399 г. К.М .6 день Осенних ветров
- Ты знал, ты знал, все знал! – Женевьев ходила от стены до стены, и Шарль видел, как сжимаются и разжимаются ее кулаки. Знакомый с детства жест, когда сестру охватывали ярость, отчаяние или бессилие изменить хоть что-то, а сейчас все эти чувства бурлили в ней. Они знали друг друга с рождения, были ближе, чем родные брат и сестра, но случившееся три дня назад отдалило их. И, по-видимому, навсегда.
- Я не мог действовать по своей воле, - Шарль бездумно постукивал по столешнице.
- А чья была воля на все это? – Женевьев сузила глаза и остановилась перед кузеном. – Создателя? Короля? Алвы?
- Ты сама знаешь.
- Я любила его! – Женевьев упала на стул, словно разом лишившись сил, и закрыла лицо руками. - Я любила Алана всю жизнь, а сказала ему о своей любви только перед его смертью.
- Ты ненавидишь его? – Шарль давно принял решение, но сейчас ему как никогда нужно было услышать от сестры подтверждение того, что он не допустил самую страшную ошибку в своей жизни.
- Нет, - сестра выпрямилась, расправила плечи, поправила выбившуюся прядь, становясь гордой и сильной Повелительницей Скал. – Франциск Оллар тоже жертва, и он об этом узнает. Один круг – не слишком долгий срок.
- Нам хватит.
- Ты так уверен? – Женевьев пристально посмотрела Шарлю в глаза. – Если бы все зависело от нас, то мой муж был бы жив, как и Рамиро Алва. И мы бы не стали предателями.
- Мы никого не предали, Эрнани высказал свою волю.
- Он так хотел умереть? – усмехнулась Женевьев. – Он мог бы просто отречься и жить дальше.
- Ты должна помнить, время Раканов уже ушло и еще не пришло.
- Я помню, прошло двадцать лет, но я все помню так ясно, словно вчера мы танцевали вокруг костра, пели, смеялись. И все были живы.
Они замолчали.
- Я уезжаю, теперь у меня новый супруг, - в голосе Женевьев сквозила неизбывная усталость. – Дикон никогда не станет герцогом Окделлом и Повелителем Скал, пусть его минует наша доля. Пусть моих детей не коснется беда!
Шарль подошел и коротко поцеловал Женевьев в щеку.
- Потому я всегда буду один.
- А через четыре столетия не падут ли на наши головы проклятия потомков? – вокруг глаз Женевьев залегли черные круги, следы горя и бессонницы. Шарль не знал, что ответить.
- Скажи, Шарло, - сестра опустила глаза. – Как мы будем жить дальше?
- Нам остается только служить Талигу. Только это.
27 г. К.С .21 день Летних Молний
Франциск Оллар умирал, и все знали об этом. Оллария затихла, однако слухи о том, что будущим королем станет Рамиро Алва, пасынок Франциска, передавались из уст в уста и во дворце, и в крестьянских домах.
- Я приму корону, - тон Рамиро не оставлял сомнений в твердости его намерений. Шарль едва слышно выдохнул. Мальчик не должен стать королем, еще не время!
- Франциск хочет, чтобы я стал его наследником, - Рамиро нахмурил брови, будто продолжая мысленный спор с кем-то. Шарль догадывался, с кем спорил Алва. – Право на трон принадлежит Октавию, но брат не хочет править страной, и скажу прямо, он отличный человек, потому из него никогда не получится хорошего короля. А из такого как я, может, что-то и выйдет.
Рамиро улыбнулся, напомнив об отце. Он был слишком похож на Рамиро-старшего, только глаза материнские, синие-синие, как море. Воспоминания причинили уже знакомую боль, к которой Шарль привык, как к тому, что перед дождем ноет плечо, в которое когда-то вонзилась агарисская алебарда.
- Завещание написано. Все решено.
Шарль потер висок, куда переползла боль. Он запятнан предательством уже двадцать восемь лет, он не женился, не обзавелся детьми, но наказание за отступничество преследует его с упорством породистой гончей, вцепляясь в тех, кто ему дорог.
- Рамиро, ты не можешь стать королем.
- Почему? – синие глаза не спрашивали, а пытали, и вся боль перешла в сердце. Шарль встал, подошел к окну и посмотрел на Олларию, прекрасную, залитую солнцем и не знающую беды.
- Олларам дан один круг царствования, а Талигу подарен еще круг мира. Время Раканов наступит через четыре сотни лет. Твой отец знал об этом, как и Эрнани Ракан. Теперь твоя очередь узнать правду.
- Я слушаю, - Рамиро подошел к Шарлю и посмотрел в том же направлении. Еще цвели астры, но ветер дул все холодней и холодней. Приближалась осень.
15 день Летних Молний 276 г. К.С.
- Ты осуждаешь меня? – несмотря на разницу в возрасте, они давно перешли на «ты», так захотел Алонсо, и Рене не видел смысла спорить. Маршала Эпинэ за глаза часто называли сумасшедшим, а то и бешеным, за весьма буйный нрав, однако глупцом его не назвал бы никто, а после того, как он уничтожил корпус Пеллота, его имя произносили с немного опасливым восхищением.
