Тема №1 - страх. Сон в весеннюю ночь.
Ласковое весеннее солнышко медленно ползло по горизонту, никак не желая перевалить за полдень. Лёгкий весенний ветерок резвился, пуская небольшие волны по морю травы и расшвыривая в разные стороны старые, залежавшиеся ещё с осени листья. В высокой, зеленеющей траве то и дело мелькала рыжая шёрстка лиса, спешащего укрыться в своей надёжной уютной норке в лесу. Но почти подобравшись к опушке зверёк замер, потянув воздух острым носом, а потом и вовсе прилёг, навострив уши и внимательно вслушиваясь в звучащие совсем неподалёку голоса.
-Ну же, Этьен, начинай быстрее! Всё равно рассказывать тебе первому!
-Рассказывай же скорее! – один голос резко выделился из общего гвалта, и в нём зазвучали командные нотки. Один из молодых хозяев…
- Как скажете, господин Эмиль, - уважительно отозвался рассказчик и, чуть помолчав, заговорил. – Давно- давно, ещё в те далёкие времена, когда Четверо Великих бродили по Кэртиане, жила почти на самом краю земли человеческая девушка-ведунья. Она была умна, хитра, красива и обладала необыкновенной для простого человека силой. Увлёкся ею Анэм, такой же изменчивый, как и его стихия… да не счастье с прекрасным богом нужно было гордой ведунье – она сумела вызнать у своего возлюбленного, где хранят Великие Сердце Кэртианы и решила, ведомая честолюбивыми и злобными мыслями, что сумеет выкрасть его, и тогда все: и боги, и люди, и прочие твари покоряться ей. Своей неземной красотой она очаровала Стражей, что стояли у входа в Святилище и войдя в Зал Предначальных уже протянула руку к тому сокровищу, что дало бы ей власть ни с чем не сравнимую, Но в этот миг вернулись Четверо в свой дом: подул сильнейший ветер, сбивая её с ног – Анэм не прощал предательства, дрогнули плиты под её ногами, размыкаясь, пробив купол, ударила с небосвода молния, и хлынул ливень. Стихии поднялись по приказу своих Повелителей и страшной проклятье обманутого бога обрушилось на предательницу. Вся неувядающая красота её исчезла и, будучи лишённой своих магических сил, она стала отвратительно уродливой, как самое последнее исчадие Заката, и по приказу богов была заточена под землёй, где ни одна живая душа не смогла бы найти и освободить её. Вот только перед этим ведунья прокляла тех, кто посмеет идти за Анэмом и всех их потомков, обещая м страшную судьбу, без любви и надежды, - голос рассказчика понизился почти до шёпота. Остальные подростки, сидящие вокруг него, боялись, кажется, даже пошевелится, вслушиваясь в слова древней, как этот мир легенды. Только один из них – черноволосый, со странными, ярко-синими глазами, только усмехнулся на последние слова, будто не замечая всеобщего настроения, - говорят, ещё есть у неё шанс отомстить своим обидчикам, а не им, так тем, кто им наследует. Для этого ей нужно не так уж и много… всего лишь одно человеческое сердце, которое испытало любовь, способную на всё, но не испытывало ненависти… Такую любовь, которая сильнее смерти…
***
Эмиль Савиньяк уснул этой ночью поздно, всё ещё находясь под сильнейшим впечатлением от услышанного. Романтичная натура младшего из близнецов не могла согласится с насмешливо брошенным неугомонным Росио: «Детские сказки! Такими страшилками, господа, в наше время уже даже грудных младенцев не запугаешь!»
Задумавшись, мальчик так и не понял, когда он погрузился в вязкую паутину сна…
Открыв глаза, он обнаружил себя стоящим в небольшой и довольно узкой расщелине, в которой царила непроглядная темнота. Вернее, эта темнота сгустилась вокруг, заставляя сердце биться всё чаще и, словно подталкивая незваного гостя вперёд. Миль сделал несколько шагов и вскрикнул, зажимая рот рукой и впиваясь неё зубами.
