Время бежит, родная, всё тоньше нить.
Время тебе надежду да сохранит,
Рябью на море, тонким шальным вьюнком
Да обернётся вечный твой непокой.
Плачет волна, о камни дробясь вдали:
Не зарастёт, не смолкнет, не отболит...
Не отболит, но шёпотом станет крик.
В синюю бездну, милая, не смотри,
Не провожай, не бойся, не торопись.
Да сбережёт твой сон Кэртиана. Спи.
...Бледные губы спрашивали: "Зачем?"
Жди, и да не услышишь ты звон мечей,
Да не увидишь кровь и тоску мою:
Песни прощальной я тебе не спою;
Я принимаю боль и вступаю в бой.
...Слёзы твои да прочь унесёт прибой,
Тёплой рукой коснётся тебя закат.
Белую чайку жизни не отпускай,
Не отвечай, не кайся, не оступись.
Я сберегу тебе Кэртиану. Спи.
(c) Hellin
Зимний Излом... Слишком шумный и утомительный праздник. Разбуженный уличной возней Ринальди Ракан досадливо махнул рукой и вновь попытался уснуть, стараясь не обращать внимания на назойливые детские возгласы за окном.
Для эпиарха, привыкшего вести ночной образ жизни, праздничное утро всегда оказывалось настоящей пыткой. Молодежь начинала резвиться уже на рассвете, когда молодой Ракан только собирался после сладких объятий очередной любовницы забыться в не менее сладких объятиях сна, и не позволяла Ринальди выспаться. Как он их всех ненавидел в эти дни, знали лишь одни гальтарские боги. Само собой разумеется, если они существовали...
Уснуть заново Ринальди не удалось.
Эпиарх с неудовольствием заставил себя подняться с постели и, пытаясь казаться жизнерадостным и бодрым, каким он бывал обычно, отправился искать во дворце недоступное для уличного гама помещение. Такие покои Ринальди вскоре нашел - темные, глухие, весьма скудно обставленные мебелью, с единственным окном, занавешенным плотной тканью. Идеальное место для игры в «прятки» с толпой.
Облегченно вздохнув, эпиарх удобно устроился в старинном кресле, и почти сразу его сознанием завладела блаженная дремота. Когда он успел так устать? Последнее, что Ринальди удалось разглядеть прежде, чем провалиться в глубокий сон, - это странные фрески, украшавшие стены. Кажется, он не видел их раньше... Прекрасная юная дева стояла на берегу моря, тоскливо глядя вслед уплывающему дельфину, и ветер развевал ее длинные черные волосы, подобные покрову самой ночи. А рядом с ней обреченно улыбался статный высокий мужчина в зеленых одеждах: золотисто-каштановые волосы, холодный взгляд изумрудных глаз... Знакомый взгляд одного из гальтарских богов, которых так чтят эти нелепые художники. Каким, однако, чудакам отдали на растерзание Эрнани...
Эпиарх усмехнулся и задремал. Он никогда не понимал лживой прелести искусства.
- Ринальди…
Тихий звенящий голос звал эпиарха, но Ринальди почему-то было страшно открыть глаза. И все же он их открыл – леопарду ли бояться людей?
В глубине комнаты таился женский силуэт. Никаких фресок не было, они исчезли, словно их не существовало. В действительности была лишь Она, прекрасная, как... Ринальди не сумел найти подходящего сравнения, все они терялись и блекли перед потусторонней красотой незнакомки.
Она стояла близко и внушала Ракану благоговейный трепет – чувство, до настоящего момента неведомое эпиарху. Он никогда не боялся женщин. Но Она не была простой женщиной.
Гостья молчала. Молчал и Ракан. Ее молчание было тоскливым и жутким, его - тревожным. Ринальди попытался встать, но тело его не слушалось, и все, что ему оставалось – это наблюдать за таинственной посетительницей. Кто она? Откуда? Эпиарх не знал. Но, наверное, Она была самым несчастливым человеком во всей Кэртиане. В Ее потухших синих глазах отражались осколки разбитых желаний, осколки разбитой жизни. Сегодня был день Зимнего Излома, день, который покалечил Ее судьбу, день, в который у Нее никого не осталось…
Откуда эпиарх это знал, он не понимал сам, только медленно погружаясь в странные видения, Ринальди чувствовал невыносимую боль.
