Руки. Руки у Рокэ Алвы были просто прекрасными.
Сильные с тонкими, изящными пальцами. Когда Ричард обратил на это внимание первый раз? Когда приносил клятву верности, но тогда детали ускользнули от сознания под давлением других факторов. Ситуации, людей кругом и прочих мелочей. Да и разглядывать руки Ворона, потомка предателя и убийцы отца юноше просто в голову как-то не пришло. Что ему самому потом показалось странным, ведь как можно было отвлекаться на что-то другое...
А позже, сидя в кресле в кабинете эра и наблюдая за его руками, за тем, как пальцы перебирают струны, аккуратно, нежно...Ричарда пьянило больше всего это зрелище, а не дурная кровь.
А как монсеньор держал бокал, поглаживая его ножку, это же вообще было зрелищем не для слабонервных. Многие отводили взгляды и краснели, если им приходилось видеть Алву с бокалом в руках, но Дик просто не мог оторвать взгляда и смотрел, смотрел, смотрел...
Окделл отбрасывал от себя мысль о том, что возможно эр все это замечает, что видит, как смотрит на него его оруженосец и привычно ухмыляется, но тогда в голове стал вертеться один весьма резонный вопрос, почему, если Алва все видит, он оставляет это без комментариев, а принимает спокойно. Ведь, какой отличный повод для насмешек, разве нет?
Прошло несколько месяцев с тех пор, как Ричард поселился в доме Алвы. И отношение к нему решительно переменилось. Как можно еще относится к человеку, который вызывает в большинстве своем восхищение, а отнюдь не ненависть?
Ричард старался просто о своем отношении к монсеньору не думать, так было проще и для него и для его эра. Только было немного грустно, потому что Алва все так же не считал нужным считаться с мнением оруженосца, а оруженосец в свою очередь упорно демонстрировал абсолютное наплевательство и неприязнь в сторону сюзерена. Думать, что на самом деле все было иначе никто их них себе не позволял.
Алве это было не нужно, Ричарду это было страшно. В итоге, молчание, постоянные недоговоренности, скрытность. Позже Окделл стал избегать встреч с монсеньором даже в доме, хотя видимых причин для этого не было.
Просто сложно было находиться в одном помещении с человеком, при виде которого хочется заставить его показать себя настоящего. Заставить не насмешничать, а откровенничать, заставить не смеяться, а плакать, заставить быть настоящим, а не придуманным. Алва был таким, как будто сошел со страниц древних книг, образ был таким и это всем нравилось и всех устраивало, а сам Рокэ никому не мешал думать про себя, что им хочется. Но Ричард видел своего эра усталым, раздраженным, порой даже романтичным и сентиментальным, ни одна из этой своры девиц, которые ухлестывали за Повелителем Ветров, не знала, каким он может быть, как может смотреть, как может улыбаться...
И ни одна из них не знала, как ласково эр Рокэ может потрепать по макушке. Эти прекрасные руки были такими ласковыми и нежными, что Ричард удивлялся, как они могут держать шпагу или пистолет. Странные мысли. Впрочем, жизнь по соседству с Рокэ Алвой вообще была очень странной и непредсказуемой, как и сам эр.
Ричард не знал, как можно подступиться к нему, чтобы не выдать себя и не наткнуться на насмешки и колкости. Сложно. Сложно даже стоять рядом с тем, кто стал сниться тебе каждую ночь. И чьи руки творили немыслимые вещи...
Ричард часто об этом задумывался и в итоге не выдержал, как-то сидя с эром в кабинете он перебрался к нему поближе, сел с ним рядом у камина и потягивая вино, уже падал к темное марево видений, когда вдруг подумал, что стоит довести на этот раз дело до конца. Когда Рокэ закончил играть очередную песню, Дик потянулся и взял руку монсеньора, прижался к ней щекой, считая секунды, ожидая, что он сейчас его оттолкнет и скажет что-нибудь колкое и такое, что навсегда оттолкнет.
Но нет, минута, вторая, Рокэ сидит неподвижно, кажется, время перестало идти...
Алва осторожно высвобождает руку, откладывает гитару и притягивает Ричарда к себе.
И все становится правильно, картина мира становится целой. И Ричард чувствует себя не потерянным, маленьким и ненужным, он чувствует, что ему тепло и уютно и что кому-то в этом чертовом, несправедливом мире он не безразличен.
И теперь он знает, что может в любое время взять Рокэ за руку и согреться. Может взять его руку и поцеловать в тыльную сторону ладони. И знает, что Рокэ улыбнется ему, тепло и ласково, так как он больше не улыбается никому...
|