- За что? – Алонсо весело сверкнул ярко-синими глазами, отчего у переносицы появились морщинки. – За то, что ты поднял райос, перестал мне подчиняться и чуть не остался без головы?
Рене ответил широкой улыбкой.
- И за это тоже.
- Ты победил, вот что важно, а победителей не судят.
- Ты так думаешь? – тихо спросил Рене.
- Однако я не ожидал, что будут казнены все, - взгляд Алонсо сделал жестким и цепким.
- Предательству нет прощения.
- Поэтому ты оторвался от солдат и в одиночку пробивался к Пеллоту? Хотел наказать себя, погибнув, как герой? Глупо. Я могу найти иное применение твоим талантам.
- Я слишком жесток с предателем, потому что сам потомок предателя, ты это хочешь сказать? – Эпинэ резко отвернулся, сорвав лист с березы.
- Шарль Эпинэ был достойным человеком и отличным полководцем.
- Рамиро Алва мог бы стать величайшим маршалом Золотых земель, Алан Окделл мог бы еще жить и жить, служа Талигу.
- А еще может пойти дождь из вина, град из хлеба, а кошки откроют всем дорогу в Рассвет, - хмыкнул Алонсо, подойдя к Рене и приобняв его. – Взбодрись, друг мой, предстоит многое совершить, чтобы нашим правнукам было проще пережить Излом, до которого мы, к несчастью, не доживем. А было бы любопытно посмотреть, как будущие Алва и Эпинэ справятся с грядущими неприятностями.
- Ты называешь конец света неприятностью?! – Рене отодвинулся, с сомнением посмотрел на Алонсо и расхохотался.
- Раз уж мы до него не доживем, то не будем лишаться сна и аппетита, - невозмутимо ответил Алва, поправляя перевязь. – Война еще не закончилась. Однако впредь все же не рискуй головой зря, погибнуть можно и с большей пользой. И сними райос, поголовное истребление гайифцев плохо скажется на моде.
- Мы победим, - уверенно кивнул Рене. – Эномбрэдастрапэ!
А отвечать по счетам все равно придется. Об этом маршал Эпинэ не забывал никогда.
389 г. К.С. 3 день Осенних Ветров
Если сто раз провести по волосам гребнем, то они будут сиять, как ручеек под солнцем. Так всегда говорила нянюшка Жаннетта, а Магдала знала, что нянюшка не обманет. Девяносто семь, девяносто восемь… Магдала отложила гребень и поймала улыбку отражения. Она себя вовсе и не считала тщеславной, что же плохого в том, чтобы находить свое отражение привлекательным? Хотя братья все время ее дразнили. Необидно, конечно. И постоянно приносили цветы Жозине и ей. Вот и сегодня Робер оставил астры в вазе: сиреневые и пурпурные. Пусть дразнятся, они старше, но все равно еще мальчишки, а Магдала понимала, когда мужчины смотрят с восхищением. Как Эмиль, да и симпатичный однокорытник Мишеля, виконт Валме, кажется, влюбился. А завтра объявят о ее помолвке с Фердинандом Олларом, и она станет невестой короля, наденет золотой браслет, а через несколько месяцев станет королевой. Магдала Эпинэ, Магдала Оллар, королева Талига будет носить черно-белое и родит наследника трона. Отражение вновь улыбнулось, горькая складка у рта контрастировала с беззаботной улыбкой и все же была почти незаметной. Многие наивно считали, что Эпинэ простодушны и благородны до глупости и не умеют притворяться. Слишком многие забывали, что у иноходцев смертельно опасные копыта и бешеный нрав. Девяносто девять, сто. Теперь ее волосы сияют, как и достойно наследницы Анри-Гийома и королевской невесты.
