Название: Пластилиновый Ворон |
Глава Первая, Вечная весна, чудесным образом всегда царившая в «Архитекторской» комендатуры военного порта славного города Хексберг, все же уступила место лету. Минувший, наконец, многострадальный Излом оставил после себя немало изменений, так что смена сезона в отдельно взятом помещении было сущей мелочью. В особенности по сравнению с тем, что в настоящее время оное неформальное пристанище морских и сухопутных офицеров стало еще и местом заседаний Штаба. Не секретных, разумеется, а общих. Господа офицеры оккупировали большинство более-менее сидячих мест, а поверхности, признанные непригодными для сидения, были заставлены бутылками или завалены картами. А кое-где и вперемежку. По утрам здесь пили и пели, по вечерам читали и совещались. Высокое во всех смыслах начальство не возражало и активно участвовало. Утро описываемого дня застало собравшихся в превосходном настроении. В распахнутые окна врывался легкий свежий ветерок, зал был заполнен негромким, но несмолкаемым, как далекий рокот волн, гулом и смешками, начальство совещалось себе отдельно ото всех в своем углу, как вдруг поистине идиллическая картина всеобщего утреннего благодушия была нарушена. Интеллигентно хлопнула внизу входная дверь, а несколько минут спустя на пороге возник уполномоченный вестник грядущих неприятностей собственной персоной. Зал встретил его настороженным молчанием. - Что поведает нам наш дежурный альбатрос? – величаво, по причине крайней умиротворенности – сидевший рядом Вольфгант фок Варзов всегда действовал на него крайне умиротворяющее, - осведомился адмирал Альмейда. - Господа, я должен сообщить вам пренеприятное известие, - Курт Вейзель обвел собравшихся в зале суровым взглядом, воспитательно сверкнул глазами на Вальдеса и завершил, - К нам едет Первый Маршал! Собравшиеся уставились на генерала от артиллерии с разной степенью любопытства и досады во взгляде. Потом одновременно оглянулись почему-то на Хулио Салину, сморгнули пару раз и уставились на Вольфганга фок Варзов. Сам фок Варзов, оседлавший видавшие виды табуретку, притащенную, судя по всему, откуда-то из очень внутренних помещений, чтобы как-то компенсировать нехватку сидячих мест для высокого и весьма среднего (по росту) начальства, на себя по понятным причинам уставиться не смог, поэтому подпер голову рукой и воззрился на Альмейду. Не почему-то, а просто потому что внушительная фигура Первого адмирала сама бросалась в глаза. Тоже первой. - Нет, - ехидно сообщил он плечу Альмейды несколько мгновений спустя, - я, во-первых, уже тут, во-вторых, я – маршал Севера. Первого Маршала заменял временно. Так что теперь все вопросы к Савиньяку, так-то. - Эээ, к которому? – поспешили уточнить с дальнего края обширного стола. - К среднему, - не знавший о тонкостях внутрисемейного разделения Савиньяков Варзов выразился предельно конкретно. - И кто его видел?.. – озадаченно присвистнул кто-то, кажется, Бреве. Впрочем, вопрос повис в воздухе, потому что все взгляды, не найдя ответа у вроде как более осведомленных по долгу службы родных командиров, вновь вернулись к Вейзелю, на ком и сконцентрировались. Курт Вейзель являл собой образец классического ничем не испорченного армейского недовольства – крайняя суровость выражения лица изящно гармонировала с раздраженно сжатыми губами. Реакция невозмутимейшего поборника устава поражала воображение. Особенно воображение буйных южан. - Вот так так... То есть, насколько я понимаю, - поспешил уточнить неугомонный Вальдес, продолжая тянуться за кружкой, балансируя на подлокотнике собственного кресла, и одновременно отодвигая со своего разгромного пути все, разгрому и заливанию касерой не подлежащее: как-то бутылки и карты соответственно, - то, что к нам едет Эмиль Савиньяк – это вовсе не страшно. Хуже то, что Эмиль Савиньяк - Первый маршал? - Умный мальчик. И он будет нами командовать, – Варзов был сама обстоятельность. Так любезно с его стороны. Вальдес стремительно расцвел: - Ротгер, хватит паясничать, - оборвал кипучий энтузиазм вице-адмирала Альмейда. - А то отдам тебя в Савиньяки, будет правда. - О, боги! Ну не такой же ценой! – картина всеобщего веселого ужаса, охватившего зал, подтвердила, что господа моряки, коих присутствовало большинство, оценили предполагаемый масштаб бедствия и с удовольствием подыграли. - В Савиньяки как таковые - это еще не самое страшное, - ухмыльнулся Берлинга и злодейски прищурил левый глаз. – Но вы представьте Ротгера кавалеристом.... - На белом верблюде, - припечатал Салина. Морская часть собравшихся задумчиво заржала. Вальдс на белом верблюде со вскинутой к небу шашкой представлялся всем и неотвязно - на палубе родной "Астэры". Вальдес обвел всех презрительным взором: Гогот стал отчетливее и заливистей. - Припадаю к коленям вашего