Название: Палка о трех концах
Автор: Кэр Ри
Бета: Rocita
Фэндом: "Отблески Этерны"
Рейтинг: NC-17
Пейринг, герои: Лионель/Эмиль, Рокэ Алва, Арно
Жанр: Романс
Размер: миди (130 тыс. зн.)
Статус: закончен
Предупреждения: слэш, инцест
Дисклеймер: мир, все герои и все прочее принадлежит В. Камше.

Глава 1

Арно Савиньяк выбежал на крыльцо, едва заслышав стук копыт и на ходу заправляя рубашку в штаны. Утро выдалось прохладным, солнце только-только начинало подниматься над горизонтом, его почти не было видно за тучами, накрапывал дождь, и четыре пары копыт звонко процокали по лужам. Всадники спешились, и Арно побежал к ним навстречу. Вышедшая из дома Арлетта наблюдала трогательную картину объятий трех своих сыновей: Эмиль подхватил Арно подмышки и закружил, невзирая на протестующие возгласы, Лионель улыбался, глядя на них, а потом потрепал младшего брата по волосам. Наконец, близнецы отпустили Арно и обнялись с матерью.

Арно, все еще смеясь, вместе с семьей пошел в дом. Пока в столовой прислуга спешно готовила завтрак, братья направились в свои комнаты сменить насквозь промокшую одежду. Арно так давно их не видел: прошло почти полгода с тех пор, как они заезжали домой. И сейчас, вновь оказавшись в кольце родных рук, виконт почувствовал, как быстро забилось сердце. Братья не изменились за это время, только волосы чуть отросли. Зато сам Арно очень даже вытянулся, как заметил Эмиль, одобрительно похлопывая его по плечу. Ростом почти со старших братьев – макушкой уже до их подбородков достает.

– Через год в Лаик пойдет, совсем взрослый, – умудренно качал головой Лионель.
– Да, первая дуэль, первые настоящие враги, – подхватил Эмиль. Арлетта неодобрительно на него посмотрела.
– В Лаик запрещены дуэли.
– Ну, мама, а то ты не знаешь.
– Всё я прекрасно знаю. Только попробуй что-нибудь натворить, – голос матери был строг, однако в глазах плескались смешинки.
– Не волнуйся, мы ему всё расскажем, всё покажем, капитан Арамона будет не в обиде, – подмигнул Эмиль брату.

Разговор тек плавно и неспешно, немного сонно и невнятно, Арно слушал, переводя взгляд то на Неля, то на Миля. Близнецы рассказали о военной кампании на севере, поделились свежими сплетнями из дворца, в очередной раз пригласили Арлетту в столицу, но та ответила, что насытилась в свое время интригами и дворцовой жизнью сполна.

Арно хотелось спать: как-никак, а он привык вставать на несколько часов позже. Зевки тщательно подавлялись, но Лионель заметил и их, и вообще сонный вид брата, и предложил всем немного вздремнуть. Арно с радостью согласился. Спальни располагались на втором этаже, к приезду близнецов Арлетта приказала убраться в комнатах.

Семейство разошлось по своим спальным, и дом погрузился в зыбкую утреннюю тишину. Едва Арно лег на кровать, как ему сразу расхотелось спать. Пришедшие мысли напрочь спугнули сон. Юному виконту было очень интересно, что сейчас происходит за закрытыми дверями близнецов. Вернее, за одной закрытой дверью, потому что Эмиль наверняка сразу же пошел к Нелю. Арно попытался понять, что чувствует помимо любопытства. Ему безумно хотелось подкрасться на цыпочках к спальне, приложить ухо к двери и послушать. Только его что-то останавливало. Немного подумав, Арно понял, что вернулось ушедшее было за полгода чувство стыда. За свои мысли, за желания, за снившиеся сны и за лихорадочное возбуждение, которое он сегодня испытал, увидев подъезжающих к дому всадников. Вместе со стыдом пришла и злость, и ревность, и обида.
Арно застонал в подушку. Лучше бы они вообще не приезжали, ну или приезжали, но по отдельности, потому что невыносимо было знать, что вот через несколько комнат, на широкой кровати происходит то, от чего у виконта становится тесно в штанах и горячо в груди. А он был уверен, что происходит, они же иначе не могут. Арно потянулся рукой вниз, сжал сквозь ткань напряженную плоть, зажмурил глаза и представил перед собой сочные губы кухарской дочери. Губы вытягивались, бледнели и пропадали, зато воображение подсовывало картины двухлетней давности. Несколько раз екнуло сердце, виконт сложил руки на груди, поклявшись, что не станет, не станет… Ужасно хотелось вернуть пальцы не прежнее место, возбуждение стало болезненным, Арно ощутил, как оно и такое приносит удовольствие. Еще заметил он, что бедра непроизвольно подаются вперед, стараясь прижать плоть хоть к чему-нибудь, мышцы сокращаются в попытке наконец добиться облегчения. Арно перевернулся на живот и вжался в кровать. Сцепил зубы и начал быстро тереться об нее. Перед глазами на миг вспыхнуло, и через мгновение между бедрами стало тепло и мокро. Арно встал, переоделся и вновь залез под одеяло.
Чувствовал себя виконт паршивей некуда. Эти-то и не подозревают, что творится у него в душе. (Слава Леворукому, между прочим!) Да они не подозревали в течение двух лет, с чего бы им сейчас заметить, как младший брат старается избежать их прикосновений, одновременно тянется к братьям, но быстро отстраняется, словно обжигаясь. Арно подозревал, что началось всё гораздо раньше, чем два года назад. Он вспоминал мелочи, на которые не обращал прежде внимания, на долгие взгляды, поспешное отдергивание рук, когда десятилетний виконт вбегал к братьям в комнату. Обращать-то не обращал, а в памяти откладывалось. И два года назад всё сложилось в одну картину. Иногда Арно думал, а что было бы, если бы близнецы поняли, что он про них знает. И тогда сердце начинало стучать еще быстрее, кровь приливала к щекам и в пах. Может быть, они бы… нет, об этом Арно вообще запрещал себе думать. Только иногда во сне ему снились две пары крепких рук, прижимающих его к кровати, теплые губы – одни ласкают его рот, другие – целуют живот, спускаются ниже, обхватывают готовую взорваться плоть. И тотчас виконт со всхлипом просыпался, яростно сжимал себя рукой и обессилено откидывался на подушку после нескольких движений. В глазах стояли слезы.
Может, было бы лучше, если бы он так никогда и не узнал. Не мучился бы сейчас, целуясь с дочерью барона Гризье, вспоминая тот, другой поцелуй. Приснившийся-несбывшийся.

А тогда получилось крайне забавно, вернее, это тогда виконт думал, что получится весело. Ему было тринадцать, самое время для серьезных и не очень шалостей. Тем более, когда еще выпадет случай разыграть братьев. Савиньяки приехали на неделю домой, в отпуск. Арно помнил, как Лионель привез красивый кинжал, уверяя, что он морисской работы. А Эмиль привез томик любовной поэзии Веннена. Вручил Арно, заставил прочесть пару виршей, а потом смеялся, наблюдая, как краснеет брат. Тогда-то виконту и пришла в голову идея – спрятаться в комнате Миля и напугать его, когда тот будет ложиться спать. Совершенно дурацкая идея. Понял это Арно, когда, представляя себе лицо Эмиля, ждал того под кроватью и вдруг услышал, как в комнату он заходит не один. А вместе с Нелем. Братья ругались. Насколько виконт мог разобрать, Лионель объяснял, что недавно произошло в особняке Алвы.
– Я не хочу тебя слушать, – бросал Эмиль, и Арно слышал, как распахивается дверь.
– А я хочу всё объяснить, закрой дверь, – голос Лионеля был спокойным и тихим.
– Нет, я сам видел своими глазами, как ты…
– Закрой рот или закрой дверь! – Дверь с грохотом захлопнулась.
– Мы тогда возились с бумагами… и ничего… да, это не то… – Лионель заговорил еще тише, и до Арно уже доносились отдельные обрывки предложений.
– Пять лет назад ты сказал, что с ним всё кончено! – Эмиль по-прежнему не считал нужным понизить голос.
– Ты знаешь, насколько это больно, – выкрикнул Лионель и осекся. – Мы… никогда… просил…
– Знаю, представь себе, – похоже, Миль успокоился, во всяком случае, он больше не кричал. Зато Лионель стал говорить быстрее, сбивчивее и – непонятнее. Кто-то зажег свечу, и Арно смог разглядеть двигающиеся по полу тени.
– Пожалуйста… и ему плохо… я пытался… мне…
– Помочь тебе? Чтобы ты опять?..
– Не будет никакого опять, я тебе обещаю, – внятно сказал Лионель.
Арно лежал, стараясь не дышать. Нужно было вылезти раньше, а сейчас уже поздно. Ну и что, что он ничего не понял, они-то могут подумать невесть что. Тем более, разговор явно был личным и очень важным. У Лионеля даже голос срывался. Ну да, дурацкая была идея. Теперь оставалось только лежать и ждать, когда они уйдут. Или хотя бы Нель уйдет, а Эмиль уснет. Лежать было не то что неудобно, просто из-за боязни пошевелиться у Арно затекали ноги. А тем временем Лионель говорил что-то совсем уж тихо.
– Нель, я понимаю, я прекрасно понимаю. Но, пожалуйста, уходи.
– Нет.
И Арно услышал шорох одежды, удивленный возглас, вздох, снова шуршание и тихий стон. Время, казалось, остановилось. В груди похолодело, хотелось оглохнуть. Хотелось вот сей же момент очутиться в своей спальне и не думать о том, что это было. Потому что еще мгновение – и не понять будет невозможно. Да, собственно, уже всё понятно. Раздался еще один долгий стон. И время полетело, и быстро забилось сердце, и на лбу выступил пот. Скрипнула кровать – братья переместились на нее. И снова стон, звук поцелуев, шепот, шорох сминаемых простыней – кровь приливает к щекам, и кружится голова, и невозможно думать, представить себе то, что сейчас происходит прямо над головой. Громкие вскрики – и тишина. И, кажется, сейчас они услышат, как стучит его сердце, громче барабанной дроби. Просто оглушающе. Да еще воздух со всхлипом выходит из легких. Хуже не придумаешь. А дышать хочется, как после долгого бега. Сколько виконт так пролежал, он не знал. Близнецы давно затихли, но Арно боялся сдвинуться с места. Наконец, когда из-под кровати стали видны первые робкие лучи солнца, он выполз и на четвереньках двинулся к двери. Потянул за ручку, вывалился в коридор и – не удержался – оглянулся: близнецы спали, крепко прижавшись друг к другу, две светлые макушки торчали из-под одеяла, волосы смешались и красиво блестели в неярком свете, льющемся из окна.

С тех пор Арно знал. Нет, нельзя сказать, что жизнь перевернулась с ног на голову. Просто многое изменилось. Виконт не мог не представлять, о чем думает Эмиль, глядя на Неля, или наоборот. Хотят ли они остаться наедине? Что они чувствуют? Почему Миль тогда сердился на брата? Как это было связано с Вороном? На языке вертелась тысяча вопросов. Но даже под страхом смерти они никогда бы не были высказаны вслух. На следующий день Арно постоянно мысленно давал себе подзатыльники, замечая, как пялится на братьев, и как те улыбаются ему в ответ. Наконец, не выдержав, он заперся в своей комнате и отказался выходить ужинать. Было обидно, как будто ему пять лет, и с нем не захотели играть. Но, в самом деле, что бы они ему сказали? Наверняка, она сами боятся, как бы дело не оказалось предано огласке. Или, может быть, в столице так можно? Арно знал, что это неправильно. И то, что они делают, и то, что он чувствует. А еще очень хотелось снова увидеть братьев такими, как утром.
На следующий день виконт тоже старался не попадаться близнецам на глаза. Арлетта удивлялась и беспокоилась. Братья переглядывались, но ничего не говорили. А под вечер пришли к нему. Арно боялся страшно, что они вдруг скажут ему, что всё знают. На самом деле, ничего такого страшного не произошло бы, ну знают и знают, говорить матери или еще кому-нибудь точно не станут. Но вот как посмотреть им в глаза? Как потом заговорить? Наверняка захочется лечь и умереть, лишь бы никогда не видеть их. На самом деле, виноватым Арно считал не одного себя, поэтому вдобавок и злился. А близнецы смотрели на брата, и на их лицах проступало удивление – по мере того, как сам виконт то краснел, то сжимал кулаки, то гневно сверкал глазами.
Наконец, Эмиль хмыкнул и сказал:
– Ну, всё понятно.
– Конечно, – поддержал Лионель.
Арно захотелось проснуться.
– Он влюбился.
– И страдает.
– Давай признавайся, кто она.
– Мы никому не скажем.
– Не скажем и поможем.
Арно чуть ли не расплакался от облегчения. Или не от облегчения.
– Я, это, ни в кого не влюбился.
– Ага, рассказывай. Мы сами через такое проходили.
– Первая любовь, – мечтательно протянул Лионель.
– О, да!
Виконту казалось, что даже помидоры так не краснеют, как он сейчас. Проходили они…
– Во-от, и краснели так же.
– Хорошо, у меня есть… мне нравится… одна девушка, – выдал Арно. С чего это у него вырвалось, виконт сам не понял.
– И?..
– И ничего.
– Не знаешь, как к ней подойти?
– Я знаю, я просто…
– Тебе она нравится, или всё серьезнее?
– Ну, она мне немного нравится. Хочется ее поцеловать.
– Да, поцеловать – это важно, – подтвердил Эмиль. – Пригласи ее на свидание. Подари цветы, расскажи что-нибудь о столице, спроси, хочет ли она прокатиться на наших великолепных скакунах. Потом приобними ее, и, если ты всё сделаешь правильно, она сама захочет тебя поцеловать. Не на этом свидании, так на следующем. Тем более, ты вон какой красивый вырос.
Арно слушал, и краска по-прежнему не сходила с его щек. Он представлял себе первое свидание Эмиля с Нелем. Когда они впервые поцеловались? Как это было? Кто кого приглашал?
– Ты, главное, не бойся. Девушка должна чувствовать твою уверенность, – добавлял Эмиль. И Арно представлял, как он прижимал Лионеля к стене и храбро его целовал. Сколько им лет было? А если столько, сколько самому виконту сейчас? Арно вытер мокрые ладони о кровать.
– Ты еще смотри, чтобы девочка в тебя безответно не влюбилась, – сказал Лионель. – Оно, конечно, льстит, но потом хлопот не оберешься.
Или, может быть, это Лионель, как старший, соблазнял Эмиля? Ну, как вчера ночью.
– Так что, дерзай, мы в тебя верим.
– И, если что, обращайся. Молодость прекрасна. Первый поцелуй, первая любовь…
– Первая брачная ночь, – хохотнул Эмиль. Лионель укоризненно на него посмотрел.
– И по поводу ночи обращайся тоже.
– Да, ты подумай, а мы пойдем.
– Спокойной ночи.
Братья потрепали его по макушке и вышли. Арно долго выдыхал. Возникающие во время разговора картины вызывали вполне определенное желание. И виконт, убедившись, что к нему никто не войдет, залез руками в штаны, хватило нескольких поглаживаний – чтобы брызнула жидкость. И спустя лишь несколько минут до его сознания дошло, на кого встало у виконта. И вот тогда-то действительно захотелось умереть. Или хотя бы проснуться и забыть всё как бредовый сон.
Неделя летела, как мориска по степи. Арно выходил есть, гулять, разговаривал с братьями, смеялся, вел себя как обычно. Поблагодарил за советы, сказав, что они ему очень помогли. А про себя страдал. Виконт понимал, что то, что он хочет, стыдно, странно, ужасно, но не хотеть не мог. Каждое утро он просыпался и видел заляпанные белым простыни, каждый вечер он убеждал себя, что никуда не пойдет. Но до отъезда братьев оставалось два дня, и Арно решился. Он, пока Эмиля не было в комнате, закрепил веревочную лестницу под его окнами. А вечером, после ужина, вышел из дома, добрался до лестницы и медленно полез по ступенькам. Предварительно виконт задернул занавеску у Эмиля, но оставил небольшую щель, чтобы можно было разглядеть кровать. В прошлый раз горела свеча, но, даже если сегодня она гореть не будет, Арно рассчитывал хоть что-нибудь увидеть, благо, темнело в начале лета поздно.
Эмиль прошелся по комнате, встряхнул постель и вышел. Арно неверяще подождал еще некоторое время, потом спустился и увидел, как замерцали свечи в окне у Лионеля. Так виконт узнал, чью комнату предпочитали братья. И на следующий день приготовил лестницу уже под окнами Неля.
Сначала почти ничего не было видно. Близнецы ходили по комнате и разговаривали. Арно пару раз зевнул. Потом Эмиль обнял брата и подтолкнул того к кровати. Нель приглушенно засмеялся, высвободился из объятий и задул свечу. Теперь только сумеречный свет заходящего солнца освещал спальню. Виконт прижался лбом к холодному стеклу и иногда протирал его рукой, чтобы не запотевало от горячего дыхания. Арно уже не мог различить, кто из братьев кого раздевает. Движения смазывались, руки обнимали талию, гладили спину, пальцы путались в волосах. Простыня соскальзывала с обнаженных тел. Виконт прикусил губу, словно чувствуя, как это его обнимают и жарко целуют в губы, в шею, спускаются ниже. Он стонал вместе с ними, судорожно цепляясь за подоконник. Один из близнецов метался на постели, а другой склонился над его животом. Пусть Арно кое-что не видел, но воображение сполна дорисовывало недостающее. Лежащий выгнулся дугой и обессилено упал. Эмиль? Братья еще повозились под одеялом и, по-видимому, заснули. А Арно сидел на лесенке и чувствовал, как под рукой становится влажной мягкая ткань.

