Черное на белом
Я видел, как она на него смотрит. Моя молодая жена. Моя. Но ее взгляд обращен не ко мне, а к статному красавцу-герцогу. Немудрено. Хоть я и король, мне никогда не сравниться с ним в галантности, в решительности, в умении не читать эти проклятые бумажки, что подсовывают попеременно то Сильвестр, то Штанцлер, а говорить то, что я думаю... Думаю....
Улыбка на ее лице. Создатель, я никогда не видел женщины красивее: утонченность в каждом движении, алебастровая кожа, руки, от которых нельзя отвести взгляда. Я люблю ее, я влюблен, как мальчишка, в собственную жену. Взгляда отвести не могу. А она улыбается не мне - ему.
У меня что-то спрашивают... Отвести взгляд от нее и посмотреть на Сильвестра. Кивает.
- Да, я полностью согласен.
Мне нет дела до ваших разговоров. Я вас уже давно не слушаю: зачем, если все это можно потом прочесть? Но на это "да" она улыбнулась. Мне - словно тогда, на свадьбе. Четыре года. Прошло всего четыре года, а кажется, позади вечность.
Свадьба.
Я был счастлив ровно полдня. А потом село солнце, мы направились в опочивальню, и там, сгорая от стыда за собственную неспособность исполнить супружеский долг, я едва ли не дрожал от страха услышать ее смех - но смеха не последовало. Я увидел ее легкую улыбку, словно она не укоряла, а благодарила меня за нежданное спокойствие. И если бы не придворные, караулившие у дверей, все могло бы пойти иначе.
А теперь она смотрит на него, я - на нее, а он... он глядит в пространство и усмехается.
Прием тянется, а я не могу заставить себя оторваться от этого обмена взглядами. Хоть бы уже скорее. Катарина, почему ты не сказала мне этого сама? Я - слепец, я мог заметить. А вижу только теперь. Но вижу, а значит, смогу хоть как-то скрасить твои дни во дворце, кажущимся тебе клеткой. Постараюсь. Наверное.
Помпезное собрание, именуемое королевским приемом, заканчивается, и мы направляемся к дверям. Моя супруга оступается в полушаге от моего Первого маршала, и тот подхватывает ее под руку.
- Ваше Величество, вам стоит быть осторожней.
- Непременно.
Вежливость? Еще вчера я бы подумал именно так, а теперь я вижу ее сияющий взгляд. И мир обрушивается на меня нежданной тишиной. Я трус, я не стану воевать за свою любовь, потому что я не могу дать ей ничего. Ничего, кроме бессонницы по ночам и постоянного внимания со стороны придворных. А он - усмехающийся в ответ - может дать все то, что вне королевской власти.
Я беру ее под руку, чтобы она не оступилась вновь:
- Катарина...
- Это все летняя жара, - ее щеки алеют. Может, она и правда нездорова?
- Не стоило звать вас сюда.
- Что вы, стоило. Это было ...познавательно.
"Храбрая моя королева, не желающая ни на миг показаться слабой. О, если бы только я был более достоин тебя".
И дорога до ее покоев не забирает много времени.
- Вы так смотрели сегодня на Рокэ, - за нами закрывают двери, фрейлины торопливо покидают будуар, повинуясь даже не приказу, намеку на него. У придворных словно чутье на то, когда надо сбежать, оставляя своих покровителей в одиночестве, лишь бы не оказаться лишними свидетелями.
- Я смотрела в окно.
- Он вам нравится? - нахожу в себе силы спросить вслух, пристально наблюдая за ней.
- Ч-что? Простите, я, должно быть, ослышалась.
- Он вам нравится, Катарина?
- О ком вы? Или о чем вы? Я не понимаю.
Но я не слеп - эта бледность, и участившееся дыхание, и то, как заметался ее взгляд. Другого ответа мне уже и не надо. Разворачиваюсь, покидая ее покои. Гнев, вспыхнувший было на несколько минут, поутих. Что я могу дать ей такого, чего не может дать он? Да и зеркало подсказывает, что всей красоты во мне - корона, но Катарину эта безделушка не волнует. Только ее родичей, кансилльера да Лучших Людей. Что ж, пусть будет Ворон. Победитель Дракона уступает черному ворону.
Я знаю, он еще не ушел. И я скажу ему. Скажу. Пока не передумал. Пока страх не поднялся из глубины души. Пока...
- Герцог Алва! Задержитесь на несколько минут.
И громоподобная тишина в коридоре.
Белое на черном
Оказалось так легко и просто найти его взглядом. Еще вчера он подарил мне розу... "Белоснежная роза оттенит Вашу красоту". Он умеет красиво говорить. Он умеет интересно говорить. Казалось, еще вчера я не замечала его, а сегодня я не могу оторвать от него взгляда.