Магдала вынула цветок из вазы и вдохнула горьковатый осенний запах. Через десять лет астры будут источать столь же тревожный аромат, только все станет неважно, а сегодня она хотела бы вдохнуть полынь и ковыль и вспомнить, как давным-давно в третий день месяца Осенних Ветров умерли двое, а они стали проклятыми. Магдала вернула астру на место и взяла письмо со стола. Несколько строк прощания, слова о любви отцу, Жозине, братьям, отдельно приписка для Робера. Нет! Их тайна на двоих так и будет принадлежать только им. Письмо полетело в огонь. Бумага – плохой союзник, она может попасть не в те руки, и тогда они пожнут бурю. Магдала взяла в руки бокал и долго сидела, наблюдая, как огонь в камине отражается в алой Крови. Драгоценное вино, подарок от семейства Алва, знак дружбы и расположения. Знают ли они? Знает ли Рокэ Алва? Он красив, Магдала однажды встретила его при дворе, и сердце ее забилось, как ласточка, подхваченная ветром, впрочем, это произошло так давно! Один глоток, обжигающее тепло южного зноя в вине. Отец побывал в Кэналлоа в юности и рассказывал, что там ветер несет песок, тяжко дышит море на закате, а гранаты цветут, как кровь. Еще глоток. А как хорошо они повеселились сегодня! Ги даже смог украдкой поцеловать ее пальцы. На самом деле он не нравился Магдале, но все равно приятно. Катари плела венки и представляла, какие драгоценности подарит Магдале на свадьбу король и будет ли среди них алая ройя, смеялись братья, а Эмиль был так хорош в новенькой форме! Если бы она не зашла отдышаться в беседку, стремясь отдохнуть в тишине чуть-чуть, если б не затаилась среди зелени, дыша прохладой, может, Магдала не увидела бы, как ее любимая тетя Кара сыплет в бокал вина белый порошок. Разве не тетя Кара отдала ей бокал, сказав, что будущей королеве надлежит первой выпить лучшего южного вина за здоровье Его Величества? Магдала посмотрела ей в глаза и все поняла, дед так часто вещал о предательстве и угрозах Эпинэ от врагов, об ударах кинжалом в спину и яде в вине. Он упоминал имена Савиньяков, Алва, Валмонов, и никогда Ариго. И так легко оказалось сделать вид, что отпиваешь глоток, пролив остальное в траву. Неужели Каролина Борн так жаждет, чтобы ее дочь стала королевой? А может, Магдала помешала еще чем-то? Уже не важно.
Тетя Кара напомнила, что предательство возвращается из века в век. Магдала читала завещание Шарля Эпинэ. Никто из рода Эпинэ не должен породниться с Олларами. Никто из рода Эпинэ не должен взойти на трон. Никто из рода Эпинэ не должен уйти от платы, в их семье пусть платит она. Магдала достала астры из букета и стала обрывать нежные лепестки. Оставалось сделать последнее.
Она не сдавалась, а уходила, как уходит воин в последний бой, принимая на себя самый жестокий первый удар. Магдала Эпинэ отсалютовала бокалом темноволосому отражению и допила отравленное вино.
400 год К.С. 4-й день Весенних Молний
Робер не солгал Левию, сны ему действительно больше не снились, как не приходили больше странные видения, чужие воспоминания. Спать стало спокойнее, дышать легче, однако чувство утраты копошилось в душе, как Клемент в буфете.
- За вас, Ваше Крысейшество, - Робер отсалютовал бокалом седому, однако как и прежде бодрому крысу и допил красное, немного горькое вино. Крыс ненадолго перестал скрестись, повел носом и продолжил поиски чего-то неизвестного. Интересно, что он нашел на верхней полке, какие тайны, недоступные человеку?
Робер подавил желание пощекотать зверька, не желая вмешиваться в чужие секреты, ему хватало своих. Алва прекратил являться в сновидениях, как и золотые глаза гоганского мальчика, глаза Мэллит. У Марианны черные глаза, в них легко утонуть и забыть обо всем, что случилось или случится. Иноходец погладил жемчужины ожерелья, ощущая прохладу, которую бусины хранит всегда. Возможно, если закрыть глаза, то можно будет услышать уходящий шум ручья. Магдала любила повторять, что ручьи несут напевы далеких морей. Странно, что ему вспомнилась сестра, он так давно решил не вспоминать о ней. Поначалу не удавалось, однако после гибели отца и братьев стало легче, а смерть Жозины научила не помнить о доме и о тех, кто был семьей. Но Магдала… Та потеря ударила больнее всего, еще не началась бессмысленная кровавая бойня, и ее уход служил предвестником, только Робер не понял и умчался забывать в Торку, к товарищам, к лошадям, к ясности и войне. Он знал, от чего она умерла, ни на секунду не поверив в скоротечную лихорадку, от которой сестра скончалась за два дня, не приходя в сознание, ни в отраву выдуманных дедом врагов. Магдала не дала бы себя отравить, дед, может, и видел призраков в каждом закоулке, однако приучив внуков к яду, совершил доброе дело. В то утро Робер первым зашел в ее комнату, чтобы пожелать доброго утра, и первым нашел Магдалу. Она лежала в кресле, огонь в камине погас, а на столе лепестками подаренным им же астр тлело слово «плата». Это было послание для него, Магдала платила собой, что-то заставило ее пойти на это, оживив память о предательстве. Тогда Робер не понял и долго не понимал, пока Катари не взошла на трон, заняв место Магдалы. А они так любили тетушку Кару… Робер горько усмехнулся. Каролина Борн просчиталась, кузина Катари слишком чиста душой для подобной роли. А ведь он столько лет избегал любых упоминаний об Ариго, вычеркнув их из жизни, а теперь Катари – единственная, кто остался из его семьи, и он должен сделать все, чтобы и ей не пришлось платить за чужие грехи.
- Монсеньор, - Робер непроизвольно вздрогнул, вынырнув из глубин памяти. Никола подошел беззвучно и смотрел несколько неуверенно. Иноходец насторожился, его генерал редко проявлял подобные чувства.
- Что случилось?