Это случилось два года назад. И, с тех пор, как Савиньяки приезжали домой, он ждал, пока не наступит вечер, когда можно будет увидеть… Это противоестественно, внушал он себе, когда братья уезжали. Это не должно повториться. Он соглашался с собой, ровно до того момента, как снова их видел. Казалось, что столь долгая разлука, в полгода сроком, должна была притупить желание, а, может быть, вообще заставить забыть. Арно очень на это надеялся. Как выяснилось, напрасно. Однако он выкинул веревочную лестницу, отрезая себе путь к заветному окну. Только бы ее кто-нибудь подобрал. Но виконт сможет достать другую, да и не в лестнице дело. Арно ясно представил себе, как встает, идет к Лионелю и честно рассказывает всё братьям. Виконт вздрогнул и вцепился в простыни. Нет, он никуда не пойдет. Он просто постарается забыть. С сегодняшнего же дня всё изменится. А пока… а пока можно представить себе, как кружащий его сегодня утром Эмиль не просто его обнимал, а… И подошедший сзади Лионель крепко прижимал к груди… Арно заснул. Снилось ему что-то теплое, мягкое и смешное.

Глава 2

Солнце уже вовсю светило, когда Арно продрал глаза. Виконт немного повалялся в постели, откинул одеяло, босиком подошел к окну, распахнул его и вдохнул чистый прохладный воздух. Лето выдалось не самым теплым, и прогревалось всё только к полудню. Хорошо еще, что небо было безоблачным, можно перед обедом сходить с братьями к реке.
Полный решимости начать новую жизнь, ну, или, по крайней мере, попытаться не думать о том, чем братья занимаются по ночам, Арно вышел из комнаты и спустился вниз. Во дворе слышались голоса близнецов.
– Лионель, я не поеду с тобой, я сегодня намеревался посетить барона Санари, – очень спокойно говорил Эмиль.
– Как хочешь, – тем же тоном отвечал Нель.
– Ну и Леворукий с тобой.
Арно замер возле конюшен, где спорили братья. Лионель первым его заметил.
– Арно, хочешь со мной наперегонки до леса? Как раз объездим новых лошадей.
У виконта заблестели глаза:
– Конечно! Миль, ты с нами?
Эмиль как-то обреченно посмотрел сначала на Лионеля, потом на Арно, взмахнул руками и, пробормотав что-то вроде «куда уж я», принялся седлать лошадь. Виконт довольно улыбнулся.
– А потом можно будет поехать к речке. В Торке-то не поплаваешь.
– Эмиль умудрялся.
– Я нырял в прорубь.
– И как?
– Как, как, выпил касеры после, хорошо было…
Они доскакали до леса, первым пришел Эмиль, Арно и Лионель отстали на полкорпуса. Сквозь молодую листву светило яркое солнце, золотило светлые кудри близнецов, грело и так разгоряченные после скачки тела. Эмиль стянул камзол, оставшись в одной рубашке, Арно последовал его примеру, Лионель посмотрел на них, фыркнул и отвернулся.
Виконту было уютно, весело и хорошо, казалось, что время медленно течет сквозь ярко-зеленые листья, неспешно колыхается на слабом ветру и огибает всадников. Только где-то очень глубоко в сознании еле слышно позвякивали колокольчики тревоги. Арно старательно не замечал их. В самом деле, вот они, его самые близкие люди, наперебой обращаются к нему, рассказывают истории, белозубо смеются. Такие красивые… Солнечный Эмиль, на которого-то и смотреть долго не получалось – очень уж ярко светилась белоснежная рубашка. Строгий Лионель, сейчас расстегнувший пуговицы на камзоле и сосредоточенно расправлявший манжеты.

Ближе к обеду братья добрались до реки, разделись и прыгнули в холодную воду. Вволю наплававшись, они легли на траву и подставили кожу теплым лучам.
– Арно, а как там твоя дама сердца? – спросил Эмиль.
– Никак, – буркнул виконт. Братья почему-то считали, что та несуществующая девушка, о которой он им рассказал в тринадцать лет, до сих пор занимает важное место в его жизни. А, между тем, дочь Гризье оказалась очень даже ничего, во всяком случае, целовалась она хорошо. Но не рассказывать же о ней братьям. Почему не рассказывать – Арно еще не решил. Просто не хотелось.
– Что значит никак? Я думал, что она тебя почти окольцевала.
– Мы расстались, – решил прояснить до конца ситуацию Арно. Чтобы больше не приставали.
– Ты?.. – начал Лионель.
– Да, именно я решил расстаться. Да всё уже хорошо, я просто не хочу говорить об этом.
– Как знаешь, – протянул Эмиль, покусывая травинку.
– А у вас как? – рискнул спросить Арно. Интересно, братья собираются жениться? Савиньякам же нужны наследники. Вот только как жены воспримут их весьма своеобразные отношения? Арно оборвал себя – ведь обещал же не думать про это. Но как бороться с мыслями, если рядом – чуть поверни голову – близко-близко друг к другу лежат оба брата. Казалось, чуть подвинься один из них – и соприкоснутся блестевшие от воды руки. Вот только ни один из них не пододвигался. Наверное, стесняются Арно.
– А у нас никак, – грустно ответил Лионель.
– Не прибедняйся, – обратился к нему Эмиль. Арно заинтересованно посмотрел на близнецов. Лионель сел и запустил пальцы к себе в волосы.
– Не знаю, как у тебя, а у меня точно никак.
– Не знает он, – с непередаваемой интонацией протянул Эмиль.
– Вы что, эрэа какую не поделили? – не выдержал виконт.
Эмиль рассмеялся.
– Нет, знаешь, у нас никогда так не было, чтобы мы друг с другом кого-то не поделили.
Виконт завозился, устраиваясь поудобнее: похоже, разговор обещал быть увлекательным.
– То есть вы никогда не влюблялись в одну девушку?
– Нет, нам везло.
– У нас разные вкусы, – добавил Эмиль. Арно чуть было не расхохотался, настолько нелепо это звучало. Вкусы у близнецов разные! Сдержав смешок, он вопросительно посмотрел на братьев, ожидая продолжения.
– Правда, однажды нам всё же понравилась одна эрэа, – задумчиво начал Эмиль. – Но мы решили всё мирно. Кровать была большая, на троих место хватало.
Арно в красках представил себе эту картину. И отвернулся, стремительно краснея.
– Получается, что вы ни разу не дрались друг с другом на дуэли из-за дамы?
– Получается, что так, – ответил Лионель.
– А не из-за дамы? – спросил Арно и, только после понял, что именно спросил.
– Не из-за дамы? – весело приподнял брови Лионель.
– Ну да, просто, может, из-за чего-то другого… – сбивчиво начал Арно.
– Нет, не дрались.
Эмиль выразительно посмотрел на Лионеля, но промолчал. А виконт многое бы отдал, чтобы понять, что скрывается за этим молчанием.
Они еще некоторое время полежали, щурясь на солнце, Лионель рассказывал про учебу в Лаик. Виконту казалось, что он не может столько смеяться. Солнце пекло сильнее, ветер совсем стих, Арно пригрелся на траве и почти заснул, когда Эмиль пихнул его бок.
– Проголодался?
- Пожалуй, – ответил Арно и начал собираться.

Обед прошел в молчании. Арлетта давно поела и ушла к себе. Арно с аппетитом набросился на нежное баранье мясо и наблюдал за близнецами. Эмиль хмурился, уставившись в свою тарелку, а Лионель изредка на него посматривал, каждый раз поспешно отводя глаза. И виконт понял, что именно с самого утра казалось ему странным: братья почти не разговаривали друг с другом, предпочитая обращаться к Арно. И не было больше долгих взглядов, перемигиваний. Не было того неуловимого чувства близости. Между ними словно поставили невидимую перегородку. Но только дотронешься до нее случайно, заведешь разговор о чем-нибудь не том – и перегородка задрожит, выдавая, что что-то не в порядке. Что именно – виконт понять не мог.

Остатки дня тянулись очень медленно. Эмиль заперся у себя, а Лионель все-таки направился к барону Санари. Арно бродил по дому в надежде, что придумает, как выяснить, в чем дело.

После ужина Арно не пошел к себе и, дождавшись, когда близнецы разойдутся по комнатам, притаился в нише возле лестницы – там, где прятался в детстве, играя с братьями.
Арно даже пообещал себе, что сразу же уйдет, как только Эмиль скользнет в комнату Неля. Казалось ужасно неправильным, что всё вот так закончится между ними. Ну и что, что Арно раньше хотел, чтобы прекратились их отношения, чтобы он перестал просыпаться по ночам возбужденным донельзя, со стоном и проклятиями на губах, чтобы ушел стыд, который виконт испытывал, когда поднимался по веревочной лестнице. Уж лучше пусть всё возобновится, чем он будет наблюдать за тщательно скрываемым отдалением братьев друг от друга. А Арно привык наблюдать: он уже не мог не замечать мелочи, не обращать внимания на почти неуловимо меняющееся отношения братьев. И еще виконту казалось, что они оба злятся друг на друга. Не по своей воле они разошлись. Причина их взаимного охлаждения мучила Арно весь вечер,
и вот сейчас он хотел убедиться, что ему всё не показалось.
Он прождал в нише до полуночи, но двери комнат близнецов оставались плотно закрытыми.

Дни текли, и ничего не менялось. Близнецы по-прежнему проводили много времени с младшим братом, разговаривали с матушкой, навещали соседей, а по вечерам расходились каждый в свою комнату. Арно допоздна лежал без сна на кровати, пытаясь придумать, как бы помирить братьев. Размышления плавно перетекали в сон, где виконт оказывался в комнате с широкой кроватью, на которой находились братья и девушка между ними. Потом Арно понимал, что вовсе это не девушка, а он сам. Близнецы плотно прижимались к нему с обеих сторон, виконт стонал и сжимал бедра, а потом он оказывался один, и постель становилась холодной. Арно просыпался, стуча зубами и сильнее кутаясь в одеяло.

Однажды поздно вечером, когда виконту не спалось, он решил прогуляться в саду. Заходящее солнце окрашивало растения в пурпурный цвет. Арлетта очень любила свой сад: редкие цветы, красивые ограды, пение птиц. Арно тоже любил – в основном за то, что сюда редко кто заходил, и можно было спрятаться от чужих глаз в беседке, оплетенной диким виноградом. Вот как раз из беседки и раздавались сейчас голоса. Арно бесшумно подкрался поближе и смог наблюдать открывшееся перед ним зрелище. Близнецы целовались, вцепившись друг в друга. Виконту было удивительно, что он не слышит хруст ребер и лязганье зубов, потому что поцелуй больше напоминал драку, когда один из противников пытается уложить другого на лопатки. Наконец, Эмиль оттолкнул брата, и в уголке губы Неля Арно разглядел кровь. Близнецы тяжело дышали. Лионель криво улыбался, с какой-то жадностью глядя на брата.
– Еще раз посмеешь… – чуть ли не прошипел Эмиль. Нель в ответ только шире улыбнулся. Эмиль шагнул назад, и Арно поспешил выбраться из сада – не хватало еще себя обнаружить в такой момент.
По дороге виконт успел перебрать десятки причин, но ни одна из них не казалась хотя бы малость приемлемой.

Едва Арно дошел до своей спальни, как понял, что больше так продолжаться не может. Он должен выяснить, в чем дело. Вот прямо сейчас. Виконт развернулся и направился к комнате Эмиля, постучал и, не дождавшись ответа, потянул за ручку. Дверь открылась, и Арно зашел внутрь. Очевидно, Эмиль еще не пришел. Что же, можно и подождать. Арно улыбнулся, разглядывая кровать. Интересно, сейчас он влез бы под нее? Наверное…
Наконец, послышались шаги. Арно вздохнул поглубже и… проклиная всё на свете, скользнул за плотную портьеру. Что же ему так постоянно везет? Ну, хотя бы на этот раз не пришлось прятаться под кроватью.
Лионель, заходя следом за Эмилем, что-то быстро ему говорил, а тот отмахивался и пытался перебить. Арно, затаив дыхание, прислушался:
– Миль, я так больше не могу.
– Как так? – было удивительно слышать в голосе Эмиля ядовитые нотки.
– Я тебя прошу, забудь, о чем мы договаривались. Это было глупо. Я не хочу, да и тогда не хотел…
– Ты бы определился, чего хочешь.
– Я давно определился.
– Тогда я тебя не держу. Всё, хватит.
– Не держишь? – с горечью переспросил Лионель. – А если я хочу, чтобы ты держал?
– Я сказал, что мне хватило. Достаточно.
– Эмиль, пожалуйста…
Арно увидел, как Лионель попытался обнять брата, потянулся к его губам, но Эмиль упрямо тряхнул волосами и отстранился.
– Ну что мне сделать?
– Ты знаешь, что, – жестко ответил Эмиль. – Да, и я знаю, что этого ты сделать не сможешь. Мы уже говорили, и не один раз. Я тебя понял, пойми и ты меня. Я свое мнение не изменю. Поэтому уходи.
Лионель замотал головой, прижал Эмиля к себе, несмотря на неслабое сопротивление.
– И что дальше? – перестал вырываться тот.
Лионель еще крепче сжал объятия и что-то зашептал на ухо брату. Арно не разобрал в сбивчивом шепоте ни слова. Руки Эмиля взметнулись вверх, еле коснулись волос Неля и опустились. Он осторожно сделал шаг назад, заглянул в глаза брату и тихо ответил:
– Нет.
Лионель вздрогнул и – у Арно чуть не открылся от удивления рот – опустился на колени.
– Я мог бы попытаться, если бы ты помог, – сказал он.
– Я уже помогал.
– Эмиль…
– Нель, ты сам на себя не похож. Перестань, я не могу на тебя такого смотреть, встань.
Я ничего не могу поделать с тем, что тебе одного меня недостаточно.
– А раньше мог, – еле слышно прошептал Лионель.
– Уходи.
– Нет.
– Ты собираешься так всю ночь простоять?
– А ты не помнишь, как в детстве заснул у моей двери, когда я не хотел тебя пускать?
Эмиль промолчал.
– А потом, помнишь, забрался ко мне через окно?
– Помню. Ты думаешь, что я растрогаюсь от твоих воспоминаний? Я, знаешь ли, куда лучше помню наш последний разговор.
– Эмиль, а ты хотел бы, чтобы я тебе тогда соврал?
– Нет.
– Ты бы никогда и не узнал. Я просто решил, что это будет нечестно – скрыть от тебя…
– Жалеешь, что сказал? – усмехнулся Эмиль.
– Нет.
Миль тяжело вздохнул.
– Послушай, мы друг друга давно поняли. Я устал, тебе не имеет смысла стоять тут и ждать неизвестно чего.
– Почему же неизвестно? – протянул Лионель. Он резко встал и, не давая Эмилю опомниться, быстро притянул его к себе, целуя в губы. Арно впился ногтями в кожу: вот сейчас Миль ударит брата… Но он лишь отвернулся и замер. А Нель подтолкнул его к стене и начал целовать в шею, в виски, в закрытые глаза. Эмиль только отворачивал голову и плотно сжимал губы. Лионель запустил руку ему в штаны и начал быстро двигать ею вверх-вниз. Эмиль закусил губу, но по-прежнему не издавал ни звука. Только со свистом выпустил воздух, изогнувшись и сильнее опираясь о стенку. Некоторое время они так и стояли, не шевелясь. Наконец, Лионель престал судорожно цепляться за брата, опустил руки и уткнулся лбом ему в плечо.
- Прости.
Эмиль не ответил.
Арно стоял, комкая в руке край портьеры, и чувствовал, как болезненно сжимается в груди. Почему у Лионеля такое загнанное выражение лица? А Эмиль смотрит на него холодно и отстраненно, словно перед ним не родной брат?
Тишину нарушил глухой голос Неля.
– Я пойду, – и вышел из комнаты, оставив Эмиля с торчащей поверх штанов рубашкой и потухшим взглядом. Едва захлопнулась дверь, Эмиль сполз по стене и закрыл лицо руками. Нет, Арно не слышал, чтобы он плакал. Но судорожные выдохи в звенящей тишине пугали сильно. Хотелось подойти, молча обнять и сидеть рядом, пока брат не успокоится. Арно постоял еще немного, а потом спешно – пока не передумал – шагнул вперед, негромко окликнув Эмиля.

Глава 3

Эмиль Савиньяк не мог вспомнить, в какой день он остался ночевать у брата в комнате. Им было лет десять, когда матушка задержалась в гостях у баронессы Санари. Ах да, это было летом, потому что в тот вечер после жаркого зноя хлынул проливной дождь. Молнии, казалось, вот-вот попадут в дом. Братья могли из окна наблюдать, как вдалеке занимается пожар – молния таки попала в одиноко стоящее дерево. Хорошо, что не начался пожар, ливень быстро усмирил занимавшееся пламя. Братья сидели на широком подоконнике и смотрели сквозь падающий поток, как исчезало ярко рыжее размытое пятно.
Воспитатель, мэтр Илинио, попытался уложить близнецов спать, но те упорно отказывались. Когда в очередной раз он зашел в комнату Неля, чтобы отвести Эмиля в его спальню, и увидел мирно сопящих братьев в кровати, он не решился их разбудить.
Эмиль плохо помнил те первые совместные ночевки. Матушка не возражала и только посмеивалась, когда мэтр приходил к ней и жаловался, что эти оболтусы опять ночуют вместе. Миль слышал, как он говорил, что «наверняка они не спят, а болтают и играют, и на следующий день будут ходить сонными и вялыми». Удивительно, но, забравшись к брату в кровать, Эмиль сразу же засыпал, а на утро просыпался очень даже бодрым, так что опасения мэтра не подтверждались. Матушка не заостряла внимание на причуде сыновей. Спят и спят – что такого-то? Тем более, не каждую же ночь. И Эмилю вовсе не казалось странным, что ему приятнее засыпать, зарывшись носом в мягкие кудри Лионеля и прижимая его к себе. Правда, под утро его толкали, требуя отдать часть одеяла, которое за ночь Миль умудрялся перетягивать на себя.

Братья росли, их почти никогда не разлучали: удобнее было присматривать сразу за двоими. Они вместе учились – фехтованию, держаться в седле. Только несколько раз, когда один из близнецов заболевал, они могли подолгу не видеться. Так, Эмиль помнил двухмесячную разлуку, когда Лионель в двенадцать лет свалился с ужасной простудой. Они играли в снежки и перевалялись на снегу. Домой пришли насквозь промокшими. Эмиль только покашлял немного, а Нель пару дней лежал с сильным жаром. И, когда пришло приглашение от Рафиано приехать погостить, матушка осталась с Нелем, отправив Эмиля вместе с воспитателем к тетушке Анне. У Рафиано росли две дочери: Елизавета, которая была младше Миля на год, и совсем малышка Катерина. Матушка считала, что общение со сверстницей пойдет сыну на пользу. Эмиль смеялся, когда Лионель, кашляя, говорил, что им уже начинают подбирать невест. То, что Лиза их кузина, никого не смущало. Эмиль ехать не хотел страшно, но Арлетта на даром была урожденной Рафиано – она смогла его уговорить. И Миль, попрощавшись с братом и пообещав писать, уехал. Повзрослев, братья еще долго перечитывали послания Эмиля.

