Альмирантэ Альмейда крутит в пальцах неизменный кинжал. Море и война научили марикьяре многому, в том числе спокойствию и умению принимать многие факты как данность, а чин – тому, что добиваться желаемого надо. Просто – надо. Он принял как данность то, что ему за какими-то кошками понадобился Вальдес, он отнесся к этому спокойно, он решил этого добиться. Потому что – что может быть смешнее Первого Адмирала, мучающегося от неразделенной любви?
Кинжал выписывает сложную вязь, Рамон даже не следит за движениями. Сдаваться без боя недостойно офицера флота Талига, и он не допустит подобного. Узкое лезвие замирает в миллиметре от кожи. Что ж, примерный план действий готов.
Адмирал идет разорять ювелирные лавки Хексберг – или не разорять, а просто скупить весь лучший жемчуг. Сколько бы его ни было. Золото – мелочь по сравнению с возможностью снова дышать… Ведь без Бешеного мир теряет половину красок, половину звуков, половину ветра. Этот кошачий любовник горных ведьм зачаровал его не хуже, чем настоящие астэры! Впрочем, вряд ли он это понимает. Он просто живет – и это сводит с ума, Вальдес движется в вечном танце, в его глазах бьется смех, его губы изгибаются и манят не хуже, чем мечта всех без исключения моряков – горизонт. Как можно его не желать? Рамон не знает, но прячет свое желание в вечном спокойствии и непробиваемой уверенности, в развороте плеч и взгляде человека, привыкшего командовать. Человека, привыкшего побеждать.
Ночь темна и ветрена, и голоса ведьм чудятся в каждом шорохе – шагов ли, камней. Волны разбиваются о сказы, так будто руки любовниц Ротгера швыряют воду о подножье горы. Любовниц Ротгера… Но он пришел сюда не ревновать, а просить.
Он купил столько жемчуга, что не в состоянии удержать в руках – и нити белоснежных горошин текут сквозь пальцы, падают, свиваясь, у ног. Альмейда присаживается на корточки, достает все новые и новые украшения, он готов заплатить любую цену за разговор с кэцхен.
Где же вы, вечные хранительницы залива? К вам пришел моряк, откликнитесь! Я украшу ваши шеи и волосы лучшим жемчугом, я исполню то, что вы пожелаете, только придите!
Дочери теней и поцелуев, бесконечно желанные и бесконечно изменчивые – чьи они? Можно ли назвать своей пену прибоя, тающий на коже снег, растрепавший волосы ветер? Можно ли любить зыбкий образ, отражение луны в подернутой рябью воде, женщину, пришедшую между сном и явью? Кто знает… Кому молиться, чтобы это не получилось у Вальдеса?
Они приходят, тени теней, отражения отражений, скорее чувствующиеся, чем видимые. Та, что стоит ближе всех, протягивает ладонь, через которую льется свет луны.
- Мне?
- Для меня? – подхватывает другая, и на Рамона обрушивается шквал голосов.
- Красиво!
- Я хочу!
- Мне то, что отливает светом летнего полудня!
- А я хочу то, что сплетено с серебром!
- Моряк, дай мне ожерелье с отблесками Заката!
- Оно как пронизанный солнцем ручей!
- Где ты нашел это?
- Ты мне это подаришь?
- Застегни!
- Постойте, подождите! Это все – вам и для вас, я искал лучшее из изделий мастеров… Я отдам вам эти украшения, только помогите мне!
- Что ты хочешь?
- И застегни, своими руками застегни!
- Оно как паутинка на снегу! Так не бывает!
- Помогите… Я знаю, вы танцует с Ротгером. Я люблю его, он мне нужен!
Тени замирают. Горные ведьмы смотрят на него, заглядывают прямо в душу, и он не утаивает ни единой мысли. Честность – лучший выход здесь и сейчас.
- Мы знаем…
- что можно сделать!
- Мы приведем
- … его к тебе.
- Мне то, что белее моих крыльев!
- А я хочу черный! Он тут единственный и будет моим!
- Только не думай…
- что это просто за жемчуг!
- Он никого не любит…
- он считает…
- что любит море!
- Но он не прав!
- Мы дадим…
- его тебе!
- У него будет…
- счастье!
- А у меня то ожерелье, где жемчуг сохранил зарю!
- Я отдам это и принесу еще, только помогите!
- Мы станем тобой…
- для него.
- Он поймет…
- что любит тебя.
- Он придет…
- и только ты…
- будешь властен удержать.
- Мы сдержим…
- свое слово!
- А теперь…
- застегни ожерелья!
Как это – защелкивать украшения на бесплотных шейках? Рамон аккуратно выбирает именно то, что хотела каждая из ведьм – и как он только запомнил и умудрился их различить? – и они смеются, перебирая пальцами бусины на подарках.
- Хочешь…
- танцевать?
- Мы…
- не станем…
- заменять тебе его!
- Любовь…
- бывает разной!
- Нет, я хочу дождаться его.
- Ты говоришь «нет» нам?
- Ты говоришь «нет» кэцхен?
- Ты нравишься нам, человек!
Они растворяются в ночи, но их смех преследует его долгие дни, недели, месяцы… Он слышит смех горных ведьм в адмиралтействе и на Марикьяре, в рейдах и на Конхо Дерайо, пока вдруг столь привычный звук не обрывается.
