Это была странная ночь. Почему ему так казалось, Руппи объяснить не мог, однако что-то внутри с уверенностью говорило – странная. Ясный день, высокое небо, чистый горизонт без единого облачка – и ветреная темная ночь без единой звезды. Тревожная ночь. Фок Фельсенбург неприкаянно слонялся по комнате – от стены и до стены, меняя направление, ширину шага, касаясь ладонями мебели. Он даже не раздевался еще – в крови гуляло ожидание. Чего? Кто бы знал.
Кто в этом доме самый осведомленный? Вальдес. К нему и можно пойти, тем более что ложится фрошер поздно.
Привычные коридоры будто издеваются – тени причудливо складываются во внушающие смутные опасения образы, скрип пола под ногами нарушает тишину слишком резко, не видно ни кошки и сердце бьется в клетке ребер, как сумасшедшее. Это потому, что он сегодня наслушался моряцких баек про горных ведьм? Хотя, при чем тут они…
Вице-адмирал обнаруживается в своем кабинете, как раз тогда, когда у Руппи появляется мысль плюнуть и пойти спать.
Вальдес сидит на подоконнике и что-то высматривает в темноте за окном, обращая внимание на вошедшего только после оклика.
- Руперт? Не спится?
- Да.
- Это девочки развлекаются.
- Девочки?
- Кэцхен. Иногда им кажется, что люди слишком одиноки, и они пытаются это исправить. В меру своего понимания и возможностей.
- Как это?
- Ведьмы не знают, что такое одиночество, они – неотделимая часть этого мира, они – волны, горы и ветер, они снег на вершинах и пена прибоя. Но они видят души, и за все время своей жизни они поняли, что именно одиночество ранит людей больнее всего. Кэцхен считают Хексберг и всех его обитателей своими, поэтому пытаются заботиться.
- Заботиться?
- Да. В Излом они разжигают огни в душах, накладывая на человека что-то вроде приворота. Легкого совсем. Представь – возвращается моряк с горы, а у него плечи расправлены, глаза горят и улыбка не сходит. Женщин даже искать не надо – сами придут. Вот и получается, что большинство пар сложилось после танцев у костров.
- Они действительно так сильны?
- Я бы не сказал. Они есть и отпущенные возможности умеют использовать, как никто. Они не могут дать любовь – только подтолкнуть, они не могут утопить корабль – только сбить с курса и спутать снасти, они не могут забрать – только позвать за собой. Другое дело, что отказать им невозможно. Люди не верят в старые сказки, люди не помнят, как можно защититься от ведьм.
- А вы помните?
- Нет, конечно.
- А как тогда? Про вас и кэцхен говорят…
- Баек наслушались? Сказать что угодно могут. Я не защищаюсь – я им верю. До определенного предела, разумеется. У нас достаточно близкие отношения, если можно так выразиться, но если они захотят меня заморочить – они заморочат, и ничего я не сделаю.
- Я понял про Излом. Но вы сказали, они сегодня развлекаются. Почему?
- Захотелось, наверное.
- А в чем эти развлечения заключаются?
- Они как бы бередят души – вселяют тревогу и желание перемен, пытаются вытолкнуть за пределы обыденности. Человек начинает искать и обычно находит, весь вопрос – чего?
- А какие варианты?
- Разные. Можно тепло найти, можно друга, а можно и неприятности. Кэцхен в человеческих чувствах не разбираются.
Фрошер спрыгнул с подоконника, сгреб со стола какие-то бумаги и сел на него, сделав приглашающий жест рукой – присоединяйся. Руперт присоединился, обдумывая сказанное.
- То есть, меня подтолкнули к вам?
Вальдес невесело усмехнулся.
- Именно, господин родственник кесаря.
- Может тогда на ты и по имени?
- Можно. Только что из этого выйдет?
- Я не понимаю.
- И не надо, наверное. Спорить с кэцхен – себе дороже.
- И все же – о чем вы?
- Ты. Теперь уже – ты.
- Ротгер? – непривычное имя ложится на язык.
- Это все девочки – не хотят никак в покое оставить. Любят чувства, хотя сами их испытывать в нашем понимании не могут… Вот и тянет их смотреть на чужие, не думая о последствиях.
- О каких последствиях?
- Вот уедешь ты в свою кесарию – и что я делать буду?
Сердце выдает безумную дробь и замирает. Это… это же не… он просто не так понял…
- Не знаешь? И я не знаю. Ведьмы жгут чужие души, и иногда вместо пламени получается пепел. Они не знают слова «нельзя», им не объяснить что такое «долг». Попробуй, поговори с ветром, результат будет тот же.
Вот и получило имя то чувство, что рождалось в последние недели. Вот почему тебя тянет к вражескому вице-адмиралу, вот почему с таким удовольствием дышишь воздухом Хексберг, вот почему смеяться хочется все время.
- Создатель…
- Он тут несколько ни при чем, тебе так не кажется?
Нервный смешок вырывается сам собой.
- Что мы будем делать?
- А что ты хочешь делать?
Бешеный – он Бешеный и есть. Сверкнула в темноте улыбка, ее отразили черные глаза и вопрос решился сам собой. Кэцхен, значит? Ну-ну…
Кошки с ней, с кесарией, до возвращения еще месяцы.
Вальдес, как и положено закатной твари, оказывается рядом мгновенно, замирает в миллиметре от губ Руперта.
- У тебя больше не будет возможности сказать нет.
- У меня уже нет такого желания.
- Самонадеянно.
- Время покажет.
- Забудь про это слово.
Забыть про время? Заманчивое предложение, но первая иголка вонзается в сердце. Сколько их будет еще… Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть. Впрочем, вряд ли он будет жалеть, как вообще можно об этом жалеть.
Их губы встречаются под еле слышный женский смех.
Их рубашки отлетают в сторону под хлопанье чаячьих крыльев.
Они опускаются на шкуры, не видя танца ведьм за окном.
А кэцхен танцуют, радуясь своей задумке, люди глупы, они не в состоянии понять, что такое любовь и счастье… Но Ротгер заслуживает самого лучшего, они позаботятся о своем недоверчивом любовнике. Обязательно. И сохранят того, кого ему выбрали – от пуль, стали и предательств. Этот их «долг»! Путь играются, рано или поздно все равно будут вместе, растворятся в звездном безумии, станут ближе, чем дано смертным, будут любить, не оглядываясь на условности. По-настоящему забудут, что такое время. Сделать и жалеть! Ведьмы не умеют жалеть, и их избранники тоже, пусть они об этом еще и не знают. |