Ему всегда снились пророческие сны в ключевые моменты жизни. И в ночь перед отъездом из отчего дома в Кадетский Навигацкий, имени Его Величества Готфрида корпус, и в ночь перед первой встречей со своей единственной и ненаглядной, и в ночь перед её смертью родами, и не так давно – накануне приказа о выступлении на Хексберг, и вот теперь.
Свободный на сегодня от вахты младший помощник старшего штурмана «Весенней птицы» Андреас Шнеештурм прохаживался по юту. Как обычно после подобных откровений, сон слетел напрочь. Вот незадача. А завтра бой. Решительный бой, в котором командование предвидело возможность победы. Но не он. Ему всегда снились пророческие сны в ключевые моменты жизни.
Обычно их провоцировала одна-единственная, случайно услышанная фраза, непонятно почему запомненная накануне. «Пора ему стать мужчиной» - тогда, в детстве, «Как прекрасно чувство любви», «Ей не выжить» - в юности, «Приказ получен» - совсем недавно. И вот теперь:
- Если Альмейда не успеет. – хрипловатый низкий голос шаутбенахта Отто Бюнца отдавался в ушах.
Ну, не должен был он, Андреас, там оказываться. И не должен был этого слышать. Но шаутбенахты тоже люди, и тоже в гальюн ходят, и рассуждать там любят тоже. Как и все.
«Если Альмейда не успеет…». Альмейда успеет, и юный Шнеештурм видел это во сне также отчётливо, как теперь кормовой фонарь. Помощник штурмана вытащил из укромного закутка трофейную кенналийскую гитару. С месяц назад взяли кенналийский гукор. Андреас тогда порадовался, что судёнышко не с Марикьяры – не было бы тогда сдачи после первого залпа «Птицы» половиной борта, а была бы драка – бессмысленная и беспощадная. И наплевать, что гукор против линеала, наплевать, что личного состава один против пяти. На Марикьяре не один Ротгер Вальдес – Бешеный. Там все немного Вальдесы – даже Альмейда.
Альмейда, который завтра успеет со своим флотом. Флотом, где у Талига отнюдь не только гукоры. Это не считая Бешеного в бухте. А ещё – магия Хексбергского залива. Таинственные кецхен. Теперь-то Шнеештурм точно знал: они существуют.
Помощник лоцмана тренькал на гитаре, вполголоса подбирая слова и глядя на неспокойное море. До рассвета оставалось склянок пять. Удары волн о корпус и скрип снастей заглушали слова:
В ночь перед битвою на матчах струной натянуты канаты,
Под ветром паруса трепещут, как лист на ветке не всегда,
Когда воротимся мы в Дриксен, мы будем кротки, как ягнята,
Да только в Дриксен воротиться нам не придётся никогда.
Когда воротимся мы в Дриксен, мы будем кротки, как ягнята,
Да только в Дриксен воротиться нам не придётся никогда.
Что ж, если в Дриксен нет возврата, пускай ведёт на Хексберг компас,
Пускай несутся к страшной битве флотилий кесаря суда,
Когда воротимся мы в Дриксен, теплом и лаской встретит дом нас,
Да только в Дриксен воротиться нам не придётся никогда.
Когда воротимся мы в Дриксен, теплом и лаской встретит дом нас,
Да только в Дриксен воротиться нам не придётся никогда.
Что ж, если в Дриксен нет возврата, так встретим утро, встретим битву.
Вот бой завяжется – увидим, кто верх одержит в нём тогда.
Когда воротимся мы в Дриксен, мы к небу вознесём молитвы,
Да только в Дриксен воротиться нам не придётся никогда
Когда воротимся мы в Дриксен, Творцу мы вознесём молитвы,
Да только в Дриксен воротиться нам не придётся никогда
Что ж, если в Дриксен нет возврата, Назад нам не прорваться с рейда,
Нас с нетерпеньем ожидают и ярость кецхен, и вода,
Мы славно б возвратились в Дриксен, когда бы не успел Альмейда,
Да только в Дриксен воротиться, нам не придётся никогда…
Здесь молодой дриксенец кинул взгляд за корму, и взор его упал на арьергард. Он что-то вспомнил.
Зазвучали последние слова песни:
Что ж, если в Дриксен нет возврата, пусть бой последний будет весел,
Ведь не стонать, не ныть, не трусить мы с войском прибыли сюда.
Когда воротимся мы в Дриксен, цур зее станет фок Бермессер,
Да только в Дриксен воротиться нам не придётся никогда.
Когда воротимся мы в Дриксен, в герои выйдет фок Бермессер,
Да только в Дриксен воротиться, не дай, Творец, нам ни-ко-гда! |