
Шорох за спиной, быстрые шаги. Нет, это не Рокэ. Кто-то другой, кто двигается также быстро, как эр, но не так по-кошачьи тихо. Ричард с усилием оторвался от дерева, торопливо вытер лицо. Здесь темно, никто не увидит.
- Дикон, я искал тебя, - Эмиль Савиньяк подходит ближе, дотрагивается до плеча.
- Да, господин маршал.
- Ну-ка, посмотри на меня!
Ричард прячет глаза, но маршал Юга поворачивает его к свету.
- Так… а теперь скажи-ка мне, в чем дело? Ты - друг Арно, братец в каждом письме о тебе спрашивает. Говори, не бойся.
- Господи маршал, со мной все…
- В порядке? Как бы не так! Сядь.
Эмиль заметил, конечно, заметил, ведь голос предательски дрожит, и с ним не справишься. Что же теперь делать? Что сказать?! Дикон молчит, а маршал вдруг с силой разворачивает его к себе:
- Будь ты моим оруженосцем, я бы тебя пристрелил. Или выпорол. Вот за эти твои выходки. Еще в Варасте. Это ж надо до такого додуматься! Ты думаешь, Алве нужна защита? Уж кто-кто, а Ворон сам о себе позаботится. А ты мог погибнуть, обалдуй эдакий!
- Да, я понимаю. Вы правы, господин маршал, - вот и подтверждение твоей глупости, не лезь, куда тебя не просят, подстилка.
- Ничего ты не понимаешь. Мальчишка! Вбил себе в голову дурацкие бредни и берешься судить. И прекрати обращаться ко мне так, я тебе не Манрик, - Эмиль гневно встряхивает светлой шевелюрой, заставляя вспомнить о вошедшей в поговорку вспыльчивости Савиньяков.
- Я не сужу, эр Эмиль, я просто…
- Ты судишь. И делаешь ошибочные выводы. В точности, как твой отец. Его погубило безволие, а тебя погубит нежелание думать.
- Я думаю! Я хотел исправить свою… ошибку. Я… опять ошибся, эр Эмиль, я сам во всем виноват. Монсеньор никогда не принимал меня всерьез, с первого дня, а теперь и подавно.
- Интересный вывод. Выходит, я совершенно прав, ты решил наделать очередных глупостей. Вот что, Дикон, я очень хорошо к тебе отношусь, и Лионель тоже, и Арно, но если ты опять добавишь Рокэ неприятностей, клянусь гербом и шпагой… и без тебя неприятностей больше, чем может выдержать один человек. Даже Алва не железный и не всесильный.
Ричард вскочил на ноги. Он уже не пытался справиться с дрожью в голосе и выкрикнул первое, что пришло в голову:
- Не железный?! Да у него просто нет сердца, и никогда не было!
- А ну, сядь. Сядь, я сказал! Не знаю, что произошло в Олларии, но догадываюсь. И вот что - ты знаешь, как погиб старший брат Рокэ?
Дик тряхнул головой. Причем здесь Карлос Алвасете?
- Знаю. Он погиб в бою при Хексберг. Но я не…
- Не понимаешь? Конечно, ведь это очень трудно - хоть раз в жизни подумать не только о своих обидах, и поглядеть вокруг. С Карлосом случилось то же самое, что могло случиться сегодня с тобой. Не успей Рокэ тебя оттолкнуть, этот безумец всадил бы свой стилет тебе в печень, это ты понимаешь?
- Эр Эмиль, я…
- Карлос закрыл собой Рудольфа Ноймара, своего бывшего эра, тогда - лучшего после Алваро полководца страны. Точно так же кинулся навстречу врагу и погиб на месте. Ты думаешь, Рокэ об этом забыл? И как считаешь, Рудольфу очень весело было жить и помнить о Карлосе?
Ричард обессилено прислонился спиной к теплому стволу. Эмиль считает, что Ричард Окделл смог бы жить, если б Рокэ Алву убили у него на глазах, а он стоял, смотрел и ничего не попытался сделать?
- С Рокэ всегда так, - маршал отломил тонкий прутик и задумчиво повертел его в пальцах, - будто проклял кто.
- Проклял?
- Так ведь принято говорить, если человек постоянно спотыкается об один и тот же камень. Знаешь, Дикон, в последнее время случилось столько странного, что поневоле начинаешь верить во всякие бредни. Вроде Излома эпох, о котором твердит Курт. Рокэ не верит в Излом… или ему плевать, или… он что-то знает… Я уже и сам не понимаю. Да так и легче... сказал же какой-то древний умник: то, чего мы не знаем, нам не повредит, - маршал Юга принялся чертить узоры на земле. - Не ожидал, признаться, что Рокэ станет прислушиваться к заветам предков. Вероятно, он прав. В прошлом скрыто немало тайн, которых лучше не касаться... Это был яд, Дикон?
Юноша вздрогнул, сжался испуганно. Что теперь делать? Соврать или… он не вынесет презрения, только не сейчас!
- И куда ты его подсыпал? В шадди или в вино?
- В вино, - обреченно пробормотал Ричард.
- Ясно. И кто же тебя надоумил? Жирный дриксенский ызарг? Или разлюбезная кузина моего новоявленного сюзерена, Чужой его раздери?
- Эр Эмиль! Вы так… о Ее Величестве?!
- О ней. Есть такие женщины, Дик, к которым лучше не приближаться ближе, чем на сорок хорн. Не стоит так пугаться. Лучше скажи - она тебе плакалась?
- Что вы… что?!
- Значит, плакалась, - Эмиль поднялся, отбросив сломанную ветку. - Не расстраивайся - она многим молодым дворянам рассказывала душераздирающие истории. Что, вызовешь меня на дуэль?
- Эр Эмиль, как вы можете так говорить о королеве! Это недостойно, это... бесчестно!
Вызвать Савиньяка на дуэль нельзя. Он командующий армией, а Дикон - всего лишь корнет. К тому же, это совершенно бесполезно! Ну что ж, он погибнет, защищая доброе имя Катари…
Ричард схватился за шпагу. Сжал пальцами эфес и тут же выпустил. Вассалы Повелителей Молний всегда славились своим рыцарским отношением к женщинам. Если представитель этого рода так неуважительно говорит о даме из своего Дома, о королеве!.. Эмиль никогда не лжет!
- Именно так я себе это и представлял. Кузина Робера душевно с тобой побеседовала... и ты помчался травить Рокэ.
- Ее Величество хотела как лучше. И она ни в чем не виновата, - какой смысл теперь молчать? Братья Катари умерли, Штанцлер в бегах, и он, Дик, больше никому не сможет навредить своей откровенностью.
- Штанцлер сказал, что Дорак… собирается убить тех Людей Чести, которые не служат Олларам. А еще... что эр Рокэ об этом знает и… поддерживает планы кардинала. Эр Эмиль, я поверил! Штанцлер сказал - будут убиты многие. Дети, старики, женщины. И Катари! Она тоже! Что эр Рокэ просил только за меня и мою семью! А остальных - всех!.. Всех!
Дикон захлебнулся криком, и замолчал, тяжело дыша. Савиньяк со злостью дернул перевязь:
- Дальше!
- Дальше? Штанцлер говорил, если я не… не убью эра Рокэ немедленно, сразу же… как вернусь к нему в дом, то никому не уйти живым. Он прочел мне список. Там были все - даже братья Валентина Придда! А ведь младшему еще и десяти нет! И мать Робера!.. и Катари!
- Да что ты заладил: "Катари, Катари"! Ты мог поверить, что Алва способен на убийство детей и женщин?
- Мог! - вот сейчас он лишится друга. - Разве в Варасте монсеньор поступил иначе? Разве в тех деревнях не жили дети и женщины?
- В тех деревнях жили убийцы, резавшие мирных крестьян, как скот. Я всегда считал, что ты это понял, но Алва был прав - бессмысленно объяснять подобные поступки. Их либо принимают, либо нет. И что теперь? Ты по-прежнему считаешь Рокэ способным одобрить зверства в Талиге?
- Я не знаю, - убито проговорил Ричард, - только сегодня я понял одно. Он никогда меня не простит. Всегда будет презирать. И раньше-то…
- Презирать? Думаешь, Алва стал бы держать рядом человека, которого презирает?
- Чего же я еще достоин? - Дикон удивленно поднял на маршала глаза. В темноте трудно было разглядеть выражение лица Эмиля, но, кажется, маршал Юга на него не злился.
- Знаешь, Дикон… в юности я жил как ты - сердцем. И считал, что шпага спасет меня и моих близких ото всех бед. Но оказалось, что змей на свете больше, чем львов и тигров. Когда убили моего отца… это сделал человек, с которым они дружили всю жизнь, с самой Лаик... я понял, что нельзя полагаться лишь на свою и чужую совесть. Нужно думать, и как можно больше, - маршал медленно провел ладонью по стволу дерева, и невесело усмехнулся. - И если не умеешь распознать змею у себя под боком, слушай тех, кто этих тварей видит в любом обличье. Катари, за которую ты так переживаешь, решила проверить свои чары на Лионеле. И просчиталась! Но если б она взялась за меня, я бы попался так же, как и ты. Легче всего всяческая мерзость прячется под прикрытием добродетелей, запомни это.
- Я не понимаю, - проверить чары? Катари не может… не может вести себя как Марианна!
- О да! - Эмиль гневно фыркнул. - Она говорила Лионелю, как тот похож на отца. Рассказывала, как пришла в восторг, увидев нашего отца - ведь тот одно лицо с Арно Кадельским, которым она всегда восхищалась... А потом начались жалобы на дурное обращение, на издевательства - Фердинанд, дескать, не мужчина, в их опочивальне всегда дежурил лекарь, потом два... а потом Дорак только что не силой подложил ее под Рокэ и она согласилась, лишь бы не терпеть все эти мучения... Лионель признался мне: не знай он настолько хорошо Рокэ, не знай он точно, что кардинал против связи Алвы и Катарины - поверил бы! Она была так убедительна - ручки дрожат, губки кусает!.. Закатные твари! Ничего нет хуже подобной женщины.
Дикон прирос к земле. Катари говорила ему то же самое! Создатель! Слово в слово! И так же дрожали худенькие руки, и клонилась нежная шейка под тяжестью прически… Эмиль не мог это выдумать, ведь он же не знал.
- Она хотела настроить брата против Алвы, хотела им воспользоваться. Но у нее не вышло. Что молчишь?
- Эр Эмиль… я не могу думать о ней плохо. Я… верю вам. Но не могу. И жить так тоже не могу, просто… мне нужно верить! - неужели Эмиль не понимает? Как можно жить, если во всем видеть лишь мерзость и ложь?!
- Тогда ты должен выбрать свою веру. Тебе будет очень трудно, но некоторые вещи неизбежны. Для тебя - тем более, - Эмиль поправил воротник и совсем другим голосом сказал:
- Приведи себя в порядок, и ступай в дом. И постарайся не ходить никуда один. Это опасно.
- Подождите! - Ричард заступил Эмилю дорогу. Если Савиньяк ответит утвердительно, останется только оседлать Сону и уехать, - я правильно догадался? Эр Рокэ меня презирает? Считает надоедливым, глупым щенком?
- Дикон, а ты действительно глуп, если думаешь так. Все, пойдем, нас будут искать.
Прием уже закончился и Дик был этому рад. Выйти на свет с зареванным лицом и красными глазами было ужасно стыдно. Юноша вошел в столовую и остановился у двери, стараясь не смотреть на Рокэ. Первый маршал стоял у окна, казалось, непроглядная ночь, освещенная лишь сполохами лагерных костров, занимала его больше всего на свете.
- Окделл, вы и Валме возвращаетесь в город. Найдите виконта и уезжайте. - Дикон судорожно вздохнул. За что он так с ним? Ну за что?!
- И прекратите изображать вселенскую скорбь, это утомляет, - Алва повернулся к оруженосцу, и юноша, забыв, что решил скрыть следы слез, поднял голову. Лицо Рокэ было очень бледным, словно за то время, которое Дикон провел с Эмилем, маршал успел смертельно устать. Под глазами залегли тени, а падающая на висок темная прядь лишь подчеркивала белизну кожи.
- Вы меня слышали? Возвращайтесь в палаццо и сидите там, - юноше показалось, что маршал вновь рассердился, лишь взглянув на него. В синих глазах мелькнула искра неостывшей злости, и Дикон поспешил кивнуть.
В палаццо Сирен было пусто и тихо, как в гробнице. Марсель, позевывая, пожелал Ричарду спокойной ночи, а юноша, побродив по пустым залам и галереям, забрел в кабинет Рокэ и сел в одно из кресел. Они все такие умные, эти люди, которые советуют ему побольше думать. О чем тут думать? Он должен выбрать, раз и навсегда. А Рокэ ему не поможет. Он всегда будет далек и недоступен, как ледяные вершины торских перевалов, о которых Дик слышал на уроках в Лаик. Алве нет дела ни до кого. Его злит неисполнение приказов и самовольство, только и всего. Но маршал испугался, испугался за него, за оруженосца-предателя. Стал бы Рокэ спасать случайную постельную игрушку? Кто знает? Алва не выдал его Дораку, хотя это был бы великолепнейший и редчайший случай расправится со всеми разом. Дик знал - пыток палачей Багерлее он бы не выдержал. Терпел бы сколько мог, а потом выдал бы всех с головой - Катари, Штанцлера, назвал бы имена заговорщиков, о которых только догадывался. А те, в свою очередь, потянули б за собой своих родственников и друзей. Рокэ скрыл попытку отравления и этим спас невинных, расправившись с главными виновниками погромов, с настоящими заговорщиками. Святой Алан! Мысль была настолько неожиданной и пронзительной, что Дик едва не свалился с кресла. Рокэ никогда не хотел повальной резни, и его жизнь - залог жизни десятков, а может сотен людей! Никто не посмеет пойти против Ворона, во всяком случае, открыто, и пока он жив - резни в Талиге не будет! И не будет гражданской войны, голода, сожженных деревень. Алва этого не допустит! Может быть, Рокэ договорится с Робером Эпинэ, а Вальтер Придд всегда шел на поводу у Штанцлера, но теперь в Талиге новый кансильер. Наверняка, навозник. Но представители новой знати бывают всякими. Если б Марсель Валме когда-нибудь стал кансильером, Дикон не имел бы ничего против. Виконт честный человек, при нем не будет заговоров, и он ненавидит Колиньяров и Манриков.
Немного расслабившись, Ричард поудобней устроился в кресле. Как было бы хорошо проснуться от прикосновения теплых, пахнущих вином губ. Если закрыть глаза, то можно представить, что Рокэ здесь и не сердится на него больше…
…Огненный конь несся по черной равнине. Темное небо прорезали далекие, яркие вспышки. Молния! Древней кровью вечер ал! Кто-то выкрикнул, а может быть, прошептал непонятные, страшные слова в самое ухо Дика. Конь летел прямо на юношу - золотой скакун, с развевающейся на ветру алой гривой. Ноги не слушались, отступить юноша не мог. Молния! Она сожжет все на своем пути, если ее не оставить, если не схватить повод безумного коня. А Дикон не сможет, и никто не сможет… Только тот, у кого есть право, древнее право крови, остановит дикий бег. Молния! Век богов ничтожно мал! Небо кричало жуткие слова, грозовое, безжалостное небо… Конь вдруг остановился, встал как вкопанный перед человеком с синими, любимыми, ненавидимыми, незабываемыми глазами. Холеная, узкая рука сжала повод. Прошлась по алой гриве, с пальцев потекла кровь… Молния! Покорная молния. Стихия подчинилась Рокэ Алве. Чужая стихия! Кровь все текла по черному рукаву, а Рокэ продолжал гладить коня. Молния! Четверых Один призвал.
Юноша проснулся и долго сидел неподвижно, глядя в постепенно светлеющее небо. Кошмарный сон забывался, а Рокэ так и не приехал.
***
Конское ржание и громкие голоса заставили Дика бросить книгу по истории Фельпа, найденную в кабинете маршала. Ричард читал ее два дня - два бесконечно долгих дня, которые юноша провел в палаццо в почти полном одиночестве. Читая, он поминутно отрывался от строчек, вслушиваясь в уличные звуки, и теперь мог вспомнить разве что сказание о морской деве, спасшей Фельп от страшной угрозы. Марсель вместе с капитаном Джильди пропадал в порту. Виконт и Луитжи звали юношу с собой, но он упрямо отказывался ехать. Рокэ велел ему оставаться в палаццо, и он будет здесь сидеть, даже если Алва уже позабыл и о приказе, и о самом существовании Ричарда Окделла. Первый маршал Талига и командующий Южной армией проводят учения, так докладывали гонцы. Рокэ просто не до него. Сотню раз на дню у Дика мелькала мысль собрать остатки гордости и ухать, не дожидаясь возвращение Рокэ. Но это было бы трусостью и глупостью. Поэтому Дикон ждал, теряя надежду с каждым ушедшим часом. Если б он был нужен Алве, тот оставил бы его в лагере. Значит, не нужен?
Рокэ и Эмиль, оба в запыленной, помятой одежде оставили коней посреди двора, а Дикон застыл на крыльце.
- Доброе утро, - Рокэ привычным жестом бросил юноше перчатки, и Дик едва их не выронил.
- Доброе утро… монсеньор, - перестал маршал злиться на его непонятную вину, или нет? От ответа на этот вопрос зависело очень многое.
- Дикон, сделай милость, пни поваров. Я голоден как все кошки мира! - Савиньяк дружески пихнул юношу в плечо и пошел в столовую.
- Ричард, что тут с почтой? - Алва улыбался, чуть прищурившись от яркого солнца, - Ну что, Его Высочество герцог Фома уже разразился очередным припадком негодования по поводу моего отсутствия в Урготе? А вам самому, часом, никто не написал?
- Есть несколько официальных депеш, монсеньор. Из Талига и из Ургота, и еще из Дуксии. А мне никто и не напишет, вы же знаете, - Ричард старательно разглядывал свои сапоги. Ворону действительно интересна почта? Или…
- Теперь вам будет писать сестра, - утешил Алва, сунув Дику шляпу и пистолеты, - принесите почту, и будем обедать.
Ричард поспешил в кабинет Рокэ, где провел едва ли не самые тоскливые часы в своей жизни, торопливо собрал конверты, и лихорадочно огляделся в поисках подноса. Кажется, от радости он немного спятил! Рокэ плевать на подобные тонкости этикета - главное сведения.
Дверь в столовую была приоткрыта, Дикон поудобней перехватил стопку писем и вдруг услышал:
- В конце концов, это становится просто смешным, Рокэ! Тому, что Фердинанд ведет себя так, будто его покусал бешенный ызарг, я не удивляюсь, но ты!.. Неужели ты не понимаешь, что нужно возвращаться в Талиг? Немедленно! Ты должен быть в Олларии, иначе…
Что это с Эмилем? Савиньяк никогда не позволял себе такой тон! Что-то случилось?! Юноша замер, не дыша. Подслушивать бесчестно, но без этого он вообще ничего не узнает!
- Ты будешь указывать, что мне должно делать? - Рокэ был спокоен. - Я всего лишь выполняю приказ. Ты имеешь что-то против исполнения монаршей воли?
- Если воля монарха грозит развалить страну, то да, имею. В Талиге что-то происходит, это даже моя лошадь понимает, а ты ничего не хочешь слушать. Приказ! Когда тебя волновали приказы?
- Не нужно кричать на весь Фельп, а то дуксы услышат. Я еду в Ургот и разговор окончен.
- Хорошо, - видимо, Эмиль смирился с неизбежным. - И кого берешь с собой?
- Только кэналлийцев, Марселя и Дикона. Остальные останутся тут.
- Рокэ, прости, что вмешиваюсь… но Дика тоже лучше оставить. Так безопасней. Неизвестно, что будет в этом Урготе, а со мной он глупостей не наделает.
