Маковое море билось в холмы. Белые и черные ласточки чиркали о плиты террасы. Чем темнее становилось несущее грозу небо, тем ниже летали птицы, тем ярче горели в лучах невидимого солнца красные цветы и белый алвасетский мрамор…
- Да, это маки…
- Что? - Жермон вздрогнул. Раньше свои видения он ни с кем не делил.
Рядом стоял молодой мужчина, высокий, худощавый. В темных волосах отчетливо просматривались седые пряди, а болезненное лицо напоминало кого-то очень знакомого. И одет странно: без камзола, только белая рубашка с алыми манжетами. Родовые цвета Молний.
Страдальчески заломив брови, Робер Эпине смотрел на маковое поле.
В последний раз Жермон видел кузена мальчишкой лет шести, однако сразу понял, что оказался в обществе последнего Эпине. Почему в его видении нашлось место именно Роберу, генерал предпочел не анализировать. Но делить Гайярэ с тем, от кого пытаешься отделаться наяву… Ариго так и не нашел в себе силы черкнуть блудному родственнику хотя бы четыре строчки. Арлетта недвусмысленно просила не оставлять жестокое послание из Олларии без ответа, но Жермон просто не знал, что писать. Как и Катарине…
Впрочем, в видении Эпине был отнюдь не навязчив.
Они просто стояли на террасе у самой границы цветочного моря. Казалось невероятным, что совсем недавно алые бабочки несли в себе радость радуг и безудержную стремительность конских табунов. В предгрозовом свете чудилось, что земля раскрашена не маками, а кровью.
- Закат это не страшно. – Рубашка Робера была вся в бликах от разливающегося под ногами безумия.
Генерала передернуло. Он отвел взгляд от Эпине и еще раз взглянул в багровеющую даль. Действительно, закат.
- Страшно, когда маки срезаны и платить больше нечем…
Кузен прикрыл руками лицо. Жермон пригляделся и понял, что алое - это не манжет, это кровит запястье. Густые капли падали все чаще, слились в тонкую струйку. Генерал опустил глаза – Робер стоял в луже крови, ярко выделявшейся на белом мраморе.
Эпине проследил за взглядом родича и шагнул в кровавое море. Красное на красном. Маки покроют все…
- Нет! Не надо! – Жермон сам не знал, откуда эта паника. Его трясло. Он чувствовал только что нельзя отпускать брата – да, брата! – в этот ненасытный багрянец…
Ответом была вымученная улыбка.
- Гвоздики взяли свое. Кто-то должен идти.
Как будто это объясняло все, Робер Эпине отвернулся и пошел через маковое поле. Сразу наполз туман, но Ариго еще успел разглядеть идущего за кузеном невиданной красоты рыжего коня. Неоседланного…
- Жермон! – Ойген не просто звал, а тряс друга за плечо. Лицо барона выражало несвойственное ему беспокойство.
Ариго провел руками по глазам, невольно копируя жест Робер. Он что, грезил прямо в резиденции фок Варов?
- Ойген, что-то произошло в Олларии… я не знаю, что, но… прости… - Жермон выскочил из-за стола и из комнаты. Если Райнштайнер сочтет его сумасшедшим, то будет недалек от истины.
Куда он так торопится генерал осознал только добравшись до собственной квартиры. Разум твердил, что пройдет не меньше месяца, пока Эпине получит письмо, но сердце Жермона едва не выпрыгивало. Он по-прежнему не знал, что напишет – какая к кошкам разница! Слова придут, как только он возьмет в руки перо. Перед глазами стояло маковое поле и фигура, тающая в тумане.
|