1. Робер/Ирэна Придд. Нписано на Кэртианский хот-фест, по заявке Инны ЛМ
Нет, она не подслушивала. Просто шла из библиотеки в свои комнаты. Просто неплотно притворенная дверь в кабинете отца. Просто слишком громкие голоса.
"Да, все пятеро... Тела третьего пока не нашли, но чего вы хотите, там же сплошные топи..."
Не упала без чувств. Не вскрикнула. Даже не вздрогнула. Просто прошла мимо. Поднялась в комнату. И села к бюро.
Бумаг было не много. Какая-то безделица из Дидериха. Это еще до Лаик. В тот самый, единственный, приезд в Эпинэ. Полные романтичной дребедени строчки, выведенные старательно-красивым почерком на одном из плотных листов довольно толстого альбома. И сухой цветок мака, заложенный между страниц. И две коротких записки. Это уже Оллария. Почерк стал увереннее, хоть и менее разборчив. А листы измяты. И на одном, ближе к концу, две безобразные кляксы. Какая же она тогда была глупая.
Тогда. Со времени той встречи в Старом Парке прошло чуть больше шести месяцев.
Оглянулась на свечу. Тряхнула неплотно уложенными на ночь кудрями. Нет.
Нет. Она не будет жечь все эти глупые строчки.
Не будет оплакивать. И пытаться представить себе, то о чем читала только в книгах. Эскадрон легкой кавалерии, уходящий краем топей. Мертвое тело, забрызганное равно грязью и кровью.
Не будет злорадствовать, полагая себя отомщенной. За "Простите, но я вас не люблю". И слезы на скамейке в спину высокому красавцу в черно белом мундире теньента.
Она будет просто вспоминать. Задорный южный ветер. Нескошенное поле с алыми всполохами маков. И нескладного долговязого юношу с цветком в петлице. Неслучившееся.
2. Синий взгляд смерти. Написано на Кэртианский хот-фест.
Бешеная - чернотой скачки и алым факелов и молний - ночь вылиняла в безмолвную серость утра. Серым был туман, перемешанный с дымом. Серым было небо над головами всадников. Серой была дорога, по которой они неслись. К серому городу. И Марсель ни сколько не удивился, увидев у распахнутых городских ворот серого человека.
Седые волосы. Белесые глаза. «Раньше были черными или карими?», зачем-то попытался вспомнить Валмэ. Не вспомнил. Не бледное, белое, осунувшееся лицо. Сероватая, будто присыпанная пеплом, одежда. То ли от такого соседства, то ли из-за тусклого света серых утренних сумерек, кровь казалась черной. Или не казалась? Черная кровь, какими-то неприятными сгустками стекавшая с правого запястья в серую, прибитую утренней сыростью пыль. И еще была плесень. Несколько больших зеленоватых пятен на серой ткани рубашки. На груди. И на щеке.
- Люди ушли, - голос Эпинэ тоже был серый. Бесконечно усталый голос.
- Да, - невесть зачем подтвердил, подъехавший почти вплотную к серому человеку, Алва. – Мы видели последние обозы в нескольких хорнах отсюда.
Только сейчас Марсель понял, что слова Эпинэ были вопросом.
- Это был не ваш бой, - в голосе кэналлийца Валмэ почудилась злость. И горечь.
- Это была моя война, - Эпинэ попытался улыбнуться. – Как вы тогда сказали. «Да свершится чья-нибудь воля»... Да свершится.
Прозрачные глаза встретились с синими.
Ворон коротко кивнул. Узкая сильная рука легла на крышку ольстры.
Марсель отвернулся. |