«Любезный брат, сегодня я встретился с нашей кузиной. Она милая. Правда, у нее слишком большой нос. Очень хочу домой».
«Лионель, я тебе такое расскажу, когда приеду! Б-й сек-т».
«Сегодня тетушка заставила нас танцевать. Лиза отдавила мне ногу. Я в долгу не остался. Как ты думаешь, я поступил некуртуазно?»

Нет, в гостях было очень даже хорошо. Днем всегда находилось занятее, а по вечерам он скучал. Он даже рассказал Лизе, что привык спать вместе с братом. Она похихикала, сказав, что это очень забавно. Им что, страшно спать по раздельности? Эмиль тогда обиделся, и они долго не разговаривали. Потом он пожалел, что сболтнул лишнее. Даже не из-за того, что ему стало казаться, что он поделился чем-то очень личным, что надлежало оставить в тайне между ними двоими. А из-за того, что подруги Лизы узнали про это. Старшая подруга, у которой уже была заметна грудь, многозначительно посматривала на Миля. А он пялился на две выпуклости под ее платьем. А однажды, когда Эмиль сидел один в своей комнате, подруга – сейчас уже забылось ее имя – пришла к нему и начала что-то рассказывать о том, почему в их возрасте уже неприлично спать вместе. Эмиль сильно краснел и пробовал возразить, что ничего такого, что она описывала, между братьями не было. Девушка усмехалась - Миль до сих пор помнил красивые зеленые глаза на загорелом лице – и пододвигалась ближе. Она положила руки ему на плечи и поцеловала в губы. Эмиль было отпрянул, но девушка держала крепко. Поцелуй вышел мокрым и не очень приятным. Когда она попыталась опрокинуть его на кровать, Эмиль начал серьезно выдираться. Девушка вскрикнула, когда он больно сжал ей руку, вскочила и убежала. С тех пор она старалась с ним не сталкиваться, а если они друг друга видели, то презрительно отворачивались. А той ночью Миль впервые проснулся с быстро стучащим сердцем и липкой рукой между ногами. Пришлось незаметно сменить белье.
Лиза же напоследок передала Эмилю слова подруги о том, что он совершенно не умеет целоваться. И что хорошо, что тогда всё ничем и закончилось. Эмиль очень разозлился. Не виноват же он, в конце концов, что девчонка целуется противнее лягушки.

Два месяца пролетели быстро, хотя и казалось, что каждый день тянется и тянется. Эмиля привезли в родное поместье, и он сразу же кинулся искать Неля. Тот обнаружился у себя за чтением книжки. Эмиль выдал ворох новостей и хотел уже рассказать про забавное приключение с подругой Лизы, как внезапно осекся. Это же надо было тогда рассказать и о том, что он сболтнул про их совместные ночевки. Нет, ничего предосудительного Эмиль в них не видел. Но вдруг брат обидится? И он решил ничего не говорить.
А потом как-то так получилось, что и ночевать они стали каждый в своей комнате. Эмилю не давали покоя слова девчонки о том, что «это так странно, я знала других ребят, и они кое-что вытворяли…» Миль краснел, вспоминая рассказ. И ему действительно начало казаться, что да, глупо же – в почти тринадцать лет спать вместе. А если матушка что скажет? Или воспитатели заметят? Да и Лионель вроде бы не обратил внимания. А это, между прочим, оказалось довольно обидным. Он, значит, мучается, а брату вроде как и всё равно.
Нет, сначала Эмиль не мучался. Смешно, право слово. Но под вечер, когда мэтр просил их начинать собираться спать, Милю совершенно не хотелось идти в свою комнату. Он даже взял в привычку подолгу лежать на кровати вместе с Нелем, болтать о каких-нибудь пустяках или молча перебирать его пушистые волосы. Между прочим, Эмилю казалось странным, что их с братом могли путать. Он точно отличал, видит ли собственное отражение или брата перед собой. Совсем другие глаза, губы, похожие, но сжатые чуть по-другому, часто слегка склоненная на бок голова, даже волосы лежали, пусть немного, но не так, как у него самого. Эмилю очень нравилось разглядывать брата. Нель недавно заметил эту привычку и начал смущаться, отворачиваясь. Эмиль считал это очень забавным.
А однажды Миль так и заснул на полуслове, сжимая в руках мягкую прядь. Наверное, мэтр опять не захотел будить близнецов, потому что проснулся Эмиль, прижимаясь спиной к чему-то теплому. Чем-то теплым оказалась спина Лионеля. Эмиль повернулся, вглядываясь в лицо брата. Нель чуть поморщился и приоткрыл глаза. И улыбнулся, потягиваясь. Эмилю захотелось немедленно его обнять – так переполняло грудь странное щемящее чувство. Но вместо этого он ляпнул:
– Нель, а ты когда-нибудь целовался?
– Нет, – удивленно ответил тот. – А… а ты?
– А я – да.
– И с кем?
– С подругой Лизы.
– И как? – заинтересованно спросил Лионель. Он как-то непонятно улыбался, так, что Эмилю расхотелось рассказывать дальше.
– Не знаю, мне не понравилось.
– О…
– Да, у нее губы были мокрыми. И когда она попыталась засунуть мне в рот язык, мне стало противно. Хотя грудь у нее была большая, – заметил зачем-то Эмиль. – И мягкая.
– Понятно-о.
Эмиль внимательно посмотрел на брата, разглядывающего с преувеличенным вниманием потолок.
– Ты что, завидуешь? Так и ты вон можешь попробовать.
– Да неужели?
– Ну да.
– И с кем же?
– Да с кем хочешь, – растерялся Эмиль. – Не думаю, что тебе в поместье откажет какая-нибудь девушка.
– А я не хочу с какой-нибудь девушкой, – пробурчал в подушку Нель.
– А с кем хочешь? – удивился Эмиль.
Лионель повернулся и долго смотрел в глаза брату. Потом фыркнул и пробормотал что-то неразборчивое в подушку.
– Что?
– Ничего, давай вставай. Мы хотели сегодня в лес поехать.

День пролетел незаметно. Они галопом скакали наперегонки, фехтовали под руководством учителя, играли в пиратов вместе с другими ребятами возле реки. Весеннее солнце растапливало лед, и малышня пускала кораблики. Вырезанные несколько лет назад корабли близнецов гордо стояли на их полках.

Под вечер все вымотались и с аппетитом накинулись на еду. Да, вот на что-что, а на аппетит у сыновей Арлетта пожаловаться никогда не могла. Эмиль возбужденно рассказывал о великом сражении, о том, что если бы не досадная случайность в виде треснувшего льда, его команда точно бы выиграла у Лионеля. Брат возмущенно хмыкал, но молчанием давал понять, чего стоят все слова Миля. После ужина они направились к Нелю. Эмиль и сейчас не мог ответить, почему именно он постоянно оказывался у брата. Спокойнее у него было? Или сам Лионель не хотел покидать свою комнату?

Как бы то ни было, но в тот вечер они как всегда сидели на кровати и разговаривали. У Эмиля после суматошного дня закрывались глаза, он сполз вниз, удобно устроил голову на коленях Неля и заснул. А проснулся оттого, что почувствовал чужие ладони у себя на животе. И губы, уткнувшиеся ему в шею и обдававшие теплым дыханием. Эмиль пошевелился, с ужасом осознавая, что некоторая часть тела недвусмысленно реагирует на подобные прикосновения. Не в первый раз, между прочим. Но в первый – в постели брата. И что теперь делать? Эмиль попытался выбраться из объятий, но Нель лишь крепче прижал его к груди. Нет, ну естественные потребности еще никто не отменял, так что отговорка есть, и Эмиль все-таки выбрался из кровати и выскользнул из комнаты. Пробрался в свою спальню, залез под одеяло и запустил руку в штаны. Несколько движений – и теплая жидкость брызнула на ладонь. Нужно заканчивать с этими ночевками. Эмиль вспомнил, что ему рассказывала та девчонка. Нет, это не то же самое, далеко не то же самое. Но на миг Миль подумал, что было, если бы руки Неля не продолжили его обнимать тогда, а скользнули ниже. И… нет, хватит. Сейчас он проветрится и пойдет обратно к брату. Или лучше остаться у себя? Но тогда Лионель утром поинтересуется, куда это он пропал. Нет, сейчас он вернется, но ночевать больше там не будет.
Остатки ночи прошли без приключений. А под утро Эмиль проснулся, обнаружив Лионеля чуть ли не целиком лежащим на нем. Хотя, может, они и раньше так просыпались, просто он не замечал? Солнечные лучи красиво золотили растрепанные волосы, Эмиль не удержался и провел по ним пальцами. Щекотно. Лионель замычал и поднял голову, сонно уставившись в глаза Милю.
– Доброе утро, – вышло немного хрипловато.
– Угу, – откликнулся Нель.
Близнецы немного повалялись, благо, мэтр уехал проведать семью, а мать была в Олларии.
Эмиль отправился к себе, а Лионель снова заснул. И целый день не желал выходить из комнаты, отговариваясь тем, что хочет читать. Эмиль было обиделся на него, но Нель как-то вымученно улыбнулся и сказал, что не очень хорошо себя чувствует. Братья отличались отменным здоровьем, поэтому Эмиль перепугался не на шутку, но Лионель попросил никому не говорить.
А вечером, когда Эмиль пришел пожелать брату спокойной ночи, Нель попросил его остаться. Ну, разумеется, Миль отказать не смог. Он устроился рядом, приобняв брата, и закрыл глаза. Сон не шел. Рядом слышалось неровное дыхание Лионеля. Тот тоже не спал.
– Миль, пообещай не сердиться, – вдруг сказал он.
– С чего бы?
– Ну просто пообещай. Это так сложно?
– А мало ли что ты скажешь?
– Не скажу.
– Э…
– Пообещай! – упрямо повторил Лионель.
– Хорошо, обещаю.
Повисла тишина. Эмиль напряженно ждал. Он почувствовал, как шевелится брат, переворачиваясь в постели. Тихо скрипнула кровать – и вновь стало тихо. Эмиль хотел уже спросить, в чем дело, как понял, что Нель близко-близко нависает над ним. В висках застучало. На Эмиля иногда накатывало такое состояние – когда он знал, что случится: где-то там, далеко, всплывало это знание, еще не до конца оформившись, но уже внушая определенные чувства. И сейчас Миль боялся. Он захотел вскочить с постели, но не мог сдвинуться с места. А потом губы обдало горячим дыханием. Эмиль понял, что он точно спит. И вот прямо сейчас должен проснуться. А тем временем что-то теплое коснулось губ, задержалось на миг и исчезло. Нависающий Лионель быстро отполз на другой угол кровати и там и замер. Эмиль лежал, боясь нарушить вновь зазвеневшую тишину. Он лишь тогда понял, что всё это время задерживал дыхание, когда со свистом его выпустил. Тело вроде бы начало слушаться. Он повел плечами, сел и пододвинулся к Лионелю.
– Нель? – неуверенно позвал он.
– Ну? – еле слышно раздалось в ответ.
– Ты зачем это сделал?
– А ты догадайся.
– Ты можешь внятно отвечать? Отдай одеяло, – Эмиль потянул за него, пытаясь вырвать из рук кутавшегося в него брата. Лионель потянул на себя, и, в конце концов, близнецы оказались друг напротив друга.
– Тебе не понравилось? – наконец спросил Нель.
– Я… я не знаю.
– Ты не можешь не знать!
– Да почти ничего и не было-то!
Внезапно Эмилю показалось, что брат его сейчас ударит.
– Нет, ну было, конечно, но…
Лионель зарычал.
– Что?..
– Ничего! Ты думаешь, что я не умею целоваться?
– Я ничего не думаю.
– Правильно-то как сказал, - ядовито заметил Лионель. И тут Эмиль по-настоящему рассердился. Он вскочил с кровати и направился к двери.
– Не уходи, – раздалось с кровати.
– Почему?
– Потому что я не хочу. Ну, Миль, пожалуйста. Прости.
Эмиль вздохнул и вернулся.
– Садись.
– Что на тебя нашло?
– На меня ничего не находило. Просто захотелось. А тебе хоть немного понравилось?
Эмилю захотелось обнять брата и сказать, что, конечно же, понравилось. Но было в этом что-то неправильное, что-то, напоминавшее о том постыдном чувстве, которое он испытал, слушая подругу Лизы.
– Не знаю.
– Ты обещал не сердиться.
– Я и не сержусь.
– Ну и замечательно, – пробормотал Лионель и обвил руки вокруг шеи Эмиля. В слабом лунном свете посверкивали его глаза. Эмиль, как завороженный, смотрел в них и не мог оторваться. Потом почувствовал, как брат слегка улыбнулся и прижался еще ближе. Эмиль не выдержал и сам его обнял, зарываясь одной рукой в волосы, а другой водя по спине. Нель еле слышно застонал. Эмиль потянулся к его губам, нежно касаясь их, проводя языком по гладким зубам. Они упали на кровать, продолжая осторожно дотрагиваться друг до друга губами. Лионель запрокинул голову, и Эмиль поцеловал его в подбородок, за ухом, зарылся в волосы, крепко сжимая в руках теплое тело. Они замерли, тяжело дыша. Эмиль слышал, как в такт бьются сердца, как подрагивают пальцы Неля. У него затекла рука, на которой лежал брат, он пошевелил ею, и Лионель откатился в сторону. Говорить о чем-то совершенно не хотелось, поэтому Эмиль пододвинулся к брату, нашел его руку, сплел пальцы и почти мгновенно заснул.
В конце концов, завтра будет время, и они наговорятся.

– Мы в самом деле поговорили, – сообщил Эмиль Арно. – Нам казалось, что впереди у нас бесконечность. Дни, летние, солнечные, и ночи, прохладные, лунные. Времени для нас не существовало.
Арно слушал, затаив дыхание. Он не думал, что Эмиль после того, как чуть было не отодрал его за подслушивание, вдруг сядет и расскажет их историю. Виконт попеременно краснел, комкал в руке край простыни, вздыхал, глядя на подернутое дымкой воспоминаний лицо Эмиля. Тот грустно улыбнулся и замолчал.
– А что дальше?
– А дальше несколько лет такого вот секретного счастья. Были и ссоры, да много чего было. А потом нас навестил герцог Алваро Алва с сыном.

Глава 4

После того первого поцелуя братья почти каждую ночь проводили вместе. Эмиль, дождавшись, когда все домочадцы улягутся, тихо пробирался в комнату Неля. Они целовались с открытыми глазами, хотя зачастую в темноте вообще ничего нельзя было разглядеть.
Поначалу движения были неловкими – только разгорячившись, Миль обрывал себя, откатывался на край кровати и пытался выровнять дыхание. Лионель лежал и ждал, пока брат снова не придвинется с неразборчивыми извинениями к нему. Иногда Эмиль просыпался, обреченно вздыхал, выбирался из теплых объятий и уходил к себе. Ну не мог он в кровати брата лезть к себе в штаны и добиваться облегчения. Объяснить почему – Миль тоже не мог. И он очень надеялся на то, что Нель ничего не замечает. Надеялся он ровно до тех пор, пока, снова собравшись слезть с кровати, не почувствовал, как прохладные ладони скользнули вниз и дотронулись до напряженной плоти. Вверх-вниз – Эмиль стонал в голос, Лионель тяжело дышал ему в шею. Миль положил свои руки поверх рук Неля и задвигал ими быстрее. Вверх-вниз – Леворукий-как-же-хорошо!
В изнеможении прижавшись спиной к брату, Эмиль судорожно размышлял, что бы сказать. Он было открыл рот, как почувствовал, что ему что-то упирается между ягодиц. Получается, что и Нель тоже?.. Эмиль не выдержал и рассмеялся. А потом резко перевернулся и повернул Лионеля, прижив того спиной к своей груди. И снова быстрые движения – только уже не себе.
Удивительно, но тогда Эмиль ни разу не покраснел.

Дни тянулись, а потом, спохватившись, нагоняли друг друга. Ночи размеренные, похожие – и разные. Сливались друг с другом – не отделишь потом, зато сейчас – ну как ее спутать с предыдущими? Совсем же по-другому смотрит Нель, и шепчет ласковее, и прижимается сильнее. И именно эта ночь – самая особенная. Не светит луна, не разглядеть своего отражения в черных глазах. Или светит – и серебрит белокурые волосы, кутает бережно тело.

Вечер-ночь-утро.

Или – бери выше – лето-осень-зима.
Похожее-непохожее.
Эмиль помнит многие непохожие ночи.