верблюда, о светоч Южных земель. Извольте заткнуться, пожалуйста, и извлечь общеизвестный сапожный инструмент из неподобающего ему места! - не выдержал Альмейда. Вальдес опустился в свое неизменное маленькое круглое кресло, похожее на гнездо, («Здесь гнездятся Вальдесы!» - строго выговаривали моряки сухопутникам, по незнанию пытавшимся занять это место), сложил руки на коленях и затих. Огромные темные глаза Ротгера воззрились на адмирала снизу вверх безмятежно и горестно, как с иконы в эсператистском храме. У любого нормального человека сердце бы сжалось от раскаянья и сожалений. Как, как можно было обидеть это беззащитное, это искреннее существо? Рамон Альмейда, не смотря на отсутствие соответствующих прозвищ, нормальным человеком не был. (Успешно справляться и с марикьяре, и с бергерами в подчинении и остаться при этом совершенно нормальным невозможно по определению).Игру в гляделки он выиграл, чем необъяснимым образом вернул вице-адмиралу прекрасное расположение духа. - Кто его видел вживую? Какой он хоть, этот Эмиль? Севера задумчиво объяснил: Народ безмолвствовал. Видимо, марикьяре пытались с наскока осмыслить услышанное, а у северян в головах на фоне внезапной тишины, всплыло-таки размытое за последние месяцы воспоминание о том, что такое субординация. Фок Варзов успел, было, удивиться, но тут Хулио Салина, как всякий уважающий себя моряк, со своего места старательно на эту субординацию поплевал: - Кстати, а зачем нам вообще Первый Маршал? – гробовое молчание, не взорвавшееся воплями поддержки ему в ответ, заставило командующего арьергардом уточнить. – Да нет, я в том смысле, что зачем нам Первый Маршал Савиньяк? Понятно, что Бруно внезапно переместил свои силы вдоль границы непосредственно к Хексбергу, а неподражаемый Бе-ме цур зее то и дело нарушает морскую границу, заставляя дозорных метаться туда-сюда по тревоге, и выпросил у кесаря сюда к нам Северный флот взамен разбитого Западного... Ну, так на то здесь и мы все, чтобы вместе как-то решать эти задачи. - «Альмирантэ, на границе что-то странное творится, неопознанные дриксы вторглись в наш предел...» – гнусавым голосом пропел со своего «гнезда» Вальдес. Гнусавость исполнения хоть как-то спасала окружающих от разрушительных последствий посещения вице-адмиральских ушей исконными жителями Гаунау. - Это я и хотел сказать, - невозмутимо подтвердил Салина. - Зачем нам Первый Маршал, если это, конечно, не Алва? - У альбатроса своя голова, у волка своя. Зачем над ними общие оленьи рога? – перевел общую точку зрения на талиг с эмоционального подкованный в геральдике и символике фок Лаузен. - Ну, высокое начальство решило – ему видней, - пресек начинающиеся бессмысленные пререкания фок Варзов. - У нас сейчас две проблемы: дриксы и Первый Маршал. С дриксами мы что-то сделать можем? Собравшиеся инициативно закивали, демонстрируя, что они могут, хотят и будут делать с дриксами и «что-то» и много чего еще. - Вот, - резюмировал докладчик, - а с приездом Первого Маршала мы ничего сделать не можем. Отсюда вывод: встречаем, привечаем, селим... - Именно, - подтвердил донельзя довольный восприимчивостью аудитории маршал Севера, - а там посмотрим. В любом случае, в обиду ему я вас не дам, - успокоил он собравшихся. Собравшиеся, вопреки благому устремлению, очень живо представили себе как этот самый «обычный Савиньяк», подпрыгивая, пытается обидеть флегматичного Альмейду, и успокоиться не могли еще долго. - Ладно, договорились, - фок Варзов коротко кивнул и сложил руки на папке с картами. - Ротгер, возьмите с собой отряд, господина фок Лаузена и выезжаете встречать Первого маршала на подступах к городу. Солдаты желательно здешнего гарнизона, знающие местность. Оружие в готовности, с боеприпасом. Форма одежды парадная, чистая. - Верблюды боевые, белые, - вякнул кто-то с флотской стороны стола. Зал покатился от смеха. Даже фок Варзов коротко хохотнул и поглядел на моряков тепло, с приязнью. - Я тебе этого белого верблюда… - прошипел Вальдес, силясь за спиной Бреве дотянуться до горла Салины. Второй адмирал решил, было, вмешаться, грудью закрыть командующим арьергардом и перехватить Бешеного в прыжке, но тот уже ойкнул и беспокойно завозился в кресле, шаря рукой под седалищем. - Что там? Верблюд проклюнулся?! – не удержался от шпильки мелочный Хулио и поправил идеально отглаженный воротничок мундира. Господа сухопутные офицеры, кроме нахохлившегося недовольно Вейзеля, любопытно вытягивали шеи, силясь рассмотреть результат поисков. - Шило, - удивленно констатировал Вальдес, вытаскивая из кресла обычное сапожное шило, - нет, ну какая зараза прямо в «Архитекторской» свою кожгалантерею чинит?! Его возмущение мало кто услышал. Фок Варзов утомленно махнул рукой, и икающие от смеха офицеры потянулись прочь из зала, вытирая выступившие слезы.
