Название: Вопрос доверия |
Эмиль играет с шелковым платочком - память о некой ласковой эрэа, которая сегодня на рассвете будила его поцелуями. *** - Юноша, если хотите спать, идите в свою комнату. - Вы, я смотрю, полны энтузиазма, - лениво тянет Алва, но оруженосец молчит в ответ, наоборот, дотягивается и начинает покрывать лицо Рокэ короткими, без капли чувственности поцелуями, сосредоточенно и очень напряженно. Странно, что после этого никто не заподозрил о происшедшем. До - были и слухи, и сплетни, и волнения Ее Величества - как стыдно теперь обманывать ее, стыдно смотреть в ее глаза и Дикон избегает ее, как может, отговариваясь от встреч с Катари - и предупреждения эра Августа - Дикон ненавидит себя, но лжет эру Августу, лжет прямо в глаза, а где-то глубоко внутри как будто все каменеет при одной лишь мысли, что кансильер и матушка узнают, - и дуэль с Эстебаном и эта отсылка к Капуйль-Гизайлям... А потом много крепкого вина, хриплые песни Алвы и его же грубые поцелуи, без малейшего труда заставившие все еще не отошедшие от первого в жизни блаженства тело снова отозваться - а Дика потерять остатки чести. Когда он, наконец, решается коснуться губами губ, Алва уже бросил смеяться, дышит поверхностно и слишком тихо, носом, жмурясь и подставляя под сухие поцелуи лицо и шею. Повторения той ночи быть не должно было, и не могло - и герцог Окделл вызвал своего эра на дуэль, мечтая больше умереть, чем одержать победу. И все же смутно представлялся в ночь перед дуэлью мертвый, холодный, с белыми губами Рокэ Алва на мостовой двора... И мысль об отмщении за смерть Эгмонта Окделла стала позорной ложью. Ричард не может отступать - даже в грехе и мерзости, но он не будет трусом! Он прижимается всем телом, осторожно проводя языком по губам Алвы, мысленно проклиная себя, опускает руку вниз и накрывает ладонью естество своего монсеньора и кэналлийского убийцы. На рассвете Рокэ вышел веселый, свежий, с явно все еще влажными после умывания черными волосами - Дикона мутило, когда он вспоминал, как эти волосы падали на его лицо, щекоча в ритме общих движений - со шпагой наголо. Тупой, учебной шпагой, против острой рапиры Дика. Ричард отказался так драться. Вспоминать об этом было опять же стыдно - и слава Создателю только, что горло у него перехватило, и он не смог кричать. Дик, задыхаясь, клялся, что все равно убьет его однажды, заявлял, что никого подлее Рокэ Алвы нет и не может быть, что если монсеньеру угодно насмехаться, то однажды Ричард сумеет отомстить за каждую насмешку. Но Рокэ не смеялся. Рокэ следит из-под прикрытых век, дышит сквозь зубы, улыбаясь непонятно чему, закидывая руки за голову, выгибаясь навстречу рукам Дика. Ричард думает о черных львах, которых никогда не видел, оглаживая эра как кота, мелькает сумасшедшая какая-то мысль о том, чтоб утвердить над Рокэ власть не шпагой, а иначе... Мысль возбуждает и обжигает новым, совершенно иным стыдом, чем тот, с которым Ричард уже привык существовать: если у Алвы на самом деле нет желания унизить его, Ричарда, то как может он думать об этом? Странно, но в такие моменты Алва почему-то представлялся Дику невиннее и чище Катарины - не то что Ричарда. Алва не лицемерил и грешил, он просто брал от жизни все, что она была согласна ему дать. От жизни, женщин, своего оруженосца... И отказать ему никто не мог не потому, что он умел принудить, а потому что когда на тебя глядят с таким желанием в синих, почти по-женски изумительно красивых глазах - разве захочешь отказать? Ричард все-таки поднял тогда рапиру - чтобы защищаться, поскольку хлещущие по бокам удары были обидны