1. Трудности Первого маршала
Каждый имеет право на маленькие слабости: Квентин Дорак злоупотреблял шадди, Марсель Валме топил камины густо исписанными листами бумаги, а Рокэ Алва терпеть не мог целоваться.
Нет, ему всегда было отлично известно, что поцелуи – обязательная составляющая грез любого начитавшегося Дидериха юнца и каждой романтически настроенной девушки. Но Рокэ, к счастью или сожалению, не принадлежал ни к одной из этих категорий и, более того, не жаждал затащить их представителей в постель. По правде говоря, в постели он предпочел бы видеть ищущую удовольствий и выгоды даму полусвета, хорошо знающую свое дело проститутку или даже энтузиазмом искупающую огрехи отсутствия опыта молоденькую девицу.
Но реальность, увы, имела мало общего с мечтами и чаяниями, и в спальню к герцогу ломились все больше влюбленные до гроба сумасбродные девушки с богатой родословной и пустыми карманами да пылающие попеременно то обожанием, то ненавистью оруженосцы того же происхождения. Рокэ привычно тер виски пальцами и утешал себя мыслью, что лучше уж они, чем их похожая на помесь высохшей летучей мыши с гадюкой мамаша.
Впрочем, утешения хватало ненадолго. Алва пробовал запирать двери спальни, усиливать охрану вокруг особняка, расставлять в саду ловушки – и все равно много дней подряд высыпаться не удавалось.
- У меня что, на гербе написано? – сбежав на очередную войну, жаловался он сочувственно кивающему и весело хихикающему в кружево манжета Марселю. – Накормлю, озолочу, погружу в пучины блаженства?
- Неплохой девиз, папеньке понравился бы, - мгновенно отзывался Марсель, но тут же принимал соответствующий тону беседы вид и скорбно соглашался. – Трагично, безумно трагично. Барботта бледнеет и готовит яд от зависти. Для вас, не для себя, конечно. Но признайте, Рокэ, это льстит – быть кумиром надорской молодежи.
- Если бы при виде вас они делали губы трубочкой и бросались в объятья, вы бы заговорили иначе.
- А вы не пробовали ответить ударом на удар? Сжать в крепких объятиях, уверенно притянуть к себе и запечатать рот страстным, вызывающим головокружение и дрожь в коленях поцелуем?
- Если Франческе вы пишете тем же слогом, не удивляюсь, что все письма отправляются не в Фельп, а прямиком в камин, - кривился в ответ Алва.
- Вы не дослушали, - укоризненно щурился Марсель. – А план, между тем, не так прост, как может показаться: потом удачливого влюбленного растерзала бы толпа его менее удачливых коллег.
- Вы тактик, а не стратег – избавившись от конкурента, вся эта распаленная видом крови толпа с удвоенным пылом кинется на меня.
- Полагаю, идея смазать губы ядом и зацеловать их до смерти тоже покажется вам недостаточно куртуазной?
Рокэ только укоризненно молчал в ответ.
- Трагична и полна опасностей судьба Первого маршала. Кстати, а вы не думали, что молодежь привлекает именно титул? Отдайте его кому-нибудь и посмотрите, не перейдет ли огонь на его нового обладателя?
- Каким будет следующее предложение: сменить место обитания, стать монахом и уйти в монастырь? - начинал оживать Алва.
- А еще, говорят, самые толстые и неприступные стены в Багерлее, - откровенно веселился Марсель и трепал по голове Котика. – Но лучше просто заведите себе домашнее животное.
Котик в знак согласия с хозяином мотал своей кудлатой головой, внимательно оглядывал гостя и складывал губы трубочкой.
2.
Марсель не мог не сравнивать двух Первых маршалов. Отчасти потому, что любил подобные интеллектуальные игры, отчасти потому, что давно не практиковался в стихосложении, и не в последнюю очередь потому, что надо же было чем-то развлечь себя у Капуль-Гизайлей – в силу известных обстоятельств двери будуара черноокой Марианны оказались для него закрытыми. К тому, что менять не намеревался, Марсель относился философски, что, впрочем, не мешало ему в перерывах между поиском достойной рифмы к «Иноходцу» замечать небрежность, с которой последний относился к своим обязанностям дневного и, что гораздо ответственнее, ночного сопровождающего баронессы. Впрочем, свои советы по этому поводу Валме предусмотрительно держал при себе.