Глава Вторая, Салине снился кошмарный сон о том, как альмиранте поручил ему отвечать за Вальдеса, и теперь отчитывал, потому что он, Салина, не справился, и Вальдес разбил коленку и дриксенский флот. Все вышло очень неудачно, но довольно тихо. Флот они с Ротгером сложили и смотали просмоленной пенькой. Издали не отличишь. Альмейда сначала не заметил. А потом пришел Олаф Кальдмеер и приятным баритоном начал вкрадчиво выговаривать Салине в присутствии начальства: Из густой ночной темноты на него взирали два сияющих глаза. Вальдес последовательно и деловито скинул на пол одеяло, подушку и, главное, пистолет, который Салина, по примеру легендарного родича, всегда держал рядом. Вальдес махнул обеими руками и переместился с края кровати на спинку стула. Потрясающая способность Бешеного усиживаться на самых неустойчивых поверхностях давно вошла в байки. Серебристый лунный свет очерчивал темный силуэт, и Хулио чуть было не заржал в голос: горделиво высившийся на спинке стула Вальдес был ужасно похож на самодовольного весеннего кота верхом на заборе. - Ротгер. Давай я сяду, и ты мне все нормально объяснишь. Что тебе надо от бедного меня во втором часу ночи? Следующие полчаса нанесли Хулио Салине, вице-адмиралу Талига, командующему арьергардом и просто хорошему парню, глубокую душевную травму. *** Залегли под кустами смородины. - Ротгер, тебе никогда не приходило в голову, что в засаде надо сидеть _тихо_?.. Освещаемый серебряной луной Вальдес замолк на полуслове и глубоко задумался. - И вот ты и я – две Тени, Крадущиеся в Ночи, прокрадываемся в дом. Ты отвлекаешь на себя адъютантов, если они еще не угомонятся, уводишь их.. их.. на болота! Я тебя прикрою! Или нет. Я их увожу. А ты меня прикрываешь! Только беги след в след, а то я шире тебя в плечах! Всего не прикроешь! И подпрыгивай! А то я выше! А потом.. А потом.. Потом мы идем на второй этаж, взламываем дверь кабинета Всевзламывающим Напряжением Психополярных Энергий… Замок плавится и ползет по двери вверх, спасаясь от наших Испепеляющих Силой Мысли Взглядов… И тогда мы… - Ротгер!!! Так прошло еще несколько длинных, будто похмелье после Изломной ночи, минут. Холодало, звезды над головой злоехидно перемигивались, а потом заладили носиться по черному небосводу туда и сюда, и точно так же – туда и сюда, туда и сюда – замельтешили темные силуэты в окнах второго этажа Белого дома. (Капитанская вдовушка, продавшая его Адмиралтейству, уверяла, что белый – цвет непорочности и женской невинности, чем едва не ввела Альмейду в грех. Адмирал не под какими пытками не признавался в какой именно.) Хулио считал минуты и Первых Маршалов, снующих по особняку. Хулио наслаждался торжественной, благостной тишиной. Через семь минут он насторожился. Конечно, молчать в алый шарф Ротгер не стал, а вместо этого повязал его вокруг головы, на манер морисских корсар, свесил длинные концы на левое плечо. Салина закатил глаза к небу, где на высокой ночной тучке наверняка сидели в обнимку Создатель и Анэм и от души потешались, выслушивая его немые вопли и мольбы. Спасла рассудок командующего авангардом извечная бергерская обстоятельность. Разумеется, не его собственная, а очень даже Савиньяковских адъютантов. Адъютантов к Савиньяку приставили матерых, отборных. Вальдес увидел их аккурат прошлым утром и носился еще часа два по адмиралтейству с совершенно круглыми от восторга глазами. Как удалось выведать Альмейде, применившем на собственном вице-адмирале совершенно бесчестный, но от этого не менее эффективный прием Куда-ты-убежишь-вися-над-полом, лично Варзовым отобранные ребята были настолько