- Леворукий и все его кошки!!! – Алваро Алва вернулся домой ближе к полудню, вошел в кабинет и в первый момент обмер. Картина, представшая перед его взором, описанию поддавалась с ощутимым трудом.
На письменном столе стояли сапоги. Надо признать, начищенные, - щегольские кавалерийские, со шпорами. Подозрительно знакомые. Хозяин знакомых сапог обнаружился тут же, у стола, в любимом кресле самого Алваро. Единственным существом в Кэртиане, которому хватало наглости это кресло занимать в отсутствие хозяина, был, собственно, родной сын соберано. Младший. Рокэ. Талант, задира и наглец. Весь в отца (в молодости). Поэтому он же был единственным существом, которому такая наглость относительно легко сходила с рук. В кресле Рокэ спал не один, а в страстном объятии с гитарой... Как всегда. Дальше - больше. На кушетке у стены - довольно узкой и короткой – трогательно обнявшись, спали двое. Алва узнал светлую шевелюру и кавалерийский мундир (в совершенно непотребном виде и то, и другое) Эмиля Савиньяка, второго рассмотреть было решительно невозможно. Возле камина, укутанный в расстеленную там шкуру багряноземельского льва, спал Ротгер Вальдес. Лицо юного капитана было весьма несчастным. Видимо, похмелье настигало его утренними кошмарами. Может быть, даже в облике самого покойного льва…. Единственным бодрствующим и трезвым человеком в комнате был Квентин Дорак, с выражением вселенского смирения на лице сидевший в кресле у окна. Увидев его, соберано Алваро обмер вторично. Видение кардинала среди разбросанных по полу пустых бутылок (в количестве) и бесчувственных тел было сродни явлению Святой Октавии на полевых учениях гайифской кавалерии. На коленях у Дорака, для полноты картины всеобщего безумия, обнаружилась черная кошка. При ближайшем рассмотрении, кошка оказалась растрепанной шевелюрой Рамона Альмейды. Впрочем, нормальности картине это не добавляло. Последним штрихом стали еще одни сапоги – тоже начищенные и ухоженные, но видавшие пыль не одной дороги, - носки которых виднелись за оконной портьерой.
- Ваше Преосвященство, хотя бы вы способны объяснить мне, что здесь происходит? – изумился супрем Талига.
- Видите ли, герцог, я вчера осмелился, несмотря на поздний час, пересечь порог вашего дома, так как хотел поговорить с вами о завтрашнем... то есть уже сегодняшнем заседании но… Вас я не застал, зато нашел здесь этих достойных молодых людей, чью ссору мне удалось остановить… а потом пришлось задержаться, ибо некоторые нуждались в отпущении и утешении…
Кардинал покровительственным жестом возложил руку на украшенный ссадиной лоб Альмейды. Тот блаженно улыбнулся во сне.
- Понятно, понятно, - саркастически скривил губы Алва и с нехорошим выражением лица оглянулся на стол. У стола обнаружился внезапно и бесшумно очнувшийся Рокэ, по стойке смирно, хоть и при некоторой основательной опоре на свою подругу-гитару.
- Доброе утро… отец.
- Доброе? – поинтересовался Алваро тоном, не оставляющим сомнений в нелепости подобного определения.
- Ну…доброе, - жалобно и умильно попросил Рокэ.
- Ну-ну… Маркиз, может быть, объяснитесь?
- Мы вчера немного… выпили…
- Немного?
- Ну, не очень немного…
- Так, чудесно. Личный кабинет Супрема Талига - самое место для попоек армейской молодежи. Росио, мягко говоря, я вне себя. И по какому поводу мой дом превратился в Дом Терпимости?
- Я не помню… - тихо ответил Рокэ, покраснев.
- Совсем хорошо. Ты вообще хоть что-то помнишь?
- Я.. Да… Мы праздновали… что-то, потом выпили, потом мы пели..
- Мы – Рокэ Алвасете?
- Да! То есть нет, потом все вместе… потом близнецы Савиньяк делили трех багряноземельских танцовщиц…
- Каких еще танцовщиц?!
- Гипропре.. попре.. ги-по-птеп-тических…
- Росио, ты гвоздь в моем гробу…
- Нет, я нет.. потом мы с Рамоном поспорили немножко… О чем-то… потом я что-то, кажется, разбил.. об него…Вот, а потом Его Преосвященство рассказывал анекдоты… кажется…
- О, Леворукий… - простонал соберано Алваро.
- Герцог, воздержитесь от поминания нечистого хотя бы в моем присутствии, прошу вас, - мягко возмутился кардинал.
- Еще скажите, что вы его боитесь… Анекдоты, преподобный Сильвестр?..
- Да, немного, но ничего политического. Просто молодые люди были уже не в состоянии связно вспомнить хоть один, и я…
От дискуссии их отвлек счастливый стон.
- Я одолел тебя, чудовище! Да будет сегодняшний день днем Великой победы! – взвыл очнувшийся Ротгер Вальдес и триумфально потряс «задушенную» в объятьях шкуру льва.
- Юноша, - обреченно отозвался соберано, - присваивать чужие победы – дурной тон. Победы маршала Алонсо - тем более. И оставьте льва в покое, ему почти сто лет, семейная реликвия, все же.
- Из-звините, - прошептал Вальдес, обращаясь почему-то к шкуре, потом поднял мутный взгляд на Алваро и позеленел, - ой…
- Вот именно, - сурово подытожил супрем, но разойтись ему не дали.