- Я хотел бы поговорить об Окделле, - Карваль насупился, в который раз напомнив упрямого бычка. Робер подавил усталый вздох. Очередной круг начинался снова.
- Никола, я и так знаю, что ты сейчас мне скажешь. Пойми, герцог Окделл абсолютно безвреден, после смерти Альдо некому больше забивать его голову выдумками и глупостями.
- У него живет Штанцлер, - в голосе Николы прозвучало настолько явное отвращение, что Робер пристально вгляделся в генерала.
- Когда-то ты считал Августа Штанцлера союзником.
- Я ошибался, как и мы все. Маршал Алва – достойный человек, а бывший кансильер – лжец и предатель.
- Я согласен, что Дика следует оградить от влияния Штанцлера, - Робер почувствовал, как по его колену пробежали маленькие лапки, Клемент чуял внутренний гнев спасителя всегда. – Я буду просить Катарину подписать приказ о высылке бывшего кансильера из Олларии. Хотя было бы проще решить все с помощью пистолета.
Робер недобро улыбнулся, вспомнив Эпинэ, девицу Нику и свой пистолет, нацеленный в лоб эра Августа.
- Пожалуй, вы правы, моньсеньор, - Карваль говорил серьезно, как эсператистский проповедник. Робер коротко взглянул на маленького южанина.
- А что касается герцога Окделла, то я приложу все усилия, чтобы он не тревожил сестру, пока она не разрешится от бремени.
- Лучше, чтобы он оказался подальше от Ее Величества, еще со времен Алана Окделла их семья любит предательские удары.
- Не стоит так говорить об Окделлах, - Робер предупреждающе вскинул руку. – Алан погиб за то, во что верил.
- Как скажете, монсеньор, - на удивление легко отступил Карваль. Робер разозлился на свою вспышку, Никола ничего не знает и не виноват, что смотрит на все вот так.
- Прости, я был слишком резок. Я обо всем позабочусь.
- Монсеньор, - Никола кивнул и столь же бесшумно удалился.
Дикон, Катари, Штанцлер, Никола, Марианна, Борны, братья, Магдала… Виски пронзило мгновенной болью, как ударом молнии. Весна пришла недобрая и тревожная. Пальцы снова прикоснулись к жемчугу Марианны. У них все будет хорошо! Пусть у них, у нее все будет хорошо, Лэйе Астрапе! Шарль Эпинэ умер бездетным и одиноким, но прошло четыреста лет, правнуку необязательно повторять судьбу предка. Может ли то, что он оправдал Алву на суде, искупить их проклятие? Робер поцеловал ожерелье, всей душой желая перенестись к единственной женщине в своей жизни. Он оправдал, не думая о долге, он поступил по совести. А Дик? Почему он не остановил мальчишку? Айрис погибла в Надоре.
И все же Робер попытается. Дикона он под любым предлогом удалит из Олларии, подальше от Катари и от себя, сестра родит и уедет в безопасный Ноймаринен к детям, Штанцлер больше не причинит никому вреда, Алва на свободе и пусть совсем немного, но он приложил к этому свои силы. Марианна любит его, а сны больше не приходят. И возможно, только возможно он никогда больше не увидит в кошмарах остекленевшие глаза умершей сестры.
378 год К.С. 14-й день Осенних Ветров.
Магдала ничуть не боялась ни страшной мармалюки, ни Девы с Худой Рукой, ни безголовых призраков. В семь лет в такие глупости уже не верят! И ночь была самая обычная, а взрослые заперлись дома, жгут свечи и говорят о скучных непонятных вещах. Пусть они боятся, она вовсе не трусиха, как дразнил ее Арсен. У крысы был очень противный голый хвост, вот и все. Магдала решительно подобрала длинный подол и пошла дальше по дороге к старой беседке. Днем они часто играли там, и ничего плохого не происходило, и ночью не произойдет, а Арсен пусть съест крысиный хвост! Робер однажды гулял Темной ночью, и сейчас жив-здоров. Она такая же смелая и даже смелее! Тишина вокруг Магдала была пустой, а ночь – черной, как чернила тети Арлетты. Девочка упрямо шла вперед, не оглядываясь. Больше всего ей хотелось к Жозине, уткнуться носом в подол ее платья и слушать истории про привидений. Но до беседки она дойдет! Магдала уже разглядела смутные белеющие очертания беседки - цвет напомнил ей однажды найденную в канаве обглоданную кость – когда за спиной услышала звук шагов. Сердце остановилось, а потом заторопилось, как лошадь на скаку, и Магдала побежала просто потому, что стоять была не в силах.
- Магда! – ее позвали, и это оказалось страшнее всего. Они знали ее имя, она не убежит!
- Жозина! – тонко вскрикнула Магдала, закрыв лицо ладонями. Конечно, она споткнулась о первый же камень и упала, борясь с тошнотой. – Мама! Не трогай меня, чудовище!
Преследователь подбежал, и девочка приготовилась кусаться.
- Ты что, больно же! – вскрикнул призрак голосом Ро. – Открой глаза, это просто я!