Однажды Лионель, когда они в обнимку валялись на кровати, попросил Миля лечь на спину и закрыть глаза.
– Не вздумай подглядывать!
– Что ты собираешься?..
– И помолчи, пожалуйста.
Миль скрестил руки на груди и прикрыл глаза. Сначала ничего не происходило, а потом он почувствовал, как брат садится верхом на его бедра, отводит в стороны руки, прижимает их к кровати, а потом наклоняется и проводит губами от подбородка до верхней застегнутой пуговицы на рубашке. Миль фыркнул, за что получил легкий укус за мочку уха. Он дернулся, но глаза так и не открыл. Лионель заелозил на нем, отпустил запястья и начал стягивать рубашку. Миль вслепую зарылся освободившимися руками в волосы брата. Внизу живота было горячо, хотелось, чтобы Нель уже перестал покачиваться и тереться о его бедра и, наконец, слез с него. Эмиль застонал, когда брат стал стаскивать с него штаны.
– Только не дергайся, – прошептал он в губы Милю и сполз к его ногам. Сдернул штаны и дотронулся прохладными пальцами до напряженной плоти. Эмиль замер, когда почувствовал там теплое дыхание. Лионель что, собирается?.. Не успел он додумать эту мысль, как Нель дотронулся губами до… Леворукий! Эмиль и под пытками не открыл бы сейчас глаза, потому что иначе бы точно умер от стыда. Щеки горели, в уголках глаз выступили слезы. Но это, наверное, уже от перевозбуждения. Потому что невозможно было спокойно лежать, хотелось прижать голову брата к паху, чтобы он сделал хоть что-нибудь, чтобы избавить его от болезненного напряжения. А Лионель тем временем обхватил губами его плоть и начал медленно вбирать ее в рот. Невероятно – Эмилю казалось, что его вот-вот разорвет. Он притянул голову Неля ближе и со всхлипом выгнулся, обессилено падая на кровать.
Лионель отстранился, расправил одеяло и улегся сверху на брата, опираясь локтями по обе стороны от него.
– Ми-иль, ты можешь открыть глаза.
Эмиль покачал головой и зажмурился еще сильнее.
– Тебе же понравилось.
Молчание.
– А покраснел-то как! – засмеялся Нель.
Эмиль, наконец, широко распахнул глаза и сердито уставился на брата. Лионель усмехался и довольно щурился. Миль невольно улыбнулся в ответ. Щеки уже так не горели, и потом, ничего страшного-то не произошло – мягко подкралась мысль. Поздно начинать думать о том, что всё это не очень-то правильно. Следовало прекратить в самый первый раз – если вообще прекращать. Но как отказаться от этих родных, нежных губ, сладких поцелуев, прохладных рук, залезающих в штаны и доводящих за несколько минут до крика? Да и не только в этом дело. Эмилю просто нравилось… Что? Быть с Лионелем?
– Какая серьезная умственная работа отображается на твоем лице! – прошептал на ухо Нель. – Неужели я настолько тебя поразил?
– Ничего поразительного не вижу. Многие, знаешь ли, занимаются этим.
– Ты подглядывал? – широко ухмыльнулся брат.
– Нет, я просто знаю. Слышал… Да неважно! Это что, допрос?
Лионель облизал губы и заглянул ему в глаза. Иногда Эмилю казалось, что где-то там, в этих темных зрачках прячется что-то еще более темное. Особенно когда брат так пристально и долго смотрел на него. И снова Миль почувствовал, что начал возбуждаться. Он чуть двинул бедрами вверх, потерся о живот Неля, прижался к нему и поцеловал. Брат отвечал с жадностью, просунув руки между постелью и спиной Эмиля. И снова – быстро бьются сердца, непонятно, чей удар сейчас слышен, бегут мурашки, от шеи по позвоночнику, невозможно остановиться, хочется целовать, сжимать бедра, вырывать из груди тихие стоны и невнятные слова. А потом, выгнувшись дугой, прижать к себе – теплое, расслабленное тело. И вдыхать земляничный запах, зарываясь носом в мягкие кудри, и шептать бессмысленное – да, всё хорошо, и завтра, и потом, и навсегда. И знать, что это – свое собственное, никому не отдам, не расскажу, не покажу. Спрятать глубоко настоящее – уже немного сонное, но отчетливое, сохранить для будущего, чтобы потом можно было перебирать и, вот как сейчас, улыбаться.

Весна-лето.
Лионель взял в привычку смотреть на брата, когда тот отвечал урок воспитателю, когда разговаривал с матерью, в общем, когда был занят важным делом, и когда ему было вовсе не до тех мыслей, которые вызывал у него этот взгляд. Нель, когда Эмиль сердито ему выговаривал, непонимающе улыбался и говорил, что совсем здесь ни при чем. Он что, целует его при всех? А то, что Эмиль краснеет, так в этом нет ничего необычного, он краснеет даже в постели, когда кроме них двоих в ней никого нет.
– И вовсе я не краснею. Просто…
– Просто что?
– Ты меня отвлекаешь, вот что!
– Да неужели? Отвлекают совсем по-другому, – и Нель наглядно показывал, как, по его мнению, нужно отвлекать.
В конце концов Эмиль привык. Ему даже понравилась эта игра в гляделки.
Холодный, отстраненный взгляд, когда они фехтуют, сосредоточенный – когда Эмиль умудряется уколоть брата в руку, веселый, когда они слушают рассказы отца, недавно побывавшего в столице, о дуэли за честь одной фрейлины ее величества, и, наконец, взгляд обжигающий, страстный – когда Миль закрывает дверь и подходит к кровати, на которой вытянулся Лионель.

Лето – осень.
Заканчивается последний летний месяц, уходят в прошлое душные ночи, осыпаются красными, желтыми, рыжими листьями дни. Вода в речке остывает, но купаться еще можно. Днем солнце прогревает поверхность, но нырни поглубже – начинает сводить ноги. Лионель лежит на берегу и жует травинку.
– Когда-нибудь я стану маршалом Талига.
– Первым, что ли? – хмыкнул Эмиль.
– Первым – вряд ли. Первым, скорее всего, станет Алва. Хотя, кто знает…
– Я тоже стану маршалом, как отец. Ты будешь маршалом Севера, а я – Юга.
– Почему вдруг?
– Не знаю, мне так кажется. Хочешь поспорить?
– На что?
– На желание?
– Хорошо, – улыбается Нель. Как-то он быстро согласился. Знает, какое будет желание? Самому Эмилю на ум ничего пока не приходит.
– А что бы ты мог пожелать? Ну, разумеется, чтобы я мог выполнить твое желание.
– Ну… чтобы ты при всех признался мне в любви на приеме у их величеств? – предположил Лионель.
– Не смешно, – буркнул Миль.
– Неужели струсишь?
– А если бы я такое желание загадал?
– Я бы, конечно, его выполнил, – усмехнулся Нель.
– И не подумал бы о том, что случится после?
– А что случится-то? – встал с травы Лионель. Он развел руками и шутливо поклонился. Взял воображаемую бутылку в руки и, покачиваясь, произнес:
– Эры и эрэа, должен вам сказать, – тут он икнул, – что мой брат самый замечательный на свете человек. Позвольте доложить по всей форме – я его люблю!
Нель еще немного пораскачивался на мысках, а потом расхохотался.
– Ну, как тебе?
– Просто замечательно.
– Ты чего, обиделся?
– Разумеется, нет. Я оценил твою шутку. Смешно.
Эмиль не знал, что на него нашло, но было почему-то грустно.
– Эй, да перестань. Я же всё честно сказал.
Лионель присел на корточки, положил руки Милю на плечи и опрокинул того на землю. Поцелуй вышел медленным, очень нежным и долгим. Эмиль перевернул брата на спину, завел ему руки за голову, лег сверху и начал медленно раскачиваться, глядя Нелю в глаза. Тот улыбался, дыхание участилось, но с губ не сорвалось ни звука. Такая игра, да. Когда Эмиль уже собирается сдаться, Лионель не выдерживает и тихо говорит – «Миль…»
И Эмиль смеется, скатывается с брата, снимает штаны и прыгает в реку. Холодная вода очень даже помогает. Лионель прыгает следом, обхватывает Миля за талию, прижимается к обнаженному телу и ведет рукой вниз. И становится горячо-холодно, и кружится голова, и, кажется, утонешь, но Нель обессилено обвивает руками шею, и нужно удержать, двигаться, плыть к берегу.
Высохнуть на солнце, одеться и бежать домой. Сегодня вкусный ужин – к приезду матушки слуги должны расстараться.

А после ужина так здорово наблюдать из окна за накрапывающим дождем. Или танцующей вьюгой.
Снова осень-зима. Бежит, бежит время, и вот уже часто слышится матушкино – через два года в Лаик. Учеба – военная карьера – семья. Эмиль скрипел зубами, слава Леворукому, про последнее им не напоминали.

– Ты никогда не думал, что вот это всё как-то неправильно? – спросил однажды Нель.
– Нет, – не задумываясь, ответил Эмиль. Он уже больше полугода не задавался этим вопросом.
– А ты никогда не хотел зажать в углу какую-нибудь девчонку?
– Мне и тебя хватает, – отозвался, рассердившись, Эмиль.
Лионель фыркнул.
– Ну, предположим, ты меня по углам не тискаешь.
– Какое упущение!
– Не переводи разговор. Так, не хотелось?
– Нет. К чему ты это спрашиваешь?
– Мне просто интересно.
– Что именно?
– Один ли я такой.
Эмиль вздохнул:
– Не один. Мне, кроме тебя, никто не нужен.
Лионель как-то непривычно радостно улыбнулся. Он что, опасался?..
– Дурак!
Нель пропустил его восклицание мимо ушей, подполз поближе и крепко обнял. Эмилю оставалось только прижаться губами к светлой макушке и обнять в ответ.

А зимой их навестил Алваро Алва с сыном. Матушка, уже в положении, радостно встречала гостей. Отец и Первый Маршал, поужинав, удалились в сад, обсуждая что-то свое. Матушка, отдав распоряжение о комнатах, тоже удалилась. И остались братья Савиньяк наедине с Рокэ Алвой. На тот момент им скоро исполнялось пятнадцать, а Рокэ было восемнадцать. Существенная разница, особенно в этот период. Это в тридцать-тридцать пять особо она не видна. Удивительно, а, может быть, и не удивительно, они поладили сразу. С Рокэ было спокойно и весело. И даже потом Эмиль чувствовал себя рядом с ним очень надежно. Несмотря на взрывной характер, который редко когда проглядывал из-под холодной маски. Но это все потом. А пока Рокэ смеялся, рассказывал кэналлийские шутки, расспрашивал братьев об их житье. И да, Эмиль не мог не признать, младший сын соберано был невероятно, страшно красив. Засмотреться на него было очень просто. Вот братья и смотрели.
– Рокэ подарил мне кинжал, – хвастался по вечерам Лионель.
– Как ты думаешь, неспроста наша Луиза на него так смотрит? А он, видел, ей подмигнул?
– Ты заметил, какие у него синие-синие глаза? Я такие ни у кого раньше не встречал.
– Он уверен, что станет полковником не позже, чем ему исполнится двадцать два.

Рокэ рассказывал про Лаик, про смешного капитана Арамону. Рокэ рассказывал про военные кампании отца. Рокэ показывал разные приемы в фехтовании. Рокэ, Рокэ, Рокэ…

Рокэ Эмилю нравился. С ним было просто хорошо. Но он не мог каждую ночь слушать от брата, как Рокэ здорово дерется, как он сбегал от одной красотки, какие лошади в его конюшнях, как…
Иногда Эмиль затыкал Лионеля поцелуем.
Иногда отворачивался и пытался заснуть.
Соберано собирался погостить еще неделю.
Эмиль считал дни.
Лионель смотрел и улыбался.
Однажды Эмиль заметил, что Рокэ улыбается в ответ. Чуть-чуть по-другому, чем ему, Эмилю.

Они ездили верхом наперегонки, изучали планы сражений, которые Рокэ утаскивал у отца. Арлетта улыбалась, глядя на «молодое поколение, за которым будущее Талига». Отец трепал сыновей по волосам, а Алваро Алва снисходительно улыбался.
До отъезда Рокэ оставалось два дня, когда Лионель не пришел ночевать. Он вечером сказал Эмилю, что может задержаться вместе с Рокэ, и чтобы брат, если что, шел спать к себе. Нужно, нужно было тогда выяснить, в чем дело, и почему Миля не пригласили. Но дурацкое «не хотят говорить – не надо» перевесило. Эмиль заснул в кровати брата. Под утро Лионель все-таки пришел. Странно улыбаясь, немного шатаясь и не глядя на Миля, он сделал несколько шагов и скользнул в постель.
– Вы что, пили? – спросил Эмиль.
– Совсем чуть-чуть. Для храбрости.
– Для чего?
Лионель уже спал.

На следующий день соберано уезжал. Они тепло попрощались. Только Лионель стоял в стороне, очень сонный, и вяло кивал. После отъезда гостей он заперся в комнате и вышел только к ужину. На вопросы матушки отвечал, что просто устал. На Эмиля не смотрел. Правда, после долгого стука в дверь поздно вечером ему все же пришлось ее открыть.
– Чего?
– Это я спрашиваю, что с тобой такое? Пусти.
Нель посторонился.
– Со мной все хорошо.
– Посмотри на меня.
Лионель поднял голову, и Эмиль увидел красные глаза брата.
– Ты чего, плакал?
– Я? – рассмеялся Нель. – Нет, конечно.
– Тогда в чем дело?
– Я не могу рассказать.
– Послушай, мне ты можешь рассказать обо всем.
– Нет. Я боюсь, что ты… что ты… Да неважно! Все, забудем!
– Нель, ну я же вижу. Пожалуйста…
– Ты не поймешь, – как-то обреченно прошептал Лионель.
– Я пойму. Я же… ну, я же люблю тебя, – почти неразборчиво закончил Эмиль.
У Лионеля дрогнула губа.
– Прости меня.
– За что?
Нель не ответил и молча обнял брата.

А следующие полчаса Эмиль провел, словно в Закатном пламени. Он слушал про то, что случилось прошлой ночью. И какие жесткие губы у Рокэ, и как он целуется, и какие сильные у него руки, и как кричишь, когда он касается тебя везде – губами, ладонями, всем телом, и как больно, и сладко, и мучительно – когда он берет тебя. Входит до конца, сцеловывает твои крики и слизывает скатившуюся слезинку. И, кажется, ты умер, и только жаркие поцелуи возвращают тебя обратно. И снова – гладкие волосы скользят по животу, тело выгибается дугой и просит еще.
Эмиль сидел, боясь шелохнуться. Словно сложенная из осколков ваза: тронешь – рассыплется.
Лионель замолчал, и они долго сидели в тишине.
Конечно, Эмиль потом простил. Он просто не смог отказать брату, который вцепился в него и, как он ни вырывался, не отпускал. И просил простить, потому что без него, Миля, ему никак и никуда. И на следующую же ночь они пообещали друг другу обо всем забыть.

– Я даже стих сочинил, – сказал Эмиль Арно.

Лети вперед, за ветром,
Но в штиль ты упадешь.

– Да, я никогда не был силен в поэзии, – сообщил он разулыбашемуся Арно. – Больше я стихи не сочинял. А ту историю… забыл я ее. Мы взрослели понемногу, прошел год, поступили в Лаик. Лионель ни разу не вспоминал Алву. Я думал, что всё так и продолжится. Оказалось, что я ошибся.

Глава 5

В Лаик было весело. Эмиль до сих пор любил вспоминать шутки, которые они проделывали с воспитателями. Самой безумной выходкой была первая ночь, которую они умудрились провести вместе в комнате Лионеля. Трудно поверить, но их не застукали. И еще труднее поверить в то, что их вообще ни разу не засекали.
И ту ночь Эмиль очень хорошо запомнил. Он несколько дней вел мысленные разговоры с братом, в которых намекал, что хотел бы в полном смысле этого слова стать его любовником. Свойственная ему прямота в этом деле Эмиля подвела. Единственное, что он сделал, так это составил с братом план по ночному проникновению к нему в комнату.

Эмиль опустился на кровать рядом с Нелем. Откашлялся. Ему казалось, что это внушит уверенности. Только слова никак не шли. А, может, Лионелю ничего такое вовсе и не нужно, раньше они довольствовались просто взаимными ласками. Причем выдумщиком чего-то нового всегда оказывался Лионель. И если бы он хотел, то наверняка бы сам…
От глубоких раздумий его отвлек тычок под ребра. Эмиль тяжело вздохнул и попытался начать объяснения. Неожиданно на него нашло вдохновение, и он порадовался, что бормочет нечто, не совсем уж непонятное. Только Лионель почему-то начал тихо смеяться. Эмиль замолчал, взглянул на брата, прошептал: «Хочу», увидел расширившиеся глаза Неля и порывисто прижался к его груди.
Было хорошо. Наслаждение пульсировало в паху, в голове, заставляя стонать и прижиматься крепче. Накатившая следом слабость укутала бережно и принесла спокойный, глубокий сон.

Прекрасные, прекрасные ночи. Многие бывшие унары ненавидели унылый, мрачный Лаик, а Эмиль с нежностью вспоминал то время.

– Нель, ты дурак, спускайся!
– Лучше ты поднимайся сюда!
Миль взобрался к брату. Лионель стоял на крыше одной из построек, находящейся в Лаик.
– Нравится?
– Вообще-то нет.
Эмиль изменил свое мнение о крышах, когда Лионель взял его на одной из них.

Фехтовали братья лучше всех, кто обучался с ними. Вот только сложно было выяснить, кто из них двоих фехтует лучше. Лионель быстрее выматывался, но гораздо чаще у него получалось до этого трижды уколоть брата. Эмиль в отместку вспоминал о своих поражениях в самых неподходящих ситуациях. Лионелю приходилось прилагать больше усилий, чтобы его поцелуй отвлек Миля от размышлений о совершенных на тренировке ошибок.
– Пожалуйста, заткнись.
Или:
– Если ты снова начнешь, то я закончу, и ты будешь удовлетворять себя самостоятельно.
Или:
– Я люблю тебя.

