- Вы же хотели что-то спросить, Ричард, - благожелательно предлагает Валме.
- Да... Да, в самом деле. Рокэ, я вас уже совсем не понимаю, - как-то обреченно бормочет Окделл.
- Что вы имеете в виду? - тихонько подталкивает виконт.
- Я был воспитан, чтобы вас убить, а вы взяли меня оруженосцем. Я нарушал ваши приказы, а вы беспокоились обо мне. Я отравил вас, вы оставили меня в живых. Катарина говорила - побрезговали. Я убил ее... а вы только пожимаете теперь плечами, и говорите, что мне это самому нести, но вы же... Если от кого-то я и принял бы наказание за ее смерть, то только от вас...
Герцог Окделл, как замечает Марсель, выглядит занятно. Со времен своей службы у белоштанного Величества он сильно истрепался, изрядно похудел, оброс и побледнел, стал угловат и в общем, потерял малейший признак ухоженности. В то же время, как с жалобной ревностью вынужден был признать Марсель, невольно покосившийся на отраженный в стакане с вином собственный походный вид, помянутому герцогу все эти изменения во внешности пошли на пользу. Даже странно видеть как округлившийся было за осень поросенок может быть диковато обаятелен. А говорят, злодейства оставляют печать на внешности... Если так, обозвать злодеем нужно скорее Рокэ.
Марсель покосился вновь, но теперь уже на Алву с сильным беспокойством. Вообще, у этих двоих было сейчас что-то неуловимо общее, и это что-то его пугало. Оба герцога казались истаявшими свечками. У них едва ли не сквозь кожу пробивалось некое одухотворенное сияние, с которым до сих пор изображались разве что некоторые святые образа.
Рокэ сидел рядом, устало потирая кончиками пальцев полупрозрачные, казалось веки. Странно, в тот же самый миг таким же жестом прижал к глазам пальцы Окделл. Марсель уже видел жест Рокэ у других, но почему-то сейчас это казалось совсем жутким.
- Герцог, продолжайте, - напомнил он, чтобы отвлечься.
Окделл продолжил допрос с пристрастием, хотя по сути это его как пленного стоило бы допрашивать.
- Меня все или ненавидят или презирают. Даже Скалы, - Дик вдруг натянул на лицо кривую и болезненную, и все равно страшно идущую ему ухмылку, - от меня даже Скалы отказались. Я умер. Я уже почти пропал. Почему вы спасли меня из Лабиринта? Зачем спасаете сейчас? Зачем решили помиловать? Почему говорите со мной вообще? Эр Рокэ! Ответьте! - герцог вдруг повысил голос, хотя силы в нем было, пожалуй, меньше, чем в скулеже дворняги, - Я никогда не понимал вас, я не понимаю вас до сих пор, но дайте же понять хоть раз? Зачем я сдался вам, ведь вы же меня тоже презираете!
Кажется, Окделл высказался. Над развалинами древних Гальтар повисла напряженная, густая тишина.
Марсель вздохнул и обратился к Алве:
- Рокэ, тебе есть что сказать?
- Я? - голос Рокэ из-за сомкнутых ладоней звучал глухо. Трудно было понять, кто здесь приговоренный и убийца, так он горько рассмеялся, - Я вас не презираю. Я вас люблю, юноша.
- Любите?
Секунду Марсель в задумчивости любовался самым глупым из выражений лица Окделла, пока не понял, что и сам близок к такому же выражению блаженного идиотизма.
Любит?
- Да. Привык к вам. Вы мне давали клятву, явно размышляя, как бы пырнуть ножом, а после напивались в моей компании и засыпали, улыбаясь. Вы спорили со мной, вечно кричали что-то про справедливость, убегали, возвращались. Без вас было тоскливо, я боялся, что не вернетесь. Вы, мне говорили, даже защищали меня в горячем споре с матерью. Встречали меня дома у самого порога, собираясь выйти к грозящему убить вас сброду. Вы травили меня, едва не расплескав вино, у вас дрожали руки... я отослал вас, чтобы вы не рисковали еще больше, а вы опять вернулись в город и в мой дом. Вы клеветали на меня и называли меня при этом эром, а когда я остановился по дороге в Ноху, вы смотрели в мои глаза, предатели так никогда не смотрят. Возвращаясь в свой дом, чтобы отдать долги, я видел вас там, и это было правильно... Вы стали моей семьей, я вас люблю. Забавно то, что и ты любишь меня, как любят братьев, с которыми хотят соревноваться со страстью, близкой к ненависти. Только поэтому ты и влюбился в Катарину. Лишь влюбился, но не любил ее, признайся, никогда. Ты думал, что она моя, хотел быть лучше меня во всем, и в этом тоже...
- Почему вы... так говорите?
Все. Заговорили. Теперь не помешать бы.
Марсель постарался принять вид барельефа, благо, здесь, в Гальтарах, их было много, да и сам он пропылился достаточно, чтобы иметь успех в этой затее.
- Когда любишь кого-то, то прощаешь сотни, тысячи раз, протягиваешь руку, и даже запретив себе, не можешь в некий момент сдержаться и не крикнуть привычное обоим обращение, не можешь не заглядеться лишний раз. А ты, едва бедняжка призналась, что она вовсе не святая Октавия, которая была нужна тебе, что я ее на трогал, что ты обманывался - ты убил ее. Меня ты не сумел убить, хотя намеревался тысячу раз и трижды предавал.
- Трижды... - глухо промолвил Окделл.
- Да. Четвертый раз будет сейчас, когда ты скажешь, что я ошибся.
- Нет. Я люблю вас.
Марсель возвел глаза к звездному небу, призывая его в свидетели творящихся здесь извращений.
- Господа, - светски осведомился он, - если мы выяснили все касательно высоких чувств, то не пора ли нам вернуться к материям более приземленным? Эта милая зверушка, кажется, готова в свою очередь признаться нам в самой пылкой страсти!
Рокэ рассмеялся. У Ричарда в животе предательски урчало. Жареный кролик совершенно чудно пах.
- Я говорил тебе, - тем временем продолжил Валме, обращаясь к Первому Маршалу, и победно вонзил в жареную тушку за неимением столового ножа фамильный кинжал Окделлов, - Что если выражаться прямо и на талиг, то иногда тебя неплохо понимают. Теперь ваша очередь, герцог Окделл. Это будет тяжело, на вам же станет лучше, когда вы откровенно расскажете о том, что чувствуете. Мы продолжим сразу после ужина, а пока вы можете подумать об этом.
Виконт удовлетворенно захрустел корочкой чуть подгореdшего жаркого. Конечно, Окделл тот еще упрямец, но начинать лучше с того, кого не жалко - а Рокэ наконец научится с кем-нибудь разговаривать не только на краю гибели или в вокальной форме.
Если Марсель решил сделать друга счастливым, то он добьется этого - пусть даже все проблемы Рокэ от его жуткого характера.
- Потом мы научимся просить прощения друг у друга. Не кривитесь так, господа! Вина - чрезвычайно разрушительное чувство. Рокэ, ты Первый Маршал, мы начнем с тебя. |