до потери памяти. Рапира очень быстро, звякнув, легла на мостовую. Алва вынудил поднять, потом еще раз... каждый раз Дик получал удар по ягодицам узкой гибкой полосой металла, и это было больно и обидно, а Алва хохотал и издевался... и был момент, когда Ричард, смятенный нелепостью происходящего, уставился на эра и спросил его: Смелости все-таки хватает ненадолго, но Алва не насмешничает - только гибко переворачивается и заставляет Дика лечь на живот, и тоже долго гладит, без губ, только руками, сильно и спокойно, массируя затылок, вдавливая Дику голову в подушку, и в то же время сильно наминая другой рукой подставленные ягодицы, потом плечи и поясницу, постепенно заставляя принять желаемую позу. Потом входит легко и сильно - нынче ночью это уже второй раз, так что все нетрудно, почти уютно, ласково... Дальше был кошмар. Ричард не смог смириться с происшедшим, но и погибнуть на дуэли с Алвой было глупо - да и дуэль Алва ему пообещал лишь после того как освободит Дика от клятвы. Зато были уроки фехтования и страшное болезненное напряжение - чего же хотел Алва? Был ли все это хитрый, подлый план, или он просто взял то, что, всего лишь по пьяни пожелал, без задней мысли, действительно не находя в этом дурного? На самом деле ли эр полагает, что обязан заботиться о неизвестно за каким капризом взятом в дом Окделле - или, быть может, он боится, что Люди Чести отомстят, когда узнают, что он сделал с сыном Эгмонта, когда чаша терпения их переполнится? Они лежат, раскинувшись на сбитых простынях, не пытаясь прикоснуться и прикрыться. Молчание и их тяжелое дыхание спорят друг с другом, но ночная тишина неторопливо поглощает Дика. В Варасте было просто, хорошо, и очень нереально, словно степи, черные башни, вороны, орланы, люди и ызарги - все это было частью огромного душного сна. Хорошего сна. Очень. Рокэ не спит - Дик точно знает это. Он очень хочет заснуть сам, но как назло, дремота словно испарилась. Он лежит и, отвернув лицо от Ворона, считает Закатных кошек наперегонки с вот-вот готовыми раздаться нежеланными словами. Рокэ не ставил никогда таких условий - просто в армии попадаться на глаза было нельзя, Дикон сам этого боялся... Он еще спорил с собой, все еще надеялся. Эр Рокэ, которого он привык звать по имени в постели и монсеньором на людях, не то чтоб совсем забыл оруженосца - все еще бывало, утягивал его то в кресло, то на узенький диван, но Ричард никогда не оставался на ночь в его постели. Когда они начинали засыпать, Ворон все время находил способ прогнать его, отговорившись то предполагаемым явлением Хуана, то тем, что им рано вставать, а рядом с Диком Ворон и сам чувствует некое родство с почтенным родом сов... Ворон сказал об этом сам, в ночь после бунта лигистов Лионелю Савиньяку, когда они в традиции военных довольно откровенно обсуждали давних любовниц... Ричард лежит, зажмурясь. Может быть, все это ничего не значит. Может быть, список - ошибка эра Августа. Быть может, это неважно, что он с Катариной... Ведь Талигу нужны наследники, а он - подлая мысль - он с ней не ночевал... Как, впрочем... - Юноша, если вы твердо намерены заснуть, то в вашей комнате извольте это делать, а я еще намереваюсь поработать. У Рокэ Алвы очень острый взгляд. Ричард Окделл, очнувшись, понимает, что спину ему эр не подставлял, а это значит - ждал его удара. У Рокэ Алва злой веселый взгляд. И только глубоко внутри что-то живое кровоточит - опять, от детской боли. У Рокэ Алва вся спина в рубцах. Одним сегодня стало больше, но и ладно. *** - Отец советовал не оставаться на ночь, дабы не опорочить чести дамы, я ведь помню. |