- Тихо, дор Росио, тихо.
Слегка дрожащий, мерный шёпот где-то над ухом действует как ласка. Скользит по коже к затылку, словно удар крохотной молнии прокатывается по позвоночнику и заставляет выгнуться сильнее. Нет, это не любовь. Но и не служба. Просто - ему единственному можно доверять.
- Тсщщщ... тише... тише, дор Росито...
Чуть задыхающийся голос. Рокэ коротко смеётся, коротко и беззвучно. Кто ещё бы посмел назвать его "Росито"? Но тот, кто был для тебя первым в своё время, имеет многие права.
Хуан движется уже быстрыми рывками. Вот, что в нем хорошо - он не скрывает желания, предоставляя соберано решать самостоятельно, когда он и как получит собственное наслаждение. Пожалуй, довольно странно - принято в постели ублажать возлюбленных. Но в том-то все и дело. Хуан, по счастью, не возлюбленный, он только любовник. А ещё точнее - врач.
Рокэ дышит спокойно и легко, мотает головой, снова смеётся. Всем телом изгибается и льнёт к сильным рукам. Хуан немногим старше, но некогда маркизу Алвасете хватило этого, чтобы, изголодавшись по чувству защищенности, довериться более взрослому мужчине. Слишком быстро ушли все братья, и слишком суровым стал с младшим сыном соберано Алваро, слишком далёко разлетелись все друзья. А Росио был хрупким, в сущности, мальчишкой. И слишком сильно уставал изображать сталь.
Ласковый поцелуй в висок... В какой-то мере слуга по-прежнему относится к нему как к тонкому мальчишке с белой кожей и ужасающим характером. По сути, это последнее, что есть у герцога Алвы от детства - доверенный человек Ворона Алваро, пират Хуан.
А тот наваливается сверху, вбивая своего хозяина в постель, достаточно жёстко и грубо, чтобы наконец-то выбросить из головы образ Алвасете и блеск лазурных вод любимой бухты...
Рокэ сам чувствует себя сейчас водой. Как никогда расслабленный, открытый, спокойный и счастливый, он впускает в себя слугу так же легко, как море впускает в себя корабли или пловцов. Сейчас он принял бы любого, кто сумеет им насладиться - в этом нет ни капли от разврата, как нет в самом Рокэ сейчас ничего от, собственно, самого Рокэ.
Росио Алвасете был счастливым шальным мальчишкой и не знал пределов или преград, как их не знает море.
Рокэ опять смеётся:
- Подожди.
Слуга приходит в себя тут же, хоть и злится. Что ж, море тоже нужно приручать, а если не побоялся влезть на соберано - доказывай, что выбран был не зря. Бывший моряк поспешно отстраняется, позволив Росио растянуться на спине и усмехнуться:
- Теперь быстрей...
В следующий момент Хуан сминает рот Рокэ собственным, заводит за голову ему руки, берет больно - жёстче чем нужно самому ему, но точно так, как необходимо Рокэ.
Рокэ в восторгом принимает поцелуи и укусы - чтобы море служило, его нужно укротить. Хуан - моряк и вправду опытный и знает, где уступить, а где обжечь кнутом. Кнут, кстати, тоже пригодится... Не сегодня, но вскоре, может быть, после того как Росио вышвырнет белого Лиса вон, когда придётся вновь становиться Вороном Алвой, герцогом и прочим, что ненавистно ему... море невозможно загнать в пределы берегов, но моряки в бурю, бывает, хлещут по волнам кнутами - и стихия утихает...
Кончает он от боли, не от счастья и не от радости. Хуан ложится рядом, тоже взяв от него своё, и долго смотрит, с усталым восхищением в глазах, время от времени поглаживая жёсткой ладонью по не кэналлийски белой коже. Пока Рокэ Алва не открывает глаза. Рот соберано снова желчно сжат, голос и смех теперь будут звучать иначе, глаза... такие яркие глаза, в которые нельзя засматриваться, как в огни святого Андия...
Глаза кажутся тусклыми тому, кто знает, как некогда горел взгляд Росио, маркиза лазурной бухты Алвасете.
Ворон лениво и довольно усмехается:
- Отлично. Можешь идти, - последней полу-лаской сжимая крепкое плечо в старых шероховатых шрамах.
- Да, соберано.
Рокэ засыпает всегда один.
Хуан не засыпает. Он только пьёт всю ночь. И вспоминает далёкое лазоревое море. |