Этой встречи не ждал никто. Ричард - потому что нечего делать Рокэ в Надоре. Алва - потому что в Талиге герцог Окделл не случался последние несколько лет. Кое-кто полагал, что и вовсе он мертв, а потом кто-то из многочисленных осведомителей упоминал, что повстречал - в одной стране или в другой, там или здесь, - человека по описанию похожего на Окделла. Проверить никогда не получалось, имен узнать не удавалось, а на розыски блудного Повелителя по всей Кэртиане не было никаких причин.
И вот теперь они сидели здесь, возле огромного темного озера и не смотрели друг на друга.
Рокэ устал. Ночная тишь Надора, редкие крики сов и шум деревьев тревожили душу тоской. Он никогда не любил север, его колкое, пустое, равнодушное безвременье. Здесь так легко забыть о Вечности, которой столько в Кэналлоа, что ей дышишь. Когда в воде ты видишь звезды, в небе - молоко, то так и тянет зачерпнуть, напиться из пригоршней звонкой полноты жизни и смерти... Какой воздух в Кэналлоа - в ветре танцуют ароматы сотен диких цветов, а колокольный звон сливается со звуками гитары, с грудными голосами страстных женщин. Так почему же он сейчас в Надоре?
Без видимых причин, с нелепым предлогом именно тогда когда изволил вернуться сюда и пропащий герцог Окделл.
Ричард. Как все-таки меняет людей время. Ричард, Дик, Дикон - диковатый, любопытный, порывистый, храбрый и боязливый, честный до неприличия, безмозглый до безумия, такой чужой, такой понятный Ричард. А этот человек, что сидит рядом, так непохож на прежнего юнца, что Рокэ неожиданно и сильно хочется выть как по покойнику - о том глупом мальчишке, по его редкой улыбке.
Впрочем, Алва и сам настолько изменился, что иногда себя не узнавал - Излом ломает всех.
В Олларии шептались, что Первый Маршал, мол, уже не тот. Четыре года от излома, сколько Рокэ - сорок? Он не считает. Можно не считать тому, кто чувствует себя старше Гальтары. Излом ломает всех. И не забыться больше. Война не радует, она стала работой, которую необходимо поручать другим, да и нет больше у Талига в самом деле хороших войн. Женские ласки... что в них, они наскучили и до Излома - если некому протянуть руку, некому заглядывать в глаза, не перед кем встать на колени - для чего? А тело... тело можно просто утомить жаркой любовью куртизанки - и довольно. Вино... вино будит мечты. А вот мечтать все тяжелее. Чтобы не мечтать хорошо петь.. но нужен тот кто будет слушать те песни, а такого нет. Друзья, соратники... не то. Хоть кто-то близкий.
Порою Рокэ ненавидел Окделла за то, что отравил своего эра - не вином, а смутным теплом, греющим душу. Просто мальчик, чужой, враждебный, с искалеченной судьбой - ну спутник ли для Рокэ? Нет конечно. Поэтому и не боялся.
И нельзя же сказать, что слишком близко подпустил. Имей смысл задумываться о прошедшем, Алва, возможно, даже пожалел бы... Но жалеть - что может быть глупее? Да к тому же сам Окделл не имел права быть верным своему эру. Он был верен роду, мертвому прошлому, "незыблемым" гробницам. Был им верен даже когда они обрушивались на него, пусть не так явно, как на его несчастную семью. А он все огорошено пытался их удержать на своих ломких плечах, жертвуя здравомыслием и пресловутой Честью, дружбой, любовью и остатками рассудка...
Мальчишку можно было бы, возможно, даже отчасти уважать за эту стойкость, не будь он так непроходимо глуп.
А этот человек, сидящий рядом - кто он?
- Герцог, - вдруг произносит этот человек сильным и молодым, чуть хрипловатым голосом, и Алва не знает, изменился ли голос Окделла за пять лет, не помня прежнего звучания, - вы уже знаете, где остановитесь?
Вот так нежданно просто и спокойно. Прежний Ричард Окделл сначала бы помялся, раза четыре открыл рот... но и спросил бы совсем другое.
- Ну ведь есть где-то гостиница.
- Примерно в дне пути.
- Так далеко?
- Здесь не бывает путников.
- Это не удивляет. Что ж, молодой человек, а вы сами где остановились?
Человек рядом пожимает коротко плечами, даже, можно сказать, одним плечом, и в этом столько знакомого, что Алва улыбается в потемках. Радость от узнавания сильней, чем того стоит этот великий факт - Окделл все так же не умеет скрывать свое смущение.
- В деревне. Отсюда полчаса пути. Если хотите, папаша Сэм и вас бы приютил. То есть, я думаю, он не откажется.
Вы думаете, Дикон? Вы всегда слишком много думали. Отрадно видеть только, что за других думать вы отучились.
- Хорошо, - Алва встает упруго и легко, и эта легкость удивляет его после целого дня в седле, - поедемте к вашему покровителю. Здесь слишком промозгло для моих старых костей.
Дик ничего не говорит. Теперь, видя движения, слыша потяжелевшую и приобретшую новую силу, но все еще памятную походку, просто называть его прежними именами.
Окделл идет к их лошадям. Теперь у него сильный жеребец, Рокэ немного рассмотрел его, когда в сгущающихся сумерках подъехал к Темному Озеру, как называли здесь то, что осталось от родового замка Окделлов.
Судя по лошади, последний Окделл, вопреки себе, не бедствует.
- Куда вы так спешите, - раздраженно бросает Рокэ, пару раз споткнувшись в темноте, - что даже не зажгли фонарь? Если хотите переломать своему коню ноги, воля ваша, но было бы честнее просто пристрелить несчастное животное.
Добравшись до седельной сумки и достав фонарь, он мельком удивился прерывистому вздоху Дикона. От Окделла несло тревогой, почти страхом. Впрочем, это Алва привычен разговаривать со старыми врагами, долг регента еще и не такого требовал, а вот прямолинейный "надорский вепрь" вполне может нервничать в такой неоднозначной ситуации. Хотя был только что достаточно спокоен, чтобы предложить бывшему эру разделить с ним кров... С первой же искрой, высеченной Роке, кони тоже забеспокоились.
- Возможно, - предложил Окделл как-то очень ровно, - стоит сначала выехать на тракт?
- В чем дело? - продолжая машинально высекать огонь, осведомился регент.
Искра, наконец, сделала свое дело и крутой каменный берег озарился тусклым фонарным светом. Лошади заржали и рванулись.
- Карьярра! Тихо! - поймав своего Каро под узцы, Рокэ потратил драгоценное мгновение, чтобы шепнуть коню доброе слово. Паренек был еще молоденький и от природы чуткий, сильно привязанный к хозяину. Возможно, были правы твердившие, что регент не способен любить никого кроме своих лошадей. По крайней мере, с ними Алва единственными был на самом деле ласков.
Судя по звукам, Окделл тоже успокоил своего Лютого - чудная кличка. Вспомнив Моро, Рокэ, наконец, поднял голову...
- Пришел... Ты все-таки пришел!
Что может быть прекраснее влюбленной девушки, ждущей вас ночью? Алва оглянулся на Окделла, мигом поняв, к кому она пришла на самом деле - удержать изрядно подросшего мальчишку будет сложно, да и одна ли она?
- Уходи, - глухо, но твердо сказал очень спокойный Окделл девушке, - прочь, выходец. Тебе выходит срок и право, берегись. Поедем, монсеньор, прошу вас, поскорее.
Он сидел на Лютом, не обращая ни малейшего внимания ни на накрывшую вдруг озеро и лес глухую тишину, ни на удушливый аромат лилий, ни на слезы, текущие по лицу Айрис, словно знал, что это может быть. Только рука его стискивала какую-то подвеску.
Рокэ вскочил на Каро. Никаких заклятий, призыва силы четырех, молитв, в конце концов? Но выходец не подходила ближе.
- Ты предатель! - закричала девушка в сером грязном платье с выпачканом в тине подолом, - Ты всех предал, всех! Отца, и монсеньора, и меня, и маму! Матушка так страдала, так кричала, это из-за тебя, ты предал даже Альдо, ты предал всех!
Рокэ почудилось в игре теней, или Ричард кивнул? Скорее, сам себе, нежели выходцу. На всякий случай Алва присмотрелся - но нет, юноша выглядел вполне живым.
- Ты предал своих предков, своих королей, - это сказал уже другой голос и Алва в недоумении взглянул в ночные тени.
- Не надо, герцог, не смотрите на них, - Окделл был так спокоен, что глазам не верилось, - здесь правда довольно трудная тропа, а лошади боятся.
Каро шел, если откровенно говорить, довольно ровно, да и Окделлов гнедой не обращал на выходцев больше внимания чем нужно.
- Они прикованы к камням Надора, - продолжал Ричард все более глухим и мрачным голосом, - и могут выходить лишь иногда. Сегодня нам достаточно...
- Спасать от мести моего убийцу, это теперь сыновний долг? Я ждал от тебя большего, Дикон.
Голос Эгмонта Окделла был сух и горек, плечи Ричарда, ехавшего впереди, закаменели, спина выпрямилась, будто слова выходца прошлись по ней незримой хворостиной.
- Всю жизнь я жаждал справедливости, всю жизнь сражался за свою страну, а ты пошел на поводу тщеславия и глупости...
Дикон запел. Алва не знал, что бывший оруженосец вообще способен петь. Домашние концерты вечерами Рокэ всегда солировал, в Варасте, когда иной раз подпевали Савиньяки, Ричард и рта не раскрывал. Не было у него и привычки напевать себе под нос... а слух и голос, как внезапно оказалось - были. В песне регент узнал эсператистский гимн.
- Ты предал меня, Ричард. Предал короля. Но ты еще можешь спасти свою Честь, сын мой. Королева...
И Ричард обернулся:
- Передайте - я предал и ее. Довольно. Создателем велю - покиньте это место.
Ухнул филин. Запел где-то неподалеку соловей. Каро слегка споткнулся - и они выехали на тракт. Как будто не было ни вязкой тишины, ни затерявшегося где-то там в безвремении озера.
Окделл согнулся над седлом , уткнувшись в гриву лошади, и Рокэ стал перессказывать последние из олларийских новостей, и говорил до самого поселка, заглушая детские всхлипы повелителя Надора.
Папаша Сэм не спал, ждал, вероятно, молодого эра. Когда Ричард вошел, негромко стукнув для приличия, и пригласил войти регента, Сэм как раз был занят раскуриванием длинной костяной трубки и считал это свое занятие важным настолько, что даже поклониться умудрился, не прерываясь да не поднимая глаз. Сделав же первую затяжку, он довольно улыбнулся, расслабился в старом дубовом кресле, кустистые седые брови его разошлись, а густой бас заполнил дом:
- Эр Дикки, уж не выходца ль привел?