Магдала замерла, пытаясь понять, не обманывают ли ее, но отец всегда говорил, что страшнее всего сам страх. Она приоткрыла один глаз и увидела сидящего рядом брата, недовольно потирающего запястье.
- Это ты, Ро! Ты! – завизжала счастливая девочка, кидаясь на шею брату.
- Сумасшедшая, - проворчал тот, освобождаясь и поднимаясь на ноги. Затем он протянул руку измазанной сестре: - Пойдем скорее домой, пока не заметили, что нас нет.
- Нас накажут? – Магдала снова ничего не боялась, ведь вдвоем не страшно.
- Тебя накажут, а меня, возможно, и на порог не пустят, - брат грустно улыбнулся. – Кукушонок Эпинэ.
- Что? – непонимающе нахмурилась Магдала, цепляясь за руку Ро. – Почему кукушонок?
- Так меня дразнили когда-то, - пробурчал брат. – Руку не сломай.
- За что? – Магдала сильнее сжала пальцы, доверчиво прижимаясь к брату. – У тебя нет крыльев.
Робер засмеялся и потянул ее к дому.
- Пошли уже. Однажды я тоже убежал в Темную Ночь.
- Я знаю, знаю! Ты такой храбрый!
- Но все решили, что меня подменили, и я стал ненастоящим, потому и дразнили кукушонком. Дед даже прижег мне руку, чтобы показать, что я настоящий.
- Было больно? – Магдала всматривалась в лицо брата.
- Да.
- И никто не заступился, когда тебя обижали? Знаешь, мне не нравится. И домой я больше не хочу! – Магдала резко остановилась.
- Жозина заступилась, - Ро потянул сестру вперед. – Пойдем скорее, ночью все равно может быть опасно.
- Я не хочу, чтобы меня жгли. Я буду кусаться, даже дедушку укушу!
- Никто не будет тебя жечь, - в голосе брата отчетливо росло недовольство, - если мы скоро вернемся. Поторопись!
- Не тяни меня! – Магдала ускорила шаг и принялась вертеть головой по сторонам, позволяя вести себя. – Ой, смотри!
- Что еще?!
- Там цветы.
- Ну что за детские глупости, Магда? Какие цветы?
- Красные, и я не малютка! – девочка вырвала руку и отступила на шаг. – Сам гляди, глупый старший брат!
Робер повернулся и застыл. В ночной тьме алели маки. Магдала торжествующе улыбнулась. Она права и ничего не выдумывает! Только пальцы вдруг похолодели.
- Я хочу к Жозине, пошли, - теперь Магдала тянула брата. – Пошли же!
- Да, да, пойдем…
И тут ночь вспыхнула, пламя разлилось вокруг детей неостановимым потоком, разбрызгивая искры, маки превратились в костры, а на поляне появились словно сотканные из пламени фигуры людей, только головы…
- Смотри, Ро, у них головы, как у наших кошек, - прошептала Магдала, заворожено наблюдая, как фигуры кружились в танце, сплетаясь в причудливые группы и распадаясь, как угольки костра. Тишина не ушла, но девочка слышала песню. В песне поется - сердце вернется, сбудется то, что должно. Дева смеется, что остается, если уж все решено? Брачные клятвы, память проклятья - все растворится, как дым. Сестры и братья, к времени жатвы все уже станет иным. Вечно скуке не бывать, вечно вам не танцевать, с скорбью, мукой, должен руки вновь от крови отмывать ради общего спасенья тот, кому вовек забвенья не видать. Не стоит ждать и надеяться на чудо - лишь один из всех вас будет роковой рассвет встречать. Плата слишком велика, чтоб забыть про должника, все заплатят, всех охватят боль, отчаянье, тоска, и предательства печать будет смыта - на века, только зря невесте ждать - не дождется жениха. Но все можно изменить, даже тоненькая нить может воссоединить Четырех в условный срок, и пророчества - не рок, а намек...
А потом все исчезло в одно мгновенье.
- Что произошло, Ро? – Магдала плакала и улыбалась одновременно. – Какое предательство? Кто кому должен заплатить? Ро?
- Я не знаю, Магда, - тихо ответил брат, почти до боли сжимая ее руку. – Я все еще слышу их слова.
- Может, мы должны заплатить? Они же нам пели?
Брат еще крепче сжал пальцы, вызвав у Магдалы крик боли.
- Прости! Ты никому не будешь ничего платить. Побежали домой.
- Побежали!
Дети помчались к замку, в котором их ждали мама, тепло и печенье Мариетты.
302 год К.С. 6-й день Осенних Молний.
Волк Ноймаров вечно бежал к закату. Рене Эпинэ наблюдал, как движется мощная серая фигура на развевающемся флаге. Он знал, что осталось недолго наблюдать за этим бегом, и он уже не успеет увидеть вздыбленных иноходцев, гарцующих над башнями в родной Эпинэ. Горечи маршал не испытывал, его жизнь была долгой и полнилась славными победами, он нашел верных друзей и достойных врагов, женился по любви, у него прекрасные сыновья и дочь. Войну они выиграли, и их с Алонсо клятва исполнена.