Сзади, с кушетки раздались сдавленные ругательства и протяжный стон:
- Голова-а-а-а…. Эмиль, уберись с моего тела, пьяная скотина…
- От пьяной скотины слышу, - буркнул Эмиль, со звучным шлепком падая с кушетки на пол. – О-о-ой…
- Гайифский засланец… Все тело мне отдавил!
- Лионель! – попробовал осторожно предупредить приятеля Рокэ.
- Рокэ, отвали к такой-то матери! Все из-за тебя! Зачем я вчера с тобой на касеру спорил?!
- О, еще и касера! – восхитился Алваро, которого происходящее начинало, кажется, даже забавлять. – Граф Лэкдеми, раз вы еще что-то помните, то вы, похоже, были вчера трезвее всех. Если вас это утешит.
Лионель подскочил на кушетке, как укушенный:
- Монсеньор, прошу простить…
- Да ни за что. Но можете попробовать искупить, граф. Например, разбудите, в конце концов, своих собутыльников и помогите маркизу Алвасете выдраить пострадавшее помещение…
- Так точно, монсеньор! – отозвались Савиньяки хором, переглянулись и устремились выполнять. Эмиль, не вставая, пополз к пребывающему в прострации Вальдесу, а Лионель дошатался до кресла кардинала, едва не упал тому на руки и, витиевато извиняясь, примерился потрясти Альмейду за плечо.
- Ой, не надо! – негромко взмолился все еще не расставшийся с гитарой Рокэ. – Лучше вы, Ваше Преосвященство…. Пожалуйста…
- Что за глупости? – скривил губы Алваро.
- В прошлый раз я узнал два новых слова! – сонно обрадовался Вальдес, возвращенный в реальность Эмилем и недопитой бутылкой.
- То есть вы, юноша, считаете, что у Его Преосвященства познания в марикьярских… хм.. выражениях богаче вашего?..
- Перед господином кардиналом он постесняется, - крайне неуверенно сказал Лионель, - они вчера долго говорили о спасении души, на Рамона иногда нападает, особенно после «Вдовьей Слезы»…
Дорак светло улыбнулся, и с отцовской гордостью погладил спящего у него на коленях марикьярэ по голове:
- Сын мой, проснись…
Все присутствующие замерли в ожидании. Рокэ, стоявший дальше всех, подался вперед и едва не упал, лишившись опоры на гитару.
Альмейда уютно завозился, вслепую нашарил гладящую его руку, потом открыл глаза, с удивлением воззрился на кардинальский перстень и вдруг обрадовался:
- Ой, где это я, Ваше Преосвященство? В Рассветных Садах?.. Как вы и обещали?
- Нет, сын мой, - умилился Дорак, - до Рассветных Садов еще долог путь твой земной…
- И многотруден, - подтвердил соберано Алваро. – Рамон, потрудитесь объяснить, что, собственно, здесь делаете вы и юный Вальдес?!
- Соберано! Мы это.. То есть я тут это… В общем, деш.. шдеш.. деш-пеш-ша от альмирантэ! А Ротгер со мной!
- Ясно все с вами, вояки… Где пакет? Не посеял, горе-порученец?
- Как можно, соберано! Вот он!
«Вот он», извлеченный из-за пазухи, выглядел впечатляюще. Обрывок попранного врагом в кровавой сече знамени, не иначе. Влажный, красный, мятый конверт со стойким запахом «Дурной крови».
- О, так вот, что я об тебя вчера разбил! – почему-то обрадовался Рокэ, но быстро стушевался под укоризненным взглядом отца.
- Росио, святая Октавия… Все, вы мне надоели. Будите последнего героя – и марш убирать этот свинарник. Быстро!
- Не надо меня будить, монсеньор. Я давно уже не сплю, но столь занятное утро стоило того, чтобы дослушать его до конца.
Алваро Алва обмер третий раз за утро. Портьера отдернулась, и с подоконника неспешно поднялся Вольфганг фок Варзов.
- Господин командор?! Что вы тут делаете, во имя Леворукого!
- Я искал своего оруженосца, герцог. По неотложному делу. Но ввиду столь уважительной причины, дело все же пришлось отложить.
- И вы… Остались с ними пить?..
- Да нет, конечно, - пожал плечами командор, - я остался обсудить с Его Преосвященством некоторые новости. А потом – скрасить ему одиночество… Хм! Пить наравне с этими юными господами мне не по силам, в чем я вчера и убедился – годы, знаете ли, уже не те…
- О да, о да! – лукаво закивал соберано. – Особенно рисково пить, если юное поколение кэналлийско-марикьярское, не правда ли? Авторитет и все такое… - и внезапно посерьезнел. – Спасибо, что присмотрели, граф. И вы, господин кардинал… А теперь прошу вас со мной в гостиную. А юные господа убирают за собой! И чтоб блестело!
- Так точно! – нестройно, но дружно отозвались те.
- Ну и погуляли же мы вчера, - изумленно покачал головой Вальдес, когда за старшими закрылась дверь.
- Да уж… Кстати, господа, а за что мы пили? - задумчиво спросил Альмейда.
Рокэ молча схватился за голову.
- Как за что? - возмутился Эмиль. – У Лионеля был День Рождения! это я точно помню!.. Ну, что вы ржете?!
Хмурый Алваро Алва кивком указал гостям на кресла у камина, а сам налил вина и залпом выпил.
- Вас так расстроило поведение сына, герцог?.. - осторожно поинтересовался Дорак.
- Меня расстроило будущее Талига, кардинал! Что вырастет из этих раздолбаев… |