- Выходцы, Сэм, не пьют вина и мяса не едят, а путник голоден, я думаю. Осталось у нас что-нибудь накормить его?
"Эр Дикки" привычными движениями скинул плащ на какой-то крюк, сумку бросил на стол, за ней последовала пара тощих кроликов.
- И весь улов? - Сэм поднял брови снова, - Ну да на завтра хватит.
- Вот и хорошо, - Дик, судя по всему, еще не полностью пришел в себя. Речь его была тяжкой и отрывистой, - сударь, прошу располагаться. Сэм, ты приютишь моего друга?
- Разве ж нет? Жаркое, я думаю так, не простыло еще, да и одеяло всегда найдется. Комнат, правда нет, но...
- Ничего, я буду спать на сеновале.
- Вот еще, - Сэм встал, не торопясь, и обратился к Алве, - а звать-то тебя как, служивый?
- Росио, - откликнулся регент и сделал вид, что не заметил косого взгляда Ричарда.
- Росио. Кэналлиец что ль? Ну вот и ладно. Не дури, эр Дикки, приятель твой худой как щепка, да и ты по юности на своих кроликов похож. Поместитесь, что я не знаю, что ли? Три дочери мои на той кровати, пока их замуж не поотдавал, в обнимку спали. Что ты, служивый, девица какая, чтобы тебе мой эр постельку уступал? И я говорю - нет. Да ты не стой. Иди, садись... - хозяин уже накрывал на стол, медлительный и спорый в то же время, - а ты куда, эр Дикки?
- К лошадям.
- Рябинку обнови им... Ну, служивый, рассказывай, откуда ты повелся?
За стол сели, не дожидаясь Ричарда.
- Успеет, - Сэм только махнул рукой, щедро украшенной волей природы седой растительностью, - хоть негоже с господином так, да только кошки меня заберите, если он и сам что-нибудь съест. Я ведь и ужин-то не грею никогда, сегодня вот, будто почувствовал. Так видел старого герцога и маленькую Айри, говоришь?
Жаркое было изумительным, вино необходимо было причислить к пыткам Багерлее, не иначе.
- Не нравится? - осведомился Сэм, - ну ясно, кэналлиец... на, попробуй, моя настоечка, на травках... Забирает, да только после выходцев она в самый раз будет... только заедай. Ты не гляди, мы вовсе к озеру привыкли... те, кто остался, тем все нипочем.
Как чужестранца, знающего молодого эра по войне в Сагранне ("Мы когда там воевали?" - уточнил Сэм, попыхивая трубкой), его решили посвятить во всю историю надорских герцогов, начав с самого Алана Святого. В очаге жарко горели тонкие рябиновые чурки, освещая комнату красноватым пламенем, Сэм просто, по-деревенски излагал историю великих родов Талига (ах, простите, Талигойи), а Алва любовался на лицо вернувшегося Ричарда.
К его легкому удивлению, там неожиданно стало на что полюбоваться: мальчишка вытянулся, раздался в плечах - сейчас был выше своего прежнего эра. В нем уже возникла фамильная Окделловская тяжеловесность, а лицо стало еще сильней напоминать скалу - широкий лоб, упрямый подбородок, скулы, каменные в моменты редкого отчаянного самообладания, породистый точеный нос... Дик постепенно становился красивым человеком - Алва помнил его нескладным увальнем. Внезапно стало видно, что детскость некоторых черт его лица - пухлость легко рдеющих губ, длина ресниц, - не собирается уходить с возрастом, как некогда предполагал сам Рокэ, вспоминая его отца.
Но все это на деле было вовсе не важно. Ричард изменился куда больше его лица. С папашей Сэмом он был сдержанно-вежлив и приветлив, с Рокэ - вежлив и вынужденно церемонен, но понятно было, как ему тяжки оба. Окделл привык, как видел это бывший его сеньор и воспитатель - хотя, какой из Рокэ воспитатель! - он привык к полному одиночеству и немоте.
Хотя было бы странно, случись иначе.
После того как на Изломе Повелители сумели удержать мир в шаге от Заката, все они, простившись - ну а кое-кто забыв сделать и это, - тут же устремились решать проблемы проще и скучней, но Ричарду меж ними места не осталось. Даже если бы регенту зачем-то возжелалось удерживать последнего в роду Окделлов при себе, в Олларии бы Ричард нашел смерть на дуэли или попросту зачах - слава предателя бежала впереди потомка Алана Святого, а вдаваться в подробности, в движения души неопытного замороченного всеми юнца - кому это понадобится. Рокэ порой с язвительной улыбкой думал, что Рамиро был отомщен роду Окделлов многократно - хотя бы потому, что у потомков Предателя-Рамиро было все, включая страх и уважение врагов - а Ричард, потеряв последние крупицы удачливости, сам отверг всех, в том числе своих прежних друзей. Надеясь все же предотвратить новый виток этого фарса, Рокэ хотел было отправить бывшего оруженосца воевать - пусть маршалом мальчишка и не станет, но, как ни странно, из него всегда был хороший порученец, верный и надежный, - хоть это удивило бы любого, особенно из уст регента Алвы. Но Ричард выбрал сам. Не попрощавшись и не предупредив, он ранним утром отправился в Надор - и Рокэ счел, что это лучшее из всех его решений.
А в Надоре было Темное Озеро - и те, кто не был к нему тогда еще привязан древней силой. Считалось, что семейство Окделлов погибло под обвалом - может, так оно и было, ведь Эгмонт точно не достался выходцам, и все же многие из крестьян имели удовольствие встречаться со своим прежним господином. Правда, почему-то за удовольствие это нимало не сочли...
Селяне в ужасе бежали из своих родных домов, когда в Надор приехал их юный герцог. Сэм говорил, Дикон провел у озера шестнадцать полных ночей и первые шесть дней - пока папаша Сэм не догадался, что в лесу простуда вгонит эра Дикки в землю раньше, чем выходцы. Шестнадцать встреч спустя же твари, укравшие облик родни юного герцога, против поверья никуда не делись, но стало ясно, что и от развалин своего замка, упокоившихся на дне новоявленного водоема, отойти они больше не могут.
Сэм твердил, что сей великий подвиг совершил именно Окделл. Дикон, просидевший большую часть рассказа у стены с полуприкрытыми глазами и стаканом забористой настойки, отпивая ее как воду, бросил только то, что это сделали для него камни замка, а не он. И отказался объяснять под тем предлогом, что сам не понял, как оно случилось.
Алва поверил - это чудо было очень в характере его оруженосца-недотепы. Припомнилась, правда, и юная привычка чуть прихвастнуть, которая изрядно когда-то забавляла Рокэ, но, похоже, отверженность и горе выели из сердца Дика большую часть радужных грез и сладостных мечтаний - в том числе и о том, как он однажды будет героем, Повелителем, легендой...
Рокэ не мог сказать, что это не пошло на пользу молодому Вепрю.
А потом Ричард двинулся в путь - искать святых эсператистов, а после олларианцев, а потом - ну хоть кого-нибудь, кто мог бы оградить могилу его рода от проклятия.
И возвратился через пять неполных лет, поистрепавшийся и возмужавший, в одиночку. Сэм был уверен, что его Кабанчик, как за глаза ласково звали Дика старожилы, знает секрет и сможет, наконец, вернуть покой родной земле.
У Рокэ Алвы же не было и тени их надежды - слишком хорошо он помнил, как светился взгляд Ричарда однажды на Изломе, в день, когда этот незадачливый эорий понял и поверил, что может сделать что-то правильно - хоть что-то...
С тех пор любой свет в глазах Ричарда потух.
Рокэ упорно снится Багерлее.
Когда он был в ней заперт, было душно, мерзко и скучно. Больно иногда - душе и телу. Никогда, ни разу, не стало страшно.
Страшно стало после.
Когда, сумев оборонить свой край, свою страну, свой мир, Алва вернулся в Алвасете - стало страшно, что мог бы никогда больше не увидать этого неба, никогда не выйти в море, не вправить еще раз в девичьи волосы цветка граната, не поцеловать пунцовых губ - и не пустить красавицу резвиться к ее подругам, разрывая узы страсти легко, как паутинку рвут ветра, с радостью вместо сожаления...
Прелестно - пугаться не случившегося. Ново. Что-что, а тупость ему никогда не была свойственна.
Он ведь увидел небо, вырвавшись на волю. А радости не стало - пришел страх.
Излом ломает всех. Сломал и Рокэ Алву.
Даже в заветной Кэналлоа Росио старается спать меньше, зная - будет сниться Багерлее. Теплые ночи Алвасете, нежа его кожу легкими поцелуями ночного бриза, станут оставлять на ней ожоги непрестанной духоты; запах морской воды станет спекаться соленой коркой на губах, а нежные звуки гитары превратятся в навязчивый и невозможный бред. Росио страшно спать.
Страшней, чем в детстве - тогда можно было встать поутру, засесть за книги, обложиться картами, а потом пойти искать кладбищенскую лошадь, древнюю Гальтару, хоть Леворукого со всеми кошками! А здесь - что сделать? Куда деться от своей души, куда бежать из той тюрьмы, что поселилась в его сердце, окружая его стенами, закрывая ему небо?
Он не сдавался, он цеплялся за себя как только мог. Он спал под звездами, смеялся волнам шторма, плясал с горными ведьмами... но ночью он снова видел Багерлее.
Он сбежал. Сбежал в то место, что всегда казалось ему, единственное, безнадежней той тюрьмы -склеп, где его жильцы веками запирались сами. Если и был кто несвободнее регента Талига Рокэ Алвы - лишь они.
Что он хотел? Остудить холодом свой жар? Угрюмостью молчанья заглушить звуки гитары? Моросью дождей, серых и безнадежно пресных, смыть соль со своего иссушенного рта?
Или хоть бы в сравнении понять, что все же - жив? Зачем же он иначе пришел именно к озеру-могиле.
Зачем же...
Нет, надо выбросить из головы лишние мысли. Встать и одеться, раз не спится, и подумать об этом злом надорском чуде... Или просто напиться "Дурной крови" из запасов, которые, увы, не бесконечны... Или... Дикона, что ли, подразнить?
Дикон спит рядом. Нет, не спит. Молчит, глядя во тьму раскрытыми глазами. Обнял себя руками под своим тонким шерстяным пледом и дрожит. А Рокэ почти жарко. Что за блажь?