Арно залюбовался посветлевшим от воспоминаний лицом Эмиля. Брат встал, походил по комнате, а потом сказал:
– Наверное, на этом рассказ стоит закончить. Потому что дальше пойдут года, в течение которых Лионель мне лгал.
– Миль…
– Что?
Арно запнулся, он хотел задать очень бестактный вопрос. Но боялся. Впрочем, если Эмиль не захочет, то просто не ответит.
– А Лионель любит Ворона? Или любил?
– Думаю… думаю, любит. Иначе всё было бы по-другому. Может, мне было бы проще его ненавидеть. Или наоборот…
– А тебя он любит?
Эмиль засмеялся.
– Я не знаю. Я уже начинаю сомневаться в том…
– В чем?
Этот вопрос задал не Арно. Юноша похолодел.
Братья обернулись и уставились на открывающуюся дверь. В проеме возник Лионель.
– Что, выговориться решил? – ядовито спросил он.
– Ты долго здесь стоишь?
– Не бойся, я только подошел.
– Я не боюсь.
Лионель сделал пару шагов вперед, и Арно захотелось исчезнуть. Что он и сделал, невнятно извинившись. Дверь за ним с грохотом захлопнулась. Арно попытался успокоиться. У него немного подрагивали руки, и бешено стучало сердце. А еще он почувствовал, что начинает злиться на Лионеля, который в самый ответственный момент помешал рассказу. Пусть они тогда помирятся! Хотя это вряд ли. Эмиль, скорее всего, брата выгонит. Эх, если бы можно было запереть… Словно бы подслушав его мысли, из комнаты выскочил Лионель, прошел мимо, остановился, повернулся и посмотрел на Арно.
– Много он тебе наговорил? – наконец спросил Нель.
– Нет.
Лионель помолчал.
– Понятно.
Арно снова захотелось исчезнуть. Было невыносимо стоять под этим тяжелым взглядом. Наконец, Лионель вздохнул, отвернулся и медленно пошел к своей спальне. На место напряженности пришла усталость.
– Нель, Нель, подожди, можно я к тебе?..
– Можно.
Зайдя в комнату, Лионель направился к окну. Открыл его, снова глубоко вздохнул. Арно не знал, что сказать. Но ведь если молчать, Нель может и попросить удалиться.
– Наверное, он наговорил тебе много чего интересного. Что я подлец, что я не любил его, что совершаю дикие выходки, чтобы вернуть, а потом опять обмануть его. Да? – неожиданно спросил Лионель. Он взял со стола бутылку и рассматривал ее на свет.
– Нет.
– О, ну конечно же. Он такой порядочный. Благородный. Молчит и страдает.
Арно отступил на шаг – столько ненависти было в голосе брата. Нель помотал головой, плеснул в бокал остатки вина и залпом выпил.
– Извини, тебе вообще не надо было… Вернее, мне не надо было…
– Расскажи, – вдруг попросил Арно.
– Пятнадцать лет, – пробормотал Лионель. – Мы тогда уже, гм, да, – невнятно закончил он.
Арно медленно подошел к стулу, стоящему напротив стула, куда сел Нель, постоял немного, а потом решительно сел и посмотрел на брата.
– Может, я пойму… – он сам не знал, что именно хочет понять, но Нель ответил:
– Я сам не понимаю. Да и что рассказывать?
– Все, что захочешь.
– Тогда это дело надо запить. У меня где-то была касера.
Лионель встал, пошарил под кроватью, довольно хмыкнул, вытащил бутыль и сел обратно. Сделал несколько глотков и взглянул на Арно. Тот покраснел. Ну, в самом деле, он же должен быть смущен предстоящим разговором. И не так важно, что смущало его не только это. Арно сильно прикусил губу, попытался сосредоточиться. Лионель тем временем снова отхлебнул из бутылки и откинулся на широкую спинку стула.
– Сложно начать, потому что я не помню, когда всё началось.

Может быть, в один из тех вечеров, когда Эмиль засыпал у него в комнате, а Лионель тайком гладил его пушистые волосы и вдыхал их запах? Может быть тогда, когда после рассказа брата о его первом поцелуе он мог думать только об одном, глядя на его губы? А, может, чувство зарождалось медленно, и просто однажды в груди стало так тепло и больно, что Лионель решился поцеловать Миля? Он до сих пор помнит растерянный взгляд брата, собственную неуверенность, страх, неловкость. А потом – горячечное счастье – брат не оттолкнул, а обнял в ответ. И поцелуи, поцелуи, и покрасневшее лицо Миля. И снова неуверенность, разбившаяся о тихий удовлетворенный вздох брата. Лионель боялся, что всё может закончиться, что Миль однажды скажет, что влюбился в какую-нибудь девчонку. Он хотел поговорить с братом, выяснить, что будет, если… но боялся. А когда не боялся, было не до таких разговоров.

Весна сменяла зиму, лето – весну, и Нелю казалось, что он с каждым днем все больше любит Эмиля. Невозможно, конечно. Но так было. От нежности хотелось смеяться, от нежности хотелось плакать. Лето цвело душным хмелем, от которого кружилась голова. Лионель любил вспоминать солнечные дни, когда они с братом валялись возле реки и разговаривали. Иногда Эмиль засыпал, прикрыв рукой глаза от солнечного света. Тогда Лионель садился рядом и смотрел. Время будто исчезало, даже река журчала тише. Сохранить бы это чувство, а потом доставать, когда понадобится. Эмиль морщился, если какое-нибудь насекомое начинало ползать по коже. Лионель старался насекомых отгонять. Когда задувал холодный ветер, а солнце ползло к горизонту, Нель проводил пальцами по щеке Миля и ждал, пока тот проснется.
(– Уже пора?
– Я бы полежал с тобой еще, но в постели теплее и удобнее.)
Ну какой же он красивый! Даром, что они близнецы, а Эмиль такой солнечный, светится. И целовать хочется постоянно.

Осень-зима. Снова застывшее время, только не так, как летом. Они, наконец, поговорили. Лионелю казалось, что внутри него что-то лопнуло, когда Эмиль сказал, что никто ему, кроме брата, не нужен. Только трудно понять, что лопнуло-то, дышать вроде как легче не стало. Может, стало просто спокойнее. Милый, родной… в груди сладко щемит, а на губах довольная улыбка.

Лионель вздохнул.
– Арно, твой брат собирается напиться и нести чушь. Ты можешь уйти.
Арно не счел нужным ответить. Сейчас Нель должен рассказать про Ворона. Почему вдруг так случилось, как, зачем?

Лионель не знал ни почему, ни зачем. Ему было невероятно хорошо. Как вспышка, как боль, смешанная с восторгом, когда Алва в первый раз взял его. Ворон был безумно красив. Умен, нежен, и столько страсти! Лионелю казалось, что рядом с этим человеком возможно все. Дворцовые интриги, дуэли, планы сражений, мориски, шады – тогда всё завораживало. И хотелось тянуться, быть ближе к нему, и даже уехать вместе с ним. Да только Ворон отмахнулся, когда Нель завел разговор об отъезде. Даже не подумал, что Лионель серьезно это предлагает. А потом он напился и пришел к Рокэ. И получил. Да, в общем-то, он получил то, что хотел. Ему было хорошо. И с Эмилем он никогда Рокэ не сравнивал. Это было совершенно разное. Сложно объяснить, но разное. Хотя объясниться на утро пришлось, потому что Лионель чувствовал себя виноватым. Хотя виноватым – не то слово. Ему казалось, что его просто разорвет от отчаяния. Рокэ уезжал, а как смотреть в глаза Эмилю – Лионель не знал. Они друг другу ничего не обещали, но всё было понятно и без обещаний. А если брат скажет – ты мне больше не нужен? Слава Леворукому, обошлось. Страхи, отчаяние исчезли в теплых объятиях. Лионель пообещал себе, что в глазах Миля он больше не увидит то застывшее выражение, которое появилось, когда он начал рассказывать про Алву.

Брат замолчал, закрыл глаза и как будто вознамерился уснуть, но Арно не торопился его тормошить. Он думал о том, какими разными и какими похожими были рассказы братьев. Пока получается, что им нужно просто поговорить друг с другом, и, возможно, они помирятся. Арно уже начал выстраивать в голове планы – как он запрет близнецов вместе, как подберет укромное место, откуда будет не так просто выбраться, – и тут Нель заговорил снова.
– С тех пор я несколько лет не видел Ворона. Мы с Милем поступили в Лаик, служили, иногда встречались.

Встречались братья редко, подолгу проводили время вместе лишь в собственном поместье, навещая семью. Лионель служил сначала в Торке, затем во дворце, а Миль полковником остался служить в Придде. И как раз в то время Рокэ Алва стал частым гостем столицы. Жил вместе с отцом в особняке. Хотя такое житье можно было считать весьма условным. Ночевать Ворон предпочитал не дома. И чаще всего ночевал он в спальне Лионеля Савиньяка.
Нет, тогда не было никакого стыда, Миль находился очень далеко. И, казалось, никакого обмана-то и нет. Подумаешь, при чем тут Алва. С Эмилем ведь всё совсем по-другому. А с Вороном остро чувствуешь непостоянность всего в мире. Страсть, ревность, ненависть, счастье. Молодая кровь кипит, каждая победа, каждое поражение – глубоко впитываются, да быстро забываются. С Алвой тогда всё было понятно. Шутки, песни, гитара. Лионель влюбился в его гитару. Но любимая женщина Ворона оставалась холодна к его чарам, и как бы Нель ни старался, не желала ему поддаваться. В конце концов, он решил похоронить несбыточную мечту научиться на ней играть. А еще было много вина. Казалось, подвалы особняка Алваро Алвы хранят неисчислимые запасы спиртного. Чем Рокэ и пользовался, заодно угощая и Лионеля. Приятно было проводить вечера в веселой компании, а потом заваливаться в комнаты Неля, пьяно целуя Ворона в губы. И отдаваться ему, хрипло стонать в шею, обхватывая ногами бедра Алвы. А с утра вставать с удивительно ясной головой и идти на службу, оставляя Ворона немного поваляться в кровати. Иногда Лионель замечал, что ему хочется поскорее уйти со светского мероприятия или даже дружеских попоек, уйти и забрать Алву с собой. И целовать эти сухие, жесткие губы, закрывать глаза, тая в сильных объятиях, а потом смотреть, смотреть неотрывно, как постепенно выравнивается дыхание Ворона, когда тот начинает засыпать.

Лионель чувствовал, что его как будто окружает мягкое облако. Настоящее-ненастоящее. И в нем удивительно уютно и спокойно. Несмотря на порой сумасшедшие выходки Ворона.

Однако эти странные отношения с Алвой не мешали Лионелю с тоской вспоминать о брате. Вот бы его сейчас сюда. Ему можно ничего не рассказывать, а Рокэ поймет и так. Эмиль, милый, родной, приезжай. Мне не хватает твоей солнечной улыбки. До Лионеля доходили вести о бравых подвигах полковника Савиньяка. И не только на военном поприще. Про учения, смотры, россказни старых вояк Эмиль сам писал каждый месяц в письмах брату. А вот слухи про попойки разносил далеко не Миль. Наверняка скоро он станет главным юбочником всея Талига, – шутили приятели. Преемственность поколений. Лионель вежливо улыбался и отходил. Потому что сразу же начинало колотиться сердце, от злости сводило зубы, а выставлять чувства напоказ он не любил.
Лионель хотел мчаться в Придду, схватить Эмиля, прижать к себе и заставить опровергнуть сплетни. Очень глупо. Поэтому Лионель дождался отпуска, который совпал с отпуском брата, и они вместе поехали навестить матушку и Арно.
Эмиль после долгой разлуки совершенно не изменился. Только волосы чуть длиннее стали, впрочем, как и у самого Лионеля.
– Через два года, а, может, и раньше я точно стану капитаном личной королевской гвардии, – говорил Нель, сидя на берегу реки, так любимой братьями в детстве.
– А я генералом. И совсем скоро мы станем маршалами, конечно же.
Эмиль залихватски ухмыльнулся и повалил Неля на спину.
Время летело. Казалось, что быстрее, чем в детстве. Домой братья вернулись далеко за полночь. Лионель счастливо улыбался и не выпускал руку Миля из своей. Уже засыпая, он вспоминал глаза брата, когда тот в Лаик впервые предложил Лионелю себя, полностью. Лионель тогда не мог поверить, они этой темы не касались с тех пор, как он нес горячечный бред про свою ночь с Алвой. А Эмиль смущался, краснел, даже заикался, пытаясь подобрать слова. Нель долго не мог понять, чего брат от него хочет, пока Миль не поднял на него взгляд и не притянул ближе, зарываясь лицом в его волосы. И холодный, сырой воздух в комнате Неля, и еле сдерживаемые стоны, чтобы не привлечь воспитателей. И совершенно счастливые глаза брата.
– Светишься, – прошептал он тогда Эмилю.
И каждый раз сердце Лионеля затапливало такой нежностью, страстью, когда он смотрел в эти глаза, а потом губами ловил судорожные выдохи брата.

Лионель отхлебнул еще касеры.
– Я болел им, понимаешь, Арно? Еще до наших ссор мне Рокэ так и сказал. Не про Эмиля, конечно, а про нас с ним. Про Эмиля Рокэ ничего не знал. И не знает. Будешь? – Нель протянул Арно бутылку. Юноша с недоверием посмотрел на брата, но бутылку взял. И даже отхлебнул глоток. Горло обожгло горячей жидкостью, но Арно умудрился не закашляться и даже сделать еще один глоток. Стало тепло. Арно почувствовал, как краснеют щеки – что же, оно и к лучшему, пусть брат думает, что во всем виновата касера, а не его рассказ. Арно снова поднес бутылку ко рту, но Нель ее со смехом отобрал.
– Подожди, не всё сразу.
– Хорошо, – послушно кивнул Арно. – Так что там сказал Алва?
– Он сказал, что я не люблю человека, я им болею. Если бы я не был в тот момент так пьян и не лежал бы в его постели, я бы вызвал его на дуэль.
Лионель прикрыл глаза.
– Мы ввалились в комнату уже навеселе…

В спальне Первого Маршала на столе горели четыре свечи.
– Рокэ, праздник удался, давай еще по бутылке. Я хочу напиться так, чтобы проклясть завтра всё на свете.
– Чем тебе не угодил этот свет?
– Тем, что его так мало. Так у тебя нигде тут по близости нет?.. Или позови Хуана. Или давай я сам.
Алва заткнул Лионеля поцелуем.
– Думаю, с тебя на сегодня хватит. Мне в постели не нужно пьяное бревно.
– Когда это я был пьяным бревном?
– Надеюсь, что никогда и не будешь, – Ворон подталкивал Неля к кровати, попутно стягивая с него камзол и рубашку.
Лионель, оставшись в одних штанах, терся об еще не раздетого Ворона. В голове приятно шумело, в паху было жарко, ночь обещала быть сумасшедше прекрасной.
– Рокэ, давай я уже это сниму, и это, вот так.
Они оба успели раздеться прежде, чем рухнуть в постель. Ворон перевернул Лионеля на живот и лег сверху, целуя шею и зарываясь пальцами в мягкие волосы. Нель стонал в подушку и пытался перевернуться на спину, но Алва перехватил его руки, свел над головой и крепко прижал к кровати. Лионель отлично чувствовал, что Ворон возбужден, и при этом медленно терся щекой о спину Неля, целовал, покусывая кожу, подбираясь к уху. Лионель фыркнул и подался назад. На Алву это не произвело никакого впечатления, зато собственная плоть Савиньяка напряглась еще сильнее. Он снова застонал. Ворон, наконец, скатился в сторону, позволяя Нелю лечь на спину, а потом навалился сверху и замер. Лионель нехотя приоткрыл глаза и наткнулся на внимательный взгляд. Изучающий. И очень спокойный.
– Нравится? – вырвалось у него.
– Не нравилось – не смотрел бы, – в тон ответил Алва. Лионелю захотелось впиться зубами ему в плечо, двинуть кулаком по растянувшимся в улыбке губам.
– Тогда, может, хватит смотреть?
– Может, и хватит, – согласился Ворон, но смотреть не перестал. Он приподнялся, положил руки на бедра Неля и медленно вошел в него. Не отрывая взгляда, почти не меняясь в лице. Слабо колыхающиеся тени от свечей вырисовывали узоры на его теле. В такт движениям. Вдох – толкнуться вперед – темные круги подрагивают на белой коже. Лионель так же неотрывно смотрел в потемневшие синие глаза. Завороженно. И свой собственный горловой всхрип оказался для него неожиданным и заставил вздрогнуть. У Алвы только ноздри расширились, когда он выплеснулся в Неля. Всё, можно отвести взгляд. И краем взгляда заметить довольную улыбку. «Ворон – хищная птица» - подумал вдруг Лионель.
Потом они лежали, вдыхая прохладный ночной воздух, струившийся из окна.
– Может, все-таки по бутылке?
Вино было крепким. И вновь закружилась голова. Лионель почти не помнил, что наговорил в ту ночь Алве. А Ворон на следующий день молчал и загадочно улыбался. Впрочем, как всегда. Но один обрывок разговора Нель запомнил.

– Я не понимаю, Рокэ, почему человек не может полностью принадлежать другому? Да без этой всякой свободы и всего остального, а просто, если хочется, если любишь…
– Нель, скоро рассвет.
– Нет, я спросил.
– Я не знаю, что тебе ответить. Наверное, может. Вот я не могу. И ты вряд ли сможешь.
– Почему? Не по-ни-ма-ю. Вот я сегодня принадлежу тебе, ты не чувствуешь?
– Сегодня, Нель. И мы прекрасно знаем, как мимолетно это сегодня. И поэтому полностью – не получится. Да я и не хотел бы – полностью.
– Но почему?
– Это опасно. Если потом что-нибудь случится, то будет… Я не хотел бы рисковать.
– Я уже не очень хорошо соображаю, о чем мы говорим, но мне кажется, что ты сказал какую-то очень глупую мысль.
– Я знаю, что сказал глупость. Надеялся, что ты заснешь.
– Я не хочу спать. Я хочу понять, почему ты считаешь, что я не способен любить так, чтобы до последнего вздоха, чтобы…
– Я так не считаю. Хотя, Ли, ты же не любишь, ты болеешь любовью.
– Что?
– И заражаешь своей болезнью. Хм. Давай спать, я начинаю заговариваться.
– Ты очень интересно заговариваешься.
– Такое бывает. Спокойной ночи, Ли.
– Спокойной.

В 385 году скончался Алваро Алва. Лионель был с Рокэ, когда ему сообщили эту весть. Алва покинул дворец и заперся теперь уже в своем особняке. Лионель только под вечер решился пойти к Ворону. Слуги впустили, но Хуан предупредил, что лучше оставить соберано в покое. Нель, конечно же, не послушался и направился в спальню Рокэ.
Ворону было плохо. Лионель не любил вспоминать этот вечер, сочившийся тяжелой пьяной злостью. Алва почти ничего не говорил. Вместе они выпили не меньше полудюжины бутылок.
– Теперь начнется, – шептал Ворон, когда Нель пытался уложить его на кровать.
– Что?
– Всё. Но я рад. Я бы хотел увидеть их лицом к лицу.
– Да кого?
– Тсс, – ответил Алва и положил голову на сгиб локтя Лионеля, а руку – ему на живот, и закрыл глаза. В ту ночь они впервые просто спали вместе.

Глава 6

Лионель, закрыв глаза, хмурился, Арно же не решался прервать молчание. Наконец, он громко откашлялся, когда Лионель предпринял попытку прилечь на стол и, по-видимому, отойти в мир снов.
– Да?
– Ты ээ… засыпал…
– А, да, не надо было столько пить, в голове шумит. На чем мы закончили?
– На… на той ночи с Алвой, – Арно хотел предложить брату пойти поспать, а уже потом продолжать рассказ, но осекся, поняв, что любопытство все же заглушает благородный порыв. – И что было потом?
Лионель встал, прошелся по комнате, приоткрыл окно, впустив прохладный ночной воздух, сел и грустно посмотрел на Арно.
– Всякое... Лишь много позже я понял, что произошло на самом деле.