Он и сейчас смотрит на меня, и в его взгляде я вижу невыразимую нежность, которую мне никто никогда не адресовал. О, если бы он появился раньше. Какие-то полгода назад. И все было бы по-другому.
Прием длится и длится. Почему Штанцлер настаивал на моем присутствии? Впрочем, это дает мне шанс снова видеть его.
Мой прекрасный. Мой недосягаемый. Мой чужой. И корона давит, а ведь когда-то радовала.
- Да, я полностью согласен. - Голос мужа звучит едва ли не внезапно.
На твоих губах танцует едва заметная улыбка, и я улыбаюсь тебе в ответ. Только тебе.
И когда король собирается уходить, я поднимаюсь со своего места, проходя мимо тебя, спотыкаюсь, невзначай касаюсь краем рукава.
- Ваше Величество, - Рокэ Алва, Первый маршал Талига, подхватывает меня под руку, помогая удержать равновесие. - Вам стоит быть осторожней.
Его губы кривятся в улыбке. Но я вынуждена ответить ему:
- Непременно, - и коротко улыбнуться, ведь этикет - лучшая маска и идеальная защита.
Взять Фердинанда под руку теперь - настолько проще. Он с беспокойством смотрит на меня:
- Катарина...
- Это все летняя жара, - подношу ладонь ко лбу, списывая на плохое самочувствие лихорадочный румянец щек.
- Не стоило звать вас сюда, - король обеспокоен. Мой король. Мой супруг, который не бывал в моей спальне без сопровождения из лекарей с самой брачной ночи.
- Что вы, стоило. Это было ...познавательно.
Он уводит меня из зала Совета, боясь выпустить мою руку, окружая меня заботой, которой мне так не хватает. Только от абсолютно другого человека.
- Вы так смотрели сегодня на Рокэ, - говорит он, когда за нами закрывают двери, а фрейлины испуганными морискиллами разлетаются прочь.
И я стою, потупив взор:
- Я смотрела в окно.
- Он Вам нравится?
Вот теперь я перевожу изумленный взгляд на Фердинанда:
- Ч-что? Простите, я, должно быть, ослышалась.
- Он вам нравится, Катарина?
- О ком вы? - а сердце-то бьется часто-часто. Стой, глупое. Не колотись. Может обойдется. Я стремительно бледнею, опираясь о столик. - Или о чем вы? Я не понимаю.
Видимо, он решает, что услышал ответ, потому что резко разворачивается и покидает комнату. Не оставляя мне ничего иного, кроме как сесть в кресло и закрыть ладонями лицо. Нет ничего хуже ложных подозрений, которые нельзя отмести открытием правды.
Щебечущей стайкой вернулись фрейлины. Что ж. Чай, арфа, вышивка. Медленным крестом, чтобы до темноты, чтобы не подходить к окну, не думать о том, что на аллее парка он будет меня ждать. Ссылаясь на головокружение и слабость (о да, у меня частые мигрени. Вы не замечали?), присесть в кресло и постараться закончить начатую несколько дней назад вышивку. Выгнать бы половину этих надсмотрщиц, торопящихся докладывать о каждом моем слове и шаге. Вот только странно, раньше меня это не волновало. Словно есть то, что было до, и есть то, что будет после. Сейчас сливается в серую полосу ожидания встречи. А запястье все еще помнит легкость случайного прикосновения. Как глаза помнят каждую черту лица. Словно влюбилась. Влюбилась? Я? Сердцу не до вопросов нравственности.
А потом вечером Фердинанд приходит в опочивальню не один.
Я думала, что оскорбить сильнее - невозможно. Я думала о том, что Фердинанд - подлец. Я знала, что Алва не многим лучше. После Ренквахи я не могла думать иначе. После Эгмонта, столь страстно желавшего войти в баллады новым Аланом. После того, как мой супруг, заикаясь, объяснял, зачем в моей... нашей спальне находится Рокэ. Я успела передумать многое, но вот уже несколько минут сижу в кресле и пью шадди, а напротив меня сидит этот во всех смыслах невозможный человек. И мы просто пьем шадди и молчим. Кажется, его королевская идея прельщает не больше, чем меня.
- Зачем? - вопрос срывается с моих губ, а рука, держащая фарфоровую чашку, слегка подрагивает. Зажатость и страх: когда он перейдет к исполнению королевской воли. Или королевского позволения?
Фердинанд сбежал вечность назад, а тем временем стрелки на часах говорят, что прошло не больше четверти часа.
- Вы не перепутали адресата вопроса, Ваше Величество?
Насмешка и бездействие. Может быть он прав, именно это приводит меня в чувство. И я нахожу в себе силы поставить чашку на стол. И даже посмотреть в глаза герцогу, которому нет до меня никакого дела. Никакого дела. Какое прекрасное, восхитительное словосочетание! Улыбка сама собой расцветает на моих губах.
