Часть I
Я твоими руками бью хрусталь,
Я твоими губами пью вино,
Я твоими глазами вижу сталь…
(с) Лора Бочарова
Глава 1
Ричард уже собирался отойти ко сну, когда в комнату постучал слуга.
- К вам пришли, монсеньор. Это… Его Величество.
- Немедленно проводи его в кабинет и принеси вина! Скажи, я сейчас приду.
Альдо сам приехал к нему, неужели что-то случилось? Такое, о чем никто не должен знать, и что не терпит до утра? Быстрыми шагами Дик вошел в кабинет. Альдо сидел у камина с бокалом вина в руке, и на какой-то миг показался похожим на Ворона.
- Ваше Вел.. Альдо, что-то стряслось?
Альдо приветливо улыбнулся и отсалютовал вошедшему хозяину бокалом.
- Здравствуй, Дикон. Успокойся, просто мне стало как-то тоскливо во дворце, вот я и приехал к старому другу скоротать вечер. Не прогонишь?
- О чем ты говоришь! Я всегда рад тебе.
- Знаешь, я беспокоюсь о Робере, в последнее время он сам не свой. И очень отдалился от меня. Заходит только по делу. Кажется, сюзерен в его глазах стал перевешивать друга…
- Он просто очень устал, Альдо. Он не был готов к такой ответственности, а на него целая гора свалилась.
- Да, ты прав… А еще этот Суза-Муза! Сегодня он подбросил свое очередное «послание» мне прямо в покои. Он посмел угрожать, что если я не отпущу Ворона, то мне не поздоровится. Каков наглец!
- Да, но кто же это может быть? Ведь Удо…
- Я думаю, что это был не Удо. Этот мерзавец оклеветал его, чтобы лишить меня еще одного друга. Но не будем о грустном. Все-таки у нас праздник намечается, свадьба Робера и твоей сестры. Ты не получал вестей от Айрис из Надора?
Ричард подбросил дров в камин и взял со стола еще не открытую бутылку.
- От этой кошки закатной – нет. Но матушка мне написала, и кое-что в ее письме должно тебя заинтересовать. Возьми там, на столе.
Альдо зашуршал бумагами в поисках письма. Вдруг его внимание что-то привлекло, и он резко обернулся.
- Ричард, что это? Как ты можешь ЭТО мне объяснить?
Он протянул Дику листок с гербом Сузы-Музы, на котором было написано следующее: «Мы, Суза-Муза Лаперуза граф Медуза, в отсутствие законного короля, а вернее ввиду его присутствия в Багерлее, назначаем себя регентом Талига и приказываем Та-Ракану немедленно очистить от своей персоны незаконно занимаемый им королевский дворец и его окрестности…» Ричард непонимающе уставился на своего сюзерена.
- Я… Альдо, ты ведь не думаешь, что это я?
- А что мне еще думать, Дикон? Теперь я все понял. Но как ты мог, ты, Повелитель Скал, мой друг, предать меня, предать дело Раканов? – в глазах короля было удивление, смешанное с обидой, – Я не ожидал такого удара в спину от вас, герцог Окделл. Вы будете арестованы.
Альдо стремительно вышел, не обращая внимания на попытки Дика объясниться, послышались голоса и топот ног. На пороге возникли четверо гимнетов, которые вежливо предложили герцогу Окделлу проследовать за ними.
***
Окованная железом дверь с грохотом закрылась за Ричардом Окделлом, и он оказался в своей камере в Багерлее. Ему хотелось разрыдаться от обиды и несправедливости, но гордость не позволяла. Хотя, какая к Леворукому, гордость! Его никто не видит и не слышит, так какой смысл сдерживаться? Но все же Ричард пересилил себя и, чтобы хоть немного отвлечься, решил для начала осмотреть свои новые, с позволения сказать, покои. Узкая койка, стол, стул, зарешеченное окошко-бойница, свеча. Вот, пожалуй, и все. Хотя нет, еще одно совсем маленькое слуховое окно было почти под потолком над кроватью, и вело оно не наружу. Но зачем оно? Чтобы стражникам было удобнее следить за заключенным? Ричард забрался на кровать и дотянулся до этого окошка. За ним была темно и тихо. Дик помедлил и негромко позвал:
- Эй, есть здесь кто?
В ответ что-то заворочалось, и хриплый голос произнес:
- Проваливайте к Леворукому! Если вы хотите удостовериться, что я еще не сбежал, для этого совсем необязательно меня будить.
Ричарда бросило в холодный пот, ноги подкосились, и он рухнул на жесткую койку. Его посадили в камеру, соседнюю с камерой Алвы! Случайность, или кто-то сделал это намеренно? Да еще эта дыра в стене… Но зачем? Чтобы унизить его соседством с убийцей? Хотя, его и самого нынче считают предателем. Надо сказать Альдо... да что он ему скажет, а, главное как? Дик усмехнулся этой дурацкой мысли и обессилено уставился в потолок. Спать он здесь не сможет, какое там, когда за стеной Ворон – подумал Ричард, проваливаясь в глубокий сон без сновидений.
***
«Ну вот, теперь остается только ждать. До суда еще есть время, и наверняка из разговоров Алвы с бывшим оруженосцем можно будет узнать немало интересного. Только станут ли они еще разговаривать. Вздор, Окделл вряд ли сможет хранить молчание скал. А Ворон не преминет поиздеваться над ним. А там, глядишь, ненароком обмолвится о мече Раканов, хоть что-то, что наведет на след. Или о планах Савиньяка, что тоже не мешает знать». Альдо с наслаждением вгрызся в сочное мясо и взглянул на хмурого Робера. Переживает за мальчишку. Ну ничего, пройдет. Окделл, конечно, был очень удобным дураком, но он знает слишком много лишнего и может проболтаться. И в последнее время он стал слишком путаться под ногами.
Стол опустел. Робер, сонно моргая, отправился домой. Матильда испытующе уставилась на внука.
- Ты действительно думаешь, что Ричард – Суза-Муза?
- Похоже на то. Но, признаться, от него я ожидал этого меньше всего.
- Ну так и не пори горячку! Мальчишку явно подставили.
- Боюсь, что нет, Матильда. Более того, сейчас я думаю, что он с самого начала был шпионом Алвы.
- Что за чушь? – Матильда возмущенно поднялась и прошла к окну, - он предан тебе до последней капли крови.
- Вспомни, как он появился в Сакаци. Эта история о попытке отравления и о том, как Алва великодушно оставил ему жизнь, всего лишь выслав из Талига. Выглядит не слишком правдоподобно, чтобы Ворон так поступил с предателем. А что, если он намеренно послал его к нам, разыграв этот спектакль? Тогда очень легко объяснить такое внезапное появление Алвы у эшафота. Да и многое другое… Никому сейчас нельзя верить.
- И мне?
- Не кипятись, Матильда. Тебе и Роберу я верю как себе, и ты это знаешь.
- Хоть это радует. Спокойной ночи.
И королевская бабушка удалилась. Альдо медленно выдохнул. Он ожидал, что разговор будет гораздо более трудным. Ну что ж, ему тоже пора отдохнуть.
***
Дикон задумчиво водил пальцами по столу. Вот уже вторая его ночь в Багерлее, по соседству с Рокэ Алвой, но ничего ужасного не произошло. Да что могло случиться, Ворон же не выходец, и через стены не ходит. И он даже не знает, что его бывший оруженосец здесь.
Интересно, сколько его здесь собираются держать, и что будет дальше? Удо Борна Альдо выслал из Талигойи, а что будет с ним? Если бы ему дали возможность оправдаться, доказать свою верность сюзерену. Но что он может сделать… Хотя нет! Если бы ему удалось уговорить Алву сказать, где меч Раканов, Альдо простил бы его. Вряд ли ему это удастся, но нужно попытаться использовать даже самый маленький шанс. В любом случае, он ничего не теряет. Дик залез на кровать и, заглянув в окошко, позвал в темноту:
- Эр Рокэ! Монсеньор…
Тут же понял, как нелепо это звучит, но как еще обращаться к Алве, он не знал.
И снова сонный голос откликнулся:
- Юноша, исчезните. Я хочу сегодня спокойно уснуть, без всяких кошмаров, особенно с вашим участием.
Ричард смущенно ответил:
- Монсеньор, это не сон, я правда здесь...
- Вот как? - в голосе возникла заинтересованность, - и что же вы здесь делаете в такой час?
- Меня обвинили в том, что я Суза-Муза…
Смешок.
- Кто, простите?
- Я вам рассказывал однажды… В Лаик один из унаров всячески допекал капитана Арамону, скрываясь под именем этого Музы. А теперь кто-то во дворце вновь взялся за эти шутки. Прошлым вечером Альдо приехал ко мне. Мы разговаривали, а потом он вдруг нашел на столе бумагу, подписанную Сузой-Музой. Меня арестовали…
Снова смех.
- И что же, желание поговорить у вас возникает только по ночам? Или вы, герцог Окделл, так боитесь ненароком посмотреть мне в глаза?
Ричард едва не задохнулся от возмущения.
- Да как вы…
- Смею, юноша, и вы это прекрасно знаете. Оставьте свой праведный гнев и лучше сделайте милость, позабавьте меня своей историей. Вы ведь, как я понимаю, вышеозначенным Сузой-Музой не являетесь?
Ричард решил не обращать внимания на оскорбления и насмешки и ответил:
- Альдо даже слушать меня не стал.
- Забавно. Интересно, чем вы так ему помешали, что он решил вас запихнуть в Багерлее. Неужели чтобы скрасить мое одиночество?
- Как только у меня возникнет такая возможность, я постараюсь все объяснить ему. Кто-то подбросил мне эти бумаги так же, как и Удо Борну. Альдо не может не поверить слову Повелителя Скал. А в тот вечер он просто был слишком ошеломлен увиденным.
- Юноша, вы неподражаемы. Подумайте, зачем ваш таинственный недоброжелатель стал бы подбрасывать записку вам домой, если он хотел, чтобы она непременно была обнаружена? Неужели он знал, что именно в этот день господин Ракан решит навестить своего вассала?
Дик непонимающе уставился в темноту. Неужели Ворон хочет сказать, что Альдо… сам предал его?
- Но этого не может быть! Альдо мой друг, я нужен ему. Вы лжете!
- Окделл, я не настроен сейчас растолковывать вам очевидные вещи. Спокойной ночи. И если вам еще захочется осчастливить меня беседой, вы очень обяжете меня, если сделаете это днем.
Ричард прижался лбом к холодной стене и глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь в руках. Нет, этого быть не может. Зачем это Альдо? Дик закрыл глаза и попытался представить в точности тот вечер. Сюзерен ждал его в кабинете. Они говорили, потом он нашел на столе проклятую записку. И он действительно мог сам ее туда положить… а потом «нечаянно» увидеть. Внезапно Ричард понял: завещание Эрнани! О нем никто не должен знать. Но неужели Альдо мог подумать, что он кому-нибудь проболтается? Значит мог. И решил обезопасить себя таким низким способом. Дик в бешенстве саданул кулаком по столу. Достойный наследник трусливого Эрнани, один предпочел смерть ответственности за свою страну, а другой так боится за свою власть, что не верит даже друзьям! Хотя Альдо имел на это основания, ведь он предал, пытался убить своего эра. И кто поручится, что не сделает этого снова? Дик грустно усмехнулся. Предатель. Теперь предателем его считают все: Айрис, Альдо, да и Робер наверняка тоже.
***
Остаток ночи и утро прошли для Дика словно в тумане. Он не заметил, как взошло солнце и даже, как стражник принес ему поесть. В голове билась одна единственная мысль: сюзерен предал меня, чтобы я не предал его. Идиотский каламбур. И верить в это не хочется. Вот сейчас распахнется тяжелая дверь и в камеру войдет Альдо и скажет, что он ни в чем не виноват, что все это ошибка… но нет, Ворон все-таки прав, Альдо сам подбросил бумагу. Но может, так было нужно, чтобы найти истинного преступника, а его не предупредили, чтобы все выглядело естественно? И теперь нужно лишь подождать, пока Сузу поймают. Выйти из оцепенения Ричарда заставили голоса за стеной. Говорил Алва и кто-то еще.
- Здравствуйте, герцог. Рад видеть вас в добром здравии.
- Добрый день, Ваше Высокопреосвященство.
Левий?? Ах да, Робер говорил, что агарисский святоша ходит к Алве. Неужели надеется услышать его исповедь?
- О, вино. Благодарю вас, господин кардинал. Не желаете ли выпить со мной, или вам не позволяет ваш сан?
- Спасибо, но в это время суток я предпочитаю шадди. Герцог Алва, я пришел не только затем, чтобы принести вам бутылку вина, но и сообщить, что суд над вами назначен на послезавтра.
- И в связи с этим приятным известием вы хотите предложить мне облегчить совесть?
- Как вам будет угодно, герцог.
- Ваше Высокопреосвященство, я думаю, что здесь есть более подходящий претендент на ваше утешение. Окделл, вы еще живы там?
Ричард вздрогнул от неожиданности. Чего от него хочет Алва?
- Герцог Окделл в Багерлее?
- Представьте себе, да. Видите вот эту щель под потолком? Господин Ракан был столь любезен, что снабдил меня собеседником, посадив Окделла в соседнюю камеру. Но, к сожалению, Повелитель Скал обретает способность разговаривать не раньше захода солнца.
Ричарду надоело слушать насмешки не в меру развеселившегося Ворона, и, встав во весь рост на кровати, он заглянул в отверстие. Алву он не увидел, видимо тот сидел на койке, а вот кардинала лицезреть мог.
- Сударь, почему вы здесь?
Дик вздохнул и повторил свой рассказ. Лицо кардинала выражало сочувствие и удивление.
- С вами хорошо обращаются? Могу я чем-нибудь помочь?
- О, не беспокойтесь, Ваше Высокопреосвященство. Я уверен, воду герцогу Окделлу не солят, воздух в его покоях достаточно свеж, да и кандалами он, кажется, не звенит.
О чем это Алва? Но Левий на его слова не отреагировал, по-прежнему обращаясь к Ричарду.
- Герцог, я постараюсь поговорить с Его Величеством о вас. Надеюсь, что все это недоразумение разрешится. До свидания, господа, и да хранит вас Создатель.
С этими словами кардинал удалился. Алва неслышно поднялся и встал напротив стены, Дик не ожидал этого и едва не отшатнулся, натолкнувшись на взгляд Ворона. Показывать себя трусливым мальчишкой не хотелось, и Ричард через силу произнес первое, что пришло на ум:
- Монсеньор, что вы имели в виду, говоря про воду и кандалы?
- О, юноша, таким примитивным способом ваш агарисский друг пытался заставить меня рассказать, в каком тайном хранилище я скрываю меч Раканов. Но, к его великому сожалению, меня внезапно посетили господин Эпинэ и кардинал, и были весьма возмущены моим положением. Его Высокопреосвященство лично выбрал для меня эти замечательные покои и с тех пор регулярно навещает. А вы неважно выглядите, Ричард, полагаю, всю ночь ожидали появления на пороге вашей темницы господина Ракана, готового принести извинения своему верному вассалу и за руку вывести на свободу?
Дик почему-то подумал, что впервые за долгое время Алва произнес его имя. Слышать это было непривычно и… больно. Он вспомнил тот злополучный вечер и почувствовал, как к горлу подступают слезы. Дикон торопливо слез с кровати и отошел к дальней стене, будто пытаясь спрятаться. Он предал своего эра, нарушил клятву. И теперь Альдо считает, что ему нельзя доверять.
***
Еще одни сутки прошли в мучительном ожидании неизвестно чего. Ричард уже начал думать, что про него забыли, но ночью его разбудили и куда-то повели. На допрос? Стражник привел его в маленькую, слабо освещенную комнату. За столом сидел Альдо. Ричард склонился перед сюзереном:
- Ваше Величество, я…
Но Альдо не дал ему ничего сказать.
- Сядь, Дикон. И позволь мне все объяснить. Я знаю, что ты не Суза-Муза. Я приказал тебя арестовать, чтобы защитить. Мне донесли, что кое-кому в нашем окружении очень не нравится, что должность цивильного коменданта занимает честный и преданный мне человек. Эти люди хотели выставить тебя предателем и подлецом в моих глазах и глазах Людей Чести. Они подделали письма, из которых следовало, что ты – шпион Алвы и Савиньяков. После их обнародования мне пришлось бы, самое малое, выслать тебя из Талигойи, как Удо. И, возможно, тебя ждала бы та же судьба. Но им не повезло, я узнал об их планах. Мы перехитрим их, Дикон! Извини, что ничего не сказал тебе раньше, наши враги не должны были ни о чем догадаться.
Эти слова будто сняли с плеч Ричарда непомерный груз страха неизвестности.
- Но, Альдо, я не понимаю… И что теперь мы будем делать?
- Ну, для начала, я не просто так велел поместить тебя рядом с Вороном. Пока ты в Багерлее, постарайся выпытать у него хоть что-нибудь про меч Раканов. Может, он даст нам хоть одну зацепку, где нужно его искать. А во-вторых, должен доказать свою преданность так, чтобы никто не посмел в ней усомниться. Завтра ты выступишь на суде против Ворона. Катарина Оллар не пожелала свидетельствовать, что ж это ее право. Но я знаю, что однажды ты стал невольным свидетелем их… связи.
- Альдо, пожалуйста… я не могу. Это будет предательством по отношению к Катари..не. Она ведь доверилась мне.
- Ну, как знаешь. Ты ведь все равно многое можешь сказать. Все-таки два года был его оруженосцем. Ты ведь был с ним в Октавианскую ночь?
- Да.
- Ну и отлично. Расскажешь, что слышал, как Алва получал указания от Дорака по поводу того, что он должен делать. Скажешь, что видел, как Алва подделывал бумаги, а потом подбросил их в дом Ариго. И как он вешал невинных людей, которые просили его о помощи.
- Но ведь этого не было! Я ничего такого не слышал и не видел никаких бумаг, и вешать монсен.. Алва приказал только мародеров.
- Ну, то, что бумаги он подделал, это правда. И не беда, что ты этого не видел. Ты ведь не солжешь, сказав, что они были. Да и среди мародеров наверняка половина просто спасали свое барахло. Мы могли бы найти свидетелей среди горожан, но слову Повелителя Скал поверят охотнее.
- Альдо, я понимаю, что Рокэ Алва – преступник, заслуживающий наказания, но лжесвидетельствовать я не буду.
- Ричард, это твой единственный шанс, как ты не понимаешь! Иначе я не смогу тебя выпустить из Багерлее. Тебе придется тайно бежать из Талигойи, скрываться под чужим именем.
- Я не стану этого делать, простите, Ваше Величество.
- Ты больше никогда не увидишь свою семью и Катарину. Дикон, подумай, кого ты защищаешь? Ведь он убил твоего отца!
- Это была линия, Альдо.
- Какая разница, это ничего не меняет!
- Меняет. Это был честный поединок. Потом он прислал нам его оружие. А я предал его, и сейчас ты предлагаешь мне сделать это снова. Не слишком ли много предательств для одного человека?
Дик грустно усмехнулся и поднял глаза на Альдо. И заметил на его лице плохо скрываемую ярость. Альдо поднялся и принялся ходить по комнате. Резко остановился.
- Я освободил тебя от клятвы, Алва больше не твой эр.
- Все равно. Я не хочу лгать.
Голос Альдо стал сухим и отчужденным, и Дик вздрогнул, когда услышал его.
- Ричард Окделл, вы отказываетесь выступить в суде с обвинениями против Рокэ Алвы?
- Да.
- Что ж, тогда прощайте.
Альдо вышел, а появившаяся через секунду охрана увела Ричарда обратно в его камеру. Невозможно! Альдо столько говорил о возрождении великой Талигойи, во главе которой встанут истинные Люди Чести. Да что он знает о чести, если, не моргнув глазом, повелел одному Повелителю оклеветать другого? Бросить его в Багерлее, чтобы якобы уберечь от мнимых предателей, а на самом деле использовать! А Удо, значит, не уберег? И внезапно вспыхнула, как молния, мысль: ведь Робер говорил, что еще в Агарисе Альдо и Матильду пытались отравить тем самым ядом, от которого глаза убитого приобретают зловещий синий цвет. И потом Альдо долго пытал лекаря, что это за яд, как действует, и в какую пищу его обычно добавляют. Ричард тогда лишь отмахнулся от него. Какой же он был глупец! Иноходец ведь все понял и пытался втолковать ему. Но он ничего не хотел слышать, он безоглядно верил своему королю, а теперь расплачивается за свою глупость.
Или… это расплата за совсем другое? И Альдо, сам того не подозревая, дал ему возможность раскаяться и, может быть, попытаться исправить другую ошибку? Ошибку, о которой Дик запретил себе думать очень давно. Тогда, в Сакаци, он решил, что все кончено, назад пути не будет, и попытался найти в Альдо то, что потерял в Алве. Но на деле все оказалось наваждением. Ворон, которого его учили ненавидеть, человек из рода предателей, безжалостный убийца, никогда не лгал ему, он сохранил жизнь своему отравителю. Альдо Ракан назвал его другом и выбросил, когда друг стал не нужен.
Глава 2
Утром за Ричардом снова пришли. На этот раз на него надели кандалы и повели во двор тюрьмы, где ожидала карета с закрытыми ставнями. Дика грубо втолкнули в карету и захлопнули дверцу. Он поднял глаза и увидел Рокэ Алву. Тот, насколько позволяли кандалы на руках и ногах, лениво развалился на скамье. Осунувшееся лицо, резко очерченные скулы, но все такой же цепкий и колкий взгляд.
- Доброе утро, юноша. Господин Ракан, кажется, решил, что в Закате я без вас буду очень скучать, и вам следует сопровождать меня и там?
- Монсеньор, этой ночью я видел Альдо. Он хотел, чтобы я выступил на суде свидетелем против вас. Чтобы рассказал, как вы вешали горожан в Октавианскую ночь и… еще многое другое. Я отказался.
- Ах да, меня же решили судить. Это будет любопытно. И почему же вы отказались?
Ричард вдохнул поглубже и, старательно выговаривая каждое слово, произнес:
- Я не хотел снова предавать вас.
- Юноша, предать можно того, кто доверяет вам, либо того, кому вы поклялись в верности. Я вас от клятвы, кажется, освободил.
Ну что, получил? А ты, может быть, думал, что Ворон расчувствуется, проникнется и тут же простит тебя? Не будь дураком, Ричард, он тоже выбросил тебя, зачем ему нужен предатель.
- Впрочем, изменения налицо. Либо господин в белых штанах не обладает таким даром убеждения, как Штанцлер, в чем я, впрочем, сомневаюсь. Либо вы начали думать собственной головой, а не только повторять за своими друзьями, как ученая птица. Похвально, похвально, юноша.
Ричарду хотелось провалиться сквозь землю. Слова Алвы били не хуже пощечин. Дик до боли сжал кулаки, так, что ногти впились в ладони, и упрямо повторил:
- Вы можете считать меня кем угодно, монсеньор, но если даже меня попытаются силой заставить лжесвидетельствовать против вас, они ничего не добьются.
- Вы решили сегодня наглядно продемонстрировать девиз Окделлов?
Дику показалось, что он с размаху прыгает в ледяную прорубь, но он поднял глаза на Алву и продолжил:
- И знайте, что я раскаиваюсь в том, что сделал. Однажды вы сказали, что глупо сожалеть о своих поступках, но я сожалею.
- Да сожалейте, кто ж вам не дает, - равнодушно бросил Ворон и отвернулся к окну.
Дик предпочел промолчать и тоже уставился в окно.
***
Десятка четыре гимнетов торопливо выстроились в живой коридор, до безобразия похожий на тот, сквозь который прошествовал Его Величество Альдо, и дверь с лязгом отворилась. Стало тихо, словно клубившийся над залом невидимый рой внезапно замерз или сорвался и унесся к холодному небу.
Скрипнуло, звякнуло, снова скрипнуло, кашлянул какой-то законник, и Эпинэ увидел Алву. Он выглядел лучше, чем в Багерлее, и держался очень прямо. Левий все же добился, чтобы с узником обращались по-человечески. Чего добивался Альдо, вернув подсудимому маршальский мундир, Иноходец не знал, но это была не лучшая мысль. Дорогое сукно и скучающая улыбка не вязались ни с преступлениями, ни с самим понятием суда. Казалось, Алва явился на званый вечер, сделав навязчивым хозяевам одолжение.*
А следом за ним шел… Дикон? Что он здесь делает? Робер бросил недоумевающий взгляд на Альдо, но его лицо было совершенно непроницаемо. Сначала арестовать мальчишку из-за явно подброшенного письма, а теперь судить его вместе с Алвой, но за что? Альдо совсем с ума сошел, неужели он поверил наговорам каких-нибудь Краклов…
Алва держался спокойно, даже надменно. А вот Ричард растерянно хлопал глазами. Но, увидев Альдо, вздернул подбородок и расправил плечи. Значит, между ними что-то произошло. Немедленно после этого балагана заставить Альдо рассказать правду!
– Бывший Первый маршал Талига Рокэ Алва, – спокойно сказал Феншо, – привлекается к настоящему суду по обвинению в государственной измене, покушении на убийство Его Величества Альдо Первого, оскорблении королевской власти, множественных убийствах талигойских подданных и подданных дружественных Великой Талигойе стран, злоупотреблении властью, подделке документов, клевете, возведенной на достойных и благочестивых людей и приведшей к их гибели, а также в присвоении чужого имущества, изнасиловании, демонопочитании и ряде других, не столь значительных преступлений.* Ричард Окделл привлекается к настоящему суду по обвинению в государственной измене, оскорблении королевской власти и множественных убийствах талигойских подданных…
Во время перерыва Робер разыскал Альдо. Гимнет пытался что-то лепетать о том ,что Его Величество сейчас не принимает, но Первый Маршал Талигойи, не слушая его, распахнул дверь.
- Альдо, я понимаю, что Дикон в чем-то провинился перед тобой, но что он делает там, рядом с Алвой? Какого ызарга Феншо и Кракл выливают на него эти помои?
- Успокойся, Робер. Ты многого не знаешь. Как ты думаешь, почему Ворон так великодушно отпустил своего несостоявшегося убийцу, снабдив лошадью и деньгами? Я знаю, почему. Никакого отравления не было, Алва придумал эту историю, чтобы мы с распростертыми объятиями встретили его шпиона.
- Что? Это бред, Альдо.
Робер поднял руки к лицу и в последний момент удержался от вошедшего уже в привычку жеста. Не стоит еще больше раздражать Альдо.
- Были перехвачены письма Окделла к Ноймаринену и Савиньяку, где он подробно отчитывался обо всем происходящем в Ракане. И Сузой-Музой с самого начала был он.
Неужели Ричард взбунтовался, и Альдо решил избавиться от него, как и от Удо?
- Но ведь он – сын Эгмонта.
- И оруженосец Алвы.
Губы сжаты, между бровями пролегла упрямая складка. Спорить бесполезно, он уже все решил. Что ж, теперь Иноходцу нужно придумать, как спасти двоих, а не одного. И придумать как можно скорее.
- Тебе стоит отдохнуть, Робер. Ты все еще нездоров, а теперь вот еще узнал про Ричарда… Для меня это тоже стало шоком, поверь. Сузу-Музу я бы ему простил, все-таки он еще мальчишка, но это уже не шутки. Мы пригрели змею на груди, - Альдо невесело улыбнулся.
- Ты прав, я, пожалуй, пойду на воздух. Все же у меня в голове не укладывается… - Робер неопределенно махнул рукой и поторопился уйти.
Когда Эпинэ после перерыва вернулся в зал суда, Алва отрешенно смотрел в окно, а Дик сидел, опустив голову. Увидев Робера, он улыбнулся уголком губ, словно бы извиняясь за что-то. Нелепая насмешка судьбы – сейчас Алва и Окделл, по сути, оказались по одну сторону. Двое против всех. Но так быть не должно и не будет!
Оставшееся время Кракл пытался предъявить Ворону обвинение в покушении на жизнь Альдо, а тот упражнялся в полемике, раз за разом выставляя горе-обвинителя полнейшим дураком. О Ричарде забыли, и он, будто подражая Придду, сидел безучастной статуей. Может, Альдо решил просто припугнуть его? Только показать, что его может ждать?
***
На следующий день Робер понял, что ошибся:
- Рокэ Алва и Ричард Окделл обвиняются в участии в заговоре против Людей Чести и гибели множества талигойцев.
Дик вскинул было голову, но обвинитель снова говорил лишь об Алве. Вызвали свидетеля, Фердинанда Оллара. Ричард как-то отстраненно подумал, что даже после Багерлее он ничуть не похудел. Фердинанд что-то лепетал, похоже, ему заранее объяснили, что нужно говорить. Так же, как и Ричарду. Но если сейчас ему зададут вопросы, герцог Окделл не скажет ни слова неправды. Когда Алву спросили, опровергнет ли он слова Фердинанда, тот заявил, что король не может лгать. Даже сейчас он хранит верность ничтожеству, предающему своего маршала! Когда Оллара увели, Фанч-Джаррик заговорил об Октавианской ночи.
И вот теперь Ричарду досталась его доля надуманных и лживых обвинений.
- Ричард Окделл, где вы были в так называемую Октавианскую ночь?
Дик решил держаться так же независимо, как и Алва. Он бросил быстрый взгляд на судей, нашел Эпинэ, тот напряженно переводил взгляд с Ричарда на Фанч-Джаррика. Робер не верит в его виновность! Придд был так же холоден, как всегда. Но он не даст Спруту насладиться его унижением. Ричард медленно поднялся со скамьи и повернулся к обвинителю.
- Я был со своим монсеньором.
- Вы видели, как Рокэ Алва составил, а потом подбросил поддельные бумаги в особняк Ариго?
Вот оно! Ричард повернулся к Альдо и, глядя на него, отчетливо сказал:
- Мой эр не подделывал никаких бумаг и, тем более, никому их не подбрасывал.
- Вы получали от Рокэ Алвы приказ вешать мародеров?
- Нет, он не отдавал таких приказов.
- Значит, это было вашим личным решением?
- Я никого не вешал.
- Вы лжете. Есть свидетели, которые могут это подтвердить. Суд вызывает свидетеля Эренса.
В зал вошел человек в новенькой теньентской форме. Держался он не слишком уверенно, и было заметно, что перевязь ему изрядно мешает при ходьбе, как если бы он надел ее в первый раз. Фанч-Джаррик обратился к нему:
- Свидетель Карл Эренс, принесите присягу.
- Именем Создателя, клянусь говорить правду. – голос у теньента был высокий и неприятный.
- Знаете ли вы этого человека? – Фанч-Джаррик указал на Ричарда.
- Да, это оруженосец Первого Маршала.
- Видели ли вы его в Октавианскую ночь?
- Видел. Маршал приказал ему взять людей и прочесать кварталы вокруг складов, а мародеров вешать немедленно. Я был в его отряде. На одной из улиц горел пожар, люди выбегали из домов и пытались спасти хотя бы часть своего имущества. Но герцог Окделл посчитал их мародерами и приказал схватить.
- Вы выполнили приказ?
- Один из офицеров попытался возразить, ведь там были женщины, но герцог ударил его и сказал, что это приказ маршала, и он лично расстреляет того, кто посмеет ослушаться. Тогда солдаты подчинились.
- Обвиняемый, вам есть что сказать? – безродный ординар надменно посмотрел на Повелителя Скал.
- Да, - Ричард повернулся к тщедушному офицерику, - сколько вам заплатили за ложь?
Алва отвлекся от созерцания стены и слегка удивленно приподнял бровь, глядя на Ричарда.
- Окделл, вы забываетесь! – вскинулся Кортней.
Ричард поймал взгляд Ворона, и ему показалось, что в нем мелькнуло одобрение. Скорее всего, ему просто захотелось это увидеть, а, может быть, это солнце отразилось в синих глазах. Но на миг юноша почувствовал себя совсем как когда-то раньше, когда Алва учил своего оруженосца фехтованию, и Дику порой удавалось отбить особо сложные удары.
- Ричард Окделл, вы также обвиняетесь в государственной измене, - теперь Фанч-Джаррик, казалось, готов был испепелить Ричарда взглядом, – Вы – шпион герцога Ноймаринена, благодаря своему происхождению вы достигли высокого положения при дворе и воспользовались этим в преступных целях. Своим бездействием вы вызвали гибель множества людей в Доре, и, скрываясь под именем графа Медузы, многократно оскорбляли Его Величество Альдо Первого. Также вы регулярно посылали курьеров к Савиньяку и Ноймаринену, докладывая о количестве и месторасположении верных короне войск, чему есть доказательства, - обвинитель потряс какими-то бумагами, - Вы пытались устроить побег присутствующего здесь Рокэ Алвы и готовили покушение на Его Величество. Признаете ли вы свою вину?
Дикона охватило неестественное веселье. Интересно, кто выдумал всю эту нелепость? Уж не Его королевское Величество лично?
- Не признаю. Но я очень сожалею о том, что в ваших обвинениях нет ни слова правды, потому что тогда мне было бы, чем гордиться.
Что это с ним? Для кого он говорит эти слова – для Альдо, Робера, собравшихся «зрителей», или… для Ворона?
Этот суд от начала до конца был балаганом, в конце которого им суждено погибнуть. Что ж, по крайней мере, он отправится в Закат вместе со своим эром. Хотя клятвы оруженосца больше не существует, но сейчас Дику казалось, что тоненькая, едва ощутимая ниточка протянулась к его прошлому.
Кортней еще что-то говорил, но Ричард уже не слушал его. Он выполнил свое обещание. Альдо наверняка надеялся, что он испугается за свою жизнь и попытается купить свободу предательством, но он просчитался.
Робер стиснул подлокотники кресла. Завтра им вынесут приговор, а еще через пять дней убьют. Он не имеет права допустить этого, не имеет, иначе ему останется лишь самому пустить себе пулю в лоб.
***
– Карваль, прошу вас задержаться еще на минуту. Вы отправляетесь за город ловить кэналлийцев, а уверены ли вы в том, что они не прячутся возле Багерлее? Не бросят же они соберано на произвол судьбы. Вы не согласны?
Мир вокруг медленно наливался красным, Робер на мгновенье прикрыл глаза, и все стало на свои места, только слова кончились, вернее, не кончились, а замерли, как испуганные кошки. Никола Карваль верен, но до какой степени? Хватит ли его на то, чтоб переступить через ненависть к Ворону?
– Монсеньор, – маленький генерал зачем-то вытащил кинжал, тронул лезвие и сунул обратно в ножны, – если у вас будет время проехать по городу, то, на мой взгляд, имеет смысл осмотреть окрестности Голубиной площади. Я был там прошлым вечером. Признаюсь, это место меня беспокоит.
– А что с ним такого? – Ему кажется или они думают об одном и том же?
– Вы помните заколоченный дом в Шляпном переулке? – сощурился маленький генерал. – Возле него растет старый клен. Если дерево упадет, оно перекроет дорогу. Улица узкая, карете не развернуться, а дворами можно проскочить до Капустной. Если кэналлийцы захотят отбить своего герцога, это место им понравится.
– Для начала нужно, чтобы заговорщиков собралось не меньше трех десятков.
– Четырех, – поправил Карваль. – Три десятка во дворах и с десяток на крышах с мушкетами.*
Вот и готов заговор. Карваль не подведет, главное, чтобы им повезло.
- Никола, вы возьмете на себя Шляпный переулок? – негромко произнес Эпинэ, глядя в глаза своему генералу.
- Да, монсеньор.
- Завтра последний день суда. Из дворца узников выведут в шесть пополудни. Шляпный переулок в получасе езды оттуда. Вы успеете?
- Наши люди расквартированы в городе, они не подведут, - несколько месяцев назад коротышка так же невозмутимо сообщил ему о том, что Мораны повешены. – Но узники еще должны выбраться из города, для этого потребуются лошади, и кто-то должен прикрыть их от погони.
- О лошадях не беспокойтесь, Никола. Я знаю, где достать морисков. И еще я знаю людей, которые с радостью помогут герцогу Алва бежать. У нас мало времени, не будем тратить их на разговоры. Никола, я жду вас сегодня вечером у себя.
Генерал откланялся, и Робер остался один. Он знал, у кого можно попросить помощи в их опасном деле и при этом не вызвать никаких подозрений. Он уже давно не был у баронессы Капуль-Гизайль.
***
Слуга проводил его в маленькую гостиную, сообщив, что госпожа баронесса сейчас спустится. Марианна не заставила себя ждать. Такая же прекрасная, как и всегда, она обворожительно улыбнулась и протянула Роберу руку.
- Герцог Эпинэ, рада вас видеть! Вы совсем нас забыли, хотя вчера обещали господину барону навестить наш дом.
- Как видите, я выполнил свое обещание, сударыня. Но здесь слишком душно и… несколько шумно, может быть, мы пройдем в сад.
Может быть, не стоило сразу начинать разговор с того, за чем он пришел, но у герцога Эпинэ нет времени на плетение словесных кружев. Марианна изучающе посмотрела ему в глаза.
- Вы правы, герцог. Я тоже хотела предложить выйти на воздух, но вы опередили меня.
Она взяла Робера под руку и повлекла за собой.
- Я покажу вам свою любимую беседку. Конечно, она сейчас не так впечатляет, как летом, но там нам будет удобнее.
Дойдя до беседки, баронесса остановилась и, чуть склонив голову на бок, посмотрела в лицо своему спутнику.
- Итак, герцог, я слушаю вас.
- Марианна, я хотел бы попросить вас об одолжении. Мне нужно купить двух морисков, но завтра я совершенно занят. Прошу, если вас не затруднит…
- Именно двух? - Марианна чуть прищурилась и сжала в руках веер.
Поняла. Значит, темнить нет нужды.
- Да. И еще мне нужны люди, которые не против еще раз рискнуть жизнью ради герцога Алвы.
- Когда?
- Завтра. Мои люди отобьют узников у стражи и выведут из города. Там их должны встретить. Потребуется не меньше тридцати человек на случай, если придется задержать погоню.
- Я поняла вас. Сегодня к вам придет человек, с которым вы сможете обо всем условиться. Он назовется гонцом из Эпинэ.
- Благодарю вас. Сударыня, вот деньги, завтра утром к вам приедет мой офицер, который поможет выбрать лошадей, - Робер протянул на ладони увесистый кошелек. – А теперь позвольте откланяться, меня еще ждут дела.
- До свидания, герцог. И… Леворукий в помощь. Надеюсь, он и в этот раз не оставит своим покровительством герцога Алву.
Какая все-таки потрясающая женщина! Наверное, такой же в молодости была Матильда, только нрав у нее погорячее.
Уже близилась полночь, когда Роберу доложили, что прибыл гонец из Эпинэ. Спустя несколько минут пришел и Карваль. Робер облегченно вздохнул. Они все рискуют головой, устраивая впопыхах этот побег, и если он удастся, то благодарить за это можно будет только Повелителя кошек.
- Проходите, генерал. Вина? – Робер обернулся к «гонцу». – Это Морис, посланник Тени. Его люди будут ждать вас за городом и прикрывать Алву и Окделла в дороге.
Названный Морисом невзрачный бледный человек склонил голову.
- Мы не подведем, монсеньор. Мы кое-чем обязаны герцогу Алве, а Тень не забывает своих долгов.
Карваль смерил висельника оценивающим взглядом и коротко кивнул.
- Хорошо. От Шляпного переулка ближе всего до Западных ворот. Дорога идет через старый город, и там мы меньше всего рискуем нарваться на стражу. В шесть узников выведут из Гальтарского дворца, через полчаса мы встретим их в Шляпном. С конвоем мы справимся за четверть часа, еще через полчаса окажемся у ворот. Но! – Никола значительно поднял палец, необходим отвлекающий маневр, чтобы задержать цивильников хотя бы ненадолго. Для этого мне понадобятся ваши люди, человек пять. Из них один – с длинными черными волосами, второй – русоволосый юноша. Как только узники окажутся в наших руках, они должны будут с возможно большим шумом поскакать в сторону к Данару. А мои солдаты будут их безуспешно преследовать. «Беглые узники» и отбившие их кэналлийцы должны устроить суматоху, и, когда вся городская стража примется их ловить, как следует измотать их и тихо исчезнуть.
Морис удовлетворенно улыбнулся.
- С вами приятно иметь дело. Утром я пришлю в ваше распоряжение восемь человек. За воротами у развилки растет старый дуб, там мы будем ждать вас с лошадями. И я думаю, что мы повторим ваш трюк еще раз. Герцог Алва отправится сразу в три разные стороны от Олларии, и пусть та-раканские прихвостни побегают за тремя кошками.
Робер слушал их, и чувствовал, как с сердца падает огромная глыба. Лэйе Астрапэ, им все удастся. Его южане не подведут, и головорезы со Двора Висельников отлично знают свое дело. Иноходец открыл бутылку «Вдовьей слезы» и разлил вино по бокалам.
- За будущий успех, господа!
***
В камере Ричард обессилено упал на кровать. Этот суд вымотал его до предела, словно он целый день фехтовал. Голова будто налита свинцом. И впереди еще один такой же день. А потом… Страх, который Дик все это время упорно прятал в самом дальнем и темном углу души, скользким ужом выполз на свободу. Умирать в восемнадцать лет отчаянно не хотелось. Что там, за чертой жизни? Закатное пламя или ледяная пустота? Говорят, человек жив, пока о нем помнят. А кто вспомнит Дика Окделла, - Робер, матушка, сестры? Пожалуй, эрэа Мирабелла отречется от сына-предателя. Дикон вскочил и принялся мерить шагами камеру. Прижался лбом к холодной железной решетке, но это не принесло облегчения. Нет, этого быть не может, его не убьют, все это глупая шутка, кошмарный сон, нужно лишь проснуться… Под руку попался кувшин с водой, и Ричард в отчаянном остервенении швырнул его в стену. Тут же раздался голос Ворона:
- Юноша, вы что, пытаетесь разрушить Багерлее?
Дику стало стыдно за свою истерику. Он ведет себя как ребенок! Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, он приблизился к стене, разделявшей их камеры. Все же слушать насмешки Алвы было во сто крат лучше, чем вести разговоры с собственным страхом. И… Рокэ сам заговорил с ним!
- Эр…монсеньор, скажите, а… как казнили эориев по гальтарским законам?
- Если вам так интересно, то осужденный, если он не признал свою вину, должен был биться с обвинившими его до тех пор, пока не погибнет. А вы что же, уже готовитесь к смерти?
Слова Ворона были отнюдь не обнадеживающими, но от его такого привычного тона стало как-то спокойнее. Да и погибнуть в поединке представлялось не таким страшным, как на плахе.
- Альдо затеял этот суд, чтобы убить вас… И меня заодно.
- Все же я не понимаю, чем вы ему настолько помешали.
Теперь уже бессмысленно скрывать, что он знает о завещании Эрнани. Тайна все равно погибнет с ними обоими.
- Когда вскрывали гробницу Франциска, случайно нашли завещание Эрнани. О нем знаю только я и Альдо. В этом завещании написано, что Эрнани добровольно отрекается от престола и передает власть Франциску Оллару. В случае если его род прервется, королем должен стать герцог Алва. Если об этом документе станет известно, власти Альдо придет конец. Вот он и решил себя обезопасить.
К удивлению Дика, Ворон никак не отреагировал на это откровение. Может, ему было известно о завещании? Впрочем, какая теперь разница.
- А заодно и наглядно продемонстрировать всем, что он не пощадит никого, буде тот окажется врагом Раканов. Вы оказались самым подходящим претендентом. Ложитесь-ка спать, юноша. Завтра нам предстоит последний акт этой мистерии.
И снова от голоса Алвы стало теплее. Неужели… неужели он поверил его словам? Не простил, но хотя бы принял их?
***
- …свидетелем по этому обвинению должен выступить Фердинанд Оллар, но он покончил с собой, повесившись сегодня ночью в своей камере. – Кортней объявил это почти бесстрастным голосом.
По посольской ложе пробежал легкий шумок. А Дик заметил, как Алва чуть прищурил глаза, отчего стал похож на хищную птицу. Для Фердинанда все уже кончилось, а вот им придется еще потерпеть. Ричард повернулся к окну – солнце уже ушло. Значит, скоро вечер. Это хорошо, потому что его отвезут обратно в Багерлее, и можно будет, наконец, упасть ничком на койку и закрыть глаза. Голова просто раскалывалась, перед глазами временами проплывали красные круги. Но нужно держаться, никто не должен видеть его слабости, никто… Кортней что-то говорил, но Ричарду казалось, что это каркает старая ворона. А Ворон опять смеется… Наконец, гуэций умолк, звякнули цепи и совсем рядом послышался голос Алвы:
- Вставайте, юноша, окончательный приговор нам вынесут завтра.
Ричард с трудом поднялся и побрел за кэналлийцем, его пошатывало, как пьяного. На улице ему стало чуть лучше, вязкое марево перед глазами отступило. У кареты Алва остановился и пристально взглянул в его лицо, коснулся рукой лба. Его ладонь показалась Дику обжигающе-ледяной.
- Окделл, у вас, похоже лихорадка.
Лихорадка? Ну и пусть…
В карете Дик задремал под мерный цокот копыт. Его разбудил глухой звук удара. Карета остановилась, послышались крики людей и звон стали. Кто-то напал на конвой!
- Монсеньор…
- Тихо, юноша! Я понятия не имею, что происходит снаружи, но, кажется, Леворукий вспомнил о том, что он мне покровительствует.
Дверь кареты распахнулась и человек, возникший в проеме, произнес:
- Господа, вы свободны!
Голос показался Ричарду очень знакомым, кажется… кажется, это кто-то из офицеров Эпинэ! Ричард выбрался из кареты вслед за Алвой. Так и есть, их окружали солдаты. Кто-то тронул Дика за запястье:
- Сударь, ваши руки.
Ричард послушно протянул руки, и после нехитрых манипуляций цепи со звоном упали на мостовую. Дик оглянулся на Ворона, тот уже освободился от кандалов и зачем-то снимал маршальский мундир. Сэц-Ариж – юноша, наконец, вспомнил, как зовут офицера, подошел к нему с объемистым свертком в руках.
- Герцог Окделл, снимите ваш камзол и наденьте это. И поторопитесь, у нас мало времени.
Теперь Алва и Ричард были одеты в солдатские мундиры и плащи, а их одежду надели темноволосый мужчина и русоволосый юноша, которых в темноте вполне можно было принять за сбежавших узников. Алва обратился к Сэц-Арижу:
- Капитан, в чем заключается ваш дальнейший план?
- Он довольно прост, господин Первый Маршал. Эти двое, - он кивнул на лжебеглецов, - поскачут к Данару вместе с кэналлийцами, освободившими их. – Офицер ухмыльнулся, –часть моих людей будет их преследовать по всему городу. Мы же отправимся к Западным воротам.
- Как мы выйдем из города?
- Отряд генерала Карваля патрулирует предместья Олларии, а мы намереваемся к нему присоединиться. За городом нас уже ждут.
- Хорошо. Едем.
За ворота они выехали беспрепятственно. Возле огромного старого дуба у развилки дорог действительно маячило несколько фигур. Подъехав к ним, Сэц-Ариж негромко что-то проговорил, затем обернулся к Ворону и протянул ему запечатанный пакет.
- Возьмите, герцог. Откроете, когда окажетесь в безопасности. Маршал коротко кивнул. Из тени выступил человек в темном плаще, в поводу он вел двух лошадей. Дик пригляделся и понял, что это мориски. Алва спешился, Дикон последовал его примеру. Сэц-Ариж отсалютовал Ворону шпагой.
- Удачи, господин Первый Маршал!
Затем пришпорил коня и направил свой отряд в сторону города. Дик почувствовал, что ноги снова становятся ватными, а перед глазами вновь пульсируют круги, и он ухватился за седло, чтобы не упасть. Человек в плаще проговорил:
- Тень тоже не забывает своих долгов, господин герцог.
- Отлично. Юноша, Дидерих был романтиком, но кое в чем он прав. Куда мы направляемся?
- Сначала к Южному тракту, проедем несколько хорн, а затем свернем к лесу. Там убежище контрабандистов, это надежное место.
- Не будем терять время. Окделл, в седло!
Ричард с трудом выполнил приказ Алвы. Лихорадка, отступившая на время, снова вернулась. Дик пустил свою лошадь слева от Ворона. Вожак двинулся вперед, показывая дорогу, остальные четверо их спутников замыкали шествие. Лошадей сразу пустили в кентер. Сколько продолжалась эта скачка, Ричард сказать не смог бы. Он намертво вцепился в поводья и молил Создателя о том, чтобы только не отстать, не упасть. Горячие волны одна за ругой прокатывались по лицу, в виски словно вогнали стальные прутья. Он не видел ничего, кроме развивающегося плаща впереди. Вдруг он вспомнил: Ворон! Он здесь, рядом, и он будет снова смеяться над своим оруженосцем, если тот не справится с лошадью. Но он справится, Сона умна и послушна ему… Из полузабытья его вырвал резкий окрик вожака:
- Все, приехали, дальше лес, на лошадях не проедем.
Дик попытался спешиться, но кто-то остановил его, положив руку на плечо.
- Сидите, юноша, лучше дайте-ка повод.
Ричард благодарно отпустил поводья, а сам приник к теплой лошадиной шее и закрыл глаза.