- Решил уйти, не прощаясь? – Рене удивленно поднял голову, что могло бы показаться приветствием Алонсо Алве, по-хозяйски ввалившему в комнату Эпинэ.
- От тебя, пожалуй, уйдешь, - пробормотал Рене, опуская голову на подушку. Сил не хватало держать ее на весу, а уж тем более сидеть. – Из Кэнналоа в Северную Придду путь неблизкий.
- Бешеному Алве сто бье не крюк, - ухмыльнулся Алонсо, повторяя известную в армии поговорку. – Не угостишь гостя вином?
- Сам нальешь, - Рене бесконечно рад был видеть Алонсо, постаревшего и поседевшего, но все с такими же ярко-синими глазами, как и много лет назад. – Умирающий не обязан исполнять ничьи капризы, даже Первого Маршала и соберано Кэнналоа.
- Скорая кончина не идет на пользу твоему характеру. Не так ли, Белый Мориск? – Алосно сел рядом с кроватью и занялся бутылкой вина. – Лучшее кэнналийское, еще при Луисе Алва собирали урожай ягод. Надеюсь, врачи тебе не запрещают?
- Сейчас мне самое время беспокоиться о здоровье, - улыбнулся Рене. – Наливай немного, сил у меня осталось ненадолго.
Алонсо разлил вино: себе полный бокал, Рене – на дне.
- За Талиг!
- За Талиг!
Рене приподнялся и сделал глоток, затем упал на подушку.
- Как там?
- Все тихо. Гайифа по-прежнему сидит с прижатым хвостом, Карл решил вымостить улицы в центре города булыжником. В Олларии новая первая красавица, Маргарита Менье.
- И ты, конечно, с ней знаком?
- Нас представили.
- Раймонда выцарапает тебе глаза. Как ты покажешься в армии с такими ранами? - усмехнулся Рене.
- Я верен своей жене, что не мешает мне ценить красоту, - отмахнулся Алонсо, подливая себе еще вина.
- Решил напиться и сразу отметить мои поминки? Говорят, что у смерти синий взгляд.
- У сестры смерти, - негромко отозвался Алва.
- Неважно, - Рене прикрыл глаза. – Скоро я сам увижу, когда встречу этих прекрасных эрэа.
- Тебе будет не слишком скучно в Рассвете в столь блестящем обществе.
- В Рассвет мне не попасть, - пожал плечами Рене. – Эпинэ ждет Закат.
- И твоего трехлетнего сына тоже? – с внезапной резкостью отозвался Алонсо.
- Не напоминай о Робере! – Рене гневно распахнул глаза. – Он умер невинной крохой.
- Значит, он в Рассвете, - спокойно сказал Алонсо. – Как и многие из твоего рода. Вот Алва там гораздо меньше, если вообще есть.
- Рамиро.
- Рамиро Алва? – Алонсо искренне рассмеялся. – Разве что молитвами святой Октавии.
- Погибший от рук предателя попадает в Рассвет.
- Тебя не Мориском следовало назвать, а ослом! Твое здоровье!
- Налей мне еще. Я отдохнул.
Алонсо вновь наполнил бокалы.
- Мой предок знал много больше, чем думал Шарль Эпинэ, - помолчав, сказал Алонсо. – Если кто и оказался жертвой, то Алан Окделл. И Эрнани Ракан.
- Шарль служил Талигу.
- Как и многие Эпинэ до и после него. Прекрати винить себя во всем, Рене.
- Я тревожусь о детях. Мишель, Арсен и Магдала заслужили долгой и счастливой жизни.
- Она у них будет.
Рене не ответил, прислушиваясь к нарастающему в ушах гулу, сердце сдавило обручем.
- Я жалею только, что не успел повидать детей, Алонсо.
Алва наклонился, улавливая тихий шепот умирающего.
- Обещай, что приглядишь за ними.
- Обещаю.
Рене взглянул в покрывающееся красной закатной дымкой небо. Волк Ноймаров бежал навстречу закату, и Рене спешил за ним, туда, где его уже ждала Лусия.
- Я хочу, чтобы меня похоронили здесь.
Алонсо кивнул, и Рене закрыл глаза. Последнее, что видел маршал Рене в этом мире, был синий-синий взгляд.
32 год К.С. 3-й день Летних Скал
Шарль Эпинэ отложил в сторону слегка помятый лист. Дядя завещал ему титул, земли, все богатства. Детей у него не было, и Шарль всегда знал, что наступит день, когда он станет преемником дяди и новым Повелителем Молний, и все равно оказался не готов к тому, что Шарля Эпинэ не станет. Дядя так до конца и не оправился от болезни, и Шарль старался навещать его как можно чаще, несмотря на то, что в последние годы старик превратился в затворника. Шарль часто удивлялся, отчего дядя, так тепло относившийся к нему и Рамиро, стал отдаляться от них, а вот теперь все стало ясно. Земли, титул, деньги – все теряет важность перед вот этим исписанным быстрым дядиным почерком листком. Шарль знал, что текст навсегда останется в памяти.