Это ведь сон. Всего лишь сон…, - продолжал он твердить, не в силах отвести взгляд от отвратительно завораживающей картины. Да, эта старуха действительно была мерзка: высокая, со сморщенной, высохшей кожей, покрытой зеленоватыми пятнами, почти лысый череп, скелетообразная фигура и прозрачные кисти, намертво вмурованные в стену, - но всё это могло бы быть не столько страшным, сколько смешным, если бы не её глаза, горящие злобным, алым пламенем ненависти.
-Иди, иди сюда, красавец мой, - беззубо захихикала ведьма, маня к себе крючковатым, похожим на коготь пальцам, - подойди же ко мне и подари мне своё глупое, влюблённое сердечко… - Эмиль вздрогнул, пытаясь сделать шаг назад и скрыться в спасительной тени, но ноги послушно шагнули вперёд, повинуясь колдовскому пламени глаз, - вот так просто замечательно! – в душе начал зарождаться отвратительный липкий страх: почему-то только теперь в голову Миля забралась предательская мысль: а ведь он может и не проснуться….- даже жалко немного отбирать твоё сердечко – понимаешь, ли, сколько ни живу, а такую любовь ещё не встречала… и глупость такую беспросветную тоже, - снова мерзкое хихиканье. А тело почти немеет, приближаясь почти вплотную к стене, - сам промолчал, спрятал поглубже, так, что сам не найдёшь. А теперь и не надейся – твой маркиз тебя уже не спасёт, не дозовёшься! – коготь резко разрывает рубашку и рассекает кожу на груди напротив сердца, но, как ни странно, Эмиль не чувствует боли, сосредотачиваясь только на одном, по настоящему важном:
-Ро.. сио… помоги…
Может и правда, сказка? Как по волшебству, стремительно меняется мир вокруг и гневный визг сменяется знакомым встревоженным голосом:
-Миль, да Миль же, Леворукий тебя побери, очнись! – не по-детски сильные руки трясут, одновременно не давая упасть, поскользнуться на опасном краю.
-Уже чуть было… не побрал, - слабо улыбнувшись, шепчет едва пришедший в себя Эмиль и, словно решившись, порывисто прижимается к гибкому телу, оказавшемуся рядышком на кровати.
-Росио, спасибо! – чёрные глаза улыбаются, заглядывая в шальные, тёплые синие.
Эмиль нерешительно тянется и кладёт голову Алве на плечо, утыкаясь носом в вырез белоснежной рубашки. Невольно касается губами горячей кожи, позволяя странному нежному чувству зашевелиться где-то в груди, и отдаётся на волю тонких пальцев, перебирающих светлые, чуть длиннее чем у старшего брата, пряди, путающиеся с вороными. Кошмар отступает, не питаемый больше человеческим страхом.
- Спи спокойно, Миль, я посторожу, - то ли в шутку, то ли всерьёз слышит он уже засыпая.
Только бы отец с Нелем не вернулись сегодня , - мелькает в потяжелевшей голове, - я и забыл, что сегодня устроился в его спальне…
Тема №2 - неуместность. Дворцовый кактус.
Эмиль Савиньяк улыбнулся своим мыслям, и, спрыгнув с лошади, быстро зашагал вверх по ступеням каменной лестницы, ведущей вверх ко входу во дворец. Сегодняшний вечер обещал молодому генералу неплохое общество и прекрасное развлечение. В некотором смысле Эмиль был вынужден отправиться во дворец, дабы заменить своего старшего братца, по каким-то неотложным делам отбывавший сегодня в Сэ. Возможно, если бы молодой человек мог знать, какие события могу развернутся на самом обычном королевском приёме, то он бы предпочел оказаться в пустом городском особняке... Но он ничего не подозревал.
Охрана у дверей вежливо расступилась, отдавая честь, и пропустила младщего Савиньяка в зал. Веселье искрилось не хуже дорогого, хорошо выдержанного вина из подвалов Алвасете, которое они с Росио в детстве частенько таскали оттуда... Мелькали роскошные платья модниц, для которых этот приём стал хорошей возможностью показать свои наряды и драгоценность, мундиры и камзолы кавалеров, некоторые из которых и сами переливались так, что были способны заменить ель, украшенную к празднику.