…Это снова была Башня из варастийской степи, и Ричарда ждали на вершине. Он поднимался, почти бежал по узкой винтовой лестнице, конца которой, казалось, не было. Сил почти не осталось, дыхание сбивалось, и по лицу струился пот. Внезапно подъем кончился, и Ричард оказался на гладкой площадке. У дальнего края стоял герцог Алва. Не оборачиваясь, он приказал:
- Юноша, налейте мне вина, - и протянул руку с бокалом.
Дикон налил из неизвестно откуда взявшейся бутылки «Черную кровь» и опустил в бокал белую крупинку. Он не видел лица эра, но почему-то знал, что тот улыбается. Он сделал глоток и насмешливо произнес:
- Ричард, я просил вина, а это вода. Или вы таким образом намекаете, что я слишком много пью?
Дик отшатнулся и почувствовал, что камни под ногами дрожат, готовые рухнуть. Нет, они уже летят в пропасть, и он вместе с ними. А высоко в небе над ним кружат большие черные птицы…
Около часа маленький отряд шел цепочкой по узкой тропинке. Каким образом они не сбились с нее в такой темноте, сказать было сложно. Наконец, последние деревья расступились, и взгляду открылась поляна, на противоположной стороне которой стоял дом. Вожак показал рукой влево:
- Там, шагах в пятидесяти, есть ручей. Если идти вдоль него, то выйдите к деревне, что стоит на Южном тракте. Но я советую вам переждать несколько дней здесь. В подполе должны быть кое-какие припасы, да и седельные сумки у вас полны, мы уж постарались. А парнишка совсем заснул. И как только не свалился!
- У него лихорадка, – Алва осторожно снял Дикона с лошади, - откройте дверь.
Он внес Ричарда в дом, подождал, пока один из их провожатых зажег свечу, и опустил юношу на узкую кровать. Снял с него сапоги и укрыл плащом как одеялом. Кто-то разжег огонь в печи, и стало возможно целиком рассмотреть их убежище. Довольно чистая комната, узкие лавки вдоль стены, большой, плохо оструганный стол, кровать, два сундука. После Багерлее почти королевский дворец.
Вожак разбойников прошел к дальней стене и приподнял люк в полу.
- Здесь ход в подпол, господин герцог. Там и укрыться можно, в случае чего. В доме это пасечник жил, он на совесть строил. Жалко старика, уж с год как помер. Один жил и гостей завсегда привечал.
Снаружи раздался короткий свист. Вожак выглянул за дверь, что-то сказав своим людям, и поклонился.
- Прощайте, герцог. И прихлопните поскорее Та-Ракана, иначе в Олларии скоро некого станет грабить.
Алва рассмеялся и ответил церемонным поклоном.
- Это мой долг как Первого Маршала.
Дверь закрылась, оставив Ворона и Ричарда одних. Алва подбросил в печь еще дров и вышел из дома. Расседлал лошадей, взял переметные сумки, и, вернувшись в дом, принялся изучать их содержимое. Четыре пистолета, два кинжала, деньги, пара бутылок вина, фляги с водой, вяленое мясо, сыр, хлеб. В тяжелом длинном свертке угадывались шпаги. Ворон отыскал чистый глиняный кувшин, налил в него вино и поставил на печь. Если бы сейчас было лето, он поискал бы в лесу целебные травы, но придется довольствоваться горячим вином. Сочтя, что питье готово, Алва перелил его в чашку и подошел к кровати. Ричард разметался на постели, сбросив с себя плащ. Его била крупная дрожь. Алва тронул его за плечо.
- Юноша, просыпайтесь!
Дик что-то пробормотал, мотнул головой, но глаза все же открыл. Ворон помог ему приподняться и, поддерживая за плечи, заставил выпить вино. Затем снова уложил и укрыл плащом, а сам сел за стол, придвинул свечу поближе и распечатал пакет, переданный ему Сэц-Арижем. Там было письмо.
«Герцог Алва!
Если вы читаете это письмо, значит, наша авантюра удалась, в настоящий момент вы находитесь в безопасности, и я, наконец, смог вернуть вам свой долг.
Считаю необходимым сообщить вам, что я ожидаю возвращения человека, посланного мной к маршалу Савиньяку. Когда его войска подойдут к Олларии, я сдам ему столицу и постараюсь предотвратить кровопролития. Полагаю, что кардинал Левий окажет мне поддержку.
Герцог, я знаю, что совершил Ричард Окделл, но все же прошу вас не отсылать его от себя, пока вы не выберетесь за Кольцо Эрнани. Ричард – мальчишка, с него станется помчаться обратно в Олларию, и тогда я уже вряд ли смогу снова спасти его»
Рокэ смял письмо, бросил его в огонь, прикрыл глаза и провел ладонью от переносицы к вискам. Эпинэ… Зачем, после Ренквахи, он снова ввязался во все это? Впрочем, если бы не ввязался, то они с Окделлом коротали бы эту ночь в Багерлее.
Ричард снова заворочался и глухо простонал. Мальчишка всего за несколько дней в тюрьме умудрился подхватить лихорадку! Алва присел на край постели и положил руку ему на лоб. Жар усиливался, и одним только горячим вином его явно не сбить, придется утром прогуляться до деревни. Но зимние ночи долгие, и рассвет еще не скоро. Ворон снова подбросил дров в огонь, затем осторожно подвинул Дика к стене и лег рядом, одной рукой обняв юношу.
Глава 3
Он проснулся, когда небо на востоке только начало светлеть. Самое время ехать – если их ищут, то в такую рань солдаты еще спят. Алва осторожно, чтобы не разбудить Ричарда, поднялся, растопил погасшую печь, поел и вышел из дома. Ручей он нашел быстро и пошел вдоль него, ведя лошадь в поводу. На опушке он вскочил в седло и огляделся. Впереди виднелись дома, и Ворон поскакал туда.
Когда сердобольная хозяйка узнала что королевский курьер, спешащий с важным поручением в столицу, болен, она собралась бежать к деревенской знахарке, но гость сказал, что у него нет времени и попросил меда, молока и сушеной клюквы. Он щедро расплатился и немедленно отправился в путь, оставив хозяйку недоумевать, что он будет делать со всем этим в дороге.
Дикону ужасно не хотелось открывать глаза и прерывать этот чудесный сон. Ему снилась теплая мягкая постель и запах готовящейся пищи… Но голос Алвы был неумолим:
- Ричард, сколько можно спать! Скоро снова наступит вечер!
Интересно, откуда Ворон знает, что он спит? Он ведь в соседней камере. Дикон открыл глаза и с удивлением обнаружил, что видение никуда не делось – он лежал на кровати, а герцог Алва что-то помешивал в кипящем котелке. Ричард напряг память и попытался вспомнить последнюю ночь. Люди Эпинэ освободили их, напав на карету, когда их везли в Багерлее. Потом они долго ехали куда-то…
Ворону надоело созерцать недоуменное лицо Ричарда, и он ответил на немой вопрос:
- Этот роскошный особняк, любезно предоставленный нам в пользование – убежище контрабандистов. Вокруг – лес, и того, что нам нанесут визит солдаты господина Ракана, мы можем не опасаться.
Ричард попытался подняться, но лихорадка тотчас напомнила о себе головокружением и ломотой во всем теле. Алва прекратил колдовать над своим котелком, вылил его содержимое в чашку и протянул Ричарду. Запах был очень знакомым. Клюквенный отвар, которым Дика поили в детстве, когда он болел. Ричард выпил все до дна и протянул бывшему эру пустую чашку.
- Эр Рокэ, спасибо…
Чтобы Кэналлийский Ворон возился с ним, как с ребенком – уму непостижимо! Зачем ему это нужно? Помнится, в первый день службы он так же вылечил ему руку, но тогда все объяснялось просто – «мой оруженосец». А теперь? Было бы куда логичнее, если бы Алва просто уехал, пока он спит. Но нет, вот он стоит и даже улыбается. Дикон тихонько ущипнул себя за запястье, чтобы удостовериться, что это не сон.
- Юноша, соблаговолите откушать. К сожалению, не могу предложить вам изысканной трапезы, но не обижайте меня отказом, - насмешливо, но при этом совершенно необидно произнес он.
Ричард молча поднялся, сел к столу и подумал, что, раз Ворон смеется и говорит в своей обычной манере, то, наверное, это все же не бред. И оказалось очень просто улыбнуться в ответ, будто поймав зеркалом солнечный лучик и теперь возвращая его обратно.
Поев, Дик устроился в кровати поудобнее и прикрыл глаза. Ворон сидел у окна и чистил пистолеты, что-то негромко напевая по-кэналлийски. Сейчас он был совсем таким же, как в Варасте, когда учил Ричарда стрелять из пушки, когда отпустил Робера. И очень хотелось тихо-тихо прошептать: «Эр Рокэ, вы меня простили?». Но страшно, до дрожи в коленках страшно услышать что-нибудь вроде «Нет. Но у меня нет желания возиться с вашим хладным трупом». Дик вздрогнул, как если бы слова прозвучали наяву. Ничего он не станет спрашивать, а будет просто наслаждаться этими минутами. Но молчать все равно невозможно, хочется услышать голос Алвы, обращенный только к нему, голос, который столько времени мерещился повсюду, заставляя оглядываться и тут же ругать себя за глупость.
Дикон приподнялся на локте и спросил:
- Монсеньор, в том пакете, что передал вам Сэц-Ариж, было письмо от Робера?
- Да, юноша. Он сообщает, что ведет с Лионелем Савиньяком переговоры о сдаче Олларии. Видимо, дела господина Ракана совсем плохи, если даже его лучший друг… разочаровался в нем.
- А… в письме больше ничего не было?
- Нет. Герцог Эпинэ и так слишком рисковал. Если бы нас постигла неудача, и письмо попало к молодому человеку в белых штанах, то Эпинэ вполне мог присоединиться к нам в Багерлее.
- Мы отправимся к маршалу Савиньяку?
- Прежде чем принимать решение, необходимо рассмотреть все возможные варианты.
Алва поднялся, показывая тем самым, что разговор окончен. Ричард вздохнул и попытался заснуть. К вечеру, благодаря медицинским познаниям Ворона, он чувствовал себя гораздо лучше, но сесть в седло был еще не в состоянии. Впрочем, Алва явно никуда не торопился. Он совершил еще одну вылазку в деревню и выяснил, что солдаты Ракана утром проезжали по дороге, а это означало, что им пока лучше оставаться на месте.
***
- Ричард, будьте любезны подвинуться.
Задремавший было Дик вскинул голову. Конечно, ведь кровать в доме всего одна, и Алве тоже хочется спать. Ричард поспешно отодвинулся к самой стенке, освобождая место. Рокэ задул свечу, лег и повернулся к Дику спиной, укрывшись плащом. Будто и не было того кольца с ядом и всей пропасти, разделившей их, и снова он – оруженосец Первого Маршала. И забилась, затрепетала где-то под самым сердцем робкая надежда, что, может быть, Алва действительно простил его, и теперь все будет как раньше? Дикон улыбнулся своим мыслям и закрыл глаза. Незадолго до рассвета он проснулся оттого, что у него затекла шея. Оказалось, что он спал, уткнувшись лбом Ворону в плечо, а его волосы щекотали лицо. Ричард тихонько фыркнул и, кажется, покраснел: еще бы обнял, как Марианну какую-нибудь. Но отодвигаться не стал. Еще разбудит неловким движением, а уж тогда от насмешек точно не скрыться. К тому же, если чуть-чуть повернуть голову, вот так, то получается очень удобно.
Утром третьего дня Дик проснулся и, сев на постели, пришел к выводу, что он, наконец, совершенно здоров. Выйдя на улицу, он обнаружил Алву, упражняющегося в фехтовании с воображаемым противником. Услышав шаги, Ворон обернулся и с улыбкой оглядел заспанного и взлохмаченного Ричарда.
- Юноша, не желаете ли присоединиться?
Юноша желал. После двух дней, проведенных в постели, тело требовало немедленной физической нагрузки. Но через четверть часа Дик понял, что переоценил свои силы, и, когда его шпага в очередной раз отлетела в сторону, признал себя побежденным и предложил отправиться завтракать. После завтрака Алва объявил, что следующим утром они двинутся в путь. Даже не объявил, а отдал приказ, как в бою, отрывисто и холодно, и Дик не решился спрашивать, куда именно они едут.
Дорога была пустынна, и двух всадников, скачущих по Южному тракту, никто не заметил. Они проехали несколько хорн, когда Алва, наконец, соизволил пояснить, что они направляются в Эпинэ, а точнее, во владения Савиньяков:
- Арлетта Савиньяк – умная женщина. И она наверняка в курсе всего, что происходит в Талиге, потому что все трое ее сыновей не могут не писать ей писем.
В дороге Ворон большей частью молчал, то ли обдумывая что-то, то ли просто не желая разговаривать. На Дика он почти не обращал внимания. Уж, казалось бы, за все время, проведенное подле Рокэ, пора бы привыкнуть к его резким переменам настроения. Да только вот не получалось, и каждый раз было обидно как ребенку, которого поманили яркой оберткой и обманули. Ричард уже начал подумывать, а не приснились ли ему эти три дня в лесном убежище? Он снова чувствовал себя лишним. Алва ухаживал за ним, пока он был болен, а теперь взял с собой, потому что больше Дику ехать некуда. Просто из жалости. Ах, если бы можно было вернуться к Роберу! Интересно, а заметит ли Алва, если во время очередной остановки в придорожной таверне он просто уедет? Наверное, только вздохнет с облегчением, что бывший оруженосец и неудавшийся убийца перестал тащиться за ним, как привязанный.
***
Дикон с любопытством разглядывал высящийся впереди замок из светлого камня. По обеим сторонам дороги, ведущей к нему, росли старые яблони. Должно быть, весной здесь очень красиво. В Надоре такого нет…
Графиня Савиньяк приняла их очень радушно. Ричарду она предложила занять комнаты Арно и сказала, что младший сын очень тепло отзывался о своем однокорытнике по Лаик. А с Алвой она обходилась так, словно он был одним из ее сыновей. Ричард почувствовал некоторую зависть: эрэа Мирабелла всегда была строга со своими детьми и излишней лаской не баловала. Через день прибыл граф Валмон, и Ворон полностью ушел в дела, вскоре окончательно забыв о Дике. От скуки Ричард проводил целые часы в библиотеке, бродил по окрестностям.
Хотелось забраться куда-нибудь в угол и повыть. Чтобы с этим воем ушла вся обида, все глупые надежды. Зачем было это вчера? Когда приехал граф Бертрам, после ужина все собрались в гостиной, и Алва попросил Ричарда рассказать о Ракане. Ричард честно вспомнил все, начиная с Сакаци. Каким образом сам он там оказался, никто не спрашивал, за что Дик был очень благодарен Ворону – из его слов как-то само собой выходило, что Ричард к Альдо отправился по его приказу. Его слушали внимательно, задавали вопросы, и Дику казалось, что он отчитывается о выполнении очень важного задания. Но на следующий день Алва не позвал его на импровизированный совет.
Ричарду хотелось уехать в Надор, попросить прощения у Айрис. Он представлял, какое у нее будет лицо, когда она узнает, что он бежал из Багерлее вместе с Вороном. Но уехать сейчас – значит струсить, показать себя глупым капризным мальчишкой. И тогда уже не будет никакого шанса восстановить то, что ушло. Ричард понимал это и потому терпеливо ждал, когда же Алва, наконец, вспомнит о нем. Да и вспомнит ли? Кто он теперь ему? Он чужой здесь, всем чужой. Графиня Арлетта называет его другом своего сына. А ведь с Арно они ни разу не виделись после Лаик. Пара писем – вот и все. Единственный друг – Робер, но с ним они сейчас вновь оказались по разные стороны. Да плевать на все! Признайся, тебе хочется быть хоть чуточку нужным ему одному, и катись все остальное к Леворукому.
Однажды за ужином графиня Савиньяк вдруг произнесла:
- Росио, твоя гитара давно ждет тебя. Ты уже пять дней здесь, а я все еще не слышала твоих песен.
- Арлетта, для вас все, что угодно, – Алва улыбнулся и церемонно склонил голову.
Когда слуги убрали со стола, графиня приказала принести гитару. Ворон осторожно взял ее в руки, почти с нежностью провел ладонью по гладкой поверхности и принялся настраивать. Ричард устроился в самом дальнем кресле, словно испугавшись, что его могут прогнать.
И был вечер, и свечи отражались в граненом хрустале, превращая его в осколки упавших звезд. Можно было закрыть глаза и представить, что они в особняке в Олларии, и скалятся кабаньи головы на стенах кабинета. Дикон зачарованно следил за длинными пальцами, скользящими по грифу, с легкостью берущими замысловатые аккорды. Рокэ пел, задумчиво склонив голову к плечу, и песня его была наполнена древними туманами, извечными лунными ночами, горьковатым запахом полыни. Песня стала единственной реальностью, все остальное – наваждение, морок. Низкий гитарный перебор превратился в волну и захлестнул, увлекая за собой туда, за горизонт, где только звезды отражаются в медлительной, блестяще-чернильной воде теплого моря, и белыми цветами качаются на волнах сны…
Пробило полночь, и графиня Арлетта поднялась, чуть печально улыбаясь.
- Росио, слушая, как ты поешь, я каждый раз снова чувствую себя юной девочкой. Но уже поздно, а хорошего должно быть в меру. Спокойной ночи, господа.
Графиня удалилась. Алва продолжал играть, будто и не заметив ее ухода. Вдруг он вскинул голову и пристально посмотрел на Дикона.
- Юноша, налейте мне вина.
Ричард наполнил бокал, но возвращаться на свое место не стал, а вместо этого устроился прямо на ковре возле кресла Алвы. Положил руки на колени и уставился на огонь в камине. Глаза уже слипались, но засыпать сейчас отчаянно не хотелось, наоборот, как можно дольше продлить это наваждение. Только не говорите ничего, я просто немного посижу вот так и уйду сам. Я ведь больше ничего не прошу. Да-да, если не смотреть на него, то можно просто спокойно наслаждаться этой близостью. Но только не смотреть, иначе голова тут же начинает кружиться, и едва удерживаешься от того, чтобы протянуть руку, дерзко коснуться плеча, накрыть ладонью ладонь.
Глухо стукнула о пол гитара, и Дик почувствовал, как рука Ворона коснулась его волос, взъерошила и принялась перебирать шелковистые пряди. Дикон вздрогнул от неожиданной ласки и уткнулся лицом в колени, чувствуя, что отчего-то неудержимо краснеет. Торопливо поднялся, подошел к столу и налил себе вина, но пить не стал. Алва искоса наблюдал за ним из-под ресниц, чуть усмехаясь уголком рта.
- Дай руку.
Нащупал на правом запястье тонкий шрам – память о дне Святого Фабиана, и, едва касаясь, погладил кончиками пальцев. Вдруг резко дернул на себя, и Ричард оказался у него на коленях. Близко-близко, так, что лица касается дыхание. Сердце последний раз судорожно стукнуло и куда-то провалилось вместе со всеми словами и мыслями. Дикон во все глаза смотрел на Ворона. Так, наверное, кролик смотрит на удава, перед тем, как быть съеденным. Алва же, похоже, прочел в глазах Дика что-то, понятное одному ему, снова усмехнулся и поцеловал юношу. Нежно, даже трепетно разжал языком губы, провел по внутренней стороне, будто успокаивая, ладонью погладил по щеке.
Это… было странно, и в то же время как-то правильно, словно все кусочки мозаики встали на свои места. Дикон еще теснее прижался к Рокэ, обхватив его руками за шею, торопливо и неумело отвечая на поцелуй. Алва оттянул ворот его рубашки, склонил голову и коснулся губами плеча, языком обвел ямочку на горле. Дик чуть отклонился назад и замер, боясь шевельнуться, а Ворон снова прижал его к себе и поцеловал в висок.
Сколько они так сидели, минуту или час, Ричард не помнил. Ему казалось, что время остановилось, не будет больше ни дворцов, ни погонь, только тепло сильных рук, навсегда. Он не заметил, как задремал, а проснулся уже утром в своей кровати, раздетый и укрытый одеялом. В комнату постучал слуга и сообщил, что завтрак уже накрыт. Ричард быстро оделся и спустился вниз. Едва увидел Рокэ, и сердце от радости забилось часто-часто. За столом Дикон несколько раз украдкой взглядывал на Алву, пытаясь по его глазам понять, не приснилась ли ему эта ночь, но Ворон был совершенно невозмутим. После завтрака Дик направился было в библиотеку, но его остановил голос Алвы.
- Юноша, собирайтесь. Лошади уже ждут.
- Слушаюсь, монсеньор. А куда мы едем? – Ричард обрадованно улыбнулся. Наконец-то!
- Вы направляетесь к маршалу Лионелю Савиньяку в качестве его адъютанта. Вот письма, которые вы должны ему передать. А это приказ о присвоении вам звания корнета. Если он будет спрашивать, а он, конечно же, будет, о том, как мы выбрались из Олларии, то вы расскажете ему все, что видели. А теперь поторопитесь.
- Эр Рокэ, а вы?
- Я еду в Торку.
- Но почему я не могу поехать с вами? Письма Савиньяку может отвезти и гонец.
- Юноша, напоминаю, что вы уже не мой оруженосец, и ваше постоянное нахождение при моей персоне не требуется. Но, если вы так не желаете ехать к Савиньяку, то можете отправляться в Надор, к матушке.
Ричард задохнулся от жгучей обиды. По коже пробежал мороз. Как Алва может говорить такое? После…
- Так что же вы решили? – в голосе Ворона не было ничего, кроме безразличия, такого гладкого и блестящего, совсем как мыльный пузырь, только что с оглушительным хлопком лопнувший у Ричарда в голове. Дик бросил на Алву полный злости взгляд и сквозь зубы произнес:
- Я поеду к Савиньяку, господин Первый Маршал.
Ричард схватил со стола пакет и выбежал из комнаты, борясь с подступающими глазам слезами. Дурак, вообразил себе невесть, что! А Ворон снова вышвырнул его, как надоевшего котенка. И ничего он не простил и не забыл. На ум тут же пришли слова, брошенные им в Багерлее: «Предать можно того, кто доверяет вам, либо кому вы поклялись в верности. Я вас от клятвы, кажется, освободил». А вчерашний вечер… Вспомни историю Джастина Придда. Ворону просто нравится играть чужими чувствами. Что ж, он выполнит приказ и поедет к Савиньяку! Он не нужен Алве? И отлично! Герцог Окделл никому и ничего не должен, кроме своей совести! Ричард не желал больше задерживаться ни одной лишней минуты, поэтому пулей влетел к себе в комнату, по дороге приказав слуге принести еды в дорогу и оседлать его лошадь, переоделся, все так же бегом выскочил во двор, сел в седло и умчался. Очень невежливо было даже не попрощаться с гостеприимной хозяйкой, но он напишет графине потом.
Дождь хлестал прямо в лицо, холодными иглами пронзал кожу, добирался до самого нутра. Пусть, пусть! Заморозит, вымоет из сердца боль и наполнит взамен ледяной водой. В Фабианов день Алва решил посмеяться над Людьми Чести, назло кардиналу взял его в оруженосцы. Завел себе игрушку. А он-то, дурак набитый, все надеялся… на что? Неужели, что Алва его полюбит? Все пытался найти подтверждения, собирал по крупицам все эти вечера с гитарой и редкие минуты, когда Ворон, казалось, был откровенным, настоящим. Придумал сам себе сказку, болван, и поверил в нее. Эти три дня в лесу. Вот и вчера… О, как это в его духе – поманить, а потом оттолкнуть! Не кажется ли вам, господин Первый Маршал, что это слишком жестокая шутка? Или это просто еще один урок? «Если хотите оскорбить, бейте в нос, будет море крови». А еще лучше – сразу в сердце.
Дождь все не переставал лить. Дождь и еще ветер, такой же злой, как его Повелитель.
Глава 4
- Господин маршал! Прибыл гонец, он говорит, что его послал Первый Маршал.
Что? Но ведь Алва в Багерлее! Или… Лионель Савиньяк рванул ставший вдруг тесным ворот мундира.
- Немедленно приведите его!
Дверь распахнулась, и вошел Ричард Окделл, оруженосец Алвы. Но Рокэ, кажется, отослал его перед тем, как уехать в Фельп.
- Ричард, откуда вы здесь? И что с герцогом Алвой?
- Сначала из Олларии, а двадцать дней назад я выехал из замка Савиньяк, господин маршал. Первый Маршал сейчас на пути в Торку, и я прибыл по его распоряжению.
- Садись и рассказывай по порядку. Хотя нет, ты ведь устал. Эй, кто-нибудь! – Лионель крикнул в открытую дверь, - принесите еды и вина! И покажите герцогу, где можно умыться.
Пока Ричард ел и приводил себя в порядок, Лионель прочитал письма от матери и от Алвы. Наконец они могут отправляться к Олларии и дать хорошего пинка Раканышу с его прихвостнями! А Рокэ, конечно же, помчался туда, где он нужнее всего. Взять Олларию не составит труда, а дриксы на севере подняли голову. Вот все и вернулось на свои места, Первый Маршал приказывает, он подчиняется, и не нужно больше разрываться между долгом и совестью, порываясь хоть в одиночку скакать в Олларию и по камушку разнести Багерлее.
Через час Савиньяк счел, что Ричард достаточно отдохнул и готов поведать о своих приключениях. Дик как-то сбивчиво рассказывал о том, как оказался в Сакаци, но Лионель решил, что это уже другой разговор. В конце концов, если Рокэ прислал его сюда, значит, доверяет.
- Ричард, а вы знали о том, что герцог Эпинэ отправил ко мне для переговоров Реджинальда Ларака?
- Нет, монсеньор. Наль сопровождал мою сестру в Надор.
- И ни кузен, ни друг не посвятили вас в свои планы?
- Я все равно ничем не смог бы помочь, а лишние разговоры рискуют быть услышанными не тем, кем надо.
- Пожалуй, я узнал все, что хотел. Поскольку вы теперь мой адъютант, то вот вам первый приказ: ступайте отдыхать. На рассвете мы выступаем к Олларии по приказу Первого Маршала.
К Олларии! Значит, он снова увидит Робера и Катари. А уж они-то никогда не оттолкнут Ричарда.
Переход к столице был долгим и тяжелым. Сначала метели, не прекращавшиеся целые сутки, потом слякоть, в которой вязли телеги. Савиньяк торопился и не жалел ни людей, ни себя. Чем ближе к столице, тем сильнее был риск встретить ракановские войска, и Лионель не хотел, чтобы эта встреча стала неожиданной. Когда армия проходила через Надорские земли, Дик вызвался в разведывательный отряд. Он неплохо знал эти места, а карты иногда ошибались. Рядом со старшим Савиньяком было очень легко. Не так, как с Эмилем, но гораздо проще, чем с Алвой. Он не задавал язвительных вопросов и не напоминал о том, что хотелось забыть. Маршал приказывал, адъютант исполнял. И как-то стыдно было вспоминать, что еще недавно он был комендантом Олларии. Хорош комендант, ничего путного не смог сделать.
Очередная остановка в маленькой деревеньке. Дик сидел у почти догоревшего камина и боролся со сном. Больше всего он ненавидел ночные дежурства за то, что вновь оставался наедине со своими мыслями. Ненужными, отравляющим душу, но избавиться от них не получалось. До Надорского замка всего три часа езды. Там Айрис, сестренка Айри, которая его теперь ненавидит. А ведь с самого детства она была его преданным другом. Он растерял всех: друзей, родных. Метался от одних к другим, и в результате остался один. Когда-то у Ричарда Окделла была мечта, но на деле эта мечта оказалась ложью, пустой обманкой.
Скрипнула дверь, и Дик тут же вскочил. На пороге стоял Лионель.
- Господин маршал, что-то случилось?
- Нет, Ричард, просто мне не спится, - Савиньяк держал в руках бутылку и пару бокалов, - составите мне компанию?
- Но ведь я на дежурстве…
- Ерунда, за стеной толкутся еще двое порученцев, - Лионель расставил бокалы и приглашающе махнул рукой.
Дикон подбросил в камин еще дров и перебрался поближе к столу.
- Армия будет отдыхать еще день, а вы, как я понимаю, уже очень давно не были дома. Ричард, я даю вам сутки отпуска.
Дик поднял глаза, на миг в них вспыхнула радость, но тут же погасла.
- Благодарю, монсеньор, но я не думаю, что в Надоре мне сейчас будут рады. Боюсь, мне сложно будет объяснить матушке, что означает этот мундир.
- Пожалуй, вы правы. А ваша сестра? Мне кажется, она более лояльна к Олларам, чем эрэа Мирабелла, – маршал отпил вина и усмехнулся.
Рокэ не ошибается в людях. Окделла он почему-то отослал от себя. Конечно, Лионелю он сейчас полезнее, потому что неплохо осведомлен о численности та-раканского воинства и о том, кто им командует. Но только ли в этом дело? И после самого первого их разговора Ричард старательно избегает упоминаний о Первом Маршале.
- Мы с Айрис поссорились. Я кое в чем виноват перед ней, но выяснять отношения лучше в мирное время.
Несколько минут они пили молча. Затем Савиньяк снова спросил:
- Как вы думаете, что ваш друг станет делать, когда увидит нас у стен Олларии?
А что это мы так вздрогнули и отвели глаза при слове «друг»? Вся эта история с якобы отравлением, из-за которого Рокэ тебя выставил, - только ли сказочка для Ракана? Очень интересно.
- Мне кажется, он попытается сопротивляться. Но Робер все время говорил, что в городе не хватает продовольствия, и долго они продержаться не смогут.
- Что ж, это хорошо. Я бы предпочел, что бы его армия сложила оружие побыстрее. Потому что приводить столицу в порядок потом придется нам. Думаю, мы еще поговорим об этом на подходе к городу. И вот еще что. Ричард, как вы думаете, почему армия Люра вдруг вся до последнего человека перешла на сторону Ракана?
Дик непроизвольно сжал бокал и на миг замялся. Неприятно вспоминать о собственной глупости. Он ведь искренне полагал тогда, что Симон Люра по зову сердца встал под знамена истинного короля. И потом, когда Робер как бы случайно обмолвился, что преданность Люра и его армии куплена за гоганское золото, пропустил эти слова мимо ушей.
- Робер говорил что-то о гоганах. Что это они подкупили генерала Люра.
- Гоганы? Почему именно они? Какой им толк от того, что Ракан захватит трон?
- Монсеньор, я знаю только, что они предлагали помощь Роберу и Альдо еще в Агарисе.
Интересно… Рыжие куницы не потратят и талла, если не будут уверены, что выручат за него три.
- И что они просили в обмен на свою помощь?
- Я не знаю.
Так. Придется насесть на Эпинэ и не слезать, пока он не расскажет все.
Дик все вертел в руках недопитый бокал. Они еще какое-то время разговаривали о разных пустяках, но вскоре Ричард сменился и ушел спать. Лионель задумчиво посмотрел ему вслед. Мальчишка не врал. Но что-то недоговаривал, это точно.
Через день прибыл курьер от Ноймаринена, и Ричарду пришло в голову написать письмо Арно, который служит на севере. Прошло столько времени, но если то, что говорила графиня Арлетта, правда, младший из братьев Савиньяк, наверное, будет рад его письму. О том, что бежал от Ракана с Алвой, Ричард писать не стал, упомянув лишь, что выбрался из Олларии, занятой узурпатором, и теперь служит под командованием его старшего брата. И вовсе Дик не надеялся на то, что Арно хотя бы вскользь упомянет о Первом Маршале, ничего подобного! Просто хотел узнать, как идут дела у его друга.
***
Подойдя к городу, Савиньяк решил, что будет лучше обойтись без штурма. Армия окружила город, ясно дав понять Ракану, что сопротивляться бессмысленно, а бежать не удастся. Теперь дело за Эпинэ. Лучше всего было бы, если б он уговорил своего приятеля сдаться. А если это не получится, то придется Роберу совершить маленький переворот. Ну а он подождет, и в нужный момент введет войска в город. Плохо лишь то, что разведчикам не удавалось проникнуть за городские стены, и единственные сведения, которыми он располагал, - рассказ Ричарда, а за последние месяцы ситуация могла значительно измениться.
Три дня авангард Западной армии стоял под стенами Олларии. Время, отведенное Лионелем Альдо на раздумья, заканчивалось. На следующий день в город должен был отправиться парламентер с ультиматумом. Кроме того, парламентер должен был связаться с Эпинэ. Ричард снова рвался в бой, но вынужден был согласиться с доводами Савиньяка: уж ему-то ни за что не удастся ничего незаметно передать Роберу, не выдав его.
Набегавшись за день по лагерю с поручениями Савиньяка, Дик без сил рухнул на койку и моментально заснул, даже не раздевшись толком.
…Алва жадно, до боли, почти кусая, целовал Дика, потом, вдруг отстранившись, произнес:
- Я больше не ваш эр, юноша.
Отступил на несколько шагов и засмеялся. Он смеялся, запрокинув голову, и не видел, что за его спиной стоят солдаты. Альдо все-таки нашел их! Теперь Ворона отправят в Багерлее, а Дика убьют прямо здесь, потому что так приказал Альдо. Алва исчез, и только его недобрый смех все звучал в ушах. Ричард рванулся, но веревки, которыми были связаны его руки, держали крепко. Со всех сторон наползала тьма, и Дик из последних сил заорал:
- Рокэ!
И проснулся, не сразу поняв, что находится в своей палатке. Все хорошо, Алва сейчас в Торке, и ничего с ним не случится, глупо бояться за него. И вообще, нет Ричарду до него никакого дела! Все время после отъезда из Эпинэ Дику удавалось почти не думать о Вороне, и вдруг этот сон. Может, из-за того, что слишком о многом напоминает Оллария? Дик перевернулся на другой бок, но заснуть не получалось. Тогда он накинул плащ и вышел из палатки.
Шел снег. Казалось, что это звезды разом погасли и теперь осыпаются на землю. Интересно, а что будет, если там, наверху, совсем ничего не останется? Дикон поежился и вдруг подумал: а ведь в Торке, наверное, сейчас тоже идет снег. И, может быть, Алва тоже сейчас не спит, а стоит и смотрит в снежную круговерть. Ричард подставил ладони, поймал несколько снежинок и быстро сдул их. Пусть ветер отнесет их к нему, бросит в лицо колючие звездочки, и вдруг Ворон вспомнит о своем бывшем оруженосце…
***
Утром в лагерь неожиданно прискакал Карваль с отрядом гвардейцев. Кивнув Ричарду, он поклонился Савиньяку и доложил:
- Господин маршал, Альдо Ракан ночью бежал. Мы собирались его арестовать, но опоздали. По-видимому, он знал о Дороге Королев. Все его приспешники взяты под стражу. Армия подчиняется герцогу Эпинэ. О бегстве Ракана в городе еще не стало известно.
Лионель быстро поднялся и позвал Ричарда:
- Окделл, вы едете со мной в город. Возьмите пятьдесят человек.
Во дворце они встретили бледного до синевы Робера, который, похоже, не спал уже несколько ночей. Дик, позабыв про все, бросился к другу.
- Ричард, ты здесь! Как же я рад тебя видеть!
- Робер, спасибо! Я твой должник на всю жизнь.
Их прервал Лионель.
- Господа, я тоже рад встрече, но сейчас у нас очень много дел.
Дикон надеялся повидать Катарину, но времени на это совершенно не было. Бывшая армия Ракана хоть и подчинялась Роберу, но едва не взбунтовалась из-за пущенного кем-то слуха, что всех, перешедших на сторону узурпатора, будут вешать без суда. С огромным трудом Эпинэ с помощью своих южан смог навести порядок. К полудню в срочном порядке был собран совет. Рокэ Алва был объявлен регентом, и Савиньяк немедля отправил к нему курьера с этим известием. А Ричард подумал, что, когда Ворон приедет в столицу, он обязательно подаст прошение о переводе куда-нибудь подальше.
Вечером Робер пригласил Лионеля и Ричарда к себе в особняк. Дик решил, что он хочет отметить встречу, но Иноходец сразу заявил, что разговор будет серьезным. Лионель расположился у стола, по-хозяйски открывая бутылки. Дик устало опустился в кресло, а Робер беспокойно ходил из угла в угол.
- Герцог, вы создаете сквозняк. Сядьте и выпейте вина, - Лионель не видел никакой причины для волнения. Да, им предстоят нелегкие деньки, но зачем портить такой приятный вечер разговорами о делах?
Эпинэ наконец остановился и произнес:
- Альдо сбежал, захватив с собой все реликвии Раканов. Могу поклясться, он отправился в Гальтару.
- И что? – Савиньяк явно не понимал, о чем идет речь.
- Лионель, ты можешь считать, что я наслушался сказок, но я боюсь, он может натворить немало бед. Гоганы не стали бы платить за старые легенды, и поверь, кое-что я видел своими глазами.
Ричард недоуменно уставился на Робера:
- Но ведь у Альдо нет меча! Монсеньор оставил его в Урготе.
- Увы, нет. Вчера он перерыл весь особняк Алвы и, похоже, нашел то, что искал.
- Но его надо остановить! Если он вызовет Зверя Раканов, то…
Лионель задумчиво посмотрел сквозь бокал на огонь. В конце концов, Раканыша действительно нужно поймать. И до приезда регента посадить в Багерлее, в ту камеру, где держали Алву.
- Значит так. Не будем рисовать кошек на стене, а лучше решим, что делать с этим… Раканом недобитым. Зверь не зверь, а на свободе его действительно оставлять не стоит. Кроме Гальтары мог он куда-нибудь отправиться?
- Нет, это единственное, на что он сейчас рассчитывает. Но я должен еще кое-что вам рассказать. Возможно, это покажется интересным. Два дня назад ко мне явился посол Гайифы и довольно недвусмысленно намекнул, что Его Величество Дивин будет рад дать убежище Альдо Первому и его маршалу. Кроме того, господин Гамбрин уже удостаивал меня подобной частной беседой еще до коронации Альдо и уверял в своих симпатиях.
- Это действительно очень интересно, - Савиньяк выпрямился в кресле, и стал похож на гончую, почуявшую добычу, - и что вы ему ответили?
- Поблагодарил и сказал, что мы будем рады принять его приглашение в случае необходимости.
- Посол говорил только с вами?
- Да. Я пообещал передать его слова Альдо лично.
- Следовательно, мы можем быть уверены в том, что Ракан не находится на пути в Гайифу?
- Абсолютно.
- Это хорошо. Но тем важнее быстрее его поймать.
Робер достал откуда-то карту и развернул на столе.
- По дороге его перехватить вряд ли удастся. Но можно встретить в Мон-Нуар, Альдо не сможет ехать слишком быстро и обогнать его будет не так сложно.
Ричард, молчавший все это время, отставил бокал с вином и поднялся, повернувшись к Лионелю.
- Господин маршал, позвольте мне. Я не подведу, вы можете быть уверены. Я смогу остановить Альдо.
- Дикон, ты что, хочешь один отправиться в Гальтару? А если Альдо все-таки… - Робер тоже поднялся и подошел к Ричарду, будто стремясь удержать.
- Тогда его и сто человек не остановят. А мне он, может быть, поверит, скажу, что эр Рокэ меня выгнал, попрошу прощения, прикинусь дураком. Ну, а если мне не удастся перехитрить его, то фехтую я все равно лучше, – Ричард ободряюще улыбнулся, но Робер не успокоился.
- Тогда лучше поеду я! Потому что…
- Нет. Ты нужен в Олларии, - Савиньяк произнес это, не повышая голоса, но Иноходец замолчал и вернулся в свое кресло. Только добавил тише:
- Это опасно.
А вот и повод проверить свои подозрения насчет Окделла. Лионель окинул Дика взглядом, отстучал пальцами по столу какой-то лихой мотив и сказал:
- До Мон-Нуар с тобой поедет десять человек. Возьмете запасных лошадей. Если Ракан окажется там раньше вас, то действуй на свое усмотрение. Если нет – постарайтесь взять его живьем.
Дик просиял и выпалил:
- Слушаюсь, господин маршал. Когда я могу отправляться?
- Утром, а сейчас советую тебе хорошенько выспаться. В дороге это сделать не удастся.
Робер не стал больше возражать, лишь горестно вздохнул. Какой же он еще мальчишка! Хочет погеройствовать, и даже не задумывается об опасности. После того дурацкого суда он готов искать Альдо хоть у Леворукого в Закате, это ясно.
Лионель нагнал Дика уже на пороге.
- Ричард, наш с вами разговор еще не окончен. Я не хотел говорить при Эпинэ, а улица – тем более неподходящее место для беседы. Поэтому мы сейчас поедем в мой особняк и продолжим там.
На часах пробило полночь, когда они подъехали к дому Савиньяка.
- Итак, Ричард, как вы поняли, наши враги желали бы, чтобы Альдо Ракан остался жив и, более того, на свободе. Пока я могу лишь предполагать, как они собираются использовать его в своих играх. Возможен, например, такой вариант: Гайифа признала Ракана как законного короля. И помощь в возвращении ему трона предков станет для Дивина отличным поводом вторгнуться в Талиг. О, это очень удобный ход: молодой король встает во главе прекрасно вооруженной армии, вокруг него собираются разбежавшиеся было сторонники. Они захватывают приграничные земли, и Ракан начинает раздавать милости направо и налево, а еще больше обещает. Часть местных баронов и графов переходит на его сторону, начинаются мятежи. Пользуясь смутой, гайифская армия продвигается вглубь Талига и захватывает все больше земель. Если им удается посадить Ракана на трон, то они получают послушную марионетку. Таким образом, Талиг в лучшем случае теряет часть своих земель, в худшем – перестает существовать как независимое и сильное государство. Представил?
Дик кивнул.
- Так вот, - продолжил Лионель, - по этой причине нам живой Альдо Ракан не нужен. Можно, конечно, торжественно казнить его на глазах у сотен людей, чтобы все видели, какая судьба ждет врагов Олларов, а герцога Окделла наградить орденом как верного слугу отечества, но… - Лионель сделал паузу и вопросительно посмотрел на Дика, как бы предлагая ему закончить мысль.
- Но, если Альдо умрет, а наши враги не будут знать об этом, это спутает их планы – неуверенно проговорил Дикон, чувствуя себя унаром, отвечающим урок.
- Именно. Ричард, ты сам вызвался ловить Ракана, не предполагая, что именно от тебя потребуется. Ты можешь отказаться сейчас, и я найду другого человека.
Знакомая ситуация, герцог Окделл, не правда ли? Вам снова предлагают стать убийцей и снова говорят, что это ради блага страны. Только на этот раз не будет предательства, а будет честный бой, лицом к лицу. На этот раз все наоборот. Тогда – враг, ставший эром, человек, которого ты обязан был ненавидеть, а, сам того не заметив, влюбился. Теперь – тот, кого ты считал другом, едва ли не боготворил, и кто сам предал тебя. Совсем несложный выбор, так ведь?
Дик поднял глаза на Лионеля. Тот выжидающе смотрел на юношу, и было в его взгляде нечто такое, что Ричард понял, от его ответа будет зависеть очень многое.
- Я убью Альдо Ракана, монсеньор.
Интересно, что он сейчас так напряженно решал для себя? Ты рискуешь, Лионель, поручая такое тонкое дело мальчишке. Но игра стоит свеч, и, если ты не ошибся в Окделле, то у тебя появится отличный шанс крепко ухватить павлина за хвост. Ну, а если ошибся, то все сделают верные люди, а юный герцог отправится в родные развалины с высочайшим приказом не покидать Надор до конца жизни.
- Тогда вот что. Люди, которые поедут с вами, ни в коем случае не должны узнать, за кем именно они охотятся. Эпинэ тоже пока не стоит знать о нашем разговоре. Я сам с ним поговорю после вашего отъезда.
***
Снова дорога. Сколько их было за последние месяцы? Сначала он убегал от опасности, от себя самого, а теперь пытается догнать вчерашний день. Но ошибки можно и нужно исправлять. Именно исправлять, а не раскаиваться.
Ричард гнал людей на пределе возможного, и кто-то из солдат на очередном коротком привале заметил, что так же они мчались в Фельп с Первым Маршалом. Дик предпочел пропустить это замечание мимо ушей.
У самой Гальтары Ричард приказал солдатам разбить лагерь и следить за дорогой, а сам поехал дальше. По просьбе Альдо он перерыл множество старых книг, пытаясь найти упоминания о Силе Раканов. Скорее всего, Альдо сначала направится к площадке Мечей, где Эридани вершил свой суд над Ринальди. Ричард дождался темноты и осторожно поехал через разрушенный город. Он давно решил, что не будет устраивать засаду, а встретит Альдо один на один и заставит его принять вызов, потому что он кое-что задолжал лично Повелителю Скал. К тому же, Ричард помнил о приказе Савиньяка: солдаты не должны ничего знать.
А Робер поймет… Альдо все равно ждет Занха, а он даст ему шанс погибнуть достойно, несмотря на все, что он сделал. Ричард поймал себя на мысли, что так же поступил Ворон с его отцом. Смешно, даже в этом он пытается подражать своему бывшему эру! Дик вспомнил первую встречу с Альдо в Сакаци, когда он был просто очарован и принцем, и Матильдой. Тогда Ракан показался ему исполненным благородства и ума. Он так хотел вернуть старые порядки! И Дикон, как дурак, вцепился в него. Сколько же времени ему понадобилось на то, чтобы понять, кто такой Альдо на самом деле. Пока это не коснулось его лично, Дик упрямо отворачивался от очевидного.
Ричард поднялся на древний холм и устроился в тени одной из башен. Отсюда открывался отличный обзор на окрестности, и он приготовился ждать. Разбил палатку, собрал хвороста и разжег маленький костер так, чтобы его было не видно между огромными каменными обломками.
Альдо появился на закате следующего дня. Он выглядел уставшим, его конь с трудом переставлял ноги, но все же он немедленно направился к холму. Ричард заметил его издали и осторожно пошевелился, разминая затекшие ноги, поправил перевязь со шпагой. Он вспомнил, как однажды фехтовал с Альдо в Сакаци. Тогда он с легкостью мог бы убить его. Значит, сможет сделать это и сейчас. Ричард поднялся и встал так, чтобы его нельзя было увидеть с той стороны, откуда Ракан собирался подняться. Через несколько минут он услышал шаги на истертой лестнице. Звук осыпающихся камней и приглушенное ругательство Альдо, видимо, запнувшегося обо что-то. Когда он, наконец, достиг площадки, Дик отбросил в сторону плащ и выступил из-за своего укрытия, одновременно вынимая шпагу из ножен.
- Защищайся, Альдо, если не хочешь умереть как трус!
Тот, явно не ожидавший встречи, опешил. В глазах мелькнуло недоумение, но он тут же примирительно улыбнулся.
- Дикон, может, мы сначала поговорим?
Ричард упрямо мотнул головой.
- Нет. Нам не о чем разговаривать. У тебя есть выбор: погибнуть в поединке как воин или сдаться и быть повешенным по приговору суда.
- А ты не думаешь, что не сможешь победить меня здесь, в самом сердце древней Силы?
- Я предпочитаю проверить это на практике.
Ричард сделал пару шагов вперед, чувствуя, что еще немного, и он действительно засомневается в своих силах.
Не отрывая взгляда от Дика, Альдо снял с плеча мешок, в котором, видимо, находились древние реликвии, и поднял оружие.
- Ричард, подумай хорошенько. Давай разойдемся миром, обещаю, я не буду тебя преследовать. Я действительно не держу на тебя зла.
Ответом ему стал нервный смешок и стремительная атака. Альдо отбил удар и отступил чуть влево, отвечая ударом в грудь.
Защита, новая серия ударов, разворот… в голове звучал голос: «Скорость и движение… И защита!.. Защита, юноша» Альдо лихорадочно отбивался. Сейчас это была не дружеская тренировка, а бой насмерть. Альдо понял это и на силу Раканов уже, кажется, не рассчитывал. В какой-то момент он пропустил удар, и шпага Ричарда оцарапала его плечо. Это заставило его попытаться провести сложную атаку, но Дик разгадал слишком прямолинейное движение и ловко парировал. Попытался снова ударить, но раскрылся сам и почувствовал резкую боль в бедре. Альдо достал его, но, кажется, несерьезно.
Клинки звенели, солнце почти закатилось, подступала ночь. В темноте драться будет гораздо сложнее, пора заканчивать этот поединок… Ричард начал осторожно обходить Альдо, отбивая его удары, которые становились все более дергаными и деревянными. Обманный финт и удар в грудь! Почти так же он поймал его тогда, в Сакаци. Но на этот раз острие клинка не было закрыто защитным колпачком.
Альдо покачнулся и упал. На лице его застыло выражение какой-то детской обиды и недоумения. Ричард, словно во сне, смотрел, как грудь бывшего друга заливает кровь. Глаза Альдо застыли, алая струйка изо рта перечеркнула подбородок. Вот и все…
Ричард вытер шпагу и наклонился за мешком, поморщившись от боли в бедре, - царапина была неглубокая, но неприятная. Тускло блеснул аметист на рукояти меча. Дик подхватил свои вещи, отвязал коня и торопливо спустился с холма, стараясь не оглядываться. Совсем рядом его ждали люди, живые. И еще у них была касера, которая отлично помогает забыться.