«Я, Шарль Эпинэ, Повелитель Молний, маршал Талига, готовясь предстать перед Первым судом, объявляю свою последнюю волю племяннику Шарлю Эпинэ и предоставляю ему же исповедь с тем, чтобы он хранил ее и поведал только своему наследнику.
Шарль, не все я расскажу тебе, но, прочитав написанное, помни об одном, долг и верность нашей семьи – служба родине, неважно, носит ли страна имя Талигойя или Талиг. И служение для нас остается единственной дорогой и правдой.
Издавна Эпинэ оставались опорой страны и династии Раканов, правящей Талигом по высшему праву. Однако настали времена, когда Талиг настигла угроза бесчисленных бед и кровавых войн. Те, кто называли себя Людьми Чести, думали единственно о своей выгоде, оставляя Талиг истекать кровью. Эрнани Ракан страдал серой лихорадкой и не мог более твердой рукой управлять Талигом, а сын его Эркюль был слишком мал и не проявлял характера, который помог бы спасти страну. Эрнани Последний принял решение пожертвовать своей жизнью на благо страны и уступить право на трон Франциску Оллару, видя в нем человека, способного принести пользу Талигу. Однако же, не будучи до конца уверенным в надежности новой правящей династии, постановил, что Рамиро Алва или же его наследники могут сместить с трона любого из рода Олларов, дабы самим принять тяжесть управления страной. Такова была воля последнего короля из рода младшей ветви Раканов, потомка Эрнани Святого.
Тебя, Шарль, полагаю, удивили мои слова о младшей ветви рода Раканов, поскольку Эрнани Святой был единственным оставшимся в живых из четырех братьев и единственным же законным правителем Раканом. Старшие его братья, Анэсти и Эридани погибли бездетными, а имя Ринальди Ракана предали забвению и запрету, причиной чему послужили преступления Ринальди, совершенные против Беатрисы Борраски.
Знай же, дорогой племянник, что Беатриса Борраска носила дитя Ракана, но не Ринальди, а Эридани, и в срок разрешилась от бремени сыном Альбином, который и являлся истинным правителем по законам Золотой Анаксии. Тайну рождения ребенка хранили надежно до тех пор, пока Альбин не узнал всей правды, после чего покинул пределы страны и основал в Багряных Землях род, который со временем стал называться Алва. Такова истина.
Дорогой племянник, природа одарила тебя острым умом, и думаю, ты уже понял, что род Алва – род истинных властителей нашей страны, о чем было ведомо Эрнани Последнему, который и хотел вернуть трон законным правителям. Однако он не считал возможным раскрыть тайну преступлений Эридани и Беатрисы, дабы не предать позору всех Раканов, а оттого не мог объявить Рамиро Алву своим преемником и вручить ему корону, меч, жезл, щит и копье, как не мог вручить власть Рамиро, поскольку закаменевшие в предрассудках Люди Чести не приняли бы полукровку из Кэнналоа. Но жизнь рассудила за нас всех в тот месяц Осенних Ветров, и ее устами заговорил Эктор Придд, решивший захватить власть путем шантажа. Он открыл Эрнани Ракану, что его сын Эркюль не Ракан, а Придд, и отец его - Эктор, много лет состоявший в преступной связи с Бланш. Тогда Эрнани принял решение, определившее судьбы многих, судьбу Талига. Желая спасти Талиг и передать корону в руки законных наследников, Эрнани отдал трон Франциску Оллару, оставив свое завещание, прочитав которое, умеющий смотреть в суть поймет, что Оллар – лишь местоблюститель до тех пор, пока один из рода Алва не займет свое место по законному праву. Эрнани не верил, что Рамиро Алва захочет сместить Франциска Оллара, кэнналиец любил лишь свою гранатовую родину и жену и всегда чурался короны, тогда Эрнани возложил свои надежды на ребенка Октавии, звезды предсказали мальчика, и в ночь со второго на третий день Осенних Ветров Эрнани Последний вызвал меня и рассказал историю, которая бытует со времен Эрнани Святого и которую я передаю тебе. Именем Талига и во имя его он взял с меня клятву помочь осуществить свой план, дабы на трон взошел сын Октавии. Рамиро Алва должен быть убран с дороги, во благо страны. Так сказал Эрнани и я доверился ему, потому что стоял на грани отчаяния. Тело Ракана было истерзано болезнью, однако ум был острее кинжала. Он отлично знал натуру своей жены, Алана Окделла и Рамиро Алвы, как и меня. Позже он призвал Рамиро, написал свое завещание и попросил убить его. Я отказался, как и было оговорено, тогда Рамиро поднял меч по просьбе Эрнани. Оставалось лишь сказать Бланш о смерти мужа и Эктора Придда, а уж она нашла того, кому верность застила глаза. Так погибли Рамиро Алва и Алан Окделл.