- Жди!
- Он…
- здесь!
- Держи!
- Тот…
- седой…
- чужой!
- Хочет…
- забрать!
- Может…
- забрать!
- Не отдай!
- Наш!
- Твой!
- Мой!
- Хмурый!
- Холодный!
- Пепел…
- обломки…
- как от сгоревших…
- утонувших…
- кораблей!
- Он потянет…
- на дно!
Они врываются в комнату и мечутся по ней, заполняя помещение хлопаньем крыльев и шорохом голосов. Одна из ведьм останавливается, хватает альмирантэ за руку и требовательно смотрит в глаза, у нее на шее ловят тусклые блики камина жемчужины с оттенком синевы.
- Не отдай! Что хочешь делай, но не отдай!
- Не отдай праху!
- Не отдай неизбежности!
- Не отдай вашему человеческому долгу!
- Дальше мы бессильны!
- Мы привели!
- Ты забери!
Они улетают, а альмирантэ легко улыбается и расслабленно движется по комнате – откидывает одеяло на кровати, расшнуровывает ворот своей рубашки, зажигает свечу, что была затушена взмахами чаячьих крыльев. Он слишком долго выстраивал цепочку вроде бы невинных и незначительных событий, чтобы проиграть сейчас… Заранее заготовленные резервы ждут момента, как он сам ждал Кальдмеера. Нет! Никакого Кальдмеера. Дрикс уже один раз проиграл ему, проиграет и второй.
Бешеный появляется как раз тогда, когда он стягивает рубашку с широких плеч. Можно позволить себе улыбку, а потом недоуменно вскинуть бровь и развернуться.
- Ротгер?
И уже вполне искренне можно удивиться, когда Вальдес мгновенно оказывается рядом и прижимает его к стене – вырваться можно с трудом, да и то не факт. Черные глаза горят разбуженным безумием, крепкое, сильное тело вжимается в тело альмирантэ, а дыхание дразнит губы Альмейды.
- Как ни приду на Гору – тебя вижу. Девочки всегда были собой, а сейчас смеются, и говорят, что ты красивый, отказываются быть крылатыми. Только твое лицо, я уж до мельчайших черточек выучил твое тело. Как, скажи мне, как и почему? Я ношу им жемчуг, я прошу их! Я не хожу к ним, но они приходят сами, раз за разом становясь тобой! Ночь за ночью, я пытался, видит Создатель, я пытался удержаться, но ночью – они, а днем – ты, живой и настоящий, ты со своим кинжалом, со своим спокойствием, со своими неуловимыми улыбками, я наизнанку выворачиваюсь, чтобы тебя рассмешить, а ты всего лишь улыбаешься!
- Ротгер, ты…
- Ротгер, я. Ты молчи, я не уйду! Хотя бы сегодня, но я не уйду! Завтра что угодно – дуэль, дальний рейд, что хочешь! А ты не прогонишь – я вчера отдал девочкам столько жемчуга, сколько не отдавал за последние годы, и они согласились помочь. Ты не сможешь оттолкнуть меня сегодня, а я, хоть и прокляну себя завтра, получу тебя-настоящего, а не изменившую тело ведьму. Знай, помни, это морок, и не вини себя за то, что сделаешь. Просто я хочу этого так, что готов заплатить любую цену…
У Вальдеса сбивается дыхание, подрагивают кончики пальцев, ласкающих лицо альмирантэ. Его почти трясет от бьющих изнутри эмоций, Рамон с трудом сдерживается, чтобы не обнять его сейчас же – но рано, рано, надо не просто взять, но и удержать. Стратегия, тактика – сейчас идет бой за сердце самого свободолюбивого из моряков Талигойского флота.
- С ума сошел? Какой рейд? Какая дуэль? Вице-адмирал, очнитесь!
- Не очнусь. Ни за что не очнусь, я все время тебя вижу в лицах кэцхен! Они всегда и везде, и всегда и везде – ты. Эта ночь – моя, выпрошенная у ведьм, выкупленная у вечности. Если хочешь – отталкивай, но у тебя не получится, я заплатил!
- За что?
- За тебя!
- За меня или за ночь?
Тревожно мерцают свечи, и в черных глазах Бешеного мечутся огни. Рамон клянется себе, что завалит любыми подарками девочек – они сделали бесценным то, что должно было достаться даром. Но доставшееся даром редко желают до исступления…
- Ротгер?
- За тебя. Я платил за тебя. За тебя на эту ночь! Ведьмы не удержат долго твою волю, как бы сильны не были. Пожалуйста, не отталкивай, тебе будет со мной хорошо, я прошу, я уже любил тебя, там, на горе!
Сумасшедший! И такой необходимый.
- Молчи. Молчи, я буду целовать тебя сам.
Горные ведьмы бессильны там, где два человека не видят никого и ничего, кроме друг друга. Альмирантэ, не будь так наивен, не только Ротгер вымолил у кэцхен эту ночь… Зачем украшения дочерям звезд? Неужели ты думаешь, что они будут помогать лишь за камни? Ты был слеп, он был слеп, а подаренный вами обоими жемчуг будет разлетаться из-под танцующих ног, скрываясь в волнах. |