- Ричард, раз уж не спите, соблаговолите подать мне мой запасной плащ. В седельной сумке.
Окделл перестает дышать на несколько секунд, потом встает, скользит в лунных лучах по скрипучим доскам пола - без звука, слова, возмущения. Занятно, раньше он бы сопел, словно сердитый еж, что-нибудь уронил бы. И регент, откровенного говоря, этого и хотел добиться - вырвать их обоих из гибельных объятий этой ночи, из угнетенного унылого молчания. Тем временем, Окделл вернулся с запасным плащом:
- Весенние ночи в Надоре всегда были очень холодными, - в голосе молодого человека слышалось что-то новое, лишнее, теплое.
Регент изволил удивиться.
Ловкое движение - и плащ укрыл владельца с ног и до груди, а Дикон, сотрясаясь в дикой дрожи, проворно спрятался под свой лоскуток шерсти, обернувшись им словно гусеница коконом.
Алва, невольно хмыкнув, начал укрывать мальчишку сам.
- Э... герцог, что вы... вам нужнее.
- Я похож на замерзающего, юноша? - прежнее обращение явилось на язык почти помимо воли.
Ну какой уже, на самом деле, юноша. "Молодой человек" еще подходит.
- Герцог, я благодарю вас за заботу, но должен отказаться, - Окделл попытался подняться и стянуть с себя плащ Рокэ.
- В самом деле? - осведомился тот, - Ну и кому вы должны мерзнуть? Очень интересно, гоганы, может быть, начали брать такую мзду? Или очередная нежная дама обязала вас страдать вдали от ее глаз? Вы ничего и никому не должны, юноша, хотя... Если вам нравится считать себя кому-то должным... дайте сюда плащ! Пойду, укрою им Каро, он точно не обязался подвергать себя закаливанию надорскими ночами.
Регент нес эту чушь, ушам своим не веря - к упоминанию Каро прерывистое дыхание Дикона зазвучало так, словно бы он сдерживает смех. Но стоило, увлекшись, шутливо потянуть с Окделла заботливо подоткнутый по ходу их нелепых препирательств плащ, как Ричард тут же сжался в клубок, одновременно заявляя тем самым голосом, которым говорил, когда очень хотел вызвать своего эра на дуэль - слегка дрожащим, гордым и обиженным, лишь ненамного уступающим Понси:
- Я всегда знал, сударь, что лошади и псы для вас ценнее человеческих созданий!
Алва дрогнул губами. Выдержал должную паузу. Снова лег рядом, пытаясь разглядеть лицо надорца:
- Юноша, я хотел бы уточнить: вы пошутили? Признаться, я отвык от резких перемен вашего настроения и опасаюсь ошибиться.
Снова дыхание слегка сбивается, но это уже не смех.
- Прошу прощения, герцог, я не желал вас оскорбить, лишь опасался, что вы тоже можете замерзнуть... Вам ведь в Надоре непривычнее, чем мне. А вы здесь, если можно так сказать, мой гость... хоть и отчасти.
Рокэ откинулся на жесткую подушку, набитую, похоже, не пером, а той же самой, много лет назад вконец свалявшейся соломой, что и жесткий затхлый тюфяк.
- А это любопытно. Где вас носило, что теперь вы не способны привыкнуть к своей родине? Раз мы оба не спим, не будете ли вы любезны развлекать меня рассказами как вежливый хозяин? Раз уж решили проявить гостеприимство.
Ричард смущенно замолчал, но ненадолго.
- Если угодно, то... В Гайифе сейчас жарко, - начал он, - а я как раз оттуда. Мы привыкли... По крайней мере я всегда имел предубеждение против Империи, так что в этой стране я оказался против воли, но...
Рокэ никак не думал, выезжая из столицы, что через несколько промозглых серых дней пути будет лежать в постели рядом с неожиданно восставшим едва ли не из мертвых молодым Ричардом Окделлом и с интересом внимать рассказам бывшего оруженосца о древностях гайифских храмов, о жрецах и моряках, о золотом песке и синем море... и думать мимолетно - а как он описывал бы Кэналлоа?
Но это было лучше "Дурной крови".
Утро было нежданно солнечным и почти теплым. Проснувшись, он долго лежал в приятной полудреме, наслаждаясь скользившим по лицу прозрачным светом и лениво раздумывая о надорских выходцах, пока не вспомнилось заплаканное лицо Айрис - и она же, но живая, испуганно хлопающая неподчерненными ресницами: "Ричард уехал? Но...".
Выругавшись, Рокэ вскочил с постели - все-таки семейство Окделлов так или эдак, а в один прекрасный день сведет его с ума, и тем покончит со столь им ненавистным родом Алва. Воистину, что бы он там не говорил, но сомневаться в существовании Создателя безумие - хотя бы потому, что кто-то же должен смеяться, наблюдая за мистерией, которую уже долее Круга разыгрывают две этих почтеннейших фамилии. Ах, нет теперь уже "презреннейших". Как будто когда-то была разница. Но раз уж смертные сплошь строят постные рожи, вся надежда остается только на того, кто, как предполагается, и ставил сию достойную комедию. Алва лишь надеялся, что автору смешно.
Хозяина и Дика он нашел возле колодца. Парень с сонным видом разглядывал ведро с водой, по видимости, не решаясь даже прикоснуться с хрустальной глади, в глубине которой нежно играли солнечные блики.
- Доброе утро, Сэм. Герцог, быть может, вам помочь? Смелее! Подвиги храбрости вами уже освоены, теперь вы переходите к подвигам мужества - вступите же на этот путь достойно. Перед вами только ведро воды, а не Барсовы Очи.
Парнишка, вздрогнув, кинул на Рокэ взгляд удивленный и растерянный. Вот так-то, любезный герцог, и не думайте, что если вы стали относиться ко мне лучше, мне не найдется больше, чем вас зацепить. Дряной учитель водит упирающегося младенца за руку и каждый неловкий шаг считает достижением, но дельный всегда бежит вперед ученика, и вот заставить юного ленивца догонять - и есть его работа. Так, помнится, говаривал дор ментор?
- Доброе утро, господин...
Ох, Окделл, и долго вы намерены сбиваться? Хозяин ваш, вон, уши навострил...
- В Надоре, думаю, "эр Росио" сойдет, хоть и звучит нелепо. Но, в конце концов, как я успел заметить, здесь каждый второй носит это гордое звание. Доброе утро, Ричард. Будете вы мыться?
А вот когда "эр Росио" стал думать об эре Ричарде как об ученике? То есть, вторично - приснопамятная первая попытка трагически издохла, отравившись. А, впрочем, возраст дает многие права. Уж если начинать ворчать напропалую и поучать всех, кто имел несчастье родиться позже Алвы - так сейчас. Пока еще поверят, что ему есть что сказать. На славу эра Августа претендовать, конечно, безнадежно...
Так что же делать с выходцами Озера?
Ну кроме того, чтобы попытаться прямо сейчас злодейски утопить последнего из Оклеллов. Красивый все же голос у юноши... Вот этот привизг, изданный доблестным эорием, звучит прекрасным тенором.
- Какие у вас планы на день? Да, прошу вас, окажите и мне ответную услугу. Ну же! - сердце сначала замерло, потом зашлось словно пожарный колокол где-то под горлом.
Стар уже он для ледяной колодезной воды. А, впрочем, Дикон выглядит не лучше.
- Я хотел...
- Да?
- Я собирался к озеру, эр Росио.
- Ричард, вам только бы стихи писать. Зачем? Кроме того, что сие действие достойно пера забытого вами, надеюсь, Дидериха.
Окделл теперь умеет улыбаться? Это ново. Криво, но искренне. А Алва посчитал, что прошлая ночь ему попросту приснилась.
- Я все еще привержен Дидериху.
- Прискорбно. Ну а к озеру зачем?
- Мне сложно объяснить...
- Вот как... Ричард, я не намерен тянуть из вас по слову. Если вы не в силах собраться с мыслями, - регент бросил мальчишке свежую рубаху, лежавшую неподалеку наготове, - я дам вам время поразмыслить, но придется вам компенсировать мне ожидание.
- Эр Росио?
Сэм уже скрылся в доме, но вторично поправлять Ричарда на "регента" или на "Рокэ" было бы лишней суетой.
- Оденьтесь.
Дикон поспешно вытерся и натянул одежду. Выглядел он как необъезженный жеребчик, привыкший с конюхам: "кормить корми, а на спину не смей". Будь Росио сентиментальнее, ему эта картина, должно быть, показалось бы довольно трогательной, ведь когда-то умилялся он образом дикого жеребенка в недоузке - но нынче он успел поднакопить здорового цинизма.
- Вы не представляете, как вы похожи на Моро... - Алва взглянул вокруг. Внутренний двор был невелик, но, в сущности, удобен, - А, впрочем, Леворукий с вашим сходством. Не верю, что с вашим талантом находить проблемы, вы ничему не научились у гайифцев.
- Эр Росио?
Не понял, косится. Не так и изменился.
- Вы не хотите поразмяться? - просто наслаждение делать вид, словно тебе снова тридцать шесть, - Несите сюда шпаги. Попытайтесь теперь меня чему-то научить.
Примерно полчаса активных упражнений на самом помогли собраться с мыслями - не Дику, Окделлу было не до этого, а Рокэ.
- И что же, юноша, вы все-таки забыли в этом кошачьем водоеме? Полноценное купание вам не пришлось по вкусу, значит, не за этим вы собираетесь к нему.
Лучше, чем раньше, хуже, чем Дикон может, куда хуже, чем Алва мог бы научить. А, впрочем, левая рука у него стала подвижнее, и ноги расторопней. Он вообще начал соображать быстрее.
Звон шпаги, отлетевшей к самому колодцу.
- Продолжим?
- Нет, эр Росио, не стоит. Боюсь, сегодня я не в состоянии...
- Сдаетесь?
Недоумение во взгляде - Ворон понимал как странно в разгаре дружеского поединка услыхать такую детскую подначку, но регенту уже не нравилась безжизненная вежливость надорца.
Если сейчас Дик скажет "да", Алве придется изменить мнение о надорском Повелителе. Что будет грустно.
Или же поверить, что для Дикона он значит меньше, чем думал. Это было бы... ну, может быть, не плохо, но досадно.
- Если не возражаете, эр Росио, я бы хотел перенести наш бой.
Однако! Рокэ прищурился и щелкнул языком.
- Тогда переоденьтесь и поедем к вашему родовому озеру, эр Дикон.
Он снова заработал косой взгляд.