- Заметили что-то, достойное вашего внимания? – Эпинэ был как всегда меланхоличен, устал и трезв – совершенно возмутительно, учитывая бокал «Черной крови», который Первый маршал уже час то вертел в руках, то отставлял в сторону, не иначе как по рассеянности позабыв, что с вином обходятся гораздо проще – его пьют.
- Вы вообще спите? – Марсель спросил совсем не то, что собирался.
- Некогда, - просто отозвался собеседник и таким знакомым жестом закрыл ладонями глаза и с силой потер виски. На миг вспомнился Алва, но Марсель только отмахнулся от совершенно некстати – совершенно в духе своего прообраза - пришедшего видения.
- Любезный герцог, если бы вы тратили свои силы на прекрасных дам, я бы первым выразил свое восхищение, но государственные дела не стоят такой самоотверженности.
- Вам попадались или очень требовательные дамы, или слишком нетребовательный государственный долг.
- Именно это я и называю везением, - Марсель тщательно расправил кружево манжет. Надо было закреплять успех: впервые за весь вечер Эпинэ перестал походить на мученика – добродетельного, молчаливого и канонизированного глубоко посмертно. – А что считаете везением вы?
- Спокойный вечер, достойную компанию и отменное вино, - Эпинэ с явным отвращением заглянул в свой доверху наполненный бокал и в очередной раз поставил его на стол. Отвернулся и тихо, почти неслышно добавил, - И мудрого правителя.
Иногда Марселю казалось, что они с Робером напрасно тратят время, раз за разом ходя по кругу, играя в прятки, безудержно вальсируя под пушечным обстрелом взаимных намеков, недомолвок и провокаций. В такие минуты полномочный урготский посол гадал, что будет, реши он просто раскрыть карты. Но Робер, увы, ни разу не высказал желания сесть с ним за один карточный стол. В этом он ничуть не походил на Алву – тот с одинаковой охотой играл и с друзьями, и с врагами.
Марсель придирчиво оглядел собеседника, едва слышно вздохнул, громко рассмеялся и, похлопав герцога по плечу, утешил:
- В таком случае, никто не посмеет сказать, что вы обделены везением. За Первого маршала!
Игры пошли по новому кругу, Марсель улыбался, блистал остроумием и доброжелательностью и сочинял свой предположительно лучший рондель, Робер наслаждался компанией и пытался незаметно избавиться от бокала с вином. Оба, не сговариваясь, отложили заговоры и интриги на очередные полчаса. Политика – капризная дама, но даже ей придется подождать, пока два кавалера не удовлетворят свою страсть к безусловно приятному обществу, относительно спокойному вечеру и не такому уж отличному вину. И только потом вернутся к последней составляющей – освобождению трона для мудрого правителя.
3.
- Вы уверены, что это поможет? – наверное, в сотый раз за последние полчаса переспросил Робэр.
- Есть предложения получше, герцог? – устало огрызнулся Марсель, но сразу же взял себя в руки. – Спору нет, ваша позавчерашняя идея насчет глинтвейна была в разы изощреннее, вот только…
- И не напоминайте, - Робэр прикрыл ладонью глаза, – как он там сказал? «Горячая кровь»?
- «Которая греет только тех, кого не греют мысли, а потому мне она без надобности. А вы, господа, угощайтесь», - учтиво добавил Марсель.
- И это было самое доброе, что он сказал за день.
- У великого человека не бывает маленьких слабостей, - глубокомысленно заметил Марсель. – Только великие, подстать владельцу.
- Если бы еще эти слабости не были столь разрушительными…
- Впору только порадоваться, что мы в гостинице, а не в моем родовом замке, - согласился Валме. – Хотя папенька живо поставил бы его на ноги.
- Боюсь, такими темпами через пару дней вам придется слезно умолять вашего отца приехать.
- Сразу видно, что вы не знакомы – на него даже свои собственные слезы не действуют, не то что чужие. Вот разве что для кэнналийских делает исключение, и то – лишь лучшего урожая.
- Это крайне занимательно, но к нашей проблеме, увы, отношения не имеет.
- А такая ли это проблема? – оживился Марсель. – На взгляд скромного урготского посла у вас достойно получается справляться с командованием армией.
- До тех пор, пока в это командование не вмешивается сам Алва, - хмуро ответил Робэр. – Его последнее приказание немедленно доставить пять сотен фуфаек…
- Кто знает, может, это очередное проявление его военного гения.
- При всем уважении больше всего это походит на фанаберии глубоко и безнадежно простуженного человека.