***
Снова оказавшись в Олларии, Ричард почувствовал, что с плеч валится огромный камень. Вернуть корону, жезл и меч, отчитаться, а потом попросить Савиньяка отправить его в армию. И поскорее, потому что Алва скоро приедет в столицу. Подъезжая ко дворцу, он встретил Карваля. После ловко организованного побега Ричард стал с симпатией относиться к вассалу Эпинэ.
- Здравствуйте, генерал. Мне нужно видеть маршала Савиньяка, вы не подскажете, где я могу его найти?
- Он сейчас во дворце, герцог Окделл. Я провожу вас.
- Благодарю вас, Никола.
В приемной бывшего королевского кабинета Карваль приказал одному из дежуривших гвардейцев доложить, что прибыл герцог Окделл, и откланялся.
- До свидания, герцог.
Интересно, почему.. Додумать Ричард не успел, дверь распахнулась, и он вошел. В кабинете сидели Лионель и Алва. Ворон небрежно развалился в кресле, закинув ноги на стол, в руках у него был какой-то документ. На вошедшего Ричарда он даже не взглянул. Дик будто натолкнулся на невидимую стену и сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Все в порядке. Не было никаких вечеров у камина и никаких поцелуев. Перед тобой регент Талига и точка. Боль несколько отрезвила, и он прошел вперед. Коротко поклонился и, развернувшись к Савиньяку, отрапортовал:
- Альдо Ракан мертв. Украденные им реликвии Раканов доставлены в целости. Вот они.
Первым все же отреагировал Алва, вдруг оторвавшийся от бумаги. В голосе его звучали обычные скучающие интонации:
- И от чего же умер господин Ракан?
- Мы дрались на шпагах, и я убил его.
Регент казалось, сразу потерял интерес к разговору и вернулся к своим бумагам, зато оживился Савиньяк:
- Ричард, будьте любезны изложить все подробнее. Вы в точности выполнили мой приказ?
Но Рокэ тут же перебил его:
- Лионель, мне кажется, или ты говорил, что корнет Окделл сам вызвался ловить беглого узурпатора? Ты не упоминал о том, что отдавал ему какие-либо приказы. Впрочем, все это может немного подождать. Лионель, я буду тебе очень благодарен, если ты лично проследишь за возвращением этих железок на свои места.
Савиньяк бросил на Алву короткий взгляд, поднялся и взял со стола принесенный Диком мешок. Ох, не к добру эти нотки в голосе Рокэ, и ему они грозят как минимум очень неприятным разговором. А хочет поговорить с Окделлом наедине – пожалуйста. Мог бы сказать и прямо.
Лионель вышел, оставив их вдвоем. Да что же за наказание… И так неприятно резануло слух это холодное «корнет Окделл». Ричард, не отрывая взгляда от гобелена на стене, спросил:
- Я могу идти, господин регент?
- Вы свободны, юноша. Где вас можно будет найти, если вы мне понадобитесь?
- Я… наверное, я поеду к Роберу.
- Герцога Эпинэ сейчас нет в городе. Могу предложить вам пока остановится в моем особняке, по старой памяти, так сказать.
Ричард удивленно поднял глаза на Алву. Что это? Очередная насмешка? Ворон, действительно, усмехнувшись, продолжил:
- К тому же, насколько мне известно, молодой человек в белых штанах милостиво подарил вам мой дом, так что вам там должно быть привычно.
Дик закусил губу и опустил голову. И почему он не догадался справиться о приезде Алвы? Нашел бы Лионеля утром и сразу же уехал. А теперь вот нужно стоять, выслушивать его издевки и оправдываться.
- Простите, монсеньор. Я не мог отказаться. Но вы могли убедиться, что большая часть комнат так и простояла закрытыми. Я посчитал возможным воспользоваться только вашим кабинетом и своей комнатой… бывшей.
- Пока она остается в вашем распоряжении. Сейчас у меня много дел, а вечером я жду вас с подробным отчетом о своем... приключении.
- Монсеньор, может быть, мне лучше будет приехать во дворец утром?
- Нет. Завтра мне будет не до вас.
- Но…
- Это приказ.
- Слушаюсь, монсеньор.
Ничего, это лишь одна ночь, а завтра он разыщет Савиньяка и попросит перевод куда-нибудь в Торку. В конце концов, Ворон просто проявил любезность и не более того! Правда, сделал он это в своей обычной манере – попутно унизив.
Часа два Ричард просидел в таверне. Вдруг разболелось раненое бедро. Наконец, он собрался с духом и отправился к дому Алвы. Остановился в нерешительности у ворот, глядя на кованую решетку. Отступать было поздно, и он постучал. Ворота открыл Пако, увидев Ричарда, он широко улыбнулся.
- Здравствуйте, дор Рикардо. Соберано приказал приготовить вашу комнату.
Ричард, поморщившись от боли, спешился и вошел в дом, надеясь не встретить по дороге Хуана. На кровати он нашел чистую одежду, а через полчаса слуга принес обед. Его здесь ждали? Вероятно, Алва послал кого-нибудь предупредить слуг. Только зачем все это?
И интересно, когда это кэналлийцы успели вернуться и привести особняк почти в образцовый порядок? Сейчас здесь все стало почти как раньше.
До вечера времени было много, но выходить из комнаты лишний раз совершенно не хотелось. Дикон дошел до библиотеки и, не глядя на название, вытащил с ближайшей полки книгу. Вернулся к себе и погрузился в чтение, стараясь отогнать навязчивые мысли.
Глава 5
С наступлением вечера небо все больше хмурилось, пока, наконец, не пошел дождь. Сначала тихий, он внезапно превратился в сильный ливень, и Дик уже начал надеяться, что Алва останется во дворце до утра. Но вот, в темноте по камням за окном простучали копыта, послышалось ржание Моро. Вскоре в дверь постучали.
- Соберано хочет видеть вас. Он в кабинете.
Ричард на негнущихся ногах поднялся по лестнице и открыл дверь. Ворон сидел в кресле и смотрел на огонь. На подлокотнике стоял бокал с вином. Не поворачивая головы, Алва произнес:
-Садитесь, юноша, и налейте себе вина.
Дикон послушно опустился в кресло и наполнил второй бокал. Сколько времени прошло, а перед глазами моментально встал последний их общий вечер в этом кабинете. К горлу тут же подкатился комок, а руки предательски задрожали. Спокойно! Это – в прошлом. Все в прошлом, и нечего так на него глазеть. Сейчас ты расскажешь, как убил Альдо и откланяешься. А утром уедешь, уедешь!
Наконец, Ворон повернулся к Дику и, подперев кулаком подбородок, сказал:
- Ну что же, я слушаю вас – в голосе его сквозила невероятная скука, и Ричард понадеялся, что сейчас он коротко расскажет о своей поездке и будет свободен.
Пару минут он торопливо говорил, а Рокэ слушал, не перебивая. Наконец, Ричард умолк и перевел дух. Алва все с той же интонацией спросил:
- Скажите, зачем вам понадобилось лично гоняться за Раканом?
Ричард вертел в руках бокал, не желая встречаться с пронзительным синим взглядом. Что он может сказать? Что решил всем и, в первую очередь, самому себе доказать, что на что-то способен? А кэналлиец будто читал его мысли:
- Что и кому вы хотели этим доказать?
- Ничего.
- Мне так не кажется.
Ричард упрямо молчал. Алва ждал, чуть покачивая бокал в руке. Потрескивали дрова в камине, за окном шумела непогода.
- Я не слышу ответа, юноша.
Ясное дело, Алва не отпустит его, пока не получит ответ. Ну что ж…
Не поднимая головы, Дик раздельно проговорил:
- Альдо Ракан оболгал вас, обвинив в том, чего вы не совершали. Долг оруженосца – защищать честь своего эра.
- Вот как? – Ричард явственно представлял насмешливый прищур Ворона, - кажется, мы уже обсуждали с вами этот вопрос. Итак, значит, причиной вашего порыва стала задетая честь, а вовсе не рассказ Савиньяка о врагах Талига. А вы не думали, что рискуете? Что, если бы ему на помощь пришла древняя сила? – а сейчас он наверняка вопросительно поднял бровь, левую.
- Я старался не думать об этом. К тому же, я ведь прискакал в Гальтару раньше него, и Альдо не успел ничем воспользоваться.
- Юноша, вы не находите, что у вас стало входить в привычку покушаться на жизнь тех, кому вы принесли присягу? Правда, в этот раз вы были удачливее.
О, Алва не был бы Алвой, если бы отпустил его, не угостив очередной порцией презрения. Ричард Окделл не должен питать ложных надежд: для бывшего эра, а ныне регента Талига он был и всегда будет предателем и никчемным мальчишкой. Отшвырнув бокал, Дик вскочил и замер. Ударить Ворона? Вызвать на дуэль? Но только он прав, совершенно прав, несмотря ни на что. Алва смотрел на юношу с вежливым интересом, так, словно только что справился о здоровье его родных. Затем изящным жестом взял бокал с вином и сделал глоток. Чувствуя, как лицо заливает краска, Дик выбежал из кабинета. Захлопнув дверь спальни, ничком упал на кровать.
Столько времени сдерживаемая боль наконец нашла выход в слезах. «Повелитель Скал не должен плакать…». Плевать! Ну почему, почему каждый раз так больно и плохо? Почему он не может снова возненавидеть этого проклятущего Ворона и перестать каждый раз чувствовать себя нашкодившим щенком? Зачем только согласился приехать сюда! Ну признайся же, что тебе нужно было хоть так, но увидеть его еще раз. Что, увидел? Вот и радуйся теперь. Он тебя никогда не примет всерьез, хоть ты в одиночку завоюй всю Дриксен. Лучше бы убил тогда, а не высылал в Агарис!
Дикон плакал, захлебываясь в беззвучных рыданиях, уткнувшись лицом в подушку, и не слышал, как тихо открылась за его спиной дверь.
На плечи легли тяжелые ладони, сжали, и Алва развернул Ричарда к себе лицом. Дик яростно попытался вырваться, но хватка была железной.
- Герцог, у вас поразительная способность ввязываться в самые сомнительные дела, как бы вас ни старались отправить подальше от опасности.
Ричард снова безуспешно рванулся.
- Я ненавижу вас! Вы… вы ничего не хотите замечать, а только смеетесь!
-Да? И что же я должен заметить?
- Что я люблю вас!
Алва приблизился к его лицу и почти прошептал в самое ухо:
- Может, ты все-таки определишься, любишь или ненавидишь?
Дик лишь зло мотнул головой, пытаясь отстраниться и вскинулся, готовый выкрикнуть в лицо Алве все наболевшее... Но случилось невозможное. Рокэ вдруг крепко прижал его к себе, обнимая, успокаивающе гладя по спине, целуя в растрепанную макушку и шепча:
- Тихо, тихо, Рикардо.
Вот так. Только что он готов был бежать отсюда куда угодно, лишь бы не видеть этого невозможного человека, а теперь нет сил хоть на мгновение оторваться от него. Ну и что с того, что через минуту Алва снова оттолкнет его с презрительной усмешкой? Ричард Окделл согласен вечно гореть в Закатном пламени за эту минуту, за право хоть один раз прижаться к его груди. Дикон вцепился пальцами в рубашку Ворона и все плакал, не в силах остановиться.
- Я больше никогда не прогоню тебя. Обещаю, каро мио*.
Шепот Рокэ показался громом небесным, и Дик оторвал лицо от промокшей насквозь рубашки, судорожно всхлипнул и едва не переспросил совершенно по-глупому: «Правда?». Алва принялся целовать его глаза, щеки, губами собирая соленую влагу. От неожиданности Ричард вздрогнул и беспомощно повис у Ворона на руках, а потом вдруг чуть повернул голову, и сам поцеловал его, испугавшись собственной смелости.
Терпкий привкус вина, смешанный с его собственными слезами… губы Рокэ пьянили еще сильнее, чем в первый раз, дарили совершенно небывалое ощущение, будто он падал в сияющую бездну. Нет, не падал, летел, подхваченный теплым ветром. Сейчас все было гораздо острее, чем в тот вечер в Эпинэ, каждое прикосновение словно обжигало, заставляя сердце бешено колотиться, а кровь – полыхать живым огнем. И, не зная как объяснить, выразить словами, Дик безотчетно откинулся на постель, запрокидывая голову. Алва понял, склонился над ним, расстегивая и снимая одежду, покрывая поцелуями обнаженное тело. Вдруг замер, чуть коснувшись начавшей затягиваться раны на бедре.
- Что это?
- Альдо… я пропустил удар – Ричард ответил, с трудом переводя дыхание.
- Юноша, вы до безобразия мало тренируетесь и постоянно забываете о защите, – Рокэ улыбнулся и поцеловал Дикона в живот, чуть прихватывая кожу, заставив закусить губу от нахлынувшего возбуждения.
Алва быстро освободился от одежды и всем телом приник к юноше, с нажимом провел ладонью от плеча до бедра. Дик вновь нашел его губы, закрыл глаза и обхватил ногами за талию, еще теснее вжимаясь в него.
- Ты действительно этого хочешь? – Рокэ оторвался от него и мягко провел кончиками пальцев по лицу, так, что захотелось потянуться вслед за лаской.
- Да – почти нетерпеливо выдохнул одними губами, как много раз шептал в путаных и неясных сновидениях. Да? Да, именно этого хотел, принадлежать ему полностью, без остатка. Отдать самое себя.
Узкая ладонь скользнула по животу и обхватила плоть, отчего по телу пробежала горячая волна. Дик не сдержал стона и выгнулся навстречу настойчивым рукам. С Марианной все было совершенно иначе, тогда он чувствовал смущение и неловкость, боялся сделать что-то не так. А сейчас… было только это опаляющее пламя, охватившее все тело, только нестерпимое желание прикоснуться, почувствовать и не отпускать от себя ни на секунду. Алва, словно угадывая его мысли, прижимал Дикона к себе, гладил и целовал жадно, властно, глубоко проникая языком в рот. И снова его ладонь накрыла пах, а через несколько мгновений смоченный слюной палец требовательно коснулся сжатых мышц. Ричард глубоко вздохнул, пытаясь расслабиться, понимая, что так будет легче, но тело не слушалось, и Ворон усилил нажим. Дик слабо вскрикнул, почувствовав его внутри себя, вцепился руками в плечи, прерывисто дыша.
- Все будет хорошо, не бойся.
Ричард заставил себя открыть глаза и улыбнулся в ответ. И поймал себя на мысли, что никогда не замечал, насколько Алва красив. Насколько притягательна его красота, заставляющая что-то в сердце томительно ныть от одного взгляда в эти глаза.
Рокэ осторожно ласкал его, растягивая, другой рукой обнимая за талию. Когда к первому пальцу добавился второй, Дик сжал зубы и вдруг застонал от безумной вспышки наслаждения – уверенные пальцы нашли какую-то чувствительную точку внутри него. Ричард зарылся руками в черные волосы, исступленно покрывая поцелуями лицо Алвы и подаваясь всем телом навстречу мучительной ласке. Тот немного отстранился, склонил голову и коснулся губами груди юноши, медленно обвел языком и прикусил соски, прочертил влажную дорожку к животу. Так не бывает, не может быть с живыми людьми, и Дикон подумал, что бредит, сошел с ума или умер. Потому что не может Ворон с такой страстью шептать его имя и доводить до изнеможения своей неторопливостью и нежностью…
Наконец, Рокэ приподнял бедра Дика, заставив еще сильнее развести колени, и плавно вошел, тут же зажимая рот неистовым поцелуем и не давая кричать. Резкая боль ворвалась в разнежившееся тело, и Ричард, кажется, до крови впился ногтями в спину Ворона, пытаясь сделать хоть один вдох. Рокэ не двигался, лишь целовал лицо юноши до тех пор, пока он не ослабил хватку сведенных от напряжения пальцев. Только тогда он медленно качнул бедрами, неотрывно глядя Дику в глаза. У того снова перехватило дыхание, и, едва справляясь с голосом, Дикон прошептал:
- Я… люблю те-бя…
Ворон осторожно двигался, позволяя привыкнуть к себе, и боль стала отступать, вернулось чуть угасшее возбуждение. Почувствовав это, Рокэ увеличил ритм, входя до самого конца. Тело юноши извивалось, и он крепко держал его за плечи, не позволяя вывернуться, потом сжал рукой его плоть и стал ласкать в такт своим движениям. Ричард почти кричал в голос, а в ускользающем сознании билась мысль, что так же, наверное, чувствуют себя падающие звезды, сгорающие на пике полета, рассыпаясь миллионами пылающих осколков. Наконец наступила желанная разрядка, тело выкрутилось в сладкой судороге, и Дик, шепча что-то бессмысленное, обнимал и отталкивал любовника. Рокэ кончил вслед за ним, с глухим стоном упав на юношу. Казалось, мир вокруг погас и теперь снова рождался из звенящих осколков. Дикон лежал будто в оцепенении, не в силах пошевелиться, по спине бегали мурашки. Когда он, наконец, открыл глаза, Алва полулежал на локте и смотрел на него сверху вниз, задумчиво улыбаясь. В синих глазах плескалась невыразимая нежность, и Ричард улыбнулся в ответ, потянулся к нему, прошептав:
- Рокэ…
Словно пробуя имя на вкус, играя им, как серебряным бубенцом во рту, повторил еще раз и счастливо засмеялся, когда Алва обнял его, перекатив на себя.
Как хорошо, что можно вот так лежать и ничего не говорить, просто дышать в такт… Дик поудобнее устроил голову на груди Ворона и закрыл глаза. Усталость и, наконец, покинувшее его напряжение брали свое.
В окно снова застучал дождь, очень тихо и деликатно, словно боясь потревожить сон юноши.
Когда в окне забрезжило утро, Ворон осторожно поднялся. Ричард не проснулся, только перевернулся на бок, подложив руку под голову и улыбаясь во сне. Наверное, ему снилось что-то очень хорошее. Рокэ поправил одеяло и не удержался, легонько поцеловал его в лоб.
- Спи, маленький.
Как только дверь за Алвой закрылась, Дик открыл глаза. Этого не могло быть, но это было. С ним, наяву. Ричард снова зажмурился и прижался лицом к простыне, еще хранившей тепло и запах Рокэ. «Больше не прогоню тебя… подальше от опасности…». Это что же, он отослал его к Савиньяку не потому, что не хотел видеть, а потому что боялся за него? Потому что он для него важен, дорог? Потому что… он его любит? Испугавшись собственной дерзкой мысли, Дик еще сильнее зарылся лицом в простыни, и тихонько вздохнул, боясь спугнуть что-то невесомое, искрящееся, парившее в комнате и заставлявшее сердце захлебываться сумасшедшей радостью.
Кaро мио (кэналл.) – сердечко мое
***
Позавтракав, Ричард спустился во двор и приказал оседлать лошадь. Алва уехал, не оставив ему никаких распоряжений, и Дик решил разыскать Савиньяка. Он так и не доложил ему вчера о выполнении приказа. Когда Пако подвел к нему Сону, Ричард глазам своим не поверил. Откуда? Хотя, ведь, когда его арестовали, кобыла оставалась здесь, в конюшне. Странно только, что когда его немногочисленные слуги разбежались, они не увели с собой мориску.
Лионель отыскался в казармах вместе с Дэвидом Рокслеем, назначенным командиром королевской гвардии. Увидев Дика, он приветственно махнул рукой.
- Ричард, вы сейчас отправитесь в мой кабинет и возьмете на столе два запечатанных письма. Не перепутаете – там других нет. Поезжайте в расположение армии и лично передайте их генералу Хейлу, затем возвращайтесь. Найдете меня во дворце.
Дик поклонился и убежал исполнять поручение. Проезжая по городу, он заметил, что повсюду стоят разъезды, а на базарной площади было необыкновенно тихо. Разыскав Хейла, он передал ему послание маршала и поспешно отправился назад. Всю дорогу Ричарда преследовало какое-то неприятное чувство, словно он попал в затишье перед бурей. Армия стояла в полной боевой готовности, будто ожидая неведомого врага – и это здесь, под стенами Олларии. Похоже, за время его отсутствия произошло очень многое, и Дикон надеялся услышать объяснения от Лионеля.
- Господин маршал, ваше приказание исполнено – Дик остановился на пороге.
Савиньяк отложил перо и повернулся к юноше.
- Заходи, Ричард, и закрой поплотнее дверь. Наш разговор абсолютно не предназначен для чужих ушей.
Ясно. Значит, речь наконец-то пойдет об Альдо. Дик прошел вглубь кабинета и опустился на стул напротив Лионеля.
- Ну, рассказывай. Подробно и начиная с того момента, как вы покинули Олларию.
Ричард рассказывал и словно заново переживал бешеную гонку, нетерпеливое ожидание и страх. Глухой, безотчетный страх, пришедший после того, как все закончилось. Вчера говорить было проще. Вчера он сходил с ума от близости Алвы, и на все остальное было плевать. А сейчас он снова увидел перед собой бессмысленные мертвые глаза Альдо и кровь на своем клинке.
Савиньяк слушал и время от времени кивал. Почти все это он уже знал от одного из сержантов, сопровождавших Окделла. Сначала, услышав, что Ричард сам поехал в Гальтару, оставив солдат, Лионель несколько напрягся, но сержант его успокоил – труп он закапывал лично. Что взять с мальчишки, да к тому же Окделла! Он всего-навсего пожелал лично совершить возмездие и отправить Ракана в Закат. Ненавидел? Возможно. Но в большей степени все это было юношеской бравадой, желанием погеройствовать. И вряд ли он представлял, стоя над еще теплым трупом, что будет твориться с ним полчаса, час спустя. Да, это страшно – впервые убить человека не в пылу боя, и касера после этого кажется водой. Впрочем, держится он неплохо и, как бы там ни было, проверку прошел, подтвердив свою надежность. Остальное – дело времени.
- А теперь твоя очередь слушать. Похоже, я оказался прав в своем предположении. Город на грани бунта. Уже который день мы ловим подстрекателей, орущих, что Савиньяк всех перевешает за то, что присягали Ракану, что означенный Ракан скоро вернется с огромной армией и тоже перевешает всех за то, что отреклись от него… Много чего орут. А еще мне нечем кормить людей. Сам понимаешь, солдатам это не слишком нравится. Отвести та-ракановцев подальше от города я тоже не могу, пока. А вчера мне принесли результаты допросов этих крикунов. Все они со Двора Висельников, и всем платили некие таинственные люди. Скажи мне, кому и зачем сейчас нужен бунт в Олларии?
- Дриксен, Гайифе… всем. Пока в Олларии неспокойно – армия не сможет уйти отсюда – Ричард ответил, почти не задумываясь.
- Правильно. Я ставлю на Паону. К тому же, герцог Эпинэ недавно по моей просьбе снова имел очень интересный разговор с господином послом.
Савиньяк умолк и повернулся к окну. Ричард напряженно вглядывался в его лицо и, наконец, решился спросить:
- Скажите, монсеньор, вы ведь не просто так мне все это рассказываете? Что я должен буду делать?
Маркус Гамбрин – старый опытный пройдоха, а из Окделлов всегда были интриганы такие же, как из Рокэ – праведник. Впрочем, все когда-то бывает впервые, а он вовсе не собирается бросать мальчишку на произвол судьбы. В любом случае, сейчас это единственная ниточка ко всему клубку, и упускать он ее не намерен.
- Герцог Окделл, то, что я вам сейчас предложу, вы, возможно, сочтете недостойным Человека Чести и вольны отказаться. Мне нужны сведения о планах Гайифы, а ситуация складывается так, что вы идеально подходите на роль тайного агента. Предупреждаю, это будет большая и довольно грязная игра, из которой выйти по первому желанию вы уже не сможете.
Лионель говорил и мысленно усмехался, глядя, как менялось выражение лица Дика: сначала он удивленно захлопал глазами, а после сосредоточенно нахмурился.
- Я понял, господин маршал. Но почему именно я?
Савиньяк одобрительно кивнул и ответил:
- Потому что ты – верный друг и соратник Альдо Ракана, якобы перешедший на сторону Олларов, чтобы своевременно оповещать своего сюзерена о планах его врагов. И ты единственный, кому Его… Величество доверил тайну своего местонахождения. Ты горишь желанием помочь своему другу вернуть трон, о чем говоришь Роберу Эпинэ. Герцог Эпинэ, опасаясь за твою безопасность, обращается к гайифскому послу с просьбой помочь герцогу Окделлу уехать из Талига, поскольку ему грозит виселица за преданность узурпатору. Господин Гамбрин просто обязан клюнуть на столь аппетитную наживку.
- Но, монсеньор, а вы уверены, что посол поверит в это?
- Историю тебе мы придумаем, а дальше, Ричард, все будет зависеть от твоих актерских талантов. Если не оплошаешь, то посол от имени Дивина предложит поддержку Альдо Первому, а от тебя, в свою очередь, попросит посильной помощи в благородном деле возвращения трона законному владельцу.
Насмешливый голос Савиньяка звучал едва ли не беззаботно, но суть сказанного от этого не менялась. Он снова предлагал Ричарду выбор, от которого зависела его дальнейшая жизнь. О, это Дик отлично понимал – либо он остается адъютантом, бегающим с бумажками по штабу, либо становится тайным агентом, от которого зависит, начнется или нет война. А Рокэ считает, что его нужно оберегать как ребенка, ха! Только он давно уже не ребенок. Савиньяк не стал бы даже заговаривать об этом, если бы сомневался в Ричарде Окделле.
- Монсеньор, я согласен – Дик вскинул голову, чувствуя какую-то отчаянную гордость: вот оно, настоящее дело!
- Отлично. В таком случае, мы вернемся к этому разговору позже. Мне еще нужно подумать – Лионель почти алвовским жестом провел по лицу, откинул волосы со лба, – а сейчас вернемся к делам насущным. Да, и вот еще: сегодня во дворце прием, твое присутствие как Повелителя Скал, обязательно.
Глядя на моментально сникшего Дикона, Савиньяк добавил:
- У меня самого нет никакого желания созерцать придворный гадюшник, но придется. Кстати, гайифский посол, естественно, там будет. Присмотрись к нему незаметно, но близко не подходи. Потом поведаешь мне свое впечатление.
Прием. Значит, Рокэ будет там, станет разговаривать с послами, и смотреть на него можно будет лишь издали. А он-то надеялся, что этот вечер они проведут в особняке, вдвоем, и… Дик нервно сглотнул, вспоминая прошедшую ночь. Впрочем, глупо сейчас об этом думать. Он опустил лицо, стараясь не показывать своего волнения, медленно сосчитал до шестнадцати и взял протянутую ему Лионелем бумагу.
***
Часы пробили семь, когда Ричард влетел в ворота дома Алвы. Времени оставалось совсем мало, а надо было еще привести себя в порядок. Он совершенно не заметил, как пролетел день, возясь с бесконечными списками и депешами. Бросил поводья конюху и взбежал по лестнице. К нему немедленно подошел с поклоном мальчик-слуга и сказал, что ванна для дора готова. В спальне Ричард нашел изысканный камзол своих родовых цветов. И тут же в сердце хлынула теплая волна: Рокэ… За сотней важных государственных дел он вспомнил о глупом мальчишке, вновь поселившемся в его доме. Поспешно одевшись, Дик все так же бегом спустился по лестнице, вскочил в седло и направился во дворец.
Раскланиваясь по пути со знакомыми, Дикон вошел в зал, ища глазами Алву. Тот о чем-то беседовал с графом Рафиано в дальнем конце зала. Глупо стоять вот так и пялиться на него, и Дик оглянулся по сторонам, ища кого-нибудь, с кем можно было бы заговорить. Савиньяка не было видно, Робера тоже. И только по второму разу обводя взглядом зал, Дик увидел Катарину. Она сидела в кресле на возвышении в окружении придворных дам. Платье, сверкающее драгоценными камнями, корона… Конечно, ведь теперь она вдовствующая королева-мать. Как, когда он мог позабыть о ней? Когда оказался в постели Алвы, или раньше? Идя с Савиньяком к Олларии, он думал, что идет к Катари. Но кого он хотел найти в ней? Любимую ли? Или друга, сестру? Когда его пылкая любовь незаметно превратилась во что-то другое? Дик вспомнил, как впервые увидел королеву, тогда она показалась ему неземным созданием, ангелом, случайно опустившимся на землю. Потом, в аббатстве, Катарина предстала безмерно страдающей женщиной, куда более близкой и понятной. Ее хотелось утешить, защитить…
Катарина заметила Ричарда и чуть улыбнулась. Он приблизился и преклонил колено.
- Ваше Величество…
- Герцог Окделл, я рада видеть вас. Когда я узнала, что узурпатор бросил вас в Багерлее, я все время молилась за вас. Вы ведь бежали оттуда с герцогом Алвой?
- Да, Ваше Величество. Своим спасением мы оба обязаны вашему кузену, герцогу Эпинэ.
- Создатель вознаградит его за это. Ричард, скажите, ваша сестра все еще в Надоре? Мне очень не хватает ее. Ведь она оставалась со мной в самые тяжелые времена.
- Если Ваше Величество желает, я завтра же пошлю гонца в Надор.
Лицо Катарины осветилось слабой улыбкой, и Ричард отметил про себя, что раньше эта улыбка показалась бы ему небесным даром. Странно, но сейчас он не чувствовал почти ничего.
- Я буду вам очень признательна за это.
Дик улыбнулся в ответ и откланялся. Нет, ему хотелось говорить с Катари еще и еще, рассказать о том, как ловко люди Робера спланировали побег. Но не при фрейлинах же! Все эти дамы с кислыми лицами, которых Рокэ и Лионель презрительно именовали курятником, - и как только Катарина их терпит! Действительно, нужно как можно скорее написать Айрис, сестре наверняка тоже несладко в Надоре.
К Ричарду подходили какие-то люди, заговаривали о пустяках и рассыпались в любезностях, выражая радость по поводу избавления от узурпатора. Иногда Дику казалось, что в их словах звучит двусмысленность, издевка, но он не обращал внимания, машинально отвечая что-то. Выросший вдали от столицы, он совершенно не привык часами улыбаться и вести пустые разговоры. Отчего-то было очень обидно, что Рокэ за весь вечер даже не взглянул в его сторону ни разу. А на что обижаться? Он – регент, ему сейчас не до Ричарда. И к этому придется привыкнуть.
С трудом отделавшись от очередного назойливого барона, Дик вышел на террасу и увидел, наконец, Лионеля в окружении нескольких офицеров. Судя по громкому смеху, Реддинг рассказывал очередную байку. Среди военных Дик чувствовал себя куда увереннее, чем среди лебезивших придворных и подошел к ним.
- О, герцог Окделл! Вы еще не слышали историю про то, как в полку Хейла в одной из рот завелся призрак? – молодой генерал широко улыбнулся, увидев нового благодарного слушателя.
- Нет.
- Ричард, только за всеми этими душераздирающими историями не забудьте о моем поручении – смеясь, добавил Савиньяк.
Дик кивнул и мысленно обругал себя: он ведь действительно совершенно позабыл о павлине. Значит, придется возвращаться в душный зал. А там Рокэ, и совершенно невозможно сосредоточиться на после, потому что против воли глаза сами выискивают его в толпе. Пока генерал еще не начал свое повествование, Дикон торопливо спросил у явно собиравшегося уйти Лионеля:
- Господин маршал, а вы не знаете, где герцог Эпинэ?
- Он ловит разбежавшихся тараканов – ответил за маршала Реддинг, вызвав новый взрыв смеха.
Лионель тоже улыбнулся и уточнил:
- В одном из Ракановских полков, расквартированных в предместье, все же поднялся бунт. Солдаты, недовольные содержимым полкового котла, решили, что местные жители должны с ними поделиться. Герцог Эпинэ вызвался навести там порядок.
Вертя в руках бокал, и делая вид, что слушает графа Крединьи, Ричард думал об Айрис. Интересно, а знают ли в Надоре о реставрации Олларов? И как матушка примет известие, что ее сын по своей воле служит ненавистному Ворону? Пожалуй, написать письмо ей будет нелегкой задачей. А вот Айрис… С нее станется порвать письмо, не распечатывая. Но он все равно постарается написать так, что бы она прочитала и простила. Сестра не может не простить! Решено, еще полчаса этой каторги, и он отправится домой и напишет письма в Надор. А последний разговор об Альдо откладывается. Наверное, это хорошо, и он еще успеет придумать, что сказать Роберу.
Домой… Со времени службы оруженосцем Дик не мог назвать особняк Алвы своим домом. Принимая этот подарок от Альдо, он внутренне содрогался, словно совершая какое-то кощунство. А теперь – всего сутки, и вот, пожалуйста, «домой». И это было хорошо. Нет, не хорошо, а замечательно, просто восхитительно, так, что хотелось смеяться от радости.
Дик до поздней ночи просидел с книгой, прислушиваясь к звукам за окном. Так хотелось увидеть Рокэ, спросить что-нибудь, все равно что, лишь бы просто услышать его голос, увидеть насмешливые искорки в глазах. Но догорела свеча, а Алвы все не было, и Дикон не заметил, как его сморил сон.
Следующие два дня Ричард видел Алву лишь мельком. Короткие встречи утром, а один раз он приехал к Савиньяку в казармы, и они долго о чем-то разговаривали, а Дик как полнейший дурак, сидел в приемной, не зная, куда себя деть. Нужно было закрывать множество дыр, образовавших благодаря недолгому, но очень активному правлению Ракана, Дик возвращался домой заполночь, а Ворон, похоже, ночевал во дворце. Но, вернувшись вечером третьего дня, Ричард услышал сверху знакомые мелодичные звуки. Он влетел в кабинет, распахнув дверь, и остановился, смутившись.
- Эр Рокэ…
- Садись, Ричард. И ни слова о провизии, курьерах и войсках, сегодня я хочу просто напиться и не думать о государственных делах. Я даже начинаю жалеть, что вы убили Ракана. Я бы с удовольствием назначил его своим помощником и заставил целыми днями болтать с послами. Думаю, это стало бы для него подходящим наказанием – голос Алвы звучал устало, но весело. Он действительно рад ему?
Дик улыбнулся через силу, об Альдо вспоминать совсем не хотелось, хотя бы сегодня. Поэтому он ничего не ответил, а лишь прошел вперед и сел напротив Рокэ.
Снова яростно, безудержно зазвучала гитара. Казалось, струны вот-вот лопнут, не выдержав бешеного ритма. Дик налил себе вина, сделал несколько глотков. От «Дурной крови» тут же бросило в жар, голова немного закружилась. Ричард облокотился на стол, подперев обеими руками голову. Огонь плясал в камине, словно тоже увлеченный музыкой. Откуда-то Ричард знал, что сейчас можно все: можно говорить, о чем угодно, а можно просто подойти и сесть на колени к Рокэ, как в первый раз, уткнуться носом во впадинку у основания шеи, поцеловать прямо в волосы. Но встать было совершенно невозможно, поэтому Дик дождался, пока смолкнет музыка, и заговорил:
- Эр Рокэ, могу я задать вам один вопрос?
- Всего лишь один? Спрашивай.
- Скажите, это правда, что говорили про вас и Джастина Придда?
Ворон поморщился и посмотрел в окно, лицо его стало жестким. Зло усмехнулся:
- Боишься повторить его судьбу?
От этих интонаций Дику стало страшно, и он торопливо заговорил, пытаясь объяснить:
- Нет, эр Рокэ! Вы все совсем не так поняли. Я просто хотел знать, у вас с ним… было… как со мной?
Алва засмеялся, и Дику на мгновение показалось, что с облегчением.
- Ах, вот ты о чем. Можете не беспокоиться, герцог. Вы – единственный в своем роде, – он тронул несколько струн и продолжил, - граф Васспард был наследником Повелителя Волн, к тому же многообещающим молодым офицером. Он не слишком разделял идеи Людей Чести, что, конечно, очень не нравилось кое-кому. И семья Приддов решила пожертвовать им ради дела великой Талигойи – последние слова Ворон произнес очень язвительно, и Дик опустил глаза, - в результате о мерзавце и потомке предателя появилась еще одна грязная сплетня, а Джастин Придд таинственно погиб на охоте. А вот Повелителю Скал наш дорогой кансилльер нашел другое применение…
Дик умоляюще вскинул на него глаза:
- Монсеньор, пожалуйста! Я и так ненавижу себя за то, что сделал.
Алва протянул руку через стол, накрыл ладонь Ричарда и произнес мягче:
- Ричард, я просто хочу, чтобы ты научился видеть чуть дальше собственного носа, и чтобы никакие Штанцлеры тебя за этот нос больше не водили.
Дикон почувствовал, что краснеет, а Рокэ потрепал его по голове и вернулся к гитаре.
Ночь все длилась и длилась, а «Дурная кровь» кружила голову и утягивала в туманный водоворот. Ричард задремал и сквозь сон почувствовал, как его подхватывают сильные руки и куда-то несут, а может, ему это только снилось.
Утром Ричард обнаружил себя лежащим на огромной кровати. В глаза светило яркое солнце. Повернув голову, он увидел Алву. То спал, лежа на животе, черные волосы рассыпались по подушке, скрывая лицо. Одеяло сползло до пояса, и Дик впервые увидел при свете дня страшные шрамы, покрывающие его спину. Вот один, под левой лопаткой, совсем там, где сердце. Страшно даже представить, что неведомый враг мог добиться своего. И вдруг нестерпимо захотелось прикоснуться, увериться, что все происходящее – не сон. Ричард потянулся и провел губами по выпуклому рубцу. Приник лицом, впитывая, запоминая запах так внезапно ставшего родным тела, пробежал пальцами от плеч до поясницы. Алва пошевелился и сонно пробормотал:
- Юноша, да у вас, оказывается, совсем не северный темперамент… - и замер, позволяя ласкать, изучать себя.
Дик вдруг ощутил абсолютную вседозволенность. Вот – я. Возьми. Делай, что хочешь. Отчего-то задрожали пальцы, и Дикон просто прижался щекой к спине Рокэ, слушая мерное дыхание. Сердце отчаянно колотилось, и воздух показался очень холодным. Ворон стремительно развернулся, сев на постели, и притянул Ричарда к себе.
- Ну, что ты дрожишь?
Голос не желал слушаться, и в горле совсем пересохло. Все было по-другому, совсем не так, как в их первую ночь, когда переплетались тени на потолке, и явь граничила со сном, и от этого становилось немного страшно. Будто бы сломалось что-то очень важное, привычное. Но только что? Ведь вот же он, рядом с тобой, и он никуда тебя не отпустит, потому что обещал. И вдруг понял – это рухнула последняя тонкая стеночка, которая разделяла их. Нет больше никакой преграды. И защиты тоже нет. Будто его голым поставили на людной площади, а потом еще и кожу содрали.
Ричард обхватил Рокэ за шею и, вместо ответа, поцеловал его. Алва страстно впился в губы юноши, не целуя, а кусая, и Дик почувствовал, как от низа живота поднимается томительная, сладкая волна, и обмяк, покорно подставляя тело лихорадочно-жарким губам. На связные мысли больше не осталось сил.
Только не останавливайся и не говори ничего… Какое же это пьянящее чувство – быть желанным. Не случайным любовником, не очередным гостем дорогой куртизанки, а единственным и желанным. Отдавать и брать в ответ.
Дик удивленно выдохнул, когда Алва поднялся с кровати.
- Подожди, я сейчас.
Рокэ подошел к шкафу и вернулся с небольшим флаконом в руках. Ричард хотел что-то сказать, но был опрокинут на постель лицом вниз. Обжигающее дыхание коснулось затылка, а на поясницу навалилась тяжесть чужого тела, и Дик выгнулся, повернул голову, пытаясь поймать губы Рокэ, но тот не понял, или не хотел замечать, жадно лаская шею Ричарда, очерчивая языком каждый позвонок. Руки его будто жили отдельной жизнью, почти до боли стискивали бедра юноши. Дикон уронил голову на руки и лишь дышал прерывисто, вздрагивая от прикосновений. Желание уже невозможно было сдерживать, но Алва не давал Дику даже шевельнуться, и юноша прошептал, с трудом выговаривая слова:
- Рокэ, пожалуйста! Не могу больше…
Алва в последний раз лизнул кожу на шее Ричарда и отстранился немного. Дик ощутил, как скользкие пальцы пробежали по ложбинке между ягодицами и резко проникли внутрь. Он вскрикнул и задергался, пытаясь вывернуться, схватить Рокэ за запястье, но тот перехватил его руку и придавил к постели, впиваясь в ладонь ногтями и одновременно кусая в плечо – не дергайся! Слыша его хриплое дыхание, Дик понял, что своим сопротивлением еще больше возбуждает любовника, заставляет быть почти жестоким, но ничего не мог с собой поделать – слишком больно и непривычно. И в то же время с ним творилось что-то странное, Ричард почти хотел этой боли, унизительной и манящей одновременно. Животная страсть Алвы передалась и ему, он уже не вырывался, а сам двигался навстречу, приподнимая бедра, готовый умолять, чтобы Рокэ, наконец, вошел в него, шептал что-то бессмысленное.
Но выматывающая пытка наслаждением продолжалась недолго, Алва заставил его встать на колени и взял грубо, резко, причиняя нестерпимую боль, но, в то же время, даря небывалое ощущение единства. Он двигался размашистыми толчками, так, что хотелось кричать, и Дик кричал, заполошно просил о чем-то, сам насаживаясь на член Рокэ так, что ощущал прикосновение жестких волосков в его паху. Ричард задыхался от неистового жара, охватившего тело, от прикосновений Ворона, ласкавшего его плоть. И до безумия сладостно было слышать, как сливаются его стоны с хриплым дыханием Алвы.
Несколько минут они просто лежали рядом. Рокэ нашарил ладонь Дика и сжал, переплетя их пальцы. Наконец он оторвал голову от подушки, сел и произнес совершенно обычным тоном:
- Юноша, хватит прохлаждаться, нас с вами ждет уйма дел.
Дик попытался подняться и охнул. Алва засмеялся и легонько толкнул его в грудь, заставляя снова упасть на подушки.
- Впрочем, я, кажется, погорячился. Пожалуй, я скажу Лионелю, что отправил тебя куда-нибудь с письмом. Куда-нибудь далеко, так что сегодня можешь никуда не рваться.
Легко поцеловал юношу в щеку и снова рассмеялся, глядя на ставшее пунцовым лицо. Дик благодарно улыбнулся и натянул на себя одеяло, устраиваясь поудобнее и следя глазами за одевающимся Рокэ. Когда за ним закрылась дверь, Ричард вздохнул и прикрыл глаза.
Часть II
Глава 6
Робер вернулся в Олларию к вечеру третьего дня, и Дик буквально столкнулся с ним, выходя от Савиньяка. И замер в растерянности, увидев друга. Он ведь так и не спросил у маршала, что тот рассказал Роберу о его задании. Судя по лицу Эпинэ, тот ничего не знал о смерти Альдо, иначе бы не улыбался Ричарду так радостно.
- Дикон! Когда ты вернулся?
- Дня три назад, - Дик опустил глаза и стиснул повод. Лучше он сам скажет все сразу, иначе Иноходец будет считать его трусом, - Робер, я… нам, наверное, нужно поговорить, и не здесь.
Но Эпинэ остановил его.
- Ричард, я вижу, ты сейчас занят. Вряд ли наш разговор важнее приказа маршала. Лучше будет, если ты приедешь ко мне вечером.
- Хорошо.
Отложенный разговор весь день висел камнем на шее, последний и самый трудный разговор об Альдо. Как сказать, глядя в глаза, что сам убил того, кого когда-то считал другом и сюзереном? И как Робер будет смотреть на него после этого? Что скажет, а, главное, что подумает? Что у него «вошло в привычку покушаться на жизнь тех, кому присягнул на верность»? Подъезжая к улице Синей Шпаги, Ричард почувствовал, что на плечи давит словно целая гора.
Они долго молчали, когда Дик закончил свой рассказ. Наконец, Иноходец поднялся, зажег четыре свечи и наполнил вином три бокала. Молча поднял свой. Дикон понял и последовал его примеру, внутренне замирая. Он бы хотел навсегда вычеркнуть из памяти тот день. Как вернулся к ожидавшим его солдатам и, еле ворочая языком, приказал кому-нибудь поехать в Гальтару и похоронить тело Альдо. Люди не хотели ехать в развалины древнего города ночью и выполнили его приказ только утром. В детстве нянька рассказывала маленькому графу Горику страшные истории о выходцах, и Ричард не сомкнул глаз до рассвета, потому что ему все мерещился неясный силуэт за деревьями. И он до сих пор просыпается ночью, потому что в кошмарах вновь и вновь видит мертвое улыбающееся лицо. Ничего этого он не сказал Роберу.
- Я знаю, ты имел на это право, а, кроме того, исполнял приказ. Не вини себя, Дикон.
От понимающего тона Иноходца становилось еще более тошно. Винит ли он себя? И если да, то в чем именно? Робер поднялся и бросил третий бокал в камин. Для Робера Альдо до конца оставался другом, несмотря ни на что. Ричард понял, что сейчас самое время уйти, и торопливо попрощался.
Домой он вернулся, когда часы на башне отбивали полночь. Робер ни в чем не упрекнул его, наоборот, смотрел с жалостью. Дик с готовностью выслушал бы любые обвинения, но от этой жалости хотелось выть.
Поднимаясь по лестнице, Ричард увидел слабый свет в кабинете Алвы и, поколебавшись несколько секунд, постучался. Дверь была не заперта, и он вошел. Рокэ сидел на кушетке, откинувшись на спинку и вытянув ноги и, казалось, дремал. Ричард, стараясь ступать тише, прошел и присел на краешек кресла. Глупо было бы думать, что Алва станет выслушивать его жалобы, но за последние дни Дик открыл для себя небольшой секрет: достаточно одной улыбки, да что там, одного взгляда Рокэ, и все проблемы тотчас забываются. Вдруг Алва произнес, не открывая глаз:
- Ричард, иди сюда.
Дик поднялся и неуверенно сел лядом. Алва обнял его одной рукой за плечи и притянул к себе, Дикон тут же развернулся, устраиваясь поудобнее, и уткнулся лицом ему в плечо, обхватив рукой поперек груди.
- Вы, юноша, сегодня особенно молчаливы.
Ричард счел, что отвечать на эту реплику не обязательно, и лишь теснее прижался к Рокэ. Хорошо и спокойно. Тепло. И как странно, что раньше этого не было, нельзя было вот так просто прийти, сесть рядом и молчать. Алва провел рукой по его волосам, запуская пальцы в растрепанные пряди, и спросил:
- И что же поразило вас до такой степени, что вы, кажется, дали обет молчания?
Вопрос прозвучал до такой степени неожиданно, что Дик даже поднял лицо. Но Алва смотрел на него совершенно серьезно и, кажется, не шутил. Ричард вздохнул, и выпалил разом:
- Вернулся Робер, и я рассказал ему об Альдо.
- Ах, вот оно что. Надеюсь, герцог Эпинэ не вызвал тебя на дуэль?
- Нет. Он говорил, что все понимает, и так было нужно. Только это было еще хуже! Они ведь были друзьями, и он не хотел, чтобы так случилось.
- Понятно. Значит, Эпинэ беззлобно вынул из тебя душу за вполне куртуазной беседой о безвременно усопшем, чтобы не его одного совесть ела.
Рокэ поднялся, достал из секретера бутылку вина и наполнил бокалы. Один взял себе, другой протянул Дику.
- Пей и не думай об этом.
В бокале оказалась «Дурная кровь». Ричард благодарно кивнул и в несколько глотков осушил свой бокал, который Алва, усмехнувшись, снова наполнил.
- Робер Эпинэ из тех людей, которые в чужих ошибках обвиняют себя. Я готов поспорить на ящик «Черной крови», что во время вашего разговора он ругал себя за то, что не досмотрел за Раканом. И тебя он, действительно, не винит, скорее уж Лионеля за то, что он позволил тебе пойти на эту авантюру.
Рокэ говорил что-то еще, но Дик уже не слушал. Он ожидал очередной насмешки или того, что Алва просто не станет его слушать, но не такого объяснения. Странно и непривычно было то, что можно спросить совета, просто выговориться, и он обязательно выслушает. Ведь выслушает же, правда? И неужели теперь так будет всегда?
Ричард забрался на кушетку с ногами и тряхнул головой, пытаясь отогнать подступающую дремоту. Алва заметил это и снова сел рядом с ним. Окинул взглядом совершенно сонного юношу и усмехнулся.
- Ложись, – несильно надавил на плечи, заставляя сползти вниз и укладывая к себе на колени.
Дик улыбнулся, подавив невольный смешок, и закрыл глаза. Уже проваливаясь в сон, почувствовал, как его лица касаются сухие губы, и хотел ответить на поцелуй, но сил на это совершенно не было.
Утром он опять проснулся в спальне Рокэ, но на этот раз в полном одиночестве. Вздохнув, Дик огляделся в поисках своей одежды и поднялся. Начиналось самое обычное утро.
Савиньяк дожидался Ричарда в казармах, и в первый момент юноше показалось, что тот чем-то недоволен. По крайней мере, вытянувшийся перед ним в струнку теньент имел виноватый и слегка испуганный вид. Но, увидев Дика, Лионель улыбнулся в ответ на его приветствие, отпустил офицера и сказал:
- Ричард, час назад полк Айхенвальда вышел из Олларии и направляется к Лонвиа по Западному тракту. Догонишь его и передашь генералу приказ дожидаться Брентса. Потом вернешься и поедешь в мой особняк. Если кто-то будет пытаться тебя задержать, говори, что должен передать мне очень срочное донесение. Понял?