Крутой обрыв - темная, почти черная вода. Сосны, впивающиеся в прозрачный воздух, - или сосны, небрежно, словно горстка щепок и лучин, разбросанные яростью обвала по острым скалам. Невысокая береза - голая маковка высится прямо в центре озера. Дикон сказал, она росла на замке, и, присмотревшись, регент убедился, что принятый им за озерный островок кусочек суши прежде служил башней. Он подавил в себе желание доплыть и прикоснуться к рассыпающейся кладке.
- Вы были там?
- У той березы? Да. Но большая часть замка затонула чуть северней... его разорвало.
Алва молчал, а Ричард говорил. О том, что если поднырнуть под затонувший вот у этого обрыва кусок руин - можно проникнуть в незатопленную комнату; Дик не сумел узнать, что было там, обломков слишком много, но, наверное, это была чья-либо спальня. Раньше.
А та береза выросла, когда погиб отец, матушка быстро запустила тогда замок... Ричард недавно начал думать, что она не только преувеличивала бедность Окделлов, не столько переусердствовала в стойкости аскезы, сколько, возможно, просто не могла заставить себя позаботиться об оскверненном доме.
На самом деле это выходец сказала, но Ричард думает - ведь так могло и быть. Ведь раньше замок был куда уютнее...
- Что там у вас?
Ричард непонимающе взглянул на своего бывшего эра.
- У вас в руке. Кажется, это не платок, то, во что вы вцепились.
Ричард кивнул и протянул тряпицу, которую мял уже долго. Это был искусно вышитый герб герцогов Окделлов... вот только вместо грозного вепря вышит был там толстый розовый поросенок, а на месте девиза Скал "тверд и незыблем" мастерица изобразила сложными витыми буквицами подпись "напыщенный тупица".
- Это Айрис. Она ужасно злилась на меня. Дразнила меня этой вышивкой все время, когда я приходил...
Рокэ позволил ему говорить. Ричарду нужно было выговориться - кому-то, кто знал при жизни Айрис, был наслышан о Мирабелле, мог понять все горе, притупившееся за годы, но от этого не ставшее ни легче и ни меньше.
Дикон рассказывал, сначала понемногу, сдерживаясь, пытаясь отвлекаться на что-то постороннее, но Рокэ подбрасывал ему еще один вопрос, спрашивал о какой-то мелочи, а мелочь, каждая мелочь вела в глубь воспоминаний, тянула в толщу черного отчаяния, так же как кривая чахлая береза, под которой скрывался целый затонувший замок... И Ричард вскоре говорил и говорил, не в силах замолчать - а Рокэ слушал. И, кроме предсказуемых картин скучного детства и невнятной юности, размеренного быта и нечастых судорожных восстаний, выдавал он и то, чем жил сейчас... и эти-то рассказы не приводили Ворона в восторг.
- Зачем вы разговаривали с выходцами, Ричард? Зачем вы что-то у них брали?
Ричард замолчал, словно споткнулся. Поднял на регента растерянные светлые глаза...
- Все, что ему дано - его наследие, которым он должен владеть, - раздался у них за спинами холодный, как и все в Надоре, голос неупокоенной эрэа Мирабеллы .
Алва неторопливо оглянулся. Ричард кивнул, словно приветствуя живую, и это было более чем странно. Ну, он хотя бы не поднялся перед дамой.
Эрэа Мирабелла восседала в ворохе грязных серых юбок своего строгого платья прямо на камнях и равнодушно созерцала воду.
- Эреа, - Рокэ дернул углом рта, - что вам здесь нужно? Излом минул, таким как вы не место в Кэртиане.
- Много ли ты знаешь, - скривила выходица тонкий рот, - мой сын убил меня, и я бы рада отказаться от предателя, но он единственный, оставшийся в живых. Я не могу уйти.
- И почему же?
- Не твое дело! - полный ненависти взгляд выцветших глаз на миг вперился в Рокэ.
Выходица неловко поднялась, двигаясь, словно деревянная или как человек, проведший многие часы в неловкой позе. Там, где она сидела первые ростки весенней зелени исчезли, и земля теперь уродовалась бурыми лишайниками. Что ж, даже в этом герцогиня Окделл продолжала быть верна Скалам - выходцы обычно следили за собою плесенью.
- Приходи снова, - только что стоявшая не менее чем в десяти шагах от них, теперь она склонялась с Дику, неожиданно высокая, - и без него. Прими свою судьбу.
Нож кэналлийца всегда был быстрее его шпаги, но не успел и он - Ричард неловко отшатнулся, когда стальное лезвие пронзило воздух перед его лицом, а Мирабелла Окделл уже исчезла, не оставив ничего, кроме запаха сырости и гнили.
- Будьте поосторожней, Ричард, - Алва раздраженно вогнал кинжал обратно в ножны, - кажется, эрэа хотела наградить вас материнским поцелуем.
Дикон, бледный как полотно, нервозно усмехнулся:
- Да нет, матушка никогда себе не позволяла...
- Если при жизни ваша любящая матушка и не считала нужным целовать своих детей, позвольте вам напомнить, что имеем мы дело с выходцами. А они, должен признать, куда сентиментальней некоторых женщин.
Ричард дернулся было, тут же поджал губы, став удивительно схож с обсуждаемой эрэа, потом замялся:
- Эр Рокэ... благодарю, что хотели помешать ей.
- Придержите благодарность, пока они не уберутся из Надора, - Рокэ отвернулся, чтобы взглянуть на новообразованный лишайник.
Присел на корточки, взглянул. Потер глаза. Те, как всегда после большого напряжения, немного побаливали, а еще солнечный свет. Хотя, когда здесь была Мирабелла, было пасмурно.
- Как бы то ни было... нам нечего здесь делать.
- Свидание окончено? Вы точно не жаждете встречи с другими членами семьи?
Регенту не на что было там, в сущности, смотреть - лишайник как лишайник.
Но смотреть на мнущегося мальчишку было еще хуже. Опять эта же детская растерянность во взгляде, опять эта пытливость, та же, что и раньше. Еще тогда она его бесила... Что за привычка поступать как ожидают? Убил эр Рокэ твоего отца - вызови драться, спас твою шкуру - поблагодари...
Раньше Кабанчик хоть не унижался до благодарностей врагу Великой Талигойи - и слава Леворукому с Создаталем, и лучше бы не брал это в привычку.
Регент задумчиво коснулся кончиками пальцев грубого кружева лишайника.
- Ричард, а много ли известно вам о выходцах?
- Разве кому-нибудь что-то о них известно? - то, как Повелитель Скал скривился было слышно даже в его голосе. - Я прочитал все, что сумел найти, слышал рассказы и легенды, но никто, кроме безумцев и шарлатанов не берется объяснить, что эти выходцы такое.
- Любопытно...
Мальчик всегда любил читать, сидел в библиотеке тихо как мышь целыми днями. Пару раз Росио находил его заснувшим над томами с легендами, однажды даже Дикон прикорнул на возмутительно наивной схеме обороны какой-то крепости... Учить его стратегии и тактике Алва тогда и не подумал, хотя просто из любопытства перенес несколько книг из спальни в общую библиотеку. Впрочем, кэналлиец довольно быстро разочаровался - книги были для Дика способом забыться и не больше. Если герцог Окделл изволили страдать, оне хватались за Дидериха, если мучиться сомнениями - за летописи времени Раканов, если решались - за бумагу и перо. Думать же герцог Окделл не желали, все ответы ища у умудренных опытом наставников, любых, что только попадались под руку. Или же в отсутствии наставников - брались за книги.
Когда Ричард уехал в свой Надор, не дожидаясь советов Эпине, упреков Придда, решений Алвы, ничего ни от кого, он показал, что, наконец, разочарован во мнения людских. Давно пора бы.
А вот теперь, спустя еще пять лет, похоже, разуверился в книгах, этих вместилищах премудрости. Осталось пройти, пожалуй, разочарование в Создателе - и можно будет относиться к юноше серьезно. Или почти.
Жаль, что сейчас нельзя.
- Ну что ж, тогда сегодня вечером мою бессонницу вам тоже найдется чем развлечь, и то неплохо. Но для начала, расскажите мне, чем отличаются ваши утопленники от обычных выходцев. Ведь не могли вы не заметить?
Рокэ обернулся именно в тот миг, когда привыкший к невниманию эр Дикки досадливо скрипел зубами.
Луна ржавела в черном небе, обещая кому-то смерть. Воздух густел от запаха водяных лилий и болотной тины. Окделл сидел, постелив плащ на мокрый ствол пять лет назад вырванного с корнями дуба и негромко мурлыкал разные отрывки из молебнов. Где-то недалеко звенели нежные девичьи голоса, слышался плеск, радостный смех и визги.
Стынь была мерзостная. Росио поежился, мечтая о глотке касеры, но не стал запахивать оставшийся расстегнутым в поспешности колет - Окделл, быть может, и не видит дальше собственного носа, но выходцы - это совсем иное дело. А выходцев здесь, судя по всему...
Каро, умница, вел себя спокойно. Впрочем, Лютый шумел за несколько коней и явно не желал здесь оставаться.
- Тихо, ну тихо, мой хороший...
Голос у Окделла был странный - слишком нежный для разговоров с лошадью. Поднявшись, он подошел к Лютому, обхватил его за шею и начал бормотать что-то неясное на языке, мелодикой напоминающем гайи, однако разобрать слова не получалось.
Прижавшись к дереву, Алва неторопливо размышлял.
Ричард сбежал от него как молоденькая женушка от старого купчишки - прямо из постели. Сперва как следует усыпил сказками о выходцах, а после соскользнул с кровати, подхватил свою одежду, неловко звякнул пистолетами - и прочь, решив зачем-то прогуляться под луной. Рокэ выждал совсем немного, прежде чем пуститься следом..
Сказать, что Росио не ждал от Окделла подвоха невозможно. Вот только ему было интересно, по своей воле ли стремится этот недалекий к Темному Озеру, и для чего ему снова и снова необходимо приходить туда.
Теперь, глядя на молодого человека, Рокэ уверился в сознательности его действий. Находись бы Ричард под полной властью выходцев, подобных метаний регент не увидел бы. Герцог то жался к лошади, то что-то негромко декламировал, то пел, причем песни и речь его были обрывочны в том стиле, что возникает, когда человек раздумывает вслух. Порой Алве везло услышать слово или два, сначала на гайи, а после на талиг, и это не считая беглого старогальтарского, который отмечал эсператистские молитвы.