Эмиля вежливо и изысканно приветствовали, как-то натянуто улыбались и тут же исчезали вновь, за спиной полз шлейф шепотков и косых взглядов - презрительных, осуждающих, насмешливых… Да что же это за чертовщина? Эмиль невольно провел рукой по затылку и спине - ничего! перья у него, что ли торчат? Или уже крылья от на удивление благопристойной в последнее время жизни режутся? Да нет, как-то это сомнительно... Крылышки могут отрасти разве что у так называемых Людей Части, а на долю предателей их великого дела разве что рожки придутся... Генерал тихо рассмеялся себе под нос - вот уд нелепые мысли порой придут в голову!
- Что это Вас так рассмешило, мой дорогой друг? - вкрадчивый голос над ухом заставляет слегка вздрогнуть.
Эмиль резко разворачивается и сталкивается нос к носу с ухмыляющимся маршалом. В синих глазах мелькает легкая нежность пополам с грустью, сменяющиеся почти непривычной за последнее время теплотой. Хотя обмануться так легко! Особенно, если ты хочешь быть обманутым...
- Я тоже рад тебя видеть Ро...кэ, - чуть запнувшись, договаривает Эмиль, но тут ж поспешно добавляет, с некоторой надеждой хотя бы получить совет. - Ты мне не подскажешь, возможно, у меня отросли рога, или же наоборот на зависть нашему дорогому кансильеру прорезались крылья? Что во мне за ближайшую неделю так непоправимо изменилось, что я внезапно стал привлекать всеобщее внимание?
Несколько секунд спустя Эмилю Савиньяку удалось созерцать очень редкое, а от того еще более дивное зрелище - удивлённый Рокэ Алва. И даже не столько удивленный, сколько растерянный. Впрочем, Алва оправился достаточно быстро, и уже спустя мгновение в ярко-синих, почти нечеловечески красивых глазах, заплясали чертенята.
- Как, Эмиль Савиньяк? Неужели Вы действительно ничего не знаете? мой дорогой друг, в наше время забывать о собственной помолвке - непозволительная роскошь, - Алва говорил абсолютно серьезным тоном, и только тот, кто действительно хорошо его знал, мог бы уловить легкую иронию говорящего.
- К-какой помолвки? - Эмиль поперхнулся, ошарашено уставившись на друга. Неужели Росио действительно рехнулся, как считают многие (хотя и не заслуживающие вовсе никакого доверия люди)?
- Я говорю о твоей помолвке со старшей девицей Окделл, разумеется, - в ехидном голосе маршала мурлыкали все кошки мира, - Айрис Окделл, если я не ошибаюсь? Такой скандал... Его Величество пребывает в растерянности, Его Преосвященство рвёт и мечет, общественность шокирована...
- Рокэ, Леворукий Вас всех забери, какая помолвка? Да я в первый паз сейчас об этом слышу от тебя! - Эмиль взвыл почти в полный голос, привлекая к ним внимание.
- Пойдем-ка отсюда, - повинуясь сильным пальцам, вцепившимся в запястье, молодой генерал покорно последовал за Алвой, позволив припереть себя к колонне в дальнем углу зала. - Значит, ты действительно ничего не знал... Забавно, - Эмиль невольно замер, уловив в голосе Алвы знакомые нотки, но, когда поднял глаза, то оказалось, что маршал смеётся, кусая губы, чтобы не привлечь к ним лишнего внимания.
- Надо сказать6 Эмиль, что на этот раз старому негодяю удалось провести даже нас с Сильвестром... Я уже почти начал думать, что ты давал согласие на помолвку будучи чем-то опоенным или же под дулом пистолета! - Рокэ улыбнулся, но обманчиво-изящная рука в перчатке продолжала прижимать Эмиля к колонне, лишая возможности двигаться.
- Какая Окделл? Росио, они все рехнулись! Сейчас девчонке всего-то лет одиннадцать! - кажется, прорвавшаяся наружу злость пыталась вылиться в истеричных обвинениях. Совсем не к месту. - А ты-то как мог в это поверить? Друг, называется... И что мне теперь делать? - немного растерянно заметил Эмиль, замирая на месте и больше не пытаясь освободится от прижимающей его руки.