- Да, господин маршал.
- Выполняй.
Через три часа порядком запылившийся Дик подъехал к дому Савиньяка, уже догадываясь, зачем ему понадобились такие меры предосторожности. Лионель дожидался его в гостиной. На столе был сервирован обед.
- На пустой желудок разговоры вести не стоит – Савиньяк кивнул на стол и вернулся к объемистой старинной книге.
- А вы?
- Я уже поел. Впрочем… - он потянулся и налил себе шадди, прихватив заодно и небольшой бисквит.
Дик пожал плечами и подсел к столу. Поев, отодвинул тарелку и негромко кашлянул. Лионель дернул за шнур, зовя слугу, а сам поднялся и сделал знак Ричарду идти за ним. Плотно закрыв дверь библиотеки, он спросил:
- Какое впечатление произвел на тебя Маркус Гамбрин на недавнем приеме?
Ричард помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями и вспоминая, и ответил:
- Он чем-то похож на кагетского Адгемара.
- С Адгемаром я не имел чести быть знакомым, так что поясни.
- Он все время улыбается, а сам думает, как бы ему извлечь выгоду из собеседника.
Лионель усмехнулся:
- Главное ты уловил. Все дипломаты – отъявленные лицемеры, и за каждым их словом кроется двойной, если не тройной смысл. Не забывай об этом, когда встретишься с павлином. Но сначала нужно, чтобы он заинтересовался твоей персоной. Поэтому завтра встретишься со своим кузеном в какой-нибудь людной таверне и расскажешь ему, что хотел бы уехать в Надор, потому что тебе противно снова служить Олларам. Еще через пару дней напишешь письмо своей матушке, в котором подробно расскажешь, как ненавидишь Ворона, как тебе опостылело быть простым адъютантом при его прихвостне, в то время как Альдо назначил тебя комендантом столицы. И выразишь свои горячие надежды на то, что истинный король Альдо Первый скоро вернется.
И, опережая вопрос Ричарда, добавил:
- За тобой уже несколько дней ходит доглядчик. И я имею все основания полагать, что это человек гайифца.
Ричард кивнул и поморщился, - знать, что за тобой следят, было неприятно. Савиньяк замолчал, и Дик спросил:
- А дальше?
- А дальше мы будем ждать, пока рыбка клюнет на приманку. Через некоторое время герцог Эпинэ снова навестит господина посла и за дружеской беседой намекнет, что герцог Окделл – ярый сторонник Раканов и готов бороться против узурпаторов-Олларов. Пожалуй, пока это все. Да, и не вздумай пытаться распознать доглядчика и оторваться от него, веди себя так, будто ни о чем не подозреваешь. А теперь отвези это письмо Рокслею и при случае постарайся где-нибудь обронить, что ты все это время дожидался, пока я оное письмо напишу.
- До свидания, монсеньор – Ричард взял со стола письмо и вышел, а Лионель мысленно вычеркнул один пункт из своего списка. Теперь нужно было поговорить с Эпинэ. Пусть господин Гамбрин думает, что ему попались два дурака. Или нет, один дурак, и один мерзавец. Лионель написал короткую записку и приказал слуге отвезти ее Роберу Эпинэ. В письме значилось, что граф Савиньяк будет очень рад видеть герцога Эпинэ в своем доме сегодняшним вечером.
***
Робер несколько удивился приглашению к ужину, переданному от Савиньяка. Когда в городе, того и гляди, может подняться бунт, не самое подходящее время коротать вечер за бутылкой вина. Значит, разговор пойдет о делах. Причем о такой разговор, который можно доверить только собственным стенам. Чтобы не привлекать лишнего внимания, Эпинэ взял с собой лишь пятерых человек и, прежде чем напрямую ехать к Савиньяку, убедился, что за ними не следят.
Вспоминая их последнюю беседу, Робер передернул плечами. В ушах до сих пор стояли упавшие, словно каменная плита, слова: «Талигу живые Раканы не нужны». Единственная мысль, мелькнувшая тогда в голове – «Вот и все». Это потом он думал, что нужно было спорить, нужно было помчаться вслед за Диконом, уговорить Альдо вернуть корону и уехать в Сакаци, Матильда простила бы его и уж точно не позволила бы снова ввязаться в какие-нибудь интриги. Смешно. Смешно и горько. А Савиньяк прав, и то, что он затевает, делается ради пользы страны, и жизни отдельных людей для него стоят куда меньше благополучия Талига. Он не один год пробыл капитаном королевской стражи, и общение с Дораком не могло пройти для него даром. Единственное, что не нравилось Роберу, так это то, что Лионель явно не последнюю роль в своих планах отводил Ричарду. Его размышления прервал слуга, распахнувший перед ним дверь и сообщивший, что граф Савиньяк ожидает его в гостиной.
За ужином Лионель говорил о всякой ерунде, рассказал пару забавных случаев, произошедших недавно. Робер смеялся и вспоминал похожие байки из своей кавалерийской юности. На какое-то время ему даже показалось, что Савиньяк просто соскучился в своем штабе за обычным непринужденным общением, но, когда стол порядком опустел, Лионель предложил Роберу пройти в его кабинет. Открывая захваченную с собой бутылку «Вдовьей слезы», он спросил:
- Робер, сколько раз во время вашей беседы с господином Гамбрином вы упоминали Альдо Ракана?
Иноходец удивленно нахмурился:
- Не помню… ну, раза три.
- Прекрасно. В следующий раз произнесите это имя двадцать три раза. Будем играть в открытую. Вернее, так будет считать наш дорогой посол.
Разговор получился долгим, и Робер уехал домой лишь за полночь. Когда Лионель заговорил о Ричарде, он принялся протестовать, требуя не втягивать юношу в интриги, но Савиньяк был неумолим.
- Зачем впутывать в это Ричарда? Он ведь еще мальчишка! Что он сможет сделать? Лионель, я пока не знаю, что вы задумали, разве вам мало меня? Гамбрин уверен, что я остался всецело предан Альдо.
- Это все просто замечательно, но вы, Робер, слишком умны, чтобы вас использовать. Другое дело – неопытный юноша, тоже по-прежнему верный Ракану и ради него готовый пойти на очень многое. С вами гайифец станет договариваться, а Окделла постарается использовать в собственных целях, что ему прекрасно удастся.
Через пять дней, как и было условлено, Эпинэ поехал к гайифцу. Поднимаясь по ступеням посольской резиденции, Робер пообещал себе, что, вернувшись домой, напьется в обществе Его Крысейшества. Но это будет еще не скоро, а вначале его ожидала «приятная» беседа с хитрым сморчком.
Гамбрин принял его в кабинете. Видимо, в честь наступления весны его апартаменты были протоплены не слишком жарко, и Робер поздравил себя с удачным началом. Увидев гостя, павлин убрал в ящик стола какие-то бумаги и, натянув на лицо гостеприимную улыбку, указал Эпинэ на кресло.
- Герцог Эпинэ! Не ожидал. Приятно, что вы не забываете старика.
Робер улыбнулся в ответ и откинулся на спинку кресла, положив руки на подлокотники.
- Вы очень интересный собеседник, господин посол и, кажется, я начинаю питать слабость к вашему обществу.
- Рад слышать. Вина, шадди?
- Пожалуй, шадди.
Так, обмен любезностями можно считать состоявшимся, теперь к делу.
- В это году ранняя весна, не находите?
- Да, и это не может не радовать.
- Хотел бы я провести весну в Алате, среди яблоневых садов – Робер мечтательно уставился в потолок, - но это не представляется возможным. К сожалению, мне придется ответить Матильде Ракан отказом.
- О, вы получили от нее письмо? – Гамбрин тут же оживился, в маленьких глазках заблестел неприкрытый интерес.
- Да, дня четыре тому назад. Ее Высочество, - последнее слово Робер немного выделил, но гайифец никак на это не отреагировал, - зовет меня в Сакаци, но увы… - Эпинэ вздохнул и развел руками.
- Вероятно, ее внук отправился туда же?
Какая прямолинейность! Ну хорошо…
- О нет, Альдо нет в Алате. Друзья посоветовали ему до поры не появляться там, где его вероятнее всего станут искать – павлин должен уцепиться за слово «друзья».
- Вы так уверенно об этом говорите… Может быть, вам удается вести переписку и с ним? – посол растянул губы в такой сладкой и вкрадчивой улыбке, что Робер удивился, как к нему еще не слетелись все мухи.
- Возможно, – Эпинэ улыбнулся многозначительно, - знаете, очень многие недовольны реставрацией Олларов и надеются на скорое возвращение Альдо Первого.
- А что думаете вы, герцог?
Робер неторопливо расправлял манжеты, мучительно подбирая слова, и, наконец, раздельно произнес:
- К сожалению, позиции моего сюзерена сейчас не слишком сильны.
А вот скушайте, господин посол. Пора и вам открыть карты.
Гамбрин помолчал, глядя, как секретарь разливает шадди, и ответил:
- Да, сейчас, когда к столице стянуты войска…
- Армия, все решает армия, - подхватил Робер, - если бы Альдо Первого подержал какой-нибудь союзник, обладающий армией, такой, как гайифская, вернуть трон ему бы не составило труда.
- А какую выгоду имел бы этот сильный союзник?
Торгуется, как гоган! Но это хорошо, значит, половина дела уже сделана.
- Мой сюзерен не забывает друзей и не отказывается от своих слов. Талигойя не претендует на завоевания Талига.
- О, теперь я понимаю, почему тогда вы отклонили мое предложение. Это мудрый шаг – отступить, дав почувствовать противнику свое превосходство, чтобы собрать силы и ударить тогда, когда этого никто не будет ждать – сморчок многозначительно покивал головой, отхлебнул шадди и заговорил доверительно, - знаете, я как частное лицо очень симпатизирую молодому Ракану, он многообещающий правитель.
Ну да. Очень много обещающий, вернее, обещавший всем.
- Я напишу Его Величеству Дивину о нашем разговоре в самое ближайшее время. Впрочем, кое-что я могу сделать и лично. Скажите, герцог… пусть мое предложение не покажется вам оскорбительным, поверьте, я от чистого сердца, - посол прижал руки к груди, - может быть, вы испытываете затруднения в средствах? Сейчас тяжелое время, и я мог бы помочь вам.
Робер едва не скривился от такой откровенной попытки его купить и с трудом выдавил из себя улыбку:
- Нет, благодарю вас.
- Что ж, тогда передайте Его Величеству Альдо заверения в моей сердечной дружбе..
- Боюсь, я не смогу сделать этого лично. Сам я не веду с ним переписки.
Гамбрин слегка удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал, то ли ожидая продолжения, то ли пытаясь понять, что скрыто за этими словами.
- Непосредственную связь с ним имеет герцог Окделл, а я, к сожалению, не имею чести знать подробностей.
Вот так, пусть старый гриб считает, что Эпинэ – хитрый пройдоха, прячущийся за мальчишку и старательно отводящий от себя все видимые и опасные нити.
- Оо! – Гамбрин придал своему лицу еще более удивленное выражение, - но ведь герцог Окделл был обвинен в государственной измене, и теперь, насколько мне известно, служит под началом маршала Савиньяка?
Робер удовлетворенно улыбнулся.
- Вот видите, даже вы поверили в эту маленькую мистерию. Все это было проделано, чтобы герцог Окделл смог без опаски явиться к маршалу Савиньяку и предложить свою шпагу. Публичное предъявление обвинений, суд и побег в ночь перед казнью. А потом в ставке маршала Запада появляется юноша, раскаивающийся в том, что перешел на сторону узурпатора, желающий искупить свою вину и в подтверждение своей верности привезший ценные сведения. Но в дело вмешался случай в лице кэналлийцев, освободивших герцога Алву, а с ним и Окделла. Мы допустили небольшую ошибку, объединив два судебных дела. Но, так или иначе, своей цели Ричард в итоге добился, и сейчас ни у кого не вызывает сомнений – что он верный сторонник Олларов.
- О, он очень способный юноша, если сумел добиться доверия герцога Алвы. Ведь что может быть проще, чем убить спящего?
Робер, с трудом сдерживаясь, чтобы не повысить голос, и продолжая улыбаться, переспросил:
- Простите, не совсем понял, что вы имеете в виду, господин посол?
Павлин тоненько засмеялся и произнес:
- Насколько мне известно, юный герцог Окделл живет в особняке Алва. Скажите, герцог, чьей идеей была эта связь?
Отлично, теперь плешивый сморчок будет думать, что он, кроме всего прочего, толкнул Ричарда в постель Алвы. Леворукий бы его побрал! Впрочем, чего еще ожидать от гайифца.
Робер произнес сквозь зубы:
- Для меня это такая же загадка, как и для вас.
- Дорогой друг, я был бы рад лично пообщаться с герцогом Окделлом, вы ведь не откажетесь передать ему мое приглашение?
- С удовольствием.
Ну все, теперь можно откланяться. Савиньяк будет доволен, закатные твари бы его взяли! Эпинэ в последний раз мило улыбнулся, чувствуя, что от этих улыбок уже сводит губы, и поднялся.
На следующий день, как и было условлено, к полудню он поехал к Савиньяку. Кроме маршала в кабинете обнаружился Ричард, и в глазах его Робер заметил совершенно не понравившийся ему азарт. Иноходец покачал головой и уселся на стул. Он предпочел бы сначала поговорить с Лионелем наедине, но тот, видимо, решил, что Дику следует все знать из первых уст. Робер принялся пересказывать свою давешнюю беседу с гайифцем, и Дикон время от времени кивал. Судя по всему, он был уже в курсе придуманной Савиньяком легенды. Наконец, Эпинэ дошел до того момента, когда речь пошла о роли самого Ричарда в заговоре, и в нерешительности замолчал. Почему-то ему за все время не пришло в голову спросить Дикона, где он поселился в Олларии. Да, в конце концов, это ничего не значит! Ага, а также ничего не значит то, как Ричард смотрит на Алву во дворце. Робер вздохнул и произнес:
- Ричард, посол считает, что тебе удалось добиться нынешнего положения благодаря тому, что ты спишь с Алвой.
- Что? Да откуда он это... взял? – Дик вскинул голову и почувствовал, как лицо заливает краска. Взглянул на Робера – тот отвел глаза и пробормотал:
- Ну что взять с гайифца…
Лионель же смотрел так, будто не услышал ничего удивительно. Усмехнувшись, он спросил:
- А в мою одинокую маршальскую койку герцог Окделл еще не забрался по сведениям господина посла?
Эпинэ с облегчением улыбнулся и покачал головой, а Дик взглянул на маршала с благодарностью. Повернувшись к Ричарду, Савиньяк продолжил:
- Пусть павлин считает тебя регентской подстилкой, дураком, способным только раздвигать ноги. Нам это даже удобнее, ведь от любовника регента можно узнать куда больше интересного, чем от адъютанта маршала.
Дик ничего не ответил, но опустел глаза и покраснел еще мучительнее. Эпинэ продолжил рассказ, а Лионель искоса поглядывал на Ричарда. Сопит, хмурится все больше и сжимает рукоять кинжала. Ничего, перебесится, а к послу придется явиться с любезнейшей улыбочкой. Да, все получилось даже удачнее, чем вы думали, граф Савиньяк. Теперь старый лис вцепится в парня как клещ, не сможет пропустить такой козырь, как регентский любовник. Помнится, два года назад весь двор поголовно был уверен в том, что Первый Маршал спит со своим оруженосцем. Только вот Окделл тогда метал глазами молнии, а не краснел до ушей. Впрочем, это уже их с Рокэ дело, и к твоим делам не относится. О которых, кстати, господину регенту лучше не знать до поры.
- Итак, подводя итог всему вышесказанному, что мы имеем: герцог Эпинэ – хитрый интриган, пытающийся вернуть трон Ракану, но при этом старающийся остаться в тени и не слишком замараться самому. А герцог Окделл – расчетливая шлюшка, не морщитесь, Ричард. Впрочем, нет, лучше борец за дело Раканов, ради этого самого дела, а также собственной выгоды и безопасности упавший в постель главного врага возрождения Талигойи. Да, поскольку господин Ракан ждет, не дождется вестей от своих верных вассалов, Ричард, через несколько дней прогуляйся в одиночестве до какой-нибудь ближайшей деревни, скажем, перед тем, как явиться на службу.
Дик кивнул.
- А еще через пару дней вы навестите господина посла и засвидетельствуете ему свое почтение, но это мы еще обсудим позже. А еще мне нужны образцы почерка Ракана.
Робер пожал плечами и проговорил:
- Если я не ошибаюсь, оставшиеся после него бумаги сложили в одном из кабинетов во дворце, я знаю почерк Альдо и мог бы найти необходимые письма.
- Отлично. Робер, тогда я вас больше не задерживаю.
Эпинэ кивнул и вышел, а Лионель повернулся к Дику.
- Ричард, мне совершенно безразлично, с кем ты спишь, герцогу Эпинэ, полагаю, тоже, и за стены этого кабинета никакие сплетни не выйдут. Послу же болтать об этом на всех углах абсолютно не выгодно, поэтому твою честь все это никоим образом не заденет, ясно?
Уткнувшись глазами в пол, Дик ответил:
- Да, монсеньор, я все понял.
- В таком случае, нам пора возвращаться к делам насущным. Интересно, когда, наконец, закончится эта неразбериха? Уже месяц мы живем без супрема, кансилльера, тессория и иже с ними. И, самое интересное, что при этом удается сохранять порядок больший, чем при Ракане, по словам Эпинэ.
***
Ну да, Савиньяк прав, и действительное лучше, если гайифец будет считать его безмозглой подстилкой, вот только от этого не легче. Такое ощущение, что на него аккуратно вылили целое ведро помоев. А Робер все время отводил глаза. Интересно, что он думал? Что, если он поверил в то, что говорил посол, что Дик забрался в регентскую постель ради собственной выгоды?
Проезжая мимо Старого парка, Ричард свернул с дороги, остановился и спешился. Привязал Сону к дереву, а сам подошел к фонтану и плеснул в лицо холодной водой. Ехать домой почему-то не хотелось совершенно. Бросив взгляд вдоль аллеи, Дикон заметил молодого человека с букетом цветов в руках и улыбнулся. Тот явно поджидал свою возлюбленную и нетерпеливо шагал мерил шагами аллею, поглядывая то в ту сторону, откуда должна была появиться его дама сердца, то на Ричарда. Дик взял под уздцы Сону и побрел в другую сторону. Отчего-то стало очень обидно. Он не подстилка, хуже – он содержанка герцога Алвы. Дикон скривился и со злостью пнул попавшийся под ноги камень. Живет в его доме, носит его одежду, только что денег не просит, слава Создателю, хватает жалованья. А что, если однажды Рокэ это надоест? Вообще, что он значит для него? Несколько вечеров и ночей они провели вместе, но лишь когда Ричард сам приходил к нему, с трудом преодолевая смущение. А однажды Алва просто заставил его сесть рядом и молчал, задумчиво глядя на огонь, казалось, забыв о его присутствии. Ричард, чувствуя себя совершенно лишним, мысленно твердил себе, что сейчас встанет и уйдет, вот сейчас же, только посидит еще секундочку. А Рокэ, словно очнувшись, вдруг опрокинул его на кушетку и принялся целовать с какой-то рассеянной нежностью. Сколько раз Дику казалось, что Алва не хочет его видеть! Но ни разу он не отослал его. Потому что… обещал? Рокэ Алва не нарушает данного слова, даже если имел неосторожность пообещать одному сопливому мальчишке, что больше никогда не прогонит его. Что если он терпит его назойливость только из-за постели? А что, Ричард Окделл – удобный любовник. Согласен на все. Подстилка. Слово, как оскомина, навязло на зубах. Конечно, Алва хочет его, ни с чем не спутаешь этот несытый блеск в его взгляде, от которого тело вмиг становилось ватным. Но есть ли что-то кроме постели, связывающее их?
Дик пешком дошел до дома Алвы, поднялся к себе и, не раздеваясь, упал на кровать. Он даже не спросил, дома ли Рокэ. Зачем? У регента много дел, он наверняка устал. Не хватало ему еще выслушивать жалобы любовника.
Уже давно стемнело, и надо было бы раздеться и лечь спать, но Ричард продолжал мрачно рассматривать потолок. Шевелиться не хотелось совершенно. Дик закрыл глаза и принялся считать. Если он досчитает до ста, и ничего не произойдет, то… но додумать он не успел. Дверь почти бесшумно отворилась, и на пороге возник Алва. Дик оторвал голову от подушки и сел на постели, кусая губы. Уже не раз ему казалось, что Рокэ читает его мысли, иначе почему он пришел именно теперь?
Алва подошел ближе и встал напротив Дика.
- Юноша, позвольте узнать, чем вас не устраивает моя спальня?
- Я… просто подумал, что… может быть… я могу помешать.
Рокэ сел рядом с ним, и, когда он снова заговорил, насмешливые нотки в его голосе пропали:
- Уверяю, в таком случае ты непременно узнал бы об этом. Идем?
- Хорошо, сейчас – пробормотал внезапно охрипшим голосом Ричард, но не шелохнулся.
- Что-то не так? – Рокэ положил руку ему на бедро и чуть сжал пальцы.
- Все в порядке, правда – хорошо, что в темноте не видно лиц.
Кажется гайифец был прав. Ричард Окделл – обычная подстилка. И самое обидное, что он готов согласиться с этим, если другого способа оставаться рядом с Рокэ нет. А гордость… гордость можно завернуть в пергамент и отослать в Надор с наказом спрятать в самый пыльный сундук.
Рокэ вздохнул и придвинулся ближе.
- Рикардо, я хочу, чтобы ты был рядом. Просто рядом, всегда, понятно, глупенький?
Снова одно его слово вдребезги разбивает все нелепые сомнения. И что ответить на это? Разве только прижаться, обнимая за плечи, пряча лицо на груди и чувствуя, что глаза вдруг стали влажными. Нет, он не плачет, просто соринка попала, просто это очень сложно – вот так сразу поверить в собственное счастье. Рокэ вдруг рассмеялся и поднял его на руки, Дик отчего-то смутился и попытался освободиться.
- Не надо, я сам.
- Ну уж нет, - Алва крепче прижал его к себе и зашептал прямо в волосы, - Рикардо… Каро, никуда я тебя не отпущу, ясно?
А потом была разбросанная по полу одежда, жадные торопливые ласки, сбивающееся дыхание, хриплый шепот на чужом языке и самые родные в мире руки, перебирающие спутанные волосы. И можно было засыпать, прижавшись к теплому боку, и не бояться остаться одному.
***
- И зачем Рокэ так внезапно понадобилось собирать Малый Совет? Мог бы предупредить и заранее. Впрочем, могу поспорить, что эта идея пришла ему в голову не далее, как сегодняшним утром.
Ричард рассудил, что Савиньяк в большей степени обращается к себе, чем к нему, и ничего не ответил. Его, напротив, известие о Совете обрадовало. Конечно, в зал его не пустят, но, может быть, после Совета Рокэ захочет что-то обсудить с Лионелем, и тогда можно будет побыть рядом с ним несколько минут. Он почти угадал – войдя во дворец, Савиньяк направился прямиком к кабинету Алвы. Дик остался сидеть в приемной, но заскучать он не успел – регент с маршалом появились через несколько минут. Ричард вскочил и столкнулся взглядом с Рокэ. тот на секунду остановился около юноши и проговорил:
- Будь любезен, подожди нас в кабинете, - и повернувшись к Савиньяку, спросил, - господин маршал, я надеюсь, вы обойдетесь без своего адъютанта до конца сегодняшнего дня?
Лионель чуть слышно хмыкнул и утвердительно кивнул, а Ричард, с удивлением взглянув на Алву, открыл дверь кабинета. Шаги в коридоре стихли, и Дикон с любопытством огляделся. Кабинет регента был довольно просторным, в окна заглядывало солнце и играло на золоченых рамах картин. Большой стол с резными ножками был сплошь завален бумагами, а поверх них были небрежно брошены перчатки.
Дикон устроился на подоконнике и приготовился ждать. Рокэ попросил Лионеля отпустить его на весь день, значит, Ричард ему зачем-то понадобился. Интересно, зачем?
Выходя из зала совета, Робер все никак не мог поверить собственным ушам. Он – супрем! Алва что, издевается над ним? Он едва не произнес это вслух, когда услышал об этом, мягко говоря, неожиданном назначении. Но, видимо сжалившись над ним, Алва добавил: «Возьмете в качестве помощника герцога Придда. Вы ведь не будете возражать, герцог?» Спрут кивнул, и Робер почувствовал некоторое облегчение. Дождавшись Придда в коридоре, он негромко попросил Валентина показать ему его новый кабинет. То ли показалось, а то ли действительно в глазах того мелькнуло понимание.
- Идемте, герцог, думаю, я смогу быстро ввести вас в курс дела.
***
Не прошло и двух часов, как створчатые двери распахнулись, и стремительным шагом вошел Рокэ. Увидев Ричарда, сидящего на подоконнике, и задумчиво болтающего ногой, он усмехнулся и коротко сказал:
- Пойдем.
Дик решил не задавать пока вопросов и торопливо поднялся. Он удивился, когда понял, что они направляются к конюшне, но не стал нарушать данное себе обещание и дал волю любопытству, лишь когда понял, что они направляются не к дому Алвы.
- Рокэ, а куда мы едем?
- Не знаю как вам, юноша, а мне за последние дни изрядно надоело в Олларии. И я подумал, что вы не откажетесь составить мне компанию на небольшой прогулке.
Вскоре они оказались за городскими воротами, и Алва пустил Моро в кентер. Дик рассмеялся и пришпорил Сону, стараясь не отставать. Они мчались вдоль Данара, прямо через поля, и Ричарда охватил какой-то бессознательный восторг от этой бешеной скачки, холодного ветра, треплющего волосы и чувства абсолютной свободы.
Вдруг Рокэ обернулся и остановил своего мориска. Когда Ричард подъехал совсем близко, он спешился и протянул ему руку.
- Иди сюда.
Дикон спрыгнул на землю и очутился в стальных объятиях. Не задумываясь, прижался к Алве всем телом и потянулся к губам. Рокэ зарылся пальцами в его волосы, заставляя запрокинуть голову, и сам накрыл его рот долгим, нестерпимо нежным поцелуем. И воздух стал густым и горячим, шуршащим, как смятая бумага, как всегда происходило, когда Рокэ касался его, а в теле натянулась сотня невидимых струн. Наконец, Алва оторвался от него и провел по контуру уже чуть припухших губ кончиком пальца. Дик попытался поймать его, но не успел – Рокэ отдернул руку и засмеялся. Потом отпустил юношу, взял повод Моро и направился к берегу реки.
Закат бушевал, заливая небо огненным вином. Багровеющее солнце провалилось сквозь темную кипень облаков, обожгло их и лениво покатилось к горизонту, резко очертив силуэт идущего мужчины. Вараста. Блуждающие башни, сухой, колючий воздух и палатка, одна на двоих. Все могло начаться еще тогда, все могло сложиться совершенно иначе. Только стоит ли жалеть о неслучившемся? Был бы ты сейчас рядом с ним, или сидел бы в Урготе с Эмилем Савиньяком, изнывая от неизвестности?
Рокэ отпустил Моро и сел на поваленное дерево. Ричард встрепенулся и, взяв под уздцы Сону, пошел следом. Алва сидел, чуть отклонившись назад и опершись на заведенные за спину руки, задумчиво глядя на неторопливо катящуюся воду.
Что-то неуловимо изменилось в его лице. Дик вгляделся пристальнее и понял – исчезла складка между бровей, а усталость и скука в глазах сменились искорками веселья. Ричард, наверное, так и стоял бы, склонив голову набок и засмотревшись на Алву, но тот обернулся к нему и вопросительно приподнял бровь:
- Что, Каро?
Дик опустился перед Рокэ на корточки, положив руки ему на колени.
- Ничего, просто я вас… то есть, тебя очень давно таким не видел.
- Интересно, и долго ты еще будешь путаться? – Рокэ засмеялся и накрыл ладони Ричарда своими.
Дикон фыркнул и потерся щекой о руку Алвы. Действительное, за последнее время он не раз сбивался на эра Рокэ. Смешно так называть человека, которого обнимаешь ночами, и которому шепчешь всякую любовную чепуху в запале страсти. Но старая привычка была, кажется, сильнее его.
- Не знаю. Долго – поцеловал по очереди костяшки пальцев и пробормотал, - Рокэ, прости меня.
- За что?
- Ну, за все. За то, что был таким дураком. Я… я ведь еще тогда в тебя влюбился, только сам не понимал, вот и… - Дикон поднял лицо, и закончил твердо, глядя Рокэ в глаза, - я люблю тебя.
Алва осторожно высвободил руки и поднял Дика, усадив к себе на колени. Обнял за плечи и прошептал в самые губы, прежде чем поцеловать:
- Я знаю.
Ричард зажмурился, отвечая на поцелуй – показалось, еще секунда, и он захлебнется в ласковой, зовущей синеве его глаз. Хотя нет, уже захлебнулся, давным-давно утонул в бездонном омуте, имя которому нашлось только теперь. Сам того не замечая, Дик требовательно потянул застежки колета Алвы, и тут же ощутил прикосновение его пальцев.
- Тебе не кажется, что это не самое подходящее место? – Рокэ мурлыкнул насмешливо, но тут же нетерпеливо выдохнул и облизал губы, а отсветы заходящего солнца сверкнули в его глазах настоящим закатным пламенем.
Дик упрямо прижался к нему и уткнулся лицом в шею.
- Юноша, вы, конечно, можете продолжать в том же духе, но в таком случае вы рискуете оказаться лежащим поперек этого бревна.
Ричард представил себе эту картину и сглотнул, с трудом переводя дыхание, чувствуя, как внутри снова натягиваются невидимые струны. Он нехотя поднялся и потянул Алву за руку.
- Едем домой.
Глава 7
Войдя в регентский кабинет, маршал Запада огляделся и устремился к окну. Как несколько дней назад его адъютант, Лионель Савиньяк уселся на широкий подоконник и прислонился спиной к стеклу, подставляя ее яркому солнцу. Отбросил с лица прядь волос и повернулся к сидящему за столом Ворону.
- Так вот, Рокэ, я хотел поговорить о предстоящей кампании. Судя по вестям из Хексберг, нашего дорогого Фридриха фок Варзов может ожидать в гости не позже, чем через месяц. А еще у меня есть основания полагать, что через два-три месяца в войну вступит Гайифа.
- Думаю, это во многом будет зависеть от успехов гусей – задумчиво откликнулся Алва, со скучающим видом рассматривавший громоздкую золоченую чернильницу в виде странного животного, напоминающего Зверя Раканов. Помолчал и продолжил, грустно усмехнувшись:
- Мне все больше не достает Его Высокопреосвященства. Все-таки у него была прекрасная агентурная сеть, и вообще…
В дверь сдержанно постучали. Савиньяк нехотя слез с подоконника, рассудив, что подобные вольности в кабинете регента могут несколько удивить вошедшего, и пересел в ближайшее кресло. Ворон хмыкнул и бросил, обернувшись к двери:
- Войдите.
На пороге появился Валентин Придд. Кивнув Лионелю, он поклонился Алве, пересек комнату и торжественно положил перед ним лист бумаги.
- Господин регент, по вашему распоряжению герцог Эпинэ подготовил список лиц, подлежащих высылке из столицы, а вот эти господа, - Придд указал пальцем куда-то в середину листа, - дожидаются суда по обвинению в государственной измене. Господин супрем предположил, что, возможно, разумнее будет проявить к ним снисходительность и заменить смертную казнь конфискацией имущества и бессрочной ссылкой. Это, безусловно, будет способствовать пополнению казны, а подобное изменение наказания предусмотрено кодексом Франциска в четвертой главе…
- Герцог Эпинэ абсолютно прав, – Алва проглядел список, не то удивленно, не то насмешливо вскинул бровь, затем обмакнул перо в чернильницу и поставил размашистый росчерк.
- В таком случае, я подготовлю соответствующий приказ и направлю его геренцию – Валентин наклонил голову и осторожно, чтобы не коснуться еще не высохших чернил, взял бумагу.
- Благодарю вас, герцог. Если это все, то вы можете быть свободны.
Когда за Приддом закрылась дверь, Савиньяк вернулся на облюбованный подоконник и спросил:
- Рокэ, ты не назначил Придда супремом только потому, что тебе хотелось увидеть ошарашенного Эпинэ?
- Не только. Согласись, супремство для девятнадцатилетнего юноши – слишком головокружительная карьера, пусть начнет хотя бы с помощника. И, думаю, тебе совершенно ни к чему объяснять, как выглядит в глазах Людей Чести, господ послов и всех прочих назначение на эту должность вчерашнего мятежника. Пусть скушают, главное, чтобы не подавились.
- Не подавятся, но приутихнут. Но, Разрубленный Змей, хотел бы я посмотреть на то, как Придд разъясняет моему сюзерену тот же кодекс Франциска! – весело воскликнул Савиньяк, - впрочем, мы отвлеклись. Дьегаррон стоит в Тронко, и, если Дивин решится на удар, он может не успеть встретить его у границы.
- Хочешь сказать, что заскучал в Олларии? Не терпится размяться?
- Столичные куртизанки по-прежнему обворожительны, но безопасность Талига превыше всего – маршал Запада легкомысленно улыбнулся, но тут же посерьезнел, - возможно, появление армии на приграничных землях предостережет павлинов от необдуманных действий.
Рокэ на секунду прикрыл ладонями глаза и произнес:
- Лионель, два маршала Савиньяка это очень хорошо, но меня гораздо больше устроили бы кансилльер и маршал.
- Кажется, мы уже обсуждали это, и сошлись на том, что сначала я подберу себе хорошую замену. А предстоящая кампания покажет, кто чего стоит.
- А почему ты так уверен, что она будет? Дивин – не Фридрих, он три раза подумает, прежде чем самому лезть на рожон. Скорее, просто подбросит гусям золота и новых пушек.
- Считай, что мне досталось небольшое наследство от тайной службы Его Высокопреосвященства – Савиньяк усмехнулся и посмотрел в окно. Да, неплохо было бы, окажись это правдой, - а если серьезно, то пока я не располагаю никакими точными сведениями. Пара слухов, десяток предположений, но что-то мне подсказывает, что на них стоит обратить внимание.
- Чутье на подобные вещи вас никогда подводило, граф. Надеюсь, вы не забудете поставить меня в известность о своих планах, когда таковые возникнут.
- Не сомневайтесь, господин регент – Лионель, насколько позволяла поза, попытался отвесить шутливый поклон и бросил взгляд на Рокэ. Фраза прозвучала как намек и, чтобы развеять свои сомнения, Савиньяк добавил:
- Я думаю, через месяц мы сможем продолжить наш разговор над картой.
Рокэ кивнул и снова потер виски.
- Прекрасно. Но, предупреждаю вас, маршал, не замахивайтесь слишком далеко. Самое большее, через год вам все-таки придется оставить военное поприще ради кансилльерского кресла.
Савиньяк ехидно прищурился:
- Мне кажется, или вы мне завидуете, герцог? О, могу вас заверить, последнее время мое времяпрепровождение мало чем отличается от вашего. Разница лишь в одном: военные дураки, в отличие от придворных, на большинство вопросов отвечают положенным по Уставу «не могу знать», а не начинают пространные сетования.
Алва сочувственно покачал головой и насмешливо приподнял бровь:
- И что же, под вашим командованием служит так много дураков, что вы, по-видимому, всю штабную работу свалили на одного адъютанта?
- С чего вы это взяли, господин регент?
- С одного маленького наблюдения: уже который день подряд Окделл возвращается из вашего штаба не раньше полуночи.
Лионель выразительно уставился на Алву и, выдержав небольшую паузу, спросил страшным шепотом:
- Рокэ, ты что, ревнуешь? Можешь не беспокоиться, в койку я твоего Окделла тащить совершенно не собираюсь.
Алва светски улыбнулся и ответил:
- Ты очень правильно расставляешь акценты, Нель. Моего Окделла.
И снова в словах Алвы Лионелю почудилась двусмысленность, которую он предпочел пропустить мимо ушей.
- А как же Ее Величество? – воскликнул он с притворным удивлением.
Рокэ поморщился и процедил поскучневшим голосом:
- Ее Величество так соскучилась, что стала бояться засыпать одна. И порой мне приходится уступать ее просьбам.
Надо же, попал, не целясь. Лионель всегда гадал, что связывало Рокэ с Катариной столько времени, но прямой вопрос задать ни разу не решался. Однажды, когда Савиньяк еще был капитаном личной королевской охраны, ранним утром он столкнулся с Рокэ в дворцовом коридоре, ведущем к покоям Ее Величества, и первым вопросом герцога Алвы стало: нет ли у него касеры? Так выходят не от любимой женщины, подумал Лионель, но оставил эти соображения при себе и молча протянул Рокэ фляжку, которую ввиду холодной погоды носил с собой.
И еще он помнил, как все начиналось: Катарина бледнела, кусала губы и опускала глаза при виде Первого Маршала, а тот на все вопросы насмешливо улыбался, но смотрел победителем. Было ли там место чему-то, похожему на любовь? Иногда Лионелю казалось, что да. А вот потом что-то определенно сломалось, смешавшись в безумную мозаику и перекорежив обоих. Не в один миг, невидимые жернова вращались медленно, но необратимо. За насмешливостью стало проглядывать презрение, а за стыдливо опущенными ресницами – ненависть и… жажда, боль? В память врезалось случайно оброненное Алвой когда-то в пьяном угаре: «сломанные цветы больше не цветут».
Савиньяк почувствовал, что пауза затянулась, и поспешил переменить тему.
***
- Герцог Окделл, вы забыли, что сегодня вы должны присутствовать на представлении Его Величества Карла Четвертого?
Дикон приоткрыл глаза и увидел склонившегося над ним Рокэ. Он стоял напротив окна так, что солнце из-за его спины светило прямо в глаза Ричарду. Юноша снова зажмурился, зевнул и потянулся, чем вызвал смешок Ворона. Резким движением он сдернул с Дика одеяло и продолжил насмешливо:
- Поднимайтесь, наше с вами опоздание станет вопиющим нарушением этикета.
- Я сейчас встану – все еще сонно моргая, Ричард сел на постели, провел рукой по волосам и еще раз потянулся.
- Впрочем, полчаса у нас точно есть – голос Рокэ мгновенно изменился, став чуть хрипловатым, в нем появились бархатные, зовущие нотки, и Дикон почувствовал, как тело наливается свинцовой тяжестью, будто он снова медленно проваливался в сон.
Разноцветный и сладостный сон, сотканный из тонкого пряного запаха дорогих благовоний, солоноватого привкуса пота на коже, и терпкого винного – на губах, из шалого перестука сердец и бессмысленного шепота, переходящего в стоны. Дик встряхнул головой, снова отбрасывая непослушные пряди со лба, и повернулся к Рокэ.
Алва в одной распахнутой на груди сорочке стоял посреди комнаты в небрежно-спокойной позе, но взгляд его жадно скользил по телу юноши. Встретившись с ним глазами, Ричард вспыхнул, едва ли не кожей ощутив нетерпение и с трудом сдерживаемую страсть, но не шелохнулся, принимая предложенную игру. Они переглядывались почти минуту, когда Дик, наконец, сдался и медленно откинулся на спину, закрывая глаза. Он скорее почувствовал движение воздуха, нежели услышал шаги, приглушенные толстым ковром, и счастливо улыбнулся, зная, что через мгновение эта улыбка будет выпита с его губ.
Спустя час Ричард торопливо привел себя в порядок, в последний раз взглянул в зеркало и спустился вниз. Алва уже уехал, и во дворе герцога Окделла дожидался Пако, держащий под уздцы Сону, нетерпеливо перебирающую копытом.
Город был празднично украшен, повсюду развевались черно-белые знамена, а узкие улочки были сплошь заполнены нарядно одетыми людьми, спешащими на площадь перед королевским дворцом. Ричард с трудом пробился через людской поток, а через площадь ехать было уже проще: оцепление из королевской гвардии пока не пропускало никого, кроме Лучших Людей, приглашенных на церемонию. Солнце поднялось уже высоко, Дик подъехал ко входу, спешился и торопливо поднялся по мраморным ступеням. Войдя в тронный зал, он мимоходом раскланивался со знакомыми, дружески кивнул Роберу, прохладно поздоровался с Приддом и чуть более церемонно поклонился Алве. Затем занял полагавшееся ему согласно церемониалу место, оказавшись между Иноходцем и Рокэ.
Через высокие, под потолок, окна было видно, как горожане медленно заполняют дворцовую площадь. Это означало, что ждать оставалось уже недолго. Постепенно стихали разговоры и смешки, придворные занимали свои места, у дверей выстроились гвардейцы. Дик закусил губу и положил ладонь на прохладный эфес шпаги. Не помогло. В наступившей тишине ему все яснее слышался гулкий звон туго натянутой струны. Невозможно было поверить, что чуть более часа назад холодно-надменный герцог Алва сжимал в объятиях его тело, заставляя кричать от откровенных ласк. Но, в то же время, стоило хоть на мгновение прикрыть веки, и перед внутренним взором тут же вставали возмутительные и восхитительные картины. А Рокэ, отстраненно стоящий всего в паре шагов от него, казался совершенно чужим, и голова начинала кружиться от этой близости и, одновременно, недоступности.
Наконец, церемониймейстер громко провозгласил:
- Его Величество Карл Четвертый, милостью Создателя король Талига! Ее Величество королева-мать Катарина!
Все присутствующие преклонили колена, и Дик как можно ниже опустил голову, чтобы никто не заметил его волнения. Нельзя, нельзя думать о Рокэ сейчас, когда здесь, совсем рядом Катари!
Одетый в черный с белым камзол светловолосый мальчик, как две капли воды походивший на свою мать, шел между рядами почтительно склонившихся вельмож, высоко держа голову. Сын Ворона. Карл поднялся на третью из ступеней, ведущих к раззолоченному трону и обернулся к своим подданным, вдовствующая королева встала слева от него. По залу пролетел шелест атласа и бархата – придворные поднимались на ноги. Алва вышел вперед и вновь опустился на одно колено перед малолетним королем.
- Я, Рокэ, герцог Алва как регент Талиг обещаю перед лицом Создателя и моего короля хранить Талиг до дня совершеннолетия Его Величества и клянусь…
Дальше Ричард не слушал, его взгляд приковался к Катарине. Солнечные лучи, снова выбившиеся из-за облаков, играли на алмазах на ее груди, золотили волосы и освещали лицо так, что оно стало как никогда похожим на лик святой. Хотя нет, ее лицо светилось собственным, внутренним светом. Дик вспомнил о своем обещании вызвать из Надора Айрис и опустил глаза. За всеми делами он совершенно позабыл о письме! Рокэ тем временем замолчал и вернулся на свое место. Ричард глубоко вдохнул и шагнул вперед, теперь настала его очередь произносить клятву верности от имени Дома Скал. Поднимаясь с колен, он случайно встретился взглядом с королевой, и вздрогнул от ощущения, будто лица коснулось что-то мягкое и ласковое. Катари так добра, она неустанно молилась за всех них, а Ричард не может даже позаботиться о том, чтобы рядом с ней во дворце была преданная компаньонка!
Когда ритуал принесения клятвы верности был завершен, два рослых гвардейца одновременно распахнули створчатые двери на балкон, выходящий на площадь. Мальчик-король протянул ладошку своей матери и так же горделиво, как поднимался, спустился со ступенек и направился к балкону. Промедлив, сколько того требовал этикет, придворные в строгом порядке последовали за венценосным семейством. Кансилльер Рафиано поставил Карла на специально приготовленное возвышение так, чтобы его могли видеть с площади, и начал торжественную речь, обращенную к народу.
Спустя примерно час утомительная официальная часть закончилась. Собрание во главе с королем переместилось в Малый тронный зал, который на самом деле почти не уступал ни размерами, ни роскошью убранства Большому. Зазвучала музыка, появились слуги, разносящие вино и фрукты. Гости, успевшие изрядно заскучать, оживились. Ричард поискал глазами Савиньяка. Маршал говорил, что им придется уехать вскоре после окончания первой части церемонии. Несмотря на то, что во всем городе праздник, было множество дел, которые никак нельзя отложить. Кажется, где-то на другом конце зала мелькнула светлая шевелюра и маршальский мундир, и Дикон направился туда, но внезапно услышал, что его зовут. Обернувшись, он увидел гайифского посла.
- Герцог Окделл, мое почтение! Вас нечасто увидишь во дворце.
- Добрый день, господин Гамбрин. Что поделать, служба… - любезную улыбку Дик не смог бы натянуть на лицо при всем желании, поэтому невесело вздохнул, обводя скучающим взглядом зал, - столько проблем, комендант столицы и маршал Савиньяк едва справляются со всем.
- Мой друг, герцог Эпинэ рассказал мне, что посватался к вашей сестре. Не могу не поздравить вас со столь удачным союзом и надеюсь, что предстоящее счастье герцога и будущей герцогини Эпинэ ничем не будет омрачено.
- Благодарю вас, господин посол – с лицом, кажется, удалось справиться. Главное, чтобы гайифский ызарг не понял, какое отвращение Ричард к нему испытывает. А остальное не так страшно, посол просто решит, что Дик боится, что их планы раскроются.
А старикашка продолжал заливаться соловьем:
- Герцог Эпинэ передал вам мое приглашение? Герцог Окделл, вы оказали бы мне огромную честь, посетив мое скромное жилище, поверьте!
- С огромным удовольствием, но не раньше, чем у меня появится свободный вечер.
- О, я понимаю, служба Отечеству превыше всего. Но помните, герцог, что двери моего дома для вас всегда открыты – Гамбрин в последний раз широко улыбнулся и удалился.
Ричард медленно выдохнул и сделал большой глоток из бокала, который все это время сжимал в руках. Оказалось, это вовсе не так уж и трудно, нужно просто не смотреть в сально блестящие глазки, и не думать о том, какие мерзкие мысли скрываются за улыбками. Ричард залпом допил вино, почти не чувствуя вкуса, и отправился на поиски Савиньяка.
Вот уж чего не ожидал так это того, что павлин сам заговорит с Диком. Да еще когда вокруг столько ушей! Хотел проверить что-то? Ну, это мы скоро узнаем. А парень молодец, справился. Он ведь после того вечера гайифца собственными руками удушить был готов, а сейчас, кажется, разговаривал вполне спокойно. Увидев, что Ричард направляется к нему, Савиньяк тут же подхватил под руку очень удачно оказавшегося рядом дядюшку Рафиано и принялся расхваливать его речь. Не хватало еще, чтобы Окделл начал прямо тут докладывать ему о разговоре с послом.
Увидев, что маршал занят разговором с кансилльером, Дик досадливо вздохнул и остановился, поняв, что уехать немедленно не удастся.
- Герцог Окделл! Как удачно. Не сомневаюсь, вы сможете разрешить наш спор.
Дикон мгновенно обернулся, чувствуя, как заколотилось от неожиданности сердце. Еще ни разу Рокэ не заговаривал с ним прилюдно, ограничиваясь обычно коротким приветствием. Рядом с Вороном стоял какой-то толстый человек, который посмеивался и шумно отхлебывал вино.
- Я постараюсь… герцог Алва.
- Вы ведь были знакомы с Матильдой Ракан, приходящейся бабушкой небезызвестному Альдо. Так вот, маркиз интересуется, правда ли, что она очень хороша собой?
Нелепый и бессмысленный вопрос. И голос чужой и высокомерный, как когда-то, невообразимо давно.
- Да, это так.
- О! Говорят, что даже Эсперадор Адриан в свое время не устоял перед красотой этой дамы… - маркиз многозначительное улыбнулся и выжидающе посмотрел на Ричарда, ожидая, очевидно, какой-нибудь скабрезной истории.
Дик скользнул по нему взглядом и ответил, глядя больше на Рокэ, на лице которого застыло скучающее выражение, чем на толстяка, и продолжая чувствовать себя семнадцатилетним мальчишкой-оруженосцем:
- Ее Высочество не считала необходимым посвящать меня в такие подробности. Но вам, сударь, я бы не советовал прислушиваться к подобным сплетням, порочащим даму.
Алва коротко рассмеялся и произнес:
- Герцог Окделл отличается редкой в наше время щепетильностью, когда речь заходит о дамах. Будьте осторожнее в суждениях, маркиз, иначе рискуете нарваться на вызов. Впрочем, я думаю, что возмущение герцога Окделла справедливо, потому что святоши невообразимо скучны в своей праведности. Идемте, я расскажу вам одну историю, которая будет больше соответствовать вашим ожиданиям.
Лишь, когда Ворон повернулся к нему спиной, Ричарду удалось избавиться от неприятного ощущения, будто он провалился во вчерашний день. Глупо, даже смешно! Сколько можно робеть, оказываясь с Рокэ не наедине? И отчего он, собственно, так смущается? Боится, что кто-то догадается об их связи? Если он будет еще краснеть и опускать глаза, как девица, то об этом не догадается только слепой. Эти досадные размышления прервал незаметно подошедший Лионель Савиньяк.