Верующий Ричард... Рокэ усмехнулся. Беда в том, что вепреныш всегда верил - во что-нибудь, в кого-нибудь. И так же как молится сейчас - читая наизусть, но слов не понимая. Люди Чести во многое так веровали и предмету почитания вредили подобной преданностью лучше всяческих врагов. Страшней уверовавшего во что-то Человека Чести был только он же - но в кого-нибудь влюбленный. Довольно вспомнить Киллеана и бедняжку баронессу... Страстный влюбленный обещался даже, кажется, заколоть ее вместе с собой... Ричард не обещался, просто заколол.
Да, Ричарду везло сильнее. Ричард, и в правду, убил всех, кого любил. Жалеть безумцев было не в привычке регента Алвы, но...
- Брат, братик, братик!
- Дейдри! Эдит!
Раньше, чем Рокэ успел даже схватить оружие, сестрички уже повисли на руках безумного мальчишки, а тот, не сомневаясь ни мгновения, прижал обеих выходиц к груди.
- Дик, Дик, ну не сердись на Айрис, она очень тебя любит...
- А мама очень за тебя переживала, правда, братец!
- Дик, Наль сказал, ты побывал везде-везде!
- Дик, ты теперь такой высокий!
- Братец, а где красивее, в Гайифе или в Дриксене?
- Братец, ну наклонись!
- Не надо целовать меня, Эдит. Красивее всего в Талиге, Дейдри. И в Надоре.
Ласковые, теперь уже навечно юные эреа обнимали своего брата, задавали множество вопросов, словно голодные котята вились рядом, когда он возвратился к стволу дуба, чтобы присесть - Алва подозревал, что ноги Окделла просто не держат. Ночная темнота скрывала лица этой троицы, но ржавая луна высвечивала абрисы фигур. Одна из них свернулась на коленях у Ричарда, другая встала позади и разбирала отросшие волосы брата, и лишь запах гниющих лилий выдавал, что эта встреча не то чем кажется.
- А ты нашел то, что искал, брат?
- Нет, Эдит.
- Дик, а зачем ты уезжал?
- Хотел помочь вам.
Они смеялись снисходительно, как будто взрослые женщины, и говорили:
- Дик, но ты же знаешь, как ты на самом деле можешь нам помочь!
- Эдит, ты понимаешь, он просто боится сделать хуже...
Новый голос, презрительный и недовольный раздался возле плеча регента:
- Очень вовремя, конечно. Наш милый брат, всегда рубивший с горяча, в кои-то веки удосужился задуматься, а так как это непривычное занятие, оно потребовало у него долгие годы. Причем, к каким-то выводам он так и не пришел, что тоже очень характерно.
- Дерзишь, Айрис? - с грустным смешком откликнулся сидящий к ним спиной Дикон.
- Да, стараюсь, братец, - девушка выступила из теней под слабый свет и обратила, наконец, внимание на Рокэ, - у нас здесь гости, между прочим, ты, невежа. Добрый вам ночи, монсеньор.
На реверанс Алва счел нужным все-таки ответить.
Она, конечно, не осталась прежней. Некогда нежные и ясные глаза ее мерцали темной жаждой, а по-детски тонкая и трогательная фигурка сделалась острой, словно лезвие клинка. Она была не человеком - не заметить этого было просто невозможно.
- Эр Росио, - голос Окделла обрел твердость, - я прошу прощения. Я не хотел будить вас.
- Полагаю, не хотели, если сбежали, как дурной монах к возлюбленной. Хотя, я предпочел бы этот вариант.
Приблизившись ко все еще сидящему в обнимку с младшей сестрой герцогу Окделлу, Рокэ вольготно устроился на том же дубе рядом с ним. Вторая из сестричек тут же с жеребячьей грацией плюхнулась наземь возле его ног.
- Господин герцог, - зашептала она громко и поспешно, - это так хорошо, что вы приехали. Не беспокойтесь, мы вам ничего не сделаем, мы уже Дику сказали - вы же не убили никого, ну, только папеньку, но он не сердится, он только хочет, чтобы Дик перестал бояться, потому что герцог Окделл должен держать однажды сказанное слово, - девчушка бормотала торопливо, почти робко, хотя ее никто не прерывал, - Отец ужасно рассердился, как узнал, что Дик нарушил клятву, из-за нас, конечно, но еще сильней из-за того, что Дик же Окделл, это недостойно... Но вы... вы же не сердитесь на Дика, герцог? Он, он правда...
- Эдит!
- Хотел как лучше, ему было очень тяжело, он не хотел вас убивать...
- Эдит, замолкни!
- Ты не можешь мне приказывать! - воскликнула любящая сестра и обхватила мягкими влажными руками ногу регента, и появилось в ее сбивчивом шепоте что-то болезненное, словно ей хотелось плакать, - а потом, он же себе простить так и не смог, он же как смерти стал тогда искать, глупость за глупостью, и ничего ему не удавалось...
- Эдит, ты замолчишь сейчас же! - рыкнул Окделл.
И выходица самом деле смолкла, прижимаясь к колену Рокэ.
- Эреа, - скучно произнес регент, чувствуя страшную тоску от этой темы, набившей Росио оскомину еще во время бесконечных разговоров с Эпине, - вы крайне трогательны в беспокойстве за того, кто послужил причиной вашей смерти, но... Если вы правы, то ваш брат избавил меня от слез своего горького раскаянья с любезностью, ему обычно не присущей - так не нужно напоминать о том, что давно уже должно было истлеть.
- А то железный ворон прилетит? - вдруг усмехнулся Ричард в темноте.
- О, молодой человек, вы действительно расширили свой кругозор. Я вижу, вам известны даже предания мориссков.
- Просто столковался однажды с кэналлийским моряком.
Росио лишь задумчиво кивнул.
Действительно, была такая сказка о четырех железных воронах, один из которых вырывал языки тех, кто слишком много говорил о старом, второй выклевывал глаза тех, кто все время без толку вспоминал былое, ну а третий выедал мозг тому, кто прошлое забыл.
- Вам ваш моряк не говорил, что делал тот из воронов, что не питался человечиной? Кормилица, поведавшая эту сказку мне, не стала мне рассказывать, а ведь меня в юности разбирал ужасный интерес...
Жара окутывала их даже в ночи, а от руки Кассандры, умывающей его после дурного сна, пахло приправами, луком и чесноком, и сырым мясом, а глухой голос ее был словно дальний гром: "Росито, дор Росито, ну довольно, ну хватит вспоминать, что было, то прошло, а то вот прилетит железный ворон и выклюет ваши красивые глаза"... Кассандра не была глупа, отнюдь. Она была морисской и смеялась над страхами их маленького дора, пугая еще больше, потому что мужчине не позволено бояться...
- Проводит их в Закат, - пожал плечами Окделл, - для слепого он говорит, куда идти; немому служит за переводчика; а уцелевшему рассказывает о его прошлом то, что сам не знал.
- А что с забывшим?
- А его съедают - даже в Закате не нужны безумцы...
Выходицы сидели рядом с ними, лаская нежными рукам, словно кэцхен, от запаха гнилой воды почти мутило, но Росио не собирался торопиться. Окделл всегда умел молчать, хоть разговоры и не были его особенным талантом. Вечерами, которыми он так же как сейчас его сестра, сидел у ног сеньора, давно, в Олларии, Росио пел, чтобы не нужно было о чем-то говорить...
Дикон умел молчать. Хоть плохо слушал.
Но им от молчания не будет толку, верно?
- Почему вы пришли сюда? Зачем зовете сестер по именам? И почему ваша семья сегодня не угрожает нам?
- А вы им и не нужны, - послышался уверенный ответ того кто теперь знал морисские легенды лучше соберано Кэналлоа, - просто вчера я показался в первый раз, а они все были сердиты на меня. Меня не было дома очень долго.
- Дома? Вы тоже вознамерились из этого славного водоема устроить себе место обитания?
- В Надоре, - о, ну вот и раздражение. Хоть что-то.
- Окделл, я задал несколько вопросов. Вы не забыли их? А то железный ворон моих сородичей мог бы полакомиться вами.
- Вороны навещают только мертвых. Я живой.
- Это меня и удивляет, - пропуская новую для него часть старой сказки, меланхолически сообщил Ворон, - Чего точно хотят от вас жители Озера?
- Эр... Айрис, можешь ответить монсеньору?
- Нужно поцеловать его. Не знаю... я не знаю, - выходица немного запиналась, теребя кончик косы, казалось, будь ее видно сейчас, она бы заалелась как живая, - Он должен встать на свое место.
- Предсказуемо... Так, значит, вы мстите своему убийце?
- Нет! - с искренним возмущением вскричали хором Дейдри и Эдит.
- Так что же...
- Я вас прерву, - раздался повелительный голос стоящего возле воды мужчины, - Ричард, раз ты решил назвать Надор своим законным домом, то будь любезен вспомнить и обязанности эра. Там, на дороге несколько разбойников, а мне ты отходить от замка не позволил. Если только не хочешь окончательно втоптать имя своего рода в грязь...
- Я понял, от... эр Эгмонт, - Ричард ссадил с колен сестру и встал, - сейчас поеду. Где и сколько их?
Раздался вопль.
- У камня! - вскрикнул Дикон, вскочил в седло и сунул шпоры под бока коню.
Рокэ, раздумывая, только проводил своего бывшего оруженосца взглядом:
- Герцог...
Он обернулся и негромко выругался. Кроме него у Озера не было ровным счетом никого.
Поскольку перемолвиться с покойным Эгмонтом Окделлом хоть словом оказалось невозможным, Рокэ не стал более медлить, опасаясь потерять редкую возможность поразвлечься. Вскочив на спину Каро, он направил коня следом за Окделлом. Умный мориск прекрасно знал свою задачу и довольно быстро вынес хозяина на хорошо знакомый тракт, как раз к тому моменту, когда Окделл закончил объясняться с господами разбойниками на талиг и перешел к языку более доступному этим достойным господам - языку силы.
Окделл, конечно, отличился, как всегда. "Несколько" в представлении покойного Эгмонта равнялось дюжине или чуть больше злобных рож, вооруженных пистолетами, что сразу же не понравилось регенту, и всяческим железным хламом, принимаемым убогими за шпаги и рапиры. Выстрелы раздались незамедлительно. Рокэ успел заметить, как повалился на коня один из противников, и как Ричард засунул все еще исходящее белым дымком оружие за пояс, одновременно отбиваясь от ударов двоих разбойников своей гайифской саблей. Выучка Лютого было прекрасна: без сомнения, то, что ни одна пуля все еще не угодила в бешеного Вепря, было заслугой скакуна. И все же дюжина... Что ж, господину Окделлу придется потесниться!