Что он несет? Да как он смеет?! А если Рокэ согласится? А он, конечно, согласится! Холодный пот выступил на лбу, сердце отчаянно заколотилось. Все, сейчас его в очередной раз выбросят…
- Нет. Ричард поедет со мной. Полюбовался на дуксов, пусть теперь полюбуется на урготских купцов-аристократов. Это полезно.
- А если он…
- В одну воронку ядро два раза не падает, Эмиль, и хватит об этом. Хватит, я сказал!
Какая воронка, о чем это Ворон? Святой Алан, Рокэ считает, что оруженосец не предаст его больше, если уже однажды предал?!
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, но мое дело было - предложить. Чужой бы побрал местную прислугу! Где там обед?
***
Ночь не подкралась на мягких лапах сумерек, как в Олларии, а рухнула на город стремительно. От духоты не спасали распахнутые окна, уходить с террасы не хотелось. Дикон сколько мог, оттягивал возвращение в дом, надеясь, что Алва, покончив с делами, скажет, что ему делать. Эмиль попрощался и уехал, Марселя все не было - видимо, виконту не хотелось расставаться с фельпскими друзьями. Послезавтра они отплывают и, скорее всего, никогда больше не увидят изящные дворцы прибрежного города и странных каменных дев. В столовой часы пробили полночь, и у Ричарда от страха похолодели пальцы. Рокэ отказал Эмилю, а ведь какой был удобный повод избавиться от игрушки, если она надоела! Но если вот так топтаться, терзаясь своими сомнениями, то он никогда не поймет, хочет Рокэ его или нет. Разозлившись на себя, юноша едва ли не бегом бросился в спальню Ворона.
Рокэ стоял посреди комнаты. Когда Ричард вошел, маршал как раз бросил колет на стул. Повернулся к двери, откинув волосы с лица:
- Жарко? В Урготе прохладней. Я был там, давно. Осенью в столице постоянно идут дожди, но надеюсь, посол Талига запасся дровами.
- Я думал, мы будем жить во дворце герцога Фомы, - Дику было совершенно наплевать, где они будут жить - во дворце или в лачуге, но нужно ведь что-то говорить. Он смотрел на Рокэ, а внутри все замирало, и голос отказывался слушаться.
- Фома тоже так думает. Но ничего, пусть его шпионы поволнуются. Зачем облегчать им работу? - свет свечей ласкал гладкую, золотистую кожу, подчеркивая точеные мускулы на обнаженных руках. Черные волосы завивались на шее кольцами, наверное, от жары. Дик облизнул губы:
- Эр Рокэ, - вот сейчас Алва холодно бросит, как тогда - в октавианскую ночь: "как вы меня назвали, юноша"?
- Иди сюда, - Алва чуть помедлил, прежде чем позвать его, а Ричард упрямо мотнул головой. Он не подстилка, и Рокэ это поймет. Сейчас или никогда.
- Я понял. Нужно было крикнуть, да? Тогда, на плацу. Вы бы услышали. Но…
- Ты думаешь, я не заметил убийцу? - маршал усмехнулся. - В толпе всегда нужно поглядывать, что у тебя за спиной.
- Хорошо. Ладно. Но знайте! Если это случится еще раз, я поступлю так же, - с вызовом глядя Ворону в лицо, выкрикнул Дикон, - Вы меня слышите? Так же! А теперь можете меня выкинуть, как шавку, кто вам запретит!
Алва молчал, пристально рассматривая юношу, и тот продолжал, силой выталкивая каждое слово:
- И я все равно благодарен вам за Айрис. Вы должны были мне рассказать, и не говорите - я никому ничего не должен! Я не стану это слушать. Вы думаете, я совсем дурак? Да, верно, дурак… Но я точно знаю - вам наплевать, какие фрейлины окружают Ее Величество. Будь ваша воля, вы бы вообще при дворе не бывали. Вы спасли ее репутацию, не для того, чтобы позабавиться, что в этом забавного? Что вы молчите? Ну, давайте, пните меня!
- Упрямство, достойное лучшего применения, - Рокэ потянулся с ленцой, в два шага пересек разделяющее их расстояние. Дикон не успел вывернуться, и оказался прижатым к стене. Алва обхватил ладонями его лицо, лаская скулы и подбородок. Губы - настойчивые, жесткие - прижались к его рту и злость начала таять, как под солнцем тает снег. Дику стало так жарко, как не было еще никогда, он невольно поднял руки, запуская пальцы в густые вороные пряди. Желание вспыхнуло так остро и сильно, что он застонал, не сдержавшись - коротко, беспомощно.
- И пыл ваш достоин лучшего применения, - оторвавшись ото рта Дика, Алва прижался губами к его горлу. Юноша дернулся как от пощечины:
- Эр Рокэ! Не надо так!
- А как ты хочешь? - Рокэ смотрел ему прямо в глаза - без привычной насмешки.
- Я не хочу быть подстилкой, - чуть слышно пробормотал Дик.
- Ты не подстилка. Ты глупый искренний мальчишка - но не подстилка. И никогда ею не будешь. Понял? А теперь помолчи.
Сдавшись, Дикон сам расстегнул застежки колета. Алва продолжал смотреть ему в глаза, а руки ласкали юношу - обнаженный живот, бедра, сжимали ягодицы. Ричард не заметил, как оказался полностью раздет, он проваливался в горячий туман, задыхаясь, молясь только об одном - чтобы ласки не кончались. Действуя по наитию, он схватил Рокэ за руку, поднес ее к губам, и взяв пальцы в рот, провел языком по всей длине. Алва тихо выругался и вдруг развернул юношу лицом к стене, заставляя нагнуться вперед.
Вот оно! Юноша так сильно хотел этого, что быстро раздвинул ноги, наплевав на то, как это выглядит. Он только надеялся, что Алва сам поймет то, о чем Ричард никогда не попросит вслух. Влажные пальцы скользнули в него, двигались, растягивая, сгибаясь, и юноша начал всхлипывать в такт движениям. В паху все сжималось, тело было натянутым, как струна, а по венам, казалось, вместо крови бежал огонь. Чувствуя, что больше не выдержит, он оттолкнул руку Рокэ, сжавшую его плоть и выпрямился. Прижался к любовнику спиной, выгнулся, пытаясь показать то, что произнести было невозможно… Но Рокэ продолжал целовать его, не понимая, или не желая понять.
- Пожалуйста, ну, пожалуйста, - прохрипел Дикон, содрогаясь от собственных всхлипов. Пальцы замерли внутри него, потом надавили последний раз, вырвав у Дика стон.
- Пожалуйста… Рокэ!..
Ричард испуганно застыл. Он назвал Алву так, как привык называть про себя. Это невозможно, немыслимо - обратиться к эру по имени! На это имеет право только равный! Но Ворон лишь усмехнулся, прижав Дика к себе.
- Ты просишь? Проси!
Ричард развернулся в кольце рук, расстегивая на Алве бриджи, целуя. Может так он заставит Рокэ сделать то, чего хочется сейчас больше всего на свете… и не придется говорить… Справившись с застежками, Дикон опустился на колени, взял в ладонь напрягшуюся плоть, обхватил губами, вбирая в рот полностью, потом отстранился, и, подняв глаза, тихо, но твердо повторил:
- Пожалуйста.
Алва переступил через сброшенную одежду, а юноша встал на четвереньки, опираясь на локти. Почему-то теперь эта поза не казалась ни унизительной, ни страшной. Внутри все дрожало от нетерпения, и Дик кусал губы, пытаясь не сорваться на очередные мольбы. Если Рокэ захочет… только бы захотел... Руки сжались на бедрах юноши, раздвигая ягодицы. От первого, осторожного проникновения Дикон вскрикнул в голос - было больно, но желание смяло боль, уничтожило ее. Алва не спешил, но юноша больше ждать не мог. Задержав дыхание, он с силой подался назад, плоть заполнила его, казалось, целиком, и Дик забился будто в судорогах, отчаянно сжимая внутренние мышцы.
- Тише! - Алва попытался зажать ему рот ладонью, но уже ничто не могло остановить то, что заставляло юношу двигаться навстречу маршалу, не обращая внимания на пытавшиеся сдержать его руки. Рокэ бросил бесполезные попытки быть осторожным и в ответ на яростные движения Дика толкнулся вперед - сильно, глубоко. Ричард закричал, впиваясь зубами в собственную руку, теперь резкие движения не давали ему секунды передышки. Горящая щека терлась о жесткий ворс ковра… и не было слаще чувства совершенной заполненности и полной покорности. Рокэ внезапно сбился с ритма, пальцы впились в кожу до боли, которой Дик не почувствовал, наслаждаясь тем, как пульсирует плоть внутри его тела. Алва выскользнул из него, а Ричард кончил, едва дотронувшись до своего члена. Семя потекло на руку, на живот, и Дик, вытянувшись, затих на полу.
Сознание возвращалось медленно. Через сладкую истому не могла пробиться даже саднящая боль, Дикон лежал лицом вниз, кажется, продолжая всхлипывать, пока Рокэ не поднял его на ноги, дотащив до кровати.
- Хочешь пить?
Дик облизнул пересохшие губы и кивнул. Звякнуло стекло, Рокэ вернулся к кровати, поднес к губам оруженосца бокал вина. Юноша пил, смакуя каждый глоток, а маршал лег рядом, просунув руку ему под голову.
- Спасибо… Рокэ, - прошептал Дик, и повторил, наслаждаясь. Наслаждаясь своим правом, которое Алва теперь у него не отнимет, не сможет отнять: - Рокэ… Рокэ.
- Лучше тебе сейчас заснуть, - Алва натянул на оруженосца покрывало, и прижал его к себе.
- Да, - послушно пробормотал Дикон, мгновенно проваливаясь в темноту. Засыпая, он чувствовал ласкающую руку на своих волосах. Рокэ сжал его плечи, почти до боли. Почему то движение показалось юноше нетерпеливым, он приподнял было голову, но маршал произнес с нажимом:
- Спи.
Из неспокойного, зыбкого сна Дика вырвало прикосновение. Сжавшиеся кольцом пальцы разбудили отпустившее было желание. Сонный, расслабленный, он и не думал сопротивляться. Рокэ заставил его приподнять и согнуть ногу. Чужая плоть прижалась к его входу, скользкие, чем-то смазанные пальцы раздвинули ягодицы. Алва толкнулся внутрь - легко, почти без сопротивления, и Дикон застонал, обнимая любовника за шею. Усталость и боль брали свое, но что-то невыразимо сладкое, что было сильнее всех призывов рассудка, твердившего, что он завтра не сможет сесть в седло или даже просто ходить, заставляло выгибать спину и доверчиво раскрываться перед напором. Сейчас Рокэ не торопился, он двигался медленно, выходя почти полностью и снова проникая до самого конца - так, что кожа соприкасалась с кожей. Эти размеренные движения вскоре довели Дика до грани - до того слепящего ощущения невесомости, которое испытываешь только во время полетов во сне, и он, чуть не плача, со стонами насаживался на двигающейся внутри него член.
После они молча лежали рядом. Дикон смотрел, как занимается заря - заря последнего утра в Фельпе. Юноша подумал о плаванье, о безграничной морской глади, бесконечной, никем не измеренной бездне под днищем хрупкой галеры и неожиданно ему стало страшно. И боялся Дик не моря, и не того, что корабль может потонуть. Что-то кончалось в эти минуты, что-то очень хорошее и важное. Стараясь подавить глупый страх, юноша придвинулся к Алве и тот, будто почувствовав потребность любовника, сжал ему запястье.
- Эр Рокэ… я так не хочу… не хочу!
- Чего не хочешь? - маршал слегка приподнялся, заглянул юноше в глаза. Выражение его лица было пугающе серьезным, а в сведенных бровях таилась тоска.
- Я боюсь… остаться без тебя, - прошептал Дикон, надеясь, что Рокэ не услышит.
- Все будет в порядке… Соло виве, Рикардо, соло виве!..
Сильная рука стиснула плечо, так что стало больно. Ричард не знал кэналлийского и не понял, что сказал Алва, но в незнакомых словах была такая страсть и сила, что горло сжало внезапным спазмом.
Солдаты и моряки таскали на борт какие-то ящики, "Влюбленная акула" качалась на волнах, в воздухе пахло просмоленными канатами и морем. Алва, Савиньяк и Вейзель разговаривали у причала, а Дикон с любопытством наблюдал за погрузкой. Пробегавший мимо Луис остановился на секунду, улыбнулся Ричарду.
- Луис, подойди-ка, - негромко попросил юноша.
- Да, дор Рикардо, - бывший паж вытер испачканные руки о штаны и легко поклонился.
- Луис, что это значит - соло виве? Как это будет на талиг?
- Это просто… соло виве - только живи, - немного удивленно ответил Луис, и тут же обернулся на чей-то зов. - Извините, дор Рикардо!
Кэналлиец умчался, а юноша так и остался стоять, ошеломленно прижав пальцы к губам. "Только живи, Дикон, только живи!.." Вот что сказал Рокэ...
***
- Господа, какая жалость, что Первый маршал Талига не женат, - от подобного заявления принцессы Юлии у Ричарда челюсть отвисла. Марсель усмехнулся в лихо закрученные усы.
- Существуй на свете герцогиня Алва, она б непременно последовала за мужем, - как ни в чем не бывало продолжала младшая дочь герцога Фомы, - и мы могли бы расспросить ее о новинках моды при дворе Его Величества Фердинанда. Герцог Ричард, не правда ли, это весьма печально? Ведь мужчины не обращают должного внимания на женские туалеты, и вы не можете просветить нас на этот счет.
Принцесса подхватила ошарашенного Дика под руку
- Но вы, несомненно, должны знать, намерен ли маршал в ближайшем будущем сочетаться узами брака?
- Э…ммм…монсеньор не сообщал мне о своих планах, - Дикон тщетно пытался подобрать слова. Какая же она лицемерка, эта принцесса Пиончик! Меньше всего на свете Юлия хотела свадьбы Ворона - если, разумеется, он женится не на ней. Пиончику что-то нужно от оруженосца монсеньора, но вот что? И как теперь от нее отделаться?! Рокэ говорит, что Юлия весьма навязчивая особа, и тот, кто попал в ее нежные ручки, рискует задохнуться. Насколько лучше ее сестра! Пусть уж Рокэ женится на Елене, за той, по крайней мере, дадут Ургот. Вот только жениться Алва не намерен. Ни на ком.
Дикон попытался выдернуть локоть из крепкой хватки, но Юлия Урготская лишь сильнее стиснула пальчики и звонко рассмеялась:
- Смелее, герцог Ричард, расскажите мне…
- Разве столь молодой человек может удовлетворить ваше любопытство? - Марсель как ни в чем ни бывало перебил принцессу, и подмигнул Дику. - В свите Первого маршала нет дам, но есть кавалеры, которые охотно помогут вам в нелегком деле выбора нарядов. Могу поведать вам, к примеру, о том, как юная графиня Манрик впервые за сотни лет смогла избежать проклятья родовых цветов. На последнем балу при дворе, который я имел счастье посетить…
- Герцог Ричард, а какие цвета предпочитает Ее Величество Катарина? - Юлия и не думала менять тему. - Разумеется, когда этикет не предписывает ей черное и белое.
- Я… я… не знаю, - он действительно не помнил, во что была одета Катари в те несколько встреч наедине. Которые были ей нужны лишь для того, чтобы оруженосец ненавидел своего эра. Так говорил Эмиль, но Дик не мог думать плохо о королеве. Каждый раз, когда его мысли возвращались к ней, становилось так тоскливо, что хоть вой.
- Едва ли герцог Окделл мог лицезреть Ее Величество не на приемах, - с нажимом сказал Валме, - однако я слыхал, что наша королева предпочитает сиреневое и бежевое. Ричард, не могли бы вы принести мне листок бумаги? Ваше Высочество, сейчас я во всех подробностях изображу вам наряд графини Манрик, а также парадное платье герцогини Колиньяр-младшей, и…
Дальше Дикон не слушал. Он почти бегом пересек зал и остановился у противоположной стены, с таким расчетом, чтобы от принцессы его закрывала толпа гостей. Какой все же Марсель умница! Рокэ говорит, что военный из виконта Валме не получится, но зато выйдет отличный экстерриор. Пусть лучше Марсель занимается дипломатией - тогда его не убьют. Дикон поискал взглядом Ворона. Алва разговаривал с герцогом Фомой и несколькими урготскими вельможами, и, казалось, был всецело поглощен беседой. Не стоит вмешиваться в беседу, да и возле Алвы принцесса уж точно его отыщет. Ричард взял у проходящего мимо слуги бокал "Девичьей слезы" и примостился на яркий пуфик у окна. Здесь Юлия его не заметит, а он может видеть Рокэ…
Алва внимательно слушал герцога Фому, который поминутно всплескивал пухлыми руками. В такой ажиотаж урготского правителя мог привести только один вопрос - торговля. Наверняка, речь опять об Астраповых вратах… талигойский посол граф Шантэри считает, что скорее после осени снова настанет лето, чем Талиг в лице маршала согласится на уступки в этом деле. Дикону дядя Марселя скорее нравился, но из-за него они с Рокэ спали в разных комнатах. В посольстве Талига нет ничего важнее приличий, но по ночам Ричарду было пусто и страшно. Страх нарастал день ото дня, ночь от ночи, и юноша ничего не мог с ним поделать. Он мог бы поклясться, что Алва ничего не знал о смерти Сильвестра, до того момента, как они прибыли в Ургот, и это было самым жутким.
Дикон и Марсель слушали графа Шантэри, выкладывающего то, что на родине было известно каждому, а у оруженосца кружилась голова и холодели пальцы. Носить траур по самому ненавистному для Людей Чести человеку было странно и неприятно, потому что отдавало лицемерием, но Дик и не подумал возразить. Стоило лишь увидеть застывший взгляд Рокэ… эр смеялся, хвалил кушанья, пил вино, говорил спокойно и ровно, как всегда, но… В ту ночь, их первую ночь в Урготе юноша не спал до утра, сжавшись в комок в холодной постели. Он должен был радоваться смерти аспида, но ему было страшно. И радоваться не хотелось, хотя это было предательством памяти отца, ведь в смерти Эгмонта виновен Дорак, прежде всего Дорак. Король - тряпка, Рокэ выполнял приказ, а все решил кардинал. Только Дику было жаль… и даже не Сильвестра, нет… юноше не хотелось видеть лед в синих глазах, лед под тонкой темной пеленой. Не хотелось слышать тихие шаги в соседней комнате. А пойти к эру он не смел. Рокэ сам зашел к нему, когда солнце уже начало пробиваться сквозь тяжелые облака.
- Ты доволен? - Алва усмехался, от него пахло вином, но пьян маршал не был. Или все же он успел напиться и странный блеск в глазах и какие то рассеянные движения объясняются этим? Думать так было… легче, проще. Не так страшно.
На мгновение Дик обиженно сжался. Только Алва мог задать такой вопрос! Как будто можно быть довольным тем, что человеку, которого ты любишь, плохо. Очень плохо, как бы он это ни скрывал. Вместо ответа Дик встал в кровати на колени и прижался ртом к холодным, крепко сжатым губам… И Рокэ его не оттолкнул.
Ричард отпил глоток и вновь посмотрел на Ворона. Фома продолжал чем-то возмущаться, а юноша рассматривал лицо эра, стараясь понять. Личные письма из Талига перехватывали, поэтому они ничего и не знали! И, наверное, продолжают перехватывать, раз Айрис ничего ему не ответила. Юноше было стыдно, но свое первое письмо сестре он писал практически под диктовку Марселя - просто не привык к такому. Матушка всегда писала Эйвону, Налю, Карлионам и Рокслеям только сама, а детям об этом даже думать запрещалось.
Не нужно бояться! Рокэ со всем разберется, со всем справится, совершенно не о чем беспокоиться! Но Рокэ обманул всех, и они решили, что маршалу известно о смерти Сильвестра, а на самом деле Ворон мог догадываться, но ничего не знал! Только б Айрис ответила поскорее, а то рехнуться от страха можно.