Той весной Алва был в ударе. Лионель долго допытывался, что послужило причиной необычайно хорошему настроению и мечтательному выражению, которое с некоторых пор не покидало лица Рокэ. Иногда Лионелю казалось, что Алва… влюблен? Подтверждало эту догадку и то, что Алва все реже стал проводить ночи с ним, при этом ничего не объясняя, а только загадочно улыбаясь. И даже пить стал меньше. А Лионелю как никогда хотелось напоить Ворона и выспросить, что все-таки происходит. Хотя Нель знал, что, даже будучи изрядно пьяным, Ворон ничего не скажет, если заранее решил сохранять таинственность. Правда, однажды он все же обмолвился.
– Знаешь, Ли, я был тогда не прав. Я могу… и хочу рискнуть.
Лионель долго вспоминал, когда было это «тогда». И тихо порадовался, что никогда не ревновал Рокэ ни к кому.
– Не ожидал.
– Я тоже, – Ворон непривычно по-доброму рассмеялся.

А потом случилась Винная улица. И только через несколько лет Алва рассказал Лионелю, что в действительности произошло. А до тех пор приходилось терпеть ставшего вдруг несносным Ворона. Нет, он и раньше не отличался покладистостью, но после весны его как будто подменили. Лионель уезжал на две недели к брату, а когда вернулся, то долго не мог добиться встречи с Рокэ. В особняке говорили, что он уехал в Кэналлоа, во дворце – что он заболел, ходили слухи, что Алва тяжело ранен, что… в общем, один слух невероятнее другого. Сам же Рокэ при встрече объясняться наотрез отказался. После нескольких безуспешных попыток его разговорить Лионель отступился.

Алва по-прежнему блистал остроумием, только Нель видел, что шутки большей частью оказывались слишком ядовитыми. Рокэ стал… злее? жестче? Но с Лионелем он точно стал холоднее.
Лионель не любил вспоминать первую ночь после тех событий, когда Ворон сказал ему остаться.

– Это звучит как приказ, Рокэ, – Лионель попытался придать своему голосу шутливый оттенок.
– Если тебе не нравится, я тебя не держу.
Можно было начать словесную перепалку. Нель даже чувствовал, что ему этого хочется, в груди зрела злость. Но он также чувствовал, что и Ворону хочется того же самого. Поэтому Лионель глубоко вздохнул и присел рядом с Рокэ. Тот дернул уголком рта и отвернулся.
– Хочешь выпить? Поговорить?
– Нет.
Лионель еще раз вздохнул и быстро переместился, оказавшись сидящим верхом на коленях Ворона.
– Тебе лучше уйти.
– Не хочу.
– А я хочу выпить и лечь спать.
– Неправда. – Нель попытался заглянуть в глаза Ворону. Синева как будто почернела. Лионель наблюдал зарождение бешенства, сдерживаемой ярости. На бледных скулах вспыхнул румянец. Красиво. Руки Ворона сжали его бедра. Наверное, останутся синяки. Ну и пусть. Лионель чувствовал, что его захватывает азарт, как перед прыжком через глубокий и очень широкий овраг. Допрыгнешь ли?
– Ненавижу, – прошипел Алва.
«Мне больно» – услышал Лионель. Хотя больно потом оказалось ему самому. Алва не целовался – кусался, не гладил – сжимал. Резко входил, крепко держа в руке белокурую прядь. Лионель молча стискивал зубы. Алва в последний раз двинулся и затих, скатившись с Неля.
– Уходи.
«Прости».

После этой ночи Алва еще больше стал избегать Лионеля. Савиньяк не мог понять, почему. Было стыдно? Больше не хотел? Но в синих глазах – когда удавалось перехватить взгляд – не было ни капли раскаяния.

– Рокэ, я не отстану, пока мы не поговорим. Я больше не могу гадать, в чем дело. Я не прошу… продолжить, просто хотя бы объясни мне, что происходит.
– Я тебя изнасиловал с твоего же согласия, больше ничего не происходит.
– Нет, всё не так, – Лионель никогда не страдал косноязычием, но тут почувствовал, что захлестнувшие мысли не хотят облекаться в слова, – Рокэ! Ты же знаешь, что…
– Что ты позволишь мне сделать это еще раз. И еще.
– Нет.
– Нет? Не позволишь? Тогда зачем ты здесь?
– Это жестоко.
– Я знаю. Я разрешаю тебе не страдать от моей жестокости и пройти мимо, – Рокэ указал на дверь за спиной Лионеля.
– Я хочу дождаться, когда запасы твоей язвительности кончатся, и ты сможешь мне ответить.
– Уверяю тебя, мои запасы бездонны.
Лионель понимал, что его затягивает словесная трясина. Обидные слова, от которых появлялась не обида, а усталость. Рокэ может его вымотать. И вымотает, если он не сделает… что? Не поцелует? Не ударит? Как-то глупо. Последнюю фразу Лионель произнес вслух.
– Действительно, ты очень глупо выглядишь, – Алва чуть улыбнулся.
– Рокэ, я тоже упорный.
– Хорошо. Ты хочешь знать, почему я больше не желаю видеть тебя в своей постели? Разонравилось.
Алва никогда не врал. Но… Лионель сжал и разжал ладони.
– Что разонравилось?
– Лионель, я прошу тебя, не устраивай мне допрос. Пожалуйста, – голос Рокэ смягчился, а глаза сузились.
– Просто скажи, в чем дело – и я отстану.
– Во мне и в несовершенстве этого мира.
Лионелю неожиданно захотелось рассмеяться.
– Это невозможно. Невозможно. Рокэ, я хочу поцеловать тебя. – И, не дожидаясь ответа, Нель прижался губами к жесткому рту Ворона. Рокэ не оттолкнул.
– В тот раз он так и не ответил мне, в чем дело, – сказал Лионель, задумчиво глядя сквозь Арно. – Он делал все, чтобы оттолкнуть меня, да и не только меня. Я настолько увлекся его загадкой, что совершенно забыл об Эмиле. А брата как раз вызвали в столицу в связи с начавшимся восстанием Борна. Тогда-то Миль и узнал…

Приехав в Олларию рано утром, Эмиль первым же делом помчался к брату. Лионель, пытаясь заглушить муки совести, порадовался, что спал в ту ночь у себя.

– Я очень, очень соскучился, – шептал Миль, укладывая брата обратно в постель.
– Я тоже. – Как приятно вдыхать такой знакомый запах, зарываясь в мягкие кудри. И время летело назад, и рассасывалась тревога, червоточиной гнездившееся последние дни в сердце. И непонятно, как можно было обходиться без этих нежных рук и сияющего взгляда.
После они лежали на смятой постели и рассказывали друг другу то, что не написали в письмах.
– Я был проездом дома, так мать завела разговор о том, что в столице гораздо удобнее выбрать себе невесту, и что я должен почаще сюда наведываться…
– Кхм. Ээ…
– Да, нечто похожее я ей и сказал в ответ. Еще она спросила, не ухаживаешь ли ты тут за кем-нибудь. – Эмиль хитро улыбнулся. – Мм?
– Что мм? Передай ей, что нет. – Лионель еле сдержал смешок, подумав, как выглядят со стороны его отношения с Вороном. Нет, определенно, ухаживания это ни в коем случае не напоминало.
– А ведь когда-нибудь придется, – вздохнул Эмиль.
– Мы пока слишком молоды, чтобы связывать себя навеки. Ты представляешь, никаких тебе куртизанок, никаких попоек. Нет, я не готов, – Лионель страдальчески заломил брови.
– Да ну тебя, – Эмиль толкнул брата в бок. – А что, от куртизанок сложно отказаться?
– Не знаю, это же не я слыву одним из первых юбочников Талига.
– Вот оно что, – протянул Эмиль, улыбаясь. – Слухи такие слухи. Знаешь, что про тебя из Олларии доходит?
– Что?
– Что вы с Вороном каждую ночь приглашаете к себе молоденьких эрэа и делаете их самыми несчастными на свете, потому что после вас они не хотят быть ни с одним кавалером.
– Ну, тогда придется им всем дружным строем идти в монастырь.
Эмиль фыркнул и одним движением оседлал бедра брата.
– Мне на службу надо.
– Конечно, – Миль не сдвинулся с места, только склонил голову вбок. Солнце уже вышло из-за горизонта и золотило волосы Эмиля. Лионель смотрел на брата и запечатлевал в памяти этот момент – как будто подернутый утренним зыбким туманом.
Но встать, однако же, пришлось.

Во дворце который день царила суета. Слушались рапорты, составлялись планы, нужно было делать – всё и срочно, как говорил Рудольф Ноймаринен.
Эмиль находился в радостном возбуждении, предвкушая чины и победы. Лионель думал о словах Алвы: междоусобицы порой самое опасное бедствие для страны. И виделись какие-то совершенно нерадостные исходы. Нелю вообще казалось, что он частично перенял скептицизм и дурное настроения Ворона. А не хотелось бы. Особенно в те мгновения, когда Миль с тревогой заглядывал ему в глаза и спрашивал, почему у брата опять такое отстраненное выражение на лице.

Восстание Борна удалось подавить. Алва стал генералом, Эмиль собирался в Придду, Лионелю же предложили чин капитана королевской охраны – он согласился.

– А… Алва не замечал тогда, что вы с Милем, ну… – замялся Арно.
– Не думаю, он был слишком занят.

На войне Ворон преображался, исчезала болезненная усталость – на смену ей приходил азарт. Алва перестал огрызаться на Лионеля, и, казалось, все стало как в старые добрые времена. Вот только он перестал приглашать Неля в постель. Тогда Савиньяка это не сильно заботило – рядом был брат. Ну, может, расхотел его Алва. Бывает. И нет, не нужно искать второе, третье, десятое дно. В конце концов, это же Ворон – он всегда справлялся. Лионелю на протяжение всей кампании удавалось себя в этом убеждать, чему во многом способствовал Эмиль, который своим присутствием всячески отвлекал брата от дурных мыслей, особенно по ночам.
После возвращения в столицу Алве в первое время было не до Лионеля. Тот же проводил время с Милем, решившем остаться в Олларии на пару недель.

Если бы Эмиль уехал чуть раньше, если бы Ворону не пришло в голову устроить пьянку с братьями, если бы… то, возможно, Миль бы никогда ничего не узнал. Если бы Лионеля раньше не доконала совесть.
А злосчастный вечер начинался очень даже хорошо. Они втроем устроились в особняке Алвы, решив напоследок как следует вместе кутнуть – Эмиль уезжал на следующее утро. Лионель здорово набрался и совсем не возражал, когда Рокэ уже на рассвете потянул его в спальню. Эмиль незадолго до этого уснул на диване в одной из многочисленных комнат, и Нелю казалось, что всё идет должным образом. Они с Рокэ мгновенно уснули у того на кровати, и Лионель не видел, как утром приоткрылась дверь, и Эмиль потрясенно застыл на пороге, взирая на открывшуюся картину: брат с Вороном, обнявшись, крепко спали, едва прикрыв обнаженные тела простыней.

Лионелю удалось убедить Миля, что с Алвой всё кончено. Он и сам в это верил. Ворон… изменился. Изменился настолько, что иногда было страшно находиться рядом с ним. Алва взял в привычку проводить пальцами по лицу: от переносицы к вискам, потирая усталые глаза. А потом тяжело смотреть на человека, находившегося перед ним, Лионелю всегда хотелось поежиться под таким взглядом. Скука, смертельная усталость. Ворону нужна была война, а не дворцовые интриги. А еще Лионель чувствовал, что может что-то сделать, что иногда… Ворон смотрел чуть по-другому, но – еще один миг – и не уловить уже, что мелькнуло в его глазах.

Лионель, в отличие от Ворона, во дворце не скучал. Ему нравилась придворная жизнь, отчасти потому что он уже мог в некоторой мере на нее влиять. Он научился разбираться в дворцовых хитросплетениях. Несколько раз беседовал с кардиналом Сильвестром. Лионелю необходимо было занять себя – и он занял, полностью погружаясь в политику, чтобы на посторонние мысли не оставалось времени. Несколько раз ездил в Придду, навестить брата, обычно весной и осенью.
Осенние дороги навевали легкую грусть, и Лионель предавался меланхолии, слушая, как под копытами его лошади хрустят сухие листья, рассыпаясь в пыль. Круговерть столичной жизни тоже рассыпалась, едва только Лионель видел выезжающего ему навстречу брата. Постоянное напряжение уходило, года таяли, и реки в Придде, пусть уже и остывшие, напоминали речку в их поместье. Теплое полуденное солнце еще прогревало землю, но в воде долго не покупаешься.
– Дриксен точит зубы на Талиг, Гайифа точит зубы на Талиг, Гаунау тем более точит… – говорил Лионель, лежа на плаще и жуя травинку. – А я прозябаю во дворце.
– Переводись служить ко мне. – Эмиль сидел рядом и щурился на солнце.
– Не могу. Там я на своем месте, просто иногда хочется сбежать.
– Ну считай, что сейчас ты как раз сбежал.
– Да уж. Не знаю, кажется, что-то назревает.
– Мне тоже хочется пощипать гусей или павлинов.
– Или медведей.
– Или медведей, – согласился Эмиль. – Думаешь, кто-нибудь решится?..
– Думаю, да.
Лионель лениво перевернулся на живот. Эмиль сорвал травинку и пощекотал ему нос.
– Помнишь, как мы говорили, что станем маршалами?
– Да, еще я помню про пари.
Эмиль хмыкнул и тоже прилег на свой плащ.

Почти через полгода, 10 дня Весенних Молний 393 года Круга Скал в Олларии узнали о восстании Окделла.

Глава 7

Скоро уже и ночь кончится, подумал Арно и отчаянно подавил зевок. Нель допивал остатки касеры.
– И ты с Милем был у болот Ренквахи, – полувопросительно-полуутвердительно сказал Арно.
– Был, но позже, когда всё уже произошло. Я всё же капитан королевской охраны. Хотя тогда я в первый раз по-настоящему об этом пожалел.

Алва заперся вместе с Ноймариненом, Лионелем и еще несколькими людьми в Малом Зале, и они до ночи обсуждали, что делать. Могли помочь ноймарские войска, но границу с Хайнрихом ослаблять было нельзя. И тогда Ворон озвучил свое предложение.
– Ты сошел с ума! – сказал Рудольф Ноймаринен. Алва только белозубо улыбнулся. Лионель позже заметил, что он всегда так улыбался, когда его называли сумасшедшим.
– Я смогу это сделать. А у вас есть другие варианты?
В ту же ночь начались сборы.

Эмиль был с Вороном во время ренквахской бойни, а Лионель приехал в Северный Надор, когда войска мятежников оказались разбиты. Нужно было разобраться с сыном Эгмонта Окделла, с разоренными провинциями. Еще Лионель хотел лично убедиться, что с братом все в порядке… и с Вороном тоже.
Копыта лошадей месили болотную грязь. Люди из отряда Лионеля, да и он сам, с каждой хорной мрачнели все больше. Наконец, впереди показались всадники, в первом из них Нель узнал брата. Спешились.

– Тебя можно поздравить с повышением?
– Да, генерал от кавалерии. В мои-то годы, – засмеялся Эмиль.
Ворон стал Первым Маршалом.
Лионель от души обнял брата.
– Где остановились?
– Алва и офицеры – в трактире «Придорожные услады». Остальные расквартировались поблизости.
– В каком-каком трактире?
Эмиль рассмеялся. Нель почесал висок.
– Это название не для трактира, а для бор…
– Нет!
– А я-то надеялся…
Миль только хмыкнул.