- Было бы мудро сдаться, господа, перед лицом превосходящих сил!
- Стаскивай их с коней!
- Стреляй!!!
- Не убивайте понапрасну, монсеньор!
Рокэ, уже рубивший не умеющую даже толком держать оружие погань, расхохотался.
Вскоре было кончено. Несколько человек бросили бой, унося ноги, вслед им раздался выстрел Алвы. Остальные, в той или иной степени мертвые, повалились в дорожную грязь.
- Вы не ранены, монсеньор? - осведомился Ричард, неловко спешиваясь, и направился к одному из стонущих на земле разбойников.
- Не задавайте глупых вопросов, молодой человек, - отмахнулся Рокэ и, присмотревшись, счел, что Ричард, хоть не остался невредимым, также хоть сколько-то серьезно не задет.
Тем временем разбойник, удостоенный внимания герцога Окделла, решив, видно, что тут бы ему и конец, зашелся в вопле:
- Эр Ричард! Пощадите, я Создателем молю, эр Ричард, господин герцог!!!
- Что, узнал теперь? Что же ты делаешь, кошки тебя дери? - Дик, наклонившись, сорвал грязную тряпицу, чтобы тут же сгрести разбойника за волосы. - Сколько вы времени так грабите? Кого?
Росио наблюдал. Возможно, нищему пейзану, с дури и голода вышедшему на тракт, последний живой Окделл и казался страшней закатной твари - окровавленный, рычащий, скалящийся не хуже зверя, но на деле мальчишка был испуган еще больше. Теперь стало понятно, почему он просил Алву не убивать больше чем нужно. Окделлы могли презирать собственных крестьян, эрэа Мирабелла и вообще была хозяйкой нерадивой, но, если еще можно презирать тех, кто безмолвно терпит вместе с тобой только оттого, что не имеет выбора, то все ж, совсем иное - убивать их, осознавая, что умирают они за твою вину. Впрочем, смешно думать, что Повелитель Скал не обвинит в бедах Надора так удачно случившегося господина регента, причем, в ближайшие же несколько минут. И то дело - что-то давно на Алву не вешали новых закатных кошек - вскорости, чего доброго, начнут считать хорошим человеком.
- Эр Ричард, не губите, хлеба нет, сыночек в Закат смотрит, куры передохли, последнее столица забирает...
О, скромные надорские пейзаны, похоже, наловчились читать мысли регента Алвы.
Да… последние пять лет для королевской казны земли Надора были бездонной ямой, а налоги... Много ли возьмешь с полей, забывших как родить? Со стад, падающих на нищих пастбищах...
Бандит тем временем, старательно рыдая, все силился обнять колени эра.
Ричард дал ему легкого пинка и отступил.
- Поэтому нажиться ты решил на горе своих эров... Умно, Мартин. Хватит валяться, выходцы. Вставайте, кто еще жив. Тех, кто не встанет, я добью. Для достоверности, - Дик криво усмехнулся, а потом поймал взгляд кэналлийца, - если только вы не желаете отдать иных распоряжений, монсеньор.
- Я полюбуюсь молча, если вы позволите, - Рокэ лениво улыбнулся, - крайне интересно, как вы намереваетесь вершить над ними суд. Подобных банд у вас в провинции немало. Не все из них, конечно, предстают пред путниками в столь великолепных одеяниях, - Рокэ еще раз оглядел остатки банды, в меру убогости фантазии наряженной под выходцев, - но уж откуда начинать, если не с собственной же вотчины, не так ли?
Мольбы усилились, пара "смертельно" раненых попробовали встать. В любой другой провинции повесить следовало их всех. Или же запереть, вот только тюрьмы поблизости не наблюдалось. Так что оставалась лишь свобода – здесь или в Закате, что, в общем, все равно, как понял Алва однажды в Багерлее.
- Осудить? И кто же… Кто управляет сейчас краем? - глухо спросил Ричард.
- Корона, а еще точней - никто. Церковь подумывает объявить Надор проклятым местом.
- Что?! Но здесь же люди!
- Люди. И выходцы. Разбойники, странные звери... Не волнуйтесь, герцог, долго здесь люди не задержатся.
Ричард смотрел распахнутыми светлыми глазами. Алва спокойно ждал, когда Окделл осмыслит произнесенное, поверит, что его больную родину хотят добить, так же как некогда добили его раненого анакса. Вот уже глаза забегали, словно он ищет выход из ловушки, вот он набрал в грудь воздуха... насколько знакомо это все. Он повзрослел, стал лучше драться, стал миролюбивей, но кое-что с годами не проходит - и темперамент Дикона по-прежнему одерживает верх над его разумом. Сейчас будет поток упреков, а потом можно сказать пару коротких фраз - таких, чтобы не отмахнулся, чтобы въелись в память. Если же он замкнется... это будет плохо. Возможно, нужно раздразнить его сильней...
- Вы осведомлены о положении в Надоре лучше меня, - первые слова давались Окделлу с трудом, - Если не возражаете, у меня будут к вам вопросы, но позже и не здесь.
Вот как - вопросы, юноша? Прелестно. Вы интригуете своего эра...
Он интриговал. Высился, молодой и сильный, над поверженным врагом, весенний ветер играл выгоревшими до золотисто-рыжей искры растрепанными волосами; а Дикон хмурил брови и глядел с упрямством - поднятый подбородок, широко расставленные ноги... юноша, а вы разве любите Надор? Ведь вы же ненавидели его? Но упираетесь ногами в его землю, незыблемый и твердый как скала, и вспоминается ваш Фабианов день...
Ну что ж, посмотрим.
- Никогда доселе я не отказывался удовлетворить так редко вспыхивавшую в вас жажду знаний, герцог, - откуда-то поднявшаяся горечь обернулась жестокой усмешкой - Но не здесь, вы правы. Покамест лучше разберитесь, наконец, со своим воинством.
- Благодарю, - Окделл кивнул по-военному четко и начал раздавать разбойникам приказы.
Он, как обещал, добил серьезно раненых; позволил тем, кто мог передвигаться, отправиться в деревню, сам поехал следом, перекинув через седло какого-то молодчика с болтливым из-за боли языком. Рокэ, пообещав догнать, спустился на обочину.
Беглец был хорошо одет, и даже слишком. Колет - красный и золото, плащ, шпага. Действительно ли он выдавал себя за выходца - кого-то из павшего дома Скал, - или же полагал, что его можно перепутать с Ричардом? Глаза у парня были серые с грязной зеленцой, в отличие от Окделла, который на свету казался иногда голубоглазым – как там, у пушек. Волосы, может быть, похожи, хоть жестче и темней. Фигура у него была совсем иная, но по росту подходил. Словесные портреты этих двух надорцев звучали весьма похоже, вероятно... Под выходца гримироваться он не стал.
Парень пытался отползти, и алый след тянулся за простреленной ногой. Потом он то ли обессилел, то ли понадеялся сойти за мертвого. Как бы то ни было, очнуться от смертного покоя Рокэ очень быстро его заставил, попросту плеснув настойки Сэма в рану - раз уж нет касеры, а переждав скулеж, заговорил:
- Это тебя зовут Надорским волком?
Рассвет, еще недавно слабо брезживший, уже вполне вступил в свои права, когда регент вновь выехал на тракт. Солнце светило в самые глаза, но жара не было, лишь мягкое тепло, ласкающее кожу. Влажная земля и лес пестрели юной зеленью, а где-то в ветвях трещали деловитые сороки. Поверить в то, что этот край с начала Круга гонит своих детей в Закат, было непросто.
Ричард нашелся в близлежащей деревушке, на месте, куда, судя по массивному столу и паре бревен в качестве скамей, сходились жители для обсуждений дел, за наиболее привычным из своих занятий - а именно, за безуспешными попытками понять, что происходит в этом мире вообще. Росио бодро посоветовал ему не утруждаться понапрасну, и, напившись поданной Ричардом воды, потребовал отчета.
Ричард не был счастлив. Он быстро понял, что упущенный главарь куда важнее, чем ему казалось поначалу, а новая поездка за оставшимися ранеными и тщательный осмотр тел не оправдали его надежд - Надорский Волк не был ни схвачен, ни убит.
- Крестьяне его любят, - поделился он наблюдениями, зло прищурившись и глядя мимо кэналлийца, - он регулирует запасы пищи, его люди охотятся в лесу... С того и началось: раньше они лишь браконьерствовали понемногу, а потом он объявил, что если кто-то хочет дохнуть с голоду на радость мертвым эрам, которым до них дела не было, то он мешать не станет, а остальные могут подойти и попросить. Оленя показал им... Волчью стаю со своей шайкой отгонял... Лихие люди пошли и до него - вот их он и собрал... А позапрошлой зимой им пришлось хуже обычного - тогда и стали грабить, и не только тракт.
- Я полагаю, молодой человек, вам не терпится увидеть этого во всех смыслах выдающегося деятеля и поблагодарить его от имени всех Окделлов?
Ричард поднял глаза. Этот открытый взгляд - именно то, что подкупало в герцоге любого, кто говорил с ним. Дикон не умел скрывать свои эмоции, и ясные глаза его почти все время выражали бурю чувств, часто настолько противоречивых и безудержных, что смена выражений, борьба, видная в них, могла заворожить не хуже взгляда опытных морисских лекарей. Рокэ смотрел как смотрят моряки на пляшущие в море смерчи: вот вина мешается с праведным гневом; горечь спорит с надеждой; облегчение сменяется отчаянием, - и вновь по кругу, до тех пор, пока не поглотило весь этот хоровод северной страсти обычное для Дика выражение - ослиного упрямства.
- Ваше лицо, Ричард, достойно серии картин, - искренне восхитился Рокэ, и в упрямстве немедля проступила тень обиды, - что сделалось причиной столь мучительных метаний, которые вы даже скрыть не в силах?
Ричард хлопнул глазами и внезапно усмехнулся:
- Вы правы, я хочу его увидеть. И если бы не грабежи, я должен был бы его на самом деле поблагодарить... Я бы хотел! - воскликнул он, разгорячившись, и сразу же понизил голос, - но я не крестьянин, и, даже если он спас несколько десятков, а то и сотен человек, он лишь преступник, которого я должен покарать.
- Мое сочувствие вам, герцог. Без сомнения, когда этот разбойник явится на суд, вы сможете выбрать из казней наименее позорную. Надеюсь, господин бандит оценит оказанную ему честь.
