|
Портрет принесли рано утром. Рокэ, Воитель Излома, Спаситель Отечества, Гарант мира и процветания и прочая, и прочая, - стоял, опираясь на щит с родовым гербом и воздев к облакам длинный и широкий меч. А там, в небесах, парили четверо обнаженных астэр (все они были одного пола - правда, непонятно, какого), собираясь увенчать черные кудри Властителя Кэналлоа усеянной сапфирами серебряной диадемой.
Черная туника с короткими разрезными рукавами позволяла увидеть и стройные икры героя, крест-накрест перевитые синими шелковыми лентами, и его мужественные колени… - короче говоря, она еле прикрывала бедра.
- Какой… Окделл это рисовал?
Герцог Алва вскочил с кресла, схватив первое, что попалось под руку – костяной ножичек для разрезания бумаг, но тут же сел обратно, понимая, что, во-первых, холст им вряд ли разрежешь, а во-вторых – что это еще только начало.
Ровно в полдень бутылка «Черной крови» со скоростью пушечного ядра вылетела из окна; певец, певица и музыканты порскнули в кусты, оставив на лужайке дворцового парка синий плащ, черную полумаску, отделанную вороньими перьями, и пару цимбал.
- Хуан!
Слуга вынырнул из дверного проема быстро и бесшумно, словно здоровенный, но тощий черный кот.
- Почему ты не разогнал этих бездарей? Что они вообще тут делают?
- Соберано, это ваши поклонники из «Общества Ворона». Я думал, они хотят вас поздравить. Сегодня же такой день!
- Я помню, – тихим, опасно-спокойным голосом произнес Рокэ. Но я никому не позволю выть и греметь кастрюлями под окном моего кабинета.
Он сел за стол и обреченно уставился на гору бумаг с левого края и тонкую, листов в десять, аккуратную стопку прочитанных документов – с правого.
На маленьком свободном квадратике прямо перед ним лежала пухлая шестипалая перчатка ядовито-малинового цвета. Алва брезгливо ухватил ее кончиками пальцев – и по темному дереву застучали кристаллики морской соли, рассыпались лепестки глицинии… Напоследок из пустой перчатки выпал аккуратно сложенный вчетверо листок бумаги. - Это же… Это оскорбление королевства Талиг в лице его регента, то есть в моем, - произнес Рокэ едва слышным полузадушенным голосом.
На каменном лице Хуана появилось что-то вроде удивления; оно испарилось между вторым и третьим раскатами грома, раздавшегося, когда глаза герцога Алвы прекратили, наконец, метать устрашающие синие молнии.
Отсмеявшись, Рокэ откинулся на спинку кресла.
- Я догадываюсь, кто все это устроил. Иди, приготовь вещи к отъезду.
Когда Хуан вышел, уже за дверью пожав плечами и усмехнувшись, Рокэ перечитал записку и бережно положил ее в томик «Неизвестных сонетов» Веннена.
Я вас предупреждаю, вам же хуже, -
Пусть к кошкам катятся дела, Совет,
Уедем к морю, где встает рассвет,
И кансильера нету там к тому же.
- С днем рождения, Рокэ!
Он специально встал рядом с отвратительным парадным портретом, который так и не унесли. По-прежнему несносный, хитрый, упрямый, ни на кого не похожий… но давно уже не тот бледный и подчеркнуто-равнодушный Спрут, каким он был три года назад. Его душа теперь не была застегнута на все крючки до самого горла – как и камзол герцога Придда…
- Валентин, «нету» – просторечное выражение, совсем не в твоем стиле.
- Ну так исправь… только не убирай «кансильера», ладно?
- Конечно, не буду - на кого ж мы страну оставим, супрем Придд… Тино, и когда ты перестанешь ревновать?
|