- Крашеных киркорелл тоже не сразу раскусили.
- Виконт, если вы считаете фуфайки гениальным тактическим ходом, боюсь, я буду вынужден настаивать на том, чтобы вы показались лекарю. Видимо, заразились от Алвы.
- Как это несправедливо по отношению к тому, кто нашел выход из сложившейся ситуации!
- Я боюсь даже спросить, из каких именно источников вы узнали о подобных… нетрадиционных методах лечения.
- Не только в Эпинэ есть семейные предания, - чопорно отозвался Марсель. – А то, что кошки забирают все хвори, известно с давних времен.
- А еще говорят, что у спящего они крадут душу.
- Невелика беда – прежде чем лечить Рокэ, проверю на себе.
- Я не могу позволить вам рисковать в одиночку!
- Приглашаете себя в мою постель? Право, кто я такой, чтобы перечить Повелителю молний.
- Марсель!
- Вы опережаете мои желания, герцог – я как раз хотел предложить перейти на «ты». Благо сейчас это сделать удобнее, чем в постели.
- Виконт Валме!
- Чередуете теплоту с отчужденностью? Да вы определенно знаток в разбивании сердец.
- Мы точно едем в правильном направлении? – Робер счел за лучшее сменить тему.
- Трактирщик указал на этот лес. Сказал, что единственный кот в здешних местах обитает именно тут.
- Странно, обычно кошки предпочитают жить рядом с людьми, а не с другими животными.
- Надеетесь найти в наше безумное время хоть что-то нормальное? Оставьте эту обреченную на поражение затею летописцам. Наше дело – поймать этого чертова кота. Кис-кис-кис?
А между тем…
Ворочался в кровати Рокэ, безуспешно пытаясь согреться под грудой одеял.
Довольно насвистывал трактирщик, чувствуя себя отомщенным за все неприятности, что причинила ему армия во главе с сумасшедшими дворянами, оккупировавшими все правое крыло гостиницы.
А в лесу недоверчиво топорщил уши, прислушиваясь к доселе не знакомым звукам, будущий лекарь затянувшейся первомаршальской простуды – огромный снежный барс.
P.S.
- Так какие, говорите, простыни вы предпочитаете, герцог?
4. Марсель/Робер.
Отбирая у Робера бокал с вином, Марсель вполголоса, но со всей возможной искренностью вопрошал мироздание, неужели отныне возиться с Первыми маршалами – его вечная забота и головная боль. Мироздание молчало, а тот Первый маршал, что был под рукой, хватал графа Ченизу за рукав, укоризненно-пьяно смотрел в глаза и порывался что-то сказать: то ли вызвать на дуэль, то ли пригласить поучаствовать в скромном заговоре против его Белоштанного величества. Второе было, безусловно, предпочтительнее, но, учитывая текущее состояние Робера, так же маловероятно, как и первое.
- Если бы вы хотели поговорить по душам – поехали бы к Карвалю, если бы желали отдохнуть в обществе прекрасной дамы – к Марианне, так что же, Леворукий побери, вы забыли в доме скромного урготского посла? Исключительно бесконечные запасы «Крови»? – Марсель укоризненно качал париком и прикидывал, в какую из свободных комнат транспортировать гостя.
Впрочем, это даже забавно, - решил Марсель, когда Робер вырвался из его захвата и уверенно промаршировал прямиком в личную спальню посла. Улыбнулся, зачем-то поправил кружевные манжеты и прошествовал следом – как радушный хозяин, он просто не мог оставить так тщательно спаиваемого на протяжении всего вечера гостя в одиночестве.
5. Марсель Валме/Эмиль Савиньяк
Марсель поправил кружевной манжет, бросил Котику индюшачью ножку и прочувствованно пожаловался:
- Признаться, я находил известную прелесть в том, чтобы быть урготским послом. Но стать послом Талига в Урготе – есть в этом что-то извращенное, не находишь?
Котик с сочувственным хрустом разгрыз кость.
- Один ты меня понимаешь, - Марсель в порыве чувств почесал Котика за ухом. Тот хмуро глянул, недвусмысленно намекая, что если ему еще раз помешают есть, никакого понимания и в помине не останется.
- Разговариваете с собственным псом, виконт?
- А что делать, что делать, - Марсель обернулся и нарочито суетливо принялся усаживать гостя, - если только он меня и понимает.
- Вы намекаете на то, что так и не удосужились выучить урготский, а талиг здесь никто не понимает? – Эмиль рассмеялся, принимая бокал вина. – Или на то, что я редко прихожу с визитами?