- О, да, конечно! - внезапно оживился Ричард, - Я сейчас отдам приказ разбойнику, известному как Волк, незамедлительно предстать пред своим эром, отправлюсь к Сэму и немного подожду. Как думаете, к ужину успеет? - Дик оглянулся на деревню, жалкие лачуги из почерневших бревен и захлопнутые ставни, - Эр Росио, я понимаю, что вы говорите. Плевать хотел Надорский Волк на Вепря, а у меня ни денег, ни людей, чтобы добиться уважения провинции... вся сила сейчас в его руках, а в мое право они не верят. И к тому же неизвестно, а есть ли у меня, собственно, это право. Если мои земли не были отданы кому-нибудь другому, или если меня не объявили вне закона, - то оно у меня есть, покуда герцогство не проклянут олларианцы, но, если проклянут, то даже о торговле можно забыть.
- Забудьте о ней сразу, - регент смахнул с серой столешницы мертвого мотылька, - поверьте, ни одной официальной церкви Талига нет нужды вас проклинать, чтобы другие начали шарахаться от каждого упоминания Надора. Выходцы хуже чем поветрие, особенно после Излома, когда сказки оживали. Что до других ваших вопросов - вы по-прежнему являетесь герцогом Окделлским, владетелем Надора, и вы вправе распоряжаться вашими людьми и землями... Кому бы, интересно, корона могла сделать столь изысканный подарок, как этот край? Творите что угодно, хуже уже не будет... хотя, с вашими талантами!.. - Рокэ лениво усмехнулся, запрокидывая голову, чтобы подставить шею ветерку, - но на субсидии рассчитывать не смейте, Левий не даст. А армию Талига не дам вам я.
Ричард весело фыркнул:
- Да? А если захватить регента, а Левию сказать, что это сделали разбойники?
- Не Придд, так Лионель сравняют ваше герцогство с землей, - Рокэ расхохотался, - хотя я хотел бы увидеть, как вы это сделаете, юноша.
Полет фантазии мальчишки впечатлял, особенно в сравнении с прежней робостью разума.
- К тому же это было бы новым витком вашей трагической истории, а вашей репутации, если интрига вскроется, ничто не может повредить.
Мальчишка отвел взгляд.
- Эх, молодой человек, неужели вас так просто устыдить? Фэ, это несерьезно! Вы же беспринципный злодей, предатель и клятвопреступник, вам стыдится не положено. Клятвопреступникам, как и святым, нельзя стыдится или гордится пред людьми - те и другие однажды преступили грань людского понимания... Вы сами снискали для себя этот образ - так несите его с достоинством - немногие отважились примерить на себя роль старшего Рамиро...
- Вам нравится шутить со мной, эр Росио? Теперь я знаю, он не предавал!
Росио улыбнулся, широко и злобно:
- Какое счастье для моего предка, герцог Окделл, что вы об этом осведомлены. Без отпущения потомка Алана Святого, он, без сомнения, не мог места себе найти в Закате.
- Он не знал...
- Кто?
- Алан... он...
- Ах, "он" - "не знал"? А мне, вы полагаете, известна правда о вас? Или кому-нибудь - известна? Хоть вам же самому?
Дик вздрогнул, словно от пощечины:
- Я предал, - голос у молодого человека резко сел, хоть звучал твердо.
- В самом деле? И кого? Кого вы предали - меня или вашего друга, считавшего себя Раканом, сюзерена? Надор разрушили или пытались вернуть к жизни возлюбленную Талигойю? Закололи беременную женщину или сначала разрезали на части собственное сердце? Втоптали в грязь честь Окделлов или выбросили собакам человечность во имя Чести?
Дикон смотрел на Рокэ, распахнув серые влажные глаза, хватая воздух раскрытым покрасневшим ртом. Так быстро - почти слезы. Долго же копилось. Ну что же, вызов?
Нет... нет, вон, какие судороги - нет у него сил для вызова...
- Зачем вы это говорите?
Но не сбежал. Взрослеет Вепрь.
- Просто интересно, - Рокэ приподнял бровь, - я же сказал вам, герцог - я не знаю правды. Мне интересно: может быть, оно все еще бьется?
Мальчишка задохнулся:
- Что?
- Да сердце, герцог!
Ричард шарахнулся, заметив быстрое движение, но Росио уже прижал ладонь к его груди и замер, вцепившись взглядом в серые глаза, чувствуя заполошное биение под пальцами - это биение, тепло, и затрудненное дыхание. Дик замер, словно Рокэ взял его за горло, замер и задрожал, как будто к ребрам его приставили клинок...
Когда дрожь прекратилась, дыхание стало спокойнее, и взгляд Ричарда начал обретать осмысленность, Росио мягко и горько улыбнулся:
- Ну, стучит? Стучит... Пока оно стучит, иди вперед. Когда замрет, тогда и ворон прилетит. Какой - неважно, они все стальные и не считай, что тот, четвертый - милосердней. А до тех пор иди и не оглядывайся. И не жди суда, и не проси о нем: люди - не могут, боги - не желают, Создатель всепрощающ, Леворукий плевать хотел на твои вины... У тебя один судья, да и ему придет черед, когда в груди затихнет.
Окделл медленно моргнул, и регент отстранился.
- А ведь недурная идея, герцог. Должен вам признаться - не ожидал от вас...
- О чем вы?
- О заложнике, конечно.
Ричард откинул со лба встрепанные волосы:
- Не знаю, о чем вы, но разбойники - самая мелкая из бед Надора. Вся армия Талига не сможет уничтожить выходцев... И вы сказали верно - край одолевают не только эти твари.
- Стало быть, вернетесь к вашему родовому озеру?
- Вернусь.
- А здесь?
- Я запретил разбой. Если слушать не станут, буду их вешать.
- В одиночку?
- Поглядим... Сейчас я бы вернулся к месту драки и после... к Сэму или… к Озеру.
- Так в путь?
Остаток дня прошел для герцогов в приятных, истинно аристократических развлечениях: сначала герцог Окделл, как гостеприимный хозяин, предложил герцогу Алве поохотиться, затем вежливый гость не отказался отведать дичи, а за ужином их светлости благополучно упились и, после обязательных в подобных случаях бесед о дамах и политике, полностью удовлетворенные прожитым днем, отправились ко сну.
Окделл дошел до спальни сам, а вот раздеться ему пришлось помочь, причем в процессе Ричард успел заснуть и развалиться на постели, явив собой зрелище пусть не куртуазное, но все же, следует признать, роскошное. Алва устало усмехнулся. Было время, когда вот так же он укладывал в постель вздорного и святого в простоте своих воззрений на мир оруженосца, и немного завидовал беспечности его сонной улыбки, и румянцу, играющему на щеках - и улыбался сам, горьким, кривым, неверным отражением, и думал, что доброта обходится дороже простоты... И укрывал великовозрастное дитятко теплее.
Подвинуть Ричарда, закинуть его длинные конечности обратно на окделлову часть постели и улечься рядом, с любопытством вслушиваясь в бормотание на гайи...
Кролик, пойманный в этот раз, был совсем тощим; лань с олененком герцоги миролюбиво отпустили, закончилось все парой глухарей. Ощипывая дичь, они беседовали об опустошенных силках - один с кровавым следом, а другой с явно обрезанной бечевой; о следах большого кабана у Озера; о пахоте, к которой безнадежно готовятся крестьяне, вспоминая пять лет неурожая; о том, что оставшимся в Надоре некуда идти. У губ Окделла залегли горькие складки, не подходящие юному возрасту, и Росио смеялся, подтрунивал над парнем, пока кровь не бросилась тому в лицо не менее трех раз, а после стал смешить, и приказал взять из своих вещей вино - последнюю бутылку. И Ричард пил, следя за дичью, и смеялся, смеялся по-мужски, отчаянно и зло, хлопая по ногам ладонями и запрокидывая голову. А после они спорили о женщинах: алатских, кэналлийских и бергерских, сходились, как положено, на том, что зло от женщин, но и смысл в них, и Рокэ сам затосковал, а Окделл признавался, что, мол, почти остался - там, в Гайифе... и вновь был смех, болезненный, как стоны... И Рокэ пел морисские любовные грубые песни - даже без гитары, своей любимицы, а Повелитель Скал смотрел жадными потемневшими глазами, и казалось - так и должно было быть с самого начала...
Ночь была теплой или же они перетопили дом, готовя ужин? Рокэ сбросил плащ. Тяжелый пьяный сон накатывал волнами...
Легко решить, что никого не нужно. Только, решив, не стоит подбирать сирот и жать их к сердцу... Алва и не жал. Кто скажет, что он был хотя бы добр с глупым мальчишкой, пусть зовет отныне Ворона Ласточкой. Жалеть - такая глупость.
Они пересолили дичь. Или вино было плохого урожая - слишком кислым? Сон не был добрым, лишь знакомым - Алва еще даже успел понять, что спит, но вот проснуться был уже не в силах.
"А если захватить регента?" Яд в бокале. Святой убийца Алан, ты гордишься своим потомком, превзошедшим тебя?
Где-то во сне он видит лабиринт Гальтары, бесконечно бредет за тенью Синеглазой, но, настигнув тонкую легкую фигурку, вместо чудной девы видит угрюмого подростка с серыми глазами, полными Права, - страшными глазами, в которых ничего нет от недавней затравленной невинности, нет света... "Соль для воды, яд для вина, страх для любви. Ты устал жить, пора остановиться". В руках у Дикона бокал с вином, а Алве страшно хочется пить, но все это не важно, кроме того, что Дика не вернуть... "Возьми свое и опусти меня" - требует Ричард, прижимая край бокала к сухим губам регента - "Пейте, монсеньор", - и на губах у Ричарда усмешка, и Знание, и Рокэ уступает, бокалом яда почитая память покойного Ричарда Окделла, и пьет...
В бокале плещет чистая вода.
Пил Алва жадно, высоко подняв чашку с водой, или точнее - руку, поднесшую Росио эту чашку, он сжимал чужое запястье пальцами и в темноте ловил струю воды губами, как когда-то учил его неугомонный Карлос, а потом откинулся на жесткий, как камнями набитый свой тюфяк и ощутил всю свежесть ночи.
- Я просил воды?
- Мне показалось, вы хотели пить, - голос у Окделла был хриплый с перепою, ему и самому не помешало бы промочить горло, но регент лишь небрежно передернул озябшими плечами:
- И вы проснулись только из-за этого? Подобная забота от вас меня, признаться, несколько пугает. Да лягте вы уже. Не мерзните напрасно.
Быстрые руки в тот же миг укрыли самого Алву пледом и плащом, словно ребенку споро подоткнули под бока края материи, и только после Ричард со всей возможной грацией разбуженного секача упал с ним рядом на постель.