***
Волны помнят и ждут…
Она всегда любила море, как любят его плачущие у берегов найеры.
Море, вечное, серебристое, погруженное в шторм неистовый, снова ветру шептало незримому о прозрачных туманах над льдинами, где над безднами и оврагами умирают лишь за отвагу и... предательство тонет в пучинах буйных вод. И где жива ее нежная мечта о простом человеческом счастье.
Но имела ли она право на счастье?
Вчера ночью она лишилась отца. Его убили, бросили с вершины обрыва на ее глазах, а она даже не закричала. Как хорошо, что никто, кроме стаи чаек, не видел ее слез. В них почти нельзя было прочесть печали о чужой смерти - только тоску одиночества, только сожаление о том, что кто-то разрыдается над новой жертвой случайности. Зачем она родилась бездушной, как скалы, о которые разбиваются волны?
Ощущение, что кто-то стоит у нее за спиной, заставило ее обернуться.
- Отец! – крик сорвался с губ внезапно, как срывается с ветви птица.
До чего же он был бледен…
С ужасом всматриваясь в обезумевшее старческое лицо, она осознала, что он пришел за ней. Выходец.
Она отшатнулась. Смешно, но в минуту опасности всегда начинаешь цепляться за жизнь. А за чужую жизнь так не цепляются.
Отец протянул к ней руки, и она почувствовала, что тело перестало ей повиноваться. Теперь она сама сделает шаг навстречу мертвому и последует за ним в небытие. Таков закон.
- На помощь!
Никто ее не услышит, она это знала и все же звала. Звала тех равнодушных спящих людей, которые завтра даже не захотят ее искать, а будут по-прежнему сеять, пахать, охотиться, веселиться, жениться, играть. Но уже без нее.
Неожиданно в воздухе мелькнул стальной блеск, и выходец взвыл, пораженный в сердце окровавленным кинжалом. Она застыла, завороженная страшным зрелищем второй смерти ее несчастного отца и внешностью загадочного незнакомца, спасшего ее от неминуемой гибели. Он был прекрасен, как бог. Или он и был богом? Да, она знала эти холодные изумрудные глаза - глаза Повелителя Волн.
Унд улыбался ей, и она улыбалась в ответ, не замечая, как из глаз текут слезы.
Она всегда любила море. И сегодня море стало ее щитом.
***
Она была счастлива, сидя на берегу моря и перебирая крохотные ракушки. В этот день ей безумно хотелось жить, ведь она ожидала Унда, Повелителя Волн, избравшего ее из бесчисленного множества смертных своей единственной спутницей. Она ждала его, ловя руками прозрачные волны, отзывавшиеся негромкими всплесками, и морская пена мягко ложилась на ее ладони, напоминая снег.
Снег ей доводилось видеть лишь на рисунках, принесенных странниками, что путешествовали далеко на Север. Странники говорили, что он белый и искрящийся, словно рассыпавшиеся жемчужные бусы, и, если его взять в руки, он тает от человеческого тепла. Снег, цветы укрывающий холодом под суровыми сводами города, где томятся народы далекие, светлоокие, одинокие, что не видели солнца величия, утонув в ледяном безразличии. Холодный снег. Но живой. Как Он… Ее возлюбленный Унд.
Унд пришел ровно в назначенный для свидания час, и она, по обыкновению, бросилась в его объятья.
- Унд, я так рада…
Она осеклась, поймав взгляд Повелителя Волн. Обреченный взгляд. Зря он старался скрыть от нее боль – она видела, что сегодня он не был рад встрече с ней.
- Милая, мы больше не можем быть вместе. Я должен уйти.
- Почему? – глупый вопрос. Она знала почему. Знала, что у нее не может быть детей, что с ней он никогда не продолжит свой род, что ему нужна женщина, которая родит ему наследника. Она всё знала с самого начала. Она была ничтожеством, проклятой тварью, а он - богом. Как она могла об этом забыть?
- Ты все поняла.
Минута молчания длилась слишком долго. Из всех умерших только мертвую любовь можно оплакивать вечность.
- …
- Братья велят. Прости…
- Вот как... Я люблю тебя, - она простила. Давно простила.