Трактир оказался на удивление приличным заведением. Хотя Лионель подозревал, что это хозяин расстарался, узнав, кто будет постояльцем.
Рокэ улыбнулся, завидев братьев.
– О, у нас найдется еще одна комната, – возвестил трактирщик. И Савиньяки, и Ворон промолчали.
Алва казался довольным, за ужином пил, шутил, но смеялся зло и презрительно щурил глаза, рассказывая о разгроме мятежников. Он попросил Лионеля задержаться, чтобы разобраться с бумагами, которые тот привез от короля и кардинала. Эмиль и другие офицеры разошлись – спать.
Лионель зашуршал письмами, Алва молчал, глядя куда-то мимо него.
– Жаль, что меня тут не было, – сказал, наконец, Лионель.
– Хорошо, что тебя не было, – возразил Ворон. – Здесь самое настоящее болото, и в переносном смысле тоже.
– Да, наверное, но все равно я хотел бы тут быть.
Алва задумчиво посмотрел на него. Лионель протянул Ворону бумаги, собираясь передать слова Дорака, но осекся, напоровшись на этот взгляд. В синих глазах плескалось то самое, что Нель никак не мог уловить. Сердце забилось быстрее. Нужно было уйти. Но Лионель словно прирос к полу. Рокэ грустно усмехнулся, наблюдая за подобравшимся мужчиной. Все еще можно было отдать письма и уйти. Ворон положил руку на стол и откинулся на стуле. Лионель залюбовался его профилем. Тук-тук – бухало в висках. Время растягивалось, словно надсмехаясь, давая последний шанс оставить все, как есть. Рокэ молчал. Лионель завороженно подошел к нему и медленно положил свою руку поверх его. Ворон чуть заметно вздрогнул, но не повернул головы. Казалось, нельзя, нельзя разбивать хрупкий миг равновесия словами. Лионель убрал руку и отошел на шаг. Ворон плавным быстрым движением поднялся со стула и оказался перед Нелем. Черное тепло встретилось с синей изморозью. Лионеля пробрала дрожь, когда Рокэ провел ледяными пальцами по его щеке.
– Я боюсь…
– Что? – собственный голос показался Лионелю хриплым.
– Нет, ничего. Ты… – Алва внимательно смотрел Нелю в глаза. Что-то искал? Лионель опустил взгляд и поцеловал холодную руку. Напряжение достигло пика, еще немного – и Лионеля не будут держать ноги. Словно подслушав его мысли, Рокэ свел расстояние между ними на нет и обнял его. Лионель задохнулся, чувствуя, что ноги все-таки подкашиваются. Рокэ отстранил его, продолжая удерживать за талию.
– Меня затягивает, Ли, – сказал Ворон и поцеловал его. – Я хочу выбраться.
Лионель не смог отказать настойчивым сухим губам, рукам, спешно стягивающим камзол, глазам – прекрасным, сияющим, как много лет назад. Ему казалось, что налетел шторм, разбивший ледяную скорлупу вокруг Первого Маршала. И Лионелю хотелось, да, хотелось быть в центре этого шторма – и он поддался. К Леворукому всё! Сильные руки стащили рубашку, штаны, Лионель прижался к всё еще не раздевшемуся Ворону. Пряжка впивалась в живот, но хотелось быть ближе, как можно ближе. Руки обвились вокруг шеи Рокэ, притягивая того вплотную, поцелуи получались быстрыми, жадными.
– Надо… закрыть дверь, – пробормотал Лионель.
– Да, – Ворон отстранился, взглянул, улыбаясь сумасшедше, повернул ключ в замке и снова обнял, подтаскивая Неля к кровати.
Кружилась голова. Рокэ опустил свою ношу на кровать и лег рядом, целуя шею, горло, грудь. Опустил вниз руку и сжал уже вставшую плоть. Да он же еще не разделся! Лионель протестующее замычал и попытался отползти.
– Что?
– Ты одет!
Ворон засмеялся, щекоча ухо. И принялся стаскивать с себя камзол. Лионель помогал. Раздевшись, Ворон перевернул Неля, и тот почувствовал, как теплое и твердое ткнулось ему между ягодиц.
– Да. Ну же!
И Рокэ плавно вошел в него. Лионель вцепился в простыни и застонал в подушку. Ворон начал двигаться, убирая волосы со взмокшего затылка Неля, целуя плечи и сильно сжимая руками бедра. На глазах выступили слезы, а в паху от возбуждения было почти что больно. Рокэ приподнял Лионеля – так, чтобы тот мог стоять на коленях, обхватил его одной рукой за талию, а второй накрыл напряженную плоть, провел ладонью – вверх-вниз, Нель застонал в голос, еще немного – и он выплеснулся на смятые простыни, сжав мышцы и падая на постель. Ворон еще был в нем, продолжая размеренные глубокие толчки. Лионель снова начал возбуждаться. Он только повел руку вниз, чтобы снова добиться облегчения, как Алва перехватил запястье и свел его руки над головой, прижав к кровати. И невозможно пошевелиться. Лионель чувствовал необыкновенную сладость, будучи так обездвиженным. Похотливый кот! С каждым толчком Ворона он терся плотью о простыни, стараясь вжаться как можно глубже. Наконец, Рокэ вздрогнул, и Нель почувствовал в себе теплую жидкость, стекающую по бедрам. И тут же он сам изогнулся дугой, второй раз выплескивая семя. Почти больно. Всё тело ныло, хотелось свернуться клубочком и не шевелиться. Алва скатился с разгоряченного тела, перевернул Лионеля на спину и с непередаваемым выражением посмотрел в черные закрывающиеся глаза. Нель слабо улыбнулся в ответ, притягивая Ворона к себе. Рокэ наклонился и поцеловал его – и губы были непривычно мягкими. Почти что нежный поцелуй. Лионель обвел языком гладкие зубы и застонал от накатившей вдруг щемящей смеси счастья, отчаяния и удовлетворения. Хотелось сильнее прижать к себе Ворона, кожа к коже, гладить, не отпускать, никогда.
– Не раздави, – а у Рокэ, казалось, даже голос изменился. Стал более глубоким, появились нотки нежности, ушла болезненная напряженность. Лионель нехотя разжал руки, Ворон присел на кровати.
– Ты куда?
– За вином.
– А, хорошая идея, – Нель понял, что во рту очень сухо.
Они распили бутылку Вдовьей слезы. Тело постепенно охлаждалось, и Нель поежился. Ворон отставил бутылку и лег рядом с ним, одной рукой прижимая к себе. Лионель потянулся, вытащил из-под себя одеяло и накрыл им себя и Алву. Нахлынувшая нежность требовала выхода. Нель приподнялся на локтях, смотря в глаза Ворону. Даже сейчас не верилось, что вот он – перед тобой, для тебя, с тобой. И можно гладить, сколько захочешь, и целовать, и не посмотрят на тебя зло и не скажут обидное, язвительное. Лионель принялся целовать скулы, лоб, нос, за ухом, в шею. Алва улыбался. Бледный лунный свет пошло подбирался к ним, серебря пол и занавески. Лионель положил голову на грудь Рокэ, теребя рукой его гладкие волосы.
– Не хочешь рассказать?..
– Думаешь, сейчас самое время?
– Нет, но потом ты вряд ли расскажешь, – Лионель приподнялся и поцеловал Рокэ в уголок рта.
И Ворон рассказал, что тогда произошло на Винной, рассказал и про другие покушения, и про неотвратимо приближающийся Круг Ветра. Сердце Лионеля пропускало удары. Он смотрел на Рокэ, на заострившиеся за последние годы черты лица, на разметавшиеся по подушке волосы, на такой красивый изгиб губ. И в груди разливалось непонятное горячечное чувство.
Рокэ тихо лежал, а Лионель не знал, что сказать. Молча, он крепко обнял Ворона.
– У нас над головами огромная паутина, – сообщил он через некоторое время.
– Мм, – Алва приоткрыл глаза. – Действительно. Хочешь порвать?
– Лень. А вон и паук ползет.
– Жирный огромный паук, который ночью любит спускаться вниз и…
Лионель возмущенно фыркнул.
– Я тебе не барышня.
– Мм, – многозначительно протянул Алва, широко улыбаясь. Паук, словно заметив, что за ним следят, быстро исчез в темном углу, оставив паутину переливаться в лунном свете.
Сон пришел быстро – легкий, спокойный, без сновидений.

На утро Алвы в постели не оказалось. Лионель собрал разбросанные по полу вещи, оделся, допил вино и направился к двери. В голове было легко и пусто. Навстречу шел брат.
– Доброе утро, – сказал Эмиль, потом посмотрел на брата, выходящего из комнаты Ворона. Нель отвел глаза.
– Послушай…
– Нет, – Эмиль отступил. Близнецы часто знают, что чувствует другой. Лионель знал. У него внезапно подвело живот, весь груз, который куда-то делся за эту ночь, вернулся обратно, в удвоенном размере. Эмиль продолжал пятиться назад, невидяще смотря перед собой, пока не уперся спиной в дверь. Лионель не мог пошевелиться и только молча наблюдал, как брат скрывается в своей комнате. В этот же день Эмиль уехал. Как узнал потом Нель, поехал он сначала в столицу, а затем в их поместье. Вина давила, не давая дышать полной грудью. Ворон глядел с тревогой, но ни о чем не спрашивал. А Лионелю казалось, что он каждый раз умирает, смотря в чистые синие глаза. Наконец, с бумагами было покончено, и он смог выехать обратно. Судьба причудливо извернулась – и братья встретились по дороге домой.

Дальше был тот разговор, который Арно подслушал в тринадцать лет, спрятавшись под кроватью Эмиля.
– Тогда он тебя еще раз простил.
– Да. Я чувствовал, что под ногами шаткий мост, что исчерпал его доверие.
– Но ты снова…
Лионель страдальчески поморщился.
– Тебе пора спать.
– Ну конечно, нет уж, – возмутился Арно. – Заснешь тут теперь.
– И зачем я тебе это все рассказываю?
– Ну, может, я что-нибудь придумаю, и вы снова будете вместе.
– Наивный, – невесело рассмеялся брат. – Чего я только не придумывал. Нет. Я совершил ошибку – и всё…

После ночи в трактире прошло два года, они почти не виделись с Вороном. Рокэ долго пробыл на севере, Нель редко покидал дворец. По приезде в столицу, Алва ни взглядом, ни жестом не дал понять Лионелю, что он помнит о той ночи. Вежлив, улыбчив, язвителен на советах. Холоден.
Лионель пришел к нему сам. В особняк. Вечером. Накануне они много выпили.
– Не нужно было, – вот и всё, что сказал на утро Ворон.

– И это того стоило? – спросил Арно.
– Да. Нет. Сейчас я думаю, что нет.

Лионель целый день чувствовал себя разбитым и нигде не мог найти себе место. Он, как во сне, куда-то ходил, что-то подписывал, соглашался, спорил – а потом не мог вспомнить, что совсем недавно делал. Под вечер он совершенно вымотался, но заснуть не мог долго. Воспоминания, как Нель их ни отгонял, вставали перед закрытыми глазами во всей красе. Хорошие, плохие, давние и вчерашние – события сменяли друг друга. Можно было напиться, но Лионелю казалось, что если он выпьет сегодня, то картины из прошлого будут преследовать его завтра, послезавтра – пока он сам не будет в силах с ними справиться. Поэтому он лежал, позволяя видениям самовольничать.
Вот Эмиль целует его в какой-то обветшавшей гостинице в Торке. Им по семнадцать – только-только закончили Лаик. За окнами ночь, на столе догорает одинокая свеча, любезно выданная хозяином. В том углу, где находится кровать, темнота кромешная. Но им и не нужен свет. Лионель на ощупь стягивает с них рубашки, ведет руками по плечам, бокам, животу брата, опускается ниже, вырывая полусмешок-полустон. Эмиль еще по-мальчишески тонок, но мышцы крепкие, одно удовольствие гладить бедра, медленно подбираясь к ягодицам. Нель находит рот брата и целует. Миль откидывает лезущие в лицо волосы. Свеча полностью догорает, оставляя после себя легкий дымок. Лионель прижимает брата к постели, сам прижимается щекой к его щеке и замирает. И ничего больше не надо. Комната мерцает и превращается другую, и на кровати лежит уже не Миль, а Ворон. Ровное тихое дыхание, черная прядь пересекает гладкий лоб, тело расслабленно. И снова всё размывается, перед глазами маячит отряд, то приближаясь, то отдаляясь, или нет – это река плещет волнами на пологий берег, а в середине нее бредет человек, меся сапогами грязь ренквахских болот. Всё ближе и ближе, почти можно разглядеть лицо, это очень важно, да – но волна стирает его, превращая в безглазую ровную маску…
Забрезжил рассвет – и Лионель, наконец, провалился в беспокойный сон. Ни на следующий день, ни позже тревожное, лихорадочное ощущение не исчезало, лишь иногда пряталось на задворках сознания.

– Я чувствовал, что должен рассказать Эмилю. И рассказал.
– Не жалеешь?
– Я не хотел врать.
– Но ты мог просто ничего не говорить. Ты же знал, что у вас с Вороном всё…
– Нет, не знал. Ты думаешь, мне легко далось решение все рассказать Милю? Я… много думал, и, в конце концов, понял, что не смогу спокойно жить, зная, что предал его доверие.
– Стало легче?
– В каком-то смысле да.

Лионель перебирал волосы Миля, расслабленно развалившегося на кровати, и не знал, как начать. Да и вообще неподходящее время для такого разговора. И вчера во время прогулки было неподходящее время, и сегодня утром, когда Эмиль сдернул с него одеяло и не отдавал, пока брат не встал. И когда он смотрел спокойным, ясным, любящим взглядом – тогда-то уж точно не время. Лионель скрипнул зубами. Эмиль, приподнявшись, обхватил ладонями его лицо и притянул к себе для поцелуя.
– Нет, подожди.
– Что? – лучше бы он так не улыбался. Хотелось послать всё к Леворукому и в очередной раз забыться в нежных теплых руках.
– Я должен тебе кое-что сказать.
Или, как в детстве, хотелось взять обещание, что брат не будет сердиться. Лионель нервно хмыкнул.
– Ну, я слушаю.
На протяжении недолгого рассказа Эмиль бледнел всё больше и больше. Он отодвинулся на край постели и так и застыл. Закончив, Лионель с тревогой посмотрел на брата. До этого момента, где-то глубоко-глубоко внутри, он надеялся, что Миль сможет понять и снова простить. Но тогда словно что-то оборвалось. Лионелю захотелось исчезнуть, перестать существовать, вот прямо сейчас. Только бы не слышать слова брата. Не смотреть ему в глаза. Каждое слово Эмиля отдавалось болью в висках. Лионель, хрипло откашлявшись, переспросил:
– Ты… ты хочешь сказать, что на этом всё? Что мы больше не?..
– Мы больше не. Нель, я тебя понял, пойми и ты меня, я больше не могу. Хватит. Я не могу быть уверенным, что если Ворон тебя позовет, ты не бросишься к нему.
Лионель поджал губы.
– Вот видишь. Ты знаешь, мне больно.
– Прости, прости меня. – Хотелось уткнуться в теплое плечо и вылить слезами стыд, раскаяние, злость, боль.
– Я прощу, но на этом закончим. – Глаза Миля, и так черные, казалось, потемнели еще больше.
– И ты больше не захочешь меня видеть? – прошептал Нель что-то совсем уж глупое.
– Я всегда хочу тебя видеть.
Лионель протянул к нему руку и дотронулся до холодной щеки. Эмиль отшатнулся.
– Нет. Достаточно. Просто не трогай меня. Я не хочу.
– И говорить ты со мной не будешь? – Лионель понадеялся, что Миль не расслышит этот вопрос. Тот чуть улыбнулся.
– Перестань, я… я не собираюсь отрекаться от брата. Просто теперь в твоей спальне буду ночевать не я.
Эмиль говорил мягко, но его голос всё равно полосовал острым лезвием по сердцу. Лионелю было больно, но он боялся представить себе, чего стоит брату сдерживаться и спокойно с ним разговаривать.
– Наверное, ты хотел бы меня убить?
У Миля дернулись губы – то ли в улыбке, то ли в оскале.
– Нет. Я пойду.
Простыни еще сохранили тепло его тела, когда Лионель, содрогаясь в бесслезных спазмах, упал на кровать.
Арно, пораженный, молчал.
– Да, – Лионель усмехнулся. – Так вот и получилось.
– Но ты же пытался, ну…
– Пытался.

Эмиль и в самом деле не перестал общаться с Лионелем. Не отказывался идти, если их вместе куда-то приглашали. Здоровался, улыбался, прощался. Всегда был готов помочь. Брат, друг, не любовник. Порой Лионелю хотелось, чтобы они вообще не виделись, чем поддерживать эту ущербную связь. Покалеченную, так вызывающе неполную, ноющую. Может, хоть немного бы зарубцевалось, если бы Нель не видел брата почти каждый день. Если бы Миль сказал, что ненавидит его и не желает иметь ничего общего. Тогда бы не оставалось надежды, этой колючей дряни, которая каждый раз прорастала в сердце, стоило Эмилю, пусть почти незаметно и неизменно холодно, но улыбнуться брату.
Лионель пытался забыть, но надежда жила своей жизнью, выращивая себе всё новые шипы.

Столица укуталась туманом, пасмурно переживая новый день – под стать настроению Неля. С грозовыми облаками прискакал гонец из поместья с письмами от матери и Арно. Лионель прочитал их и отправился искать брата. Тот засел в своей спальне, изучая карту Каданы. Нель, бесшумно отворив дверь, замер на пороге. Эмиль склонился над столом, немного подстриженные волосы спутались, обнажили шею. За окном стремительно темнело, и чудилось, будто тени просачиваются сквозь стекло, заполняют комнату, но обходят Миля. Светлая рубашка, светлые волосы, даже кожа казалась не такой уж и загорелой.
– Нель? – спросил, не оборачиваясь, Эмиль. Лионель вздрогнул и шагнул, прикрывая дверь.
– Нам письма. Держи. – Эмиль протянул руку, и Нелю показалось, что время замедляется. Можно подойти еще ближе, посмотреть в глаза, вспомнить, дотронуться, а потом быстро отойти – и никто ничего не заметит.
– Эй, – Миль подергал письма, которые Лионель сжал в руке – и наваждение рассеялось.
– Да, извини, здесь от мамы и Арно.
Эмиль развернул сложенную втрое бумагу и начал читать. Лионель помялся немного за его спиной, уходить не хотелось. Такое странное зыбкое спокойствие.
– Может, свечи зажечь? – спросил, наконец, он. – Тяжело читать впотьмах.
– Да, давай.
Огоньки задрожали, вытянулись, освещая письма и лицо Эмиля. Если бы Лионель не прочитал всё заранее, то он мог бы сейчас нагнуться, заглядывая через плечо брата. Нет, не кладя голову, конечно – просто наклониться, сдерживая дыхание.
Лионель придвинул к столу еще один стул и сел на него, наблюдая за Эмилем.
Если поднести руку к шее на такое расстояние, чтобы не дотронуться, но почувствовать тепло кожи, то встающие дыбом волоски пощекочут ладонь. И на этом расстоянии тепла вести рукой от затылка к груди. Не касаясь, не касаясь – Эмиль не хочет, чтобы он до него дотрагивался.
– Надо бы к ним съездить.
До Неля не сразу дошли слова брата.
– Да, у меня не так уж и нескоро отпуск.
Лионель смотрел на пальцы Миля, теребящие листок.
– Нель?
Эмиль сидел, слегка склонив голову – выжидающе. Как сова на охоте, хмыкнул про себя Лионель. Нахохлившаяся, пушистая. И если дотронуться до волос Миля, то – Нель знал – они на ощупь будут как раз такими же мягкими, как перья. Леворукий…
– Задумался. Погода мерзкая, в сон тянет.
– А, есть такое. Ну иди поспи, всё равно Капуль-Гизайли сегодня всё отменили.
– Отменили? Вот как.
– Угу.
Обычный разговор, ненужный разговор. У Лионеля как будто внутри всё свело. Не будет ничего из того, что обычно сопровождает их разговоры. Нелю хотелось дотронуться, хоть кончиками пальцев – до лица брата. Провести по губам, не сжатым, мягким. Чтобы Эмиль улыбнулся, тепло, приглашающе. Совсем чуть-чуть тепла. Да к Леворукому! Лионелю хотелось опрокинуть стул, разбить тишину, прижать брата к полу, увидеть в его глазах желание, раздеть, и чтобы сильно, жарко, кожа к коже, до хриплых стонов, смешков и ругани. Нель зажмурился.
– С тобой все в порядке? – Эмиль действительно обеспокоен.
– Да, жалко, что отменили.
Эмиль кивнул и потянулся, задирая рубашку.
«Сейчас кончу в штаны, как мальчишка» - отстраненно подумал Лионель.
– Хочешь выпить? Могу предложить Черную кровь.
Предложи мне что-нибудь другое.
– Давай.
Они выпили по бокалу. Помолчали. Наверное, Эмиль ждет, когда я уберусь отсюда, подумал Нель. Да ему и в самом деле больше здесь делать нечего. Лионель собрался было вставать, но тут заметил, как брат улыбается. Весело так, по-настоящему.
– Эмн?..
Эмиль потряс головой.
– Нет уж, говори.
– Да я вспомнил, как мы в первый раз напились.
Лионель моргнул, а потом рассмеялся, вспоминая.
Им было лет по четырнадцать, когда они обнаружили под кроватью Лионеля ящик с Вдовьими слезами. И близнецы на целый день заперлись в комнате. Под вечер к ним постучался один из помощников повара. Бедный парень аж позеленел, увидев, что случилось с вином, которое он долго приворовывал и собирался тихо стырить, но когда он уже нес ящик к выходу, навстречу, как назло, шел повар, и пришлось прятать в ближайшей комнате, которой и оказалась спальня Неля. По обоюдному согласию все трое поклялись молчать.
– Да уж, – Лионель плеснул себе еще вина.
За окном загромыхало, ливанул дождь. Кажется, или Миль смотрит без привычной холодности? По коже поползли мурашки. Может быть, это сон? Всё окрашено в слишком яркие краски для такой темноты, глаза даже режет. Одно движение – и либо проснешься, либо нет, но всё равно разобьется ослепительная картина. Ныло в солнечном сплетении, раскаты грома отдавались в ушах слабым эхом. Как перед прыжком с высоты, один шаг – сделать, не сделать, а время для решения осыпается последними песчинками. В окна стучали капли, сливались, разбивались брызгами, молнии вспарывали небо, а сердечко в груди заходилось, заглушая грозу. Вот же, протяни руку, всё будет, будет. И Лионель, смотря в глаза Эмилю, придвинулся ближе. Почти соприкасаясь коленями. Только не разрывать зрительную связь. Нель дотронулся до рубашки, прижал ткань к плечу Миля, повел рукой дальше, к шее. Дыхание сбилось, дрожали кончики пальцев, росла, росла сука-надежда.
– Нет, – тихо, почти не шевеля губами, сказал Эмиль. И Лионель отдернул руку. Прочь, прочь отсюда.
Дождь лил всю ночь.