- Простите, эр... я не подумал, что могу напрасно разбудить вас... один мой друг однажды попал в штиль, а вода кончилась... с тех пор он избегал выходить в море и иногда ночью не мог проснуться, но начинал просить воды... я, наконец, привык поить его как только слышал, что он облизывает губы. Извините, эр Рокэ, я напился и начал путать сон и явь.
Ричард умолк, дрожа под своим пледом. Регент размышлял в нелепом удивлении. Гайифа... кто-то, с кем рядом Дикон спал так долго и так близко, что мог слышать, как тот облизывает губы в темноте?
- Что с ним случилось?
Нет, конечно, дело не в Гайифе. Это Ричард. Верный и не умеющий держаться в одиночку Ричард, опять к кому-то прикипевший - там, на юге. К новому Штанцлеру, Ракану... или Алве? Рокэ цинично усмехнулся сам себе. То, что он встал в один ряд с этими достойнейшими господами в жизни Дика, было, пожалуй, оскорбительно, и яд даже не портил впечатления...
- Он умер, - голос у Окделла был странный, - я его убил. А Лютый раньше был его конем.
- Акт милосердия?
- Предательство, эр Рокэ, - и снова этот пьяный, горький смех.
Ричард вскоре заснул, ослабленный вином. Во сне он что-то говорил. Алва не слушал.
***
Над Темным Озером вставал туман. Рассвет был тусклым, серым, душным. Запах лилий пропитывал водную взвесь, наполнившую воздух, птицы, в нескольких Хорнах празднующие весну многоголосым щебетом. У Озера боялись даже ловить слепней, которых развелось больше чем кошек за чертой Заката.
Девушка пела и плела венок. Цветы в ее руках вяли так быстро, что она в спешке увязать их забывала о композиции, и все же то и дело ей приходилось заменять совсем растекшиеся слизью стебельки. Девушка наконец оборвала нежную песню. Выронила свой венок и стала плакать, тихо так и отчаянно, словно заодно с цветами упустила первую любовь. Любое сердце бы дрогнуло при этом зрелище… но звучный голос, прозвучавший над поляной был весел и, пожалуй даже, что насмешлив.
- Да хватит! – произнес он и девица, вздрогнув, подняла мокрое лицо. – Хватит. Зачем тебе цветы( Для соберано?
- Вы… Прочь отсюда, прочь! – она вскочила, позабыв про слезы и широко распахивая серые глаза.
- Видимо, так… У вас это семейное? – у говорившего были черные кудри, перехваченные лентой, не слишком чистая одежда, тем не менее, все еще шедшая ему, и бесшабашный взгляд. – Да полно тебе, я не враг, - он быстро наклонился обрывая еще один, не распустившийся до конца, одуванчик и протянул ей, - держи, у тебя кончились цветы. А ты красивая. Конечно, я не соберано Алва, но знаешь – по секрету – мы, южане, любим такую северную красоту. Ты Айрис Окделл, правда?
- А кто вы такой? – Айрис подобрала подол, переступая по земле, как норовистая лошадка.
- Тот, кому жаль тебя. И брата твоего, - южанин белозубо улыбнулся, - а главное ты чувствуешь сама.
- Чужой, - она чуть-чуть напрягла губы, словно собираясь оскалиться на собеседника.
- Ну что ты, на Леворукого я даже не похож, - он рассмеялся, все еще протягивая одуванчик.
- Отойди, - статный, красивый, синеглазый и черноволосый человек шагнул к нему, предупреждающе сжимая заржавленный эфес меча.
Девица Окделл вздрогнула, стискивая руки на груди.
- Так вот кому был твой венок, - южанин улыбнулся, - довольствуешься тем, кто ближе, в точности как брат? - руку с цветком он опустил, неторопливо давя желтую нежность лепестков. - Изменница! А если я пообещаю тебе оригинал?
- Подите прочь! - вскрикнула девушка. - Вон, убирайтесь вон и никогда не возвращайтесь! В Надоре вам места не будет!
- Но подумай все же... - гость улыбнулся и, как только синеглазый выхватил меч, исчез, как не было его.
- Дорита, - синеглазый вложил оружие обратно в ножны и, подойдя к девушке, очень осторожно утер с ее лица капельки слез. - Не нужно плакать, разве стоит портить из-за пустых угроз красоту ваших чудесных глаз? Все это были только слова, не более того. В вашем краю не всякий волк имеет зубы.
- Вы... - девушка на мгновенье опустила мокрые ресницы, но тут же вновь вскинула твердый взгляд на рыцаря, - вы же не понимаете. Мой братец, чтобы его закатницы царапали, дубина... он словам верит.
- Как и все живые. Но, знаете ли, милая дорита, если судить по тому, сколь невежлив был наш незваный гость, ваш брат изрядно насолил кому-то. Это, конечно, все еще не признак особого ума, но нам дает надежду. Не печальтесь из-за слов. И, я прошу, забудьте про венки, ведь вы прекраснее любых цветов, живых и мертвых.
И вот теперь-то она на самом деле опустила взгляд - и приняла галантно поданную руку.
- Спасибо, сударь... Мне так жаль, что вам пришлось быть здесь...
- И с вами? Вы жалеете, действительно?
- Что? Нет! Конечно, нет...
- И я. Поверьте, Ирис...
И Айрис Окделл наконец-то улыбнулась.
***
Двадцать пять лет - роскошный возраст. Разум обретает первую власть над сердцем, но и сердце еще достаточно безумно для любви, а вот тело уже почти покорно, чтобы сохранить душу от яда вожделения и страха - ну а душа, поняв, как мало уделяли ей прежде, начинает наконец властно и твердо требовать свое. Самое время вспоминать о Чести, Любви и Родине - иначе, не слепя больше глаза сверканием дешевой их мишуры, просто припомнить. Хороший возраст, чтобы жить и умирать.
Дик Окделл крепко спал. Длинное, сильное, чуть грузное уже тело надорца растянулось на постели, рассыпались раззолоченные гайифским ласковым солнцем волосы, дыхание звучало ровно и мощно как прибой. Он был хорош - живая статуя в гальтарском стиле, портрет Лита, последняя ветвь родового древа всей Кэртианой выпестованного для жизни простой и чистой, как край Надорэа... и раз за разом подрубаемого ей же.
Несчастный род, проклятый герцог. Ок-дел-лы...
Рокэ скривил губы в улыбке. Было гнусно. Дик Окделл спал с ним рядом, звал во сне кого-то близкого.
Ревнуешь, что ли, Рокэ?
Он спит, мальчик, убивший всех, кого любил. Горько смеялся, говоря об этом. Очень похоже на тебя он говорил...
Рокэ закрыл усталые глаза. Под веками кружились ясные созвездия Алвасете.
Дикон вздыхал во сне, легко, по-детски сладко. Ночи в Надоре холодны, и Рокэ за глоток поданной без фальшивого сочувствия воды благодарил теперь южным теплом собственной крови. Мальчик сопел под его боком, прижимаясь так тесно и естественно, что любопытство Алвы уснуло, удовлетворив свой аппетит - а вот его хозяин не сумел.
Утро молочной дымкой затекало сквозь щели ставен, разгоняя сумрак. До полноценного рассвета оставалось чуть меньше двух часов. Рокэ в дремотных размышлениях ласкал, не замечая этого, плечо своего бывшего оруженосца кончиками пальцев.
Ревность - глупое чувство. Глупое вдвойне, если обращено на никогда не бывшего тебе близким мальчишку. Ведь не сын, не брат, и даже не сын друга. Просто ты рад, когда видишь его.
Слух о любовной связи был смешон - Дик Окделл вызывал другие чувства, как и отец его. Подспудно гложущую тягу, странное, сильное осознание родства. Когда оно возникло? Когда Эгмонт взглянул погасшими глазами, развернул мощные плечи и обнажил шпагу? Когда Дик Окделл поднял подбородок, жадно оглядывая новоявленного эра? Когда второй Рамиро протянул руку Ричарду Горику? Когда Рамиро-первый замер на миг, завороженный искренней улыбкой высокомерного Алана Окделла? Когда?
Проснувшееся солнце дотянулось тонкими желтыми лучами до ресниц спящего Дика, веки дрогнули и сжались.
- Вставайте, герцог. Вас ждет много дел.
У Окделлов хорошие улыбки. От самой сонной - утро веселей.
***
Надорский Волк, на ужин не успевший, был все же столь любезен, что ответил на приглашение герцога Окделла. Записка красовалась приколотой тупым ножом к двери.
- Взгляните, Ричард! Чрезвычайно мило со стороны господина Волка угощать владетеля Надора его собственной же дичью. Как вы полагаете, он хочет показать свою лояльность, порадовав сеньора пиршеством, или чистосердечно старается вас оскорбить?
Ричард, решив, похоже, счесть себя оскорбленным, уже смял пластинку берестяной записки, после чего бросил ее себе под ноги:
- Он имеет наглость!..
- Он трогательно обещает вам защиту на его землях... Вы пойдете?
- Непременно!
- А ваши выходцы?
- Хотите их позвать?
- А вы могли бы, герцог?
Взгляд Ричарда стал тяжким, словно воды Темного Озера - нрав молодого Вепря требовал малого, чтобы предстать во всей красе:
- Думаю, угощать обедом одного живого Окделла - уже большая честь. Не стоит слишком баловать обнаглевших проходимцев.
- Вы очаровательны! - у Росио давно не было повода смеяться настолько искренне, но Ричард всегда был чем-то особенным. – Очаровательны вдвойне своей внезапно обнаружившейся скрытностью. А, впрочем, это даже интересно, продолжайте хранить свои секреты, коль угодно. Что ж, до обеда у нас есть еще довольно времени - допустим, для посещения ваших эрэа с Озера, хотя я не могу взять в толк, зачем вы бегаете к ним, для тренировки или...
- Или чтобы помочь старому ворчуну папаше Сэму вскопать несколько грядок! - Сэм, крайне довольный собой и жизнью, уже нес пару лопат, - эр Дикки вчера спьяну обещал: мол, мы засеем все, что сможем всем, чем сможем!
- Действительно?
- Я... да... кажется, да...
Рокэ осталось лишь опять расхохотаться, глядя как бледный от похмелья герцог Окделл, грозный надорский Вепрь, истинный эорий и Повелитель Скал с покорным и тихим ужасом приемлет в свои руки столь низменный садовый инвентарь...
- А ты, служивый, ранен, что ли? Не поможешь? Уж если герцог наш не застеснялся землю рыть?!
Весна в Надоре оказалась сложной.
---
Не конец |