Дикон постарался запихнуть неприятные мысли подальше. О чем тревожиться? Айрис фрейлина королевы, ей ничего не грозит, и самой Катари тоже. Сильвестр умер, но в Талиге все в порядке, иначе Алва не сидел бы в Урготе, не участвовал бы в мистериях, не болтал о всякой ерунде с принцессами... Посол Шантэри говорит, что война с Бордоном отложена до весны, да и не нужно быть опытным дипломатом, чтобы это понять. По такой слякоти не воюют! Тем более, что с Бордоном прекрасно справится Эмиль Савиньяк. Сообразит это под силу даже корнету - Бордон не Гайифа. Почему Алва не хочет вернуться домой?
- Дор Рикардо, - отчего бывший паж шепчет?
- Что такое, Луис? - юноша тоже невольно понизил голос до шепота.
- Приехал гонец. Срочное донесение. А соберано занят, - кэналлиец кивком головы указал на Фому. Действительно, немыслимо прервать беседу Первого маршала с коронованной особой.
- Дор Рикардо, мне гонец письмо не отдает, а вы подойти можете, - в голосе Луиса звучала настойчивая просьба. Ну что ж, он попробует…
Вопреки опасениям, герцог Фома заулыбался Дику, точно родному племяннику, да и Рокэ, казалось, был рад появлению оруженосца. Скорей всего, обсуждение урготских торговых трудностей ему порядком надоело.
- Молодой человек, мои дочери весьма высокого мнения о вас. Разрешите вас поздравить, нечасто кому-либо удается внушить им подобную симпатию.
- Рад служить Их Высочествам и Вашему Величеству, - отчеканил Дикон. С Фомой разговаривать было не в пример легче, чем с его взбалмошными дочками. - Монсеньор, прибыл срочный гонец.
Ричард вслед за Вороном выбрался из толпы. В приемной маршал остановился, поправил перевязь, и негромко спросил:
- Устал? Можешь ехать в посольство.
Дикон покачал головой. Никуда он без Рокэ не поедет, и без того в последнее время они очень мало видятся, гораздо меньше, чем в Фельпе. Алва выглядел очень усталым - точно мистерии и разговоры с Фомой отнимали больше сил, чем война.
Гонец был совершенно незнаком юноше - высокий немолодой мужчина, отставной военный, судя по выправке. Он протянул Ворону конверт и поклонился. Дикон взглянул на запечатанное письмо, и сердце вдруг екнуло. Без единой печати, желтоватая бумага, крупный, неровный почерк… Он уже видел похожий конверт! Похожий, как два листа клена с одного дерева! В Фельпе, в кабинете Алвы. А потом маршал сказал им с Марселем о смерти старого герцога Эпинэ.
Рокэ несколько мгновений подержал письмо в руке, будто раздумывая, читать ли его, или просто выбросить в канаву. Потом сунул конверт в карман.
- Рокэ, мы уезжаем? - Марсель выглядел очень недовольным, что с ним случалось редко. - Герцог, вы подло бросили меня на растерзание принцессе Юлии. И это после того, как я вас спас! И вообще, это все из-за вас, Рокэ! Определились бы вы, что ли, со своими предпочтениями, а то эти милые дамы нас со света сживут.
- Предпочтениями? Разве можно сделать правильный выбор при таком разнообразии? - Алва произносил слова так, словно сам себя не слышал.
- Так как же - Пиончик или Ласточка? Выбирайте Ласточку. За нее Фома даст Ургот и она премило улыбается. - И не тарахтит будто сорок торговок, докончил Дикон фразу Марселя. В уме, правда - сказать такое вслух он не решился.
- Ласточка так Ласточка, - неожиданно зло буркнул Алва, и повернулся к гонцу. - Любезный, поезжайте следом за нами. В посольстве найдете начальника моего эскорта. Он даст вам денег и свежую лошадь.
Всю дорогу до посольства виконт острил напропалую, хотя Дик мог бы поклясться, что ему отнюдь не весело. Рокэ молчал.
Дикону нравилось в посольстве. Дом был большим, но уютным, и, как сказал бы Эйвон, респектабельным. Тяжелая старинная мебель, темные, но не мрачные гобелены. Граф Шантэри, Марсель и Луитжи играли в карты, Ричард пристроился у камина с книгой, а Алва что-то быстро писал прямо за обеденным столом - видимо, ответ, который таинственный гонец куда то повезет. Знать бы, куда! Может быть, в Олларию? Но зачем Первому маршалу посылать в Талиг тайных гонцов? Закончив письмо, Рокэ поднялся и вышел. Юноша оставил книгу на полу, и сам не зная зачем, поспешил вслед за маршалом.
- Что ты читаешь? Опять Дидериха? - Алва распахнул дверь в свою комнату, пропустив Дика вперед.
- Нет. Я его уже всего перечитал, раза по четыре, - Ричард уже давно смирился с постоянными насмешками Рокэ над любимым поэтом. Ну и пусть подтрунивает, если нравится. Пусть только смеется и улыбается, неважно над чем, лишь бы не молчал вот так.
- Всего Дидериха не читали даже члены Королевской Академии, уж больно много он написал. Но стремиться к совершенству никогда не лишнее, - Ворон взял с кровати походный планшет, сунул привезенное гонцом письмо между карт, открыл средний ящик комода и бросил планшет на дно. - Так что у тебя за книга?
Сухо щелкнул захлопнувшийся замок. Что же такого в этом письме? Отчего Алва не попросил дядю Марселя спрятать его в сейф посольства, а оставил в своей спальне?
- Интересная? - Рокэ подошел к Дику, легко провел рукой по его волосам, задержав ладонь на скуле - Сможешь от нее оторваться?
Алва не приказывает - просит?!
- Конечно, смогу, - Дик потянулся к ласкающей руке. В паху что-то отозвалось уже привычной, но всегда неожиданно острой дрожью.
- Давай-ка съездим в королевский парк. Посмотрим, чем так гордится Фома - до вечернего совета полно времени, а мне надоело сидеть в комнатах.
- Позвать Марселя и Луитджи? - честно говоря, юноше не хотелось куда-то ехать прямо сейчас. Хотелось целовать эти губы, провести языком по едва заметной морщинке в уголке рта, чтобы она разгладилась, исчезла. Чтобы растаяла холодная синева в прищуренных глазах.
- Не надо. Поедем вдвоем.
Вдвоем не получилось, пришлось брать эскорт. Правда, четверых кэналлийцев Апва оставил у входа, хотя, в отличие от Старого Парка в Олларии, сюда пускали и прилично одетых простолюдинов. Они долго бродили по дорожкам, Дикон рассказывал о прочитанном, чувствуя, что Рокэ не вслушивается в его слова, тем не менее, маршал ни разу не ответил невпопад.
- Миклош Макчеи поступил правильно. Так думает автор книги, и я с ним согласен, - Ричард закончил повествование о похождениях господаря Макчеи, в прошлом Круге изрядно попившего крови государя Уэрты.
- Даже так? У Миклоша было неважное войско, но отвага - это половина дела. Впрочем, Миклошу удалось вбить первый гвоздь в гроб Уэрты и мне, как потомку Алонсо, трудно спорить с тем, что господарь был прав, - Ворон остановился, и, оглядевшись, отыскал взглядом скамейку, сплошь засыпанную золотыми осенними листьями.
- Сядем, - маршал развалился на скамье, а Дикон пристроился рядом, подставив лицо теплым лучам. Скоро дожди будут идти, не переставая, это последние дни, когда природа не смотрит на людей мачехой.
- Удивляешься, зачем я тебя сюда притащил? - Ричард молча кивнул. Хотелось сказать, что с эром он потащился б даже в покои принцессы Юлии, но внезапно появившееся на лице Алвы выражение усталой злости сковало ему язык.
- В посольстве слишком много ушей. Кстати, пусть лучше тебя считают моим любовником. Положение оруженосца не всегда выгодно... и даже опасно в случае чего. Оруженосец обязан быть верным до окончания срока службы как минимум, а то и до самой смерти, а любовник - нет. По крайней мере, таково общее мнение. Так что скрывать нам нечего. Наоборот, если связь выставляют напоказ, значит, ей не предают значения. Но то, что я тебе покажу - не для чужих глаз. Прочитай и порви. Сейчас же, при мне, - Рокэ протянул Дику листок бумаги. Юноша не успел как следует удивиться, как в глаза бросились четкие ровные строчки. Почерк Алвы! Знакомые с детства названия - Гриспэн, Тоунхедж, Старый Замок, Лоунвер, Тьюи, Бэнксберри…
Написанные друг под другом названия надорских деревень, городишек, поместий, замков. Напротив каждого стояла цифра. Нет, не цифра, сумма! Гриспэн - три с половиной тысячи талов, Тьюи - восемьдесят тысяч, Старый Замок - от трехсот тысяч до четырехсот… и так далее. До последней строчки, где перо едва не порвало бумагу - будто тот, кто это писал, сердился или торопился. Один миллион триста тысяч талов.
- Что это? - оторопело пробормотал Дикон. Едва не выронив листок, он поднес бумагу к глазам. Цифра никуда не исчезла - миллион триста!.. Создатель, что это?!
- Ты плохо учил землеописание? Или ездил по родным местам с закрытыми глазами? - почему Алва злится?
- Эр Рокэ, я не понимаю! Простите, я не понимаю.
- Хорошо. Это твои земли, которыми сейчас управляет корона, и доходы от них тоже идут в казну. Точнее, эти земли были пожалованы твоему предку, кансильеру Талига герцогу Джеральду Окделлу. За долгую безупречную службу и преумножение богатств Талига.
Дикон вскочил со скамьи. Вроде у него нет лихорадки, да и Ворон выглядит вполне здоровым. Кто из них сошел с ума?
- Эр Рокэ, но ведь мы давно разорены. Мы беднее своих крестьян! - унизительно говорить такое вслух, но Алве это прекрасно известно. - И у меня не было предка-кансильера!
Алва вдруг расхохотался - весело, искренне:
- Надо полагать, историю твоей семьи тебе рассказывали лишь до бессмертного деяния Алана Святого? Твоя матушка бесподобна. Боюсь, ее не примут ни в один из монастырей Агариса, зачем тамошним святошам такая соперница?
- Вы шутите… шутите, да?!
- Отнюдь. Сыновья Женевьев Окделл от второго брака неоднократно ходатайствовали перед королем о возвращении их единоутробному брату, сыну Алана родовых земель и титула. Однако, Франциск, а потом Октавий были непреклонны.
- Рамиро был непреклонен, - не сдержавшись, пробормотал Дик.
- Возможно. В то время Надор, Придду и Эпинэ старательно, хм, делили между новой знатью, и это было правильно. Оллары должны были подкрепить свою власть наградами. Твои предки носили титул графов Горик, до тех пор, пока странная история не вернула им наследственный титул.
- Какая история? Мне об этом неизвестно.
- Расскажу, если будет время. Но тем, что после совершеннолетия тебя будут именовать "монсеньор", ты обязан своим родичам Ларакам. Герцогская корона вам вернулась перед Двадцатилетней войной. Запомни, что я сказал, - Дикон кивнул.
- Кансильер Джеральд оказал Талигу ряд важнейших услуг, и тогдашний король вернул ему часть земель, принадлежавших Алану Святому. При твоем деде, герцоге Эдварде, общая сумма годового дохода составляла миллион триста тысяч талов. Уж извини, более поздних подсчетов мне найти не удалось, потому что их просто нет. Тем не менее, эти земли и сейчас могут принести неплохую прибыль. Только пока казна имеет одни убытки.
- Почему? - Ричард слушал Алву так, будто тот рассказывал сказку. К чему клонит эр? Ведь у Окделлов нет ни гроша, ему это точно известно!
- Потому что герцогство Надор убыточно. Со времен твоего деда Окделлы не в состоянии платить налоги, а местная знать почти в полном составе - в том же положении, что и бывшие сюзерены. Исключение - Рокслеи и их вассалы, - Рокэ выпрямился на скамье, и Дик, воспользовавшись случаем, прижался к эру. Узкая рука сжала колено юноши, прошлась по внутренней стороне бедра... Ричард зажмурился.
- Не отвлекайся, - прикрикнул Рокэ, и слегка толкнул юношу в плечо, заставляя отстраниться.
- Твой дед и отец ухитрились продать, заложить или просто запустить большую часть земель, - Алва тронул зажатый в пальцах Дика листок. Создатель, неужели можно растерять такое количество денег?!
- Всякое бывает. Мой собственный прадед однажды за одну ночь проиграл почти три миллиона и поставил на кон особняк в Олларии. Однако ему удалось отыграться, - Ричард кивнул. Алонсо Алва славился подобными эскападами, но дед и отец в карты не играли! Это запрещено Эсператией!
- Перед мятежом ваша семья была разорена. Но большинство земель скупала корона, поэтому, когда перед Лучшими Людьми встал вопрос о твоей судьбе, по ходатайству… одного члена Малого Совета за тобой было оставлено право выкупа. Через год ты сможешь вернуть себе свое добро.
- Но у меня нет денег на выкуп, - какой прок от прав, если ими нельзя воспользоваться?
- У тебя нет, хотя это поправимо. Одна хорошая военная кампания могла бы дать тебе нужную сумму. Но кое-кто мог позволить себе подобный расход еще несколько лет назад. Скупить эти земли по низкой цене, поскольку они убыточны, а после сделать из них процветающее герцогство. Чтобы к титулу прибавилось состояние…
Рокэ замолчал, пристально глядя на Дика:
- Не понимаешь? - юноша помотал головой.
- Убивают по разным причинам. Из ревности, мести, зависти… Но чаще всего - из-за влияния и денег. Как считаешь, можно убить за миллион триста и герцогский титул?
- Не знаю. Я бы не стал. И вы тоже, - Алва тихо засмеялся. Взъерошил Дику волосы и вновь замолчал.
- Эр Рокэ… зачем вы мне все это рассказали?
- Сейчас все это может стать несущественным… на некоторое время. Но убийцы вряд ли успокоятся. Тот, кому нужны владения кансильера Джеральда и герцогская цепь, весьма изобретателен, он не повторился в способах убийства ни разу, Дикон. Ни разу!
- В способах? Я знаю, меня хотели убить однажды… так говорили висельники.
- Чужой и все его кошки! Тебя пытались убить шесть раз.
Ричард отпрянул от маршала, ошеломленно схватился за воротник у горла.
- Леворукий тебя возьми, Дикон! Ты полагаешь, Эстебан сам придумал подобный повод для дуэли? Беспроигрышный ход, при таком оскорблении вызовешь на дуэль дюжину и не заметишь! Колиньяр был порядочной дрянью, но на это его ума б не хватило, кто-то ему подсказал. Тот, кто приказал стрелять в тебя перед моим домом.
- Святой Алан…
- Помолись своему знаменитому предку, может быть, он убережет тебя от убийц, если ты сам на это не способен.
- Я думал… я был уверен, что тогда стреляли в вас!
- В меня? С десяти шагов, ночью? Так глупо меня не убивали уже лет пять. Правда, теперь вновь начали, но не суть важно. Стреляли в тебя - и не вздумай вообразить, что это было нужно Сильвестру.
- Но, эр Рокэ, кому это может быть нужно?! - сказанное маршалом не укладывалось в голове. Выходит, Алва спас ему жизнь?! Спас еще раз?! Пожертвовав Моро… рискнув своей жизнью…
- Нечего на меня так смотреть, я не Создатель и не Леворукий. Лучше подумай как следует, - Рокэ со злостью дернул Дика за прядку на виске, - подумай, кто может охотиться за твоим наследством.
- А вы этого не знаете? - вопрос прозвучал ужасно глупо, но ничего другого Дикон придумать не смог.
- Если б знал, стал бы я вообще тебе об этом говорить? Но политические мотивы можно исключить, думаю. До поры до времени.
- Тогда… тогда… это Наль?! Эр Рокэ, вы сказали, что убийце нужно мое наследство, значит... это мой наследник? Я не хочу в это верить! - кузен - толстый, неловкий, добрый!.. Как же так?!
Дикон закрыл лицо ладонями. Это невозможно. Если Наль способен на такое… ведь и сам Дик, и Айрис ему всегда доверяли. И любили, очень любили!
- Ну, так и не верь. Хотя не верить вообще никому гораздо проще, поверь, - Алва силой отнял руки юноши от лица, пристально посмотрел ему в глаза. Ворон был спокоен. Ему хорошо! У него нет родичей, нет тех, кого он любит. Его не трогают предательства, он к ним привык. А Моро не подведет. В этой мысли было что-то низкое и подлое, что-то неправильное и Дикон поспешил отбросить ее.
- Я не думаю, что твоей смерти желает кузен или его отец. Слишком это просто. Подумай, если б тебя убили у меня на глазах, Реджинальда Ларака арестовали б через полчаса. Не сходится, Дикон. Видимо, кому-то нужно, чтобы подозрение пало на прямого и единственного наследника.
Ворон поднялся со скамьи и протянул юноше руку:
- Я рассказал тебе об этом с одной целью - чтобы ты всегда смотрел, что у тебя за спиной. И еще. Внимательно приглядывайся к тем, кто попросит руки герцогини Айрис. Мужу старшей из твоих сестер будет гораздо легче получить права на твои земли после твоей смерти. Особенно, если он из влиятельной семьи. Разорви эту бумагу, и едем. У меня много дел.
Ветер рвал паруса, выл в беззвездном небе, а на земле с домов срывало крыши, опрокидывались хрупкие скорлупки кораблей… Ни единой звезды! Некому молиться, не у кого просить пощады! Звезды не помогут, солнца больше не будет, боги не простят! Они больше не вернутся. Ветер режет лицо и руки, будто кинжалом - безжалостный ветер! Слепая стихия, самая непредсказуемая и необузданная. Никто не остановит безумный вихрь, не накинет на него петлю. У смерча нет хозяина. Ветер подхватывает юношу, несет куда-то, но Дику все равно куда - потому что он знает, ветер покажет ему, где Рокэ. Оруженосец найдет своего господина, и стихия не причинит ему вреда.
Ричард рывком сел на кровати, и тут же со стоном повалился обратно на подушки. Голова болела нестерпимо, как всегда после этих странных, пугающе правдивых снов. Неправильных, невозможных и чем-то невероятно важных. Только он не может понять - чем. Очень хотелось рассказать о них Рокэ, но Дик не смел. Маршалу не до чужих кошмаров, он всегда занят. Да и стыдно признаваться в том, что боишься спать.
Юноша повернулся на спину и уставился в перечеркнутый тенями потолок. Алва, граф Шантэри и Марсель уехали во дворец Фомы, Луитжи пропадал на своей "Акуле". Хорошо бы сейчас просто выпить с кем-нибудь, просто поговорить. Дикон никогда не думал, что так страшно будет узнать о том, что кто-то упорно хотел отправить его на тот свет. В конце концов, матушка и Эйвон считали, что после Ренквахи его не убили только чудом, из-за заступничества Штанцлера и Катари. Теперь Дик в это не верил. Сколько же он не знал! А Рокэ молчал... молчал больше года! И позволил оруженосцу подсыпать яд в вино. Алве было безразлично, что его решил убить человек, которому он несколько раз спас жизнь? Наверное, да.
Но почему Рокэ рассказал ему о покушениях именно сейчас? Что могло случиться такого, что заставило маршала быть откровенным? Ведь ничего не изменилось… Создатель! Письмо и странный гонец! Рокэ прочел письмо и позвал оруженосца на прогулку… Алва явно не хотел говорить о том, что ему известно и что он сделал для Дика, но он посчитал разговор необходимым и неотложным.
Почему ему все врут, почему все скрывают?! Святой Алан, он давно не ребенок, он не позволит прятать от него то, что касается его жизни и жизни близких ему людей. Нужно прочесть это письмо, во что бы то ни стало!