- Я знаю. И я люблю. Тебя одну. Мое сердце навеки с тобой.
И это тоже было правдой. Унд любил ее, бездетную сироту, обрекая себя на упреки со стороны братьев. Любил тень, вызывавшую насмешки у людей, а не пышных цветущих красавиц и высокомерных хищниц.
- Мы с братьями скоро покинем Кэртиану. Возможно, навсегда.
- Зачем?.. – ей стало холодно, словно паутина из невидимого снега опутала ее тело.
Навсегда – какое страшное слово.
- Чтобы сражаться за ее процветание и благополучие. Я буду хранить эти земли ради тебя. Не бойся, все будет хорошо. Я люблю тебя, - Унд ласково коснулся тонкими пальцами ее волос.
Хорошо не будет.
Когда он ушел, она в бессилии рухнула на землю и разрыдалась.
***
Она вновь любовалась морем, стоя на краю обрыва. Волосы ее были растрепаны, лицо бледно, а руки судорожно сжимали шелковистую ткань платья.
Нет, это уже была не она, но нелепый сумасшедший призрак... призрак той, что любил Повелитель Волн, и той, что он оставил. Эта тень должна была уйти прежде, чем уйдет он, чтобы оберегать его в пути до границы Пустоты, где скорбящие духи памяти похоронят осколки зависти - не удел молить обреченному о любви, что отпета волнами, о любви, запрещенной вечностью…
Море больше не казалось ей игривым и приветливым. Море было грозным. Оно требовало жертв, и она была готова навеки погрузиться в его темные глубины, протянув руки неведомому и успокоив разъяренные воды…
Оставалось сделать один шаг.
- Что ты делаешь? – оказывается, родной голос может звучать так не вовремя...
Унд глядел на нее до боли знакомым взглядом. Взглядом ласкового океана, омывавшего ей ступни в солнечные дни, когда она, наслаждаясь жизнью, танцевала на берегу, распугивая птиц.
Любящий море любил ее. А она хотела, чтобы воды поглотили ее, подобно кровожадному зверю. Как теперь она посмотрит ему в глаза?
- Я не хочу жить без тебя.
- Но ты должна.
- Ты уйдешь. Зачем мне жить?
- Ты будешь жить, сохраняя нашу любовь, и однажды я вернусь к тебе. Обещаю. Только дождись.
- Дождусь ли…
- Дождешься, я клянусь тебе.
Он заключил ее в объятья, и она резко осознала, что видит Унда в последний раз. Однако этим «последним разом» он запретил ей умирать, и теперь у нее не хватило бы сил сорваться в пропасть. У нее не было сил даже плакать. Слабая презренная женщина... Оставленная любимым и обреченная на пустое существование.
- Унд… Пообещай мне, что выполнишь одну мою просьбу.
- Обещаю. Все, что пожелаешь.
Побелевшие губы слегка коснулись уха Повелителя Волн.
- Я желаю…
Рев бури заглушил тихий шепот.
Она улыбалась, провожая взглядом обернувшегося дельфином возлюбленного. Улыбалась, как улыбаются приговоренные к казни.
Лабиринт… Бесконечный лабиринт отчаяния оставался ей.
***
- Он никогда не вернется. А мы похожи, Ринальди... Когда тебя предадут те, кому ты доверяешь больше самого себя, когда ты останешься один, мы снова встретимся с тобой разделить нашу общую боль. И тогда ты узнаешь мою тайну, чтобы изменить судьбу Кэртианы.
- Кто ты?..
Молчание.
Ринальди проснулся в холодном поту. В первый миг пробуждения ему померещилось, что с потолка на него глядят широко распахнутые синие глаза. Но нет, это просто две бабочки влетели в окно. Фрески, странная женщина, выходец и Унд оказались всего лишь сном, навеянным общением с проклятыми художниками.
Легенда, привидевшаяся во сне, была знакомой. Но, что в ней говорилось, эпиарх забыл.
Он умел забывать то, что не желал помнить.
Только синий взгляд обреченных глаз отпечатался в его памяти навсегда.
Ринальди нетерпеливо пригладил влажной ладонью волосы. Пора спасать Эрнани из рук деятелей искусства, пока их бредни не повредили рассудок бедного мальчика. |