– Такая история. – Лионель встал, чуть пошатываясь, и посмотрел на Арно. – Теперь точно спать.
У брата был такой несчастный вид, что Арно не удержался и, чуть привстав, обнял Неля. Тот хмыкнул ему в шею, но обнял в ответ. Нель слегка отстранился, заглядывая в лицо Арно, и тихо сказал:
– Спасибо.
А потом поцеловал. Легко, в губы. У Арно заколотилось сердце и широко распахнулись глаза. Нель стиснул его плечо и отвернулся.
– Прости. Забудь. Леворукий, я пьян, я дурак, а ты похож на него. Забудь! Пожалуйста, – он тяжело опустился на кровать. Арно стоял, боясь шелохнуться. Губы горели, щеки горели.
– Арно, иди спать, – внятно сказал Лионель и, похоже, заснул сам. Виконт постоял еще немного и отправился к себе. Уже светало, когда его голова коснулась подушки. Нет, нужно во что бы то ни стало помирить братьев.
К сожалению, близнецы через два дня уезжали, а Арно так и не смог ничего придумать.

– Не знаю, приедем ли мы еще до твоего поступления в Лаик, – сказал на прощание Лионель. Он старательно избегал взгляда младшего брата. Арно казалось это смешным.
– Может быть, удастся, – добавил Эмиль, обнимая его.
Арно долго смотрел вслед уезжающим братьям. В тот год они в поместье так и не выбрались.

Глава 8

Летели месяцы. На смену жаре приходили грозы. Деревья сыпали ворохом красных и желтых листьев. Ветер кружил их в быстром хороводе, ребятня собирала их, а потом с разбегу прыгала в пахнущие дождем мягкие кучи. Иногда, не удержавшись, Арно присоединялся к забаве.
Виконт переспал с дочерью барона Гризье, которая к тому времени уже вышла замуж. Хозяйство молодых обогатилось несколькими звонкими монетами и одним скакуном – за понимание и молчание.
Вскоре пришла пора ехать в Лаик.
– Ты будешь учиться с Окделлом и Приддом. Присмотрись к ним. Знакомство в стенах Лаик потом может оказаться полезным, – советовала матушка.
– Герцог Ричард Окделл, – проговорил задумчиво Арно. – Хм.
– Я надеюсь, ты не судишь о людях по их родителям? – спросила графиня Савиньяк, прищурившись.
– Нет, конечно.

В Лаик было… интересно. Арно всё гадал, в какой комнате ночевали братья.
Окделл показался ему неплохим юношей, высокомерие Придда отталкивало. Арно сдружился было с Паоло, но тот пропал. Еще очень хотелось узнать, кто такой Суза-Муза. Арно представлял себе, как расскажет близнецам о графе Медузе. В их время так весело наверняка не было.
Может быть, виконту удалось бы подружиться с Диконом, если бы тот не воспринимал так болезненно любые упоминания о своем отце. И, главное, не убедишь же, что Эгмонт Окделл был изрядным дураком, погубившем многих людей и предавшим свою страну. Похоже, в Надоре мальчика хорошо выучили.
Учеба, новые знакомые, Суза-Муза и капитан Арамона, а позже и близящиеся экзамены хорошо отвлекали от переживаний о братьях.

Наступил Фабианов день. Арно оказался доволен собственным распределением. Но виконт мгновенно забыл и о нем, и обо всем на свете, едва услышал голос Первого Маршала Талига. Ворон сообщал Ричарду Окделлу, что берет его в оруженосцы. Арно повернулся на голос и, наконец, увидел Рокэ Алву. Что же… тот был красив. Очень красив. Он притягивал взгляды. Арно отчасти понимал Лионеля. Хотелось понаблюдать за Вороном, но, увы, виконт должен был незамедлительно на следующий же день покинуть столицу.

До Торки про Ворона и Окделла доходили самые различные слухи. Если часть из них была правдивой, то, может, Лионель с Алвой окончательно разошлись. И Эмиль простил брата. Арно ждал отпуска, чтобы хоть на несколько дней выбраться в Олларию.
Отгремела война в Кадане, страшной вестью дошла до Торки Октавианская ночь. Месяцы сменяли друг друга. У Арно завязался роман с одним офицером – подполковником Северной армии. Арно хихикал про себя, размышляя, обратил бы он внимание на взгляды Шарля, если бы не привык замечать похожие у братьев.
Наконец, пришло время и отпуску.

В Олларии было душно. Неуютно. Особенно после северных чистых просторов. И, как понял Арно, ничего между близнецами не изменилось. Даже без разговоров это было заметно. Отпуск близился к концу, и растущее беспокойство снедало виконта.

Арно казалось, что он может исправить положение. Потому что не должно все так закончиться. Конечно нет. Виконт долго ворочался в постели. Он уже почти заснул, когда пришедшая мысль заставила его подскочить. Точно! И почему он раньше не додумался? Это может помочь, а если нет – что ж, хуже всё равно не будет. Теперь главное дождаться, когда Первый Маршал будет свободен.
На следующий день Арно принялся осуществлять свой план. Не струсить бы в последний момент. Виконт еще раз отрепетировал перед зеркалом речь и отправился на поиски Ворона.

Уже стемнело, когда Арно ввалился к себе в комнату. Всё прошло гладко, ну, по крайней мере, так надеялся виконт. Алва его выслушал, поблагодарил и выпроводил. На большее Арно и не рассчитывал. Оставалось ждать последствий. Которые незамедлительно появились в тот же вечер.

– Эмиль, можно тебя на пару слов?
– Хотел сказать то же самое.
Арно порадовался, что недаром занял выжидательную позицию в коридоре за портьерой – в том крыле дворца, где располагались покои капитана королевской охраны.
Братья зашли в одну из комнат, и Арно подкрался к двери, стараясь как можно тише дышать. Сердце колотилось очень быстро. Как тогда, нервно подумал виконт. Когда он лежал под кроватью, мечтая провалиться, исчезнуть, оглохнуть.
Слышно было очень плохо, но, пусть с трудом, разобрать слова можно. Арно пропустил начало разговора и теперь старательно прислушивался.

– Я поговорю с ним, – сказал Лионель. – Это… это невообразимо!
– Я тоже не ожидал.
Кто-то из близнецов зашагал по комнате.
– Ну хорошо, мы разобрались. Я, пожалуй, пойду, – неуверенно протянул Лионель.
Послышался скрип, вздох. Что же там происходит? Арно осторожно потянул на себя дверь: оказалось, не заперта. Он прильнул глазом к щели. Эмиль сидел в кресле, вполоборота к Арно, а Лионель застыл у окна.
– Да, пойду, – повторил Лионель и направился к выходу.
– Нель…
Лионель остановился и прикрыл глаза.
– Да?
– Подожди, я хотел спросить.
Нель продолжал так же неподвижно стоять.
– Сядь, – попросил Эмиль. Лионель сел в соседнее кресло, положив руки на колени и безучастно смотря в окно.
– Ты можешь не говорить, если не хочешь, но я хотел бы знать, – Эмиль помедлил. – Что… что у вас с Алвой?
Лионель нахмурился, искоса глядя на брата. Арно ждал, затаив дыхание. Нель глубоко вздохнул. Виконту казалось, что Лионель говорил так, словно бы уже репетировал свою речь, сам себе отвечая на этот же вопрос.
– Я никогда не любил его, Миль. Сначала я хотел его. Он же безумно красив. Я был влюблен в его манеры, бесстрашие, расчетливость, удачу, шарм. Иногда я хотел быть им. А потом… Я не могу сказать, что именно я чувствую к нему. Иногда мне казалось, что это жалость. Но жалеть Ворона? Нет, невозможно. Он не несчастен. Он сам выбрал такой путь. Может быть, даже находил изощренное удовольствие в этом. Когда он рассказал, что все-таки случилось на Винной улице, я многое начал понимать – что с ним происходило в эти годы. Почему он так… – Лионель осекся, но продолжил: – Почему он был таким со мной. А тогда мне хотелось разгадать его. Я не мог унять в себе этот болезненный интерес. Еще мне льстило, что я могу хотя бы иногда выдирать его из той бездны, в которую он порой погружался.
– Льстило? – недоверчиво спросил Эмиль. – Ты наговариваешь на себя.
– Прости. Может, и не льстило. Может, я просто переживал за него, и мне хотелось, чтобы он не менялся, чтобы был таким, как до смерти отца, до той суки с Винной. Понимаешь, он один. Совершенно. Это… это тяжело.
– Ты как будто оправдываешь его передо мной. Зря. Я никогда его ни в чем не винил.
– Да, его не за что винить, – в голосе Неля слышалась горечь. – Я знаю, дело во мне.
– Перестань.
– Что?
– Говорить таким голосом. Как бичующий себя грешник перед лицом Создателя.
– Так и есть. Ты меня не простил. А теперь и Алва…
– Что Алва?
– Он назвал меня ублюдком. Сказал, что рад, что у нас с ним всё давно закончилось. Еще сказал, что я тебя не заслуживаю.
– Да… – медленно произнес Эмиль. – Я представляю, что он чувствовал бы, если бы узнал всё тогда, когда вы… не разошлись. Единственный человек, которого он подпустил достаточно близко, чтобы тот смог причинить боль.
Лионель побледнел. Эмиль продолжил:
– Нель, скажи мне, а если бы Ворон попросил тебя остаться с ним, что бы ты сделал? Если бы он сказал, что ты ему нужен. Ты остался бы?
Лионель побледнел еще сильнее.
– Я… не знаю.
– Понятно.
Лионель подошел поближе к брату, опустился перед ним на колени и заглянул ему в глаза.
– Я остался бы с ним. Но не потому, что люблю его.
– Думаешь, ты нужнее ему больше, чем мне?
– Думаю, что тогда – да. Я бы надеялся, что ты поймешь.
– А по отношению к нему это было бы честно?
– Эмиль, я не знаю. Что бы я ни выбрал, всё не так. Ты меня мучаешь, Эмиль.
– Я знаю. Я хотел понять… – Эмиль надолго замолчал, а Лионель так и сидел перед ним.
– Я уверен только в том, что люблю тебя. И никого больше, – сказал, наконец, Нель, поднялся и направился к двери.
Арно только успел отбежать на несколько шагов, когда Лионель его окликнул:
– Вот ты где, и даже искать не надо. Иди за мной.
Они прошли коридор и свернули в небольшую залу. Лионель повозился с ключами, отпер одну из дверей и зашел внутрь, Арно последовал за ним.

– Произошла одна очень интересная история, Арно, – начал Лионель тихим голосом.
– Да? – постарался удивиться виконт.
– Сегодня утром меня попросил задержаться Рокэ Алва. Не догадываешься, что он мне сказал?
– Нет.
– Да неужели? Мы с ним впервые поговорили о чем-то, не касающемся службы, считая с нашей последней ночи в его особняке. Ворон оказался осведомлен, я бы даже сказал, удивительно осведомлен, о моей личной жизни.
Арно промолчал, а Лионель сорвался:
– Ты понимаешь, что натворил? Эмиль не вернется, больше года уже прошло. А Алве от твоих слов, конечно, лучше стало? Узнал правду? Думаешь, правда всегда всем нужна?
– Ворону точно нужна.
– Да ты-то откуда знаешь, что ему нужно? Нет, я не за себя трясусь, как бы Рокэ меня не возненавидел. Я не хочу, чтобы ему было плохо. А от твоей истории… Что ты изменил? Ты никому не сделал лучше.
– Посмотрим, – упрямо возразил Арно.
– Ты дурак, – выплюнул Лионель. – Но я и сам хорош, не надо было ничего рассказывать. Все только начало налаживаться. Мы с Милем могли… могли хотя бы... Прошлое тускнеет, если его не ворошить.
Арно стоял, сжав зубы, в глазах закипали едкие слезы. Лионель подошел к окну, оперся о подоконник и, не глядя на брата, глухо сказал:
– Я знаю, ты хотел, как лучше. Прости. Уходи. Уезжай.
Арно молча вышел.

Хотелось напиться – так, чтобы ноги не держали, до шума в ушах, чтобы свалиться, не помня, кто ты и что натворил. Арно знал, что поступил правильно, и, был бы у него еще один шанс, два шанса, десять, он бы сделал все то же самое. Но сейчас хотелось просто забыться. Наверное, он слишком сильно переживал за братьев. Иногда казалось, что он даже чувствует то, что чувствуют они. И сегодня Лионелю плохо. Очень. И виноват в этом он, Арно.
Продолжая терзаться, виконт не заметил, как прошел мимо двери, возле которой он подслушивал разговор близнецов. Не заметил он, и как скрипнула, открываясь, дверь.
– Арно, подойди, пожалуйста, – голос Эмиля заставил вздрогнуть. Идти не хотелось совершенно. Еще один подобный разговор он не выдержит. Хотя Эмиль, наверное, должен не так злиться. Арно обреченно развернулся и пошел к брату.

– Сегодня днем Рокэ Алва попросил меня зайти к нему на пару слов… – Эмиль сделал паузу, внимательно смотря на Арно. Виконт молчал, надеясь, что если Нель не убил, то, глядишь, и от Миля живым выйдет.
– Он сообщил мне, что мой брат бессовестный мерзавец. И добавил, что с той ночи, когда я в последний раз их застал, у них больше ничего не было. По обоюдной инициативе. Не знаешь, с чего вдруг такие откровения?
– Нет.
Арно решил держаться до конца.
– Удивительно. И я вот подумал, неужели это Лионель опустился до того, чтобы подсылать ко мне Ворона…
– Нет! – вырвалось прежде, чем Арно понял, что Эмиль так подумать не мог.
– Вот и я еще немного подумал и решил, что нет.
Леворукий, ну зачем надо было открывать рот?
– Можно, конечно, предположить, что Алва сам обо всем догадался, – Эмиль в упор смотрел на брата.
– Можно, – согласился тот.
– Ну, тогда, думаю, всё понятно, можешь идти, – и Эмиль стал безучастно рассматривать свои ногти. Арно не двигался. Нет, он не может просто так уйти, ничего не выяснив. Завтра уезжать в Торку, и неизвестно когда он узнает, изменил ли хоть что-нибудь его поступок. Сможет ли Эмиль когда-нибудь?..
– А… а больше Алва тебе ничего не сказал?
– Вот интересно, откуда всё же Рокэ узнал… – протянул Миль, обращаясь к столу.
Молчание.
– Ну хорошо, это я ему сказал.
– И зачем?
– Потому что… потому что иначе было бы нечестно.
– И ты думаешь, что поступил честно?
– Да.
– Похвальная уверенность.
– Ты мне не ответил.
– Что сказал Рокэ? Он сказал, что я еще могу быть счастливым.
Арно осмыслил сказанное.
– Он прав.
Эмиль слабо улыбнулся.
– Теперь ты точно засиделся.
– Говорят, Ворон никогда не ошибается.
Эмиль ничего не ответил. Арно тихо прикрыл за собой дверь.

Теперь, по крайней мере, дорога Нелю в постель Рокэ Алвы, если виконт хоть что-нибудь понимал в Вороне, заказана. И оба брата должны это понимать.

***

В Олларии медленно текли вязкие мирные дни. Хуже бодрых военных будней, как говорил Ворон. Что-то назревало.

Паук в трактире «Придорожные забавы» сдох, доплетая новую паутину.

Говорили о новом Круге Ветра и о предстоящих войнах.

Алва отослал молодого Окделла и вызвал на дуэль четверых.

Арно, уехав в смятенных чувствах из столицы, продолжал служить в Торке. Он ни о чем не жалел.

***

– Ты сможешь когда-нибудь забыть?
– Вряд ли.
– Представь себе, что не было последних пятнадцати лет. Мы у себя в поместье, через несколько месяцев поедем в Лаик. В речке уже можно плавать. Мы сидим на берегу и до одури счастливы. Ты помнишь?
– Да.
– Давай хотя бы на один день вернемся в то время.
– Или оно вернется к нам... Не знаю…
– Я люблю тебя.
– Я знаю.
– …
– Я тоже.