- Во-первых, эта стайка сплетников и идиотов проглотит любую байку, которую им скормят. Во-вторых, можешь считать, что в данный момент я в своих суждениях был несколько не...беспристрастен. А в-третьих, - маршал как-то нехорошо ухмыльнулся, кладя другую руку на грудь Эмиля. Палец проскользнул под тонкий батист рубашки, коснувшись на долю секунды горячей кожи, - Что есть не самый верный способ борьбы с подобными сплетнями, как сплетни ещё более ужасные? - горячее дыхание обожгло шею, - Ты готов на это согласится?
- Ммм... Такая помолвка - серьезный аргумент для согласия, - радостные искорки вспыхнули в черных глазах только на мгновение, но герцог Алва отличался наблюдательностью.
- Надо будет эру Августу подарок... - едва слышно пробормотал маршал, находя взглядом в зале знакомую фигурку. - Что-нибудь экзотичное и колючее... Зелёненькое такое...
- Пожалую, я сумею раздобыть кактус, Рокэ! Подарок лично от тебя кансильер будет бережно хранить всю оставшуюся жизнь… И наверное будет очень долго проверять, нет ли там какой-нибудь хитро спрятанной отравы на его струю и больную… голову…
Тема №3 - гитара. Танцующий в огне.
Он всё-таки опоздал – немного, совсем немного! На несколько часов, которые теперь будут олицетворением собственной, ничем не заслуженной вины… Ведь ты знал, что не сможешь удержать Рокэ Алву. Ворон всегда решает сам, что делать и как поступать с собственной жизнью и судьбой. Пора бы уже, Эмиль Савиньяк, к этому привыкнуть. Да, он опять умудрился обмануть всех, включая самых неугомонных: виконта Валме и Герарда, а сам ушёл… Ушёл туда, куда его позвал долг и клятва Первого Маршала. Туда, откуда скорее всего не вернётся, потому что на благородство засевших в бывшей Олларии та-Раканов рассчитывать не приходилось. Живой и свободный Рокэ для них – это гораздо хуже, чем смертный приговор. Приди в себя, стряхни оцепенение и попытайся смириться с этой потерей… попытайся смириться с тем, что так и не смог сказать, не смог признаться в том, что прекрасно осознавал, даже себе… беда лишь в том, что ты не привык сдаваться, и так и не смог привыкнуть терять близких тебе людей.
Закат позолотил облака, закрывающие плотной пеленой горизонт, и в наступающих сумерках они преобразились, начиная напоминать то величественные воздушные замки, то высокие и изящные мосты без перил, перекинутые через невидимые человеческому взгляду дали. Нельзя сдаваться… никогда… Может один из этих мостков сможет привести к нему? Знакомая, так часто видимая в других руках гитара удобно легла рядом. Сам воздух, казалось, стал пропитываться каким-то странным, пьянящим ощущением вседозволенности и волшебства… Как когда-то в детстве, когда мать, садясь у кровати близнецов, вполголоса начинала рассказать им легенды, истории, сказки…
Пальцы пробежались по струнам, проверяя, настроен ли инструмент, хотя этого можно было бы и не делать. Он не оставил бы тебе испорченный или повреждённый подарок. Но что он этим хотел сказать, если, конечно, действительно имел что-то в виду? Ты играешь гораздо хуже, а петь… Сейчас хочется скорее завыть от внезапной, острой тоски, которая, как костлявая старуха из детского кошмара, сжимала его в своих холодных объятиях, заставляя задыхаться от боли. Закат, в последний раз вспыхнув в небе ярко-алым лучом начал гаснуть, а мелодия начала рождаться сама собой. Из отрывочных воспоминаний, из случайных, чуть робких прикосновений, из тёплых шуток и взглядов, напоенных радостью и нежностью. Хрупкая грань между дозволенным и чем-то только зарождающемся, яростным и диким… Не зря Савиньяки – вассалы Молний. Только теперь, когда в крови закипает огонь, ты понимаешь, что это не просто древние сказки.
Струны отзываются рваным, отчаянным криком. Ты должен услышать меня, должен понять. Потому что если с тобой что-нибудь случиться, то та-Раканчикам и их мелкой швали не жить. Как и многим другим, которые случайно подвернуться тебе под руку. Да, ты не Повелитель, но … у каждого есть возможности… Стихии капризны и непредсказуемы, но, если их разбудить и попросить… именно попросить о помощи, ничего не требуя, а только отдавая всё, что у тебя осталось, взамен, то они могут отозваться.