Мысль была столь ошеломляющей, что на мгновение ему стало дурно. Что за глупости, Рокэ никогда ему это не позволит! Алва так и будет молчать, пока не случится что-нибудь ужасное. "В Талиге происходит что-то странное. Ты должен вернуться. Немедленно!" Эмиль Савиньяк тоже чего-то боялся, а ведь он старше и умнее Дика. Странные слухи, отсутствие писем, тайна смерти Дорака… Только Рокэ, как всегда, никого не слушает!
Ричард встал, торопливо оделся и выглянул в коридор. Темно, тихо. Секретари и слуги спят. Прием затянется до глубокой ночи. На несколько часов посольство Талига в его распоряжении. Сердце заколотилось пойманным в силки зайцем. То, что ты задумал - бесчестно, отвратительно, подло. Ричард метнулся к соседней двери, схватился за гладкую ручку и замер. Разве не менее бесчестно и подло пользоваться тем, что Рокэ из безразличия… или из гордости молча вытаскивает оруженосца из всех бед? Что если в полученном письме имя убийцы? Или что-то об Айрис, о матушке? Дрожа с головы до ног, Дик стоял на пороге спальни маршала, а в памяти звучал грубый солдатский голос:
"Ну, значит, решил вор Гаррет того купца проучить. И что придумал, ребята и вы, барич, коли слушаете? А вот что! Эй, засоня, дай-ка "шпильку", покажу..."
Горят костры, солдаты внимательно слушают. Вытягивают шеи, силясь рассмотреть, что же, по мнению рассказчика, ловкий и храбрый вор Гаррет сделал с замками купца. Корнет Окделл приподнимается с обрубка дерева, на котором просидел весь вечер, и внимательно смотрит, как мелькает в больших ладонях солдата тонкая, длинная "шпилька". Вообще-то, "шпилька" предназначена для чистки пистолетов, но, оказывается, ею можно легко открыть любой замок.
"Не, не любой, барич. Дриксенский можно. Только сейчас их везде и приделывают, они ж дешевые, всего три тала пара. Вот, глядите-ка..."
Дриксенский замок, массивный, крепкий, удобный - как раз такой вделан в комод в спальне Рокэ, а туда маршал положил планшет. Очень простой замок. Стоит только сунуть в него "шпильку" под определенным углом…
Дик кинулся обратно в свою спальню, нетерпеливо вытряхнул на пол набор для чистки оружия. Вот она - "шпилька"! Он не передумает, не передумает! А потом все расскажет Рокэ, сам расскажет. Ричард Окделл не вор! И не изменник.
Оставив дверь приоткрытой, Дикон сел перед комодом на корточки. Вытер пот со лба и ткнул тонкой стальной "шпилькой" в узкую щелочку.
Повозиться пришлось прилично. Стараясь ни о чем не думать, Ричард осторожно открыл застежку планшета. Военные карты… на них он даже не взглянет, вот это уже измена! Вот он - желтоватый, сложенный листок. Почерк малограмотного человека, так писал письма однополчанам капитан Рут, выучившийся грамоте только в армии. Сердце, казалось, стучало прямо под языком, но Ричард глубоко вздохнул и развернул бумагу.
Монсеньор!
Мне удалось узнать, что герцог Вальтер Придд и его супруга Ангелика были казнены в Багерлее еще 25-го Молний. О судьбе нового герцога Придда мне ничего не известно. Младшие же братья герцога Валентина находятся в Васспарде, им ничего не грозит. Вместе с супругами Придд были казнены барон и баронесса Лоу, барон Феншо и его сын, барон Гайар с супругой и сыновьями. Об остальных арестованных я имею весьма противоречивые сведения.
Далее, 19-го Молний Ее Величество Катарина, вместе с герцогиней Айрис Окделл, госпожой Луизой Арамоной, а также дочерью последней, девицей Селиной, была помещена в комендантское крыло Багерлее. Остальные придворные дамы и фрейлины покинули свою госпожу. Обвинение, предъявленное Ее Величеству, формулируется новым кансильером и новым обер-прокурором как "государственная и супружеская измена". Подробности мне пока неизвестны. Я знаю из достоверных источников, что для Лионеллы Манрик заказано подвенечное платье, таким образом, дни Ее Величества сочтены. Боюсь, печальную судьбу госпожи разделит и юная герцогиня Окделл, так как ее поведение свидетельствует о том, что она не намерена отдать свою руку Леонарду Манрику.
Далее, через преданного вам человека мне удалось добиться того, чтобы к покоям Его Высочества принца Карла и его сестер была приставлена дополнительная охрана. Гувернантка принцессы Октавии поклялась именем святой покровительницы Ее Высочества лично пробовать пищу и питье принца и принцесс. Она честная женщина.
Далее, сегодня мне стало известно, что герцог Робер по-прежнему противостоит Леонарду Манрику, который настоянием отца произведен в маршалы. Мне известно также, что в герцогстве Эпинэ восставшими сожжено одиннадцать усадеб, в том числе замок Сэ. О судьбе детей Альбина Марана на данный момент неизвестно ничего. Возможно, они действительно повешены вместе с родителями по приказу Робера Эпинэ.
Монсеньор, я всего лишь смиренный ваш слуга, но именем Создателя, кровью моей, что пролита за Талиг, всем, что для вас свято, заклинаю, на коленях молю - возвращайтесь. Промедление подобно смерти!
***
Желтая змея, извиваясь, шипит в руке - буквы-крапинки, строчки-чешуя... Не все змеи ядовиты, но эта обязательно укусит. Нельзя держать ее долго, нужно убить, бросить на пол и растоптать каблуком…
Ричард моргнул, наваждение исчезло. Он стоял перед комодом в спальне Рокэ, а желтый прямоугольник бумаги подрагивал в пальцах. Самый быстрый курьер домчится от Олларии до Ургота за десять дней. Возможно, у него уже нет сестры. И Катари тоже нет. Он больше не услышит звонкого смеха Айри, не увидит пепельных завитков на склоненной нежной шее… И все потому что… потому что Рокэ… Рокэ… Мерзавец! Проклятый мерзавец! А сам-то ты лучше?!
Что стоишь, дурак?! Взгляд беспомощно заметался по комнате, пол и потолок словно бы несколько раз поменялись местами, Дик зачем-то схватил планшет, потом швырнул его на ковер. Создатель, как же так?! Ведь в Талиге уже четыреста лет не казнят женщин! Это запретил узурпатор. Не казнят - ни при каких условиях, ни за какие преступления! Но мать Валентина Придда казнили в тюрьме. И баронессу Лоу и баронессу Гайар. А Робер?! Что сделал Робер?! Ричард вновь развернул сочащийся ядом листок. Эпинэ сошел с ума? Нет! Он просто отчаялся, Дику ли не знать, на что может толкнуть отчаянье. Робер поднял мятеж, так и не дождавшись помощи ни от кого, поднял мятеж, чтобы отстоять свои права и права Альдо Ракана на трон. Одиннадцать усадеб, замок Савиньяков… а мать близнецов и Арно?! Ее герцог Эпинэ тоже велел повесить, как повесил своих родных?! Ты, дурак насчастный, не стоящий доброго слова мальчишка, ты не подумал о сестре, о Катари, ты почти поручился за Робера, потому что поверил ему, в очередной раз поверил в очередную ложь.
Рокэ все знал. Ведь это письмо не первое, конечно, не первое! Прознатчик - полуграмотный отставной военный, - молит герцога Алва вернуться в Талиг и спасти невинных. Прознатчику жаль Айрис и Катари, а Рокэ плевать. Он танцует на дурацких балах, заговаривает зубы Фоме и никуда не хочет ехать. Получив такое письмо, он отправился с оруженосцем в парк, хотя должен был отдать приказ о немедленном отъезде. Леворукий и все твари его!.. Вот разгадка! Манрики ни за что не распоясались бы так, не позволили бы себе казнить невинных целыми семьями, заточить королеву в тюрьму, если бы не были уверены в поддержке всесильного Ворона. Поэтому он и не трогается с места. Все было обговорено еще при жизни Сильвестра, а Манрики выполняют волю покойного кардинала. Рокэ им просто не мешает. Когда с Бордоном будет покончено, Первый маршал вернется на родину и на его руках не будет ни капли крови соотечественников. Штанцлер оказался прав, а другие лгали. Список Дорака существовал, и теперь согласно этому списку казнят женщин и детей.
Дик смотрел на крупные неровные буквы. Рокэ позаботился о безопасности своего сына и дочерей, приставил к ним охрану. Но судьба их матери Алву не интересует. Даже хуже! Он хочет смерти Катарины, он всегда ее ненавидел, и прятал ненависть под презрением и насмешками. Что же теперь делать?! Что он может сделать?
Дикон судорожно всхлипнул, вытер нос рукавом. Оглядел спальню, словно видел ее впервые. На этой кровати они… закатные твари! В сердце Рокэ Алва живут демоны, не тебе, глупцу, понять этого человека. Он играет тобой, как котенком. Катари понимала, она пыталась предупредить… Внезапно на смену ужасу пришла ярость и Дикон отшвырнув письмо, что есть силы ударил кулаком по деревянной крышке комода. Еще раз и еще… Боль в разбитых пальцах оказалась спасительной. Кровавый, клубящийся туман перед глазами немного рассеялся, дышать стало легче. Нужно взять себя в руки, немедленно! Иначе он сделает еще какую-нибудь ошибку, а на это у него нет права. Если существует хотя бы крошечный шанс спасти Айрис, Катари и остальных, его нельзя упустить.
Ричард поднял листок бумаги, и, стараясь не смотреть на свои трясущиеся руки, положил его обратно в планшет. Захлопнул ящик и вышел из комнаты, притворив за собой дверь. Остановит ли Манриков смерть Ворона? Может быть, остановит… А сможет ли оруженосец взять в руки кинжал и?..
Чудовищная мысль приковала Дика к порогу собственной спальни. Правильно все говорили - Ричард Окделл дурак. Собственного ума у него нет и на суан. Вообще ничего нет - ни ума, ни чести, ни совести, ни силы воли. Ничтожество. Он спокойно принимал помощь Алвы, брал у него деньги и подсыпал яд в вино. Подсыпал, поверив Штанцлеру, который лгал ему все время, с первой же встречи, а потом бежал, бросив Дика на произвол судьбы - вместе с Катари, ее братьями и Килеаном. Ричард Окделл стал любовником Ворона, а теперь, прочитав письмо прознатчика, которое может быть такой же ложью, как и причитания Штанцлера, вновь собирается убить своего эра. Все лгут, все прячут низость и подлость под красивыми фразами о долге и чести. Все, кроме Рокэ. Маршал не солгал ему ни разу. Он язвил, издевался, он причинял Дику такую боль, как никто и никогда, но был честен. Рокэ не способен на убийство из-за угла, чужими руками. Он убивает, глядя в глаза - открыто, всем напоказ. И закатные твари... ты просто не сможешь. Не сможешь нанести удар. Это все равно, что убить самого себя и даже хуже. Но что ему теперь делать?!
Дикон прижался лицом к холодной стене, беспомощно застонал сквозь стиснутые зубы. Во рту появился привкус крови. Там, в Олларии, убивают. А он стоит здесь, в тепле и безопасности и ничего не в состоянии придумать. На что ты вообще годен?! Святой Алан, Марсель!.. Нужно поговорить с Марселем, он что-нибудь сообразит. На миг Дику показалось, что он нашел выход, но отпустившие было тиски вновь сжали сердце. Марсель Валме, что там ни говори - навозник! Ему выгодно то, что делают Манрики, хотя сам он - честный и хороший человек. И Марсель родом из Эпинэ. Одиннадцать сожженных усадеб… кто поручится, что среди них нет замка Валмонов?! Что, если люди Робера повесили отца Марселя, как Альбина Марана и его семью?! Это какой то кошмар, сбывшийся кошмар! Они все прокляты, кто-то, когда-то обрек их на нескончаемые муки, и все они будут платить, и не расплатятся. Мысль была какой-то страной, словно кем-то подсказанной, и Дик поспешил ее отбросить. Не хватало еще начать думать о всяких бреднях! Если начать вспоминать свои сны и… упитанную пегую кобылу, то он просто сойдет с ума, так ничего и не придумав.
Ричард оторвался от стены, сделал несколько шагов по комнате. Вчера ночью на этой постели Рокэ взял его, а Дик выгибался навстречу, вцепившись зубами в плечо Алвы - чтобы заглушить свои стоны. Нет, стоять так - безумие! Он поедет сейчас во дворец Фомы и найдет Рокэ. Он все расскажет маршалу и спросит его!.. Нет - потребует!.. Речь идет о жизни королевы, о жизни десятков людей. Любой талигоец, узнавший о том, что творится в Олларии и Эпинэ, имеет право требовать от Первого маршала ответа, ведь сиднем сидеть в проклятом Урготе, зная о происходящем на родине - государственная измена. Алва обязан прекратить этот кошмар. Дик расскажет все, как есть, и плевать на законы Чести, которые запрещают тайком читать чужие письма. Какое это имеет значение сейчас? Если Ворон сочтет нужным застрелить его на месте, значит, так тому и быть. Но попытаться Дик обязан.
Дикон открыл створку гардероба, сдернул с вешалки камзол, и случайно глянул на себя в зеркало. Святой Алан… когда он успел порвать воротник?! И глаза у него вроде всегда были серыми, а сейчас черные - как море в шторм. Волосы растрепаны, на совершенно белых щеках красные пятна… В таком виде его во дворец не пустят! Ричард метнулся в ванную, вылил на голову полкувшина ледяной воды, торопливо вытерся полотенцем и переоделся. Надевая портупею со шпагой, он долго не мог застегнуть ремень, и выругал себя последними словами. Мог бы обойтись кинжалом, для чего ему шпага во дворце?! Для красоты?
Дикон пустил Сону в кентер, темные улицы мелькали перед глазами. Он старался ни о чем не думать, чтобы не заблудиться. Дорогу во дворец Фомы он знал неплохо, но ни разу не ездил туда один, да еще ночью. Ужас, словно ударами невидимого бича, гнал юношу вперед. Наконец мориска свернула на широкую аллею. Стараясь говорить как можно спокойней, Ричард назвался, и без затруднений проехал мимо гвардейцев. Во дворце пели скрипки, лакеи с подносами сновали из приемной в бальную залу. Здесь танцевали и веселились, и никому ни до чего не было дела. Дик остановился в высоких дверях. Так и есть! Закатные твари! С одной стороны к Рокэ прилипла Юлия, с другой стояла Елена. Если сейчас подойти к Алве, принцессы вцепятся в них обоих мертвой хваткой. Юноша в отчаянье закусил губу. Он смотрел на Рокэ, мысленно умоляя его оглянуться. Пожалуйста, пожалуйста!.. Посмотри на меня…
Создатель есть! Он существует, иначе Алва его не услышал бы. Маршал вдруг обернулся, их глаза встретились. Рокэ недоуменно передернул плечами, и что-то сказал принцессам. Юлия обиженно надула губки, однако выпустила локоть герцога.
- В чем дело? Зачем ты здесь? - Алва подтолкнул оруженосца к боковому проходу, где бархатная портьера немного скрыла их от посторонних глаз. Увидев Рокэ так близко, Дик растерял половину своей решимости. Герцог Алва - надменный, жестокий, безжалостный. Безупречное спокойное лицо и заледеневшие глаза. Это не тот человек, чьи руки ласкают тебя по ночам, сжимают твои бедра до боли, чьи губы толкают тебя к пропасти. Пропасти, пьянящей свободой и пугающей невозможностью вернуться. Бешенный стук сердца, едва слышный вздох, черные волосы падают тебе на плечи, когда Рокэ опускает голову… И в следующий миг на тебя смотрят чужие глаза чужого человека. Как сейчас. Будто бы ничего не было, а ты все себе придумал.
- Ты скажешь, наконец, зачем пришел? - в голосе Алвы уже слышится раздражение. Что будет через минуту? Дикон вцепился рукой в край портьеры и выдохнул:
- Мы должны вернуться в Талиг. Сейчас же. Отдайте приказ об отъезде, - нет никакого "мы". Забыл? Сейчас тебе напомнят!
- Юноша, вы упали с лестницы? Или у вас несварение желудка? - Рокэ ухмыляется, а взгляд становится неприятно внимательным, будто маршал смотрит на мишень, по которой нельзя промахнуться.
- Если вы немедленно не отдадите приказ возвращаться, я войду в этот зал и закричу. И они все узнают. И Фома. И принцессы. И иностранные послы, - Дикон не мог поверить, что это он говорит такие жуткие слова, которые сами по себе стоят казни за неповиновение, но иначе Алву не проймешь. Маршал спокойненько отправился на бал, он флиртует с принцессами, хотя они ему совершенно безразличны, а Айрис и Катари… В Багерлее, среди мужланов и солдатни!.. Или они обе давно мертвы.
- Я требую, чтобы вы немедленно вернулись. Иначе… я не шучу.
Ричард задохнулся и замолчал.
- Так-так. Да вы растете, юноша. Просто на глазах умнеете. Шантаж? Как интересно. Продолжайте, я вас внимательно слушаю, - маска вежливого любопытства будто намертво прилипла к лицу маршала, а гибкие пальцы вдруг с силой сжимаются на сапфировой цепи. Блеск синих камней режет глаза и до Дика доходит… Алва его не понимает? Как тогда, с письмом Роберу?
- Вы не поняли! Я об Олларии, о Манриках! Вы что, решили, что я!.. Создатель! Да послушайте же вы!
- Замолчите, - Рокэ толкает его глубже в сумрак коридора, подальше от открытой двери в зал, - меня не интересует, что вы там себе опять вбили в голову. Но пора бы понять, юноша, что шантаж на меня не действует. Разве Штанцлер вам этого не объяснял? Не поведал поучительную историю о Джастине Придде? Хотите кончить свои дни так же, как он?
Бесполезно! С этим чудовищем бесполезно разговаривать. Стиснув кулаки и проглотив вставший в горле комок, Дикон попытался снова:
- Эр Рокэ… ведь в Олларии убивают, неужели вам все равно? Моя сестра… и королева… они ведь умрут… умрут, если вы не вернетесь… пожалуйста…
- Герцог! Вот вы где! - шорох кринолина, мелькает светло-зеленый атлас. Принцесса Юлия. Пустышка, дура набитая, дочь торговца! Дик и не думал, что когда-нибудь ему захочется убить женщину, но сейчас хотелось. Очень!
- Вы меня опять бросили, герцог. Это просто невежливо. Я хочу, да нет, я требую, чтобы вы вернулись, и рассказали до конца ту забавную историю. Не правда ли, я имею права требовать?
- Разумеется, Ваше Высочество. Столь прекрасная и благородная принцесса может требовать от мужчины все, что угодно, - Рокэ улыбается разряженной кукле, равнодушно отворачиваясь от оруженосца.
- Вам придется очень постараться, чтобы загладить свою вину…
- Юлия! - гневный, чистый голосок. Принцесса Елена появляется в дверях, строго смотрит на сестру. - Ты мне нужна.
- Эр Рокэ, - это последний шанс. Ричард дотрагивается до руки маршала, заставляя его повернуть голову. Шепчет с отчаяньем: - Пожалуйста…
- Елена, какая ты, право! Я отсюда никуда не пойду одна. Герцог Алва виноват передо мной…
Старшая дочь Фомы решительно хватает сестру под руку, та с капризным смехом пытается вырваться, а Рокэ встает между принцессами:
- Дамы, я в вашем распоряжении. Так на чем я остановился? - и, не разжимая губ, бросает оруженосцу, - Ричард, подождите меня в приемной.
Юлия повисает на Алве, сам он протягивает руку Елене, та, поколебавшись, принимает помощь, и они уходят. Лакей захлопывает высокие створки.
