- «Все вокруг предвещало беду. Раскаленный огненный шар висел в закатном небе, окрашенном в тревожный кроваво-красный цвет. Зловеще каркали черные вороны, предвестники смерти. Ветер играл сухими колосьями, в шепоте которых можно было различить слова из мрачных древних пророчеств. По полю неторопливо полз огромный железный монстр, и металлический скрежет колес вносил свою лепту в реквием по уходящему лету».
Дочитав до этого места, Ричард умолк и покосился на Августа Штанцлера. Суровый декан, слушавший опус студента с напряженным вниманием, задумчиво побарабанил пальцами по столу.
- Ну, как вам? - с надеждой спросил Ричард.
- В целом недурно, - осторожно начал Штанцлер. - Ты пишешь очень сочно и ярко. Однако не кажется ли тебе, что подобная образность несколько неуместна в статье об испытаниях нового комбайна?
Ричард повесил голову. Он так радовался возможности попробовать себя в качестве журналиста, так старался, когда сочинял первый в своей жизни очерк, а преподаватель раскритиковал его работу.
- Простите. Я безнадежен, - понуро сказал он.
- Почему же? - мягко возразил декан. - Тебе просто не хватает практики. После первого курса журфака это нормально. Поработаешь летом в редакции какой-нибудь газеты, набьешь руку, и все будет в порядке.
Настоящая редакция! О таком Ричард раньше даже не мечтал. Теперь же перед его внутренним взором возникло просторное, светлое помещение с дизайнерской мебелью, стены которого были украшены гламурными обложками. Он словно наяву почувствовал волнующий запах типографской краски, услышал деловитое щелканье клавиш. Без сомнения, редакция глянцевого журнала была раем, и теперь у Ричарда появился шанс прикоснуться к этому сверкающему, великолепному миру.
- Я вам так благодарен! - искренне произнес он, прижав ладони к груди. - Я сделаю все, чтобы Альдо Ракан мог гордиться мной!
На лице Штанцлера мелькнула тень досады.
- К сожалению, в штате «Знамени Талигойи» нет свободных мест. Тебе придется пройти практику у Фердинанда Оллара.
- В этой мерзкой газетенке? - возмутился Ричард.
Штанцлер положил обе ладони на стол.
- Не горячись, - посоветовал он. - Да, «Вестник Талига» - наш основной конкурент, но его сотрудникам нельзя отказать в профессионализме. К тому же, - тут декан позволил себе улыбнуться, - знание приемов врага поможет тебе в дальнейшем.
Ричард вздохнул. Ему предстояла нелегкая задача, но сыну знаменитого писателя Эгмонта Окделла, получившего престижную литературную премию, не следовало бояться трудностей. К тому же Ричард свято верил, что журналистика – это лишь временное занятие, которое поможет ему продержаться на плаву, пока он будет сочинять свой первый роман. В мечтах он уже видел себя именитым прозаиком, выразителем надежд и чаяний поколения. Конечно, он понимал, что путь к славе наверняка окажется тернистым, но примеры известных литераторов убеждали его: чтобы создать шедевр, надо пройти через боль и лишения.
***
- Это что такое, я тебя спрашиваю?
Холеный палец главного редактора, украшенный массивным золотым перстнем, указал на страницу газеты, в которой Робер Эпинэ сразу узнал ненавистный Альдо «Вестник Талига».
- Конкурирующее издание, - на всякий случай сказал он, потому что шеф явно ожидал хоть какого-нибудь ответа.
- Правильно, - согласился Альдо. - И почему, позволь узнать, это издание опубликовало эксклюзивное интервью с принцессой Еленой, а мы - нет?
Робер взял в руки страницу, испещренную мелкими буквами. Одного взгляда на подпись под материалом оказалось достаточно, чтобы уяснить единственно возможную причину своего провала.
- Ты видел, кто автор? - поинтересовался он, хотя был уверен, что на это главный редактор обратил внимание в первую очередь. – Рокэ Алва. Нам с ним не тягаться. Я уверен, он взял интервью силой.
- Неважно, что он сделал, главное – результат, - не сдавался Альдо. – У них есть сенсация, а у нас ее нет.
Робер покачал головой. В последнее время погоня за шокирующими сплетнями начала его тяготить. Когда они с Альдо вместе основали журнал «Знамя Талигойи», предполагалось, что это будет солидное и уважаемое издание, служащее продолжателем лучших культурных традиций. Увы, пространные рассуждения о том, что такое честь, и мудреные рецензии на не менее мудреные авангардные спектакли не пользовались спросом у публики. Тираж неумолимо падал. Альдо обвинял читателей в невежестве, но не мог ничего сделать. Сотрудникам урезали зарплату. Об обедах в соседнем кафе пришлось забыть. Теперь во время перерыва Робер с отвращением жевал принесенный из дома салат с вареной морковкой – практически единственное блюдо, которое он умел готовить самостоятельно. Это отнюдь не прибавляло ему бодрости и желания работать.
Все изменилось, когда у Альдо появился новый спонсор. Никто так и не понял, с чего вдруг известный миллионер и меценат Енниоль решил вложить деньги в чахнувший еженедельник. Робер советовал другу отнестись к этому предложению с осторожностью, но тот, воодушевленный открывшейся перед ним идеей печатать номера на дорогой глянцевой бумаге, не желал никого слушать. Сделка состоялась. «Знамя Талигойи» официально перешло в руки Енниоля. Альдо, сохранивший пост главного редактора, получил право делать с журналом все, что хотел. В последнее время он носился с какими-то бредовыми идеями о том, что привычный порядок работы пора менять. Робер особо не прислушивался, надеясь, что это так и останется блажью.
- И вот еще что, - вывел его из задумчивости голос Альдо. – Там в приемной сидит какая-то знакомая Енниоля. Он говорил, что девочка способная, стихи пишет. Надо бы ее к нам пристроить.
По мнению Робера, умение писать стихи в их профессии могло лишь навредить, но деваться было некуда. Перейдя на попечение щедрого спонсора, они тем самым негласно обязались принимать на работу всех его друзей и домочадцев.
- Ладно, - обнадежил Альдо, заметив, как вытянулось его лицо, - я уверен, мы что-нибудь придумаем.
Сказав это, он подтолкнул приятеля к двери. Девушка, сидевшая в коридоре, испуганно вскочила при появлении начальства. У нее были золотистые глаза и длинные рыжие волосы. Она казалась маленькой, хрупкой, слишком маленькой и хрупкой, чтобы выжить среди акул пера. Против воли Робер почувствовал нечто вроде симпатии к этой пигалице.
- Как тебя зовут? – поинтересовался он.
- Родившие меня избрали имя Мэллит, - покорно сообщила новенькая.
Робер поднял глаза к потолку и про себя решил не поручать девушке составление новостных заметок. Краткость точно не была ее сестрой.
***
Ричард с тоской огляделся по сторонам. Редакция оказалась совсем не такой, как он себе представлял. Здесь пахло не типографской краской, а сигаретным дымом. Столпившиеся в приемной в ожидании летучки хмурые люди беспрестанно курили, гавкали друг на друга и перебрасывались непонятными терминами. Никому не было дела до молоденького практиканта, робко присевшего на краешек дивана. Диван, кстати, оказался дизайнерским и явно очень дорогим, но это уже не радовало Ричарда.
Наконец, дверь кабинета, в котором сидел главный редактор, распахнулась. Миловидная бледненькая секретарша с пепельными волосами, собранными в высокую прическу, улыбнулась всем присутствующим и пригласила их войти. Ричард не понял, относилось ли это к нему, и беспокойно заерзал на месте.
- Вы, наверное, наш новый стажер? - пришла ему на помощь секретарша.
- Точно!
Ричард поспешно вскочил с места, благодарный за поддержку.
- Вы тоже можете присутствовать на планерке, - сказала женщина.
Студент горячо поблагодарил ее и направился к кабинету. Когда он уже взялся за ручку двери, новая знакомая окликнула его:
- Как вас зовут?
- Ричард, - смущаясь, представился юноша.
- Красивое имя, - она вновь улыбнулась, и ее лицо словно озарилось внутренним светом. - Я Катарина. Заходите как-нибудь, я сделаю вам кофе.
Ричард, не ожидавший такого радушного приема, покраснел и растерянно кивнул. Ему пришло в голову, что первое впечатление от редакции вполне могло оказаться ошибочным. В самом деле, такая прелестная и дружелюбная барышня, как Катарина, просто не могла работать в плохом месте. Окрыленный надеждой, он потянул на себя дверь и вступил в кабинет редактора.
Полный мужчина с обрюзгшими щеками, сидевший во главе стола, смерил нового сотрудника тусклым безразличным взглядом.
- У нас не принято опаздывать, - вяло заметил он.
Ричард принялся неловко бормотать что-то в свое оправдание, но, похоже, его никто не слушал. Сотрудники скучали. Черноволосый красавец в темном пиджаке свободного покроя и дорогих джинсах, перед которым на столе стояла табличка «шеф-редактор», рассматривал потолочные плитки. На его лице застыло выражение презрительного недовольства. Некрасивая пожилая женщина, расположившаяся напротив, украдкой вязала носок. Две девушки рядом с ней восторженно пялились на шеф-редактора. Еще несколько журналистов вполголоса переругивались между собой.
- Сядьте куда-нибудь, не маячьте перед глазами, - велел Фердинанд, которому, по всей видимости, надоело смотреть, как стажер топчется на одном месте.
Ричард поискал свободное место, и, обнаружив незанятый стул и двери, опустился на жесткое сиденье.
- Итак, к нам пришел практикант, которого зовут, - тут редактор сверился с бумагой, услужливо подсунутой ему под нос каким-то благообразным господином в сером костюме, - Ричард Окделл. Что прикажете с ним делать? Я слушаю ваши предложения.
Собравшиеся безмолвствовали. Фердинанд неуверенно огляделся по сторонам, словно ища поддержки, а затем заговорил вновь:
- Господа, я жду ваших мнений. Что скажет Рокэ Алва?
Имя показалось Ричарду знакомым, но он не сумел вспомнить, где слышал его прежде. Шеф-редактор шевельнулся в кресле, одарил незадачливого студента пронзительным взглядом синих глаз, хищно улыбнулся и произнес:
- Давайте его съедим.
Ричард вжался в стул. Фердинанд благоразумно решил пропустить реплику подчиненного мимо ушей и продолжил как ни в чем не бывало:
- Какие еще будут идеи?
- Предлагаю вышвырнуть Алву из зала заседаний, - вполголоса буркнул кто-то, пожелавший остаться неизвестным.
Фердинанд тяжело вздохнул и снова оглядел своих подчиненных. Те угрюмо молчали. Судя по всему, больше никто не собирался брать слово. Главный редактор, пропыхтев что-то невразумительное, принялся суетливо перебирать лежавшие перед ним бумаги, как будто оттягивал начало неприятного разговора.