Огонь растекался по венам, заставляя кровь двигаться быстрее. Нет,.. он уже сам стал твоей кровью и теперь был не только внутри, но и снаружи. Плясал гибельными, багрово-красными бликами на золотистых волосах, оставляя причудливое сочетание невинности олларианских святых и гибельной порочности, скользил по рукам, вспыхивая маленькими язычками пламени на ладонях. В чёрных, тревожно-счастливых глазах отражались алые искры, придавая им жутковатый, нечеловечески прекрасный оттенок. Эмиль наслаждался происходящим, не чувствуя больше ни боли, ни тоски, ни малейшей тревоги.
Отдай свои прошлые сны,
В сомненьях себя обрети,
В бешеном танце душа кружится!
Не думай, что будет потом,
Здесь и сейчас мы живём,
Стань хоть на миг сам собой, слышишь!
Он слышал и чувствовал, как налетел откуда-то ветер, который растрепал огненно-золотистые кудри и легко коснулся обнажённой груди. Эмиль чуть выгнулся, позволяя пугающему наслаждению обхватить тело целиком, и вытянул руки вперёд, словно обхватывая невидимого партнёра. Мир вокруг переставал существовать. Только бешеный танец, больше похожий на страстные объятия, чьи-то ласковые и умелые касания : по шелковистым волосам, открытой шее, плечам, запястьям…
Мечте, своей мечте,
Открой свой мир земной
Зажги в груди своей
Огонь!
Под чьими-то ловкими пальцами плакали и рыдали струны, умоляя, прося о несбывшемся.. заставляя волшебство вокруг всколыхнуться ещё яростнее, ещё сильнее и ярче. Ветер сплетался в огненном танце с молниями и бликами огня, а человек, танцующий со стихиями всё звал и звал, надеясь получить ответ.
И он приходил. Такой, каким и должен был быть, каким мог бы быть его совет, сказанный, как обычно, чуть мягким и ироничным тоном, не признающим слабости и страх. Только силу . Потому что если ты сильный, то попытайся переломить мир под себя, не бойся собственных желаний, трудностей и боли, а если ты слаб, то лучше уйди и отступись, пока не поздно! Тебе не место в этом огненном танце!
Оставь сомненья и иди,
Мир в ожидании таких затих.
Танцуй,
Пусти в себя огонь,
Познай желаний боль,
Сомнений плен и слабость.
Танцуй,
Лети к своей мечте,
Она твоей судьбы
Одна откроет тайну!*
---
*в тексте использован текст песни группы Catharsis «Танцуй в огне»
Тема № 4 - совесть. Без тебя.
Полуденная жара маревом разливалась по узким улочкам и площадям небольшого городка на южной окраине Талига. Ленивый круглый шар, называемый солнцем, медленно нёс себя по небосклону, окружённый ореолом из дрожащих язычков пламени. Он не желал скрыться ни на минуту, и на бархатисто-голубом небе не было ни облачка. Иссушающая жара, обычная в этих краях, заставляла людей и животных прятаться в тенистых закоулках и благодарить Создателя за то, что море – такое прохладное, серебристо-синее и безмятежное – совсем близко.
Такое же бездонное и завораживающее, как и его глаза… Такое же недоступное, как и ОН. Потому что тебе, заваленному многочисленными делами, прошениями и приглашениями в этом Леворуким проклятом уголке не светит выбраться ни к морю, ни к синеглазому маршалу, с недавних пор прочно угнездившемуся в твоём сердце.
Эмиль раздражённо помотал головой, расстёгивая ворот рубашки – работать было совершенно невозможно. Ни вода, ни графин с вином, услужливо оставленный внимательными слугами на столе ещё с утра, ни полураздетое состояние – ничто не спасло от головокружения и начинающейся от перегрева головной боли.
«А ведь всё сейчас могло бы быть совсем по другому…» - услужливо шепнуло въедливое подсознание, продолжая подкидывать картинки прошедшего почти за мгновение счастья.