Вот и все, чего ты добился, глупец. Все давно просчитано, как в Октавианскую ночь. В столице гремел набат, горели дома, убивали людей. А Первый маршал отнюдь не торопился вмешаться. Он пообедал, выспался, вдоволь поиздевался над несчастным Оноре и лишь потом поехал в казармы, чтобы там поиздеваться над Килеаном. А потом Алва с наслаждением вешал отребье и черноленточников. Таков был план, придуманный Дораком. Тогда план в чем-то сорвался, и его повторили, только и всего. Расправа над Людьми Чести рано или поздно должна была начаться. Когда в Олларии все будет кончено, Рокэ уничтожит Манриков, сотрет их в порошок. А Ричарда Окделла пока щадят. Должно быть, игрушка еще не надоела - так зачем же ее ломать прямо сейчас? Но со времененм... Рокэ только и умеет, что ломать чужие души, чужие жизни. То, что при этом он убивает самого себя, его не волнует. Он побеждает, всегда побеждает, и это главное.
Дикон медленно прошел через приемную, кто-то его окликнул. Тапо Монтойя? Кто-то из кэналлийцев? Юноша не обернулся, и не останавливаясь, вышел на парадное крыльцо. Соны не было видно, наверное, конюхи уже отвели мориску в дворцовую конюшню, думая, что оруженосец почетного гостя Его Величества Фомы приехал надолго. Ну и что? Сона принадлежит Рокэ Алва. Дикон привык считать вороную кобылу своей, она стала ему другом, но это чувство - такой же лживый мираж, как и все в его жизни. Он не имеет права забрать мориску с собой.
Дикон почти бежал по ярко освещенной аллее, к темному провалу ворот. Вот уже дворец остался позади, юноша свернул на широкую улицу и еще прибавил шагу. Как он выберется из Ургота без денег, без коня? Никак, просто никак! Останется только ограбить кого-нибудь. Но какой в этом смысл? Даже если ему удастся добраться до порта и уехать из этой страны, на границе с Талигом его арестуют. И, скорее всего, отправят в столицу и казнят. А может, просто убьют на месте. Он ничем не поможет Айрис и Катари.
Дик шел по улицам, по совершенно незнакомым улицам Урготеллы, не замечая, что фонарей ему попадается все меньше, а прохожих уже и вовсе нет. Он не замечал ни хлюпающей в легких сапогах воды, ни пронизывающего до костей осеннего ветра. Перед его глазами Айрис гладила Бьянко, склоняла русую головку над вышиванием. Катари улыбалась - робко, испуганно. Она не виновата, что лгала ему, лгала всем подряд. Разве с Рокэ можно бороться иначе? Дик видел даже Валентина. Не того надменного молодого вельможу, каким он запомнился юноше в последнюю встречу, а сломленного, избитого, на тюремной соломе. Дикон никогда не любил однокорытника, но такого он ему не желал! Никогда! Родителей убили олларские палачи, сам Валентин на волосок от смерти, а может быть, уже мертв. Создатель, должно быть, там уже все мертвы!
К кому ты взываешь, дурак?! Если бы Создатель существовал, разве б он допустил такое? Вокруг была непроглядная темень, но юноша видел улицы столицы Талига. Не было смеха детей, ликующих возгласов праздничной толпы. Не горели тревожные зарева пожаров, не гремела сапогами стража. Стылый ветер нес по пустым улицам какие-то обрывки, ветер колотил в запертые окна, но никто не отзывался. Лишь неровный топот копыт, топот, от которого не убежать, тревожил мертвый город.
Ричард остановился внезапно, словно налетев на невидимую преграду. Мысль была холодной, трезвой, совершенно ясной и правильной. Зачем жить так? Без надежды, без веры. Без… любви? Зачем дожидаться, когда все кошмары сбудутся? Он совершенно беспомощен, он приносит всем одни лишь неприятности и беды. Он никому не нужен. А Рокэ… только усмехнется и пожмет плечами. Ну и пусть!
Юноша свернул в какой то переулок, и пройдя дюжину шагов, услышал голоса. Таверна и люди… Нужно спросить кого-нибудь, как пройти отсюда в порт. Зачем ему нужно к морю, Дикон не знал. С десяток подвыпивших мужчин стояли у входа в кабак и разговаривали - громко, зло. Юноша вышел на свет и остановился. Пьянчуги обернулись как по команде.
- Мне нужно в порт, - тон был грубым, высокомерным, но Дику было наплевать, - в вашем паршивом городишке приличный человек рискует заблудиться, - люди молча смотрели на него. Скоты. Тупые, счастливые скоты, которым дела нет ни до чего, кроме своей луженой глотки и дешевого пойла.
- Оглохли? Я спрашиваю, как пройти в порт, - отчаянная злость, пришедшая на смену отчаянью, грозила задушить, требовала выхода. Толпа зашевелилась, кто-то громко захохотал.
- Вы поглядите, какой выискался! Ты кто такой есть, что так с нами говоришь? Бастард Фомы? Или любовничек Дивина?
- Заткнись, мразь, - Ричард шагнул вперед, навстречу хамским мордам. У половины из них шпаги, запрещенные простолюдинам шпаги, у остальных наверняка ножи. Это отребье не дружит с законом. Тем лучше! Их много, они его убьют. Конечно, прикончат прямо здесь. Как удачно. Это хорошая смерть, в конце концов. Гораздо лучше, чем сдохнуть в камере Багерлее или, того хуже, - самому накинуть себе на шею петлю. И никто не догадается, не поймет. Просто на герцога Окделла напали пьяные ублюдки. Ричард выхватил шпагу, ближайший к нему громила отскочил в сторону.
- Ребята, он сам напросился!
- Верно, Кистень! У него, видать, ржавых полно! Поделим? - везде и всюду мразь говорит на одном языке. И в Олларии и в Урготелле.
- Окружай! Слева заходи, Лысый! А вы, дурни, справа, - этот в шляпе с обвисшими полями, должно быть, главный. Его нужно в первую очередь… Чужие шпаги со звоном вылетели из ножен, Дикон поднял клинок.
Не злиться и не топтаться… Как только клинки столкнулись, он разом успокоился, будто на уроке. Этот Лысый чересчур торопится, а мы торопиться не будем. Защитный удар, обвод, обманный финт - укол!.. Есть. Узкое лезвие вошло громиле под ребра. Дикон не успел даже понять, что только что убил человека, как рука сама дернулась назад, резко рванув эфес. Оружие в чужом теле не забывают, юноша. Особенно, если тело живое. Ну, а если мертвое, вам самому клинок еще понадобится.
Конечно, понадобится! Двое налетели на него одновременно. Дик пнул одного ногой в колено, выиграв пару секунд. Развернулся ко второму… Смотрите противнику в глаза, юноша…только очень хороший боец себя не выдаст, а таких мало… Маленькие глазки нападавшего уперлись юноше в живот, рука пошла в сторону, Ричард ударил в открывшийся бок. Человек заорал - истошно, жутко. И рухнул на землю. Двое? Или эта крыса жива? Теперь они кинулись всем скопом, но юноша перехватил эфес и гарда с противным звуком врезалась в лицо ближайшего. Тот, захлебнувшись кровью, прижал руки к носу. Дик каким то чудом отбился от четверых разом, и отскочил к стене таверны. И за спину поглядывать не забывайте - пригодится…
Брошенный кинжал вспорол рукав. Уже достали, и щека горит, что-то теплое течет за воротник - кто-то его зацепил, а он даже не заметил.
- Что встали? Нас больше, справимся. Заходи со спины, только медленно.
- Слышь, а может ну его? А? Мне жить охота…
- Ублюдки. Твари. Погань, - сквозь зубы выплюнул Ричард, наслаждаясь растущей в груди яростью. Он замечал каждое их движение, каждый взгляд, но их самих не видел. Вместо урготского отребья перед юношей стоял полковник, приведший в Надор солдатню, с сытой безнаказанность надувал щеки Арамона, печально и лживо улыбался Штанцлер, щерился рыжий Манрик, которого Дик видел всего дважды. Сейчас они нападут все разом, и все будет кончено. Навсегда. Ну и хвала Леворукому.
Вот он, Чужой, стоит за их спинами и смотрит. Молчит и улыбается. У него улыбка Рокэ. Или наоборот? Дик выпрямился и поднял шпагу.
- Всем стоять! Стоять на месте, я сказал!
Откуда они появились в этом глухом переулке? Конная стража? Да! Урготская конная стража.
- Теньент, перекройте выходы, не то сбегут. Сударь, вы ранены?
Человек с капитанской перевязью спешивается и идет к Ричарду. Пальцы словно занемели на рукояти, никак не удается разжать, а Чужой презрительно кривит губы и отворачивается. Даже умереть не сумел, никчемный мальчишка.
- Я - капитан гарнизона Урготеллы Артур Левадос. Сударь, назовите свое имя, - назвать им свое имя? И его тут же отведут в посольство. Или в тюрьму. Неизвестно, что хуже. Лучше молчать.
- Сударь, кто был зачинщиком?
- Господин капитан, это он на нас набросился! Сам! А мы его не трогали! Да вы посмотрите, трупы…
- Сударь, я вас последний раз спрашиваю…
- Артур, кажется, я его видел. Он талигоец. Оруженосец герцога Алва, - молодой теньент останавливается рядом с командиром, - герцог Окделл, не правда ли?
Дикон, помедлив немного, нехотя кивнул. В таких обстоятельствах дворянин солгать не может. Усталость накатывала волнами, и юноша на миг закрыл глаза. Он хотел распрощаться с жизнью, и распрощался бы, не вмешайся Левадос и его люди…
Самоубийство - трусость и величайший грех. Как глупо… глупо и стыдно.
- Сударь, где вы оставили свою лошадь? - теньент попытался осмотреть его предплечье, но юноша отстранился, хотя рану жгло огнем.
- Я пришел сюда пешком, - буркнул Ричард, сознавая, как нелепо звучит его ответ.
- Уступите на время свою Звездочку герцогу Окделлу, теньент. Я слыхал, что талигойцы прекрасные наездники, ничего страшного он с ней не сделает.
Теньент кивнул, а Дикон тихо, но твердо ответил:
- Я никуда не поеду. Мне нужно в порт, - Левадос вгляделся в его лицо и покачал головой.
- Куда вам нужно, будет решать Первый маршал Талига или посол Шантэри. Вы убили двух человек, герцог. И только ситуация, в которой мы вас застали, мешает мне немедленно отправить вас в тюрьму. Слишком неравны были силы, чтобы говорить о злом умысле с вашей стороны. Так вы едете, или мне приказать солдатам вас связать?
Ричард молча направился к лошади теньента, оказавшейся неплохой вороной трехлеткой, чем-то напомнившей юноше Сону. При мысли о мориске горло сжало сухим спазмом. Что подумает Рокэ, узнав, что оруженосец ушел из дворца пешком? Если он вообще не выбросил мысли об оруженосце из головы через секунду после их разговора. Святой Алан, что он наговорил Рокэ?! Как он посмел угрожать оглаской?! Кому стало бы лучше, узнай Фома и его двор о происходящем в Талиге? Уж точно не Айрис и Катари! А вдруг принцессы все слышали и что-то поняли? Нужно было дождаться Рокэ в посольстве и не пороть горячку, как любил говорить капитан Рут.
Отряд стражников быстро продвигался по тихим улицам, Дик сжимал коленями бока чужого коня, и с безмерным удивлением оглядывался вокруг. Как же далеко его занесло!
- Господин Левадос, не подскажете, сколько сейчас времени?
Капитан чуть придержал коня и довольно нелюбезно бросил через плечо, даже не обернувшись:
- Скоро утренняя служба.
Закатные твари… когда он уходил из посольства, часы пробили одиннадцать раз. Его давно ищут. Или нет? Даже если Рокэ плевать, то Марсель непременно станет его разыскивать. Небо потихоньку светлело, позади остались лачуги и низенькие дома ремесленников, отряд проехал торговые ряды и копыта застучали по брусчатке аристократических кварталов. Дику стало страшно. Когда до посольства осталось не больше бье, навстречу стражникам карьером вылетело шесть всадников. Ричард тотчас узнал береты кэналлийцев и натянул повод, останавливая коня. Левадос тоже остановился.
- Это за вами?
- Да, - слышать страх в своем голосе было невероятно противно, но больше всего на свете Дик сейчас боялся встретиться с Алвой.
- Тапо Монтойя, начальник эскорта Первого маршала Талига, - представился кэналлиец, а темные цепкие глаза оглядели Ричарда с головы до ног. - Дор Рикардо, с вами все в порядке?
В помутившемся от страха рассудке мелькнула странная мысль: если б он сказал, что с ним плохо обращаются, что бы стало с Левадосом и его людьми? Судя по тому, что Тапо положил руку на рукоятку пистолета - ничего хорошего. Неужели Тапо Монтойя готов драться за оруженосца соберано? За чужака, подсыпавшего монсеньору яд, сына давнего врага его господина? Готов защищать Ричарда Окделла без приказа и без раздумий? Это казалось невероятным, но Тапо выжидающе, пристально смотрел на Левадоса, а позади начальника эскорта замерли в седлах кэналлийцы. Теплая волна прошла по сердцу, и страх чуть отступил. Может быть, все еще наладится? Может, все не так ужасно? Дикон улыбнулся Тапо, тот кивнул.
- Герцог Окделл поедет с нами, - кэналлиец перевел взгляд на капитана стражи.
- Я охотно доверил бы вам нашего… гостя, но герцог Окделл убил двух жителей Урготеллы, и я бы хотел лично поставить об этом в известность господина Первого маршала, - в голосе Артура Левадоса зазвенел металл.
- Вы хотите сами говорить с соберано о… поведении его оруженосца? - это было сказано таким тоном, что Артур передернулся. По правде говоря, Дику тоже стало не по себе.
- Не смею вам мешать, - Тапо повернул коня, с таким расчетом, чтобы оказаться между Диком и Левадосом, и что-то сказал по-кэналлийски одному из подчиненных. Дикон разобрал только "нашли" и "всем возвращаться". Святой Алан, его всю ночь искал весь эскорт Рокэ?! Одинокий всадник галопом помчался куда-то в город, а отряд поехал дальше.
В посольстве свет горел почти во всех окнах, и Ричарду ужасно захотелось оказаться где угодно, только не в красивом старинном особняке. Тапо Монтойя помог юноше спешиться и вдруг зашептал ему на ухо:
- Не знаю, что вы сделали, но ни в чем не признавайтесь. Поняли? Пусть соберано сам с ними разговаривает, а вы молчите, - Ричард торопливо кивнул и неожиданно вспомнил…
…В Октавианскую ночь Рокэ приехал домой с двадцатью кэналлийцами. Ричард будто вновь увидел толпу возле особняка Алвы, мертвое тело черноленточника, дымящийся пистолет в руке Рокэ, и застывших в ожидании приказа кэналлийцев. И самого себя… перепуганного, но готового… сделать очередную глупость. Задержись Рокэ на полчаса, толпа растерзала бы его оруженосца. Да и после… их всех спасла только самоуверенность, с которой Рокэ разговаривал с фанатиками, и страх перед Первым маршалом. Святой Алан! Разве Алва мог поехать в казармы сразу?! Имея в своем распоряжении всего двадцать человек, не считая Дика и слуг?! Против трехтысячного гарнизона Олларии во главе с комендантом-изменником? Даже ума оруженосца хватило на то, чтобы понять - в казармах не все ладно. В данном случае риск был бы совершенно неоправданным, а ошибка стоила бы жизни такому количеству горожан, что и представить жутко! Какой же ты болван, Ричард Окделл! Как же можно не сообразить такую простую вещь?! Рокэ послал за Савиньяком, потом отправил в город своих людей. И все же… несмотря на страшную опасность, маршал не стал дожидаться подхода армии. Он поехал в казармы, понимая, что каждая минута промедления несет кому-то смерть или издевательства и разорение. Счастье, что изменником оказался только сам Килеан, а его люди просто слушались приказов и ничего не понимали. Но если бы было иначе? Как в тот кровавый день, почти четыреста лет назад, о котором Дикону часто рассказывали в Надоре. Граф Карлион старательно подбирал офицеров и солдат подчиненного ему гарнизона. Почти все они состояли в заговоре и в условленный час горожане оказались в их власти. Дворцовая стража не могла справиться с мятежниками, и Рамиро Второй бросил против Карлиона личные резервы регента Талига. Но пока армия вошла в Олларию, Рамиро и его люди дрались за каждый дом, где прятались семьи сторонников узурпатора, а за спиной у них был королевский дворец и несовершеннолетний Октавий с девочкой-супругой. Подобное повторилось через двести лет, во время мятежа Генриха Оллара. У прямого потомка Рамиро и Алонсо были основания опасаться повторения истории… И все же Рокэ поехал в казармы, все равно что в одиночку!..
Задумавшись, Дикон едва не полетел через порог кубарем. Закатные твари… а что происходит сейчас? Все ли ты знаешь, все ли понимаешь, чтобы судить Рокэ, чтобы осуждать его за то, что он немедленно не сорвался в Талиг? Оруженосец в Октавианскую ночь не отвечал ни за что. Он пустил в дом господина людей, из-за которых его могли убить. И всех слуг Алвы заодно. А вот защитить Оноре и его спутников, случись такая необходимость, герцог Окделл не смог бы. За оруженосца это сделал Первый маршал, хотя мог выбросить эсператистов на улицу, в руки черноленточников. С Ричарда Окделла никто не спросил бы отчета, а маршал отвечал за весь город. А сейчас он отвечает за весь Талиг…
Рокэ не поверил в слова оруженосца о намерениях Робера Эпинэ - ну и что? Ведь маршал оказался прав! Робер поднял мятеж - заведомо обреченный, никому не нужный. Рокэ не верит никому. Сколько же нужно повидать обмана и предательств, чтобы потерять веру - бесповоротно и навсегда? И Дику Алва тоже не верит, хоть и спит рядом, поворачиваясь к нему спиной, позволяя любовнику обнимать его так, что в случае чего не вырвешься, просто не успеешь. Стало так горько, так невыносимо горько на душе, что юноша отдал бы все на свете, лишь бы повернуть время вспять и зачеркнуть несправедливые мысли и высказанные упреки. Он попросил бы сейчас у Рокэ прощения, если бы… если б ни Айрис и Катари.
Ричард в сопровождении Артура и Тапо вошел в гостиную. Граф Шантэри в ночном колпаке и теплом камзоле сидел в кресле и с крайне недовольным видом поджимал сухие, старческие губы. Еще бы - невозможно нарушить приличия сильнее! Рокэ стоял у камина. Он выглядел так же, как и несколько часов назад, когда оруженосец разговаривал с ним последний раз. Безупречный черный колет, сапфировая цепь, спокойное лицо. Узкая рука поглаживала ножку стоящего на каминной доске бокала с темно красным вином. "Кровь". Черная или Дурная? Все было совершенно обыденным, если б за окном не занимался рассвет, а на виске, прикрытом вороной прядью, часто и быстро не билась тонкая жилка.
- Чем обязан, сударь?
Темная бровь слегка приподнялась, и Левадос поспешил представиться, приложив руку к каске.
- Оллария довольно спокойный город. Мой оруженосец по молодости лет не сообразил, что другие столицы могут оказаться не столь безопасными, - Ворон говорил медленно, размеренно. Равнодушно.
- Монсеньор, отдавая должное нарождающейся дружбе между нашими державами, я, тем не менее…
А вот Артур Левадос, казалось, не мог подобрать слова. Посол Шантэри фыркнул, скорее облегченно, чем сердито, и устроился в кресле поудобней.
- Оставьте дипломатию дипломатам, капитан. У военных редко получается играть в эти игры. Что вы хотите мне сообщить?
- Ваш оруженосец, монсеньор, убил двух человек и ранил еще троих. Одного - смертельно. Я обычно не склонен верить всякой швали, которая, к тому же, открыто нарушает закон, но опрос свидетелей показал, что герцог Окделл сам напал на пострадавших. Он спровоцировал… поединок и первым обнажил шпагу.