Ричард гордо вздернул голову. Он уже понял, что сейчас произойдет. Эти надменные, самодовольные люди не хотели принимать его на работу. Подобный поворот событий выглядел вполне предсказуемым. В самом деле, Ричард и раньше мог догадаться, что здешняя публика отнюдь не горит желанием связываться с человеком из вражеского лагеря. Однако юный корреспондент почему-то оказался не готов к такому повороту событий. Он ждал насмешек, издевательств, попыток переманить его на свою сторону – словом, чего угодно, только не того, что ему холодно укажут на дверь. Увы, именно к этому все шло.
- Если никто не намерен взять шефство над практикантом, нам придется отказать ему, - равнодушным, бесцветным голосом напомнил Фердинанд.
Начальники отделов проигнорировали возможность высказаться. Ричард еще выше задрал подбородок. Он поклялся себе держаться с достоинством, что бы ни случилось, но сейчас, когда люди смотрели на него кто с безразличием, а кто и с откровенным высокомерием, сдерживаться становилось все трудней. Он чувствовал себя полным ничтожеством. Пришлось закусить губу, которая предательски дрожала. Ричард представил, как он посмотрит в глаза Катари, выходя из кабинета. От осознания того, что она увидит его позор, стало совсем тошно.
- Итак, если желающих нет… - продолжил главный редактор.
Старая тетка принялась укладывать свое вязание в сумку, а два журналиста, занимавшие места рядом с Рокэ Алвой, демонстративно захлопнули ежедневники. Для всех это послужило сигналом того, что совещание окончено. Сотрудники начали подниматься с мест. Скрипели отодвигаемые стулья. Ричард отвел глаза, мечтая провалиться сквозь землю.
Неожиданно Рокэ небрежным, отточенным жестом поднял руку, привлекая к себе внимание. Он заговорил довольно тихо, но, несмотря на царивший в помещении гул, его слова прозвучали, как гром небесный:
- Я присмотрю за этим юношей.
Фердинанд, не ожидавший такого поворота событий, помедлил несколько секунд, прежде чем промямлить:
- Шеф-редактор, вы уверены, что он не помешает вашей работе?
Рокэ что-то ехидно ответил. Ричард уже не вслушивался в то, что он говорит. В тот миг, когда прозвучало судьбоносное решение, практикант, наконец, вспомнил, откуда ему знакомо имя будущего начальника.
Рокэ Алва, второй человек в редакции после Фердинанда, гениальный журналист, чье перо по праву называли самым острым в стране, не раз подтверждал свою репутацию прирожденного мастера злой, бичующей сатиры. Однажды он написал разгромную рецензию, посвященную книге Эгмонта Окделла. Статья получилась на редкость язвительной. Видимо, словом и впрямь можно было убить: на следующий день после выхода материала отец Ричарда, узнавший от доброжелателей о публикации, попал в больницу с сердечным приступом. Врачи боролись за его жизнь два часа, но ничего не смогли сделать.
Теперь Ричард пристально всматривался в худое точеное лицо своего нового босса, надеясь увидеть хоть какие-нибудь признаки раскаяния или затаенной боли. К его разочарованию, во взгляде Рокэ читалась лишь плохо скрываемая скука.
***
- Когда начальник входит в зал заседаний, надо вставать, - наставительно заметил Альдо, направляясь к своему роскошному креслу.
В переводе на нормальный человеческий язык это означало «Здравствуйте, начинаем летучку». Сотрудники, уже давно привыкшие к тому, что их босс страдает манией величия, с обреченным видом уткнулись в свои бумаги. Встать никто не потрудился. Мэллит, тенью скользнувшая в комнату вслед за редактором, принялась расставлять чашки с кофе. Тяжелый поднос, который она держала в руках, опасно кренился набок. Робер подавил желание помочь девушке. Он считал, что ей следовало найти более достойное занятие, чем разносить напитки, но Альдо пока не собирался предлагать девушке другую работу. Она вполне устраивала его в роли молчаливой, услужливой секретарши.
Робер обвел взглядом притихших коллег и занял свое место рядом с Альдо. На правах шеф-редактора вести совещание предстояло ему. Процедура была достаточно стандартной. С тех пор, как Робер получил повышение, творчества в его работе стало куда как меньше, зато рутины заметно прибавилось.
- План номера у всех на руках, – скучным голосом начал он. – Как видите, мы вполне успеваем подписать все полосы к сроку. У кого-нибудь есть вопросы?
Валентин Придд, отвечавший за отдел экономики, поднял руку. Робер кивнул, разрешая говорить.
- В Кэналлоа проходят массовые забастовки рабочих, - светским тоном сообщил юноша.
Все молчали, ожидая продолжения. Валентин выдержал паузу и заговорил вновь:
- В то же время неподалеку от Надора бушуют лесные пожары.
- И что? – не выдержал Альдо.
- И, наконец, в столице обанкротились два завода, вносившие солидный вклад в бюджет, - невозмутимо закончил Валентин.
- Мы и так это знаем, - нетерпеливо заявил Альдо.
- Извините. Мне показалось, будто все перечисленное ускользнуло от вашего внимания. Только так я могу объяснить тот факт, что главная тема номера звучит как «Белые штаны – тренд сезона».
По лицу Валентина невозможно было понять, издевается он или искренне недоумевает. Альдо фыркнул. Он выглядел раздраженным. Робер, наблюдавший за ним, уже давно заметил, что приятель как будто побаивается своего подчиненного. Молодой сотрудник еще даже не окончил институт, однако что-то в его холодной улыбке, в манере держать себя заставляло относиться к нему пусть не с симпатией, но с уважением. Валентин показал себя как отличный специалист. Когда он пришел на практику, Альдо поначалу пытался редактировать его статьи, но вскоре понял, что это бесполезно. Читая многословные выкладки, обильно снабженные графиками и диаграммами, он часто жаловался Роберу, что чувствует себя полным идиотом.
Альдо бы очень удивился, узнай он, что юноша, являющий собой образец достоинства и сдержанности, на досуге рисует остроумные карикатуры для «Вестника Талига». Наброски, сделанные резкими штрихами, сопровождались ядовитыми комментариями и пользовались большой популярностью у публики. Впрочем, Валентин не гнался за славой. Все рисунки он подписывал «Суза-Муза», и даже сам Фердинанд не знал, кто именно снабжает его редакцию новыми картинками.
- Вы что-то имеете против белых штанов? В таком случае вы безнадежно отстали от моды, – объявил Альдо, смерив собеседника презрительным взглядом. – К вашему сведению, фиолетовый цвет – символ беременных женщин и душевнобольных, так что советую вам сменить рубашку.
Валентин церемонно кивнул. Никто не знал, о чем он думал в этот момент, но Робер мог бы поклясться, что ледяная бестия не собирается подчиниться указаниям начальства.
- Мы – прогрессивное издание, – вещал тем временем Альдо, явно задетый за живое. - Мы всегда должны идти на шаг впереди основных тенденций. На днях я собираюсь представить вам новую концепцию развития журнала. К черту политику и экономику. Наш новый девиз – «Больше сплетен, больше гламура»!
- Чего? – скептически переспросил Валентин.
- Гламура, – повторил Альдо уже менее уверенно.
Подчиненные тихо застонали. Робер отхлебнул кофе. На языке почему-то остался мерзкий привкус вареной моркови. Казалось, ею провоняла уже вся редакция. К этому примешивался аромат дешевой туалетной воды и сигаретного дыма. Гламуром не пахло. Впрочем, судя по вдохновенному лицу Альдо, он всерьез собирался это изменить.
***
- Надеюсь, вы принесли статью о начале сенокоса, которую я просил подготовить? – лениво поинтересовался Рокэ.
Ричард протянул ему два листа, старательно исписанных от руки округлым, почти детским почерком. Он пыхтел над текстом всю ночь. Как-никак, это было первое задание, которое поручил ему новый начальник. Следовало проявить свои способности по максимуму.
Рокэ нацепил очки в тонкой оправе, сделавшие его строже и внушительнее, и взял из рук Ричарда статью. На самом деле стекла были без диоптрий: шеф-редактор обладал превосходным зрением, ему просто нравился стильный аксессуар.
- Посмотрим, что вы там написали, юноша, - сообщил он.
И само обращение, используемое Рокэ, и пренебрежительный тон, которым это говорилось, показались Ричарду абсолютно неуместными. К сожалению, он не решался прямо сообщить шефу об этом. Приходилось искать обходные пути.
- Меня зовут Ричард Окделл, - процедил он с плохо скрываемым раздражением.
Рокэ приподнял бровь.
- Да, юноша, я это помню.
Он снова погрузился в изучение статьи. Ричард обвел глазами кабинет. В свой первый визит он чувствовал себя слишком неуютно, чтобы приглядываться к обстановке, но теперь у него появилось время осмотреться по сторонам. Он оценил массивный стол из темного дерева, внушительное кресло с высокой спинкой, ноутбук самой современной модели. Отец Ричарда, хоть и был гениальным писателем, не мог позволить себе такую роскошь. Издание книг почти не приносило ему дохода. На долю почтенного мэтра доставалось лишь восхищение собратьев по цеху и насмешки вульгарной публики. Он умер в бедности, так и не дождавшись широкого признания, и случилось это по вине человека, сидевшего сейчас перед Ричардом.
Словно ощутив полный ненависти взгляд, направленный на него, Рокэ поднял глаза от рукописи.
- «Восемь сенокосилок, словно восемь маленьких солнышек, выстроились в ряд на краю бескрайнего поля», - издевательски процитировал он. – Юноша, я даже не стану спрашивать, как вы умудрились увидеть восемь солнц в ряд – в конце концов, многие по молодости балуются галлюциногенными препаратами, и подобное вполне простительно. Но далее вы сами себе противоречите. Я так и не понял, откуда у описываемого вами бескрайнего поля вдруг взялся край.
- Вы не понимаете, что такое метафора, - возразил Ричард.
- А вы не понимаете, что такое тавтология, - невозмутимо парировал Рокэ.
Практикант мученически закатил глаза. Он начинал понимать, как именно Алва довел его отца до сердечного приступа. Рокэ не кричал, не отчитывал, но его сарказм казался в тысячу раз хуже площадной брани.
- Я могу все переписать, - робко предложил он, надеясь, что это спасет ситуацию.
- Не стоит, юноша. Я уже понял, что журналист из вас никакой.
Ричард вздрогнул, как от удара. Он едва удержался, чтобы не броситься на Рокэ. В самом деле, трудно было оставаться спокойным, слушая, как этот высокомерный мерзавец его оскорбляет. Увы, сейчас Ричард находился на территории врага. Приходилось играть по чужим правилам. Усилием воли он заставил себя замолчать и не двигаться с места.
- Что вы трясете головой, как необъезженная лошадь? – осведомился Рокэ. – Успокойтесь, я не собираюсь вас выгонять. Я всего лишь найду вам более подходящее занятие. Хотите попробовать себя в роли фотокорреспондента?