- Корнет Окделл, нам пора – это было произнесено достаточно громко, чтобы услышали окружающие.
Всю дорогу до маршальской ставки Савиньяк молчал, и Дикон безуспешно пытался понять по его лицу, о чем он думает. В кабинете Лионель указал юноше на стул, а сам достал из потайного ящика стола запечатанное письмо. Взял его в руки, потом передумал и отложил.
- Мы долго не вспоминали о господине гайифском после, и он решил сам напомнить о себе. Что ж, это очень хорошо. О чем вы говорили?
- Он поздравил меня с предстоящей свадьбой Айрис, а потом напомнил о приглашении.
- И что ты ему ответил?
- Сказал, что навещу его, когда появится время.
Савиньяк довольно улыбнулся и сказал:
- Ты молодец, Дик. Когда павлин подошел к тебе, я подумал сначала, что ты его убьешь.
- Он и, правда, оказался очень противным, но думаю, что смогу вытерпеть его общество – процедил Дикон сквозь зубы. Вспоминать давний унизительный разговор было неприятно.
Лионель склонил голову набок и вдруг совершенно безмятежным голосом спросил:
- Скажите, герцог Окделл, а вы действительно спите с Вороном?
Ричард едва не задохнулся от возмущения и уставился на маршала.
- Да как вы… я не намерен… - как он может спрашивать такое? А перед глазами почему-то тут же встал давешний маркиз с кривой ухмылкой.
- Спокойно, Дикон. Это так, на всякий случай, хотя сомневаюсь, что Гамбрин станет задавать подобный вопрос.
- Монсеньор, вы… - Ричард понял, что это было всего лишь проверкой, но все равно не решался снова посмотреть в глаза маршалу.
- Ну да, хотел увидеть твою реакцию. Все-таки старайся держать свои эмоции при себе.
Дику вдруг стало безумно стыдно. Он ведет себя как ребенок, которого легко вывести из себя всего одним словом! Нужно контролировать себя, иначе он может все провалить.
- Ладно, к делу. В гости к послу ты поедешь через три дня. Вот это, - Савиньяк взял со стола пакет, - письмо от Альдо Ракана, который заверяет императора Дивина в своей дружбе. А теперь слушай и запоминай…
Домой Ричард вернулся поздним вечером. После долгого подробного обсуждения предстоящего визита к гайифцу он весь день разбирал и сверял донесения полковых интендантов. Уже второй день Дикон корпел над бумагами, но впереди оставалось не меньше половины. В передней его встретил Хуан, осведомившийся, подавать ли ужин. Ричард подумал мгновение и спросил о Рокэ, на что получил ответ, что соберано еще не вернулся. Разочарованно вздохнув, Дик сказал, что не будет его дожидаться. Уже хотел подняться к себе, но Хуан протянул ему письмо и сказал, что его принес чей-то слуга еще утром. Ричард поблагодарил и взял сложенный пополам и запечатанный листок. Войдя в комнату, он с удивлением повертел в руках записку и сорвал печать.
Герцог Окделл!
Я была бы рада видеть вас завтра, в аббатстве Святой Октавии в полдень.
Катарина Ариго-Оллар.
Ричард бросил письмо в камин и улыбнулся. Уже очень давно он хотел поговорить с Катари, но никакой возможности для этого не было. А теперь она сама зовет его! Удостоверившись, что от записки остался только пепел, Дик быстро переоделся и спустился к ужину.
Давно пробило полночь, но Рокэ так и не вернулся. Дикон лежал, раскинувшись поперек кровати и задумчиво глядя, как пляшут, сходятся и перекрещиваются на потолке тени от одной маленькой свечи. Потолок был украшен лепниной в виде цветов и птиц, и в дрожащем неверном свете казалось, что они ожили и взмахивают крыльями, стараясь взлететь. Сон упрямо не шел, наверное, потому что сегодня было особенно тоскливо засыпать в одиночестве. Дик перевернулся на живот и уткнулся лицом в постель, втягивая носом воздух, но свежие простыни лишь едва заметно пахли цветами. Как хорошо было бы сейчас уложить подушку повыше, облокотиться на нее, пристроить голову на плечо Рокэ и попросить рассказать о чем-нибудь. И слушать, слушать, не важно, о чем – о морисках, давнишних сражениях или о том, как цветут гранаты в Кэналлоа, а потом незаметно задремать, и сквозь сон чувствовать, как Алва осторожно укладывает его и сам ложится рядом, обнимая и мягко прижимая к себе. Да только нет его сейчас рядом, у него столько дел, что он порой проводит ночь во дворце. Ричард бросил взгляд на свечу, от которой уже остался маленький огарочек, и загадал, что если Рокэ не вернется, пока она горит, то он закроет глаза и постарается заснуть.
Все утро Ричард мучительно придумывал повод, чтобы попросить Савиньяка отпустить его на пару часов. В конце концов он решил ничем не объяснять свою просьбу, надеясь, что маршал сочтет, что у его адъютанта есть достаточно веские причины проситься в увольнение. Так и произошло, и незадолго до полудня Дикон подъезжал к аббатству Святой Октавии, беспокойно озираясь по сторонам. Казалось, что здесь ничего не изменилось за прошедшее время. Так же отворилась маленькая калитка, та же женщина со строгим лицом провела его в маленький садик. Разница была лишь в том, что сейчас сад был голым и неживым, а тогда здесь цвели гиацинты. Было очень тихо и Дик, оглядевшись, направился к скамейке. Сел, и в памяти невольно возник последний их разговор, произошедший здесь. Ужасные слова, звучавшие как обвинения, как проклятие. Они не могли, не могли быть правдой! Рокэ – не такой. Но королева Талига не может лгать. И она молилась за Алву, пока он был в Багерлее, отказалась выступить против него на суде. А тогда в ней просто говорили обида и боль, ведь ее братья оказались в тюрьме практически по воле Алвы. Совершенно не хотелось верить в то, что между Рокэ и Катари есть место ненависти.
Послышались шаги на каменных плитах дорожки и шорох платья. Дикон торопливо вскочил и сделал несколько шагов навстречу и почувствовал, что не может сдержать радостной улыбки. Одетая в светлый плащ, удивительно шедший к ее волосам, Катарина выглядела совсем юной. Она улыбнулась в ответ и протянула Дику руку. Он осторожно взял за тонкую ладонь и чуть коснулся губами хрупких пальцев.
- Ричард, я так хотела увидеться с тобой с самого твоего приезда… Робер рассказал мне о том, как устроил вам с герцогом Алва побег. Расскажи мне, что было дальше!
Дик указал головой в сторону скамейки и сказал:
- Это очень долгий рассказ, и, наверное, лучше я начну с самого начала.
Он стал говорить о том, как оказался в Багерлее по ложному обвинению, как его судили вместе с Рокэ, а потом у него началась лихорадка. На лице Катари мелькал испуг, сменяющийся изумлением, а, когда Ричард дошел до момента, когда они оказались в лесном убежище, Катари вдруг прервала его и переспросила срывающимся голосом:
- Так, значит, герцог Алва… ухаживал за тобой, когда ты был болен?
- Да…
- Создатель! Знаешь, Дикон, иногда я с ужасом думала, что в нем не осталось ничего человеческого, и ведь в этом виновата я! И каждый раз, когда я понимаю, что ошибаюсь, я благодарю Создателя. Но прошу тебя, продолжай.
О днях, проведенных в Эпинэ, Ричард едва упомянул, обрисовав лишь парой фраз, и сказал, что потом отправился к маршалу Савиньяку. Он очень надеялся, что Катарина не заметила его внезапного смущения, но она, кажется, была так захвачена его рассказом, что ни на что не обращала внимание. Наконец, он закончил свое повествование и перевел дух. Катари расправила на коленях вышитый платок, который во время рассказа непроизвольно сжимали ее пальцы, и вздохнула.
- Как хорошо, что весь этот ужас закончился. Теперь мои дети со мной, но я по-прежнему так одинока. Ричард, ты бы знал, как это отвратительно – видеть изо дня в день этих лицемерных, вечно лебезящих людей! Половина из них – глупцы, а половина – мерзавцы.
- Катари, я все понимаю! Я написал в Надор и надеюсь, что Айрис скоро приедет.
- Спасибо тебе. Твоя сестра стала мне почти родной за это время, без нее я чувствую себя особенно тоскливо, она такая искренняя и смелая, - Катарина вдруг сжала губы и грустно усмехнулась, - в Окделлах я всегда находила поддержку и утешение, в вашем отце, в тебе, в Айрис. Ричард, однажды я уже задавала тебе этот вопрос, но спрошу еще раз. У тебя ведь нет своего особняка в Олларии, и я знаю от моего кузена Робера, что герцог Алва пригласил тебя в свой дом. Скажи, вас с ним по-прежнему не связывают никакие отношения?
Голос Катарины дрожал, и она напряженно всматривалась в лицо Дика. Платок выскользнул из ее рук и упал прямо в грязь, но она даже не заметила этого. Дикон замялся, с ужасом понимая, что он должен солгать этой женщине, просто не имеет права сказать правду. Это обесчестит его в ее глазах, и она перестанет считать его своим другом. Он, Ричард Окделл, сможет это пережить, но каково будет Катари? У нее так мало близких друзей, и она может совсем перестать верить людям. А Айрис? Вдруг она не захочет ее видеть после его признания? Все эти мысли стрелой пронеслись у него в голове и, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и чуть удивленно, Ричард ответил:
- Герцог Алва больше не мой эр, но, зная о моем положении, он любезно пригласил меня к себе. И между нами действительно ничего нет, я вижу его очень редко.
Катари прикрыла глаза, сжала пальцами виски и глубоко вздохнула:
- Дикон, прости меня за эти подозрения. Но я очень боюсь за тебя… Все, кто волей судеб оказываются рядом с Алвой, становятся несчастны. Я знаю, о чем говорю, так случилось очень со многими – чем дальше она говорила, тем тише становился ее голос, переходивший в сбивчивый шепот.
- Катари, все хорошо, правда. Герцог Алва просто помог мне, назначил меня адъютантом к маршалу Савиньяку – Дик словно себя уговаривал поверить в это, потому что в словах королевы было что-то пугающее и тревожное.
- Да, конечно, я все понимаю. Но другие – не поймут, - Катарина заговорила тверже и посмотрела Ричарду в лицо, - когда ты был еще оруженосцем Первого Маршала, весь дворец был наполнен грязными сплетнями. Я боюсь, что это может повториться, но я не хочу, чтобы эта мерзкая, низкая ложь коснулась сына Эгмонта! Ричард, прошу тебя, будь осторожен, старайся ничем не подать повода для домыслов. Я боюсь даже представить, что это может затронуть и Айрис, а она ведь так чиста и невинна.
Дикон постарался вложить в свой голос как можно больше уверенности и проговорил:
- Никаких сплетен не будет, Катари. О том, где я живу, кроме тебя и Робера знает только граф Савиньяк. Больше у меня друзей в Олларии нет, и приглашать в гости мне некого.
Катарина слабо улыбнулась, и Дик с облегчением добавил:
- Мне нужно идти. Я с трудом отпросился со службы, и…
- Да-да, конечно! Дикон, я очень благодарна тебе за эту встречу… а теперь иди, я не буду тебя больше задерживать.
Когда Ричард вернулся из аббатства, Савиньяка не было, и юноша, обрадованный тем, что ему не придется отвечать ни на какие вопросы, с удвоенной силой принялся за работу. Через несколько часов ему удалось, наконец, покончить со всеми рапортами и складскими описями, о чем он и доложил вернувшемуся маршалу. Лионель, судя по всему, остался доволен проделанной работой и даже отпустил Ричарда, сказав, что на сегодня дел больше нет.
Когда впереди показался особняк Алва, Дикон принялся тревожно всматриваться в окна и, заметив свет в кабинете Рокэ, едва не засмеялся от радости. Не видеть его целые сутки было почти невыносимой пыткой, и теперь он не хотел терять ни одной минуты.
Поднимаясь по лестнице, Ричард вспомнил утренний разговор с королевой. Все же он был прав в своем решении солгать, хотя это и низко. Катари – женщина, хотя и самая прекрасная из всех, она просто не сможет понять, никогда не поймет истинной сути этого чувства, заставившего его однажды забыть себя, а потом обрести заново. Он никогда не задумывался о том, что любовь его греховна и все происходящее – неправильно. Пусть даже так! Он счастлив, и порой в глазах Рокэ ему видятся отсветы этого счастья, а остальное давно перестало быть важным.
***
Каждый раз корчит из себя умирающего лебедя, но на самом деле – настоящая закатная кошка. Оставьте заламывание рук и томные позы для семнадцатилетних юнцов, Ваше Величество! А мы с вами знакомы далеко не первый год. Мне начинает надоедать каждый раз разыгрываемая вами мистерия о попранной невинности.
Раздался негромкий стук, и герцог Алва хмуро посмотрел на дверь. Затем отставил в сторону бокал и поднялся.
Дик толкнул дверь в кабинет Алвы и с удивлением понял, что она заперта. Рокэ уже давно не запирался. Но вот послышались шаги и скрежет ключа в замке. Открыв дверь, Ворон шагнул в сторону, молча позволяя Ричарду войти. Дикон быстро окинул взглядом кабинет: на столе бокал и кувшин с вином, рядом початая бутылка, еще одна валяется на полу. Он обернулся к Рокэ, тревожно вглядываясь в его лицо.
- Что-то случилось?
- С чего ты взял?
- Ты пьешь один, запершись.
- Просто устал, Каро – усмехнуться и растрепать пушистые волосы. Удивительно, как он научился подмечать любые мелочи, связанные с тобой, но наверняка по-прежнему не заметит подкравшегося убийцу.
Глупый, искренний мальчишка. А в глазах снова мелькает страх. Когда-то это был страх перед проклятым Вороном, и к нему примешивалась жгучая ненависть. А сейчас он боится, что переступил грань дозволенного. Дурачок.
Ричард сделал еще один маленький шаг вперед и теперь стоял почти вплотную к Рокэ, а в голове судорожной вереницей летели мысли. Заговор? Война? Или, действительно, он просто очень устал от государственных забот и настырных придворных? Неважно, что, важно, что ему плохо, он злиться и заливает злость вином. Дик осторожно прижался грудью к груди, склонил голову на плечо Рокэ, прислушиваясь к размеренному дыханию. Он ничего не расскажет, но… вдвоем им лучше, чем поодиночке, правда же? Ричард на пробу прихватил губами кожу на шее Алвы, но потом передумал и просто уткнулся лицом в мягкий ворот рубашки, торопливо и чуть неловко обнимая.
Когда он поверил в то, что он, Ричард Окделл, для Рокэ Алвы нечто большее, чем просто любовник? Кажется в ту ночь, когда проснулся оттого, что предплечье что-то коротко обожгло. Открыв глаза, Дикон понял, что это капля воска со свечи, которую держал в руке Алва. И от того, как он склонился над ним, от внимательного и ласкового взгляда прищуренных глаз защемило сердце. Дик потянулся было что-то сказать, поцеловать, но понял – это лишнее. И просто смотрел, как в темных зрачках отражается огонек свечи и слушал, как невидимый маятник в голове отсчитывает секунды. А потом Рокэ задул свечу.
Вот опять, сделав маленький шаг вперед, едва удержался от того, чтобы не отступить на два назад. Стоит в нерешительности и, затаив дыхание, ждет, что ты вот-вот его оттолкнешь. Но ты ведь не оттолкнешь, верно? Потому что это вдруг оказалось крайне болезненно – видеть в глазах оттенка зимних сумерек почти детскую обиду и горькое изумление.
Алва осторожно высвободился из объятий и вернулся в свое излюбленное кресло. Улыбнулся, словно бы своим мыслям, и просто сказал:
- Иди ко мне.
Притянул к себе на колени и обнял. Как в самый первый раз. Поцеловал в макушку и то ли вздохнул устало, то ли втянул запах чисто вымытых волос. Губы заскользили по лицу, просто легонько гладя, а руки легли на плечи. Не удерживая – куда ты побежишь от своего счастья, лишь напоминая: «не бойся, не оттолкну».
- А теперь поцелуй меня – и близко-близко огромные, ждущие глаза.
Сколько было поцелуев за эти недели? Казалось, он наизусть выучил, какими могут быть губы Рокэ – безжалостными, страстными, чуткими, обжигающими. Оказалось – могут быть и такими. Такими… покорными? И еще оказалось невыносимо сладко целовать его вот так – самозабвенно и неторопливо, ловя каждый вздох и не думая ни о чем, просто отдавая свое тепло. И вдруг Дик едва не отпрянул от неожиданного прикосновения: сильные пальцы почти мгновенно расстегнули ремень и скользнули за пояс, от чего по телу пробежала колючая дрожь, а за ней потек по жилам вязкий жар.
- Рокэ, идем в спальню… - голос сорвался на беспомощный стон, но Алва лишь сильнее обнял его другой рукой и прошептал требовательно:
- Не останавливайся.
Ричард снова приник к губам Алвы, обхватил его руками за шею и приподнялся, двигаясь в такт медленной дразнящей ласке. Единственное, чем Дикон мог ответить, это еще сильнее впиваться в подставленные губы, превращая поцелуи в укусы, так, что самому не хватало дыхания, и почти безотчетно сжимать в кулаке смоляные пряди.
Наконец, Рокэ отпустил его, заставляя встать, поднялся сам и подтолкнул юношу к стене. Дик понял, торопливо сбросил остатки одежды, встал, самым бесстыдным образом расставив ноги, и выгнулся навстречу, потому что не было уже никакой возможности сдерживать желание. Уткнулся лицом в скрещенные руки и вцепился зубами в запястье, с трепетом ожидая, что Алва возьмет его без подготовки. Да полно! Кажется, еще несколько секунд, и он начнет умолять об этом. Но Рокэ, похоже, решил сегодня измотать его. Обнял, на мгновение прижавшись всем телом, и прошептал куда-то в затылок:
- Стой смирно!
И вдруг опустился на колени, приникнув горячим, влажным языком к раскрытому входу. Дик вздрогнул и коротко застонал от этой невероятной, безумной ласки, еще больше выгибаясь, и закричал в голос, когда Алва накрыл рукой его плоть.
Он нес какую-то чепуху, полнейшую несуразицу, вздрагивал всем телом, но помнил о приказании не шевелиться и лишь бессильно мотал головой. Закричать бы на весь мир: «Рокэ!», чтобы даже там, за пределами земли узнали, что нет для него никого ближе, родней и любимей, чем этот безумный человек, Рокэ, Рокэ! Рокэ…
Открыв глаза и немного придя в себя, Дик понял, что так и стоит, прижавшись лбом к резной деревянной панели, а Ворон обнимает его сзади, и его дыхание щекочет мочку уха. Развернувшись в кольце рук, Ричард с удовольствием отметил распухшие от поцелуев губы, рассмеялся тихонько и озорно чмокнул Рокэ в нос. Потом уперся ладонями в грудь, заставляя сделать шаг назад, и опустился перед ним на колени. Подаренное небывалое, незнаемое прежде наслаждение было столь острым и упоительным, что хотелось отдариться тем же, осыпать самыми нежными ласками, вновь сказать о своей любви, на этот раз на языке тела. Дик почувствовал, как на затылок опустилась сильная ладонь, положил руки на бедра Алвы и уверенно подался вперед, каким-то шестым чувством угадывая нужный ритм, чутко лаская враз напрягшееся тело так, что каждое его прикосновение вызывало сдавленный стон. Голова кружилась от нового пронзительного ощущения, сознания того, что он не подчинялся, а предугадывал желания любовника, впервые был не ведомым, а ведущим. Ричард поднял глаза, и сердце часто и громко заколотилось провалившись куда-то вниз, когда он увидел искаженное сладкой судорогой лицо Рокэ, чуть не до крови закушенные губы и разметавшиеся по плечам волосы…
Бокал опрокидывается, темное пятно растекается по столу, подбирается к краю и льется на пол тоненькой струйкой.
- Герцог, что это с вами сегодня? Уж не лихорадка ли?
Да, у него все еще дрожат руки, и ноги кажутся деревянным, и это, действительно, почти лихорадка. Только причина этой лихорадки полулежит на ковре возле камина, подперев голову рукой, и насмешливо смотрит на него. Дик упрямо снова налил вино и осторожно опустился рядом с Алвой. Протянул ему бокал, а сам лег на спину, вытянулся, подложив руки под голову, и закрыл глаза.
- Ты что же, собираешься спать прямо здесь?
- Угу – какая, в сущности, разница, где…
- Ну нет, так не пойдет. Поднимайтесь, сударь!
От близости огня неодолимо клонит в сон, так, что даже говорить невероятно тяжело. Остается только отрицательно помотать головой. Но давно бы уж пора выучить, что с Рокэ спорить бесполезно. Сильные руки подхватывают его и несут куда-то. Главное, чтобы в этом где-то тоже был жаркий камин…
Утро – день – вечер, утро – день. Время пролетело незаметно, и наступил вечер, назначенный для встречи с гайифским послом. Поразмыслив, Ричард решил, что заедет домой, прежде чем отправляться с визитом к гайифцу. Ведь не может он повсюду носить с собой опасное письмо, да и сменить запылившийся мундир на светское платье не помешало бы. Переодевшись, Дик торопливо спустился вниз, опасаясь столкнуться с Алвой, который мог уже вернуться из дворца, и отправился в посольство.
У дверей особняка его встретил слуга, спросивший, как о нем доложить. Ричард вздернул подбородок и высокомерно заявил, что прибыл с частным визитом, и господин посол ждет его. Называть свое имя лишний раз не следовало. Через несколько минут ожидания вернувшийся слуга молча взял у Ричарда плащ и провел его в кабинет, тонувший в полумраке. Окна были закрыты плотными шторами, и свет исходил лишь от камина и нескольких свечей на столе. Тем лучше, нужно еще постараться сесть так, чтобы на лицо падала тень.
- Добрый вечер, господин посол.
- Герцог Окделл! Очень рад, очень рад! Прошу, присаживайтесь.
Ричард опустился в глубокое кресло и выжидающе посмотрел на посла. Лионель посоветовал не начинать беседу самому, а предоставить это павлину.
- Не будет ли бесцеремонностью с моей стороны поинтересоваться, как обстоят у вас дела на службе? – Гамбрин позвонил в колокольчик, а сам с вежливым интересом уставился на юношу.
- Сейчас все спокойно, и я могу пожаловаться только на скуку, – Дик неопределенно пожал плечами.
- Только ли на скуку? – посол многозначительно растянул тонкие губы в улыбке и продолжил медленно, словно подбирая слова, - мне казалось, что Повелитель Скал не должен довольствоваться должностью адъютанта, а место коменданта города больше соответствовало его статусу и способностям.
- Я надеюсь, что очень скоро все… встанет на свои места.
- И вы, конечно, этому собираетесь поспособствовать?
- Я принес клятву верности моему королю, и не собираюсь ее нарушать. Альдо – истинный король Талигойи.
Вошел слуга с подносом, на котором стояло вино и фрукты. Ричард прикусил губу и нахмурился – пить в этом доме совершенно не следует.
- О, это очень похвально, особенно сейчас, когда его положение так… неоднозначно.
- Неоднозначно, да. Но это не значит, что его позиции намного слабее олларовских прихвостней – Дик поморщился, словно ему было противно думать о тех, кто сейчас оказался у власти, и взял в руки бокал, но пить не стал.
Решив, что тянуть больше не имеет смысла, он достал из-под камзола письмо, составленное Савиньяком. и молча положил его на стол. Гамбрин с глубочайшим интересом посмотрел на пакет, запечатанный печатью со Зверем Раканов, поднял взгляд на Ричарда, словно ожидая пояснений, и протянул морщинистую ладонь к бумаге. Несколько минут он читал, наклонившись к огню и подслеповато щуря глаза. Содержание послания Дику было известно, и он гадал, о чем в первую очередь спросит гайифец. Наконец, тот отложил письмо и широко улыбнулся.
- Я думаю, император будет очень рад, когда получит эту эпистолу. В свою очередь, я хочу вручить вам письмо, в котором мой император Дивин заверяет Альдо Первого в своей искренней дружбе. Надеюсь, что союз Гайифы и Талигойи принесет немало побед обоим нашим государствам. Герцог Окделл, я предлагаю выпить за будущий успех!
Звякнули бокалы, Ричард пригубил вино и отставил бокал, ожидая, что еще скажет посол.
- Герцог, вы ведь осведомлены о планах вашего сюзерена… сейчас, как я понимаю, он собирает собственные силы…
Ричард тут же подхватил:
- Да, Альдо сейчас в Алате. Когда Гайифа начнет боевые действия, основные силы Олларов будут вынуждены покинуть центральные области, и путь к столице окажется свободен. Альдо выступит в Эпинэ, там осталось немало верных ему эориев, и к столице придет огромная армия! Ворону не останется ничего, кроме как сдать город – Дикону самому было смешно от своих слов, он прекрасно помнил, как Алва выиграл варастийскую кампанию, находясь в полнейшем меньшинстве.
- Воистину, нет решения изящнее, чем самое простое. Но для исполнения этого плана понадобится точная координация действий союзников, иначе все усилия могут пропасть втуне. Кроме того, успех всегда зависит от степени осведомленности о намерениях противников.
Ричард невольно улыбнулся, потому что павлин, сам того не зная, практически повторил слова Савиньяка, но Гамбрин истолковал его улыбку по-своему.
- Вы, в силу своего положения, - посол склонил голову и дернул уголком губ, что, по-видимому, должно было означать улыбку, - можете легко получить необходимые нам сведения, не так ли?
В силу своего положения… какого именно положения, господин посол? Да, Савиньяк был абсолютно прав… Дикон сжал зубы и снова взял со стола бокал, выдерживая паузу, чтобы погасить совершенно несвоевременную вспышку ярости. Перевел взгляд на один из пейзажей, украшавших стены кабинета, и произнес:
- Возможно. Во всяком случае, я постараюсь сделать все необходимое для того, чтобы мой сюзерен занял по праву принадлежащий ему трон – голос прозвучал хрипло, но пускай. Ему все равно, что еще подумает подлый сморчок.
- Прекрасно. У меня есть еще один тост. Давайте выпьем за верность и преданность высоким целям!
Ричард выпил совсем немного, но голова уже слегка начала кружиться, а в словах посла почудилась насмешка. Пожалуй, хватит на сегодня. Что бы гайифец не сказал, а ему, кажется, в любом слове будут мерещиться оскорбительные намеки. Дик демонстративно глянул в окно, за которым уже совсем стемнело и медленно поднялся.
- Пожалуй, мне пора. Благодарю за приятный вечер, господин посол.
- Надеюсь, он будет не последним?
- Само собой. Всего хорошего – Ричард наклонил голову в знак согласия и повернулся к двери.
Вернулся домой он в отвратительнейшем настроении. Савиньяк был прав, когда, еще давно, сказал, что политические игры – крайне грязное дело. Теперь Дикон это в полной мере ощутил на собственной шкуре. Радовало лишь одно: цель, которую они преследовали, грязной назвать было никак нельзя. Впрочем, от этих унылых мыслей юноша отвлекся довольно быстро.
Утром за завтраком Алва неожиданно спросил:
- Дикон, тебе еще не надоело копаться в штабных бумажках?
- Нет… - о чем это Рокэ?
- Западная армия, вероятно, скоро покинет Олларию. Ты можешь подать рапорт о переводе в королевскую гвардию уже сейчас, я думаю, Лионель не будет возражать.
- Я не понимаю, почему я должен просить перевода? – Дик недоуменно посмотрел на Алву.
- Ричард, я, кажется, уже сказал, что Савиньяк с армией уйдет из столицы, или ты вдруг стал хуже слышать?
- Я понял, но… - Дикон замолчал в замешательстве.
Он прекрасно понимает, что скоро будет война, даже догадывается, где именно. И только сейчас он осознал до конца всю суть этого факта: им с Рокэ придется расстаться, потому что он больше не Первый Маршал, а регент, и должен быть в столице. Но выход есть: Дик просто должен перейти в гвардию, и тогда он останется в Олларии. Но как же тогда начатое ими с Лионелем дело? А ведь Рокэ нельзя об этом говорить, так приказал Савиньяк, да и сам Ричард твердо решил, что ничего не расскажет, пока не добьется успеха.
- Я не буду этого делать. Если начинается война, почему я должен отсиживаться в столице, будто трус?
- Вы так соскучились по боевым действиям?
- Можете считать, что так. Я останусь в армии – Дикон упрямо вскинул голову и посмотрел Рокэ в глаза. Блеск и холод стали, но… ведь он просто не хочет его отпускать?
- Я не считаю это необходимым. Если не хочешь сам, я лично поговорю с Лионелем – Алва отодвинул тарелку и собрался подняться из-за стола.
Ричарда внезапно захлестнула обида, он торопливо вскочил и шагнул к Рокэ.
- Я не позволю вам решать за меня, что мне делать! Я больше не ваш оруженосец!
Алва прищурился и, окинув Дика взглядом, проронил:
- Как угодно – повернулся и неторопливо вышел, показывая, что разговор окончен.
Слова, показавшиеся пощечиной, остались висеть в воздухе. Ричард со злостью стукнул кулаком по столешнице. Он не может ничего объяснить, но и Рокэ ведет себя так, словно он – его собственность. На мгновение захотелось броситься вслед за ним, сказать что-то примиряющее, но Дик пересилил себя. Если он это сделает, то получится, что он, действительно, всего лишь игрушка.
Глава 8
Весь день прошел для Дика как в тумане. На службе он был совершенно рассеянным, чем вызвал крайнее неудовольствие Савиньяка, который не любил повторять приказы дважды.
Ричард сегодня вряд ли был способен внятно рассказать о своем визите к Маркусу Гамбрину, и Лионель, поняв это, не стал задавать ему вопросов. В конце концов, день-два можно и подождать, к тому же нельзя исключать возможность того, что предатели есть и среди ближайших офицеров. А маршал и адъютант, подолгу беседующие наедине, выглядят весьма неоднозначно. Учитывая, что за Ричардом следят, совсем необязательно наводить гайифца на мысль, что о своих с ним встречах герцог Окделл докладывает маршалу. А от парня все равно сегодня никакого толку не добиться, рассудил Савиньяк, мрачно глядя на Ричарда, уже четверть часа разбирающего депеши разной степени важности. Обычно ему на это хватало пяти минут.
Ричарду стоило большого труда сосредоточиться на том, что он делает. В голове вертелись обидные слова, брошенные Алвой утром. А, собственно, что в них такого обидного? Рокэ не хочет его отпускать, и нужно этому радоваться, да только не получается. Дик убеждал себя, что так было и будет, Рокэ всегда все решает сам. Но… только почему он решает за него? Как будто Ричард ребенок, не понимающий, что ему нужно. Обида, злая, как кошка, царапала изнутри. Алве хочется, чтобы любовник всегда был рядом… да, именно любовник, а не Ричард Окделл, Повелитель Скал, у которого есть гордость и, в конце концов, долг перед Талигом! Он будет презирать себя, если согласится отсиживаться в столице во время войны. Но разве Ворону есть дело до его чувств? Дик с досады так рванул печать с письма, что едва не порвал бумагу, чем заработал неодобрительный взгляд штабного писаря.
С наступлением вечера обида и негодование сменились растерянностью. Вот он вернется домой, увидит Рокэ, и… что? А если тот посмотрит на него, как на пустое место, или задаст какой-нибудь язвительный вопрос? Или просто положит перед ним подписанный приказ о переводе. И неизвестно еще, что из этого хуже. Дик передернул плечами, отгоняя неприятные мысли, и подтянул по ближе к себе карту Эпинэ.
Он с радостью остался бы в штабе до утра, но Савиньяк, заглянув в кабинет и увидев Ричарда, в одиночестве шуршащего бумагами, выпроводил его, заявив, что завтра ему понадобится выспавшийся и способный быстро соображать адъютант. Дикон поехал домой самой длинной дорогой и долго кружил по узким улочкам, прежде чем свернуть к особняку Алвы. Войдя в дом, он, стараясь придать своему голосу самый будничный тон, спросил, вернулся ли соберано. И облегченно выдохнул, узнав, что тот еще не приехал. Ричард так и не решил, что скажет Рокэ, увидев его, да и стоит ли что-то говорить? Наскоро поужинав, Дик отправился спать. Как бы там ни было, а завтра Савиньяк потребует от него подробного отчета, и нужно хорошенько выспаться, иначе он опять будет зевать и мямлить, не в состоянии связать двух слов.
Ричард проснулся рано. Было очень тихо, даже за окном не раздавался привычный утренний шум. Дикон повернулся, потягиваясь спросонья, и зажмурился на миг от неожиданности. Рядом с ним, вернее, не рядом, а отодвинувшись на другой край кровати, спал Рокэ. Когда он пришел? Ночью? Ричард осторожно, чтобы ненароком не разбудить Алву, поднялся и принялся одеваться.
А что, если Рокэ думал, что он ждет его? Может быть, не засни Ричард, они поговорили бы и помирились. А теперь Алва будет думать, что Дика совершенно не волнует то, что произошло утром, что ему наплевать.
Дикон обернулся к кровати и закусил губу. Рокэ лежал на спине, закинув одну руку за голову, волосы разметались по подушке, а тонкий батист рубашки обрисовывал линии тела. Как же он мечтал, засыпая вчера, привычно проснуться в объятиях Рокэ, забыв про ссору. Но ведь можно прижаться сейчас, обняв поперек груди, или даже… И просто сделать вид, что ничего и не было.
Дик нервно сглотнул и торопливо застегнул колет. Ну, уж нет! Он ведь даже прикоснуться к тебе не захотел, так на что тут надеяться? Ни за что Ричард не подойдет, не заговорит первым. Выходя за дверь, и украдкой оглянувшись, юноша тоскливо подумал, что, наверное, нужно приказать приготовить его старую комнату.
***
- Ричард, доброе утро, - Савиньяк ответил на приветствие и продолжил, - мне нужно, чтобы ты сегодня закончил разбираться с картами. Идем, у меня есть несколько замечаний.
Вокруг было довольно много народу, и маршал говорил громко и отчетливо. Ричард кивнул и последовал за ним. Раз Лионель ненавязчиво дал понять всем, что они с адъютантом собираются посвятить время корпению над штабными картами, значит, на самом деле, разговор пойдет о куда более важных вещах, это Дик подметил давно.
- Итак, павлин был доволен нашими предложениями? – маршал, во время рассказа ходивший по комнате, остановился и обернулся к Дику.
- Он очень обрадовался.
- Обрадовался или изображал радость?
- Мне кажется, он был доволен, - осторожно начал Ричард, - но старался показать это больше, чем есть на самом деле. Он слишком много улыбался и говорил.
- Правильно. Он ведь считает тебя круглым дураком и потому не снисходит до тонких дипломатических игр. Постарайся не разуверить его в этом. Судя по ответу Дивина, рыбка заглотила наживку. Теперь наша цель удержать ее. Начинается самое главное. Деньги Гамбрин тебе еще не предлагал?
- Нет, он решил, что я на все готов пойти ради Альдо.
- Прекрасно. Продолжай в том же духе, и побольше огня в глазах. К следующему твоему визиту к Гамбрину мы постараемся подготовить подарок для павлинов. Думаю, для этого придется снова вмешаться Эпине и обсудить с послом некоторые детали вашего заговора. Все-таки плохо, что разговор у вас вышел не слишком длинным, Ричард, ты мог бы вытянуть из него что-нибудь интересное.
- В следующий раз я обязательно постараюсь, - пробормотал Дик, смутившись.
- Постараешься, - согласился Лионель, - но ты все равно молодец.
Обязательно постарается. Первый шаг сделан, и теперь можно идти только вперед и вверх, иначе упадешь и разобьешься. Опыта ему не хватает, причем очень сильно. И это плохо, о многом придется догадываться самому. Но парень, действительно, молодец. Хотя бы в том, что не увлекается, в геройство не играет, а потому силы свои не переоценивает. Знает свои слабые места. Похоже, время проведенное рядом с Алвой, кое-чему его научило. Мог ведь напиться и даже не заметить, павлин наверняка в таких делах мастер. Вовремя уйти тоже надо суметь.
- Можешь идти, Дик. Да, с картами – к Айхенвальду, у него, действительно, есть пара вопросов.
Когда Ричард ушел, Лионель сел в кресло и заложил руки за голову. Дивин выставил условие, что перейдет границу Талига только в том случае, если будет полностью осведомлен о численности, расположении и намерениях талигойской армии. И он слишком явно намекает, что в этом полностью полагается на верных Его Величеству Альдо людей. Лучшего нельзя было и ожидать. Теперь придется очень хорошо поработать, смешивая правду с выдумкой так, чтобы Дивин до последнего не усомнился в истинности полученных сведений.
***
Дик вышел от Савиньяка едва ли не в припрыжку. Когда все это закончится, и он сможет рассказать Рокэ, тот больше не сможет смотреть на Ричарда как на мальчишку, не способного ни на что. Вчерашняя обида незаметно отошла на второй план, Дикон с головой ушел в дела. Гайифец по-прежнему был ему противен, но мысль о том, что придется разговаривать с ним и улыбаться, больше не вызывала отвращения. Посол попался в расставленные Савиньяком ловушки, а в этом есть заслуга и Ричарда. В предстоящей войне Гайифа потерпит сокрушительное поражение, к чему он приложит все усилия.
Но постепенно радость от этой первой маленькой победы проходила. В голову настойчиво лезли воспоминания о последних вечерах, проведенных с Рокэ. Дикон начал сомневаться, что сможет сохранить гордое спокойствие при встрече, и не то, что не броситься в объятия, а даже не заговорить с Вороном… Ну нет, он уже давно не оруженосец, обязанный во всем слушаться эра!
В особняк Ричард возвращался все еще в приподнятом настроении. Но, въехав во двор и спешившись, он остановился как вкопанный, заметив, что Пако ведет на конюшню Моро. Значит, Алва приехал всего несколько минут назад. Странно, что они смогли разминуться. Помедлив секунду, Дик отдал плащ слуге и торопливо поднялся в библиотеку. Там он точно не столкнется с Рокэ, и можно будет спокойно подумать. Взяв наугад книгу с ближайшей полки, Ричард забрался с ногами в глубокое кресло, придвинул ближе к себе тяжелый канделябр и положил на колени книгу в дорогом кожаном переплете, оказавшуюся краткой историей Золотых Земель. Открыл где-то на середине и задумчиво уставился на гравюру, изображавшую коронацию кесаря Дриксен.
Если он будет продолжать бегать от Рокэ, ничего не изменится. Но с чего начинать разговор? И он же пообещал себе, что ни за что не пойдет мириться первым. Дик понял, что окончательно запутывается и с силой захлопнул книгу, словно это она была виновата в его злоключениях. Дверь приоткрылась, и заглянул слуга, осведомившийся, будет ли дор Рикардо ужинать. Ричард отрицательно помотал головой, есть совершенно не хотелось.
Свечи почти полностью оплавились, когда Дикон поднялся, разминая затекшие ноги. Он так и не придумал, что же ему делать, и понадеялся, что утром правильное решение само придет в голову. Где-то далеко часы пробили полночь. Глаза слипались, и Ричард отправился спать. Сначала он хотел провести ночь в библиотеке, но понял, что это не самая лучшая идея. Вот только он забыл попросить, чтобы приготовили его старую комнату. Оставалось лишь надеяться, что Рокэ у себя в кабинете или уже спит. Тогда нужно лишь тихо-тихо войти в спальню, лечь на самый краешек постели и постараться заснуть, не думая ни о чем.
Путь к спальне вел мимо кабинета Алвы, о чем Дик совершенно не подумал. Увидев свет, пробивающийся из-под двери, он зачем-то остановился, и сразу пожалел об этом, потому что почти тут же дверь распахнулась, и на пороге появился Алва, полностью одетый и в плаще. Увидев Ричарда, он усмехнулся и холодно спросил:
- Вы что-то хотели, юноша?
Дикон растерянно смотрел на Рокэ, а мысли в голове летели бешеным хороводом. Куда Алва собрался в такой час? Неважно, куда. Он уйдет, а Ричард снова останется наедине со своими мыслями и обидами. Снова не заснет до рассвета, а будет лежать, разметавшись по огромной пустой и холодной постели. И сами собой сорвались с губ слова:
- Я хотел поговорить.
- Да? Ну что же... – Алва круто повернулся и прошел внутрь, что, по-видимому, следовало считать приглашением.
Бросил перчатки на маленький столик, снял плащ и опустился в кресло. Дик остался стоять, лихорадочно соображая, что же теперь говорить. Ворон смотрел на него с легкой заинтересованностью, и Дикон отвел взгляд, кусая губы.
- Ну же, я жду.
- Я хотел сказать, что… - и вдруг понял. Посмотрел в глаза Алвы и, чувствуя, как щеки неумолимо краснеют, произнес, - эр Рокэ… Рокэ, я не могу так… я не могу просить перевода в столицу, потому что я Человек Чести. И пусть для тебя это пустые слова, но… - Ричард замялся, подбирая слова. Нужно объяснить, так, чтобы Рокэ понял: он не хочет быть в его глазах всего лишь игрушкой.
Алва стремительно поднялся и шагнул к нему.
- Ну, хватит. Иди сюда – взял за плечи, привлекая к себе и находя губами губы.
Дик попытался отстраниться и торопливо заговорил снова:
- Рокэ, подожди… ну послушай!
- Не говори ничего. Не хочу ничего сейчас слышать, ясно? – хрипловатый шепот куда-то в шею.
Ричард уперся ладонями ему в грудь и снова постарался вывернуться из объятий. Алве достаточно того, что он пришел сам. Можно уже ничего не говорить, все само собой становится на места. Но ведь он хотел не только этого! Дик отступил на несколько шагов, наткнулся спиной на стену и вскрикнул отчаянно:
- Я не игрушка! Пойми…
И снова Рокэ не дал ему продолжить, железной хваткой стиснул запястья, придавливая юношу к стене, нетерпеливо вжимаясь в него горячим телом, покрывая короткими голодными поцелуями лицо и шею. Ричард лишь мотал головой, чуть слышно повторяя:
- Пойми, ну пойми же…
Что он говорит, что просит понять? Слова давно потеряли смысл. Это просто набор звуков. Есть только огненный вихрь, лишающий воли. Дикон открыл глаза и вдруг увидел все происходящее словно бы со стороны. Это его тело отзывалось на такие привычные ласки, от которых подгибались колени, и по жилам разбегалось болезненное наслаждение, это с его губ готов был слететь первый глухой стон. Но он не чувствовал ничего, не слышал собственного срывающегося дыхания, он мог лишь смотреть. Рокэ на несколько секунд поднял лицо и заглянул Дику в глаза. Упрямая складка между бровей и искривившийся рот, а в глазах страсть, больше напоминающая ярость охотника, загоняющего зверя. Ричард испуганно дернулся, и странное ощущение пропало.
Немного саднило губы, а внизу живота сладко и мучительно ныло. Дикон судорожно всхлипнул и непроизвольно выгнулся, подаваясь вперед и чувствуя, что теряет равновесие. Руки давно уже были свободны, и Ричард вцепился в плечи Алвы, чтобы не упасть. Перед глазами в бешеной пляске кружили разноцветные, до боли яркие пятна, Дик зажмурился, со стоном уткнувшись Рокэ в плечо, но это не помогло. Алва понял его движение по-своему и настойчиво потянул юношу куда-то вниз. Кляксы, мельтешащие под веками, сменились золотистым водоворотом, обволакивающим, увлекающим в знакомую бездну, и Ричард облегченно вздохнул, окончательно уступая.
***
Робер краем глаза следил за Валентином, диктующим секретарю очередной циркуляр. Речь Придда была щедро пересыпана ссылками на разные статьи многочисленных кодексов и договоров. Для Робера все это было сродни дремучему лесу, в котором проще простого заблудиться. Трудно даже вообразить, как Валентин разбирается во всей этой каше.
Секретарь скрылся за дверью, а Придд пересел ближе к Роберу и произнес абсолютно бесстрастным голосом:
- Герцог Эпинэ, нам нужно решить один довольно формальный вопрос, а именно составить официальный обвинительный приговор по делу о восстании Ракана.
Робер выронил перо, которое бездумно крутил в руках, и удивленно уставился на Валентина. Тот, как ни в чем не бывало, продолжил:
- Насколько мне известно, зачинщиком бунта в Эпинэ стал бывший кансилльер Август Штанцлер, но его местонахождение в данный момент, к сожалению, неизвестно. Поэтому ему приговор будет вынесен заочно, также, как и Альдо Ракану.
Эпинэ, наконец, обрел способность говорить и не слишком вежливо перебил Придда:
- Валентин, к вашему сведению, бунт начался после моего появления в Эпинэ и при моем непосредственном участии, а с Альдо я знаком еще с Агариса.
- Герцог, согласитесь, выносить обвинения самому себе – по меньшей мере, странно – ледяной Спрут наклонил голову и чуть улыбнулся.
- А, ну да – согласился Робер. Потер висок и добавил – а еще надо не забыть про Айнсмеллера и Люра. Им тоже очень удобно выносить приговор. Давайте всех их приговорим к четвертованию! – закончил он с воодушевлением.
Валентин кивнул и снова улыбнулся уголком рта.
- В таком случае я подготовлю соответствующие бумаги, и мы вернемся к нашему разговору. Я все-таки не согласен с вашей кандидатурой на пост губернатора Придды. И, думаю, вы должны меня понять.
Эпинэ откинулся в кресле и проследил взглядом за своим помощником, выходящим из кабинета. Какой, к Леворукому, помощник! Придд почти все делал за него, а Эпинэ лишь подписывал составленные им бумаги, и мучительно пытался вникнуть в суть. Это удавалось все чаще, благодаря, опять же, Валентину, который ненавязчиво разъяснял Иноходцу особенно туманные пассажи из кодекса Франциска. Впрочем, иногда у них случались довольно жаркие споры, как, например, вчера, когда Робер полчаса доказывал Придду, что держать в бывших мятежных провинциях Эпинэ усиленные гарнизоны не только бессмысленно, но и вредно. Юный герцог долго стоял на своем, однако все же сдался под натиском веских аргументов. Но таких ситуаций, когда Робер действительно знал, как будет лучше, было немного. А еще Иноходцу очень нравилось то, что в последнее время настороженная отчужденность на лице Валентина стала сменяться если не симпатией, то чем-то на нее похожим.
***
- Нель, мне нравится твой план, но вот армия… Я пока так и не услышал, как ты собираешься быстро и при этом незаметно отвести ее к югу?
- Частями. Смотри, я все рассчитал, - Савиньяк придвинул ближе карту и отметил несколько точек монетами, - в ближайшие дни до наших гайифских друзей дойдут слухи, что в Надоре и Придде неспокойно, в связи с чем регент распорядился отправить туда части армии, чтобы держать ситуацию под контролем. Эти полки выступают из Олларии на запад и восток. Дойдя до Борна на западном направлении и Кошонэ на восточном, они поворачивают на юг и движутся к Тронко. На это уйдет месяц. Приблизительно в середине этого похода в верховьях Рассаны внезапно вспыхнет эпидемия, и все основные тракты будут перекрыты, так чтобы ни один купец или путешественник не смог выехать из Талига в Алат или Гайифу. В последнюю очередь из Олларии выходит оставшаяся часть армии и ускоренным маршем догоняет авангардные части. В Паоне при этом будут считать, что я веду войска в сторону Алата, где, как известно, собирает силы Ракан. Самое главное во всем этом плане – до последнего стараться сохранять секретность.
- Допустим, тебе это удастся, - Алва поднялся, обошел стол и достал из секретера новую бутылку вина, - неужели ты думаешь, что павлины окажутся настолько глупы? Когда вместо старых развалин и чистого поля они вдруг увидят хорошо укрепленные форты, - Рокэ сделал паузу, открывая бутылку и переливая вино в кувшин, и продолжил, - они наверняка задумаются, тебе так не кажется?
- Кажется. Но я надеюсь, это не помешает им угодить в нашу милую ловушку. Сам знаешь, насколько легко создать путаницу в войсках с помощью одного вовремя не переданного приказа. А большую часть ошибок гайифское командование с легкостью спишут на старого дурака дипломата, который ни разу в жизни не нюхал пороху, сидит в Олларии в теплом кабинете и прочее… ну ты понимаешь. К тому же, когда павлины заподозрят неладное, в любом случае будет уже поздно что-то менять.
Алва рассмеялся, взял одну из монет, служивших отметками на карте, и подбросил ее. Монета упала драконом вверх.
- Да, боюсь после этого господина Гамбрина будет ждать не самый теплый прием на родине. Но сначала все же придется поиграть с Гайифой в поддавки и сдать одну, нет, даже две приграничные крепости, чтобы дальше они уверенно полезли вперед, не думая об осторожности – Рокэ снова подобрал монету и положил ее рядом с гайифской границей, закрыв два кружочка, обозначавшие укрепленные замки.
Лионель с сомнением посмотрел на карту.
- Не слишком ли щедро?
- Ты ведь не считаешь слишком щедрым положить приманку в мышеловку?
- А люди? – упрямо ответил вопросом на вопрос Савиньяк.