Дальнейшее тебе известно, Шарль. Франциск Оллар оказался благом для Талига, его сын Октавий взошел на трон, а Рамиро Алва-младший – его верный помощник и любящий брат. Я же, Шарль Эпинэ, предатель и клятвопреступник, ведь ночью второго дня Осенних Ветров после разговора с Эрнани Раканом я отправился к Рамиро Алве и рассказал ему обо всем. Я должен был поступить так, разговор с Эрнани помог мне разгадать загадку двух десятилетий и понять, как я должен поступить, пусть мое сердце и моя совесть возражали мне.
На моих руках кровь Эрнани Ракана и Алана Окделла, как и кровь Алвы, пусть его решение и было добровольным. И если бы только на мне остался груз предательства! Я не женился, несмотря на все уверения Аннабель, что она готова разделить со мной любую судьбу, у меня нет детей. И я могу только надеяться, что тебя и твоих потомков не затронет тяжесть расплаты.
Вероятно ты, Шарль, спрашиваешь себя, отчего же корону носит Октавий Оллар, а не Рамиро Алва, ведь ради этого сложили головы Эрнани Ракан, Алан Окделл, Эктор Придд и его отец. Знай же, что еще не время Ракану владеть Талигом, не время вновь забиться сердцу и услышать зов Зверя. Олларам подарен круг, потом же наступит время перехода и пора предела, когда старое и новое перемешаются, и начнется новый отсчет эпох. Я знал об этом, однако не рассказал Эрнани, я не мог, но тяжесть вины не становится легче. Рамиро знает правду и передаст знание детям, Алва будут оберегать Олларов, пока не закончится срок и последний из Олларов не предаст последнего из Алва.
Я не раскрою тебе всего, что знаю, в надежде уберечь тебя, сын мой. Когда наступит последний Излом, ни я, ни ты уже не будем в этом мире, и я могу лишь лелеять в сердце своем веру, что наши потомки не посрамят нас и что Эпинэ очистятся от предательства.
Рукопись эту храни в тайне, но не уничтожай, чтобы не стерлась память.
Прощай, Шарль. Помни, все, что осталось у нас – это Талиг и служение ему».
Шарль закрыл глаза, вбирая в себя тишину летнего утра. Тьма еще придет на порог его дома и протянет руку, а сейчас время звучать тишине.
379 год К.М. 12-й день Весенних Молний.
- Женевьев, не уходи далеко!
- Конечно, мамочка! Мы с Шарло ищем цветок безвременника, говорят, он сияет, словно алая ройя.
- Безвременник не приносит радости, малышка, - прошептала мать вслед убегающей дочери.
Но Женевьев было девять, и тревожные мысли не касались ее. Ей нравилось бегать с Шарло и таким смешным Аланом среди душистых кустов и искать цветок из нянюшкиных преданий.
- Смотри, сестренка, там что-то блестит!
- Это он, безвременник. Бежим скорее, пока не погас!
Брат с сестрой побежали на сияние цветка, как на свет огня, чтобы поймать сказку.
- Это не цветок.
- Шарло, смотри, они танцуют. Танцуют!
- Ты слышишь их пение, сестренка?
- Да.
Шарль сжимал руку Женевьев, наблюдая, как разгорается пламя из алой искры лепестков, а вокруг в почти неуловимой пляске несутся прекрасные люди с кошачьими головами и распахнутыми крыльями. То ли пляска, то ли полет. Пламя стремилось к черному небу, и в сиянии созвездий дети слышали песнь о грядущем.
Время начнется, время вернется, время придет и уйдет, времени кольца вьются - не бойся, время навек истечет. Это лишь солнце - ваши рассветы, ваш ненавистный закат, промахи ваши, ваши победы - все, все вернется назад. Время возврата, время расплаты вам суждено выбирать. Чем бы ни клялся кто-то когда-то - право имеет решать, может судьбу выбирать каждый - достаточно знать, что будет честным, время и место нам не дано выбирать. Дети Астрапа, танцуйте, ликуйте, ваши утраты - не навсегда. Сердце в зените кровью истает, только кто знает, так же, глядите, льется вода. Предназначенье - только мгновенье, лишь обещанье всем, а прощанье - не навсегда. Трон опустевший законный властитель вновь обретет, смерти приспешник плату возьмет, время придет и время уйдет, время надежды - снова, как прежде, ломается год. Выбито в камне к сердцу воззванье - время камня не ждет. Горы свершений, пропасть забвенья - камень дорогу кладет, только куда поведет эта дорога вас от порога, что за дорога вас ждет - дети Астрапа, решать вам. Жителям Юга времени - Круг, а дальше их время уйдет. Зло не пробьется, кровь, что прольется, снова быльем зарастет. Помните, дети - времени сети вам разрывать, вам плести. Время наступит, время отступит, время владыке прийти. Друга в короне, друга на троне, верного друга жди в конце Круга, время вперед не гони. Или возмездье кровью и местью счастья погасит огни. Дети, идите, верьте, служите, не забывайте вовек. Не забывайте, помните, знайте, не уступайте страху и боли, вот твоя доля, вот твоя нить, человек. |