Прежде, чем Ричард успел сообразить, что происходит, он жестом фокусника выдвинул один из ящиков своего стола и вытащил оттуда новенькую блестящую камеру. Солнце сверкнуло на ее полированном боку. У практиканта расширились глаза, как у ребенка, которому показали занимательную игрушку.
***
Спустя полчаса Ричард сидел у себя в кабинете и, высунув язык, чтобы лучше сосредоточиться, увлеченно наводил резкость на стоявший тут же горшок с фикусом. Он уже успел сфотографировать компьютер, кресло, собственное отражение в зеркале, вид из окна и все цветы на столе по очереди. Периодически в голове у него мелькала мысль сделать портрет Катарины, но Ричард стеснялся предложить ей позировать.
В глубине души он понимал, что Рокэ попросту купил его, подсунув дорогой подарок. Это заставляло его злиться и на себя, и на мерзкого искусителя. Подумать только, сына знаменитого писателя поймали на такую примитивную приманку! Тем не менее, отдавать камеру Ричард не собирался. Он твердо решил освоить все тонкости ремесла фотографа. Что до сочинения текстов, этим можно было заниматься и на досуге. В конце концов, Рокэ сам сказал, что не запрещает юноше практиковаться в свободное от работы время.
Разумеется, Ричард больше не собирался растрачивать себя по мелочам. Что толку в жалких статейках, не позволяющих толком выразить свою мысль? О нет, если уж писать, так сразу роман – эпическое полотно, которым отец мог бы гордиться.
Ричард в последний раз нажал на кнопку спуска, полюбовался получившимся кадром и бережно убрал фотоаппарат. У него появилась замечательная идея. Придвинув к себе кресло, он уселся перед монитором и открыл чистый файл. Пальцы помедлили, прежде чем коснуться клавиатуры. Настал торжественный момент. Ричард не собирался никого щадить. Он напишет всю правду о редакции, но разумеется, в аллегорической форме. Фердинанд будет незаконным королем, Рокэ – демонически привлекательным злодеем, а сам Ричард – честным и прямодушным рыцарем, только начинающим свой жизненный путь. О да, такая книга обречена на успех!
Ричард глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, размял пальцы и принялся вдохновенно строчить. «В городе, который некогда назывался Кабитэла, а ныне - Оллария, цвела сирень, - писал он. - Белые и лиловые свечи, как и положено горящим свечам, были обречены…»
Так начиналась легенда.
***
Через пару дней Ричард уже чувствовал себя в редакции не совсем чужим. Правда, ему до сих пор не нашлось настоящего задания - Алве было не до него, он пропадал на интервью, пресс-конференциях и фуршетах, потом закрывался у себя в кабинете, и оттуда доносился ровный шорох клавиш ноутбука, который было особенно хорошо слышно, если приложить ухо к замочной скважине. Встречая Ричарда в коридорах редакции, Алва то рассеянно кивал ему, как знакомому, то недоуменно хмурился, будто пытаясь вспомнить, кто это такой. Зато у Ричарда теперь был фотоаппарат, удостоверение прессы и пропуск, поэтому он мог ходить куда угодно и снимать что угодно, чем он в основном и занимался. Еще он мог приходить в редакцию и бродить по ней с таким видом, будто он только что пришел с задания или собирается на него отправиться.
На третий день Ричард вспомнил, что Катарина предлагала заходить к ней и обещала угостить кофе, и решил, что невежливо будет забыть про приглашение.
Поэтому он улучил момент, когда главного редактора не было на месте, и осторожно постучался в приемную.
Катари открыла почти сразу, и, увидев Ричарда, доброжелательно улыбнулась - но ему почему-то показалось, что она расстроена.
- Я не вовремя? - обеспокоенно спросил Дик. - Я могу зайти попозже.
- Нет-нет, - секретарша отступила, приглашая его войти. - Заходите, я сварю вам кофе.
Ричард робко присел на уголок стула для посетителей, положив рядом камеру, с которой не разлучался, а Катарина защелкала кнопками кофеварки. Наклонилась над ней, как будто пыталась рассмотреть что-то, и вдруг тихонько всхлипнула. Дик немедленно вскочил.
- У вас все в порядке?
- Да-да, - пробормотала Катарина, машинально комкая в руке бумажный фильтр. - Не обращайте внимания... - и вдруг расплакалась.
Ричард растерялся. До сих пор при нем плакала только Айрис, его сестра, и то всего один раз - когда Ричард, как старший брат, увел ее из школьного коридора, не позволив подраться с обидчиком. Тогда Айрис разрыдалась, а при попытке ее утешить больно пнула Ричарда в коленку. С тех пор он с недоверием относился к женским слезам - но Катари казалась такой хрупкой, такой беззащитной... Наверное, она не будет пинаться, - решил Ричард и осторожно подошел поближе. Катарина неожиданно развернулась и уткнулась Ричарду в грудь, продолжая всхлипывать. Дик сразу же почувствовал себя большим, сильным и взрослым и успокаивающе погладил женщину по голове. Она еще немножко поплакала, а потом отстранилась, вынула из рукава платочек и стала утирать глаза.
- Извините, Ричард, - прошептала она, - я не должна была...
- Все в порядке, - быстро сказал Дик. - Вас кто-то обидел? Я могу помочь?
- Нет-нет, - Катарина покачала головой, достала из сумочки зеркальце и внимательно в него посмотрелась. Стерла из-под левого глаза какие-то черные пятнышки. - Расскажите лучше, как у вас дела. Ваш, - она то ли вздохнула, то ли всхлипнула, - куратор хорошо к вам относится?
- Ну, - Ричард тоже вздохнул, - он меня совсем не замечает...
- Ох как хорошо, - с облегчением сказала женщина, - я-то опасалась, что он... - она замялась и начала комкать платочек, которым утирала глаза.
- Чего же хорошего? - удивился Ричард. - Я же, ну... На практике. Мне нужно работать.
Губы женщины вдруг сложились в печальную гримаску.
- Ах, если бы вы знали, Ричард, что Рокэ Алва понимает под работой, - она снова отошла к кофеварке и налила кофе Ричарду и себе. - Да вы садитесь. Вам с сахаром?
- Да, два кусочка, - машинально ответил Ричард. - А вы о чем?
- Когда-то, - печально сказала Катарина, ставя перед ним чашку и садясь напротив, - я тоже хотела быть журналистом. Я была юна и невинна, я пришла сюда сразу после школы, и не ждала того, что произошло. Этот ужасный человек... - она помешала кофе, хотя сахара, Ричард видел, туда не положила, - он даже не спросил, чем я хочу заниматься. Он привел меня в свой кабинет и... - она прикрыла лицо рукой и покачала головой. - Нет, это слишком ужасно. Вы еще так молоды, Ричард, вам не нужно этого знать.
- Но я должен знать! - Ричард взволнованно наклонился вперед. - Он же мой куратор!
- Да, вы правы, - Катари печально взглянула на него. - Я расскажу вам. Но помните, Ричард, он все же профессионал и отличный журналист, и его навыки не подлежат сомнению. Просто он, - женщина опять всхлипнула, - он чудовище. Он сказал мне - едва спросив, как меня зовут, и даже не взглянув на мой аттестат - он сказал: значит, вы хотите стать журналистом? Ну что ж, начнем с малого. Сделайте мне... - Катари выдержала трагическую паузу, - репортаж!
Воцарилось молчание.
- И... что? - наконец растерянно спросил Ричард.
Катарина подняла на него полные слез голубые глаза.
- Вы тоже, - сказала она с отчаянием. - Вы такой же как он! Вы... вы даже не видите в этом ничего... - она вскочила, оттолкнув чашку и едва не расплескав кофе. - А я до тех пор никогда раньше не делала никому репортаж! И даже не помышляла об этом!
- Но Катари... - все так же растерянно сказал Ричард.
Женщина заметалась по кабинету, как раненая птица, прижимая пальцы к вискам.
- Я даже не подозревала, - быстро и как в забытьи говорила она, - что в редакции царит такой... такая безнравственность! Вот так, с порога - предложить мне, незнакомой девушке, вчерашней выпускнице, сделать ему репортаж! И самое ужасное, что я... Ох, Ричард, я так хотела быть журналистом! Я... - она остановилась и взглянула на него с видом оскорбленной гордости. - Вы можете меня презирать, если хотите. Но я сделала ему этот репортаж. Прямо там.
- Прямо там? - непонимающе переспросил Ричард.
- О да, - Катари горько улыбнулась. - Вас это тоже удивляет. Любого нормального человека бы удивило. А он... Знаете, как он отреагировал? Он смеялся. Он смеялся все время, что я... - она сжала губы и отвернулась. - А потом сказал - ну что ж, журналиста из вас не выйдет, но секретарша получится отличная. И вот с тех пор... - она вздохнула и без сил опустилась в кресло, - я тут и работаю.
- Понятно, - вежливо сказал Ричард.
На самом деле, понятно ему совершенно ничего не было.
Но похоже, Алва действительно был чудовищем.
Как можно было по одному репортажу решить, что из Катари не выйдет журналиста? Он должен был дать ей второй шанс!
Ричард твердо решил поговорить об этом с куратором - когда ему вообще представится случай с ним поговорить.
***
Через неделю после того, как журнал «Знамя Талигойи» начал работать по новому принципу, сотрудники запомнили слово «гламур» и даже научились писать его без ошибок. Вместо графиков и схем, столь любимых Приддом, на страницах теперь красовались фотомодели в замысловатых головных уборах и туниках с изображением непонятных зверей. Альдо ликовал, подчиненные кисли. Пожалуй, из всех сотрудников одна лишь Мэллит безоговорочно поддерживала новый курс. Робер случайно увидел, как она держит в руках новенький, только что пришедший из типографии номер журнала. Осторожно развернув тонкий шуршащий целлофан, девушка с благоговейным восторгом уставилась на обложку, которую украшал портрет Альдо. В ее взгляде было столько любви и тоски, что у Робера предательски замерло сердце. Следовало поговорить с другом о том, чтобы он, наконец, оценил преданность Мэллит и нашел секретарше новое, более достойное занятие.
На правах верного приятеля Роберу разрешалось заходить в кабинет начальника без стука. Переступив порог, он, к своему удивлению, заметил, что Альдо не один. Посреди комнаты, вытянув руки по швам, стоял Валентин Придд. Судя по брезгливому выражению, застывшему на холеном лице редактора, журналист опять умудрился вызвать его недовольство.
- Цифры, цифры... - пробормотал Альдо, пробежав глазами распечатку статьи. - Вам, Придд, пора перестроиться. Экономика сейчас никому не интересна. Я дам вам более актуальную идею.
На этом месте редактор умолк и уставился в пространство, шевеля губами. Кажется, он что-то напряженно обдумывал. Роберу вдруг стало не по себе.
- «Десять способов сделать секс незабываемым», - торжественно провозгласил Альдо. - Как вам такая тема?