- Заминка к месту, капитан. Сколько было этих, с позволения сказать, пострадавших?
- Девять человек, монсеньор, - Левадос явно чувствовал себя не в своей тарелке. Маршал тихо присвистнул, исторгнув из груди графа Шантэри тяжкий вздох.
- Однако! Юноша, вы меня поражаете. Капитан, а вы сами не замечаете нелепость обвинений в адрес моего оруженосца?
- Замечаю, - буркнул Левадос, - но могут быть претензии…
- Претензии? Ричард, вы имеете какие-либо претензии к тем, хм, господам? - когда Ворон начинал говорить таким тоном, боевые генералы проглатывали язык. Капитан Артур не был исключением. Он, конечно же, имел в виду претензии со стороны пострадавших, но Алва не оставил стражнику никаких шансов. Если б Дикону не было так плохо и стыдно, если бы не болела разбитая голова, и не саднил порез на руке, он бы пожалел Левадоса. Но сейчас важнее всего было как можно скорее остаться с Рокэ наедине. Поэтому Дик молча покачал головой. Он не помнил лиц убитых, и не испытывал к ним ни малейшего сочувствия. Да, он хотел умереть, поэтому и толкнул их на ссору, но порядочные люди никогда б не набросились вдевятером на одного. Так что они просто получили по заслугам.
- Прекрасно, - мурлыкнул Рокэ и лениво потянулся, - может, выпьете со мной, капитан? Ах, вы на службе? Тогда не смею вас задерживать.
Последняя фраза ударила как молотком по шляпке гвоздя, капитан Артур нахмурился, но поклонился и пошел к двери. Оклик Ворона остановил его уже у порога.
- Сударь, еще минуту. Денег вы не возьмете, верно? Так я и думал. Но Его Величество Фома, узнав о вашей роли в деле укрепления нарождающейся дружбы между нашими державами, будет вам благодарен… полковник Левадос.
Артур, несомненно, понял намеренность ошибки и оценил открывающиеся перед ним перспективы. Однако хмурое выражение не сошло с его лица, и он, буркнув что-то, вышел, по пути задев плечом Тапо Монтойю. Кэналлиец отчего то не обиделся.
- Люблю таких людей, - задумчиво произнес Ворон, и сделал глоток, - Фоме повезло, что у него есть подобные офицеры. Но управлять ими настолько легко, что…
- Герцог! Я не устаю удивляться вашему легкомыслию, - граф Шантэри слегка напоминал потревоженную курицу, - ваш оруженосец…
- Мой оруженосец нуждается во враче и отдыхе. А о моем легкомыслии и угрозе дружбе между державами мы поговорим позже, граф, - Алва оттолкнул от себя бокал, и кивком головы приказал Дику следовать за собой. Ричард плелся за эром по коридорам посольства, пытаясь сообразить, что ему теперь делать и что отвечать. Рокэ его выгонит? Прибьет? Сейчас юноше все было безразлично. Хотелось - до безумия, до боли, прижаться к Рокэ, почувствовать на себе теплые, уверенные руки… Ведь всего пару часов назад Дикон прощался с жизнью, и думал, что никогда больше не увидит этого человека, который… что скрывать… стал ему дороже всех остальных людей на свете. Дороже свободы и чести.
В спальне Алвы царил образцовый порядок, и Дикон в своей порванной, грязной одежде остро почувствовал всю нелепость собственных поступков и собственного существования. Юноша остановился возле двери, прислонившись к косяку. Ему было настолько дурно, что казалось - еще чуть-чуть и ноги не выдержат.
- Врач вас осмотрит и окажет помощь, - голос Рокэ был хриплым и тихим, будто вся накопившаяся усталость вдруг вырвалась на волю. Алва взял что-то с кровати и показал Дику раскрытую ладонь. "Шпилька"… забытое оруженосцем орудие взлома.
- Сузы-Музы из вас не выйдет, юноша. Даже не пытайтесь, мой вам совет.
- Эр Рокэ, я был не прав… но почему вы не хотите вернуться?
Дикон качнулся навстречу маршалу, но тот остановил его коротким движением руки.
- От вас несет какой-то дрянью, так что стойте там, где стоите.
Несмотря на усталость, Ричард вспыхнул до корней волос:
- Пусть от меня воняет, но я не бросаю детей и женщин на произвол судьбы! - выпалил юноша, - Ну почему вы не хотите вернуться?! Разве это так сложно?!
- Юноша, - в голосе Ворона угадывалась такая злость, что Дика затрясло, - вам ведь читали в Лаик текст присяги Первого маршала Талига? Или вы тот урок проспали?
- Ничего я не проспал, - выдавил оруженосец.
- Тогда, быть может, вы мне его напомните? - какой обманчиво вкрадчивый тон. Ловушка! Рокэ тянет его в какую-то ловушку, чтобы… да зачем ему это надо?! Он может прихлопнуть оруженосца одним ударом.
- Я хорошо помню, не думайте, что я неуч.
- Да, разумеется, плох тот унар, который не мечтает стать Первым маршалом. Я жду.
- "Я…"… дальше следует назвать имя, титул и свой род… "клянусь быть щитом Талига…"
- Дальше, - нетерпеливо перебил Ворон.
- Дальше… "именем Создателя, кровью и честью своей клянусь… отдать свою жизнь за жизнь короля. Клянусь исполнять волю моего короля и служить ему… Клянусь, что ничто не заставит меня нарушить приказ, если только ослушание не спасет моему королю жизнь…"
- Замечательно. Вы ведь прочли письмо прознатчика, Ричард. Где, во имя Леворукого, в нем говорится, что Фердинанду угрожает опасность? - Алва смотрел прямо на оруженосца - внимательно и будто бы ожидающе. - Вы прекрасно знаете о распоряжении Его Величества, которое я получил в Фельпе. Да или нет? Приказ с тех пор не изменился. Мой король считает, что Первый маршал должен сидеть в Урготелле и готовиться к войне с дожами. Чем я и занимаюсь.
Дик замер. Что за глупые отговорки? Ворона волнует приказ Фердинанда, этой тряпки? Найдется такой дурак, который в это поверит?! Рокэ издевается над ним, издевается, глядя в глаза.
- Да что вы за человек такой, - простонал Дикон, бессильно сползая по стене на пол, - в Олларии все погибнут, а вы меня попросту дурачите! Неужели вам не жаль хотя бы Ее Величество…
- Вот уж Ее Величество сама о себе позаботится. Пусть Чужой убережет тех, кто встанет у нее на пути. А герцогине Айрис пока ничего не угрожает. Пока Манрик-старший надеется выдать ее за Леонарда, она в безопасности.
- Да как вы можете!..
Силы пропали окончательно, Ричард ткнулся лицом в колени. И услышал над своей головой:
- Отвратительно, - кажется, на его памяти Рокэ никогда не говорил с такой горечью и злостью, - вы не только умудрились разыграть на урготских подмостках драму, достойную даже не Дидериха, а Марио Барботты, вы еще и попросту… недоумок. Отправляйтесь к врачу.
Хлопнула дверь и Дик остался один.
***
Молодой лекарь суетился вокруг Повелителя Скал и тарахтел, не переставая, пока ворвавшиеся в комнату Валме и Джильди не выставили его за дверь. Марсель принес касеры, которую влил Дику в рот едва ли не силой. Оба - и капитан "Акулы" и офицер для особых поручений - полночи потратили на поиски герцога Окделла, однако, как показалось юноше, не горели желанием немедленно растерзать виновника переполоха. Скорее, им хотелось в подробностях услышать, как Ричарду удалось обезвредить половину "пострадавших". Быстро опьяневший Дик разговаривать был не в состоянии. В голове отчаянно шумело, перед глазами мелькали кривляющиеся лица и, перекрывая голоса друзей и шум проснувшегося города, звучал в ушах ровный голос, пригвождающий его к позорному столбу: недоумок. Недоумок.
Луитжи быстро откланялся, но Марсель остался. Сунул Дикону в руку флягу, сел на кровать и принялся внимательно рассматривать юношу. Ричард был так измучен, что ему даже стыдно не было. Разве можно опозориться сильнее, чем сегодня ночью? Какая теперь разница, что Валме о нем подумает? Марсель не знает главного - в Эпинэ мятеж. Одиннадцать сожженных усадеб… А Дик не проболтается. Он не совершит очередного дурацкого промаха. Может быть, Ворон его простит?.. Какая дурь, в самом деле! Алва никогда ни на кого не сердится, тем более на такое ничтожество, как оруженосец. Делать маршалу больше нечего! Но как же мерзко, как же больно…
Виконт, подождав, пока Дик сделает очередной глоток, тихо сказал:
- Да прекратите вы страдать, в конце концов. Подумаешь, дипломатический скандал! Алва разберется. А дядюшка пусть покудахчет, ему положено.
- Ты не понимаешь, Марсель, - с хмельной тоской пробормотал Дик, даже не заметив собственной фамильярности. В кромешной пустоте одиночества так хотелось найти кого-нибудь, кто не отмахнется, не пнет тебя, как собачонку…
- Не понимаешь… Почему он не хочет вернуться в Талиг, ну почему, скажи?!
Как ни странно, Марсель все понял. Ну, почти все.
- Я уже спрашивал, - казалось, что виконт зол и расстроен, - спрашивал. Ворон сослался на приказ Фердинанда. Странно как-то… но кто я, чтобы требовать ответа у Первого маршала?
Да! Кто они такие? Для Рокэ - всего лишь пыль под ногами черных щегольских сапог! Ему ни до кого нет дела, даже до себя самого.
- Он и Эмилю то же самое сказал, и мне… сегодня, - Дикон отхлебнул еще. Он был так слаб, что выронил бы флягу, если б Валме не успел ее перехватить. Стены спальни начали медленно кружиться.
- Дикон, - Марсель отчего-то понизил голос, - Рокэ Алва иногда говорит очень странные вещи. Взять хотя бы байку, которую он рассказал мне как-то… О том, что Четверо запретили своим потомкам нарушать обеты, и с тех пор Люди Чести избегают клятв на крови. Ведь в случае обмана и измены расплата будет… в общем, мне показалось, что Рокэ не столь легкомысленно относится к подобным вещам. Но, наверное, тогда он просто шутил. Только… я ни разу не слыхал, чтобы Ворон лгал. И потом - ему лучше знать, что делать. Вот это я понял точно.
- Ты не знаешь. Рокэ… он не лжет, верно. Но… ты не видел, что он сделал с Оскаром Феншо… и с Адгемаром, - Ричард заставил себя прикусить язык. Еще немного, и он или выболтает то, что говорить нельзя, или начнет ругаться как сапожник, мешая площадную брань с пьяными слезами.
- Насколько я слышал, действия Алвы в Варасте были признаны верными всеми без исключения. И вот что, Дик… Думаю, мы должны выбросить все это из головы. Будь в Талиге совсем плохо, Рокэ плюнул бы на приказ.
- Ты уверен?! А вот я нет! - Дик попытался вскочить с кровати. Перед глазами мелькнуло личико Айрис - заплаканное, испуганное. Марсель придержал его за здоровое плечо.
- А ну, лежи! Мало тебе приключений? Тебя чудом не убили, ты хоть понимаешь? Девять человек…
- Пусть бы убили. Я ж недоумок. Просто недоумок! - юноша захохотал - громко, вызывающе, так ему казалось. Марсель смотрел на него с … жалостью?
- Все, довольно. Мы обязаны выполнять то, что прикажет Рокэ, и точка. Раздумывать нам не полагается. А теперь постарайся заснуть.
***
Ричард проспал больше суток. Слуга графа Шантэри принес ему завтрак на подносе, но есть совершенно не хотелось. Забирая нетронутые тарелки, лакей покачал головой, но ничего не сказал. Внезапно разозлившись, Дикон приказал больше еду ему в комнату не таскать. Он сам в состоянии пойти в столовую, когда захочет. И вообще - он хочет спать, ему врач велел! Выпроводив слугу, юноша запер двери на ключ. Видеть никого не хотелось - ни Марселя, ни Луитжи, ни дядюшку Шантэри. А меньше всех - Ворона. Уже потом ему в голову пришло, что Алва - если тот захочет увидеть оруженосца - может попросту приказать выломать замок. Но Дика никто не беспокоил - только Луис раз поскребся в дверь и сразу убрался после того, как юноша рявкнул на него.
В нетопленой спальне было холодно, Ричард завернулся в одеяло, и прижал колени к груди. Он сидел неподвижно, не отрывая глаз от клочка низкого серого неба за окном. Что ему делать? Как жить? Он был бы рад думать, как Марсель Валме - слепо положиться на удачу, на совесть и честь Рокэ Алвы. Даже звучит смешно! Честь и совесть Кэналлийского Ворона! Рокэ первым бы засмеялся. Марсель может думать и говорить, что угодно, но… Разве виконт получал в свои одиннадцать лет письмо, в котором неизвестный чиновник уведомлял сына Эгмонта Окделла и его вдову о дуэли, о Ренквахском разгроме? Тот человек был добр… он даже не написал, где отец похоронен. Наверняка, в общей могиле. Как отец, дядя и братья Робера Эпинэ. Разве это забудешь? Победитель прислал семьям убитых лошадей и оружие, по обычаю Людей Чести. Раз в жизни Рокэ Алва поступил, как положено Повелителю Ветров. Наверное, до сих пор об этом жалеет!
Марсель Валме не служил в оруженосцах у убийцы своего отца. Рокслей - маршал-неудачник… виконт спал с его женой, а Генри водил его к куртизанкам. Весело! Как может Марсель понять его, Дика... кто вообще может понять, когда Дик и сам себе объяснить не в силах. Объяснить, каково это - привязываться к тому, кого ты должен ненавидеть, привязываться с каждым днем сильнее и сильнее. Ловить каждое движение, которое не несет в себе угрозу, по крупицам собирать каждое слово, в котором нет оттенка презрения и равнодушия... стараться забыть, что этот человек в своей жестокости и цинизме переходит все границы... забыть о том, что сказал Рокэ, узнав о смерти Оноре. Забыть о могиле Оскара Феншо, о стоящем на коленях Робере, о мозгах Адгемара на серых камнях, о будуаре Катари! Забыть, что сейчас в Олларии десятками убивают невинных, а Рокэ может все это прекратить... может, но не хочет! Забыть, забыть… как он взял тебя силой, а потом заставил полюбить. Да что там! Не просто полюбить - сойти с ума, потерять себя, свою волю и стать… кем?.. жеребенком объезженным?.. марионеткой?.. А Рокэ, когда ему вздумается, дергает за веревочки. И ты не можешь ничего с собой поделать и позволяешь ему - все позволяешь. Умоляешь о ласках, покорно ложишься на живот и раздвигаешь ноги... как о высшей милости просишь взять тебя… точно Рассветных Садов жаждешь мимолетной улыбки, искры интереса в синих глазах, прикосновения к своей щеке. Ждешь, когда он заговорит с тобой, а это бывает так редко! О, нет, они все время разговаривают, но никогда друг друга не слышат, не понимают, будто Рокэ говорит на бири, а Дикон - на языке агмов. И все же…
- Я тебя ненавижу. Я тебя… люблю, - Ричард произнес это вслух, обращаясь к пустой комнате, к осенним облакам. И испугался того, что сказал. Создатель за это накажет, непременно накажет! Нельзя любить так… нельзя. Рокэ прав, что никого не любит. И все же он не выгнал тебя, предатель и недоумок! Он заботился о тебе, он несколько раз спас тебе жизнь. И рассказал о покушениях, твоих деньгах и… о глупости твоих предков. Рассказал, потому что… поверил? Поверил, что оруженосец все поймет, и сделает правильные выводы? А ты что сделал? Залез к Рокэ в планшет и устроил истерику с попыткой самоубийства? Так и есть - недоумок. Но что он должен понять? Что, во имя Леворукого?!
***
Дик пролежал без сна всю следующую ночь, все же уснул ближе к утру, а под вечер заставил себя умыться, одеться и выйти из комнаты. Он не даст повода считать себя истеричной барышней. Повалялся - хватит. Поужинав на кухне в обществе Луиса, который молча подсовывал ему такие куски мяса, будто дор Рикардо не ел по меньшей мере год, юноша направился в гостиную и остановился в дверях. Остановился, потому что услышал знакомый, но уже полузабытый звук… низкий, звучный гитарный перебор.
Посол Шантэри сидел на своем любимом диване, рядом топтался какой то завитой напомаженный господин, Марсель и Луитжи расположились за винным столиком и с любопытством глядели туда же, куда и Ричард. Рокэ откинувшись в кресле, прикрыл глаза. Перед маршалом стоял незнакомый пожилой человек, весьма странной наружности, а в его худых, ловких руках пела гитара.
- Неплохо. Очень неплохо, но настроено слишком низко. Идемте со мной, эта комната не годится для настройки. Барон, прошу засвидетельствовать мое почтение и мою благодарность Ее Высочеству Юлии, - Ворон говорил как-то слишком медленно. Слишком… отстранено. Будто мысли его были где угодно, только не в этой комнате, не в этом городе. Дик вдруг испугался, сам не зная почему.
Рокэ встал, незнакомец отступил и низко поклонился. Ворон направился к двери, человек с гитарой засеменил следом.
- Добрый вечер, монсеньор, - промямлил юноша, боясь взглянуть на Алву.
- Добрый вечер. Вам лучше? - Дикон кивнул. Рокэ, видимо удовлетворившись ответом, прошел мимо оруженосца. В коридоре маршал вдруг остановился, незнакомец тоже замер. Что-то было между этими двумя, какая то тайна… Ричард понял это мгновенно и ясно, хотя спроси его, не смог бы объяснить, откуда взялась странная уверенность. Юноша тряхнул головой. Глупости какие! Рокэ с ним разговаривает, этого довольно.
Дикон, стараясь быть как можно более незаметным, наблюдал, как Марсель и Луитжи выпроваживали напомаженного человечка, оказавшегося секретарем принцессы Юлии. Когда барон, наконец, удалился, Дик тихо спросил:
- Кто это?
- Гитарных дел мастер, - буркнул Марсель, отворачиваясь от опять чем-то недовольного дядюшки, - сдается мне, Пиончик опережает Ласточку. Юлия подарила Рокэ гитару. А мастера зовут Лаим.
- Ничтожный Лаим, - улыбаясь, поправил Джильди, - это гоган. Я их несколько раз видел.
- Гоган? - изумленно протянул Ричард. Что нужно гогану от Рокэ? Почему они так друг на друга смотрели? Как смеет гоган - торгаш, язычник - так смотреть на герцога Алва?! А Рокэ позволил, ну, конечно… все как всегда.
- Я никогда не видел гоганов, - сказал Дик, просто для того, чтобы что-нибудь сказать. Он кругом виноват, он доставил всем кучу неприятностей, но нужно же как-то исправлять положение и думать, что делать дальше.
- Я тоже. Они ведь не живут в Талиге, - Марсель пошевелил кочергой угли в камине, - только не спрашивай меня - почему. Клянусь бородой гоганского Кабиоха - я об этом ни Леворукого не знаю.
- Мальчик мой! - возмутился дядюшка Шантэри богохульству племянника, - Не говори таких вещей при молодом человеке и вообще… а налей-ка всем вина!
Марсель с охотой расставил бокалы. Наливая Дикону, он с непритворным интересом спросил:
- Как ты себя чувствуешь? Может, лучше не пить?
- Глупости, - отрезал Дик. Голова больше не болела, порезы и синяки быстро заживали. По сравнению с тем, что творилось у него в душе, такая ерунда.
Трещал огонь в камине, они сидели, пили и болтали ни о чем. Ричард почти не вслушивался в беседу, он ждал Рокэ.
Алва пришел примерно через час. Гогана - если мастер, конечно, был представителем этого загадочного племени - с ним уже не было.