- Как приятно иметь дело с умным собеседником, - Марсель отсалютовал гостю кубком, - не приходится ничего разжевывать и объяснять.
- Иногда вы до боли напоминаете мне старшего брата.
- Иногда мне кажется, что это совсем не комплимент.
Эмиль расхохотался и снова наполнил опустевшие бокалы.
- Не хотел бы показаться невежливым, но нам предстоит провести как минимум три часа на скучном приеме у Фомы, - Марсель оценивающе поглядел на вино, но все же сделал глоток.
- Не хотел бы злорадствовать, но мне туда идти вовсе не обязательно. Что возьмешь с неотесанного солдафона: ни манер, ни воспитания. Вот полномочный посол – совсем другое дело.
- Если вы посмеете бросить меня на растерзание урготской знати, дражайший Эмиль, - мило улыбнулся Марсель, - то я пущу слух, что в столицу с визитом прибыл не младший, а старший из Савиньяков.
- Лионель вам этого не простит.
- О-о-о, с ним я как-нибудь договорюсь.
- Вот это меня и беспокоит.
- Поднимайтесь, маршал Юга, хватит опустошать стратегические запасы «Вдовьей крови» Талига: сегодня все винные погреба Ургота в нашем полном распоряжении.
- Могу я хотя бы рассчитывать на кров и приют?
- Мой дом – ваш дом, дорогой маршал.
- Я бы предпочел: «Моя спальня – твоя спальня», - без экивоков уточнил Эмиль.
- Только если не приведете с собой компанию. В последнее время я стал таким нелюдимым, - досадливо покачал головой Марсель.
- Между прочим, - мгновенно завелся Эмиль, - в последний раз вовсе не я…
- Если вы надеетесь услышать слова извинения, - Марсель галантно пропустил Эмиля вперед и прикрыл за ними обоими дверь, - то могу только посочувствовать. Извинения? От дипломата? Да этим я нанес бы профессиональное оскорбление всему цеху.
- Наличие трех не вполне трезвых дев в своей спальне вы пытаетесь объяснить извечным противостоянием военных и дипломатов? – невольно восхитился Эмиль.
- О, кое-кто просто не дал себе труда ознакомиться с ситуацией, прежде чем делать выводы. А между тем вы всего лишь застали чересчур оживленный диспут о поэзии.
- Настолько оживленный, что от слов участники перешли к прикосновениям?
- Не я, не могу не уточнить. Я лишь стал несчастной жертвой языкового барьера: дамы совсем не понимали талиг.
- Не заметил, чтобы вы сильно возражали.
- Эмиль, и долго вы будете припоминать мне этот раздутый вашим излишне живым воображением случай?
- До тех пор, пока вы не заставите меня о нем забыть.
- Три часа, - хрипло напомнил Марсель.
- И никакой компании, - быстро согласился Эмиль.
Дворецкий подал Марселю шляпу, церемонно поклонился и в очередной раз сделал вид, что совершенно не понимает талиг.
6. Марсель/Робер для Penelopa
Иногда Роберу кажется: если он остановится, то умрет. Просто осядет на пол неряшливой кучей одежды и плоти. А дух? Дух, быть может, воспарит. Вероятно, продолжая при этом беззвучно бормотать про поставку зерна в столицу, охрану караванов и привлечение иноземных торговых партнеров.
Робер сидит за столом, пьет остывший невкусный чай и заставляет себя разбирать горы документов.
Первый маршал, - зло смеется он сам над собой, - ведет и безнадежно проигрывает войну с бумажками.
Взять из стопки справа договор, прочитать, вычеркнуть третий пункт, поставить большой вопросительный знак напротив суммы и переложить документ на левую половину стола. Моргнуть и обнаружить, что правая стопка когда-то успела увеличиться вдвое. Вздохнуть и потянуться за документом, что лежит сверху. Пообещать себе не моргать, пока стол справа не станет пустым.
- Работа не волк, в лес не убежит, - доверительно шепчет ему на ухо невесть откуда взявшийся Марсель. Он чувствует себя в чужом кабинете, как дома.
- А вот я бы с удовольствием, - Робер бросает короткий взгляд на стол, чтобы с облегчением убедиться: стопка документов осталась прежней.
- И ищи потом самопровозглашенного коменданта Талига по всем окрестным лесам.
- Кто-то же должен это делать, - хмурится Робер: он не любит бессмысленные споры.