У Валентина нервно дернулась бровь. Глядя на него, Робер мог бы поклясться, что практикант знает о сексе примерно столько же, сколько Альдо - о влиянии ставки рефинансирования на условия выдачи кредитов. Конечно, в столь юном возрасте неосведомленность в вопросах любви была вполне простительной, но Альдо, по-видимому, не желал принимать это в расчет.
- Вы должны сдать материал завтра утром, - безжалостно сказал он.
Валентин уже принял обычный бесстрастный вид.
- Надеюсь, вы понимаете, что я не стану подписывать подобную статью своим настоящим именем, - заметил он.
- Можете взять псевдоним, - с ненавистью посоветовал Альдо. - Какой вы хотите?
Студент немного подумал, а затем объявил:
- Павсаний Медузко.
Альдо подпрыгнул на стуле. Будь его воля, он бы немедленно запретил Валентину использовать столь неизящное сочетание букв, но следовало проявить терпимость в мелочах, раз уж он заставил сотрудника уступить в более важном вопросе.
- Ладно, - кивнул он, - только зайдите в отдел верстки и объясните им, как это правильно пишется.
Валентин вежливо поклонился и вышел. Альдо повернулся к Роберу.
- Ну, а тебя что привело? - поинтересовался он.
Он выглядел раздраженным. Робер понял, что выбрал не лучшее время для разговора о судьбе Мэллит.
- Пойдем обедать, - предложил он.
Приятель улыбнулся. Мысль о хорошем ресторане всегда настраивала его на благожелательный лад.
В перерыве между крем-супом из белых грибов и запеченной телятиной в горшочках Робер вспомнил о своей просьбе, но Альдо лишь досадливо отмахнулся от разговора, попросив не портить ему аппетит. Он не желал ничего слышать о секретарше. Два часа и двести долларов, потраченные шеф-редактором на обед, пропали зря.
Возвращаясь к себе, Робер прошел мимо кабинета Валентина. Дверь была приоткрыта. Практикант сидел за компьютером и деловито стучал по клавишам. Робер принял решение не мешать ему, подумав, что юноша, как и велели, пишет статью про секс.
Все в редакции очень удивились бы, узнав, чем на самом деле занимается Валентин. В тот момент, когда Робер проходил мимо, он как раз сочинял письмо для Рокэ Алвы. В послании, написанном от лица известного карикатуриста Сузы-Музы, он вспоминал собственные работы, опубликованные в «Вестнике Талига», а затем просил Рокэ, в свою очередь, помочь ему с материалом, который он в силу чрезмерной загруженности не успевает сдать в срок.
«Я надеюсь, вы не хуже меня понимаете, что в конкурирующем издании не может появиться статья, подписанная вашим настоящим именем, - писал он. - Автором будет значиться некий Павсаний Медузко. Тем не менее, даю слово чести, что гонорар за материал будет перечислен вам точно в срок».
Допечатав до этого места, Валентин поднял голову от клавиатуры, размял пальцы и, наконец, позволил себе улыбнуться.
***
Ричард сидел за компьютером и по привычке воображал себя именитым писателем. Первая часть его шедевра близилась к середине. Книга выходила более длинной, чем он планировал вначале, но так было даже лучше: в конце концов, приятно знать, что ты автор солидного фолианта, а не какой-то там тоненькой брошюрки. Ричард так погрузился в размышления о том, чем лучше закончить очередную главу, что не заметил настойчивого стука в дверь. Лишь когда замок щелкнул, и на пороге появился Рокэ собственной персоной, практикант оторвался от монитора.
- Что это вы делаете, юноша? - поинтересовался начальник, заглянув в текст.
Ричард как раз дошел до того места своего эпохального творения, где подробно рассказывалось о синих глазах Рокэ. Увидев босса, он быстро свернул окно с писаниной.
- Ничего, - сказал он.
И тут же сам понял, насколько глупо и беспомощно это прозвучало. К счастью, Рокэ не стал его ругать.
- Когда в следующий раз займетесь тем же самым, лучше говорите всем, что проводите аналитическую работу, - весело заметил он. - Смысл один и тот же, зато выглядит солиднее.
- Ага, - на всякий случай согласился Ричард.
В присутствии Алвы он почему-то начинал ощущать себя полным идиотом. Тщательно продуманная речь о незавидной участи Катари вдруг вылетела у него из головы. Оставалось молчать и преданно таращиться на Рокэ.
Шеф неспешно прошелся по кабинету, а затем без приглашения уселся в кресло и вытянул длинные ноги, тем самым отрезав Ричарду путь к двери. Бежать стало некуда. Рокэ окинул подопечного долгим заинтересованным взглядом, в котором чудилось нечто неуловимо порочное.
«Сейчас попросит сделать ему репортаж», - обреченно подумал Ричард.
Он почти угадал. Рокэ шевельнулся в кресле и произнес тоном, не терпящим возражений:
- Хватит с вас аналитической работы, юноша. Сегодня вы пойдете со мной на благотворительный прием, который проводит фонд защиты диких козлов. Все разговоры я буду свести сам, а ваша задача - сфотографировать бакранскую делегацию. Вопросы есть?
Ричард помотал головой. Все казалось предельно ясным. Он даже удивился, что задача настолько проста. В глубине души он ждал командировок в горячие точки и многочасового сидения под окнами знаменитостей, а вместо этого получил скучное официальное мероприятие. Против воли он чувствовал себя обманутым.
***
Сияющие витрины кондитерской притягивали взгляд. Робер настороженно обозрел их, дернувшись, когда на глаза попался морковный пирог. Хотя сделка с гоганом избавила шеф-редактора от необходимости жевать на обед вареную морковь, проклятый овощ периодически снился ему в кошмарах. Робер не пожелал бы такой судьбы даже врагу. Собственно, именно поэтому он и явился в магазин. Став начальником, он, в отличие от Альдо, не забыл о коллегах, которых повышение обошло стороной. Робер периодически таскал сладости девушкам, работавшим в секретарской. Досужие сплетницы поговаривали, что с появлением в этом отделе Мэллит он начал захаживать чаще, но, разумеется, это была гнусная клевета.
Робер купил две коробки свежих эклеров с масляным кремом. Он, разумеется, не подозревал, что девушки между собой именуют эти пирожные «смерть фигуре», поэтому уже предвкушал, как обрадуются подопечные, увидев его с подарками. Осторожно поднявшись по лестнице, он заглянул в приоткрытую дверь. Девицы столпились возле стола Мэллит и вполголоса переговаривались. Периодически раздавалось хихиканье или мелодичный звон украшений. Подойдя ближе, Робер понял причину всеобщего интереса: Мэллит раскладывала карты. Они с тихим шорохом ложились на стол. Секретарша бережно оглаживала их, словно пестрые бумажки и впрямь могли поведать ей какую-то тайну. Остальные, затаив дыхание, следили, как она вытаскивает из колоды очередную картонку со странным рисунком.
- Колесо Фортуны, - провозгласила Мэллит, демонстрируя карту.
- И что это значит? – поинтересовался кто-то.
- Это символ перемен, постоянного созидания и разрушения. Он напоминает, что счастье и невзгоды одинаково непостоянны.
- Ничего не понимаю, - вмешалась одна из девушек, по-видимому, та, кому гадали. – Что конкретно ты имеешь в виду? Алва меня любит или все-таки нет?
Мэллит кротко вздохнула. Судя по всему, вопрос про Алву она слышала уже не в первый раз. Смирившись со своей участью, она принялась объяснять, что карты Таро не могут дать однозначный ответ.
- Их цель – помочь вопрошающему сориентироваться в ситуации и понять, какие силы движут развитием событий, - негромко говорила она. Речь текла плавно, как по писаному. Робер поймал себя на том, что глуховатый голос его завораживает. По спине вдруг поползи мурашки. Он встряхнулся, чтобы отогнать непрошеный дурман, и нечаянно задел локтем дверной косяк. Девушки испуганно обернулись.
- Ой, - испуганно пискнула одна из них, - а что вы тут делаете?
- Я принес вам пирожных.
Робер глуповато улыбнулся и развел руками. Барышни принялись наперебой благодарить его. Коробку передавали из рук в руки. Правда, попробовать лакомство так никто и не решился. Красавицы мысленно прикидывали, сколько часов им придется провести в спортзале, если они позволят себе съесть хоть маленький кусочек сладкого, и вежливо отказывались.
- Вы тоже не будете есть? - тоскливо спросил Робер, глядя на Мэллит.
Девушка опустила ресницы. Она не понимала, почему коллеги так упорно отвергают угощение. Она сама с удовольствием съела бы все. В тайне Мэллит мечтала поправиться, чтобы стать похожей на своих сестер. Уж они-то были настоящими красавицами!
- Если уполномоченный казнить и миловать не возражает, я попробую, - робко сказала она.
Затаив дыхание, Робер наблюдал, как изящные, унизанные тонкими медными кольцами пальцы возятся с лентой и открывают коробку. Мэллит оглядела эклер со всех сторон и аккуратно слизнула выступивший крем. Роберу отчего-то стало неловко.
- Я, пожалуй, пойду, - пробормотал он.
Его не удерживали. Девушки переключили все внимание на Мэллит. Кто-то вслух ужасался количеству калорий в ее пирожном, кто-то снова просил погадать на Алву.
Выходя за дверь, Робер твердо решил, что пристроит девушку в отдел досуга. Ее привычка выражать свои мысли туманно и расплывчато могла бы очень пригодиться при составлении гороскопов, которые печатались на последней странице журнала.
***
Хоть Ричард и считал прием в поддержку козлов скучным, все же он решил подготовиться к этому событию. В конце концов, он впервые выходил в свет в качестве фотокорреспондента известного издания. Перед торжественным мероприятием он провел у зеркала не меньше двух часов, раздумывая, как уложить волосы и какая рубашка больше подойдет к штанам. Штаны, как и положено, были белыми. В свежем номере журнала «Знамя Талигойи» Ричард прочел, что это главный тренд сезона. На обновку ушла вся стипендия. Теперь у незадачливого модника сводило живот от голода, но он мужественно решил, что это к лучшему: девушкам ведь нравятся стройные парни, так что невольная диета пойдет ему только на пользу.
За двадцать минут до назначенного времени Ричард, гладко выбритый и благоухающий одеколоном, который достался ему в наследство от папы, прибыл на место назначения. В просторном зале уже собралось довольно много гостей. Козлов поблизости не наблюдалось, а может, они хорошо маскировались. Ричард попробовал определить, кто из присутствующих входит в состав пресловутой делегации, которую следовало сфотографировать, но потерпел неудачу. Спросить у кого-нибудь, когда прибудут послы, он стеснялся, поэтому принялся молча прохаживаться взад-вперед в ожидании начала церемонии.