- Командиры гарнизонов окажутся столь трусливы, что после первой же стычки предпочтут сбежать под прикрытием ночи, сдав крепости на милость врагу. А после Амбуаза перед павлинами будет лежать открытая дорога на Сортэн, куда они и двинутся. Именно туда, где будете поджидать их вы с Дьегарроном.
- Ну, а попав в окружение, им уже некогда будет рассуждать о том, куда подевался Ракан со своей сворой, и откуда, наоборот, взялась талигойская армия там, где ей быть не положено. После уничтожения этого победоносного гайифского войска, мы переходим Рассанну. Одновременно с этим наш посол в Паоне прекращает крики возмущения и спокойно дожидается от Дивина предложения заключить перемирие на выгодных нам условиях.
Разговор затянулся почти до полуночи, регент и маршал увлеченно обсуждали детали предстоящей кампании, споря и убеждая друг друга. Наконец, Лионель забрал поддельные карты, которыми не без основания гордился, и попрощался. Выходя из дома Алвы, он мысленно составлял приказы, которые уже завтра самые надежные люди повезут Дьегаррону.
Ричард лежал без сна. Рокэ с Лионелем уже несколько часов разговаривали, запершись в кабинете, наверняка обсуждая предстоящие сражения. Юноша поежился, несмотря на то, что в комнате было жарко натоплено, ему было зябко. Что-то будто сломалось в последние дни. Дикон снова начал чувствовать себя лишним и сторонился Алвы. Наверное, это было очень глупо, ведь на самом деле ничего такого не произошло. Если выкинуть из головы ту ночь в кабинете, то можно верить, что ничего не изменилось. Но тот взгляд, в котором не было чего-то привычного, теплого, забыть не получалось, он впечатался в память намертво. А было ли раньше это что-то? Может, он сам все себе придумал и жил в плену иллюзий, а теперь с глаз спала пелена? Но ведь… Дикон закрыл глаза, и в голове явственно прозвучал шепот: «Каро мио… каро…». Он никогда не спрашивал, что значат эти слова, но почему-то ласковое прозвище отзывалось в сердце безграничной нежностью. Неужели и это – его осбственная выдумка? Нет, так не может быть, не должно!
Его размышления прервал вошедший Рокэ. Не говоря ни слова, он сбросил одежду и лег в постель. Заложил руки за голову и уставился в потолок. Еще какую-нибудь неделю назад Ричард, не задумываясь, придвинулся бы к нему, удобно устроив голову на груди, но сейчас это почему-то казалось неуместным. Поколебавшись еще несколько мучительных секунд, Дик пробормотал:
- Спокойной ночи – и закрыл глаза.
***
Лионель отдал слуге плащ и повернулся к Ричарду.
- В данный момент мы создаем повод для еще одной сплетни о вас, герцог Окделл. Думаю, вы обратили внимание на человека, уронившего кошелек и долго собиравшего монеты неподалеку от ворот?
- Да, господин маршал. Вы полагаете, что он следил за нами?
- Я в этом уверен. Впрочем, это неважно. Я предлагаю поужинать и заняться делом.
Кабинет графа Савиньяка был совершенно не похож на кабинет Алвы, несмотря на ту же изысканную роскошь. Вместо кабаньих голов стены украшали старые портреты, на полу лежал холтийский ковер, и все было выдержано в темно-красных тонах. Лионель достал из потайного ящика стола карту, развернул ее и подозвал Ричарда.
- Смотри и запоминай. Это расположение наших войск, как его должны представлять себе в Паоне. Особенно обрати внимание вот на это, - Савиньяк отчеркнул ногтем кружок в верховьях Рассаны, - основные силы Дьегаррона стоят здесь, в Тронко располагается лишь штаб, понял? Этим гайифец будет интересоваться больше всего, как ты понимаешь.
Дик сел и придвинул к себе карту. В глаза сразу бросились детали, отличавшие ее от привычной штабной. Не было указано несколько крепостей возле южных границ, а расположение армий так и вовсе было изменено. Ричард наморщил лоб и сказал:
- Эр Лионель, мне было бы проще сравнивать с истинной картой и запоминать различия.
- Пожалуй, ты прав. Но, сам понимаешь, настоящей карты у меня здесь нет. Впрочем, ты ведь и не должен знать все детали на память, так что попробуем разобраться по этой.
Через час Савиньяк сложил карту и снова спрятал ее в стол. Дик потер начавшие болеть от напряжения глаза и спросил:
- Монсеньор, а когда вы составили эту карту?
Лионель усмехнулся:
- Этим я занимался всю последнюю неделю. Через день после твоего разговора с Гамбрином его навестил герцог Эпинэ, и от имени своего сюзерена, разумеется, выдвинул план предстоящей кампании, который они с послом с жаром обсуждали целый вечер. Судя по тому, что павлин почти не вилял и не ссылался на своего императора, Дивин полностью доверил ему ведение переговоров. Исходя из конечного плана, я и разработал карту.
Ричард вспомнил, как еще в самом начале Робер говорил ему, что не понимает, зачем Савиньяк старательно пытается развязать войну сейчас, когда Талиг и так ослаблен. Теперь Дик прекрасно понимал цель маршала: он шаг за шагом заманивал врага в умело расставленные ловушки, и виртуозность, с которой он это делал, восхищала, несмотря на всю рискованность.
- А теперь ближе к делу. Эпинэ пообещал послу, что ты достанешь для него карту приграничных крепостей, вот она – Лионель достал из потайного ящика шкатулку с замком, в которой оказалась целая стопка бумаг.
Выбрав одну, Савиньяк развернул перед Ричардом схематичный план южных приграничных районов с укреплениями. Эта карта была нарисована довольно грубо, от руки и на простой бумаге. Рядом с каждой крепостью были подписаны численность гарнизона и количество тяжелых орудий.
- Посол уговорился с Эпинэ, что ты добудешь для него сведения о южных укреплениях. И вот этот план ты с риском для себя три дня перерисовывал со штабных карт. Когда доставишь ее Гамбрину, он скажет тебе, что еще его интересует. Тянуть не будем, поедешь к нему завтра.
Ричард кивнул и, осторожно складывая карту, предназначенную для гайифца, спросил:
- Монсеньор, но когда вы успели все это сделать?
Лионель рассмеялся:
- Для этого у меня есть пара людей, которые не станут распускать языки. Или ты подумал, что я сам рисовал все эти закорючки?
Дик смущенно улыбнулся, теребя манжет:
- Я думал, что, чем меньше людей знает, тем лучше.
- Правильно. Но не стоит злоупотреблять тайнами во вред делу.
На следующий день, как и было условлено, Ричард отправился к Маркусу Гамбрину. Савиньяк приказал ему только доставить карту, но Дик решил, что обязательно постарается во время разговора с послом что-нибудь узнать. Гамбрин считает его круглым идиотом и вполне может не нарочно обмолвиться о чем-то важном.
Тот же слуга, что и в первый раз открыл ему дверь. На этот раз он, тихо проговорив: «Прошу следовать за мной», сразу же провел Ричарда в кабинет посла.
- О, герцог Окделл! Я не ожидал увидеть вас так скоро. Но, не скрою, очень рад. Вино, шадди? – сморчок едва ли не потирал руки, явно понимая, что Дик пришел не с пустыми руками.
- Шадди – предусмотрительно ответил Ричард. Дождавшись, пока Гамбрин отдаст слуге приказание, он продолжил, - герцог Эпинэ передал мне вашу просьбу.
Достав из-за пазухи тщательно запечатанный пакет, он положил его на стол, старательно изображая самодовольство. Посол с интересом взял его и сорвал печать, с минуту близоруко вглядывался в карту-обманку, потом восхищенно посмотрел на Ричарда.
- Герцог, это превосходно! Как вам удалось достать столь подробные сведения?
Дик довольно улыбнулся.
- Маршальскому адъютанту довольно просто получить доступ к необходимым бумагам. Самым сложным было скопировать карту, но, как видите, мне это удалось.
- У меня просто нет слов! Герцог, я уверен, когда Его Величество Альдо вернет себе законный трон, он не забудет ваши, несомненно, величайшие заслуги. А, если вам и впредь будет удаваться получать все необходимые сведения, это произойдет очень быстро. Гайифская армия очистит Талиг от олларских прихвостней, и больше власти Альдо Первого ничто не будет угрожать.
- Да, - с жаром поддержал Ричард, - когда мы расставались, я поклялся Его Величеству, что все сделаю для него, и, если потребуется, готов умереть с его именем на губах. Робер сказал мне, что я полностью могу доверять вам. Господин Гамбрин, я вижу, что вы благороднейший и честнейший человек. Скажите, что еще от меня требуется? Я выполню любую вашу просьбу, ибо знаю, что вы не заставите меня совершить нечто низкое.
Когда предыдущим вечером Ричард репетировал эту вдохновенную речь, Савиньяк давился смехом, и в конце сказал, что у Дика получилось произнести эту чушь настолько хорошо, что ему самому немедленно захотелось послать его «совершить нечто низкое». Речь готовилась на всякий случай, но Дикон решил, что сейчас она как нельзя кстати. И теперь Ричард надеялся, что посол ему поверил. Во всяком случае, ответил Гамбрин со значительностью и серьезностью в голосе:
- Альдо Ракан может гордиться, что у него есть такие вассалы как вы, герцог Окделл, - глубокомысленно помолчал и продолжил, - что ж, для успеха нашего дела необходимы любые, даже самые мелкие сведения о тех частях талигойских войск, которые будут противостоять нашей освободительной армии. Кроме того… - Гамбрин начал очень бодро, но вдруг резко оборвал себя и покачал головой, - нет, это слишком рискованное дело. Я не могу просить вас об этом, нет-нет. Использовать ваше ко мне расположение – ни в коем случае!
Гайифец так картинно отвергал возможную помощь Ричарда в некоем деле, что тот просто не мог не спросить, что господин посол имеет в виду, на что сморчок и рассчитывал.
- Герцог, право мне очень неловко… вы и так делаете очень много. А то, о чем я хотел вас просить, важно в первую очередь для моего императора и, если на вас падет подозрение, я буду в этом виноват.
Дик не отступал. Ясно, что посол намеренно отнекивается!
- Господин Гамбрин, скажите мне, в чем дело. Если это в моих силах, я постараюсь помочь.
- Ну что ж… герцог, вы ведь можете получить доступ к некоторым бумагам регента? – выражение лица павлина неуловимо изменилось, и виноватая улыбка превратилась в многозначительную.
Ричард мгновенно вспомнил прежние намеки посла, отвел глаза, чтобы не выдать своих эмоций и негромко произнес:
- Возможно. Что именно вас интересует?
- Видите ли, мой друг, мне стало известно о неких тайных переговорах между Талигом и Урготом. И есть большие основания полагать, что речь идет о перепродаже гайифских пушек, которые мы поставляли герцогу Фоме. Как вы понимаете, это так же влияет на успех нашей кампании, но в большей степени приносит вред моей стране. Именно поэтому мне так неловко просить вас о помощи.
- Но ведь это действительно очень важно! – Дик почувствовал, что достиг цели: Гамбрин посвятил их в прочие свои намерения. Наверняка Савиньяк сможет извлечь пользу из этого, - кроме того, император Дивин оказывает огромнейшую услугу Альдо Первому. Я буду счастлив отблагодарить его от имени своего сюзерена.
- Герцог, ваше благородство безгранично. Поверьте, я не знаю, как вас отблагодарить, - посол прижал руки к груди и всем своим видом выражал радость, - мне необходимо знать содержание договора, если такой имеется, а лучше всего получить его копию. Когда у нас на руках будут такие доказательства, герцог Фома не сможет отпираться, и ему придется отвечать за нарушение договора с Гайифой. А он очень не хочет потерять дружбу нашего императора.
- Я постараюсь сделать все возможное. Быть может, нужны еще какие-то сведения?
- О нет, герцог Окделл, я понимаю, вы ведь и так очень рискуете, добывая сведения в штабе армии.
Посол начал повторяться в своих льстивых заверениях, и Дик решил, что можно заканчивать разговор. Он поднялся и коротко поклонился.
- Мне пора ехать, господин посол.
- Подождите! Прошу простить старика, я все говорю о своих волнениях, но забыл о самом главном. Герцог, кто-то может счесть странным то, что вы регулярно наносите мне визиты. А вот то, что молодой человек часто заходит в ювелирную лавку, не вызовет ни у кого подозрений – Гамбрин выудил из ящика стола листок бумаги и протянул Ричарду, - вот адрес и имя ювелира. Скажите ему, что вам порекомендовал его лавку граф Оретано, он поймет. Все бумаги следует передавать через него.
- Хорошо, я понял. До свидания.
- Да-да, конечно, не смею вас задерживать. Еще раз благодарю вас, герцог Окделл.
На следующее утро Дик, сгорая от нетерпения, дожидался Савиньяка в штабе. Впервые за неделю на небе почти не было облаков, и весеннее солнце светило прямо в окно. Ричард подставлял ему лицо и думал, как о том, как удачно все складывается. Маршал наверняка будет доволен им! Как только Лионель появился на пороге, Дикон тут же вскочил.
- Господин маршал, важное донесение! – это было условной фразой, означавшей, что у Ричарда действительно важные новости по «гайифскому делу».
Слушая Дика, Савиньяк все больше хмурился. Угораздило же мальчишку влезть, куда не надо. В другое время Лионель не упустил бы возможности подкинуть Паоне какую-нибудь изящную дипломатическую загадку, но не сейчас, когда все мысли заняты предстоящей войной.
Ричард тем временем закончил свой рассказ и бросил на маршала настороженный взгляд.
- Я что-то не так сделал? – негромко спросил он.
- Сделал. Сведения эти, безусловно, ценные, но нам они вряд ли могут помочь. Я не экстерриор, и понятия не имею, о каком договоре речь. Однако придется как-то выкручиваться. Благодаря твоей болтливости наша игра, и без того не простая, стала еще сложней, и теперь придется учитывать новые обстоятельства.
- Монсеньор, я могу сказать послу, что мне не удалось достать никаких документов – Дик подавленно посмотрел на Савиньяка.
Тот казался совершенно спокойным и даже улыбался, но Ричард знал, что под маской спокойствия пряталось раздражение.
- Нет. Тогда он будет искать другие возможности, и мы не сможем держать его на крючке. И впредь больше никакой самодеятельности, ясно?
- Да – Ричард с трудом подавил желание вытянуться в струнку.
- Да, и я вас поздравляю, герцог Окделл, вы стали полноценным гайифским шпионом – едко добавил Лионель. Но, посмотрев на расстроенное лицо Дикона, рассмеялся, - Ричард, случись это годом позже, я бы тебя расцеловал. Но пока я маршал, а не кансилльер, и мое дело в первую очередь война.
Через три дня Савиньяку удалось выяснить у дядюшки Рафиано подробности таинственных переговоров с Урготом. Как оказалось, речь шла всего лишь о торговом договоре на поставку соли в обмен на медь, который и не держался в слишком большом секрете. Сначала Лионель хотел известить об этом гайифского дипломата и на этом успокоиться, но потом передумал, и через некоторое время Ричард передал Гамбрину «копию» послания герцога Фомы, в котором он расписывал прелести своих дочерей, и то, с каким восхищением они отзываются о герцоге Алве. А нелепость предположения о перекупке гайифских пушек окончательно уверила Савиньяка в том, что неугомонный старикашка твердо решил сунуть нос во все дела Талига. Урготский договор был лишь пробным броском, а основной целью Гамбрина было заставить Окделла работать исключительно в пользу Гайифы. Лионель прекрасно понимал, что так случится, еще в самом начале, но он рассчитывал, что гайифец сначала будет присматриваться к Ричарду, и все закончится раньше, чем он перейдет к делу. Но ненужная бравада Дика спутала все карты.
Дни шли, Ричард исправно передавал Гамбрину ложные сведения. По мнению Савиньяка, в Паоне уже должны были разработать точный план нападения, с точностью до дня. И через некоторое время Дик отправился к послу с письмом от Альдо Ракана, в котором тот сообщал, что полностью готов к войне и желает знать планы своих союзников, чтобы скоординировать действия. Лионель сознательно торопил события, как мог. Чем дальше откладывать, тем больше вероятность войны на два, а то и на три фронта. Удачный исход этой кампании, напротив, заставит остальных противников задуматься.
На следующий день Окделл рассказал, что ему представили капитана Ламброса, который под видом торгового агента прибыл из Паоны. Гамбрин под предлогом того, что мало смыслит в военных делах, предоставил этому капитану отвечать на вопросы Ричарда. Ламброс, Ламброс… стоит запомнить. Все расчеты Савиньяка подтверждались: времени было не больше месяца. Наступал наиболее трудный этап подготовки: несколько дней назад авангардные полки вышли из-под Олларии под предлогом наведения порядка в Придде и Надоре. Еще пятнадцать дней, и наступит черед оставшейся части армии, которая двинется якобы на усмирение Ракана.
***
Савиньяк часто приезжал в особняк Ворона и допоздна беседовал с Алвой. Во время таких визитов Дикон не находил себе места. Его упорно не отпускала мысль, что Рокэ каким-то образом догадается, какую роль во всем этом деле играет Ричард. Что это может изменить, Дик не знал, но тревога не проходила. Чтобы чем-то занять себя и отвлечься во время очередного приезда маршала, Ричард решил привести в порядок свое оружие. Взяв шпагу, он направился в оружейную. Прошло около часа, когда, наконец, послышались голоса, а затем глухо стукнула дверь. Савиньяк уехал. Дик вздохнул и принялся оттирать масляные пятна с пальцев. А через несколько минут дверь распахнулась, и вошел Рокэ. Окинув Ричарда насмешливым взглядом, он ядовито произнес:
- Юноша, я вижу, вам так не терпится снова поучаствовать в сражениях, что вы решили подготовиться заранее. Какое похвальное рвение! Жаль, что ваш непосредственный командир не сможет этого оценить.
Дикон хмуро посмотрел на Алву, но ничего не ответил, лишь принялся яростнее тереть тряпкой пальцы. До сих пор Рокэ ни разу не вспоминал о предстоящем отъезде Ричарда. В последнее время Дик совершенно не мог понять, что происходит. Алва то не замечал его, то начинал отпускать едкие замечания, а порой ночами делал такое, от чего он забывал обо всем на свете. Рокэ то отталкивал его, то снова привлекал к себе. Ворон тем временем продолжил:
- Будучи моим оруженосцем, вы, помнится, не выказывали подобного усердия.
- Когда я стал вашим оруженосцем, вы заявили мне, что не нуждаетесь в моих услугах – Дикон постарался ответить в той же язвительной манере.
Рокэ вдруг рассмеялся, словно бы с облегчением, пересек комнату и двумя пальцами взял Ричарда за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. Легонько щелкнул по носу и произнес:
- Похоже, общество Лионеля пошло тебе на пользу, - и добавил, снова ехидно, - что ж, герцог, можете хоть всю ночь посвятить полировке своей шпаги, а я отправляюсь спать – Алва дразнящее провел пальцем по щеке Ричарда и повернулся к выходу.
Внезапно Дика осенила мысль: да ведь все эти непонятные перемены в настроении Рокэ, вся холодность означает одно – Алва злится, потому что не хочет его отпускать. Злится, всего лишь злится, и как он раньше этого не понял! Ричард улыбнулся и торопливо поднялся.
Дни утекали, как песок сквозь пальцы. Все время поглощала подготовка к предстоящей войне, и Дикон видел Алву еще реже, чем раньше. Но странным образом вместе с тоской это приносило какое-то облегчение. Ричарду хотелось бы не отходить от него ни на шаг, наглядеться, наговориться на всю предстоящую разлуку, но, стоило им оказаться вдвоем, как Рокэ почти сразу же становился язвительным и колким. Лишь в редкие минуты в нем просыпалась та невероятная нежность, от которой у Дикона, казалось, вырастали крылья за спиной. Ричард терпеливо сносил насмешки, понимая, что самой большой глупостью стала бы еще одна ссора, и упрямо ловил каждый взгляд, каждое прикосновение, старательно впечатывая в память.
До выхода из Олларии оставалось три дня. Вернее, армия, возглавляемая маршалом, уйдет уже завтра, а штаб двинется на два дня позже. Дик был безмерно благодарен Савиньяку за такое решение. Ведь для него два лишних дня в столице – это два дня с Рокэ. Утром Ричард спустился во двор и приказал седлать Сону, как вдруг увидел карету, остановившуюся у ворот, а спустя минуту привратник впустил немолодую даму с золотистыми волосами. Это была вдова Арамоны, приставленная Рокэ к Айрис. Ричард быстро пошел ей навстречу, соображая, почему она здесь, и где сестра. Луиза присела в реверансе и произнесла:
- Герцог Окделл, доброе утро. Я привезла вам письмо от вашей сестры… о, нет-нет, с ней все в порядке – поспешила она заверить Дика, увидев волнение на его лице.
- Сударыня, рад вас видеть. Прошу вас, пойдемте в дом – Ричард предложил ей руку, стараясь не думать об обстоятельствах их последней встречи. В конце концов, прошло время, и все изменилось!
Усадив гостью в кресло и приказав слуге принести вина, Ричард расположился напротив и приготовился слушать. Если Айрис не воспользовалась такой возможностью вернуться в столицу, значит, что-то случилось. Луиза протянула ему запечатанное письмо и произнесла:
- Все дело в том, что ваша матушка больна. Айрис не могла оставить ее.
Ричард положил бумагу на стол, борясь с искушением немедленно прочитать его, и спросил:
- Скажите, госпожа Арамона… а как Айрис отнеслась к моему письму?
Луиза улыбнулась уголком губ.
- Сначала она хотела бросить его в камин, не читая, но я уговорила ее не делать этого. Ну, а когда она дочитала письмо до конца, то заявила, что с самого начала знала, что вы специально пошли служить Таракану, чтобы спасти монсеньора.
Ричард смущенно улыбнулся, не зная, что ответить, но Луиза продолжила, не заметив этого:
- Айрис так громко об этом говорила, что герцогиня Мирабелла просто не могла не услышать. Узнав, что вы по доброй воле перешли на сторону Олларов, она заявила, что у нее больше нет сына. И Айрис она ни за что не хотела отпускать в столицу. Сказать по чести, я думаю, что ее болезнь – всего лишь предлог.
Дик кивнул:
- Да, наверняка. Но я обязательно что-нибудь придумаю! Матушка очень уважает Ее Величество, и не посмеет ей отказать, а королева очень хотела, чтобы сестренка приехала.
- Я очень на это надеюсь. Я ведь не хотела ехать одна. Но Айрис буквально заставила меня, заявив, что Ее Величество окружают одни старые глупые курицы, и это предательство – бросить ее на них – Луиза снова улыбнулась, видимо, вспоминая тот разговор с Айрис.
Спустя полчаса Луиза поставила почти полный бокал на стол и поднялась.
- Я думаю, мне следует отправиться во дворец, к Ее Величеству.
- Да, конечно, – Ричард торопливо вскочил, - я провожу вас, чтобы не вышло никаких недоразумений, и сам попрошу Ее Величество за Айрис.
Королева приняла их в музыкальной гостиной. Из-за дверей раздавались мелодичные аккорды – Ее Величество играла на арфе. Когда двери распахнулись, музыка смолкла, и лицо Катарины озарилось улыбкой.
- Герцог Окделл, госпожа Арамона! Как я рада вас видеть! Но где же Айрис?
Ричард поклонился и ответил:
- К сожалению, Айрис осталась в Надоре из-за болезни матушки.
Улыбка тут же сошла с губ Катарины.
- Пусть Создатель пошлет герцогине Мирабелле скорейшее выздоровление. Сударыня, а ваша дочь?
- Она осталась вместе с Айрис, - произнесла Луиза и добавила, как они договорились с Ричардом, - Ваше Величество, я очень устала в дороге и прошу вашего разрешения ненадолго покинуть вас. А герцог Окделл может рассказать вам об Айрис.
- Да, конечно, отдыхайте. Герцог, давайте спустимся в сад, здесь несколько душно.
Ричард просиял и ответил коротким поклоном, а Луиза подумала, что королева прекрасно поняла, что разговор будет не предназначен для ушей придворных куриц. Небольшой сад отлично просматривается из окон, но при этом никто ничего не узнает, и беседа юного герцога с королевой не вызовет сплетен.
Как только они отошли на достаточное расстояние, Катарина резко повернулась к Дику и взволнованно спросила:
- Ричард, скажи мне, с Айрис правда все в порядке?
- Да, Катари, не беспокойся. Но матушка… она не хочет ее отпускать!
- Этого я и боялась, – печально вздохнула королева, - бедняжка, я представляю, каково ей там, совсем одной.
- Катари, если бы ты сама написала матушке! Она не посмеет ослушаться, я уверен – Дикон с надеждой посмотрел на огорченную королеву.
- Ты уверен в этом?
- Конечно!
В глазах Катарины появилась надежда. Она задумчиво поднесла платок к губам, и вдруг улыбнулась, совсем как девчонка.
- Да, я напишу ей сегодня же! Айрис достойна лучшей судьбы, чем прозябать всю жизнь в пустом замке, – она помолчала немного и произнесла отчего-то испуганно, - Ричард, это правда, что совсем скоро ты уезжаешь с маршалом Савиньяком?
- Да – Дикон вздохнул и опустил глаза. Расстраивать Катари не хотелось.
- Хорошо, что приехала госпожа Арамона, иначе я осталась бы совсем одна, - и вдруг королева воскликнула совсем другим голосом, - война, как я ненавижу это слово! Она всегда отнимает у меня те, кто мне дорог! Рокэ, теперь ты. Ричард, обещай мне, что вернешься, обязательно вернешься живым и здоровым.
Дик растерянно смотрел на королеву, не понимая, чем вызвана эта внезапная вспышка. В глаза Катарины мелькало отчаяние, а руки судорожно сжимали подол платья. Ричард хотел успокоить ее, но королева не дала ему ничего сказать. Она топливо заговорила, словно захлебываясь словами.
- Ричард, прости меня! Ты веришь мне, надеешься, что я смогу помочь твоей сестре, а ведь я такая гадкая! Когда ты сказал, что между тобой и герцогом Алвой ничего нет, я продолжала сомневаться, думая, что ты лжешь, прости меня! Я боялась, что это происходит опять, как с Джастином, как с другими - Катарина закрыла лицо руками и замерла, часто дыша.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь? – Дик почувствовал, как начинает яростно колотиться сердце, и напряженно сжал кулаки. Джастин, другие… что все это значит?
- А ведь это я во всем виновата! Я была так глупа, я совершала ужасные ошибки. Рокэ… я хотела, чтобы он перестал быть равнодушным, холодным. Отталкивала, надеясь, что он придет. Как же я ошибалась! Он сам заставил меня сгорать от ревности. Другие женщины, порой даже простолюдинки, мужчины, и среди них Джастин Придд. Мне хотелось умереть каждый раз, когда я узнавала о его новом увлечении. В такие моменты я начинала ненавидеть его, мне казалось, что у герцога Алвы совсем нет сердца, когда он, презрительно улыбаясь, представлял мне новую фрейлину, свою очередную любовницу. Я становилась еще холоднее и неприступнее, это противостояние длилось бы бесконечно, если бы однажды я не поняла: во всех них он пытается найти замену, пытается забыть обо мне, принимая мою ревность за нелюбовь.
Ричард стоял, не шевелясь, ошеломленно впитывая каждое слово. Казалось, что земля осыпается у него под ногами. Джастин-другие-замена… Значит, и он лишь попытка Алвы забыть о чувстве, которое он считает безнадежным? Рокэ просто использовал его… А королева все продолжала говорить, словно выплескивая все наболевшее и не в силах остановиться.
- Именно поэтому я так боялась за тебя! Все, кого Алва оставляет, становятся несчастны, ведь они влюбляются в него. Теперь я знаю, что мои опасения были напрасны, – внезапно на лице Катарины появилась счастливая улыбка, - все понимают, что регентство лишь временно, и Рокэ должен стать королем. Для этого он должен просто жениться на мне, и Талиг получит новую династию. Недавно он сам пришел ко мне, чтобы известить об этом. Он усмехался и говорил, что теперь мне придется терпеть его общество постоянно, впрочем, на мою спальню он не претендует, и еще многое… Я не выдержала и выкрикнула, что люблю его. Я не произносила этих слов ни разу, несмотря на все, что между нами было. Он… он замолчал, а потом… - Катарина прикрыла глаза и тихо, медленно закончила, - теперь я точно знаю, что он все еще любит меня.
Глава 9
Где-то невероятно далеко, в другом месте и времени начался дождь. Где-то далеко Ее Величество Катарина Ариго-Оллар взяла за руку герцога Окделла, зовя скорее возвращаться во дворец. Нет, небо не раскололось, это всего лишь ударил раскат грома. Где-то в другой жизни юноша с плотно сжатыми и побелевшими, словно от боли, губами, почти не глядя перед собой, спустился по мраморной лестнице и вскочил в седло.
Все еще любит, любит еще все… слова стучали в голове, отзываясь эхом, словно камешки в пустом кувшине. Ричард не заметил, как добрался до штаба. Его о чем-то спрашивали, и он отвечал. Кажется, один раз он даже засмеялся, когда кто-то из офицеров рассказал новую шутку. День тянулся мучительно долго и тихо гудел, словно нечаянно задетая струна. Нужно тронуть лишь чуть сильнее, и она лопнет.
Дик хватался за любое поручение, готов был бежать, нет, лететь куда угодно, лишь бы не останавливаться. Потому что стоило хоть на мгновение замереть, переводя дух, и перед глазами вставала Катарина, счастливо улыбающаяся и шепчущая: «Он все еще любит меня». Ричард сжимал зубы и мотал головой, тупо повторяя про себя одно и то же. Нет, нет, это ошибка! Этого не может быть, так случается лишь в старых нелепых легендах. Он – не замена, он нужен Рокэ! А где-то внутри росло нечто темное, тяжелое и давящее, словно древние скалы, оно неминуемо должно было прорваться наружу, и наконец это случилось.
Савиньяк, подняв голову от бумаг, прикрикнул:
- Ричард, да проснешься ты или нет? Я, кажется, велел разыскать полковника Хейла, и немедленно!
Дик непонимающе вскинул на Лионеля глаза и, словно очнувшись, вытянулся в струнку, щелкнув каблуками, торопливо произнес:
- Прошу прощения, господин маршал, будет исполнено! – повернулся и почти бегом вылетел за дверь.
Тупое оцепенение сменилось безумной надеждой приговоренного к смерти, который до последнего отчаянно верит, что земля разверзнется под ногами у палача, или неведомые силы превратят его топор в нежный цветок. Он должен увидеть Рокэ, и тогда все поймет, обязательно! Если Алва прогонит его, то, значит, Катари права.
Время насмехалось над Ричардом Окделлом, будто назло замедляя свой бег. Будь его воля, и оно остановило бы солнце, но вечер все-таки наступил. Дик стремглав влетел в ворота особняка, соскочил на землю и почти бегом поднялся по ступеням. Только бы Рокэ сейчас был здесь, чтобы не пришлось ждать его, прогоняя из головы мучительные вопросы!
Ему повезло. Без стука распахнув дверь в кабинет Ворона, Ричард замер на пороге. Алва сидел, небрежно развалясь в кресле и задумчиво перебирал пальцами звенья герцогской цепи, глядя на огонь. Увидев Дикона, он с насмешливой улыбкой спросил:
- За тобой гонятся Закатные твари или сам Леворукий?
Ричард понял, что стоит, тяжело дыша и судорожно сжимая в руках шляпу, и смутился.
- Рокэ, я…
- Дикон, может, ты хотя бы войдешь?
Дик шагнул вперед, беспомощно оглядываясь и не зная, куда деть не снятый в спешке плащ и перевязь со шпагой. Рокэ поднялся и в несколько шагов оказался рядом с ним. Быстрым движением расстегнул застежку плаща, разжал стиснутые на эфесе пальцы Ричарда и поднес его ладони к губам, согревая дыханием.
- Замерз?
Дик удивленно взглянул на Алву и только сейчас почувствовал, что его бьет дрожь.
- Да… наверное.
Рокэ отпустил его руки и отошел, лишь затем, чтобы наполнить бокал вином. Дикон растерянно смотрел на него, не в силах пошевелиться. Он мчался всю дорогу, как безумный, так, что ветер свистел в ушах, и сердце замирало от ужаса, а улица перед глазами теряла очертания, расплываясь сплошным серым пятном. А теперь время будто остановилось, и мир сузился до размеров одной комнаты с потрескивающими в камине дровами и тенями, танцующими на лицах и предметах. Нет, еще меньше! До нескольких шагов между Рокэ Алвой и Ричардом Окделлом.
Алва вернулся и протянул бокал Дику, дождался, пока тот выпьет, забрал хрупкое стекло из его рук и мягко провел рукой по волосам.
- А теперь объясни, что случилось.
Как сказать словами, то, что он сейчас чувствует? «Рокэ, я тебе нужен?», «я люблю тебя», «не прогоняй меня»? Дик рванулся вперед, все еще дрожа, прижался лицом к груди Алвы, задышал часто и рвано, комкая в пальцах дорогую ткань колета с серебряным шитьем.
-Ну, что такое? – и ладони скользнули по плечам, по спине, успокаивая и согревая, а потом снова вверх, заставляя поднять лицо и посмотреть в глаза.
- Ну, не дрожи так… тише, тише, Рикардо.
Катари ошиблась! Она говорила о чем-то другом, нет, это было всего лишь сном! А Рокэ здесь, с ним, и иначе просто не может быть… Дик запрокинул голову, подставляя шею поцелуям – уже не успокаивающим, жарким, запутался пальцами в смоляных волосах и порывисто выдохнул, чувствуя, как страх уступает место горячечной страсти. Требовательно взялся за ремень Рокэ, но тот перехватил его руки.
- Не здесь. Идем.
Шаг, другой, десять, почти бегом. Дверь, коридор, яркий свет, лестница, скрип половицы, снова дверь. В спальне душно, воздух сухой и горячий. Сорванная одежда летит на пол, и Ричард прижимается к Рокэ, целует так, что обоим не хватает воздуха, тянет за собой на кровать. И замирает, распростершись на постели, шальными глазами глядя на любовника.
Холодный и изысканный цветочный аромат. Жасминовое масло настолько дорого, что позволить его себе может только королева. Этот утонченный запах всегда сопровождает ее, выделяя из толпы фрейлин. Этот запах пропитал кожу Рокэ Алвы.
Алва не понимает, он продолжает ласкать покорное тело, губами рисует узоры на груди, его пальцы нетерпеливо сжимаются на бедрах, он что-то шепчет, но Ричард не слышит. Он чувствует только этот проклятый запах. Он закрывает глаза и в сотый раз за этот день видит лицо Катари, едва слышно произносящей: «..любит меня». Тело словно сковывает льдом, и только прикосновения ласкающих рук обжигают, грозя спалить дотла. Хочется оттолкнуть, выкрикнуть: «Отпусти! Не надо!», но нельзя, Рокэ не должен догадаться, что он знает.
- Посмотри на меня – Алва обводит кончиками пальцев контур его губ, проводит от скул до ямки на горле.
И Дик через силу открывает глаза, встречаясь с синим взглядом еще вчера, еще несколько минут назад родного, близкого, любимого человека. Он преодолевает невыносимую тяжесть и поднимает руки, обхватывая Алву за плечи. И понимает, что несмотря ни на что хочет его, хочет так, что возбуждение граничит с болью. Ричард со стоном выгибается дугой, невидяще подается вперед, и, когда Рокэ подносит ладонь к его губам, раскрывает рот, лаская языком тонкие пальцы. Ему кажется, что он пьян, комната скачет и расплывается перед глазами, когда Алва заставляет его перевернуться и опереться на колени, он утыкается лицом в смятые простыни, и в нос снова бьет невыносимый жасминовый аромат. Он кричит, срывая голос, двигаясь в такт коротким толчкам, и прокусывает до крови губу, когда сумасшедшее наслаждение достигает пика. Он закрывает лицо ладонями и не понимает, не слышит, как Рокэ шепчет, прижимая его к груди:
- Никому тебя не отдам, никогда, слышишь? Каро, каро мио, Рикардо…
На кровати, обнявшись, лежали двое. Мужчина спал, а юноша беззвучно плакал, стиснув зубами ладонь. Вот все и кончилось. Не будет больше мучительных сомнений – любит, не любит. Все оказалось довольно заурядно: такой любви просто не бывает. Это только в красивых стихах сердце и весь мир на двоих, и каждый новый день становится счастьем. Он поверил лживым поэтам и обманулся. Любить и быть любимым – разве заслужил ты такое счастье, Ричард Окделл?
- Я люблю тебя…
- Я знаю.
Рокэ всего лишь пожалел тебя. Пригрел глупого щенка, а ты принял жалость за другое. Выдумал свою любовь, выдумал Рокэ, близкого, любящего. Построил себе воздушный замок и упрямо, раз за разом отворачивался от правды. Ну признайся же, ты всегда знал, что Рокэ и Катари любят друг друга. Неужели надеялся, что раз он с тобой, то ему больше никто не нужен? Где он был, когда ты до зари дожидался его в холодной постели? Ты просто не хотел об этом думать, гнал прочь от себя эти мысли, а ведь он был с ней.
Теперь ты стоишь между ними, и только жалость не дает Рокэ прогнать тебя. Жалость… ты никогда и подумать не мог, что она бьет во стократ больнее, чем презрение и равнодушие. Жалость не оставляет шанса на любовь.
Дик зажмурился и сильнее сжал зубы, силясь сдержать рвущиеся рыдания. Ужаснее всего, что от него не зависит ровным счетом ничего. Плачь, кричи, бейся лбом в стену – ты ничего не можешь изменить. Это сознание собственного бессилия сводило с ума.
Через три дня он уедет… Но что будет, когда армия вернется в столицу? Савиньяк рассчитывает закончить войну за три-четыре месяца, и за это время наверняка случится то, о чем говорила Катари. Что сделает Рокэ, прогонит его? А может быть, милостиво позволит остаться в своем доме и будет иногда приезжать по ночам, скрывая свои отлучки от Катари? Ричард скривился от этой мысли. Ну уж нет! Он должен уйти, сам. И уйти раньше, чем Рокэ догадается о чем-либо.
Уйти. Дикон беззвучно прошептал это слово, и слезы вмиг иссякли, уступив место леденящему ужасу. Уйти, и больше никогда не услышать, как он произносит твое имя, никогда больше не коснуться даже взглядом. Вырвать из сердца ту его часть, что навсегда отдана Рокэ. Невозможно, немыслимо! Нет, нет! Больше никогда ты, Ричард Окделл, не проснешься вот так – в его объятиях, чувствуя его каждой клеточкой своего тела, больше никогда не поцелуешь вот так – едва касаясь губами застарелого шрама на плече. Больше никогда не прошепчешь «я люблю тебя» - вот так, когда он спит, улыбаясь во сне. Он видит не тебя – её, и так было всегда.
Запоминай, это все в последний раз. Нет любви, не было, и уж теперь точно не будет. Есть только кровоточащая рваная рана в сердце. И видит Создатель, ты предпочел бы сейчас умереть, но на это у тебя нет права.
Ричард осторожно убрал руку Алвы со своего плеча и поднялся. Торопливо подобрал с пола одежду. Комната выстыла за ночь так, словно неожиданно вернулась зима. Руки предательски дрожали, и застежки колета не хотели слушаться. Где же перевязь… она осталась в кабинете вместе с плащом, и нужно подняться туда. До двери всего несколько шагов, но на то, чтобы сделать их, потребовалась целая вечность. Не оглядываться!
Дик прижался лбом к стене, сжав до боли кулаки. Что он делает? Зачем? Ведь можно же как-то… Рокэ обязательно что-то придумает… или хотя бы эти два дня, он ведь ни о чем не знает.
- Юноша, ошибаться нельзя. Если удар окажется неточным, не надейтесь, что противник даст вам время на следующий.
Герцог Окделл, вы тряпка! Вы даже не можете уйти, сохранив остатки гордости! Ричард открыл глаза и толкнул дверь.
***
- Господин маршал, разрешите войти.
- Ричард? – Савиньяк поднял глаза от бумаг, удивленно глядя на Дика. Что он делает в штабе в такую рань? Сам Лионель так и уснул в кресле, засидевшись до поздней ночи.
- Монсеньор, позвольте мне ехать с вами, сегодня. Мне нет никакого смысла задерживаться в столице, а вам я могу понадобиться.
Ричард говорил сбивчиво и торопливо, и Лионель отметил покрасневшие глаза мальчишки. Кажется, все ясно. Савиньяк пожал плечами.
- Не вижу причин отказывать. Но учти, мы выступаем через час. Ты уверен, что тебе этого хватит на сборы?
На лице Дикона мелькнуло нечто, отдалено напоминающее радость.
- Монсеньор, я готов отправляться хоть сейчас.
- Хорошо, - Лионель только сейчас заметил, что одет Ричард по-походному, - тогда скажи, чтобы подавали завтрак. На двоих. Полагаю, - Савиньяк бросил еще один короткий взгляд на Дика, - поесть ты точно сегодня забыл.
Неровный перестук копыт, сонные голоса кавалеристов, заглушаемые порывами ветра. Неестественно прямая спина Савиньяка – он чем-то недоволен с самого утра, а может быть, просто разыгрывает в голове какое-нибудь сражение. Серые камни дороги под ногами, серое небо над головой.
- Когда ты смеешься, Рикардо, глаза у тебя становятся не серыми, а серебристыми, - он улыбается и проводит рукой по струнам, а потом берет несколько низких раскатистых аккордов, очень точно подходящих к его голосу, - мне нравится.
Дик оглянулся через плечо на городские стены и пришпорил Сону, догоняя маршала.
Зазвонили колокола в храмах, возвещая новое утро. Во дворце в убранной бледно-розовым шелком спальне проснулась королева. В особняке с летящим вороном на воротах герцог Алва открыл глаза и удивленно окинул комнату взглядом.
***
Армия миновала Фрамбуа. Сегодня же здесь появятся кордоны, через которые не пролетит ни одна муха. Савиньяк повертел в руках пакет с письмом, который ему несколько дней назад принес Ричард, но открывать не стал. Занятно, что же это за секретное послание, которое нельзя доверить обычному курьеру? Последние дни было не до письма в связи с приготовлениями к выступлению армии, а сейчас Лионель намеренно медлил, не торопясь распечатывать пакет. Интересно, насколько далеки окажутся его предположения от истины.
Савиньяк прикрыл глаза и откинулся в кресле. Итак, Ламброс должен привезти в Паону некий важный документ. Для этого он выезжает из Олларии и останавливается в городишке Оверни, что в южной Варасте, и дожидается там Ричарда Окделла, который и должен передать ему этот документ. Почему? Ламброс опасается слежки и таким маневром надеется сбить с толку тех, кто за ним следит. Он знал или догадывался о том, что в скором времени беспрепятственный выезд из Олларии будет для него невозможен, и потому уезжает раньше, чем в его руки попадает необходимая ему бумага. И этот вариант кажется наиболее вероятным. Гамбрин благодаря Дику знал, что армия уходит к алатской границе, поскольку там поднял голову Ракан. Адъютанта маршала никто ни в чем не заподозрит, и он с легкостью провезет с собой секретнейшее послание. А маршрут армии предугадать несложно – Оверни стоит на южном тракте, и обогнуть его на пути что к Гайифе, что к Алату, невозможно. И оттуда Ламброс может с легкостью уехать, как только получит пакет.
Савиньяк распечатал письмо и придвинул свечу ближе к себе. Через некоторое время он отложил бумагу и восхищенно присвистнул. Еще ничего не началось, не выстрелила ни одна пушка, а Готфрид с Дивином уже принялись делить Талиг! Кесарь пишет, что двинет войска на Бергмарк и Северную Придду не позднее конца лета. Кажется, его тараканье величество гусь и павлин вообще не берут в расчет как полноценного союзника. Дивин примеривается к Варасте, а Готфрид решил отхватить свой кусок пирога в виде Придды до самой Виборы. Как бы не подавился. Что ж, новости интересные и полезные. Новый посол Дриксен прибыл совсем недавно, и наверняка привез это письмо с собой. Значит, он угадал правильно, усмехнулся Лионель.
Маршал еще раз перечитал послание кесаря и решил, что подменять его нет нужды. Планам Гайифы и Дриксен в любом случае не суждено сбыться.
***
Он даже не поднимает головы на звук открывающейся двери. Занят, сосредоточенно что-то пишет. Подойти тихонько, отбросить волосы с шеи и прижаться губами. Сейчас оттолкнет, вот сейчас… Но нет, закидывает руки за голову и кладет тебе на плечи, потом осторожно поворачивает и запрокидывает голову. Абсолютно серьезное лицо, только в уголках глаз таится привычная нежность. Ты целуешь лоб, глаза, скулы, всюду, кроме плотно сжатых губ. И безошибочно угадываешь момент, когда он начинает злиться от нетерпения и уже готов перехватить инициативу. Проводишь пальцем по контуру губ и, наконец, накрываешь их поцелуем.
- Ну, хватит. Сюда могут войти.
- Уже вошли.
Ты оборачиваешься и видишь Лионеля Савиньяка, сидящего в кресле у двери и деликатно уткнувшегося в какие-то бумаги. Лицо моментально заливается краской, но он кладет тебе руку на плечо, и шалая уверенность возвращается вместе с теплом прикосновения.
- Иди, Дикон – и легонько подталкивает в спину.
Ты открываешь дверь регентского кабинета, но за ней оказывается сплошная стена дождя и пронизывающий осенний ветер.
Ричард проснулся и несколько минут лежал, не шевелясь, вспоминая яркое, до невозможности похоже на правду сновидение. Уже в который раз сон кажется настолько реальным, что он просыпается со счастливой улыбкой. Но наваждение длилось лишь несколько секунд, и почти тут же его сменила ставшая привычной боль.
Дикон поднялся и откинул полог палатки. Душно, нечем дышать, ведь он привык дышать любовью как воздухом. Да что там, жил от встречи до встречи. А теперь жизнь превратилась в бесконечную пытку одиночеством и абсолютной безнадежностью. Да, он не имеет права даже на надежду.
Почему так тихо? В этой оглушающей тишине слышно, как сердце стучит рывками, словно вот-вот остановится. Будто умирающая птица бьется в стекло. Невыносимо. Кажется, что можно сойти с ума или умереть от одной только мысли, что больше никогда ничего не будет.
Наивно было думать, что разделяющее их расстояние сможет притупить боль. Напротив, она становится сильнее в десятки раз. Рокэ, ты ведь не знал, что жалость станет страшнее нелюбви? Рокэ, лучше бы ты не подпускал к себе глупого мальчишку.
Ты надеялся, что память поможет выжить, но она лишь отравляет твои ночи. Так вспоминай же! И пусть кажется, что сердце рвут из груди раскаленными щипцами, терпи! Пусть отболит, осыплется пеплом сгоревших страниц, оставив после себя пустоту.
И он вспоминал, перебирал, словно четки из кроваво-красных гранатов, каждую ночь, каждый поцелуй, каждое сказанное слово. По щекам катились слезы, и на губах становилось солоно. Такой же вкус был у их первых поцелуев. Вечер в замке Сэ, помнишь? А утром тебе казалось, что хуже быть не может, потому что он выгнал тебя. Дурак. Уходить самому оказалось во стократ мучительнее. Но иначе было нельзя – ты не имеешь права отнимать его у той, кого он любит.
***
Больше всего маршал Савиньяк не любил, когда в его планы вмешивалась погода. Совершенно некстати зарядили бесконечные дожди, размывшие дороги. Уже четвертый день армия стояла под Кремоном, и неизвестно, когда они смогут двинуться дальше. По расчетам Лионеля, в запасе оставалось не больше пяти дней. Что ж, придется надеяться, что Дьегаррон сможет водить павлинов за нос необходимое время. Савиньяк запечатал приказ и позвал:
- Ричард! Возьми пакет для Дьегаррона и скажи, чтоб курьер отправлялся немедленно.
Лионель не сомневался, что Дик сидит в смежной комнате, выделенной под приемную с какой-нибудь книгой. Он не раз прямо говорил своему адъютанту, что ему вовсе нет нужды торчать здесь каждый день, но юноша лишь кивал и упрямо продолжал целыми часами сидеть в душной комнатенке. Савиньяк лишь пожимал плечами и поминал недобрым словом Алву. Интересно, что же такое он сказал мальчишке, что тот всю дорогу сам не свой?
Дверь открылась незамедлительно. Ричард молча взял со стола письмо и вышел. Лионель выглянул в окно. После полудня дождь прекратился, и на улочке под окном стало людно. Господа кавалеристы, конечно же, не упустили возможность покрасоваться перед местными девицами. Внезапно в конце улицы показались всадники. Когда они приблизились, Савиньяк глазам своим не поверил – небольшую кавалькаду возглавлял герцог Алва. Судя по всему, нежданные гости уже выяснили, где следует искать маршала, потому что остановились прямо у ворот дома, где поселился Лионель.
Снизу послышались голоса, а вскоре заскрипели ступени на лестнице под быстрыми шагами. Савиньяк усмехнулся и поднялся навстречу вошедшему Рокэ.
- Господин регент, какими судьбами?
