Последний визит в летний лагерь перед тем как Эмиль отведет войска. Лето осталось позади, прозвенели бои и победы, жаркое солнце некогда проклятых земель Борраска больше не ласкает вечно мерзнущей кожи. Рокэ незаметно косится на оруженосца.
Осень. Оллария тускло блестит серым и золотом, медленно облетают листья с кленов, обнажая деревья - Рокэ кажется, что ветви не покачиваются под легким ветром, а дрожат от холода. Южная кровь, привычная к огню вина и схваток, белая кожа, отражающая солнце, плотная ткань колета, неудобно сковавшего движения. Теплая по меркам оруженосца-северянина Оллария... И осень - время умирания живого, любящего тепло.
А впрочем, посмотреть на этого мальчишку - начинает казаться, что это как раз пора расцвета, тихой, сияющей, нагой в своей наивности, мечтательной и нежной юности, не роскошной, чуть бедняцкой - но почти мягкой в ожидании суровой зимней зрелости.
Ричард едет на два шага позади, как и привычно, но не следит за Соной, и кобыла то и дело нагоняет Моро, который к ней испытывает, кстати, известную симпатию. Колет у юноши расстегнут, как-то несерьезно расхристана рубашка - ему душно во влажной осени Олларии. Сияют, ловя прозрачные лучи, стальные цветом глаза, и светится тоскливая мечтательность во взгляде. Проблескивает золотинка в его русых, выгоревших под жарким солнцем волосах, вспыхивает в руках подобранный зачем-то багряный лист. Мальчишка засыпает прямо в седле - опять сонеты ночью сочинял.
Рокэ удерживает вздох. Терпеть не может осень, когда даже извесный собственным безбожием и черствостью Ворон начитает считать ворон, мечтать о ласточках - тайком. Осенью вечно тянет в Кэналлоа, где - нет, уже не дом. Но там... тепло. Пусть даже это только тепло солнца, а тепло дома безвозвратно растворилось в холоде зимнего прибоя вместе с тихой улыбкой матери и пением Рубена, сказками Карлоса и железной волей соберано, которая спасала как стена, даже когда Рокэ уже не был ребенком. Но все-таки можно попробоваь прижать мерзнущие белые пальцы к стене дома, пытаясь греться о нагретый солнцем мрамор - если уж от любимых рук уже нельзя.
Да хватит уже!
- Юноша, не спите! У вас на гербе не медведь, а вепрь, так что впадать в зимнюю спячку вам не стоит.
Дикон встрепехивается:
- Простите, монсеньер.
Что-то бормочет неразборчиво.
- Что, юноша? Извольте говорить громче!
"Или уж молчите" - Рокэ удерживает. Удивительно не хочется молчать.
Ричард вздыхает:
- Осень в Олларии какая-то больная. Все время тянет в сон, а стоит лечь - не спится. Эти туманы, из-за них такое чувство, что тебя обкладывают теплой сырой корпией. И в мыслях муть, - голос оруженосца слишком монотонен, как будто он наполовину спит.
- А вы не простудились?
Алва ненавидит моменты, когда может показаться заботливым - с мальчишки станется придумать себе доброго эра - но необходимо все-таки убедиться.
Дик мотает головой, то ли в знак отрицания, то ли пытаясь проснуться:
- Нет. Когда я простужаюсь, меня знбоит. Это другое. Это осень. Скорее бы уже зима!
Ну да, кому что, называется.
- Вам не понравилось бы в Кэналлоа, господин оруженосец. Зимой там бесконечные дожди, а осенью ветер.
- Ветер это отлично, - сонно возражает Ричард, явно пытаясь проморгаться, - ветер... освежает.
- Глубокая мысль! - не выдержав, фыркает Рокэ.
Останавливает Моро и заявляет:
- Юноша, на вас без слез не взглянешь. Если война так и не научила вас в спать в седле, довольно мучить Сону. До дома ехать еще долго. Перебирайтесь!
Юноша даже просыпается немного:
- Чт-то? Нет, не надо, монсеньор!
Ну вот, решил, что злобный Ворон издевается, конечно.
- Юноша, хватит глупостей. Эскорт я отослал вперед, до улицы Мимоз нам ехать долго по тихим переулкам. Так мы, кстати, быстрее доберемся, если не придется сдерживать лошадей, чтобы вы ненароком не сверзились к ним под копыта.
Ричард слишком сонный, чтобы обидиться, но все же возражает, уже чуть менее уверенно:
- Но...
- Лезь! - рявкает Росио, - никто вас не увидит, а вы хоть выспитесь.
Такие окрики на Дика действуют хорошо. То еще воспитание в Надоре - похоже, что эрэа Мирабелла позволяла себе повышать голос на детей.
Ричард беспрекословно повинуется, привязывает повод Соны к стремени Моро и забирается в седло перед эром. Хочет назад, но Рокэ выгибает бровь и юноша признает бессмысленность затеи.
Он вздрагивает, когда Рокэ обнимает его одной рукой и заставляет чуть откинуться назад:
- Вы спите или нет? Садитесь так, чтобы мне не пришлось держать вас. Да что вы дергаетесь как эсператистская монашка?!
- Просто у вас руки... холодные.
Рокэ хмыкает. Руки ледяные, он это знает. Постоянно мерзнут.
- Спите уже.
Юноша быстро засыпает. Они едут по улочкам, и Рокэ медленно согревается. Откинув голову набок, мальчишка чуть щекочет теплым дыханием шею, а в нос лезут чуть влажные мягкие прядки, почему-то пахнущие сеном... ах, нет, это осенняя листва.
Теперь он тоже это чувствует. Как будто мокрое одеяло навалилось со всех сторон. Дышать становится труднее, мир полон запахов и неожиданно почти лишился звуков, а мысли... В мыслях - морось и туман. Внезапно начинает ломить плечи и поясницу, и немного тянет в сон. Доехать бы уж до особняка...
Только в особняке холодная постель, согретая горячими камнями - и все равно холодная. И даже если отправиться к какой-нибудь красотке... душно и влажно или холодно и пусто.
Руки замерзли... Моро сам отлично знает дорогу, да и Рокэ еще с детства научился править одним нажатием коленей. Не проснется же?
Как вор, просунуть ледяные пальцы под расстегнутый чужой колет, поближе к жаркой коже. Там на севере так холодно, что вот такие сонные мальчишки согревают его током своей горячей крови. В мыслях появляется детская поэтичность, но недолго - можно.
Ричард вздыхает во сне, накрывает его руки собственными горячими ладонями...
Рокэ в досаде напрягается.
- Теплее? - чуть сипло спрашивает юноша.
...сплетает их пальцы.
- Да, - Ворон с трудом удерживается, чтоб не уткнутся губами в бьющуюся жилку на виске мальчишки.
- Хорошо, - Дик снова засыпает.
И всю дорогу бессознательно сжимает пальцы Ворона, прижимая их к себе. |