В центре помещения стоял длинный банкетный стол, магнитом притягивавший к себе посетителей. Ричард протиснулся поближе. Картина, открывшаяся взору, сражала наповал. Чего здесь только не было! Бутерброды с настоящей, а не баклажанной икрой, тонкие ломтики лосося, какой-то невиданный сыр в голубых прожилках, блюдо с королевскими креветками – все то, что для других давно стало привычной частью подобных мероприятий, Ричарду казалось невиданной роскошью. В его родном Надоре таких блюд не готовили даже на праздники. Впрочем, к удивлению практиканта, гости не очень интересовались едой, а налегали в основном на спиртное. Решив, что здесь так принято, Ричард, чтобы показать себя завсегдатаем светских приемов, тоже потянулся к рюмке с какой-то прозрачной зеленоватой жидкостью. Увы, чья-то сильная рука тут же перехватила его запястье.
- Юноша, не налегайте на мартини, – посоветовал знакомый голос. – Нам еще предстоит работать. Обещаю, когда все это закончится, мы с вами выпьем.
Обернувшись, Ричард увидел Рокэ. По случаю торжественного события шеф-редактор вырядился в дорогой пиджак из тонкого сукна и темно-синюю рубашку, но любимым джинсам не изменил. Ричард про себя отметил, что шеф безнадежно отстал от моды.
- Делегация вон там, – Рокэ указал в противоположный конец комнаты, где толпились какие-то толстяки в причудливых костюмах. – Идите, работайте.
Ричард с тоской кинул прощальный взгляд на стол, ломившийся от яств. Желудок протестующе забурчал. К сожалению, ослушаться приказа было нельзя. Студент уныло поплелся в направлении, указанном Рокэ.
Через пару минут выяснилось, что сделать удачный снимок не так-то просто. Какие-то бесцеремонные люди, проходившие мимо, все время толкали Ричарда. Тощая дама в зеленом платье наступила ему на ногу своим острым каблуком, а господин с сигарой бесцеремонно стряхнул пепел прямо на его новые штаны. Ричард сквозь зубы потребовал извинений, но нахала уже и след простыл. Толпа текла мимо, о чем-то оживленно переговариваясь. Студент, подхваченный общим потоком, чувствовал себя ужасно беспомощным. В кадр все время лезли посторонние. Чужие спины загораживали от Ричарда послов, которых требовалось сфотографировать.
Он уже почти пал духом, но Рокэ, неведомо как очутившийся рядом, вдруг цепко подхватил его под локоть и увлек за собой. Чопорная публика расступилась, словно по волшебству. Ричард увидел прямо перед собой иностранного гостя с козлом на поводке и поспешно схватился за камеру.
- Переверните ее вертикально, - посоветовал Рокэ и, не дожидаясь, пока практикант выполнит указание, сам направил его руку. - Вот так, а теперь снимайте. Не дергайтесь, а то испортите кадр.
Ричард послушно нажал на кнопку. Сверкнула вспышка.
- Для новичка сойдет, - заметил Рокэ, мельком глянув на изображение.
В его устах похвала звучала буднично и небрежно, но смысл от этого не менялся. Ричард взглянул на шефа с благодарностью. Ему пришло в голову, что стоящий рядом человек, возможно, не такой плохой, каким хочет казаться. В конце концов, Рокэ помог ему сделать первый кадр, с которого, без сомнения, должна была начаться блистательная карьера.
Ричард расправил плечи, стряхнул с брюк остатки пепла и гордо защелкал фотоаппаратом. Гости щурились от вспышки и про себя проклинали незадачливого корреспондента. Ричард улыбался. Он впервые понял, каково это - быть профессионалом.
***
Альдо гордо восседал в своем кресле, словно позировал для парадного портрета. На столе перед ним лежала распечатка статьи. «Десять способов сделать секс незабываемым», - разобрал Робер, прекрасно умевший читать вверх ногами.
- Этот Придд, оказывается, очень продвинутый молодой человек, - морщась, объявил Альдо. – Я в его возрасте не знал и половины того, о чем он пишет.
Главный редактор отбросил распечатку. Не требовалось обладать талантами Мэллит, чтобы понять: больше Валентину никогда не поручат писать на столь щекотливые темы. Альдо ненавидел, когда кто-либо оставлял его далеко позади в тех вопросах, в которых он считал себя непревзойденным знатоком.
- Ладно, хватит портить себе настроение разговорами о мальчишке, - решил он после некоторой паузы. – Куда сегодня идем обедать?
- Обед подождет.
Робер присел в кресло напротив редактора, чтобы их глаза находились на одном уровне. Взгляд у Альдо остался таким же светлым и бездумным, как в пору студенческой молодости. В то, что прежний обаятельный повеса, любимец женщин и просто славный малый вдруг превратился в мелочного тирана, верилось с трудом, но отрицать очевидное тоже не получалось.
- Я хотел поговорить с тобой о Мэллит, - осторожно начал Робер.
- Кто это?
На лице Альдо отразилось искреннее недоумение. Он даже не помнил хрупкую, похожую на олененка девушку, которую принял на работу. Роберу отчего-то стало обидно.
- Это твоя новая секретарша, - напомнил он. Периодически он все еще пытался пробиться к тому Альдо, которого знал раньше, до начала всей этой заварушки с гоганами. Впрочем, получалось плохо.
- А, та тощая девчонка, что смотрит на меня с немым восторгом, - сообразил Альдо.
Робер внутренне дернулся, услышав такую формулировку, но не стал придираться к словам. Сейчас у него имелась более важная задача.
- Мэллит видит будущее, - сообщил он.
- Правда? – Альдо зевнул. – Отлично. Пусть скажет, пойдет ли сегодня дождь. Я как раз думаю, что надеть вечером в клуб.
- Ты не о том думаешь, - упрекнул Робер. – Мне кажется, ее талантам можно найти более полезное применение. Как насчет того, чтобы поручить ей составлять гороскопы? Читатели такое любят.
- Читатели, в массе своей, на редкость невежественны, - парировал Альдо. – Впрочем, если тебе так хочется, пусть Мэллит займется предсказаниями. Как ни крути, вкусы публики тоже приходится учитывать.
Главный редактор скривился, демонстрируя, что такое положение дел его совсем не радует. Тем не менее, цель была достигнута. Обрадованный Робер немедленно развил бурную деятельность. Он сам притащил Альдо на подпись приказ, в котором говорилось о переводе Мэллит в отдел развлечений и досуга, и под шумок выторговал для сотрудницы право вести колонку, посвященную картам Таро. Что ни говори, подобному началу карьеры оставалось только позавидовать.
Робер чувствовал себя таким счастливым, словно это он сам только что получил повышение. Душа просила кутежа и широких жестов. Обычно шеф-редактор не позволял себе отлучаться с работы, если на то не имелось уважительной причины, но сегодня в него словно вселился бес. Подмигнув суровой вахтерше, он вылетел на улицу, добежал до цветочного магазина и потребовал самый роскошный букет. Продавщица, давно привыкшая к общению с влюбленными дуралеями, ничему не удивилась. На прилавок легли нежные желтые розы в хрустящей целлофановой обертке. Робер покорно заплатил. Цветы стоили столько, что при разумной экономии ему хватило бы на месяц, но сейчас он не думал о таких мелочах. Ему хотелось первым поздравить Мэллит с переводом на новую должность.
До конца рабочего дня оставалось полчаса, но шумные барышни из секретариата уже разошлись. Мэллит в одиночестве сидела за столом и что-то сосредоточенно печатала. Солнечный свет пробивался сквозь неплотно закрытые жалюзи за ее спиной, играл в рыжих волосах. Робер на минуту остановился, затаив дыхание. Мэллит, каким-то образом почувствовавшая его присутствие, торопливо обернулась.
Первым, что она увидела, стал букет. Робер держал его на вытянутых руках, как будто боялся ненароком примять нежные бутоны. Мэллит, ахнув, вскочила с места. Гость протянул ей шуршащий сверток.
- Поздравляю. С завтрашнего дня ты работаешь в отделе досуга. Альдо подписал приказ.
Робер так торопил этот миг, так предвкушал его, а на деле все вышло неловко и скомкано. Горло отчего-то свело. Слова давались с трудом и получались какими-то казенными. Впрочем, Мэллит, не избалованная вниманием, с благодарностью приняла букет. На ее щеках вспыхнул смущенный румянец.
- Повелевающий журналом так добр к бесталанной, - прошептала она, чуть наклонившись, чтобы вдохнуть тонкий цветочный аромат. – Этот подарок… Это он его выбирал?
Робер не сразу сообразил, что она говорит об Альдо, а потом, сообразив, растерянно моргнул. В глазах Мэллит светился такой благоговейный восторг, что он не нашел в себе силы омрачить ее простенькое, бесхитростное счастье.
- Да, - малодушно соврал он, пряча взгляд.
Солнце все так же озаряло комнату, но незадачливому кавалеру вдруг показалось, что он стоит в полумраке. Яркие краски померкли, радость стерлась. Даже розы, которые девушка по-прежнему держала в руках, стали выглядеть отталкивающе. Как он мог купить цветы с такими мерзкими колючими стеблями, да еще и желтые? Всем известно, что это нехороший, тревожный цвет, символизирующий разлуку. Но Мэллит улыбалась, глядя на этот уродливый букет, а значит, следовало ей подыграть.
- Такую красоту нужно поставить в вазу, - через силу сказал Робер. – Я принесу что-нибудь.
***
Ричард рассчитывал, что после завершения всех приличествующих случаю речей он сможет незаметно вернуться к столу и прихватить с собой хотя бы пару кусочков сыра, но Рокэ рассудил иначе. Не давая фотографу опомниться, он железной хваткой вцепился ему в плечо, прошипел на ухо что-то вроде «срочно в номер» и развернул к выходу. Подталкиваемый шефом, Ричард поплелся прочь из зала.
По случаю сдачи номера в редакции царила лихорадочная спешка. Сначала пришлось идти в отдел верстки и помогать другим сотрудникам перебирать отснятые кадры, затем – выслушивать длинную нотацию по поводу того, что эти кадры никуда не годятся. Наконец, фотография была выбрана. Ричард с чистой совестью ушел к себе, но через минуту в его кабинете зазвонил телефон. Верстальщик ехидным голосом сообщил, что Фердинанд забраковал снимок, и нужно поставить другой. Возня заняла в общей сложности часа полтора. Затем Ричарда заставили придумывать подпись. На это тоже ушла уйма времени, поскольку требовалось перечислить всех послов и козлов, изображенных на снимке, а их имен никто не знал.
Издерганный, раздраженный и зверски голодный, Ричард кое-как, машинально выполнил последние поручения и без сил добрел до своей каморки. От того, что он долго сидел перед монитором, в глазах двоилось. Ноги гудели. Пустой желудок терзали спазмы. Пододвинув к себе кресло, Ричард грузно рухнул на сиденье. Он чувствовал себя хуже, чем после целого дня работы на грядках, к которой его в свое время приучила матушка. И кто только придумал, что умственный труд легче физического? Ричард в сердцах ругнул этого неизвестного болвана и прикрыл веки.