- Хотите еще?
- Не откажусь, хотя предпочел бы вина. Но вино подождет и другого раза.
Он неторопливо пьет горячий напиток. Я смотрю в камин. Идиллия взаимного понимания. Не так часто встретишь за беседой во дворце людей, которым ничего друг от друга не надо. Ночь неторопливо идет своим чередом. Король, супруг мой, так и не вернулся. А мне... мне слишком хорошо и спокойно здесь, чтобы помыслить о том, какой скандал стоило бы закатить поутру. Герцог покидает меня за три часа до рассвета, ослепительно улыбаясь и выражая надежду на то, что подобная ночь будет не последней. Мы оба понимаем, что это значит. И я впервые думаю о том, что я благодарна Фердинанду за эту ночь безопасности. И о том, насколько же мой бедный король меня любит.
Нет, поутру не было скандала. Не было ахов, вздохов, мертвенной бледности. Не было ничего. Были скупые улыбки, был короткий диалог: "- Как вам спалось? - О, как никогда раньше." И Его лучезарная улыбка из-за плеча герцога Алвы. Сам герцог свеж, словно всю ночь спал. И шепот придворных следует за ним шлейфом. Ему наплевать на то, что о нем говорят. Он просто улыбается, касаясь губами моей руки:
- Ваше Величество сегодня прекрасны, как никогда.
Безумец. Или святой. Или и то, и другое. Невозможный человек, приходящий в мой будуар со своим порученцем, оставляющий его стеречь нас вместо всех фрейлин, которые, глупо хихикая, торопятся уйти прочь. Он дарит подарки, словно ухаживая. С размахом, с которым ухаживают за чужими женами. Он улыбается кансилльеру и выслушивает недовольство Сильвестра. Ночует в моей спальне. И делает все по-своему. Его невозможно любить. Зато дружить с ним очень приятно.
Бесцветное
Поведение королевской четы не укрылось от придворных. Фрейлины королевы теперь пользовались особым вниманием: каждому хотелось узнать новости из первых рук.
...А что она?
...А что король?
...Неужели приходит не скрываясь? Хоть бы для виду старался сохранить в тайне.
Их осуждали. Тихонько, за гардинами. Никто не рискнул сказать вслух. Поговаривали, что все главные подробности можно было бы узнать у неотступно следовавшего за Первым маршалом юноши, но Джастин Придд, прибывший месяца три назад, особо словоохотлив не был. Своим молчанием и нежеланием обсуждать эту тему только подогревая интерес придворных.
...Герцог Алва приходил в королевский будуар не реже двух раз в неделю, и доброхоты уже всерьез интересовались, чье дитя будет носить - если понесет - Ее Величество. Двое доброхотов натолкнулись на шпагу Первого маршала в рассветной Нохе и те, кто не имел отношения к этой дуэли, обсуждать вопрос любовных похождений королевы стали уверенней, но намного тише. А кардинал и кансилльер с одинаковым единодушием смотрели на происходящее сквозь пальцы.
...А вчера король ночевал в их опочивальне.
...Кансилльер глаз не спускает с Ее Величества.
...Ее Величество вчера беседовала с кансилльером и долго плакала после разговора. Нам даже пришлось нести ей нюхательные соли. Нет, при закрытых дверях разговаривали. Но Штанцлер вышел оттуда бледней обычного.
...Интересно, придет ли Алва и сегодня?..
...Его Величеству когда-нибудь надоест то, что Первый маршал позволяет себе ночные прогулки по саду с Ее Величеством.
...Джастин Придд через два дня отбывает со спешным поручением.
...Говорят, Первый маршал благоволит к наследнику Приддов с поистине гайифской теплотой. Его вчера за это негромко отчитывал Штанцлер. Да, да. Прямо в будуаре королевы. А что Ее Величество? Перебирала четки и обещала молиться за справедливость. Кто там знает, какое значение она вкладывала в это слово. Вон, нас опять отправили прочь, Ворон на ночь собрался остаться. Нет, не особо я верю в его любовь к его порученцу. Разве б стал он тогда в последнюю ночь перед расставанием. Что-о? Женские домыслы?
...Говорят... Говорят... Да все говорят!..
...Вы бы видели, как она Ворона утром провожала!
А Ее Величество стояла у окна, выходящего на сад, и, сложив руки в молитве, беззвучно просила беречь милого ее сердцу юношу, этим утром покидавшего дворец вместе с Вороном. Когда они скрылись из виду, она устало опустилась в кресло и механическими движениями стала перебирать четки, не обращая внимания на фрейлин, пришедших пожелать ей доброго утра.
Уповать на Создателя после восстания Эгмонта Катарина боялась, оставалось верить только в судьбу. И надеяться, что она будет благосклонней. |