- А мне вина нальют? - Рокэ весело оглядел собравшихся в гостиной. Синие, шальные искры в оправе густых ресниц… Пожалуй, Дик только раз видел Алву таким веселым - в "Талигойской звезде", когда они трое наперебой рассказывали друг другу о своем унарском прошлом, смеялись над Арамоной, а жизнь казалась простой и счастливой… Тогда герцог Окделл не ждал беды, но она пришла. С выстрелом в упор у дома Рокэ. С ядом в бокале.
- В такой вечер только пить и петь, - Алва уселся в кресло, и, пригубив вина, положил себе на колени гитару. Распахнутая на груди черная рубаха, блеск старинного серебра на светлой коже… Волосы падают на лицо густой волной, Рокэ резко поднимает голову и ударяет по струнам. Нельзя так смотреть на него - пристально, не отрываясь, запоминая каждое движение, а не смотреть невозможно.
Вечер кончился, уступив место ночи, и Ричард понимал, что ему здесь давно не место. Марсель и граф Шантэри отправились спать, а Рокэ и Луитжи задержались у камина. Маршал играл и пел, а капитан "Акулы" слушал, и в его глазах была такая пронзительная тоска, будто Рокэ пел о нем, о его боли…
Брат мой сводный, брат мой с перевала
Что мне делать с сердцем, что болеть устало?
Дикон уже уходил - странная музыка застигла его в коридоре и он замер на месте, не в силах даже пошевелиться. Он никогда раньше не слышал этой песни и не мог уйти, не дослушав. Зачем только Рокэ выбрал именно ее? Забыть ее невозможно; помнить - нельзя, иначе уж слишком горько, слишком страшно…
Брат мой сводный, брат мой с побережья
Не отмыть ножа мне, что убил надежду
Дик прижался к стене, слушая низкий, чистый голос. Жизнь убивает надежды, одну за другой. Но ничто не запретит ему надеяться, что однажды… однажды Рокэ не оттолкнет его, позволит быть рядом. И не просто стоять за своим креслом и ехать по одной дороге, нет - пустит в свое сердце. Как же глупо… Но колдовские слова заставляли думать, что невозможное когда-нибудь станет возможным.
Брат мой сводный, брат мой из дубравы
Помянешь ли брата на заре кровавой?
Гитара замолчала внезапно, и юноша вздрогнул, приходя в себя. Алва и Джильди поговорили о чем-то, и капитан попрощался. Проходя мимо Ричарда, фельпец задержал на нем взгляд, словно что-то хотел сказать, спросить, но не решался. Джильди ограничился прощальным кивком и ушел, а Дикон прижался затылком к деревянной панели. Нужно уйти до того, как маршал допьет вино, и выйдя в коридор, увидит оруженосца. Не хватало только нарваться на новые оскорбления. Нужно пойти в свою комнату и постараться придумать, как помочь Айрис и Катари… может быть, написать Роберу? Но где искать вождя мятежников? И потом - это будет новым предательством. Попросить Рокэ отпустить его в Талиг, снабдив документами? Алва даже слушать не станет подобной просьбы! Зачем ты себя обманываешь?! Ты ровно ничего не можешь сделать! Можешь только надеяться на Алву и его решения. И еще на то, что он тебя простит. А сейчас лучше уйти и не попадаться ему на глаза.
- Постой, - Рокэ, как всегда, подошел очень тихо. Юноша опустил голову, заранее сжимаясь в унизительном ожидании насмешки. Но Ворон молчал. Дик уже собрался с духом и решил поднять глаза, когда Алва вдруг взял его за плечи, слегка встряхнув, прижал к себе... Ладони погладили спину, одна легла на затылок, другая на бедро… Что это с Рокэ, Святой Алан?! Не так уж много он и выпил, чтобы забыть о выходке оруженосца! Улыбающиеся надменные губы у самого лица… легкое прикосновение к виску. Дик с силой прижался к Алве, так, что тот пошатнулся.
Ричард смотрел на маршала, дрожа от стыда и желания. Вечер с гитарой изменил Рокэ почти до неузнаваемости, словно не было в жизни этого человека ни ненависти, ни обмана, ни убивающего душу безразличия. Ни следа привычной злой иронии, обидного сарказма… Ричард вдруг понял, что теперь они с Алвой одного роста, а в день Святого Фабиана Дик был на два пальца ниже. Юноша потянулся к смеющемуся рту, Рокэ толкнул его к стене, руки сжали бедра, стиснули ягодицы, поглаживая ложбинку между ними. Они целовались, ласкали друг друга прямо в коридоре посольства, никого не стыдясь и ничего не боясь. Голову кружило ощущение внезапной легкости и свободы, ноги подгибались, будто Дик разом осушил бутылку "Дурной крови". Когда Рокэ отстранился, юноша просто повис на нем, понимая, что если маршал его отпустит, он свалится на пол. Мучительно, до безумия хотелось большего, и Дикон прижал ладонь к паху Алвы, наслаждаясь внезапной дрожью стоящего перед ним человека.
- Иди к себе. Я сейчас, - голос Рокэ был прерывистым и хриплым.
Ричард едва ли не бегом бросился в свою спальню. Повалился на постель, спрятав в подушки пылающее лицо. Он все позволит Рокэ, ведь такое не повторяется! Никогда раньше эр не смотрел на него так… так, будто в синих глазах никогда не было льда, равнодушного холода. Будто бы они никогда не делали друг другу больно. А ведь Рокэ было больно… да, в тот вечер в Олларии, и все же он не дал предателю выпить отравленного вина.
Тихо скрипнула дверь, и Дикон рывком сел на постели. Алва смотрел от двери на юношу - словно бы вопросительно, выжидающе, и Дик поднял руки к застежке на воротнике. Рокэ никогда не спрашивал позволения, ни взглядом, ни жестом. Что с ним такое? Алва встал перед кроватью, перехватил руки оруженосца, опрокидывая его на постель. Сам раздел любовника - медленно, осторожно, будто в первый раз, будто не было золоченой кушетки, жестоких ударов, чудовищных оскорблений. Снял с Дика колет, бриджи и белье, заставил подвинуться к краю кровати и встал на колени между раздвинутых бедер юноши. Обхватил ладонями ягодицы любовника, прижался - лаская, целуя... прошелся губами по плечам, животу... прихватил сосок, чуть сжал зубы. Провел руками по телу, стараясь не коснуться поджившей раны, лаская каждую впадинку. Дикон коротко застонал, когда ладонь легла на мошонку, и еще раз, когда Рокэ взял его в рот - глубоко, бесстыдно. Юноша подумал, что он сейчас не выдержит, но пальцы стиснули член у основания, препятствуя разрядке. Губы скользили по пылающей, набухшей плоти, каждым прикосновением вырывая у Дика стон... секундный перерыв - Дик всхлипнул обиженно - и вдруг настойчивый, ласкающий рот коснулся его тела еще ниже… Ричарда подбросило на кровати, он вцепился в простыни, ошеломленно глядя на черноволосый затылок. Слов не было, ничего не было, кроме горящего в крови огня, и сумасшедшего ощущения неправдоподобной близости. Рокэ приподнялся, отстраняясь, быстро сбросил одежду, а юноша попытался спрятать лицо - щеки жгло нестерпимо, и кажется, они были мокрыми… Алва развел в стороны колени юноши, прижал его к себе, обхватив ладонями его лицо, заставил повернуться. Дикон зажмурился, а слезы все текли… Эта нежность… невозможная нежность каждого движения, каждого прикосновения… эта нежность заставляла его плакать. Щенок, глупый ты щенок… Сейчас он прочтет это в глазах любовника и волшебство исчезнет. Рокэ наклонился к нему - близко, близко, стирая губами следы постыдной слабости. И попросил шепотом:
- Дик… посмотри на меня…
Юноша заставил себя открыть глаза и задохнулся. Рокэ не насмехался, не злился. Просто смотрел на него, и синяя бездна грозила свести с ума. Алва приподнял бедра Дика, и вошел одним толчком - сразу, до конца, не отводя взгляда ни на секунду. Боли не было ни малейшей, только ощущение совершенной заполненности, цельности. Каждое движение внутри - плавное, неспешное - дарило наслаждение, безграничное счастье близости, открытости и иллюзии. Иллюзии любви. Пока Рокэ с ним, пока в нем, все хорошо, все правильно и мир не сойдет с ума. Сейчас любовник не оттолкнет его, не сможет - пока двигается вот так... пока смотрит в глаза. Алва слегка изменил положение, приподнял Дика, усаживая его на себя - так, что юноше пришлось опереться на заведенные за спину руки. И приказал:
- Двигайся. Сам… вот так.
Это было так ново, непривычно, что Дикон растерялся, но Алва надавил на его бедра, заставив опуститься ниже. Чужой!.. Как же это было сладко… юноша выгнулся в руках Рокэ, впуская его так глубоко, что давление внутри его тела словно сорвало разум с цепи. Золотое пламя вспыхнуло перед глазами, Дик приподнялся, вцепился руками в плечи любовника, прижался к нему, весь дрожа, всхлипывая. Рокэ вновь приподнял его бедра, задавая ритм, и Дик не выдержав, вскрикнул. Нельзя так громко… эти слова были последней связной мыслью в его голове, а дальше… Дик снова упал на спину, откинулся на подушки, вцепился зубами в собственную ладонь. Сейчас он не выдержит! В паху все окаменело, бедра сводило от напряжения, а Рокэ мягко отвел его руки.
- Не надо… Ничего не бойся, - Алва завел руки юноши за голову, переплетая пальцы, накрывая ртом дрожащие губы. Дикон был не в силах ответить, он уже ничего не соображал, а поцелуй все длился - лишая остатков воли. Рокэ прижался к его горлу, провел языком по коже до самого подбородка. Юноша задыхался, тело было влажным, натянутым, как струна, весь мир сузился до ощущения напряженной плоти внутри, но Рокэ не двигался, просто целовал и целовал - с таким безумием и страстью, будто это в последний раз.
- Рокэ… пожалуйста… я…
Он сейчас сойдет с ума. Чужой и твари его… просто умрет от желания, от этих поцелуев, от ласки сильных пальцев. Алва резко вышел, вновь стиснул ладонь на члене юноши, обхватил губами головку. Эта впадинка у самого верха… дотрагиваясь до нее, любовник превращал Дика в какое-то другое существо, не ведающее ни стыда, ни сомнений - только желание. Дикон закричал, заметался по постели, вцепившись в волосы Рокэ. Это было почти больно - хотеть так... позабыв обо всем, юноша рывками толкался в чужую глотку, неосознанно силясь приподнять бедра, вырваться из крепкой хватки.
- Рокэ… закатные твари… Рокэ! - был ли это шепот, или крик? Какая разница? Ричард позабыл обо всем, а крепко сжатые пальцы не давали ему освободиться, и наслаждение длилось, длилось без конца.
- Пожалуйста, - Дик хрипел, не слыша своего голоса, не понимая, что говорит. Алва отпустил его, вновь впился губами в распухший, истерзанный рот. Юноша забился, толкаясь вперед, пытаясь заставить Рокэ войти в него - еще глубже, чем несколько минут назад, еще сильнее. Они оба лишились рассудка, разве такое может быть?.. Может! Алва до боли сжал его дрожащие колени, разводя их в стороны, и вновь толкнулся внутрь - одним резким движением. Приподнялся на руках, вжимаясь в распластанное под ним покорное тело. Короткие, жесткие толчки - без жалости, без нежности. Но Дику сейчас было нужно именно это. Он притянул Рокэ к себе, губами, ладонями, всем своим существом чувствуя сумасшедшее напряжение… Алва внезапно опустил голову Дику на плечо, и юноша услышал глухой стон, и еще один… шепот сквозь зубы - то ли проклятье, то ли… Темная, непреодолимая волна накрыла Ричарда с головой, а когда схлынула, оставив память о вывернувших его наизнанку судорогах плоти, оказалось, что они лежат рядом. Одинаково вымотанные, опустошенные.
Дикон слабо шевельнулся, поворачиваясь к Алве лицом. Рокэ измучил его… оказывается, страсть тоже может лишить сил, словно война. Но как же это было хорошо!.. Нет, не просто хорошо… Дикон не знал слов, способных передать, что он сейчас чувствует. Потому что таких слов не было ни в одном языке.
- Рокэ, - позвал юноша, приподнявшись на постели и глядя любовнику в лицо. Глаза Алвы были закрыты, сжатые губы слегка подрагивали, или так казалось. Точно, ему просто чудится невесть что.
- Завтра поедешь во дворец, - как ни в чем не бывало произнес Рокэ, - принцесса Юлия устраивает очередной прием. Она тебя обожает, так что вечером мы будем избавлены от визитов ее секретарей. Коронованные особы без родословной в три тысячи лет весьма падки на внимание таких, как ты. Будь полюбезней.
- Таких, как я? А разве ты не такой же? - почему-то Дикону казалось, что он может сейчас позволить себе любой тон, любые вопросы. Но говорить о чем-то серьезном не хотелось мучительно. Напряжение уходило, тело начало расслабляться, и тут же захотелось спать.
- Такой же, и даже хуже, - Рокэ, повернул голову, и посмотрел на оруженосца. В синих глазах была та же веселая нежность, - спи, Дикон.
Сейчас Ворон повернется к нему спиной или, того хуже, - встанет и уйдет к себе в спальню. Юноша вытерся концом покрывала, и вытянулся на постели. Но Рокэ уходить не собирался. Он положил руку юноше на бедро, заставил повернуться на бок, и прижал к себе. Крепко, близко. Так, что стало жарко. Дотронулся губами до плеча, поцеловал в затылок, потом легко придавил голову Дика к подушке. Дик вздохнул от удовольствия, когда пальцы маршала зарылись в его волосы, и принялись перебирать пряди - в каждом прикосновении была пронзительная чувственная ласка. Ричард уткнулся лицом в сгиб локтя и закрыл глаза. Веки слипались, наливались тяжестью. Он будет спать, раз в жизни заснет так, как мечтал. Может же он в это поверить?
- Рокэ, - сонно пробормотал Дикон, - я больше такого не сделаю. Клянусь, - не нужно сейчас вспоминать о "шпильке" и своей дурацкой выходке, но завтра поговорить возможности не будет. Если маршал велел ему ехать во дворец Фомы одному, то сам он поедет в другое место.
- Сделаешь, - усмехнулся Алва, продолжая ласкать его волосы, - ты просто создан для глупостей. Просто постарайся делать их пореже. Или хотя бы научись сам выпутываться из последствий.
- Хорошо, - послушно сказал Дик, и прижавшись к любовнику сильнее, перестал бороться со сном. Болезненная нежность прикосновений, сжавшаяся на бедре рука, губы на виске… Что-то не так, что-то происходит с Рокэ, а оруженосец, как всегда, не может понять. Но о чем беспокоиться? Алва здесь, рядом, он все решит. Он спасет Айрис и Катари, не может быть, чтобы ему было наплевать… Просто еще не время… Рокэ знает, что делает… доверься… и спи.
***
Небо было белым до рези в глазах. И ни одной звезды. Солнца тоже не было. Дикон стоял на знакомой каменной балюстраде, только теперь внизу не было ни реки, ни камней. Только голая, выжженная равнина. Рядом с Диком были люди, он помнил, точно помнил, что знает их всех, но хоть убей, не назвал бы их по именам. У этих существ не было имен, потому что они не были людьми. Дикон поднял собственную руку к глазам, шевельнул пальцами. Он не чувствовал своего тела, не чувствовал вообще ничего. Только безмерную усталость. Сейчас все кончится, уже скоро. Кто-то резко выдохнул прямо над ухом:
- Смотрите!
Ричард поднял глаза и увидел… короткий, тяжелый меч. Какой знакомый! Лиловые камни, древняя сталь, причудливый узор - как давно он не видел этот меч... да и не хотел видеть. Его нельзя трогать! Нельзя! Меч лежал на старом, выщербленном камне, рукояткой вниз. Нужно схватить его, швырнуть подальше - пока кто-нибудь не увидел, не подобрал… Поздно! Тонкие, сильные пальцы сжимаются на темной рукояти. Нет, Рокэ! Не надо! Нет! Непонятная сила втискивает Дика в камень. Невозможно двинуться, шевельнутся. Рядом кто-то хрипит, в таком же бессильном отчаяньи, а Рокэ Алва поднимает меч Раканов и поворачивает острием к себе. И смеется. Веселым, теплым смехом. Соло виве, Рикардо, соло виве. Эти слова - только для него, остальные слышат другое. Острие все ближе, ближе… к черной рубашке, распахнутой у ворота. Ричард кричит, сам себя не слыша, но камень держит крепко. Рокэ продолжает улыбаться, кровь течет по ткани, по пальцам, но ее не видно. Не видно, потому что свет и слезы не дают смотреть. Дик лупит кулаком по проклятому камню, тот вдруг поддается, отпускает, но поздно. Все уже поздно! Что-то неведомое скручивает внутренности, разрывает тело и последнее, что видит существо, которое когда-то звали Ричардом Окделлом, это вспыхнувшие в небе четыре огненных лезвия… Они сталкиваются в вышине и пронзают сердце.
Ричард проснулся от собственного крика. Сердце бешено колотилось, пот застилал глаза. Закатные твари, ничего не случилось, это просто сон! Он в посольстве Талига, а с Рокэ все в порядке! Юноша стремительно обернулся. В кровати он был один, за окном бранились возницы, и барабанил дождь. Уже утро, Рокэ давно проснулся и уехал по своим делам, а оруженосцу пора на прием к принцессе Пиончик. Дик дрожащей рукой вытер пот со лба. Что с ним такое?! Разве можно так пугаться дурацких снов? Юноша вскочил с кровати, рванул портьеру и распахнул тяжелые створки. Холодные капли брызнули в разгоряченное лицо… как можно даже во сне такое представить?! Чтобы Рокэ сам… своей рукой… такого не будет никогда! Даже если небо рухнет на землю! Ричард перегнулся через подоконник, стараясь успокоиться. Лучше думать об ушедшей ночи. Леворукий с его тварями и все святые, это была лучшая ночь в его жизни, и как жаль, что нельзя запереть свою память на замок, чтобы не утратить ни секунды!
Дик захлопнул окно и подошел к зеркалу. Вот они - доказательства, что ночное безумие ему не привиделось. Нужно будет повязать платок на шею, чтобы скрыть следы, но искусанные губы не спрячешь… ну и пусть.
***
В принцессу Юлию словно вселился демон развлечений, и Ее Высочество не давала гостям ни минуты покоя. Ричард, призвав на помощь всю свою выдержку, послушно играл в шарады, помогал принцессе и ее фрейлинам расставлять цветы в высоких вазах, танцевал... Ему поминутно доставалось от Пиончика за невнимательность и рассеянность, и наконец она, досадливо вздохнув, отпустила оруженосца герцога Алва восвояси. Дик ехал в посольство по быстро темнеющим улицам, ежась от мелкого дождя и гадая - вернулся ли уже Рокэ? Утром в особняке остался только дядюшка Шантэри. Наверное, Марсель и Луитжи уехали вместе с маршалом. Ричард решил, что все трое собрались посетить Адмиралтейство, которое Фома расхваливал, будто третью дочь. Только вчера Рокэ говорил, смеясь, что обязательно съездит поглядеть на урготские новшества в области кораблестроения, чтобы потом рассказать о них Первому адмиралу Талига Рамону Алмейде, и понаблюдать за его выражением лица. Скоро они вернутся, что делать в Адмиралтействе поздним вечером?