Вздремнуть ему не дали. Дверь противно заскрипела, пропуская Рокэ. Он уже успел где-то потерять пиджак и выглядел более встрепанным, чем обычно. Должно быть, ему тоже пришлось участвовать во всеобщей суете.
- Чего вам? – обреченно спросил Ричард, выпрямившись и придав лицу более-менее осмысленное выражение.
Он ожидал, что сейчас опять придется срочно куда-то бежать и что-то делать, но Рокэ небрежно махнул рукой.
- Расслабьтесь, номер уже подписан.
Ричард вздохнул с облегчением. Впрочем, радость длилась недолго. Спустя пару мгновений он снова напрягся, как зверек, готовящийся к прыжку.
- Тогда зачем вы пришли? – поинтересовался он.
Рокэ позволил себе улыбнуться.
- Помнится, я обещал вам, что мы вместе выпьем, когда все закончится. Если вы еще не передумали, прошу ко мне в кабинет.
Если говорить начистоту, Ричарда сейчас больше занимала еда, а не выпивка. Однако он побоялся отказать начальнику и покорно пошел за ним следом, втайне надеясь, что в кабинете шеф-редактора найдется какой-нибудь засохший бутерброд.
К сожалению, закуски у Рокэ не оказалось, зато в его роскошном кабинете обнаружился потайной бар. Глядя на матовые бока темных бутылок с дорогими винами, Ричард немного растерялся. Мирабелла не одобряла увлечения спиртным, да к тому же кислятина, которую выставляли на стол по случаю поминок отца, обладала таким вкусом, что никто по доброй воле не стал бы ее пить. Однако сейчас, в присутствии Рокэ, студент постыдился говорить о своих отношениях с алкоголем. Мужественно сглотнув, он решил, что один бокал точно не причинит ему вреда.
Через два часа на полу вперемешку валялись пустые бутылки, старые номера газеты и почему-то ботинки. Ричард, босой и пьяный, сидел на столе Рокэ. Впрочем, сам Рокэ тоже сидел на столе. Иногда Ричард украдкой поворачивал голову и любовался на чеканный профиль шеф-редактора. Он знал, что неприлично так пялиться на человека, но уже ничего не мог с собой поделать. То ли от голода, то ли с непривычки вино ударило ему в голову почти мгновенно. В висках приятно шумело. Отчего-то становилось все жарче. Комната медленно падала куда-то вниз и все никак не могла упасть. Было плохо, но хорошо.
Кажется, они с шеф-редактором о чем-то долго говорили. Ричард, делая трагические паузы, неожиданно для самого себя рассказал, как мама била его по голове за малейшую провинность, и чуть не всплакнул. Рокэ в ответ тоже поведал что-то нелестное о методах воспитания, принятых в его доме. Ричард принялся жаловаться еще и на сестру, но в процессе решил, что не стоит так расклеиваться перед посторонним человеком, и постарался сделать повествование более веселым. История о том, как маленькая Айрис побила маленького Ричарда за то, что он играл в ее куклы, раньше казалась ему глубоко печальной: еще бы, он проплакал целых три часа после того, как это случилось! Однако теперь, под взглядом Рокэ, она начала выглядеть забавной, просто на удивление забавной. Оба хохотали, как безумные, и вроде бы расплескали вино, но на это уже никто не обратил внимания. Отсмеявшись, Ричард беспомощно ткнулся носом в горячее плечо шефа.
- С вами все в порядке? – спросил Рокэ.
Он пил ничуть не меньше Ричарда, но его глаза оставались осмысленными и злыми.
- Все нормально, - заплетающимся языком сообщил подчиненный.
- Точно?
Рокэ встряхнул юношу, взял за подбородок и пристально всмотрелся в его расширенные зрачки. Прямой взгляд, прикосновение шершавых пальцев, резкие, но аккуратные жесты – все это будило какие-то совсем неправильные мысли.
«Сейчас поцелует», - то ли со страхом, то ли с надеждой отозвалось затуманенное сознание Ричарда.
Увы, проверить это предположение не удалось. Дверь в кабинет предательски скрипнула. Ричард, икнув, поспешно отпрянул от начальника и чуть не свалился со стола. Вошедшая уборщица мельком покосилась на него. На ее лице застыло выражение туповатого равнодушия. Она с грохотом водрузила на стул жестяное ведро, макнула в него швабру и принялась возить ею по полу. Похоже, ей было все равно, чем в данный момент занимались редактор и практикант.
- Натоптали тут, ызарги! - бормотала женщина себе под нос.
До крайности смущенный Ричард вскочил с места. Комната тут же пугающе накренилась. Чтобы не свалиться, он оперся о стену. От идеи найти свои ботинки пришлось отказаться: сейчас он вряд ли сумел бы это сделать. О том, как он пойдет по улицам босиком, Ричард не думал. Он мечтал поскорее убраться с места событий, как будто от этого мог перестать чувствовать себя таким идиотом.
***
Оставшиеся в кабинете туфли были единственной приличной парой обуви, которая имелась у Ричарда. На следующий день практиканту пришлось явиться на работу в клетчатых тапочках, верой и правдой служивших ему еще в Надоре. Прошмыгнув мимо суровой вахтерши, он скрылся у себя в каморке и стыдливо спрятал ноги под стол. Мелькнула мысль подняться наверх и поискать свои ботинки, но Ричард представил, что в таком случае он может столкнуться с Рокэ, и отверг эту идею. Воспоминания о минувшей шальной, пьяной ночи заставляли его мучительно краснеть. Чтобы отогнать непрошеные образы, мелькавшие перед глазами, Ричард открыл файл со своим романом, однако слова упорно не желали складываться в предложения. Он просидел два часа, в смятении таращась на пустую страницу, но так ничего и не придумал.
В одиннадцать настало время редакционной планерки. Обычно на ней подводили итоги недели. Отличившимся выдавали премии, нерадивым устраивали разносы. Ричард был слишком неопытен, чтобы попасть в первую категорию, и слишком исполнителен, чтобы оказаться во второй, но ему все равно надлежало явиться на общее собрание.
Стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, он тенью проскользнул в кабинет главного редактора. Собравшиеся там журналисты уже рассаживались по местам. Катари, которая разносила чай, одарила Ричарда быстрым сочувственным взглядом лучистых глаз. Тот решил, что она заметила его потрепанные тапки. Стало ужасно неловко.
Ричард уселся на знакомый стул у стены. За три недели, проведенные в редакции, он успел свыкнуться с нехитрым ритуалом проведения летучки. Сегодня все шло своим чередом. Под потолком мерно, с ровным усыпляющим звуком гудел кондиционер. Фердинанд дремал в редакторском кресле. Его подчиненные зевали. Рокэ, ни разу не посмотревший в сторону Ричарда, негромко рассказывал что-то о содержании следующего номера. Время от времени он морщился и подносил ладонь ко лбу. По-видимому, его мучило похмелье. За исключением этого, он выглядел абсолютно так же, как всегда. Ричард отчего-то почувствовал себя обманутым.
По паркету лениво полз солнечный луч. Где-то за стеной тикали часы. Планерка казалась бесконечной. Ричард покосился на сидевшую рядом некрасивую даму средних лет. Она опять что-то вязала. Тихонько постукивали спицы. Заглядевшись на ровные ряды петель, Ричард пропустил тот момент, когда Рокэ перешел к перечислению особо отличившихся журналистов.
- Отдельно я хотел бы отметить снимок Окделла. Юноше удалось поймать отличный кадр, - снисходительно бросил Алва.
Когда прозвучало его имя, Ричарду показалось, что шеф ошибся. Разве он заслужил премию? Он же ничего не сделал, только послушно нажал на кнопку, следуя указаниям начальника! Ричард хотел вскочить с места, закричать, но слова застряли в горле. Он лишь что-то тихо промямлил себе под нос. Тем не менее, Рокэ услышал.
- Вы, кажется, собрались возразить? - сказал он, впервые за все утро посмотрев прямо на Ричарда. - Не нужно. Вы получите премию не столько за качество фотографии, сколько за старание. Считайте это авансом в счет ваших будущих шедевров.
Ричард покорно кивнул. Ему пришло в голову, что деньги сейчас будут очень кстати. Следовало купить новые ботинки взамен тех, что он потерял.
***
Когда планерка закончилась, Ричард остался сидеть на месте. Он тоскливо провожал глазами уходящих коллег. Очень хотелось выскочить из кабинета первым, но тогда все могли бы увидеть, в какой обуви он сегодня явился на работу. Такого позора Ричард бы не вынес. Он терпеливо дождался, когда последний из журналистов покинет кабинет, и лишь затем направился к двери. Фердинанд, дремавший в кресле, по счастью, не обратил на подчиненного никакого внимания. Он вообще мало что замечал.
Ричард уже выбрался в коридор, когда кто-то внезапно загородил ему дорогу. Он поднял голову и встретился взглядом с высоким надменным парнем. Лицо с тонкими губами, кривившимися в усмешке, казалось знакомым. Ричард напряг память и сообразил, где видел этого человека.
Перед ним стоял Эстебан, староста параллельной университетской группы, зубрила и выскочка. Пару раз они пересекались на потоковых лекциях. Эстебан запомнился Ричарду тем, что постоянно вступал в полемику с пожилым преподавателем, выставляя его полным дураком. Всех студентов это забавляло, а Ричард жалел старенького профессора и мысленно ругал себя за то, что так и не собрался за него вступиться.
Общаться с Эстебаном не хотелось. Ричард сделал шаг в сторону, пытаясь обойти его, однако тот не позволил.
- Привет, студент, - нарочито громко произнес он.
- А, это ты, - как можно небрежнее отозвался Ричард, делая еще одну попытку улизнуть. - Не знал, что ты тоже здесь работаешь.
- Ну, еще бы, - насмешливо протянул Эстебан. - Ты был слишком занят общением с Алвой, чтобы обратить на меня внимание.
В его тоне звучала откровенная издевка. Сдерживаться становилось все труднее. Ричард прекрасно понимал, что, если он затеет драку в редакции, его с позором выставят вон. Приходилось терпеть. Он отвернулся, чтобы не видеть противной физиономии, и встретился взглядом с еще одним студентом из параллельной группы. По-видимому, редакция «Вестника Талига» пользовалась популярностью у практикантов: кроме Эстебана, здесь собрались еще шестеро.
- Кого это ты высматриваешь? - осведомился смазливый студент в голубой футболке. - Все надеешься на помощь Алвы?
- Шеф-редактор не придет. Он сейчас вызвал к себе секретаршу. Уверен, после этого ей снова будет что рассказать в курилке, - вставил еще один.