- Собрался навестить вашу матушку, а по пути узнал, что вы, граф, изволили застрять в этой дыре, – Алва бросил плащ на стул, прошел к окну и уселся на подоконник, - сколько ты уже здесь сидишь?
- Три дня – Лионель пристально всматривался в лицо Рокэ, пытаясь понять, зачем тот приехал. Учитывая, что в Савиньяк из Олларии куда удобнее ехать напрямую, а не делая совершенно ненужный крюк.
Алва свел брови и задумчиво протянул:
- Несмертельно. Ты известил Дьегаррона и Хейла?
- Курьеры отправились менее получаса назад. Рокэ, мы еще успеем поговорить о моих делах, я назначил на завтра совет. Скажи лучше, зачем тебе понадобилась моя мать? – Савиньяк оставил тщетные попытки прочитать что-либо по лицу Алвы, направился к дорожному сундуку и достал из него бутылку вина и два бокала.
- Извини, «Крови» у меня нет.
- О, это не страшно, - Рокэ рассеянно смотрел в окно и, казалось, не слушал Лионеля, - кое-кто из дворян отказывается признать Робера Эпинэ герцогом. Я думаю, графиня Арлетта сможет уладить это маленькое недоразумение. Доверять это дело бумаге я не счел нужным, как и просить ее приехать в Олларию ради такого пустяка.
Савиньяк собрался ответить, но не успел. В дверь постучали, и раздался голос Ричарда:
- Монсеньор, разрешите?
- Входи.
Лионель краем глаза посмотрел на Алву. Тот выглядел абсолютно безразличным, словно и не заметил появления Дика. А вот Ричарду сохранить спокойствие не удалось. Юноша замер на пороге, уставившись широко распахнутыми глазами на Алву. Но, надо отдать ему должное, быстро справился с собой и перевел взгляд на Савиньяка.
- Господин маршал, ваше приказание выполнено. Могу я идти?
- Иди. Только будь добр, распорядись насчет обеда.
Ричард торопливо кивнул, развернулся и почти бегом покинул комнату. Рокэ продолжал сидеть на окне, задумчиво рассматривая бокал, который держал в руках. Лионель тихонько фыркнул и налил себе еще вина.
***
Ричард сидел за столом в своей комнате, уронив голову на скрещенные руки. Что теперь делать? В голове билась безумная, ни в какие ворота не лезущая мысль: Алва примчался сюда из-за него. Чушь, он должен был только обрадоваться, не обнаружив утром незадачливого любовника подле себя.
Но что делать теперь? Сознание словно разделилось надвое. И одной его частью он хотел немедленно бежать к Рокэ, броситься на шею, наплевав на все, но другой понимал, что все кончено. Уходя – уходи. Кто же это сказал? Неважно. Рокэ вряд ли задержится здесь надолго, и нужно как-то выдержать эти несколько дней. Постараться не видеть его, а при нечаянной встрече ничем не выдать себя. Как? Он не Придд и не умеет превращать собственное лицо в каменную маску.
- Юноша, позвольте поинтересоваться, что заставило вас так поспешно сбежать?
Ах, да. Он не озаботился запереть дверь. Как странно, что она не заскрипела, открываясь. Не скрипнула ни одна половица под кошачье-мягкими шагами. Ведь в этом доме скрипит все, даже голоса хозяев. Быть может, он спит, и ему всего лишь снится этот насмешливый голос? Дик рывком поднял голову, но на то, чтобы обернуться, не хватило духу.
- Зачем вы пришли? – голос не должен дрожать, иначе…
Ричард затылком ощутил цепкий, вопросительный взгляд. И сжался, услышав, как, наконец-то, скрипнул пол под ногами Рокэ. Шаг. Еще один. И еще. Он зажмурился и, кажется, забыл, что нужно дышать, когда почти над самым ухом снова послышался тихий и самую капельку удивленный голос:
- Ричард?
Оказывается, окаменеть – это совсем несложно. Достаточно лишь одного прикосновения теплой, Леворукий, такой теплой! ладони к плечу, и сердце словно провалилось куда-то, перестав выбивать сумасшедшую дробь, а все тело будто сковало льдом. А взгляд синих глаз продолжает прожигать его насквозь, он чувствует это.
- Не прикасайтесь ко мне, пожалуйста – шепотом, с трудом выдавливая слова и сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик.
Алва убирает руку с его плеча, и разделяющие их полшага превращаются в тонкую пружинящую стену. Становится возможным сделать маленький вдох. Губы слушаются с трудом, но ему все же удается произнести:
- Я больше не хочу быть вашей игрушкой.
Стена становится непроницаемой, и Ричард почти физически ощутил дуновение ледяного ветра. На несколько секунд наступает тишина, а потом ее разрывают слова, падающие, словно каменная плита.
- Как вам будет угодно, герцог.
Рокэ Алва разворачивается и с убийственной неторопливостью направляется к двери. Он не видит, как глядя ему вслед, вцепился в спинку стула юноша с глазами цвета остывшего пепла.
К вечеру снова начался ливень. Лионель выругался сквозь зубы, помянув Закатных тварей и Леворукого, когда раздался первый раскат грома, и закрыл окно. Алва по-хозяйски расположился у стола, открывая очередную бутылку.
- А я уже понадеялся, что этот проклятый дождь заканчивается.
- Во всем надо видеть положительные стороны. Если какому-нибудь слишком пронырливому гайифскому шпиону удалось проскочить мимо застав, то он с радостью доложит своему командованию, что Савиньяк застрял под Кремоном.
Кажется, он решили не говорить о делах, ха-ха. Лионель уселся напротив Алвы и посмотрел на него в упор. Да что же, Леворукий побери, происходит между этими двоими? Теперь и Алва стал похожим не то на выходца, не то на каменного истукана. Пусть это и было заметно только графу Савиньяку, знавшему регента далеко не первый день.
- Рокэ, это, конечно, не мое дело, но… у меня такое ощущение, что Окделл от тебя просто сбежал. Что случилось?
Лионель был почти уверен, что услышит в ответ «это, действительно, не твое дело», но Алва, помолчав, произнес:
- Сбежал. И это его право. Я не собираюсь водить его за собой на серебряной цепочке.
- А тогда, зимой? Знаешь, Ричард очень живописно кривился при любом упоминании твоего имени.
Рокэ на мгновение прикрыл глаза и ответил все тем же бесцветным голосом:
- Я имел неосторожность позволить себе лишнюю слабость.
- Понятно. А крайним оказался бывший оруженосец. Росио, за твои слабости всегда расплачиваются другие – Лионель попытался усмехнуться и отвел глаза.
- Возможно.
Где-то внутри вспыхнула не пойми откуда взявшаяся злость, и Савиньяк с силой хлопнул ладонью по столу, так, что бокалы опасно дрогнули.
- Кошки тебя раздери, Рокэ! Если мальчишка в первом же бою кинется под пули, это будет на твоей совести! – бросил он и осекся, взглянув на Рокэ.
Тот поднял на него усталые и словно бы потухшие глаза и тихо произнес:
- Не кинется. Он сам ушел. Сам, Нель. И довольно об этом.
Савиньяк тряхнул головой, и страшное наваждение пропало. На него снова смотрел регент Талига, Повелитель Ветра Рокэ Алва. Сдвинув бокалы и расчистив середину стола, Рокэ самым обычным голосом проговорил:
- Достань карту. У меня есть кое-какие соображения, и я хотел бы обсудить их с тобой до завтрашнего совета.
Они до хрипоты спорили о чем-то, пьяно смеялись, по очереди с соответствующим выражением зачитывая послание кесаря Дриксен, вспоминали кавалерийскую молодость, почему-то это запомнилось очень четко. Когда закончилась последняя бутылка, Алва ушел, а Лионель не без труда разделся и рухнул на постель, мгновенно провалившись в сон.
Проснувшись утром, маршал Савиньяк с тоской подумал о предстоящем совете. Впрочем, времени до него еще предостаточно, и можно надеяться, что голова перестанет нещадно раскалываться. Сев на постели, Лионель обреченно покосился в сторону окна. Сквозь нелепые занавески с ярко-красными оборками проглядывала все та же серая хмарь. Спустившись к завтраку, маршал обнаружил хозяйку дома, в одиночестве накрывающую на стол. Ответив на приветствие, она сообщила:
- А ваш адъютант сказал, что завтракать не будет. Уж не простыл ли? В такую-то погоду...
Лионель лишь хмыкнул и сел за стол. Через несколько минут наверху хлопнула дверь, и на лестнице возник Алва. Как и следовало ожидать, выглядел он так, словно его совершенно не мучило похмелье после выпитого накануне немалого количества «Вдовьей слезы». Савиньяк вздохнул с некоторой завистью, потер виски и придвинул ближе к себе кувшинчик с шадди.
***
Ричард уже несколько минут переминался с ноги на ногу, не решаясь подняться и постучаться в дверь комнаты, где проходил военный совет. Донесение, которое привез гонец от Дьегаррона, наверняка было очень важным и срочным. А там, за плотно закрытой дверью был Рокэ. Наверняка, он сидит в небрежной позе, насмешливо смотрит на спорящих генералов и полковников и иногда отпускает язвительные замечания. Дик прикрыл глаза и очень явственно представил эту картину. И вот он откроет дверь, а Ворон равнодушно скользнет по нему взглядом или вовсе не повернет головы… но он не будет смотреть, он отдаст пакет Савиньяку и тотчас уйдет! Дикон глубоко вдохнул и шагнул к лестнице.
Из-за двери был слышен возбужденный голос кого-то из генералов, временами прерываемый короткими репликами маршала. Ричард мысленно обругал себя за нерешительность и постучался.
Он угадал. Алва сидел на подоконнике, скучающе посматривая на спорщиков, а рядом с ним стоял полупустой бокал. Хватило единственного короткого взгляда, чтобы это рассмотреть. Дик повернулся к Лионелю и протянул письмо.
- Монсеньор, депеша от генерала Дьегаррона.
- Спасибо, Ричард, можешь идти.
Снова оказавшись в коридоре, Дик прислонился к стене и перевел дух. Потом быстрым шагом направился в свою комнату. Спустя час послышались голоса – офицеры расходились с совета. Юноша подошел к двери и прислушался.
- …едешь?
- Да, хочу воспользоваться погодой.
Алва уезжает. Казалось бы, следует вздохнуть с облегчением, но вместо это Дикон сглотнул подступивший к горлу комок. Подойдя к окну и встав так, чтобы его не могли заметить с улицы, юноша наблюдал, как во дворе разговаривают, прощаясь, двое мужчин. Наконец, один из них сел в седло.
Ричард отошел от окна и быстро направился туда, где проходил военный совет. Оглянулся, будто вор, и открыл дверь. Бокал Рокэ так и стоял на подоконнике, только сейчас в нем осталось лишь несколько капель на самом дне. Дик пересек комнату и осторожно взял его в руки, так, словно он грозил рассыпаться на прямо в руках, и коснулся губами тонкого стекла. Казалось, оно еще хранило тепло губ Рокэ. Будто поцелуй, оставленный на прощание. Ричард поставил бокал обратно и зажмурился. К глазам снова подступали непрошеные слезы. Нельзя! Ты же запретил себе вспоминать. Рокэ – не твой, и твоим никогда не был. Снизу донесся шум, и Дикон быстро вышел из комнаты.
Через несколько дней армия, наконец, выступила на юг. Но, казалось, ничего не изменилось. Какая разница – сидеть часами в маленькой неуютной комнатке, ожидая, когда ты понадобишься маршалу, или покачиваться в седле, отставая от него на корпус. Мир окончательно потерял свои краски, превратившись в бесцветную вязкую кашу. Боли больше не было, остались только безысходность и дикая, сосущая душу тоска. Последние недели ты рвался, как муха, попавшая в паутину, мучительно рвал крепко держащие нити, и это было больно. А Рокэ, нет, теперь уже герцог Алва, одним ударом разрубил твои путы и вытолкнул в пустоту. Наконец-то нашлось правильное слово – пустота.
Савиньяк незаметно наблюдал за Ричардом и все чаще мысленно желал Алве повстречаться с Леворуким. Чтобы ни говорил Рокэ, а после его приезда мальчишка смотрел так, словно похоронил кого-то. Нет, не кого-то, а себя. Помнится, зимой прискакал усталый, грязный и злой, как обиженный волчонок, который решил, что его выставили за порог. Потом, в Олларии, отлепиться от Рокэ не мог и не ходил, а порхал, как на крылышках. А теперь смотрит, не моргая, как выходец, в одну точку. И если так будет продолжаться дальше, то он действительно бросится под пули, даже не заметив этого.
На очередной стоянке, когда вечером все разошлись, Лионель просто позвал Ричарда к себе. Подбросил в печку несколько поленьев и оглянулся на ссутулившуюся фигуру, так и замершую возле стола. Ну нет, хватит уже.
В два шага пересечь разделяющее их расстояние, взять за плечи и резко развернуть к себе, не давая опомниться, сжать в кулаке волосы. Запрокинуть голову и смять губами губы, жестко, грубо, другой рукой бесцеремонно лапая за упругую задницу. Дик на мгновение безвольно приоткрывает рот, потом вздрагивает и с силой отталкивает маршала. В глазах изумление и страх.
Савиньяк удовлетворенно улыбнулся и отступил на шаг.
- Вот так-то лучше. Если хочешь, можешь даже вызвать на дуэль за домогательство. А теперь, Дик, будь любезен, достань вон из того сундука флягу. И стаканы.
Ричард повиновался и лишь негромко спросил, не оборачиваясь:
- Что это?
- Касера.
Дикон принес фляжку и сел, низко наклонив голову. Плечи едва заметно вздрогнули. Приглядевшись, Лионель понял, что он пытается скрыть слезы, и отвернулся, поправляя кочергой дрова в печке. Не поворачиваясь, бросил:
- Ну, что сидишь? Наливай.
Наверное, он выбрал единственно правильный путь, прижав мальчишку к столу тем вечером, а потом напоив касерой. Радости в глазах у Окделла не появилось, но вот живой труп он напоминать перестал. И особенно это обнадеживало ввиду того, что армия незаметно добралась до небольшого торгового городка Оверни, стоявшего не пересечении двух крупных трактов на берегу одного из притоков Рассаны.
***
Ричард в сопровождении двух тенъентов из разведывательного отряда рысью ехал по направлению к городу. Невольная задержка армии под Кремоном сильно осложнила их планы. Дьегаррон, следуя приказу Савиньяка, медленно отступал к Сортэну, дразня и выматывая гайифскую армию короткими стычками, и Оверни в ходе его маневров оказался практически на линии фронта. Разведка доносила, что на южном берегу не раз были замечены гайифские разъезды, а армия Савиньяка встала лагерем в нескольких хорнах к северу от города. Еще несколько дней, и, возможно, в город было бы невозможно попасть, да и сейчас Дик ехал туда под прикрытием ночной темноты. Кроме письма кесаря Дриксен у него с собой были бумаги, якобы добытые им в штабе.
Въехав в ворота города, Ричард поинтересовался у стражников, где ему найти гостиницу «Красная шпора» и, поблагодарив, поехал по указанному пути. Его спутники незаметно растворились в ночи, но Дик знал, что они неотступно следуют за ним, и это вселяло уверенность. Ночью, в чужом городе, он чувствовал себя неуютно. Добравшись до гостиницы, Ричард громко постучал. Через несколько минут он услышал недовольное бормотание и скрежет ключа. Дверь приоткрылась, и он увидел хозяина с лампой в руке, недоверчиво оглядевшего позднего гостя.
- Я ищу господина Тулино, насколько мне известно, он остановился у вас.
Хозяин кивнул, одновременно стараясь подавить зевок, и открыл дверь шире.
- Входите, я провожу вас.
Хозяин повел Дика за собой, на ходу прихватив канделябр, затем постучался в одну из комнат со словами «Господин Тулино, прошу прощения, но к вам пришли», вручил Ричарду зажженный канделябр и удалился. Дикон поежился, но отступать было поздно. На всякий случай он взял канделябр в левую руку и отступил от двери, положив руку на эфес шпаги. Впрочем, его опасения оказались напрасны, через пару минут дверь открылась, и Ричард увидел знакомый силуэт на пороге.
- Герцог Окделл, это вы? Наконец-то! Прошу вас – невысокий, крепко сбитый Ламброс посторонился, пропуская Ричарда, и плотно закрыл дверь.
- Я уже отчаялся вас дождаться.
- Да, я понимаю, но обстоятельства так сложились. Капитан, у меня очень мало времени, я с трудом смог уехать из лагеря, – Дик достал зашитый в кожу пакет и, поколебавшись, положил на грязный стол, - здесь то, что я должен был вам передать, и некоторые сведения, которые окажутся полезны гайифскому командованию.
- О, благодарю вас, герцог. Как видите, наша освободительная армия делает успехи, и это в большой степени благодаря и вам, – Ламброс поднялся и принялся торопливо одеваться, - нужно спешить. К утру я должен быть далеко отсюда, и вам следует возвращаться в свой лагерь.
Вскоре они вдвоем спустились вниз. Вещей у гайифца почти не оказалось и, пока Дик ждал его во дворе, он привел с конюшни свою лошадь.
- Прежде чем мы надолго расстанемся, я хочу показать вам одно место. Возможно, выйдет так, что к вам попадут какие-то важные сведения, которые будет необходимо немедленно передать. И это даже удачно, что театр военный действий будет располагаться по близости отсюда. Неподалеку от города, выше по реке, есть пасека. Ее держит верный нам человек, ему можно доверять.
Какое ему дело до какой-то пасеки! Ричард рассчитывал, что эта встреча с гайифским шпионом станет последней, а ехать сейчас неизвестно, куда, было небезопасно. Но отказаться он не мог, иначе этим можно навлечь на себя подозрение.
- Хорошо, но, только если это недалеко. Я должен вернуться до рассвета.
Пасека, действительно, оказалась совсем рядом с городом, за маленькой рощей, как утверждал Ламброс. По дороге Дик все время нервничал и оглядывался. Его спутники не могли последовать за ним, поскольку дорога даже в темноте отлично просматривалась. Впрочем, они условились, что в случае непредвиденного встретятся у въезда в город. Слева показалась роща, и Дикон тронул поводья, заставляя Сону свернуть в поле. В этот момент впереди на дороге показались всадники.
- Стойте! Это талигойский разъезд! – Ричард испуганно остановился, лихорадочно соображая, что делать. Проще всего было огреть гайифца рукоятью пистолета по голове и сдаться своим, но Ламброс не позволил ему исполнить задуманное.
- Быстрее! Если они найдут у меня бумаги, то нам обоим конец! – он пришпорил коня и погнал его к деревьям. Ричарду пришлось последовать за ним.
Судя по стуку копыт и крикам за спиной, погоня приближалась, и Дик, что есть сил, сжал бока мориски.
- К реке, там есть брод. На том берегу они нас не достанут!
Впереди слабо заблестела вода, Ричард собрался уже выдохнуть с облегчением, но преследователи, похоже, решили остановить их любой ценой. Раздались выстрелы. Юноша пригнулся и почувствовал, как что-то обожгло плечо, но задумываться над этим было некогда. Лошадь Ламброса с плеском влетела в реку, Ричард чуть притормозил и пустил Сону точно за ним. Через несколько минут они оказались на противоположном берегу, а деревья надежно скрыли их от выстрелов. Теперь можно было передохнуть.
- Вы в порядке?
- Не знаю… кажется, нет – Дик осторожно ощупал плечо и поморщился. Было больно, а ткань колета промокла от крови.
- Сможете держаться в седле? Здесь недалеко, едем – в голосе гайифца послышалась тревога.
- Вы же говорили, что пасека за рощей – Ричард зло посмотрел на своего спутника.
- Ну да. Только не на том берегу, а на этом.
***
- Вы не можете возвращаться в лагерь в таком виде! Ваша рана тут же вызовет вопросы.
- А если я не вернусь, это вызовет еще больше вопросов – язык слушался плохо, голова начала кружиться, но Ричард упрямо порывался встать.
Пасечник, крепкий еще старик, угрюмо пробасил, наливая в глиняную чашку какой-то отвар:
- Да вы же не доедете, сударь! Свалитесь где-нибудь по дороге.
- Если я не вернусь до вечера, меня будут считать дезертиром! – Ричард в очередной раз оттолкнул руку Ламброса, на дававшего ему подняться со скамьи.
Но в этот момент перед глазами заплясали цветные черточки, и Дик со стоном рухнул на пол, потеряв сознание.
- Ну вот, и что теперь с ним делать? – недовольно произнес хозяин дома.
- К утру приведи своих сыновей и найди какую-нибудь повозку. Мы уезжаем.
Ламброс с сомнением посмотрел на изрядно побледневшего юношу и вздохнул. Оставлять его здесь было опасно. Судя по рассказам старика, талигойские разведчики вполне могли наведаться сюда. И они весьма удивились бы, обнаружив раненого адъютанта маршала Савиньяка. Избавляться от него тоже не хотелось, Гамбрин не зря возлагал на него большие надежды. Да и… Ламброс вспомнил Робера Эпинэ, которого числил своим другом и снова вздохнул. Как там говорится? Друг моего друга…
Глава 10
Савиньяк ходил из угла в угол, то и дело прислушиваясь. Скоро рассвет, и Ричард должен был вернуться уже часа два назад. Неужели напоролись на гайифцев? Вряд ли, они не суются на этот берег. Тогда что? Его размышления прервал голос одного из разведчиков, поехавших с Окделлом.
- Господин маршал, разрешите?
- Входите, Дени. А где корнет Окделл?
Теньент замялся и опустил глаза.
- Господин маршал, мы… - офицер теребил пуговицу мундира, видимо, не зная, что говорить.
- Он жив? Отвечайте! – Лионель сжал и тут же разжал кулаки. Так, спокойно, сначала нужно разобраться, в чем дело.
- Он уехал с тем павлином…
- Что? - Савиньяк с трудом подавил желание схватить теньента за грудки и встряхнуть, - рассказывайте все по порядку.
Теньент, наконец, отпустил многострадальную пуговицу, видимо, почувствовав, что гроза миновала.
- До гостиницы мы добрались без приключений. Ваш адъютант вошел внутрь, а примерно через четверть часа вышел вместе с гайифцем. Окделл подождал, пока павлин приведет свою лошадь, и потом они куда-то поехали вместе. Мы с Майерсом проводили их до западных ворот города, а дальше пришлось сильно отстать, потому что дорога даже в темноте хорошо просматривалась. А через некоторое время мы услышали стрельбу, и уж тут поскакали во весь опор. Повстречали разъезд из полка Лавьеля. Старший офицер сказал, что они возвращались в лагерь и заметили впереди двух всадников. Те, увидев разъезд, свернули с дороги и помчались к реке. Офицер приказал их догнать. Когда те двое почти добрались до реки, солдаты открыли стрельбу, но им удалось укрыться на другом берегу – офицер закончил рассказ и шумно вздохнул, переводя дух.
- Леворукий бы побрал этот разъезд! – Савиньяк выругался сквозь зубы и постучал пальцами по столу, - ладно, пока вы свободны, теньент.
Скорее всего, они просто пережидают поднявшийся шум, и, как только опасность быть замеченными минует, Ричард вернется в лагерь. И должно это произойти уже скоро. Скоро… Лионель выглянул из палатки и нахмурился, прикидывая время. Если Дик не вернется к рассвету, то нужно будет начинать поиски.
Надежды Лионеля не оправдались, Ричард так и не появился. Вызвав сопровождавших его разведчиков, маршал приказал взять людей и обшарить каждый куст по обоим берегам реки вокруг того места, где ночью произошла перестрелка. Вернувшиеся к вечеру разведчики доложили, что никаких следов не обнаружили, а в близлежащей деревне всадников с похожим описанием не видели. Савиньяк молча выслушал доклады, задал несколько коротких вопросов и отпустил людей. Очень спокойным голосом попросил его не беспокоить по пустякам и скрылся в своей палатке, не обращая внимания на недоуменные взгляды старших офицеров.
Разложив на столе карту, Лионель сел, подперев голову руками, и прикрыл глаза. Поругать себя за ошибки он еще успеет, а сейчас нужно спокойно подумать. Нужно понять, куда и зачем они ехали. Открыв глаза, Савиньяк склонился над картой. Они отправились вверх по реке, на северо-запад. Там нет никаких крупных дорог или поселений. Было бы логичнее, если бы Ламброс переправился через реку у города и тут же попал бы в объятия своих дорогих сородичей, или поехал бы по тракту в сторону границы. Но он этого не сделал, значит, он хотел привести Ричарда в какое-то определенное место. Зачем? Ответ напрашивается сам собой: необходим некий посредник, которому Дик сможет передавать добытые им для гайифцев сведения. Посредник. Надежный человек, и обязательно живущий особняком, так, что можно скрытно навещать его. Савиньяк усмехнулся и громко позвал порученца, дежурившего у входа в палатку:
- Реми! Мне нужен теньент Майерс, немедленно.
К вечеру посланные маршалом на поиски разведчики вернулись. Лионель разговаривал с генералом Фажетти, но, увидев бодро шагающего к нему Майерса, тут же прервал разговор.
- Ну, нашли что-нибудь?
- Нашли. Господин маршал, мы привезли одного занятного старика. Быть может, вы захотите сами его допросить?
- Что за старик? – Лионель прищурился и сжал губы, отчего сразу стал похож на гончую, взявшую след.
- Пасечник. Его пасека стоит у рощи на отшибе. Когда мои люди стали расспрашивать его, он утверждал, что никого не видел. Да только в сарае у него нашлись шпага с перевязью и шляпа. Спросили, откуда, старик молчит. Мы подумали, что здесь он будет разговорчивее.
- Шпагу привезли? – Савиньяк почувствовал, как холодеют пальцы. Нет, с Ричардом не могло ничего случиться. Ерунда, сейчас он допросит этого старика, и все прояснится.
Теньент махнул рукой одному из солдат, и тот принес шпагу. Лионель пригляделся к эфесу. Никаких сомнений, это была шпага Окделла.
- Приведите этого пасечника в мой шатер.
Лионель некоторое время рассматривал стоящего перед ним человека. Стариком его можно было назвать с натяжкой. Высокий, крепко сбитый мужчина. Волосы с проседью, пронзительный взгляд.
- Любезный, я бы посоветовал вам честно отвечать на все мои вопросы. В таком случае я могу гарантировать вам жизнь и свободу.
Пленник пожевал губами, словно что-то прикидывая, и согласно наклонил голову.
- Хорошо, господин…
Он замялся, не зная, как обратиться, и стоящий за его спиной теньент подсказал:
- Маршал.
- Я отвечу на все ваши вопросы, господин маршал.
- Откуда у вас эти вещи? – Савиньяк указал рукой на стол, где лежали шпага, перевязь и шляпа.
- Видите ли, прошлой ночью постучались ко мне двое. Мужчина и юноша. Сказали, что путешественники. А юноша ранен был. Я не стал спрашивать, что да как, себе дороже обойдется. К тому же, заплатили они щедро. Я кое-что в лекарских делах смыслю, парнишку в плечо ранили, навылет. Я рану обработал, да только к утру у него все равно лихорадка началась. Но спутник его торопился очень, а на рассвете по тракту как раз купеческий обоз проходил, они к нему и пристали, парень-то в седле держаться не мог. А когда уж они уехали, я заметил, что вещички забыли. Я бросил в сарай, авось пригодятся. А ваши ребята и нашли.
- Как выглядели те двое?
- Тот, что постарше, невысокий, черноволосый, с усами. А юноша примерно вашего роста, волосы русые…
- Довольно. Куда направлялся тот обоз?
- Они мне не докладывали. К западу вроде бы шли.
Лионель перевел взгляд на теньента.
- Проводите этого человека и возвращайтесь, вы мне еще нужны.
Войдя в шатер через несколько минут, Майерс замер в ожидании дальнейших приказов.
- Немедленно пошлите людей по дороге на том берегу в обе стороны. Пусть выяснят, не видели ли какой-нибудь обоз, или двоих всадников.
Еще одна ночь прошла в тревожном ожидании, вернувшиеся к рассвету разведчики доложили, что никакого обоза в окрестностях не видели. Зато на постоялом дворе, расположенном в десятке хорн к западу, обнаружилась серая полумориска. Разведчики привели ее в лагерь, и в ней Савиньяк опознал Сону. Хозяин постоялого двора клялся, что лошадь ему продал какой-то конокрад, имени которого он не знает.
Лионель мерил палатку шагами, стараясь привести мысли в порядок. Старик наполовину лгал, очевидно. Но вот на какую половину? Почему Ричард уехал с гайифцем. История с ранением выглядит очень правдоподобной, а в таком случае его могли увезти силой. Но для чего? Стоп! Если Дик был ранен, он не мог вернуться в лагерь. Но и оставить его Ламброс не мог, рано или поздно Окделла нашли бы, и заговор бы раскрылся. Но тащить с собой раненого, когда дорога и так небезопасна… Савиньяк сжал кулаки так, что хрустнули суставы и покачал головой. Нет, герцог Окделл слишком ценная фигура, вряд ли Ламброс этого не понимает. И, значит, сейчас они на пути в Гайифу. Разрубленный Змей! Он обязан найти Ричарда, ведь сам втянул его во все это, и Рокэ… такого Рокэ точно не простит.
Лионель остановился и склонился над разложенной картой. В дороге их перехватить практически невозможно. Время уже потеряно, и теперь искать их все равно, что иголку в стоге сена. Вряд ли павлин сунется напрямик, скорее поедет в сторону Сагранны, может, до самых предгорий, а от границы двинется прямо на Паону. Это путешествие может занять дней пятнадцать-двадцать.
А что будет делать Ричард? Лионель попытлася представить себя на его месте. Без денег и оружия бежать невозможно, особенно, если он ранен. Значит, нужно продолжать играть раканского шпиона. Сможет ли Дик? Он в относительной безопасности до тех пор, пока в Паоне не поняли, что никакого Ракана нет и в помине, а заговор был очевидной ловушкой. Вся беда в том, что целью Савиньяка было навязать Гайифе заведомо проигрышную для нее войну, после чего он не думал беспокоиться о сохранении тайны. Теперь планы нужно срочно менять. Устранять из игры Гамбрина нельзя – он единственная связующая ниточка с Гайифой, а, значит, и с Окделлом. И здесь должен помочь Эпинэ. Он известит посла о пропаже Ричарда, причем так, чтобы сморчок забеспокоился и поспособствовал скорейшему возвращению герцога Окделла. Над этим нужно поразмыслить.
***
Когда Ричард открыл глаза, за окном были ранние сумерки. Он лежал на постели в небольшой комнате. Повернув голову, Дикон увидел Ламброса, сидевшего у стола и что-то писавшего. Дик попытался приподняться на локте, но плечо тут же пронзила острая боль, и он коротко простонал сквозь зубы. Гайифец обернулся и обрадовано улыбнулся.
- Герцог Окделл, наконец-то вы пришли в себя!
- Где мы? – голос прозвучал хрипло, и Дик едва сдержал кашель, потому что в горле совсем пересохло. Ламброс заметил это, наполнил стакан из стоявшего на столе кувшина и протянул юноше. В стакане оказалось молоко, и Ричард благодарно кивнул.
- Вы были без сознания почти двое суток. Сейчас мы находимся на постоялом дворе, а завтра к вечеру достигнем гайифской границы.
- Границы? Но…
Капитан перебил его:
- Я не мог вас оставить. Герцог, вы были ранены и совершенно беспомощны. Для вас одинаково нежелательна была встреча как с гайифцами, так и со своими соотечественниками. А сейчас мы направляемся в Паону.
- Но я не могу ехать с вами! Я… я нужен в талигойской армии. Мой сюзерен…
- Не беспокойтесь, герцог. Наш император – союзник Альдо Ракана, и я уверен, что вам не придется сидеть без дела. Мы обязательно найдем применение вашим талантам. А сейчас отдыхайте. Вы еще слишком слабы, а завтра нам предстоит продолжить путь – Ламброс снова склонился над своими бумагами, а Ричард откинулся на подушки и прикрыл глаза.
Он был в смятении. Двое суток! В лагере его наверняка хватились еще утром… Но на эту пасеку они с Ламбросом ехали без сопровождения, и значит, маршал даже не представляет, где его искать. Но разведчики наверняка должны были слышать выстрелы! Они поехали туда и никого не нашли… И наверняка решили, что его убили, а тело унесла река. Ричард с трудом сдержался, чтобы не выругаться вслух. Значит, надеяться на то, что его найдут, бесполезно. Сбежать? Дик снова попробовал приподняться. Голова кружилась, а все тело было словно ватным. Он даже в седле держаться не сможет! А завтра они будут в Гайифе, и побег станет практически невозможен. Что, если попробовать спуститься вниз, когда Ламброс выйдет, и сказать хозяину, что это гайифский шпион? Не выйдет, павлин заявит, что у него горячка.
Размышления Ричарда были прерваны стуком в дверь. Молоденькая румяная служанка внесла поднос с ужином. Сочувственно покачала головой, глядя на Дика, и обернулась к капитану.
- Вот, господин, лучшее вино, как приказывали.
Тот дал ей серебряную монету и кивнул.
- Спасибо, милая, можешь идти.
Когда дверь за служанкой закрылась, гайифец сказал:
- Герцог, вам нужно поесть, это придаст вам сил.
Ричард вяло жевал мясо и пил вино, не чувствуя вкуса, и молчал. Он не представлял, что ему делать. Все портила проклятая рана. Он бы мог оглушить Ламброса и связать, но сейчас был беспомощен, как ребенок. После ужина Ричард снова лег и попытался уснуть. Гайифец прав в одном – ему нужно как можно скорее поправляться.
Капитан разбудил Дикона довольно рано. Помог одеться и спуститься вниз. Дик отметил, что вместо мундира на нем была простая куртка. Не было и шпаги. Заметив недоумение Ричарда, Ламброс порылся в своих вещах и протянул юноше его кинжал.
- Вот. А вашу шпагу и мундир пришлось оставить. Военная форма привлекала бы слишком много ненужного внимания.
С кинжалом Ричард по крайней мере не чувствовал себя беспомощным пленником и вздохнул с облегчением. Но во дворе его ожидало разочарование. Соны нигде не было видно, а лошадь Ламброса стояла рядом с телегой, на которой развалился какой-то деревенщина. Капитан вскочил в седло, а Дику указал на телегу и произнес, снова предвосхищая его вопрос:
- Вашу лошадь тоже пришлось оставить. Но не беспокойтесь, как только вы окончательно поправитесь, мы приобретем для вас новую.
Ричард хмуро пожал плечами и молча забрался на телегу, стараясь не потревожить заживающее плечо. Сона столько времени была ему верным товарищем. Она словно связывала его с домом и, к тому же, была подарком Рокэ. Ну нет, вот об этом сейчас не время думать!
Дик сделал вид, что дремлет, а сам размышлял о том, что ему делать дальше. «Мы найдем применение вашим талантам» - сказал вчера Ламброс. Раз сбежать невозможно, нужно узнать, что хочет от него этот гайифец. Дикон покосился на парня, правившего лошадью, раздумывая, стоит ли говорить при нем, и решил начать разговор с какого-нибудь пустяка. Он сел, опершись на здоровую руку, и посмотрел по сторонам. Небо было затянуто облаками, и Ричард негромко позвал:
- Капитан! Как вы думаете, близко ли следующий постоялый двор? Мне кажется, скоро будет дождь.
Ламброс тоже посмотрел в небо, слегка прищурился и ответил:
- Я думаю, дождь начнется не раньше ночи, а, насколько мне известно. В нескольких хорнах за пограничной заставой есть гостиница, - окинув Дика взглядом, он продолжил, - я вижу, вы чувствуете себя гораздо лучше. Как вы думаете, герцог, завтра вы сможете сесть в седло?
- Надеюсь.
- Что ж, мориска я вам не обещаю, но это лишь до Паоны. Там я смогу возместить вашу потерю.
- Благодарю. И все же, я не понимаю, каковы ваши дальнейшие планы?
- Не думаю, что смогу вам это разъяснить немедленно. Во многом все зависит от того, как будут обстоять дела в Талиге к тому времени, как мы прибудем в Паону. Вероятнее всего, спустя некоторое время вы с соответствующими почестями и эскортом отправитесь к своему сюзерену.
Ричард попытался изобразить подобие улыбки. Его сюзерен давно пребывает в Закате, и отправляться к нему Дик не намерен. А, когда они приедут в Паону, Савиньяк разгромит гайифскую армию. А тогда… Ричард нахмурился. Он совершенно не представлял, что его ждет в таком случае. Быть может, удастся сбежать под предлогом того, что он едет к Альдо? Да, наверняка. После своего поражения гайифцам будет явно не до герцога Окделла. Эта мысль позволила немного успокоиться.
Скоро лихорадка прошла без следа. На первом же постоялом дворе Ламброс, как и обещал, купил для Ричарда лошадь, и теперь они ехали вдвоем. По-видимому, именно благодаря этому гайифец стал намного разговорчивее. Под предлогом обычного любопытства он расспрашивал Дика об Альдо, об Эпинэ, о том, как обстоят дела в Олларии. Пару раз он пытался завести разговор об Алве, но Ричард уклонялся от этой темы. Было совершенно непонятно, что знает и чего не знает капитан. Вряд ли посол осведомлял его обо всех своих делах, но ни в чем нельзя быть уверенным.
Первое время Дикон с интересом смотрел по сторонам. Южная природа была яркой и непривычной, но быстро приелось и это разнообразие. Чужие деревья и цветы, чужие люди вокруг – все это навевало тоску. Однажды Ричард проснулся оттого, что в комнате было слишком душно. Он распахнул окно, попил воды и попытался вспомнить, что ему снилось. И сжал зубы, сдерживая невольный стон. Ему снился Рокэ. Впервые с отъезда из лагеря. Страх неизвестности до этой поры не оставлял места для воспоминаний, а теперь они вернулись. Дикон вздохнул и прошептал, глядя в ночную темноту:
- Рокэ…
***
Вернувшись в Олларию, Луиза остановилась в гостинице. Ее дом, благодаря присмотру соседей, был в полном порядке, но, конечно же, нуждался в генеральной уборке. И, правду сказать, не слишком-то он подходил королевской фрейлине, но, что поделать, другого не было. Луиза подумывала обратиться к графу Крединьи, но это оказалось ненужным. Буквально на следующий день к ней приехал Хуан, управляющий Алвы. Госпожа Арамона втайне надеялась, что герцог вспомнит о ней, но даже не предполагала, что это произойдет так скоро. Сначала она удивилась, как Хуан смог ее найти, но потом вспомнила, что сказала герцогу Окделлу, где остановилась. Предложив гостю садиться, Луиза торопливо распечатала привезенное им письмо. Читая его, женщина словно наяву слышала ровный голос кэналлийца, сообщавший, что Хуан сегодня же снимет для госпожи Арамоны дом по ее выбору, а также то, что о средствах ей не следует беспокоиться. Дочитав до конца, Луиза с трудом сдержала улыбку. Хуан, явно осведомленный о содержании письма, спросил:
- Когда дора желает ехать смотреть дом?
Никаких причин медлить не было, и Луиза поднялась со стула.
Дом, который показал ей Хуан, понравился женщине с первого взгляда. Он был просторным, светлым и располагался в тихом квартале неподалеку от Золотой улицы. Конечно, с герцогским особняком он сравниться не мог, но Луиза справедливо считала, что вдове капитана Лаик не пристало на старости лет кичиться роскошью. Она заглянула на кухню, прошлась по комнатам, представляя, как хорошо здесь будет девочкам после стольких месяцев в Надоре. Кстати о девочках… Айрис, хоть и числится невестой герцога Эпинэ, стоит ей вернуться в Олларию, тут же заявит, что она – будущая жена герцога Алвы. Еще в дороге Луиза мучительно размышляла, как ненавязчиво намекнуть об этой щекотливой ситуации монсеньору, чтобы он не был слишком удивлен такой «приятной новостью». Тут Луиза фыркнула, сдерживая смех. Вот, кстати, и отличный повод для визита. Она приедет, чтобы поблагодарить герцога за заботу, и мимолетно упомянет об истории с Бьянко. Впрочем, все это подождет. Больше всего Луизе не терпелось узнать подробности спасения Алвы, организованного Эпинэ, и как вышло, что с ним бежал и Ричард. Из слов Айрис она поняла все лишь в общих чертах. Но ничего, фрейлины Ее Величества с удовольствием поделятся с ней всеми сплетнями.
***
Они добрались до очередного городка в самый разгар какого-то праздника. Ламброс довольно улыбался и торопился поскорее найти ночлег, а Ричарду было все равно. Он предпочел бы остаться в гостинице, но капитан потащил его с собой, не слушая никаких возражений.
- Герцог, это преступно в вашем возрасте предпочитать одиночество вину и хорошеньким женщинам!
На центральной площади было людно. Разыгрывалось какое-то представление, и пестро одетая толпа окружала деревянный помост. Чуть поодаль звучала музыка, кто-то танцевал. Маленькие таверны по краям площади были полны народу, столы стояли под открытым небом. В наступающих сумерках тут и там зажигались фонари. Да только что Ричарду до чужого праздника? Хотелось спрятаться ото всех, забиться в самый дальний угол, чтобы не слышать этого смеха, этой музыки, не видеть чужой радости, от которой на душе начинала скрестись целая сотня кошек. Когда-то он умел улыбаться, глядя на чужое веселье, сейчас же казалось, словно окружающие намеренно дразнят его, срывая корку с запекшейся раны. Особенно тошно было смотреть на обнимающиеся парочки.
Воспользовавшись тем, что Ламброс принялся заигрывать с какой-то хорошенькой горожанкой, Ричард незаметно скрылся в толпе. Дорогу к гостинице он запомнил и не опасался заблудиться, но возвращаться в маленькую не очень чистую комнатку не хотелось. Побродить по городу показалось лучшей идеей. Сначала Дикон с трудом проталкивался по узким улочкам, но ближе к окраине людей становилось все меньше. Незаметно юноша добрался до городских ворот. Но за городом всеобщее веселье продолжалось. На лугу горели костры, вокруг которых собиралась молодежь. Ричард недовольно нахмурился и решил пойти к берегу реки, которую заметил с дороги, надеясь, что там ему удастся побыть в одиночестве, но к нему подбежала девушка в венке из полевых цветов, и что-то быстро начала говорить. Дикон различал лишь отдельные слова и отрицательно помотал головой, сказав на гайи:
- Я не понимаю.
Девушка засмеялась, схватила его за руку и потянула к костру, что-то приговаривая. Дик попытался сопротивляться, но потом почему-то передумал, и пошел за черноволосой хохотушкой. У огня расположилась небольшая компания, и Ричард сразу заметил двух музыкантов. У одного из них была скрипка, а у второго нечто вроде лютни. Девушка усадила Дикона и что-то громко сказала, кто-то сунул ему в руки глиняную кружку. Молодые парни и девушки весело переговаривались, музыканты настраивали свои инструменты, и на Ричарда почти никто не обращал внимания. Юношу это устраивало, он прихлебывал кисловатое вино, бездумно глядя на огонь.
Наконец, музыканты заиграли какую-то мелодию, и в середину освещенного круга вышла девушка, которая привела Ричарда. Поймав его взгляд, она озорно улыбнулась, и запела. У нее оказался красивый низкий грудной голос, и Дик прикрыл глаза, вслушиваясь в песню. Мелодия казалась невероятно старой, ее переливы напоминали шум моря, который Ричард никогда не слышал.
- Море? Оно шепчет, смеется, а иногда поет колыбельные. Оно все время меняется и никуда не торопится.
Песня закончилась, началась другая. Музыка успокаивала, словно усыпляя тоску, грызшую сердце. И внезапно нахлынувшие воспоминания были похожими на сон, от них веяло лишь легкой грустью, и это было странно и непривычно.
- Марика хорошо поет, не правда ли? – раздалось на талиг совсем рядом, и Ричард с удивлением открыл глаза.
Видимо, только что подсевший к нему парень широко улыбнулся и добавил:
- Обычно ее непросто уговорить, чтобы она спела. Мне кажется, дело в том, что вы ей понравились.
- Как вы догадались, что я из Талига? – Дик с трудом удержался от того, чтобы сжать рукоять кинжала.
- У вас волосы слишком светлые для южанина.
- А откуда вы знаете язык?
- Моя мать была из Тронко – парень снова улыбнулся. Действительно, говорил он правильно, но с небольшим акцентом.
Ричард пожал плечами и снова принялся смотреть на певицу. Та тем временем что-то сказала музыкантам, и они заиграли по новому. Марика улыбнулась, повела плечами и прищелкнула пальцами. Она запела вначале негромко, но ее голос набирал силу по мере того, как нарастала и убыстрялась мелодия. И эта музыка будила в душе странное, какое-то давно позабытое чувство отчаянной свободы, желание лететь – все равно, куда. Ричарду казалось, будто он только что вынырнул из глубокого омута и наконец-то смог вдохнуть. Когда песня закончилась, Дик негромко спросил своего собеседника:
- О чем она пела?
- О тоске, - тот отпил из своей кружки, взглядом предлагая Дику сделать то же самое, - я могу перевести вам.
Вино, музыка, смех и отблески огня на лицах. Ричард пил, порой невпопад отвечая на вопросы парня-полукровки, и неосознанно улыбался. Словно треснула глухая каменная стена где-то внутри. Да, то, что казалось ему пустотой, было всего лишь ледяной глыбой, сковавшей сердце.
Лед превращается в воду, а вода питает землю, из которой вырастут новые деревья. Глупое сердце оттаяло и снова начало биться. Рокэ, я все еще люблю тебя, и неважно, что ты никогда этого не узнаешь. Я люблю, и потому все еще жив.
Откуда-то снова появилась темноволосая песенница, схватила за руку и потянула Дика танцевать. Ожерелье из серебряных монет на ее шее позвякивало в такт движениям, и Ричард шагнул за ней, пьяно рассмеявшись.
Назло. Самому себе, кому-то, кому на него совершенно наплевать, действительности и дурацкой судьбе. Земля и небо слились в разноцветную круговерть и остались где-то далеко позади. Только музыка в ушах и чужое горячее дыхание на шее.
Дней маета, ночей пустота
Тебе – вверх, а мне вниз…
Дик почти не слушал, что говорил тот парень, но почему-то запомнил слова чужой песни.
Разлюбить не смогу, но в бреду
Имя твое шептать не буду…
Жарко, и Ричард почти задыхался от быстрых движений, но останавливаться не хотелось. А у мыслей был свой танец, не менее сумасшедший. Отпустить – не значит не любить. Рокэ будет счастлив с той, что достойна его, и это правильно. Тяжело, горько, но теперь это все равно. Как глупо было думать, что у него ничего не осталось. Как глупо было жалеть себя. Его любовь никуда не делась, и плевать, что она крепко сдобрена болью пополам с тоской. И не пойми, откуда берутся силы благодарно принимать это, не прося иного. Затянутся раны, и он научится радоваться чужому счастью. Знать, что Рокэ засыпает с улыбкой, прижимая к себе любимую женщину. Знать, и просить Создателя за них обоих. Когда-нибудь.
А ты уйдешь, кого-то дразня,
И лишь иногда вспоминая меня…
Вспомнит-не вспомнит? Что гадать по ромашке, зная ответ? Но можно выдумать себе сказку, и поверить в нее. В который уж раз, но так легче.
***
Луиза оказалась права в своем предположении на счет дворцовых сплетниц. За два дня своего пребывания подле королевы она узнала обо всем, что произошло в столице за последние месяцы. Можно было подумать, что придворные дамы, обрадованные появлением благодарной слушательницы, устроили соревнование – кто быстрее и интереснее перескажет Луизе все сплетни. На третий день их порыв наконец-то иссяк, и госпожа Арамона, неторопливо втыкая иголку в полотно на пяльцах, мысленно складывала из этих историй истинную картину, пыталась понять, что же правда, а что – фантазии фрейлин. А потом дни потянулись привычной однообразной чередой. Чтение сонетов и священных писаний, вышивание и скука.
Солнце клонилось к западу, Луиза сидела в приемной королевы и с трудом сдерживалась, чтобы не зевать. Хотелось поскорее отправиться домой, где не было перешептывающихся и хихикавших Дженнифер Рокслей и девицы Дрюс-Карлион. Внезапно дверь распахнулась, и в приемную размашистым шагом вошел герцог Алва. Дамы дружно присели в реверансе, и Луиза, ближе всех оказавшаяся к герцогу, торопливо произнесла:
- Ее Величество в Малой гостиной. Я провожу вас, господин регент.
Алва молча кивнул, и вдова капитана Лаик толкнула дверь в королевские покои. В коридоре никого не было, поэтому она, пользуясь случаем, негромко произнесла:
- Монсеньор, я очень признательна вам за дом и деньги…
- Не стоит благодарности, сударыня, - рассеянно откликнулся герцог, - если вам что-то понадобится, не стесняйтесь. Заботиться о вдовах погибших воинов – мой долг.
- Благодарю вас, я всем очень довольна.
То же самое Первый Маршал сказал, объявив, что берет ее сына к себе порученцем, и попросив госпожу Арамону сопровождать при дворе девицу Окделл, и Луиза, как и в тот раз, усмехнулась про себя.
- Герцог, подождите здесь, пожалуйста, я доложу королеве о вашем приходе.