суровы, что безмятежно взирали на то, как Вальдес собственноручно национализировал из багажа Первого Маршала чулок родовых цветов, одну штуку. На резонный вопрос «Вальдес, но зачем!?» Бешеный закатил глаза и начал с мистериальными завываниями повествовать о своей роковой и фатальной любви к блондинкам. В то же самое мгновение на Альмейду ни с того ни с сего внезапно принялся шипеть собственный флаг-капитан Филип Аларкон. Удивленный Альмейда потерял бдительность и Вальдес героически бежал. Салина вспоминал сие батальное полотнище, глядя как те самые уже-легендарные добры молодцы уверенно и деловито шагают куда-то от дверей Белого дома, и кусал губы, стараясь не заржать в голос. Одинокий заливистый хохот посреди ночного сада, положительно, провалил бы засаду так, как не провалил бы ее даже Бешенный. Соблазн перещеголять легенду флота был велик, но Салина воззвал к своей скромности (и откуда взялась?!) и стерпел. Вальдес стоял рядом на четвереньках и нетерпеливо переминался с коленки на коленку, будто застоявшийся в кухонном подполе голодный мышь. * * * * Где-то в необозримой, но слышимой близи этот самый Вальдес сопел и бегал из конца комнаты в конец. Салина нехотя оторвал голову от мягкого ворса и покосился на смоляную макушку далеко не шкафообразного товарища. Стремительность происходившего далее сравнима только с действием выпитой залпом ведьмовки на вертикальное положение тела юнги в пространстве. Потом из темноты холла раздался невнятный шорох, тихое и почти нежное проклятие, мелкий топоток – и звучный БАМ. Поскольку слово, прозвучавшее следом из темноты громко и внятно, все равно будет стерто из летописи веков (ибо цензура!), здесь мы ставим точку. Раздался БАМ. Хулио перекатился из положения «мордой в коврик» на спину, приподнялся на локте, пытаясь сообразить, что случилось с напарником по диверсии. В следующую секунду на лестнице вспыхнул свет, показавшийся после темноты нестерпимо ярким, и в этом сиянии Хулио увидел распластавшееся в прыжке тело вице-адмирала Вальдеса. Еще мгновение спустя, адмирал звучно шлепнулся на него всем весом, запрокинул голову и завопил:
Глава Третья, - Вальдес! С пальмы упал! – раздался ликующий, сдавленный, видимо, волнением, вопль со стороны прикаминного коврика. «Радуется как», - подумал Эмиль и тактично задул свечу. Первый Маршал Талига в кромешной темноте наощупь поднимался по мраморной витой лестнице и думал о катастрофическом падении нравов на талигском флоте. Успел подумать, что надо бы напомнить себе поговорить об этом с Первым адмиралом, представил каменную. Физиономию Альмейды и отказался от этой мысли. Одолев ступенек двадцать и трижды споткнувшись, Эмиль плюнул на самоуважение, вслепую отставил подсвечник на ступеньку ниже и продолжил путь на четырех конечностях. Дело пошло веселее. Трагичность ситуации заключается в том, что Вальдес, действительно, упал. Но не «с» пальмы, как предположил обескураженный вице-адмирал Салина, а «на пальму». А еще вернее сказать «в» пальму. Пытаясь во внезапной темноте найти своего боевого товарища, Ротгер споткнулся о край большой корабельной бочки, в какой обычно перевозят питьевую воду. Удивился неожиданному препятствию и резко наклонился поглядеть, что случилось – и звучно впечатался лбом в тонкий, с кулак всего-то, но совершенно стальной по крепости стволик пальмы, которая, собственно, в бочке и росла. Слово, которое заменило в тот момент Ротгеру приветствие радостной встречи (как мы уже и говорили) из летописи веков потерто цензурой, а потому они просто встретились: лоб Ротгера Вальдеса и ствол его же пальмы. --- не конец |