Когда речь зашла о Катари, Ричард вздрогнул, как от удара. Как эти негодяи вообще посмели произнести ее имя? Он попытался сказать что-то о том, что она заслуживает куда более уважительного отношения, а все эти юнцы недостойны даже целовать паркет, по которому она ступала. Однако его никто не слушал. Один из мерзавцев прижал руки к сердцу, и ломаясь, кокетливо произнес:
- Ах, этот Алва такое чудовище! В последний раз он взял меня прямо на столе, на разложенной газете, которую надо было подписать в печать!
Остальные дружно заржали. У Ричарда помутилось в глазах. Он метнулся вперед, целя в челюсть потешавшемуся наглецу, но тот ловко отступил.
- Кстати, а когда мы услышим твой рассказ? - ввернул Эстебан. - Зуб даю, он окажется еще более захватывающим!
У Ричарда перехватило дыхание от ненависти и обиды, но он еще пытался казаться спокойным. Никто не должен был заметить, как его задели эти слова.
- Не понимаю, о чем вы говорите, - заметил он.
Голос его дрожал от скрытой ярости.
- Да брось, - отмахнулся Эстебан. - Все знают, что вчера вы с Алвой надолго уединились в его кабинете, а сегодня он выписал тебе премию. По-моему, тут все очевидно.
Такого Ричард уже не мог снести. Вспомнив школьные занятия по самообороне, он сжал пальцы в кулак и со всей силы врезал по ухмыляющейся роже. Эстебан взвыл. Из носа у него хлынула кровь, заливая щегольский пиджак.
- Ты забываешься, - прошипел он сквозь зубы.
Его прихвостни обступили Ричарда со всех сторон. Только сейчас незадачливый драчун понял, что его взяли в кольцо. Пути к отступлению не осталось.
- Полагаю, нам стоит выйти во двор и продолжить, - сказал кто-то.
Ричард стойко кивнул.
***
Гордо вскинув подбородок и распрямив плечи, Ричард последовал за своими палачами вниз по лестнице. Он понимал, что не сможет выстоять против семерых. Потасовка неминуемо грозила перерасти в избиение. Однако отказаться он тоже не мог. Эти люди оскорбили не только его, они оскорбили Катари и Алву, извратили саму идею журналистской чести. Пусть ему предстояло проиграть, но это был единственный достойный выход. Ричард собирался драться, и драться отчаянно.
Во дворе светило солнце. Фонарный столб, стоявший неподалеку от здания редакции, отбрасывал длинную четкую тень, которая делила песчаную площадку перед домом ровно пополам. Из-за слепящего света все вокруг казалось ярким, резким, слишком настоящим. Запахи и звуки ощущались особенно остро. Ричард с пронзительной ясностью понял, что никогда не забудет этот день. Он уже почти чувствовал, как острые песчинки вопьются в ладони, когда он упадет, представлял ощущал металлический привкус крови на своих губах. Тем не менее, он повернулся лицом к своим противникам, принимая бой. Те медленно сжимали кольцо. Эстебан размял кулаки. Ричард встретил его недобрый взгляд и поднял голову. Он надеялся, что в его взгляде сейчас нет страха, как не было страха в душе: предательская дрожь ушла, оставив после себя лишь тоскливую обреченность.
Эстебан со свистом втянул носом воздух и сделал шаг вперед. Неизвестно, чем бы закончилась эта импровизированная дуэль, но тут на сцене появилось новое действующее лицо.
- Так-так, что тут у нас? – протянул ленивый баритон, который Ричард не мог не узнать. - Очевидно, драка. Какая прелесть.
Приспешники Эстебана замялись. Сам выскочка отступил назад, пропуская незваного гостя. Рокэ неторопливо подошел, осмотрел место действия и остановился рядом с Ричардом.
- Как удачно, что окна моего кабинета выходят во двор, - продолжил он. – Благодаря этому можно иной раз стать свидетелем весьма любопытного зрелища.
- А чего, мы ничего… - заученно пробормотал Эстебан.
Вся его напускная бравада разом куда-то делась. Он превратился в обыкновенного юнца, краснеющего и заикающегося оттого, что начальство застало его на месте преступления.
- Мы просто шутили, - заверил кто-то из его приятелей.
- Так вот, значит, как это теперь называется. В мои времена такое, помнится, именовалось хулиганским нападением, совершенным группой лиц по предварительному сговору. Впрочем, довольно, - Рокэ разом помрачнел и бросил: - Через десять минут ваши заявления об увольнении должны лежать у меня на столе. Это относится ко всем семерым.
Эстебан хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Остальные выглядели не лучше. Видно было, что им хотелось возразить, но никто не решился оправдываться. Они осторожно попятились, не отводя от Рокэ напряженных взглядов. На лице шеф-редактора не отразилось ровным счетом никаких эмоций. Он подождал, пока Эстебан скроется за углом, и лишь затем повернулся к Ричарду.
- Вас, юноша, ни на минуту нельзя оставить без присмотра, – недовольно заметил он. - Зачем, позвольте узнать, вы разбили нос своему сокурснику?
Ричард потупился. То обстоятельство, что ему пришлось принять помощь от человека, фактически убившего его отца, сильно усложняло дело. Впрочем, и без него ситуация выглядела не лучше.
- Вы не понимаете, - торопливо пробормотал он.
- Разумеется, поскольку вы даже не пытаетесь ничего объяснить.
- Я был вынужден его ударить, - сознался Ричард. – Если б вы только слышали, что он сказал!
Рокэ насмешливо приподнял бровь.
- Что же?
Повторить это Ричард не мог. Он молча помотал головой, чувствуя, как щеки заливает краска.
- Ну? - поторопил Рокэ.
- Эстебан думал, что мы… что вы и я…
- Что мы любовники, - спокойно закончил Алва. – Успокойтесь, я никогда не опущусь до того, чтобы спать с собственным подчиненным.
Он произнес это легко, как нечто само собой разумеющееся. Похоже, он не лгал. У Ричарда на миг перехватило дыхание. То, что наговорили прихвостни Эстебана про Катари, начинало выглядеть все более неправдоподобным, да Ричард и сам ни на мгновение не усомнился в том, что это гнусная клевета. Его больше беспокоило то, что за нехитрыми словами шефа крылся ответ и на иной вопрос. Выходит, вчера Рокэ вовсе не пытался его поцеловать? А он, как последний дурак, вообразил невесть знает что! Ричарду стало невыносимо стыдно за собственное разыгравшееся воображение, но еще больше, чем стыд, его сердце жгло какое-то горькое чувство, похожее на обиду. Во рту вдруг появился привкус горечи. Ричард затравленно огляделся по сторонам. Солнечный свет, бивший прямо в глаза, порядком раздражал. Раздражала и улица с ее шумной, бессмысленной суетой. Хотелось убежать, спрятаться, чтобы больше никогда никого не видеть, однако это было бы еще более глупо, чем все, что он уже натворил. Ричард сделал над собой усилие и остался на месте.
- Вы, кажется, опять чем-то недовольны? - сухо спросил Рокэ.
Кажется, он не догадывался об истинной причине происходящего. Ричард мысленно похвалил себя за умение сохранять хорошую мину при плохой игре и ляпнул первое, что пришло в голову:
- Я думаю, Эстебан и его компания могут подстеречь меня после работы. Они все еще злы.
На самом деле его мысли занимало совсем другое. Он уже не боялся столкновения, скорее, даже желал его. Уличая драка могла помочь выплеснуть накопившееся глухое раздражение, могла избавить от злости на самого себя, заставлявшей Ричарда бессильно, до боли сжимать кулаки.
Рокэ, казалось, ничего не заметил.
- Я подвезу вас до дома, - объявил он и, увидев, что Ричард собирается спорить, добавил: - Возражения не принимаются.
Подчиненный сердито засопел и кивнул. Повернувшись, Рокэ направился к зданию редакции. Ричард поплелся следом. Он старался держаться на приличном расстоянии от шефа, но спустя пару шагов тот вдруг повернулся и окликнул его:
- Кстати, юноша, заберите свои ботинки из моего кабинета. Или вы их мне подарили?
Ричард лишь тяжело вздохнул.
***
Рокэ что-то рявкнул в телефонную трубку, бросил ее на рычаг и устало потер руками виски. По случаю сдачи очередного номера в редакции снова царила лихорадочная суета. В таких условиях шефу было не до любезностей.
- Я же просил снять мне бабу! - зло бросил он, обращаясь к стоявшему напротив Ричарду. - Где она?
Практикант испуганно покосился на приоткрытую дверь. По коридору с деловым видом носились сотрудники. При мысли о том, как звучала фраза Рокэ для непосвященного человека, Ричарду стало не по себе. Он мысленно понадеялся, что все журналисты слишком заняты своими делами, чтобы подслушивать чужие разговоры.
На самом деле Рокэ напоминал о том, что накануне вечером, подвозя Ричарда до дома, он мимоходом сообщил, что для нового номера нужен портретный снимок некой Марианны Капуль-Гизайль. Студент не имел ни малейшего представления, кто это, да и вообще пропустил замечание босса мимо ушей. Он напряженно комкал в руках полу своей рубашки и украдкой глазел на тонкий профиль Рокэ, выделявшийся на фоне тонированного стекла. Машина мягко скользила по городу. Вечерние сумерки меняли очертания предметов за окном, размывали краски. Ричард чувствовал, как его раздражение уходит, сменяясь тихой грустью. В салоне играла какая-то звонкая, но мрачноватая мелодия. Песня была на странном языке, наполненном нездешней тоской. Ричард хотел спросить, что это за группа, но постеснялся. Он вообще старался как можно меньше беспокоить шефа. Рокэ тоже не настаивал на беседе. За весь путь они обменялись от силы парой фраз. Молчание становилось все более неловким, поэтому, когда автомобиль подъехал к его дому, Ричард от души порадовался.
Оказавшись у себя, он не спешил ложиться спать. В голове кружился целый ворох мыслей. Слишком уж напряженным оказался минувший день. Ричард нервно побродил из угла в угол, затем сделал себе горячего чаю, чтобы успокоиться, но особого эффекта не ощутил. Вытащив блокнот и ручку, он попытался набросать новую главу романа. Выходило скомкано и непонятно. Спустя двадцать минут Ричард швырнул испорченный лист в мусорную корзину. Ему пришло в голову, что стоит попробовать сочинять стихи, а не прозу, но оказалось, что это еще сложнее. Промаявшись пару часов, он поругал про себя всех известных поэтов, быстро срифмовал «люблю» с «не сплю» и, наконец, задремал.
Разумеется, выспаться ему не удалось. В семь часов утра проклятый будильник хриплой трелью оповестил его о том, что пора вставать и приступать к трудовым подвигам. Впрочем, подвигом можно было считать уже то, что Ричард все-таки усилием воли выбрался из теплой постели и успел на работу вовремя.
Теперь, стоя перед Рокэ, он украдкой зевал. Следовало взять себя в руки и прислушаться к тому, что говорил шеф, но сделать это почему-то не получалось. Ричард потряс головой, чтобы развеять липкую дремоту, и покосился в окно. Ярко, невыносимо ярко светило солнце. Во внутреннем дворе весело чирикали птички. Картина была до отвращения жизнерадостной.