Мягкие горячие губы, покрывающие поцелуями его тело, кусающие, оставляющие отметины и следы, губы, шепчущие «ты мой»… Сильные ловкие руки, срывающие внезапно ставшую тесной одежду. Они почти не дрожали, нет! Только иногда до тебя, как сквозь туман, доносилась тихая ругань и отлетала в сторону не желающая поддаваться пуговица или застежка. Секундное замешательство и ощущение полной незащищённости сменяются сводящим с ума желанием… страстью… любовью? Разве не ты первый посмел сказать, что любишь? Переступив тем самым хрупкую грань, отделяющую мимолётную, случайную связь от чего-то большего, вечного, неизмеримо более пугающего и желанного? И разве возможно теперь забыть отчаянный, шальной блеск в синих глазах, нежные и настойчивые руки, прижимающие к себе, будто боясь потерять, сухие губы, властно шепчущие: «Не смей даже думать об этом. Миль! Ты можешь желать меня, но смей любить, Миль, не смей!» Но телу нет никакого дела до жалящих душу слов – оно продолжает выгибаться в объятиях Росио… Ты ещё не понял тогда, что когда действительно любишь – ничто не сможет тебя остановить. Наверное даже сама смерть была бы бессильна. Наверное… как теперь узнать?
Эмиль Савиньяк тихо застонал, с ненавистью уставившись на заваленный стол, безукоризненно обставленный кабинет и на собственное, уныло-мрачное отражение в зеркале, висящем над столом. Кого же ещё винить, как ни себя? Тебе ничего не стоило наступить на глупую гордость и сжимающую душу обиду и понять: почему же нет? Почему, пытаясь оттолкнуть, он будто в насмешку раз за разом повторяет: «ты мой»! если ему не нужна твоя любовь, почему он собственнически оберегает тебя ото всех? Росио никогда не поступает необдуманно, зато ты всегда с лихвой успеваешь натворить за вас обоих. Ты бросил его. Сам. Сбежал –- испугавшись происходящего, обидевшись ли. Желая ли избежать ответственности. На что ты мог рассчитывать, бросаясь почти на край света? Как можно дальше от него, пытаясь изо всех сил забыть? Дурак. И подлец, что уже значительно хуже.
Нель наверняка уже обо всём прознал и пребывает в тихом бешенстве, желая непременно встряхнуть своего непутёвого братца, но он тоже далеко… Ты умудрился потерять всё, даже не успев приобрести, чем и остаётся гордиться всю оставшуюся жизнь, периодически бьясь дурной головой об стенку. Росио не из тех, кто сможет легко простить подобное и забыть. Уже обжёгся один раз.
В следующую минуту Эмиль поймал себя на том, что стоит уж на конюшне, нервно сжимая повод уже полностью внузданного красавца-полумориска. И как он здесь оказался? Да, впрочем, это не так уж и важно. Мягкое, как волны, бьющиеся о берег неподалёку, чувство невыразимого счастья окутало душу, выгоняя яд разлук, прочно угнездившийся там в последние несколько недель. Решение было принято – ну его, этот мерзкий, душный городишко к кошкам! Если скакать быстро и без сопровождения, меняя лошадей до того, как они окончательно выдохнутся… не больше пяти дней при удачных обстоятельствах – и он будет в Олларии. Он сможет… … по крайней мере попытается исправить то, что натворил, если ещё не поздно.
Миль тихо рассмеялся, откидывая со лба золотистую прядь, мокрую от пота.
- Приготовьте мои вещи. Только самые необходимые. Те, которые я мог бы увезти сам на лошади. Не стесняя своего передвижения, - сухо сказал он растерянному, почтительно замершему неподалёку слуге.
- И живее, чёрт побери, мне нужно выехать не позже, чем через час! Передайте господину губернатору, что неотложные дела вызывают меня в столицу. Возможно, вскоре пришлют кого-то вместо меня, - Эмиль отпустил слугу кивком головы и присел на стоящий рядом деревянный чурбачок.
Что ж, в следующий раз он непременно постарается увидеть море, но только предварительно затащив с собой в длительную прогулку по окрестным побережьям и Росио… пусть отпихивается руками и ногами – больше ему не удастся избавится от Савиньяка-младшего, что бы господин Первый Маршал ни говорил…
ТВС. |