Марсель улыбается и забирает у него из рук соглашение о беспошлинной торговле с Урготом. Марсель кивает и вручает Роберу бокал Крови. Марсель щурится и коротко командует:
- До дна.
А потом весело смеется, наблюдая за кашляющим и стучащим себя по груди Робером.
- Это не Кровь.
- Совершенно верно, - охотно подтверждает Марсель, поставив свой – так и не тронутый – бокал прямо на документы. – Это знаменитая настойка Валмонов. Папенька утверждает, что готовит ее на астрах, но ни он, ни астры тут, конечно же, не при чем.
- Редкостная гадость, - кривится Робер.
- Полностью согласен, - улыбается Марсель, - вторую такую еще поискать надо.
- Это была попытка отравления? – Робер не знает, зачем, но послушно продолжает пить темно-красную жидкость, не забывая морщиться после каждого глотка.
- Валмоны не пытаются, Валмоны делают, - легко отбивает удар Марсель: ему не впервой. И без перехода добавляет, - Ну что, у меня есть с собой еще две бутылки нашей семейной гадости, или в одной таверне неподалеку есть отличные запасы кэнналийского.
- Бумаги…, - начинает Робер. Он знает: договорить ему не дадут, но не может не попытаться.
- Бумаги отлично пролежат одну ночь без вашего пристального внимания. И совершенно не испортятся – в отличие от цыпленка, которого уже начали запекать к нашему приходу.
Марсель приподнимает бровь и недвусмысленно кивает на дверь, как делал это уже десятки раз. Робер вздыхает и встает. Он понимает: спорить бесполезно. Он понимает: спорить совершенно не хочется.
Робер смотрит на довольного собой Марселя и затрудняется описать, что именно чувствует.
На ум снова приходит недавняя аналогия: куча одежды, неряшливо оседающая на пол. Только куч на этот раз две, и плоти в них нет.
А дух? Дух, безусловно, воспарит и непременно будет что-нибудь бормотать, но едва ли эти приглушенные вздохи и бессвязные стоны будут иметь хоть какое-то отношение к поставке зерна в столицу, охране караванов и привлечению иноземных торговых партнеров.
7. Игры вокруг трона
Сказать, что Робер был неприятно удивлен, значило ничего не сказать. Он был изрядно ошарашен, порядком разочарован и определенно зол.
- Потрудитесь объяснить, что Вы делаете в тронном зале поздней ночью, Валентин, - чеканя каждое слово, будто шаг на плацу, проговорил он.
- Полагаю, ответ «То же, что и Вы» Вас не устроит, - спокойно отозвался Придд, поднялся с колен и тщательно отряхнул штаны.
Краем сознания Робер отметил, что щенку хотя бы хватило ума не шататься по дворцу в парадной одежде, однозначно выдававшей в своем обладателе Повелителя Волн. Впрочем, его злость это уменьшило едва ли.
- Я жду, - отрывисто проговорил Робер, с неудовольствием отметив, что Алве в подобной ситуации повторять свои слова не пришлось бы.
- Мне кажется, мои действия вполне очевидны, - голос мальчишки звучал глухо, и только едва заметный румянец на щеках выдавал неловкость и стыд. По крайней мере, такая версия нравилась Роберу больше, чем необходимость объяснять этот румянец чрезмерным количеством выпитого спиртного.
- Валентин, я задал Вам простой вопрос. Потрудитесь дать на него такой же простой ответ!
- Как пожелаете, - щенку хватило наглости слегка поклониться. – Я, Валентин Придд, пришел ночью в тронный зал, чтобы подпилить ножки трона Альдо Ракана. За каковым занятием вы меня и застали.
Робер сделал два глубоких вдоха и велел себе успокоиться.
- Зачем?! – Получилось не очень.
- Завтра с утра прибудет урготская делегация, - мальчишка пожал плечами, словно сетуя на недогадливость собеседника, которому все приходится разжевывать. – А Альдо Ракан предпочитает являться на такие встречи с опозданием.
Робер невольно представил, как Альдо бело-золотой молнией врывается в тронный зал; с размаху, как всегда это делает, усаживается на трон и… оказывается на полу. С трудом сдержав улыбку, Робер поинтересовался:
- Мне казалось, Вы уже вышли из возраста, приличествующего подобным забавам. – И тут же сбился на свой обычный тон. – Ну зачем, Валентин, зачем? Тем более что Альдо назначил тебя ответственным за завтрашний прием.