Когда за Алвой закрылась дверь гостиной, Луиза с трудом поборола желание прижаться ухом к замочной скважине и вернулась в приемную. Не прошло и пяти минут, как вслед за ней вышел кэналлиец. Небрежно кивнул вновь подскочившим дамам и скрылся за дверью.
Нет, с таким лицом не приходят к любимой и желанной женщине. Скорее, к давно надоевшей жене. И уж тем более не уходят от нее так поспешно, размышляла госпожа Арамона, поглядывая на часы в углу приемной. И хотя злорадство – большой грех, Луиза с удовольствием представляла себе разочарованное личико бледной моли, которая наверняка ожидала совсем другого.
В небольшой гостиной было уютно, и больше всего Луизе нравились темно-синие атласные портьеры на окнах, напоминавшие об особняке Алвы. А собственноручно сваренный шадди казался божественным напитком после отравы, что подавалась у герцогини Окделльской. Говорят, что шадди на ночь пить вредно, и что покойного кардинала хватил удар от того, что он его вообще круглые сутки пил. Ну и пусть.
- Сударыня, к вам герцог Алва, - служанка посторонилась, пропуская в комнату гостя.
Луиза чуть не уронила маленькую чашечку и торопливо поднялась, во все глаза глядя на герцога.
- Прошу вас, монсеньор. Шадди, вино?
- Благодарю вас, вино.
Госпожа Арамона повернулась к служанке:
- Агата, будь любезна, вина и фруктов, впрочем, вино я принесу сама. Герцог, располагайтесь, я сейчас вернусь, - как-то Луиза, сама не зная зачем, велела купить несколько бутылок «Крови». Так, на всякий случай. Оказалось, не зря.
- Монсеньор, чем обязана визиту? – как можно ровнее спросила Луиза, как гостеприимная хозяйка наполняя бокал гостя.
- Я решил лично удостовериться, что вы ни в чем не нуждаетесь. Нечестно полагаться на чужую скромность, - Алва улыбнулся и отпил вина, и Луиза удовлетворенно отметила, как герцог удивленно приподнял бровь. Конечно, раньше у вдовы капитана Лаик не водилось кэналлийского.
- Благодарю вас, но мне действительно ничего не нужно – госпожа Арамона улыбнулась в ответ.
- Скажите, ваш сын часто пишет вам?
- К сожалению, с момента отъезда в Надор я не получила ни одного письма от него, да и сама не имела возможности писать.
- Теперь у вас такая возможность есть. Я же могу сказать, что Герард находится при маршале Савиньяке, чья армия осаждает Бордон.
Луиза жадно ловила слова герцога, совсем позабыв об Айрис.
- Благодарю вас, монсеньор, теперь у меня стало на один повод для беспокойства меньше.
- Не стоит благодарности, сударыня. Я представляю чувства матери, столько времени не получавшей вестей от сына.
Алва устало прикрыл глаза ладонью, и Луиза вдруг очень ясно ощутила, что в этих словах кроется и другой смысл, понятный ему одному. Женщина удивленно уставилась на регента, и тут же опустила взгляд. С последней встречи, произошедшей перед отъездом Первого маршала, она запомнила кэналлийца совсем иным. И то, что казалось ей усталостью, на самом деле было… чем?
- Госпожа Арамона, а как вам понравился Надор? – Алва улыбнулся, но от этой улыбки почему-то повеяло какой-то тоской.
Что за странный вопрос? Луиза пожала плечами и попыталась пошутить в ответ:
- О, очень впечатляет. Если бы еще герцогиня Мирабелла не экономила на дровах…
Герцог снова усмехнулся, разглядывая на просвет бокал, и задумчиво произнес:
- Скажите, сударыня… а впрочем, неважно, - в голосе кэналлийца вдруг зазвенела сталь, - уже поздно, прошу простить мое бесцеремонное вторжение, - он поднялся и коротко поклонился, - всего хорошего.
Дверь за герцогом давно закрылась, и Луиза слышала, как простучали по мостовой копыта его коня, но все еще продолжала сидеть, растерянно глядя на недопитый бокал. Ее не отпускала мысль, что Алва приходил вовсе не затем, чтобы рассказать ей о сыне и посмотреть, как она устроилась. Его словно бы что-то мучило… Нет, что за нелепые мысли!
***
- Соберано, к вам приезжал граф Крединьи. Он ушел меньше часа назад, не дождавшись, но оставил записку, - Хуан протянул герцогу Алве оставленную посетителем записку.
- Хуан, в следующий раз скажите ему и любому другому, что я никого не принимаю.
- Да, соберано.
Стол в кабинете был завален какими-то бумагами, и Ворон небрежно смахнул их на пол. Перелил вино в кувшин и упал в кресло. За окном раздался стук копыт, Алва поморщился, и налил вино в бокал. Поднялся, прошелся по кабинету, задумчиво прикасаясь к предметам, подошел к окну. Закрыл глаза и прижался лбом к стеклу на несколько мгновений.
Все было ошибкой, с самого начала. Да вот только когда это началось? В замке Сэ, когда ты вдруг позволил себе расслабиться, совершая очевидную глупость, а он на эту глупость согласился? Или еще раньше, на узкой кровати в лесной избушке, когда прижимал к себе дрожащего от лихорадки мальчишку? А может, в слишком солнечный день святого Фабиана два года назад? Ведь невозможно было не понять, что у этой нелепой страсти не будет будущего. Слишком многое разделяет вас, и так мало связывает. Связывало.
Но, Леворукий, как же сложно выкинуть из головы ночи, которые, казалось, были чем-то большим, нежели простое удовлетворение собственной похоти. Когда хотелось покрывать поцелуями гладкую кожу и обнимать его колени. И обнимал! И на руках носил, как девицу. Смешно.
Каро, сердце… откуда только взялось это слово, само на язык прыгнуло и словно впечаталось. Ричард, Дикон, Рикардо. Ведь и правда, незаметно заполнил какую-то пустоту в сердце. Пришел, робко помявшись на пороге, и остался в нем навсегда.
До стола четыре шага. Не глядя, протянуть руку и взять бокал. «Черная кровь» привычно растекается теплом по телу, ненадолго согревая.
Он говорил «я люблю тебя», а ты вместо ответа затыкал ему рот поцелуем. Потому что не хотелось называть это любовью. Любовь – нечто стеклянное и недолговечное, а зачастую и лживое. Любовь надо беречь, заботливо и трепетно взращивать и отгонять от нее назойливых насекомых. А вот не хотелось. Хотелось обладать каждый миг, наслаждаться податливым телом и не касаться души, не знать, что там творится, не думать, что будет дальше, ведь так проще.
И это тоже ложь. Потому что ты, наверное, часами мог смотреть на него спящего и удивляться, что столько лет жил и даже не предполагал, что есть такой вот Ричард Окделл, упрямый, нежный… единственный.
Неосторожное движение, и бокал падает на пол, разбиваясь, а по ковру растекается темное пятно. Он пьян, и комната покачивается перед глазами. Осколок стекла режет кожу, но боли не чувствуется. Так всегда бывает, боль, она сразу не приходит. Смех получается хриплым и страшноватым, как у сумасшедшего. Впрочем, тебе давно говорят, что ты безумен.
Ну, Рокэ, герцог Алва, признайся себе, наконец, что тебя угораздило влюбиться в этого глупого, неуклюжего, нелепого мальчишку! Которому твоя любовь оказалась не нужна.
Глава 11
- Прошу вас, герцог Окделл, располагайтесь и чувствуйте себя, как дома. Если вам что-нибудь понадобится, скажите Марко. Отдыхайте, а мне необходимо нанести несколько визитов, не требующих отлагательств – Ламброс в последний раз улыбнулся и скрылся за дверью.
Ричард обвел взглядом комнату и опустился на стул. Что с ним будет теперь? Его просто будут держать здесь как заложника, или попытаются вытянуть из него какие-то сведения? Его же не станут пытать? Дикон постарался усмехнуться, отгоняя дурацкую мысль. Нужно чем-то заняться, иначе он напридумывает всяких глупостей. Что бы ни случилось, ему в любом случае понадобятся оружие и деньги. Если удастся их достать, то нужно придумать какой-нибудь тайник. Да и в комнате может обнаружиться что-нибудь интересное. Савиньяк всегда говорил: обращай внимание на мелочи, за ними скрывается самое важное.
Дик повертел головой, внимательно рассматривая комнату, но обстановка сказала ему лишь о том, что хозяин дома не беден, хотя и не купается в роскоши. Юноша поднялся и принялся обходить свое новое жилище. Сейчас лето, и вряд ли кому-нибудь в голову придет топить камин, а значит, его можно использовать как тайник. В секретере обнаружились чернильница, несколько отточенных перьев и стопка чистой бумаги. Как будто ему есть, куда писать письма, хмыкнул Дикон. Больше ничего, что могло бы представлять интерес, он не нашел. Вскоре в дверь постучал слуга и спросил, не желает ли господин пообедать. Ричард согласился и вдруг вспомнил, что перед уходом капитан сказал, что пока Дику лучше скрывать свое имя, и предложил придумать новое. Дикон не стал долго раздумывать и решил назваться графом Гориком. Вряд ли кто-то здесь знает титул наследника Повелителей Скал.
Хозяин дома вернулся к вечеру и поинтересовался, все ли устраивает Ричарда. За ужином они разговаривали о погоде, о Паоне и ее отличиях от Олларии, словом, о всякой ерунде. Дик, помня уроки Лионеля, жадно ловил каждое слово, надеясь, что Ламброс случайно обмолвится о чем-то важном. Он один в чужом городе, среди врагов, и рассчитывать не на кого, кроме самого себя.
Когда разговор коснулся местной архитектуры, Ламброс пообещал Дикону показать Паонский собор, построенный каким-то архитектором, имени которого Ричард не запомнил. Значит, его не будут держать под замком, и это очень хорошо, подумал юноша, делая вид, что внимательно слушает собеседника. Если бы удалось добраться до посольства Талига! Но за Ричардом наверняка будут следить, к тому же, разыскать посольство в незнакомом городе практически невозможно. Дикон несколько раз пытался перевести разговор на новости из Талига, но Ламброс каждый раз ловко уходил от этой темы, заставляя юношу гадать: знает ли он что-то, но не желает говорить, или последние вести о войне еще не достигли гайифской столицы.
За пустыми разговорами вечер плавно перешел в ночь, и Ричард отправился спать. Тоненький серпик луны светил прямо в окно, и юноша долго лежал, глядя на него и думая о том, что его ожидает.
***
Лионель Савиньяк еще раз просмотрел доклады разведчиков. Судя по всему, приближение Дьегаррона с востока все еще остается незаметным для гайифцев. Павлины все еще верят, что им противостоят только несколько полков, потрепавших их авангард возле Кораза, и, с радостью слопав эту приманку, отправились за ними в погоню, чтобы попасть прямиком в расставленную ловушку. Когда они поймут, что оказались зажатыми в тиски с двух сторон, уже будет поздно. Но не это больше всего сейчас волновало маршала Запада. Вчера, наконец, пришел ответ от Эпинэ. Иноходец уверял, что Маркус Гамбрин вцепился в него, как клещ, явно надеясь что-то выгадать для себя в сложившейся ситуации, особенно, когда Робер намекнул ему, что располагает некоторыми весьма интересными сведениями. Кроме того, для посла Окделл был очень удобной фигурой, и терять его из вида он явно не собирается. Жаль только, что не удалось точно узнать содержание письма? которое отправил Гамбрин в Паону.
Все эти известия обнадеживали, и теперь оставалось дождаться ответа из Гайифы, и тогда уже решать, что делать дальше.
***
Первые дни Ричард сгорал от нетерпения. Ведь не просто так Ламброс притащил его в Паону? Ему же наверняка что-то нужно, он сотню раз говорил, что здесь «найдутся те, кто оценит по достоинству способности герцога Окделла». Так почему Дик уже столько дней занимается только тем, что пытается совершенствовать свой гайи, выясняя у слуг, что будут подавать на обед? Ламброс продолжал сыпать обещаниями и туманными намеками, но ничего конкретного не говорил. Иногда Ричарду казалось, что тот специально изводит его, ожидая, что герцог Окделл сорвется и выдаст себя. Через некоторое время напряжение как-то внезапно сменилось тупым безразличием. Наверное, думал Дикон, он просто устал постоянно ждать и готовиться к чему-то неизвестному, но думать о том, что сейчас происходит в Талиге, просто не было сил. Даже злиться не получалось, хотя было на что. Ламброс, как и обещал, купил Ричарду хорошую лошадь взамен Соны, но она день за днем стояла в конюшне. Капитан советовал юноше воздержаться от прогулок в одиночестве, поскольку он совершенно не знает город и может заблудиться. Единственным развлечением были книги. Капитан раздобыл для своего гостя несколько книг на талиг, и теперь Дикон большую часть дня проводил на скамейке во внутреннем дворике, читая исторические хроники и временами зевая от скуки. Здесь было достаточно уютно. Высокий забор отгораживал дворик от людной улицы, а несколько деревьев укрывали его от солнца.
Ричард так привык к этому однообразию, что немало удивился, когда однажды за ужином капитан Ламброс сообщил, что завтра они едут к министру, возглавляющему Иностранную коллегию.
- Что-то случилось? Есть какие-то новости от… Альдо? – Дикон всячески старался выразить свое нетерпение и понадеялся, что эта маленькая заминка осталась незамеченной. За прошедшее время он совсем позабыл о своей роли!
Гайифец лишь развел руками.
- Мне ничего неизвестно, но думаю, господин Гиранитис поведает нам последние новости.
Ричард кивнул и уткнулся в свою тарелку, а Ламброс между тем продолжил:
- Министр знает, кто вы такой, но вам следует называться только вымышленным именем, мой друг. Как известно, у стен тоже есть уши.
Когда наступила ночь, Дик долго не мог заснуть. О чем его будет спрашивать этот министр? Прошло три недели с тех пор, как они приехали в Паону, за это время Савиньяк наверняка успел встретиться с гайифской армией, а может быть, даже и разбить ее. Что говорить в таком случае? А если Гамбрин узнал, что Ричард на самом деле выполнял приказы Лионеля? Как же просто было в Олларии, когда Дикон всегда точно знал, что делать, потому что каждое его действие заранее было спланировано маршалом.
Ричард старался запомнить расположение улиц, но это оказалось невыполнимой задачей, как и в те несколько раз, когда Ламброс показывал Дикону город. Заборы и стены из светлого известняка казались абсолютно одинаковыми, а улицы – еще более узкими, чем в Олларии, и было непонятно, как капитан ориентируется в этом лабиринте. Наконец, они выехали на широкую площадь, посреди которой возвышалась колонна, увенчанная позолоченной статуей. Воспользовавшись случаем, Дик спросил:
- Капитан, а что это за площадь?
- Это площадь, названная в честь прадедушки нашего императора, Тимисия Первого, знаменитого тем, что во время его правления Гайифа не участвовала ни в одной войне. Отсюда заметен шпиль Иностранной коллегии, вон, видите? Но мы сейчас направляемся не туда, а в дом господина министра.
Всадники пересекли площадь и свернули на улицу более широкую, чем та, с которой они выехали. Дома здесь были куда выше и наряднее, с изысканными коваными воротами. Поравнявшись с одним из особняков, Ламброс натянул поводья лошади.
- Вот мы и приехали.
Идя к дверям дома, Ричард мысленно повторял, как заклинание: «Альдо Ракан – мой сюзерен и друг». Нельзя ни на секунду забывать о своей роли.
Пожилой слуга в ливрее вишневого цвета встретил гостей у порога и молча провел их внутрь дома. Дик отметил, что особняк обставлен с большой роскошью, хотя, конечно, уступает дому герцога Алвы в Олларии. Лакей привел посетителей в небольшую гостиную и что-то сказал, указав на кресла, после чего вышел. Из его слов Дикон разобрал только «вас» и «придет». По-видимому, сейчас явится сам хозяин дома. Чтобы отогнать вновь нахлынувшее волнение, Ричард принялся рассматривать гобелены с пасторальными мотивами, украшавшие стены. Через несколько минут дверь тихонько скрипнула, и Ричард резко обернулся на звук, чуть не задев локтем стоявшую на маленьком столике вазу с цветами.
В комнату вошел высокий, не старый еще человек, чем-то напоминавший Вальтера Придда. Ламброс вскочил и подобострастно поклонился, Дикон помедлил секунду и вежливо наклонил голову. Капитан выпрямился и произнес на талиг:
- Господин граф, позвольте представить вам графа Горика, верного подданного короля Альдо.
Тонкие губы министра изогнулись в подобии улыбки, но выражение глаз осталось прежним, отстраненно-изучающим, и от этого сходство с Приддом стало еще более отчетливым.
- Рад встрече, граф. Надеюсь, наше знакомство будет одинаково полезно для Их Величеств Дивина и Альдо. Впрочем, о делах мы поговорим позже, после обеда. Прошу, господа, - у Гиранитиса бы довольно заметный, слегка шипящий акцент, но говорил на талиг он свободно.
За столом завязалось некое подобие непринужденной беседы. Министр задал Ричарду несколько вопросов о том, как прошло их с капитаном путешествие, и как граф Горик находит Паону. Дик отвечал, гадая, чего можно ждать от этого человека.
Через некоторое время гайифец предложил переместиться в кабинет.
- Позвольте выразить вам свое восхищение, граф. Мало из тех, кто стоит у трона монарха, остается предан ему после его свержения.
Поджав губы, Дикон произнес как можно заносчивее:
- Я не считаю возможным говорить о свержении Его Величества Альдо. Он вернет себе трон, и скоро Золотые земли окончательно забудут об Олларах, которым был отпущен лишь один круг.
Министр снисходительно усмехнулся уголком рта и продолжил:
- Как мне известно, именно вам и еще одному своему верному стороннику Альдо Ракан будет обязан своим будущим успехом.
Гиранитис задавал какие-то общие вопросы, те же, что и Маркус Гамбрин несколько месяцев назад, на которые Ричард довольно легко отвечал, стараясь вспомнить то, что он говорил послу. Все это походило на какую-то проверку, смысла которой Дик не понимал, и вскоре отвечать на вопросы ему надоело. В конце концов, он не на допросе, и тоже имеет право спрашивать.
- Господин министр, я хотел бы узнать, как обстоят дела в Талиге, и когда я смогу вернуться к моему сюзерену.
- К сожалению, граф, не могу сообщить вам ничего определенного. Последние донесения от генерала Капраса, насколько мне известно, были получены не менее двух недель назад, и дела у него обстояли весьма успешно.
Две недели, еще неделю на дорогу. Примерно три недели назад армия Савиньяка должна была встать у какой-то деревни и дожидаться подхода Дьегаррона. Наверное, министр не лжет. Но неужели Капрас так редко посылает курьеров? Дикон задумался, и министр, воспользовавшись паузой, перестал рассматривать перстень на своей руке и спросил:
- Граф, это вы добывали секретные документы для господина Гамбрина?
На несколько секунд Ричарда охватила паника. Что отвечать? Если гайифская армия уже разбита, министр может догадаться о том, что все карты были поддельными. А может быть, он все знает из отчетов посла, и тогда лгать тем более опасно. Дик постарался скрыть волнение и как можно спокойнее произнес:
- Да, но, к сожалению, лишь часть бумаг мне удавалось достать лично. Большая часть, в особенности карты, мы получали через третьих лиц – наверное, это звучало ужасно глупо, но больше ничего Дик придумать не смог. Как же, адъютант через третьих лиц доставал бумаги, с которыми возился чуть ли не каждый день! Но если его попытаются уличить во лжи, можно сказать, что Савиньяк – маршал Запада, и карт южных земель в его штабе не было.
Посол кивнул, по-видимому удовлетворившись ответом, и снова задумчиво погладил перстень с крупным изумрудом. Ричард снова попытался оборвать этот допрос и, чувствуя, как колотится сердце, задрал подбородок и произнес:
- Я не совсем понимаю, господин министр, к чему все эти вопросы. Я нужен моему сюзерену в Талиге, особенно сейчас, когда на карту поставлено так много.
- Не сомневаюсь, мой друг. Но что вы будете делать в Талиге сейчас? Вы открыли дорогу, а расчистят ее другие. Подождите несколько месяцев, и вы сможете предстать перед своим королем, сидящем на троне предков. Зачем торопиться и подвергать себя опасности? – Гиранитис вежливо улыбнулся, глядя юноше в глаза. Ричард с трудом удержался от того, чтобы отвести взгляд.
И так еще четверть часа. Дикон упрямо твердил, что должен ехать либо в Алат, либо в Талиг, министр же повторял, что положение дел в Талиге пока слишком неясно и, быть может, граф Горик принесет больше пользы своему королю, находясь в Гайифе. Туманные намеки, красивые слова и ничего конкретного, единственное, чего Ричард смог добиться, это обещания держать его в курсе всех событий. Вскоре Ламброс, почти все время молчавший, демонстративно взглянул на часы и поднялся, сказав, что уже поздно, и их визит слишком затянулся. Дик бросил на него благодарный взгляд и тоже вскочил.
- Как вы находите господина министра, граф? – поинтересовался капитан, когда они с Ричардом покинули улицу, на которой располагался особняк Гиранитиса.
- Он, без сомнения, человек острого ума – пробормотал Ричард, надеясь, что это прозвучало достаточно дипломатично. И хитрый, как старый лис, добавил он про себя.
Когда они добрались до дома Ламброса, Дик сказал, что немного устал и поднялся к себе, стремясь поскорее отделаться от своего спутника. Нужно было как следует обдумать прошедшую встречу. Кажется, он наговорил всякой ерунды, и министр посчитал его дураком, преданным Альдо до мозга костей. Этот Гиранитис явно не говорил всей правды. Чего он хочет от Дика? Если бы только знать, что на самом деле творится в Талиге, все было бы намного понятнее. Дикон принялся мерить шагами комнату, размышляя. Если гайифская армия еще не потерпела поражение, то министр почти не лжет и, наверное, рассчитывает, что через Ричарда сможет влиять на Альдо. А может быть, даже надеется, что сможет уговорить Дика шпионить в пользу Гайифы, как это пытался сделать Гамбрин. Дикон растерянно потер лоб. А если Гайифа уже проиграла войну? Тогда старого посла наверняка вышлют из Олларии, и, когда он приедет в Паону, вся интрига выйдет наружу. Тогда останется только бежать.
Ричард с размаху упал на кровать и вздохнул. Он словно карабкается наощупь по скалам с завязанными глазами, и нет никого, кто мог бы подстраховать и удержать от падения. Хотел доказать, что не нуждается ни в чьей опеке, вот и доказывай теперь! Но так нелегко и стыдно признаться себе, что он привык всегда оглядываться на кого-то старшего, опытного.
***
Вести от Капраса приходили неутешительные. Армия стремительно отступала, а, вернее сказать, удирала от черно-белых. Теперь было ясно, что с самого начала все шло не так, как надо. Неожиданно легкие победы вскружили генералу голову и он, как мальчишка, позволил заманить себя в ловушку. Откуда могла взяться в южной Варасте двадцатитысячная армия? Ламброс отбросил карту, поправил покосившуюся свечу в подсвечнике и налил себе вина. Знать бы, на чем попался этот старый пройдоха Гамбрин… А, все равно, в любом случае, теперь не может быть и речи о том, чтобы оторвать от Варасты кусок получше. Интересно, Ракан со своим войском успел переступить границу Эпинэ, или его и правда прирезали еще в Алате?
Гамбрин явно поставил не на ту лошадь, за что и поплатится – мрачно усмехнулся Ламброс. Может быть, поплатится даже насиженным местом в посольской палате Олларии. Еще бы, Дивин в бешенстве, Гиранитис сваливает все на безмозглость отдельных военных, а Забардзакис – на дурость некоторых дипломатов. Глупо было бы упустить такой шанс. Он так и не понял, за какими кошками потащил тогда Окделла с собой, но теперь из этого можно извлечь несомненную пользу – в Иностранной коллегии умеют по достоинству ценить тех, кто исправно несет службу.
- Господин министр, прошу прощения, что отвлекаю вас от дел – войдя в кабинет, Ламброс склонился в низком поклоне перед Гиранитисом.
- Надеюсь, у вас для этого есть действительно веская причина, капитан, как вы убеждали моего секретаря – сквозь зубы произнес министр, из чего следовало, что он явно не в духе, и нужно поскорее переходить к делу, иначе аудиенция закончится ничем.
- Я хотел бы напомнить вам о том молодом человеке, которого представил вам некоторое время назад, господин граф.
- Скрывающийся под чужим именем герцог Окделл? Не понимаю, к чему вы заговорили о нем теперь. Переворот провалился, толком не начавшись, по слухам, Ракан то ли убит, то ли снова бежал в Агарис. Окделл был бы весьма удобен при дворе Ракана, но какой толк от него при Алве? – сказав это, Гиранитис опустил взгляд на лежавшие перед ним бумаги, и капитан поспешил ответить:
- Господин министр, разве Маркус Гамбрин не сообщал вам некоторые подробности… биографии этого юноши? – Ламброс в притворном удивлении приподнял брови.
- Что вы имеете ввиду?
- Ричард Окделл не только преданный друг Альдо Ракана, но и любовник Рокэ Алвы. Наш император меняет своих мальчиков не реже одного раза в месяц, Окделл же грел постель регента Талига с зимы. Мне кажется, будет ошибкой упустить это из виду.
- В самом деле? Это действительно интересно. Ламброс, у вас есть какие-то идеи? – министр поднял взгляд от своих бумаг, и капитан удовлетворенно отметил искорки любопытства. В его глазах.
- Увы, пока ничего конкретного, - развел руками капитан, - но я подумал, что Ваша светлость обязательно сумеет найти должное применение…
- Что ж, я подумаю над вашими словами. Эту войну Гайифа уже почти проиграла, но, похоже, в наших силах определить, какой станет цена этого поражения, - Гиранитис задумчиво посмотрел на позолоченного павлина, горделиво раскинувшего хвост над письменным прибором, - капитан, я жду вас вечером у себя в особняке. Вы расскажете мне все, что знаете еще, – последнее слово министр чуть выделил, чему Ламброс мысленно усмехнулся: похоже, нынешний посол много о чем умалчивал в своих отчетах.
- Вы можете полностью на меня положиться, господин граф, - капитан поднялся и поклонился, - честь имею.
Идя по коридорам Иностранной коллегии, Ламброс самодовольно улыбнулся и подкрутил усы. Похоже, он не ошибся. Нужно не забыть упомянуть о своем знакомстве с нынешним супремом Талига, а там – кто знает, кто знает… Гамбрин старик, а заседания в Посольской палате отнимают слишком много сил, да и климат в Олларии не слишком мягок.
- Мой друг, боюсь, сегодня я принес вам неутешительные вести, - Ламброс отхлебнул из чашечки с шадди и вздохнул, будто собираясь с мыслями.
Дик насторожился. Еще ни разу их разговоры не начинались в подобном тоне.
- Шесть дней назад Капрас, потерпев сокрушительное поражение, был вынужден капитулировать на крайне невыгодных для себя условиях. Армия Ракана, по-видимому, была разбита еще раньше. Ходят слухи, что сам король убит.
- Убит? Нет, этого не может быть! – воскликнул Ричард, - откуда эти слухи? Я не верю!
Ламброс молча покачал головой. Дик сжал кулаки и опустил голову, лихорадочно соображая, что все это может значить, и чего ожидать теперь. В любом случае, сейчас нужно изобразить скорбь по погибшему королю. Через пару минут Ричард поднял голову и, запустив руку в волосы, растерянно произнес:
- Но… что теперь мне делать? – и почти тут же выпалил, словно его озарило, - я должен немедленно ехать в Алат, принцесса Матильда в Сакаци, она должна все знать.
Изображать волнение почти не пришлось – сердце колотилось, и пальцы дрожали от напряжения, когда Дикон взял в руки чашку и поднес ее ко рту. Только вызвано оно было совсем другим: вот он, шанс уехать из Гайифы! Однако Ламброс снова покачал головой.
- Герцог, я понимаю, что для вас Альдо Ракан был не только сюзереном, но и другом, но что, если его предал кто-то из своих? Поехав в Алат, вы подвергнете себя неоправданной опасности.
- Опасность? Какое это имеет значение, если Альдо… Тогда ничего не имеет смысла, - запальчиво возразил Ричард и добавил уже тише, - я даже не смогу возвратиться в Надор. В Талиге меня наверняка считают предателем. Единственное, что мне остается – это найти и покарать убийцу, если эти слухи правдивы, если же нет, я найду моего сюзерена и останусь с ним.
- Но, герцог, как вы собираетесь искать убийцу? Вряд ли король Альдо пал жертвой простых висельников. За убийцами наверняка стояли другие люди, - многозначительно протянул капитан.
- Алва? – воскликнул Ричард. Ламброс явно неспроста завел этот разговор, сколько можно ходить вокруг да около?
- Мы можем лишь предполагать, - развел руками гайифец, - но это наиболее вероятно.
Дик мог бы возразить, что герцог Алва никогда не стал бы подсылать наемных убийц к врагу, но вместо этого произнес, надеясь, что ненависть в его голосе звучит достаточно убедительно:
- Кэналлийское отродье! Ради власти он готов на любую подлость! Если бы я только мог до него добраться…
Но, похоже, он немного перестарался, потому что Ламброс заговорил так, словно пытался успокоить норовистую лошадь:
- Даже если бы вам удалось добраться до регента Талига и убить его, это мало чем помогло бы вам…
Ричард перебил его, хотя и понял уже, что выбрал не совсем верную линию поведения, но решил, что роль нужно играть до конца:
- Но Альдо будет отмщен!
- А ваша страна? Она так и останется под пятой Олларов.
Дикон уронил голову на руки и глухо проговорил:
- Я не знаю, ничего не знаю… зачем вы мне все это говорите? – да скажет или нет проклятый гайифец, что ему нужно? Ричард до смерти боялся сказать что-то не то, а Ламброс словно издевался над ним, не говоря ничего прямо.
- Мой друг, мне кажется, я могу вам помочь. Ведь в Талиге у вас остались друзья, столь же преданные Ракану? Те, кто готовы продолжать борьбу за свободу своей родины?
- Да… - согласно кивнул Дик, не совсем понимая, к чему клонит гайифец.
По губам Ламброса скользнула удовлетворенная улыбка, и он продолжил:
- Убив Ворона, вы не измените ничего. Но отомстить за своего сюзерена вы можете иначе. Герцог Окделл, вы занимали довольно высокое положение при дворе в Олларии, и восстановить это положение отнюдь не так сложно, как кажется. Не мне вам объяснять, какие возможности перед вами открываются. В Гайифе не слишком обрадовались возвращению талигойской короны к Олларам, вам это известно. Те, кто станут во главе преданных делу Ракан талигойцев, могут рассчитывать на поддержку нашего императора. Год-два, и вы сможете собрать силы для того, чтобы поднять новое восстание, на этот раз тщательно подготовленное.
Ричард напряженно вслушивался в слова Ламброса, стараясь не пропустить ничего. Кажется, сейчас начиналось самое главное.
***
- Господин регент, зима выдалась тяжелой, и поголовье скота сильно уменьшилось во всех провинциях. Но у людей нет денег, и мы просто не можем поднимать цены, иначе рискуем разориться, однако налоги остаются прежними. Господин регент, я говорю от имени всего…
Маркиз Ферье стоял, слегка склонив голову, но при этом угодливо заглядывая в глаза Алве. Ворон смотрел словно бы сквозь собеседника и, казалось, почти не слушал его, и потому маркиз едва не подпрыгнул от неожиданности, когда Рокэ спросил:
- Сколько?
- Простите?
- На сколько вы просите снизить налоги с продажи скота? – раздельно произнес Алва.
- Я, право… монсеньор регент… - маркиз явно не ожидал столь скорого окончания разговора и растерялся. Наконец собравшись с мыслями, он протянул герцогу футляр с письмом.
- Я уполномочен передать вам послание дворянства Новой Эпинэ, здесь все изложено.
- Оставьте и можете быть свободны.
Маркиз удалился, а через несколько минут в кабинет вошел следующий проситель. Алва молча кивнул вошедшему и едва ли не демонстративно бросил взгляд на тяжелые напольные часы, стоявшие в углу кабинета, напоминая, что время аудиенции строго ограничено. Посетитель приблизился к столу, и Рокэ отметил, что он чем-то похож на прежнего тессория.
Наверняка какой-нибудь внучатый племянник Леопольда Манрика, надеющийся подыскать теплое местечко в столице. Как же не хватает Лионеля. Без него в этом дворцовом паучатнике скоро станет нечем дышать.
У «Манрика» оказался до крайности неприятный голос, напомнивший о Жиле Понси, и Рокэ с трудом удержался от того, чтобы не поморщиться. Мысль о Лионеле потянула за собой другую, совершенно не нужную, особенно сейчас.
Посетитель продолжал что-то говорить об очередных пошлинах и товарах, и Алва на несколько секунд прикрыл глаза ладонями, пытаясь погасить в себе внезапную вспышку злости – на себя, на визитера, на Савиньяка, который, вот неожиданность! предпочитает войну дворцовым дрязгам.
- Господин регент? – в голосе манриковского родственника явственно чувствовалось удивление, и Рокэ понял, что совершенно не слушает его и, судя по всему, пропустил какой-то вопрос. Внезапно захотелось без лишних разговоров разбить в кровь эту лоснящуюся физиономию, а потом послать всех к кошкам и уехать домой. Да, дома немногим лучше, но там хотя бы есть вино, и, может быть, перестанет ныть висок, в который будто кто-то вколачивает с тупым упорством гвоздь.
- Я думаю, вам лучше высказать ваши предложения тессорию – процедил регент и, чуть прищурившись, снова посмотрел на часы. Гораздо проще было бы бросить коротко: «Вон», но это уже слишком.
Звук закрывающейся двери болезненно отдается в голове, и Алва, сам того не замечая, сминает в пальцах какой-то документ. Он пружинисто поднимается и покидает кабинет, не обращая внимания на вопросительные взгляды тех, кто толпится в приемной.
Моро при виде хозяина прядает ушами и нетерпеливо переступает копытами. Оказавшись за воротами дворца, Рокэ пускает мориска в галоп, но холодный ветер не приносит облегчения. Становится лишь хуже, вырывается на свободу сдерживаемое раздражение, и любой, кто попытается сейчас остановить герцога Алву, рискует получить пулу в лоб. Копыта коня отбивают по мостовой неровную дробь, и приходит отвратительное чувство: любая мелочь неотвязно тянет за собой воспоминания, тонкими иглами впивающиеся в сердце.
Рокэ, не глядя, бросает плащ и шляпу слуге, почти бегом поднимается по лестнице, распахивает дверь в спальню. Откидывается на постели навзничь и прикрывает глаза. Разговоры с самим собой хороши, а, может, и плохи тем, что их можно оборвать или продолжить в любой момент.
Ах, как же, оказывается, хотелось поверить, что тебя можно не только бояться, ненавидеть или желать, но и любить. А лучше и то, и другое, и третье с четвертым вместе, чтоб веселее было. Понравилось, привык? Так привык, что теперь не хватает сил вырвать, выжечь, забыть. Ведь, кажется, ты давно запретил себе подобные слабости – слишком дорого за них каждый раз приходится платить. А свежие простыни омерзительно пахнут лавандой, надо сказать Кончите, что от этого запаха болит голова.
Алва поднимается и хрипло смеется. Бросьте, герцог, они всегда так пахли, только раньше к лаванде постоянно примешивался сладковатый, чуть пряный запах юношеского тела. Раньше, когда герцогу Окделлу еще не надоело греть регентскую постель. Сколько уже, два месяца, больше?
***
Валентин Придд, не обращая внимания на недовольное лицо управляющего-кэналлийца, вошел в кабинет герцога Алвы. Несмотря на поздний уже вечер, в комнате не горела ни одна свеча, и свет шел только от камина. Хозяин дома сидел в кресле, повернутом к окну, и Валентин не сразу заметил черноволосый затылок. Звук шагов был достаточно громким, но кэналлийский герцог никак не отреагировал на появление посетителя.
- Господин регент, я прошу простить мою бесцеремонность… - невозмутимо начал Придд, но был остановлен взмахом руки.
Рокэ поднялся и повернулся к Валентину, присев на подлокотник кресла.
- Не нужно лишних слов. Вы бы не явились сюда, если бы не что-то срочное, - регент провел по глазам рукой и устало закончил, - что там у вас? Давайте сюда.
- Сегодня на Малом совете формально должен был обсуждаться окончательный вариант нового договора с Каданой, который завтра до полудня будет передан послу. Никаких изменений по сравнению с тем вариантом, что был предоставлен вам вчера, нет. Необходима только ваша подпись, - помощник супрема подходит ближе, достает из футляра свиток и протягивает его Алве. Придд совершенно невозмутим, будто Совет, не состоявшийся потому, что регент королевства не соизволил на него явиться, это сущий пустяк.
Ворон обходит кресло, кладет свиток на стол и тянется к чернильнице. Не читая, оставляет внизу обоих листов свой росчерк и, когда чернила высыхают, возвращает бумаги Придду. Юноша аккуратно сворачивает и убирает договор.
- Еще раз прошу прощения за свое вторжение, - он коротко кланяется и поворачивается, чтобы уйти.
- Герцог Придд, подождите.
Валентин останавливается почти у самой двери и вопросительно оборачивается. Герцог Алва отходит к секретеру, скрывающемуся в тени за камином, и произносит через плечо:
- Валентин, останьтесь.
Он не видит, как на какую-то секунду на бесстрастном лице Придда мелькает что-то, больше всего похожее на недоумение, а затем Валентин делает несколько шагов и, чуть помедлив, без приглашения опускается в кресло. Рокэ сейчас куда больше занимает внезапная горько-насмешливая мысль: уж не сходит ли он на самом деле с ума, если даже привычное одиночество стало ему не в радость?
Алва возвращается с двумя бокалами и кувшином. Разливает вино и садится напротив гостя.
- Пейте. Или вы предпочитаете «Слезы»?
Юный герцог молча берет бокал и делает пару глотков. Ворон несколько секунд смотрит на его прямую, немного напряженную фигуру, а затем откидывается в кресле и прикрывает глаза ладонью.
- Ваш брат почти всегда пил «Дурную слезу» - будто невзначай замечает он, но Валентин тут же бросает на него спокойный и очень внимательный взгляд.
- Да.
Алва убирает руки от лица и резко поворачивается к Придду.
- Вы немногословны, герцог. Расскажите что-нибудь.
- Что-нибудь? – Валентин саркастически улыбается уголком рта и снова подносит бокал к губам, - какой-то нелепый диалог, и напряжение так и чувствуется в воздухе.
- Да, что-нибудь, - Рокэ неопределенно взмахивает рукой.
- Я не знаю, о чем рассказывать, - задумчиво говорит юноша, глядя на свое отражение в бокале. Затем он поднимает голову и, кажется, смотрит на огонь в камине. Но Алва легко угадывает направление его взгляда и то ли морщится, то ли усмехается.
- Не хотите говорить, тогда извольте слушать, - говорит он и, перегнувшись через подлокотник, достает гитару, прислоненную к креслу.
Звенят струны, не раз пустеют и вновь наполняются бокалы, и вечер давно сменился ночью. Алва поет, Валентин слушает. Неловкость давно исчезла, потому что просто невозможно думать о чем-то еще, когда Кэналлийский Ворон играет. Жарко – то ли от вина, то ли от камина, и Придд ослабляет шейный платок. В полумраке собственного кабинета Алва совсем не похож на неустрашимого полководца или надменного скучающего аристократа, которого привыкли видеть во дворце. Волосы красиво разметались по плечам, как-то по-особому подчеркивая точеные черты лица и резко выделяясь на белом батисте рубашки. Юноша понял, что слишком пристально рассматривает Алву, и едва заметно улыбнувшись, опустил взгляд.
Непонятная и тревожная мелодия, чужая, звонкая, как медь, речь завораживают, и молодому герцогу кажется, что он грезит наяву. Недаром на севере поговаривают, что почти все кэналлийцы – колдуны.
Валентин невольно задумывается о том, кто еще удостаивался этой чести – слушать, как поет Первый маршал. Он почему-то уверен, что очень немногие. Быть может, среди них был и Юстиниан.
Придд прикрывает глаза, вызывая в памяти лицо брата, а Ворон будто подслушивает эти мысли, и его песня вдруг отзывается в душе горечью невозвратимой потери. Нет больше переливчатых переборов, гитара рыдает в руках Алвы, и кажется, что струны вот-вот лопнут, не выдержат этого яростного надрыва. А сердце бьется, как безумное, и пальцы отчего-то дрожат, и Валентин словно балансирует на краю пропасти. Он в смятении прижимает ладони к лицу и стискивает зубы, с трудом сдерживая слезы, подступающие к глазам. Алва поет, и в этой песне боль, злость, тоска – в исступлении, на пределе, обнажая душу и открывая то, что не высказать словами. Валентину становится жутко, будто он заглянул за грань дозволенного, и хочется крикнуть: «Прекратите!», но он не смеет отнять рук от лица.
Рокэ обрывает песню на полуслове, откладывает гитару и залпом допивает вино, не чувствуя вкуса. Он несколько минут молчит и смотрит в окно, и этого времени хватает Валентину Придду для того, чтобы успокоиться и почти поверить в то, что у него просто разыгралось воображение от «Крови».
Конечно, все дело в вине, которого в этот вечер было слишком много, в музыке, растревожившей собственную старую рану, и в голосе герцога Алвы, глубоком, сильном, с чарующими бархатными нотками… Герцог просто пел, нужно спросить, о чем эта песня, и странное наваждение тот час развеется. Задумавшись, Придд не услышал, как регент о чем-то спросил его.
- Да? – Валентин оборачивается, и то ли пламя свечей так отражается в светлых глазах, то ли правда мелькает в них совсем не приддовская искренность, придавая им такое знакомое, не раз виденное в совсем других глазах выражение, и на мгновение сжимается сердце от болезненного узнавания.
Подняться, обойти стол и нависнуть над креслом, упершись рукой в спинку – секундное дело. Красивый, даже изящный. И так знакомо вздрагивает плечо под пальцами, а аквамариновые глаза кажутся серыми в неярком свете. Тени скользят по бледному лицу и дразнят, рисуя совсем другие черты. Или это ты уже начал бредить наяву? А может, просто вино ударило в голову. Подцепить двумя пальцами подбородок, поворачивая лицо к свету, и он вдруг закрывает глаза, словно бы соглашаясь. На что?
- Герцог Придд?
Вскидывает ресницы, и такое удивление мелькает в глазах, будто он поцелуев ожидал. Прелестно. Даже замечательно! Поцелуев? Ну так и получайте, да с лихвой, Леворукий вас побери!
Валентин не успевает ни отшатнуться, ни сказать хоть слово. На затылок ложится ладонь, вцепляясь в волосы и лишая последнего шанса к отступлению, и губы впиваются в губы, зло, жадно, подчиняя себе и стирая волю. Юноша хватает ртом воздух, пытаясь отдышаться, но не отстраняется и обнимает Алву за талию, когда Рокэ рывком вздергивает его на ноги, почти до боли стискивает плечи и приникает ртом к открытому горлу.
Кровь стучит в ушах, отбивая бешеный ритм, и от вина бросает в жар. Чужое тело – покорной глиной, мягким воском плавится под пальцами, и Ворон хрипло и коротко смеется. Всегда холодный и бесстрастный, будто гальтарская статуя, Валентин Придд, ведет себя, как развратная девка, и сам готов раздвинуть ноги. Что вы скажете, герцог, если вас нагнуть сейчас над столом, сдернув к коленям штаны?
На какое-то мгновение в голове вспыхивает мысль, что все это – безумие, и нужно вытолкать сумасшедшего Спрута из кабинета, а самому напиться и все забыть. Но у него слишком давно никого не было, королева не в счет, слишком давно, слишком, а мальчик хочет его, и плевать, на все плевать!
Руки Алвы бесцеремонно хозяйничают под одеждой, в этих прикосновениях нет ни намека на нежность, но это лишь делает нахлынувшее возбуждение еще острей. Валентин запрокидывает голову и сдавленно, почти жалобно стонет сквозь зубы, безотчетно подается вперед, трется пахом о бедро Ворона.
И снова узнавание, как удар молнии прямо в сердце – эта невысказанная просьба в глазах и в каждом движении распаленного мальчишки. Так знакомо, так привычно, что нет больше сил бороться с собой, прогоняя призраков из закоулков памяти, и разум затопляет лишь одно безумное желание – удержать это мгновение, не отпустить, не отдать, наяву вспомнить! Рокэ закрывает глаза и прижимает Валентина к себе, судорожно целует виски, скулы, высокий лоб, рвано и часто дыша. Выдыхает куда-то в волосы:
- Идем! – и тянет за руку прочь из кабинета.
И в этих словах тоже, и в быстрых, неровных шагах по темным коридорах просыпается и вскрикивает раненой птицей память о другой ночи. За плечом слышится сбившееся дыхание, Придд едва не спотыкается, но Рокэ упрямо тащит его за собой, стискивая запястье, распахивает дверь спальни, стаскивает с него и себя остатки одежды.
Пол качается под ногами, как корабельная палуба, холодный воздух голодным котенком царапает обнаженную кожу, но тут же грудь и плечи обжигают поцелуи. Нестерпимо сладко, почти до стона, кружится голова, и Валентин не сдерживается, стонет сквозь зубы на выдохе, падая спиной на показавшиеся слишком грубыми простыни. Он кричит, выгибаясь под жадными прикосновениями, и пряди волос липнут к покрытому испариной лбу. Тело звенит на пределе, послушное в руках Рокэ Алвы, как гитара, и кажется, что вот-вот порвутся внутри какие-то струны, и брызнет алая кровь.
Алва ласкает его с щемящей, почти болезненной нежностью, гладит худые плечи, зацеловывает следы недавних укусов. Когда он поднимает голову, Валентин видит играющую на его губах сумасшедшую улыбку. Рокэ шепчет что-то почти беззвучно ему в шею, но слов не различить, только хриплое дыхание на коже.
Придд сбежал бы, если б только мог, потому что не должно быть – так, потому что не может этот человек всего себя – так. Выжигать, отдавать в каждом поцелуе горькую полынную боль, потому что не умеет словами, не умеет слезами. Но Валентин не может сбежать, ему слишком страшно – не за себя, и он сам, словно безумный, покрывает поцелуями закрытые глаза Рокэ.
Не любовь, даже не страсть уже, пытка для обоих, но прекратить ее невозможно. Алва подхватывает юношу под бедро, раскрывает себе навстречу, и Придд с тихим всхлипом ногтями вцепляется в его плечи. Он лишь тяжело дышит, когда Рокэ берет его, с силой толкаясь в тугую узость. Так бывает – слишком больно, чтобы кричать, больно не своей болью, и это длится, длится, до бесконечности, до падения в пропасти, нескончаемые и беспросветные, а потом Валентин чувствует, как содрогается тело его любовника, и через несколько секунд горячие пальцы обхватывают его плоть, быстро приводя к разрядке.
***
- Капитан, вы уверены, что сможете убедить этого молодого человека помогать нам?
- Не сомневайтесь, Ваша Светлость. Он был предан Ракану, и его целью было вернуть ему трон, теперь же этой цели не осталось. Окделл из тех людей, которым необходимо знамя, ради которого они с радостью будут проливать кровь, и я смогу предложить ему такое знамя.
- Что ж, я рассчитываю на вас. Надеюсь, получить штемпели с монетного двора Олларии будет не намного сложнее, чем секретные штабные карты. Да, вчера пришло очередное письмо от Гамбрина. Похоже, старик почуял неладное и теперь трясется за свое место. Он намекает, что получил некие сведения и может объяснить причины поражения в войне. Обещает все подробно написать в следующем зашифрованном письме, Гиранитис чуть усмехнулся, и Ламброс позволил себе повторить его улыбку, - и он очень… засуетился, узнав, что Окделл находится в Паоне. Наш милый посол всячески намекает на то, что юношу хорошо бы вернуть в Талиг.
- От Окделла Гамбрин получал узнавал очень многое, касательно не только военных дел, - заметил Ламброс, - ему очень не хочется терять столь ценный источник.
- Которого мы и не собираемся его лишать. Капитан, я думаю, будет разумным назначить вас помощником посла в Олларии. У вас будет достаточно полномочий, чтобы спокойно заниматься нашим «монетным делом», не посвящая в него Гамбрина, а тайные договоры, сплетни и всяческие интриги оставьте старику.
Ламброс понимающе кивнул. Сказать по чести, он не рассчитывал на подобное назначение, но не стоит радоваться заранее. Теперь необходимо оправдать доверие министра.
- А теперь к делу. Я искренне надеюсь, что вы сможете договориться с герцогом Эпинэ, но пока мы будем разыгрывать те карты, что имеем на руках. К тому же, Надор гораздо ближе к Дриксен. Подыщите дом в каком-нибудь захолустье. Я дам вам письма к надежным людям и нашим друзьям из кесарии, они помогут вам найти мастеров-чеканщиков и все необходимые материалы. На это уйдет пара месяцев. Думаю, вам самому не следует выезжать из Олларии, а вот поездка герцога Окделла в Надор ни у кого подозрений не вызовет.
ТВС.
* В первыйх главах курсивом выделены отрывки, цитирующие книгу. |