Хексбергские ведьмы. Древняя, загадочная сила, волны в заливе, крылатые девы, отражение мыслей, исполнение желаний. Защитницы, хранительницы и убийцы. Вальдесовы девочки, шутят моряки. Капитаны и матросы танцуют в пламени костров, отмечая Излом, и к некоторым приходят великолепные любовницы - ожившие самые сладкие, самые тайные, самые смелые мечты. Они и к Ротгеру приходят, и, в отличие от остальных, не только в ночи Излома. Он знает больше остальных, знает, что кэцхен - это свобода, это счастье, это вечность, это полет за гранью возможного, это смех как жизнь и жизнь - как смех. Наверное, он мог бы полюбить одну из них, или всех девятерых сразу, и они бы были только его - странные создания из плоти, крови, звездного света и древней магии. Мог бы, но не полюбил - и не захотел ничего менять. А они все равно приходят, они все равно его любят, они все равно всегда где-то рядом. В ветре и воздухе, в соленых морских брызгах, покрывающих адмирала поцелуями, в тенях по углам комнат и кают, в отблесках свечей и солнечных лучах.
У кэцхен тысячи обличий, и они всегда - отражение тебя. Но у них тоже есть сердца, они знают, что делать нельзя никогда и ни в коем случае - они никогда не приходят к Ротгеру в личине того, ради кого он отказался разделить с ними вечность. Они умные, его девочки, умные и понимающие.
Ротгер сидит в гостиной, в его руке - бокал вина, жар камина ласкает усталое тело и прогоняет холод, который въелся в плоть за этот сумасшедший день. За окном зима, чистое черное небо, по которому щедро рассыпаны звезды, и легкий ветерок гоняет свежевыпавший снег. Красота, умиротворение и благодать, вот только взгляд черных глаз слишком усталый, слишком бессмысленный, и застыли мышцы лица. Бешеный не смеется, Бешеный не движется, Бешеный дышит ровно и размеренно. Немногие видели его таким - исчерпавшим запас своей кипучей энергии. А он и правда устал - нет, ничего необычного, просто каждую зиму альмирантэ Альмейда уходит на Марикъяру, а вице-адмирал Вальдес остается в Хексберг. Поэтому энергию и смех надо беречь, хранить, чтобы растянуть на очередную почти бесконечную зиму, чтобы не замерзнуть, чтобы дождаться, чтобы не дать людям заподозрить… Чтобы не дать Рамону заподозрить, что Ротгер с ним и Ротгер без него - это не одно и то же.
Все мы умеем любить, и, найдя свою, только свою, небом предназначенную любовь, мы меняемся раз и навсегда. Так сложно отпускать, так сложно уходить… Но они друг для друга - крылья за спиной, а не камень на шее. Поэтому Бешеный смеется и живет, и нет фальши и лжи в его зимних улыбках.
Сегодня особенно сложно - он не знает почему. Может, потому, что пришло письмо от Филиппа Аларкона? Он тоже на теплой, солнечной Марикъяре, и он пишет, что вернется не один - привезет с собой молодую жену. Чтобы быть вместе, рядом, по законам людским и божьим. Это смешно - думать, что можно так же поступить им с Рамоном. Смешно, и Ротгер оживает, улыбается в звездную северную ночь. Они - исключение из правил, необъяснимые с точки зрения здравого смысла. Один уходит, другой ждет, оба любят, оба сходят с ума от невозможности оторваться друг от друга. И все равно отрываются. Раз за разом, год за годом. И это тоже смешит Ротгера. Жизнь прекрасна, но как же хочется сейчас к нему…
Плотно закрытое окно распахивается, и вместе с невесомым облаком из снежинок в комнате оказываются две кэцхен.
- Грустишь?
- Ждешь?
- Ты неправ
- Тебя не должно останавливать ничто
- Не люблю…
- …когда тебе плохо
- Смейся
- Живи
- Танцуй!
- Мы решили…
- …что ты заслуживаешь
- Получить эту ночь…
- …в свое распоряжение.
- Пойдем с нами…
- …мы научим
- Время - ничто…
- Расстояние - ничто
- Ты любишь
- Ты любим
- Поэтому ты можешь…
- …все!
Они сегодня - синекожие и крылатые, рожденные снежной ночью, ее воплощения и продолжения. Идти за ними? Почему бы и нет? Девочки не причинят ему вреда, они его любят, они видят его душу, горные непредсказуемые ведьмы. Ротгер тоже немного умеет их понимать - он видит, что они что-то задумали, что-то совершенно невероятное, и они довольны, очень довольны.
Он встает из кресла, и его подхватывают два вихря. Руки-губы-крылья, звенящий смех, и небо под ногами. Нет, не небо, уже волны. Зимнее темное море.
- Ну же!
- Давай!
- Лети!
- Ты можешь!
- Ты любишь!
- Ты танцуешь!
И он танцует, с волнами, звездами, ветром и кэцхен, разлетаются брызги- водные ли, звездные, из-под ног. Он танцует - из зимы в лето, и сначала холод вцепляется в защищенное лишь рубашкой и штанами тело, а потом южный ветер принимает его в свои объятия. Он танцует и смеется, потому что… Потому что вот она, Марикъяра, вот они, знакомые корабли! Кэцхен ласково ерошат ему волосы
- Это было прекрасно!
- Ты действительно умеешь
- Танцевать
- Любить
- Жить!
- Мы придем с рассветом
Девочки исчезают, напоследок его расцеловав. А он стоит на линии прибоя, напротив шикарного особняка, увитого розами, и в одном из окон горит одинокая свеча. Здесь, именно здесь его ждут, ждали и ждать будут, вопреки всему - логике, здравому смыслу, расстоянию и долгу. Потому что Рамон без Ротгера и Рамон с Ротгером - это совершенно не одно и то же.
Вперед, вице-адмирал? Только вперед и вверх, в родные сильные руки. Вальдес опять смеется, упоенно, счастливо, и легко, как кошка, взбирается на третий этаж, цепляясь за выступы и розы.
- Рамон? – тень в белоснежной рубашке на фоне звездного неба, глаза, смотревшие последние два часа лишь на яркий огонек, не в состоянии различить черты, но голос, этот голос и этот смех он узнает даже в Закате.
- Ротгер! – броситься вперед, схватить, обнять, узнать. Поверить. Не важно, как! - Ты пришел
- Именно. Я пришел и приходить буду. Осточертела мне зима без тебя, веришь?
Смех, радость, счастье, бесконечные поцелуи, порванная одежда, горячее дыхание, сильные тела, сладкие стоны, сплетение тел, жаркий шепот - любовь, которую признали даже кэцхен.
|