- Ровно поэтому, - бесстрастно отозвался Придд. – Я готов и намерен отвечать за свои действия.
Против воли Робер хмыкнул. Он отметил и упорство, с которым Валентин именовал Альдо исключительно по имени, а не по титулу, и сходство задуманной шалости с проделками Сузы Музы, о которых так любил рассказывать Дикон, и серьезный настрой юного бунтовщика.
- Вашей энергии стоит найти лучшее применение, - почти по-отечески попенял Валентину он, снова чувствуя себя очень старым и очень усталым. – Приходите завтра вечером в особняк Капуль-Гизалей…
- Ваши предположения и предложения оскорбительны, - впервые за весь разговор в серых глазах Придда мелькнуло искреннее возмущение.
Робер расхохотался.
- О чем Вы подумали, Валентин? Ни в мои обязанности, ни в намерения не входит организация Вашей постельной жизни, заботьтесь об этом сами. А вот тем, что творится в Вашей голове, я заняться не прочь. В одиночку Вам Талиг не спасти. Вместо того чтобы искать героическую смерть, попробуйте для разнообразия поискать себе занятие для жизни. Это, конечно, не так романтично, как бороться с властью в одиночку и не менее романтично умереть, но не в пример полезнее.
Робер с удовлетворением отметил, что на этот раз у Валентина заалели не только щеки, но и уши. Он открыл рот, словно собираясь что-то сказать, но так же молча закрыл его. Снова поклонился, гораздо менее церемонно, коротко кивнул и вышел из тронного зала.
Робер посмотрел ему вслед и коротко вздохнул. Он не сомневался, что этим же вечером увидит Валентина у Марианны. Застегнутого на все пуговицы и еще более чопорного, чем обычно, но, что немаловажно, целого и невредимого. Что ж, одна проблема решена, а вот что делать со второй, он решительно не представлял.
До утра оставалось шесть часов. Соблазн оставить трон, как есть, и посмотреть, что из этого выйдет, был как никогда велик.
8. Про Марселя
Мужчину красит шпага, считал юный Марсель. Особенно дворянина. А вот его папенька почему-то считал, что мужчину красят клумбы с астрами, высаженные во дворе родового замка.
Не то чтобы Марсель был так уж против. В конце концов, какая разница, что именно будет расти в замковом дворе. Да и маме астры нравились.
Что вызывало в Марселе протест, так это необходимость за астрами ухаживать. Что, может, и звучало просто, а на деле означало не менее получаса, ежедневно проводимого в компании дражайшего родителя. Если повезет, все ограничивалось пространной лекцией о видах астр, выведении новых сортов и придумывании им достойных имен. Если же на папеньку нападала жажда деятельности, страдал от нее, как водится, Марсель. Сам Бертрам считал ниже своего достоинства копаться в земле, пропалывать сорняки и обирать слизняков. Да и, что греха таить, испытывал определенные сложности в том, чтобы просто склониться над клумбой, не говоря уже о том, чтобы присесть. Однако слуг до драгоценных астр, разумеется, не допускал. Так что страдал, как уже было сказано, Марсель.
- Мой наследник должен разбираться в политике, винах и астрах, - любил повторять Бертрам, удобно устроившись в тени старой яблони.
- В политике, - не уставал повторять он, - желательно все делать чужими руками.
К немалому сожалению перемазанного в земле Марселя, для садоводства эти принципы не годились.
Впрочем, однажды Марсель все же решил поэкспериментировать, пустив на любимые отцовские клумбы Матильду. Пегая немолодая коза испытывала сильную гастрономическую любовь к василькам, которыми в изобилии заросли астры. Именно этой любовью Марсель и рассчитывал воспользоваться, совместив кормление домашнего, пусть и копытного, животного с прополкой астр, заниматься которой знойным летним днем не хотелось совершенно.
Обоюдная выгода, - учился формулировать свои намерения Марсель, спуская Матильду с привязи.
Наличие общего интереса еще не означает, что в итоге обе стороны будут удовлетворены. Немаловажно учитывать методы, каковыми каждая из сторон будет добиваться своих целей, и готовность принимать во внимание чужие пожелания, - с грустью вносил коррективы в свои выводы Марсель, горестно разглядывая потоптанные Матильдой клумбы и предвкушая обстоятельную беседу с папенькой.
Юный наследник Валмонов не мог дождаться, когда от астр и политики они, наконец, перейдут к изучению вин. |