Дик поужинал в одиночестве, жалея, что и Луис куда-то запропастился. Наугад выбрал книгу - это оказалась "История канонизации Эрнани Святого" - и пошел в свою комнату. Юноша никогда не был силен в богословии, но в другое время повествование увлекло бы его оригинальностью точки зрения автора. Писатель-эгидианец, живший лет триста назад, считал, что Эрнани Первого к принятию эсператизма могла подтолкнуть не только святость, но и соображения практического порядка. Старая вера дряхлела, чудеса кончились со смертью Эридани-Самопожертвователя и преступника Ринальди, но люди должны уповать на что-то, иначе под напором скептицизма и непокорства рухнет любая империя. Империя рухнула, но чудеса… кошмары не кончились! Дик отбросил книгу и прижал руки к лицу. Придется признать: либо он попросту спятил, либо в его кошмарах и странных предчувствиях есть доля правды. С каждым разом они все страшнее и все ближе, а если вспомнить неровный топот за спиной? Нужно рассказать об этом! И он расскажет. Рокэ скоро приедет, и оруженосец не будет тянуть с разговором. Пусть Алва посмеется над ним, так даже лучше. Тогда Дикон убедится, что все это ерунда и бредни, и успокоится. Только б Рокэ скорей вернулся.
Часы в столовой пробили полночь. Ричард задернул портьеры, оставив гореть всего несколько свечей, и сел на кровать, обхватив руками подушку. Чтобы время прошло быстрее, он будет слушать шум дождя и вспоминать… губы на своем теле, дрожь желания и нежности. Может, Рокэ вчера слишком много выпил или во всем виновата гитара? Неважно. Неважно, почему Алва вел себя так, но Дик знал твердо - за такую ночь ему не жаль полжизни. Время текло, стремительно убегало в вечность, а Ричард выводил пальцем узоры на покрывале, мечтал и ждал.
Удар в дверь - оглушительный, будто били ногой - и крик:
- Открывай, Дик! А ну проснись, Чужой бы тебя побрал!
Марсель?! Что такое?! Виконт продолжал колотить в дверь. Дикон вскочил на ноги, едва не запутавшись в одеяле, и распахнул створки. Валме выглядел так, будто за ним гнались изначальные твари - расстегнутый камзол, всклокоченные волосы, и совершенно безумные глаза. Не дав Дику сказать и слова, виконт схватил его за воротник и толкнул в комнату:
- А ну, говори сейчас же! Говори! Где он?
Да что он себе позволяет? Ричард ударил Валме по руке, попытавшись вывернуться, но офицер для особых поручений держал крепко, и в ответ на попытку вырваться с силой встряхнул юношу.
- Отвечай! Куда его Чужой унес?! Отвечай немедленно!
Дик наконец опомнился, и изловчившись, отпихнул Валме от себя. Виконт явно не в себе, но это не повод…
- Что вам надо? Убирайтесь из моей комнаты! - Марсель - красный, взъерошенный, подскочил к юноше и вновь вцепился в его одежду:
- Не прикидывайся! Ты должен знать!.. Леворукий и твари его!.. Не мог же он и тебя вот так!..
Терпение кончилось, и Дик замахнулся. Как это говорил Рокэ - большой палец должен быть... Марсель перехватил кулак юноши у самого лица, и прошипел сквозь зубы:
- Ну, вот что! Я бы никогда себе не позволил даже намекнуть, но сейчас не до правил этикета. Или ты сам расскажешь, или я из тебя силой все вытрясу.
- Да ты пьян, Марсель! Отпусти меня, немедленно! - о чем говорит Валме? Неужели… о нем и Рокэ… об их отношениях? Да как он смеет?! Дик рванулся еще раз, и тут виконт его отпустил.
- Так. Отлично. Успокоились, - казалось, Марсель уговаривает сам себя. Виконт глубоко вздохнул и уже более спокойно спросил:
- Дикон, где Ворон?
- Откуда мне знать? Вы ведь уехали вместе! - какое-то безумие, честное слово! - Я его целый день не видел.
- Я тоже не видел, - заорал Валме и осекся. Помолчал, тяжело дыша, и вдруг выдохнул с тоской:
- Понятно… Выходит, он и тебя провел. Мне следовало догадаться, что для Алвы постель не повод для откровенности.
- Заткнись, - грубое слово сорвалось прежде, чем Дик успел себя остановить, но Марсель не обратил внимание на явный повод для дуэли. Казалось, виконт о чем-то напряженно думает. Да что случилось, в конце концов?!
- Марсель…
- Пойдем! - виконт схватил юношу за руку, и вытащив из спальни, поволок по коридору. Втолкнув Дика в гостиную, Валме кивком головы указал на стол, на котором были разбросаны какие-то конверты.
- Вот. Читай. Наслаждайся.
Растеряно поглядев на виконта, Дик склонился над бумагами. Это не просто письма, это официальные документы! Почерк Рокэ, его подпись! И внизу каждого листа знакомая печать с летящим Вороном. Что это?!
- Читай. Вот это про тебя! - Марсель сунул Дику одно из писем.
…с сего дня мой оруженосец Ричард, герцог Окделл назначается адъютантом маршала Юга Эмиля Савиньяка, графа Лэкдеми, в каковой должности корнету Окделлу и надлежит оставаться вплоть до следующего распоряжения, моего или означенного графа Лэкдеми.
Рокэ, герцог Алва
Ричард прочел раз, второй, третий, потом поднял глаза на виконта. Марсель скривился, будто от боли. Дик вновь посмотрел на стол. Приказы - маршалу фок Варзов, маршалу Савиньяку. Подпись, печать, вчерашняя дата… Вчерашняя!
- Он всех обвел вокруг пальца, Дикон. И Фому, и всех шпионов Золотых земель. И нас с тобой тоже. Мы весь день служили для него ширмой. Если оруженосец Первого маршала и его офицер спокойненько развлекаются - значит, Рокэ Алва делает то же самое. Не о чем беспокоиться… Скажи… скажи мне, пожалуйста, ты ничего вчера не заметил странного? Ты не догадываешься, куда он мог поехать?
Ричард еще раз вгляделся в ровные, четкие строки. Значит, Рокэ все же воспользовался советом Эмиля, и отсылает оруженосца в Фельп? Рокэ передал полномочия Первого маршала своему бывшему эру? Алва написал эти письма вчера. Когда? До или после сумасшедшей ночи? Он был с Диком, уже приняв решение? Конечно! Так оно и есть…
- Где он? - проговорил Дикон внезапно онемевшими губами.
- Чужой! Ты что, не понял?! Рокэ попросту бросил нас тут! Если б я мог до него добраться, я б ему сказал! Но где он сейчас находится, похоже, знает только он сам. Ну, еще и Луитджи. Они вместе сбежали. На "Акуле". То есть, я так думаю. Рокэ ведь даже кэналлийцев с собой не взял, - Марсель сделал несколько шагов по комнате, рассеяно потер виски.
- Луис притащил письмо с полчаса назад, остальное я сам нашел. В комнате Алвы, под часами. Луис сказал, что соберано рано утром отправил его с поручением и дал ему конверт. Велел отдать его мне или графу Шантэри завтра, ведь Луис должен был вернуться поздно. А я не спал, и Луис решил - зачем тянуть до утра? Я прочел и чуть не умер. Дик, ты меня слышишь? Прости, что я орал…
Дик не слышал. В виски будто колотил огромный молоток, перед глазами вертелись пестрые блики. Ричард с силой прикусил губу, вздрогнул от боли, от медного привкуса во рту. Засмеялся - коротко, зло. И разорвал приказ пополам. Простите, монсеньор, ваш оруженосец не поедет к маршалу Юга и не будет его адъютантом. Я так часто нарушал ваши приказы, эр Рокэ, что одним больше, одним меньше…
Обрывки бумаги полетели в камин. Марсель молча наблюдал за Диком, потом сказал:
- Я разбудил дядю, и послал за Тапо Монтойя. Мы решим, что нам делать.
Решайте, а ему-то что? Ричард быстро вышел в коридор, на негнущихся ногах добрался до своей спальни, захлопнул дверь. Кусочки мозаики плясали, прыгали, крутили сальто, будто ярмарочные танцоры.
"Именем Создателя, кровью и честью своей клянусь… отдать свою жизнь за жизнь короля. Клянусь исполнять волю моего короля и служить ему… Клянусь, что ничто не заставит меня нарушить приказ, если только ослушание не спасет моему королю жизнь…"
Четверо запретили своим потомкам нарушать обеты, и с тех пор Люди Чести избегают клятв на крови. Ведь в случае обмана и измены расплата будет…
Первый маршал Талига кровью, древней кровью прямого потомка одного из Четверых поклялся королю в верности, поклялся исполнять его приказы, какими б они не были. В письме прознатчика было сказано о казнях и мятеже, но ни слова о том, что Фердинанду Оллару угрожает опасность. А потом Рокэ что-то узнал. Кто-то сообщил ему… о том, может, что положение изменилось, и голова короля вот-вот покатится с плеч? Какова же расплата за нарушенную клятву, что знание об этом могло напугать Ворона и вынудить его сидеть в Урготе, пока в Талиге вешали и бунтовали? Об этом Ричард Окделл подумает после. По дороге. По дороге в Олларию! И пусть кто-нибудь посмеет его удержать.
Дик рывком вытащил из под кровати седельную сумку. Нужно приказать конюхам седлать Сону. Юноша посмотрел на смятые покрывала и громко выругался. Рокэ прощался с тобой, а ты, дурак, не понял. Алва знал, что больше тебя не увидит, никогда не коснется, поэтому был так нежен… в последний раз. Рокэ любит тебя, дурак ты четыре тысячи раз! Любит... поэтому и рассказал о покушениях, потому что знал - скоро ты останешься один, его больше не будет рядом. Ты должен будешь драться сам, и Рокэ верил, что ты сможешь защититься, если будешь знать об опасности. Вернее, Рокэ на это надеялся, а что ему оставалось делать?! Он обманул любовника, обманул более жестоко, чем всех остальных, потому что узнал что-то жуткое, и не хотел, чтобы Дик разделил его судьбу. Рокэ хотел, чтобы ты жил.
Дикон торопливо натянул самый теплый и крепкий из имеющихся у него камзолов, застегнул портупею, проверил шпагу и пистолеты. Быстро запихал в сумку несколько сменных рубашек. Он не будет сейчас думать о ласкающих его волосы пальцах, о прощальной, горькой нежности. Не будет, потому что ему понадобятся все силы и вся его воля. Дик нахлобучил шляпу, выпрямился, и тут дверь распахнулась. Марсель и Тапо замерли на пороге.
- Дор Рикардо, мне велено проводить вас к маршалу Савиньяку. Как только вы будете готовы ехать, - Тапо отвел взгляд, сделав вид, что его очень интересует полог кровати.
- Кто это вам приказал? Монсеньор? - Рокэ обо всем позаботился. Вряд ли у Дика хватит сил справиться сразу и с Марселем, и с Тапо, но он попробует, и потом - у него за спиной окно. - Офицер Монтойя, я не поеду в Фельп.
- А куда ты поедешь, позволь спросить? - голос Марселя звучал очень вкрадчиво, будто он разговаривал с взбесившейся кошкой.
- Для начала в Талиг, а там видно будет, - буркнул Дикон, поочередно посмотрев на обоих мужчин. Тапо неожиданно кивнул и, поклонившись, вышел. Он все понял! А виконт?
- Марсель, если ты намерен меня задержать… я тебя убью. Ты знаешь, что убью, - кажется, голос начал дрожать и срываться. Так нельзя. Нельзя! Но прогнать из памяти вчерашнюю ночь не удавалось, и это сводило с ума. Закатные твари, Рокэ только потому и дал тебе почувствовать, понять… Он был уверен - вы никогда больше не встретитесь в этом мире. Эр не ошибается, он всегда во всем прав, но на этот раз ошибся. И если для того, чтобы найти Рокэ Алва, Ричарду Окделлу придется убивать, то так тому и быть.
- С чего ты взял, что я стану тебя задерживать? Я не намерен мириться с тем, что Ворон распорядился всем за нас. У меня тоже есть гордость. И родина тоже есть. Мы едем вместе, - Марсель был предельно серьезен, и на душе вдруг стало чуть легче. Никого и ничего нельзя хоронить заживо! Особенно свою любовь.
- Порядочные люди не могут пуститься в путь, не попрощавшись с принцессами, и, тем более, с их венценосным родителем. Как думаешь, может Фома что-то знать? - Валме подмигнул Дику, и юноша улыбнулся. Улыбаться было очень больно, но Дикон вдруг вспомнил золотоволосого, зеленоглазого человека, стоящего у кромки беснующегося моря. Рокэ и Повелитель кошек - они так похожи. Чужой проклят, а Рокэ… в том жутком сне взял в руки меч. И улыбался. Сон не сбудется, ни за что не сбудется, звезды пока там, где им положено, Стихии не сошли с ума, пока жив человек, способный повелевать Скалами, Ветрами, Волнами и Молниями. И он будет жить, а Дику Окделлу только и остается, что вовремя оказаться рядом с ним. И вновь нарушить приказ.
- Хорошо. Поезжай к Фоме, Марсель, а я пойду на конюшню. Встретимся в порту, - Дик подхватил походную сумку, и вышел в коридор.
Эпилог
Талиг. Окрестности Барсины
И почему дороги Талига казались ему образцовыми? Фельпцы могли считать себя отомщенными - хуже этой дороги Ричард Окделл не видел отродясь. А ведь это - столичный тракт. Та самая дорога на Олларию, по которой Проэмперадор Варасты и его свита возвращались домой. Хотя чему удивляться? По камням, которые сейчас топчут копыта Соны, дней десять назад прошло две тысячи южан Робера Эпинэ, и двадцатитысячная толпа - бывшая Резервная армия, а ныне скопище предателей - во главе с Симоном Люра. Дик все запомнил. Все, что рассказал Чарльз Давенпорт, все, что удалось узнать по пути. Симон Люра, Робер Эпинэ, Альдо… Ракан. Фердинанда Оллара предали, и арестовали во время ужина. Чарльз все видел своими глазами.
Сона угодила в лужу, окатив хозяина холодными брызгами. Дик только передернул плечами. За что винить мориску? Сухого и ровного места на этой дороге просто нет.
…Давенпорт отсыпался, у этого человека совесть была чиста, он сделал все, что мог и даже больше. Теньент спал, а Ричард и Марсель препирались во дворе трактира.
- Все сходится. Монсеньор в Олларии, пойми ты, наконец! - как убедить Валме, если нельзя рассказать и четверть того, что тебе известно?
- Дик, послушай, твои теории - бред чистой воды. Ну, подумай, зачем Рокэ спасать Фердинанда? Между нами говоря, такой король, хм… ну ладно. Просто Его Величество никому не нужен, им всегда вертел всяк, кому не лень. И продали так же - тьфу и все! Но Оллары - это еще не Талиг. Рокэ не променяет всю страну на одного человека. Алва уже в Тронко, при армии, а мы тут болтаемся…
- Ну вот и поезжай в Варасту с Чарльзом, а меня оставь в покое! - Дикон резко поворачивается, но Марсель хватает его за плечо.
- Ты понимаешь, что Ворон со мной сделает, случись с тобой что? - цедит виконт сквозь зубы.
- Ничего он не сделает! - Рокэ не плевать на оруженосца. Только эта мысль дала Дику силы проехать через гудящую, как пчелиный рой, страну, и помогает сейчас - маленьким, теплым огоньком возле самого сердца. Но знать об этом никому не обязательно.
- Ох, дурак! Дикон, я понимаю тебя… но Алва всегда поступал так, как нужно для дела, и плевал на всяческие сантименты. Сейчас главное - как можно быстрее разнести этого Ракана в пух и прах, иначе Дриксен ждать не будет и Гайифа тоже. И начнется такое… Подумай, для чего ему мчаться в Олларию, где без армии сейчас ничего не сделаешь? Чтобы красиво погибнуть рядом с королем? Это не для Рокэ.
- Он бы поехал в Тронко, если бы… Марсель, я не могу тебе рассказать всего, просто не могу. Но Первый маршал обязан защищать короля любой ценой, - а оруженосец обязан быть рядом со своим сюзереном, добавляет Ричард про себя. Даже если сюзерену это нужно меньше всего на свете.
- Просто отлично! Вот приедешь ты в Олларию и что скажешь? Столица наверняка уже захвачена. Уж конечно, этому Ракану и его своре известно, где ты провел последние месяцы! И слухи могли дойти… Дик, тебя же попросту убьют!
- Меня? Марсель, я - Повелитель Скал, сын Эгмонта Окделла, потомок Алана Святого, забыл? Для Альдо… Ракана это многое значит.
- Да откуда ты можешь знать, что важно, а что нет для этого ублюдка?! - Марсель начинает кричать, и Дик срывается в ответ:
- Я знаю! В отличие от тебя! Перед приездом в Фельп я какое-то время прожил в… с Альдо, его бабушкой и Робером Эпинэ.
- Закатные твари, - глаза виконта становятся похожи на чайные блюдца, - и ты молчал?! А Рокэ-то было об этом известно?
- Было, - шепотом орет Дикон, - он меня сам к ним… выслал! То есть, я это потом понял.
- Люди Чести не устают меня поражать. Вы все сумасшедшие, а хуже всех - ты и твой эр. Тогда тебе должно быть известно очень многое об этих подонках, и ты мне все расскажешь. Дикон, это важно!
- Все, что я знал, я уже рассказал монсеньору. Он мне не поверил, и был прав. Но выдавать тайны Робера Эпинэ я не стану.
- Почему это?
- Потому что Робер воевал вместе с моим отцом, не понимаешь? Он хороший человек, и принцесса… Ракан тоже очень хорошая. А об Альдо мне известно очень мало, так что думать я буду, когда попаду в Олларию. Но мое происхождение защитит меня лучше, чем рота солдат, - Дик вспоминает слова Рокэ о Людях Чести и устало улыбается, - Подумай, ведь королю… Ракану нужны вассалы? Я буду ему верен, и посмотрю, что можно сделать, если монсеньору можно будет помочь. Понимаешь?
- Побери тебя Чужой, - Марсель вдруг отшатывается от Ричарда, - ты сошел с ума, но ведь другого способа проверить все равно нет. Решено, я еду с тобой.
- Нет, это ты рехнулся! Забыл, кто ты? Вот тебя уж точно казнят! Как… прости, как навозника. Марсель, со мной ничего не случится. Робер Эпинэ мой друг, друг моего отца, - Робер мог измениться за то время, которое они не виделись, как изменился сам Дик - уже навсегда. Но об этом он тоже не станет сейчас думать.
- Вы с Чарльзом поедете в Тронко, а если монсеньора нет в Олларии, я выберусь оттуда и найду вас, - Ричард старается говорить спокойно, хотя в его душе спокойствия нет и на суан. Рокэ попал в беду, в большую беду. Дикон уверен в этом, как в собственном имени.
Валме сдался, наконец, и они обнялись на прощание. Через четыре дня Ричард добрался до Барсины - по раскисшей от осенних дождей дороге. Месяц Осенних Молний перевалил за середину, по ночам грязь сковывал лед, но Ричард не останавливался и на ночь, позволяя себе спать часа по три в сутки, не больше. Что-то будто толкало юношу в спину, заставляя торопиться. Может, еще не поздно?
Дорога сделала крутой поворот, и Дик слегка сжал коленями бока Соны, останавливая мориску. Вот он и добрался. Впереди застава - первый пост войск, перешедших на сторону принца Альдо. Впереди Айрис, Катари, шпили и бастионы замка-крепости, где держат узников. Сейчас Дикон назовет свое имя стражникам, и пути назад не будет. Но он и не повернет назад, потому что Повелитель Скал сам решает, как и за кого умирать.
На флагштоке над воротами ветер трепал странное белое полотно с золотой эмблемой. Вместо привычного Победителя Дракона… Дик провел ладонью по небритой щеке. Конечно, кончается Круг Скал, поэтому эмблема на знамени Ракана золотая, родовых цветов герцога Окделла. Он сейчас скажет об этом стражникам - удачная мысль! Ему придется врать всем и каждому, даже Айрис, даже Роберу, и, уж конечно, Катари. Это отвратительно, но выбора нет. Ричард, прищурившись, посмотрел на пасмурное небо, на тяжелые, набухшие дождем тучи. Конец осени. Время Излома…
- Соло виве, Рокэ. Только живи, - прошептал юноша одними губами, и послал мориску вперед. |