- Юноша, что такого вы увидели, что это оказалось важнее моего сообщения? – вернул его в реальность голос Рокэ. – Там пожар?
- Нет, - поспешно ответил Ричард, снова повернувшись к боссу.
- Жаль. Статья о пожаре как раз закрыла бы дыру на пятой полосе.
Ричард не знал, что на это можно сказать, поэтому предпочел помалкивать. Рокэ задумчиво побарабанил длинными пальцами по лакированной поверхности стола, а затем заговорил опять:
- Ладно, придется обходиться тем, что есть. Я скажу корректору, чтобы постарался растянуть статью о семействе Капуль-Гизайлей на полосу, но, боюсь, без снимка нам все же не обойтись. Отправляйтесь к Марианне и сделайте пару кадров.
Понимая, что сейчас в очередной раз выставит себя дураком, Ричард все же осмелился подать голос.
- А кто такая эта Марианна? – робко произнес он.
Рокэ отчего-то рассмеялся, откинувшись на спинку кресла.
- А вы еще более наивны, чем я предполагал, - вдруг ни к селу, ни к городу объявил он и тут же, будто спохватившись, перебил сам себя: - Впрочем, к делу. Да будет вам известно, что Марианна активно занимается благотворительной деятельностью. Собственные средства, полученные за участие в различных ток-шоу, и гранты, которые регулярно выигрывает ее муж, занимающийся биологией, позволяют этой даме поддерживать начинающих поэтов и писателей. Она помогла многим юным дарованиям. Счет книг, которые увидели свет благодаря ее помощи, уже идет на сотни.
У Ричарда перехватило дыхание. Если Марианна действительно разбиралась в литературе, как говорил шеф, она могла бы поспособствовать публикации его романа. В самом деле, кто, как не воспитанная, тонко чувствующая женщина, мог по достоинству оценить его работу? В мечтах Ричард уже видел перед собой худощавую блондинку с тонкими чертами лица, закутанную в белую кружевную шаль. Покровительница молодых писателей держала в руках сборник рассказов в потертом переплете, а ее глаза, несмотря на окружившую их сеточку морщинок, оставались ясными и лучистыми.
Дама, которую представил себе Ричард, сильно напоминала постаревшую Катари, но, если бы кто-нибудь сказал ему об этом, он бы очень удивился.
- Юноша, почему вы еще здесь? – сварливо осведомился Рокэ. – Отправляйтесь к Марианне. Я предупредил ее о вашем визите. Постарайтесь не показаться глупее, чем вы есть.
Ричард торопливо кивнул и, на ходу поправляя воротник, выскочил за дверь. В вестибюле он задержался, чтобы взглянуть в зеркало. Необходимо было предстать перед Марианной в лучшем виде. Осмотрев себя со всех сторон, Ричард пригладил ладонью непослушные волосы. В голове у него мелькнула мысль, что неплохо бы подстричься, но сейчас на это не хватало ни времени, ни денег. Он бросил последний придирчивый взгляд на свое отражение и направился к выходу. В конце концов, покровительницу молодых талантов наверняка больше привлекала красота души.
***
Известная меценатка разочаровала Ричарда. Ей полагалось быть хрупкой, воздушной блондинкой, а она оказалась аппетитной брюнеткой с лукавым личиком и призывно оголенными плечами. В вырезе ее платья поблескивала атласная роза, украшенная стразами. Ричард смущенно отвел взгляд. Ему пришло на ум, что такая женщина наверняка читает только любовные романы. Слишком красивая, слишком кокетливая, слишком погрязшая в земном, она нисколько не походила на ценительницу возвышенной литературы.
- Хотите чаю? - спросила она, призывно улыбнувшись. - Или вы предпочитаете что-нибудь покрепче?
Ричард вспомнил свой последний опыт употребления спиртного и благоразумно отказался. Марианна взглянула на него с недоумением, но тут же, овладев собой, снова улыбнулась и предложила гостю сесть. Он робко опустился на край роскошного дивана, стараясь не помять бархатные подушки.
- Вообще-то мне нужно вас сфотографировать, - промямлил он, озираясь по сторонам.
Интерьер вполне подходил для снимка. Да что там фотография - такой фон сгодился бы и для картины, для парадного портрета в полный рост! Однако в окружении здешней вызывающей роскоши Ричард чувствовал себя скованно. Не зная, куда деть руки, он вытащил из сумки фотоаппарат и сделал вид, что возится с настройками. Вообще-то Рокэ строго-настрого запретил ему менять какие-либо параметры, но Ричард и не собирался этим заниматься. Ему всего лишь нужно было отвлечься, чтобы избежать мучительной неловкости.
К счастью, Марианна пришла ему на помощь. Она сама спросила, куда ей сесть, чтобы свет падал наилучшим образом, сама передвинула кресло и приняла необходимую позу. Ричард обрадованно защелкал камерой.
Марианна была создана для того, чтобы позировать. Во всех ракурсах она выглядела идеально. Залюбовавшись белоснежной шеей и округлыми плечами, на которые падали темные локоны, Ричард, к своему стыду, совсем забыл о Катари. Более того, он забыл даже о Рокэ и о необходимости вернуться в редакцию. Руки отчего-то вспотели, но он продолжал нажимать на кнопку спуска. Кое-какие кадры получились смазанными. Должно быть, у него дрожали пальцы, хотя он этого не замечал.
- Скажите, вашу газету читают мужчины? – вдруг спросила Марианна.
Ричард кивнул, не понимая, к чему она клонит.
- В таком случае, не стоит ли сделать снимки более провокационными? – вполголоса произнесла она, чуть наклонившись вперед.
Искусственная роза оказалась прямо перед носом Ричарда. Он судорожно сглотнул и повторил:
- Провокационными?
- Ну да. Читателям это нравится, не так ли?
Красотка послала ему томный взгляд. Ричарду стало нехорошо. Пока он в панике соображал, как следует реагировать, Марианна, словно невзначай, повела плечами, заставив невесомые бретельки платья упасть. Теперь оно держалось только чудом. Ричард внезапно понял, что под тонкой тканью больше ничего нет. Декольте, украшенное цветком, притягивало его. Сам не понимая, что делает, он отбросил камеру и на негнущихся ногах шагнул вперед. Марианна откинула голову. Она сидела перед ним, соблазнительная, манящая, желанная, и Ричард понял, что ему наконец-то представился шанс испытать все то, о чем рассказывали более опытные сокурсники.
Он сделал еще один шаг навстречу неизбежному. Руки уперлись в шершавую обивку кресла. Теперь он нависал над Марианной. Она облизала губы, покрытые прозрачным розовым блеском. Ричард вдруг вспомнил о сладких леденцах, которые покупала ему мама, когда он хорошо себя вел. Невыносимо захотелось нагнуться еще ниже и коснуться приоткрытого рта, но Ричард все медлил. Мешало откуда-то взявшееся ощущение недозволенности, неправильности происходящего. Совсем некстати вспомнился Рокэ, шальной вечер и терпкий, пьянящий привкус вина во рту. Картина, представшая воображению Ричарда, так сильно отличалась от того, что он сейчас видел перед собой, что он вздохнул и убрал ладони с кресла. Марианна, уже закрывшая глаза для поцелуя, взмахнула ресницами и непонимающе уставилась на него.
- Извините, - пробормотал Ричард, в панике отступая. – Мне надо идти.
- Куда вы торопитесь? – не поняла Марианна.
Она сказала это грудным, страстным голосом, но Ричард уже очнулся от власти ее чар.
- Мне нужно отдать снимки верстальщикам, - пояснил он.
Марианна посмотрела на него. На миг Ричарду показалось, что в ее глазах мелькнула тень сочувствия. Возможно, эта женщина оказалась мудрее, чем он предполагал вначале; возможно, за этот час она узнала о нем что-то такое, чего он сам не знал. Какое это имело значение? Он чувствовал себя слишком смущенным, чтобы анализировать ситуацию. Он даже забыл, что собирался поговорить с женщиной о своей рукописи. Еще раз пробубнив себе под нос извинения, которых Марианна все равно не услышала, Ричард подхватил свою драгоценную камеру и выскочил за дверь.
Провожать его не стали.
***
Вернувшись в редакцию, Ричард торопливо перенес снимки с фотоаппарата на флешку, отдал ее корректорам и заперся у себя в кабинете. По-хорошему, следовало отчитаться перед Рокэ об успешном выполнении задания, чтобы босс не волновался, но Ричард отчего-то не мог заставить себя подняться наверх. При одной мысли о том, что придется посмотреть начальнику в глаза, он испытывал жгучий стыд, как будто и впрямь натворил что-то, заслуживающее порицания. Его выдержки не хватило даже на то, чтобы позвонить Рокэ по внутреннему телефону.
Дикая сцена, разыгравшаяся в доме Марианны, неотступно стояла перед глазами. Периодически Ричард принимался ругать себя за то, что позорно сбежал с места событий. Что бы сказали однокурсники, узнав о его провале? Разумеется, они посмеялись бы над ним! Да и как иначе, ведь он был поистине жалок.
Ричард тихо застонал и спрятал лицо в ладонях. Если бы он мог, он бы с удовольствием сбежал от самого себя, но, увы, о подобном оставалось только мечтать. Посидев несколько минут неподвижно, он, наконец, решил чем-нибудь заняться, чтобы отогнать навязчивые мысли. Может, доверить свои переживания бумаге? Увы, ручки поблизости не оказалось. Ричард тяжело вздохнул и открыл файл со своим романом. История с Марианной вполне заслуживала того, чтобы вставить ее в повествование. В конце концов, в каждом романе из тех, что читал Ричард, непременно присутствовала любовная линия, так чем его книга хуже? Если он обойдет эту тему молчанием, читатели, чего доброго, решат, что ему не хватает соответствующего опыта. Разумеется, в действительности все именно так и обстояло, но Ричард считал, что художественный вымысел на то и существует, чтобы менять реальность по своему вкусу.
Он пододвинул к себе клавиатуру и принялся вдохновенно печатать. Когда муза покидала его, он, к своему величайшему стыду, представлял, как все могло бы происходить, будь на месте Марианны Рокэ, и повествование тут же оживало. К сожалению, Ричарду не хватало знаний, чтобы детально описать процесс. Пришлось отделываться общими фразами о том, как мир перевернулся. Впрочем, Ричард решил, что так даже лучше. Даже набирая этот почти целомудренный текст, он ужасно краснел, так что более откровенная сцена, наверное, оказалась бы ему просто не по силам.
***
До конца лета оставалась еще неделя, но осень уже спешила заявить о себе. Светать стало позже, да и утренние заморозки уже давали о себе знать. Вдобавок с самого понедельника небо прочно заволокло тучами. Зарядил тоскливый холодный дождь. В парке порывистый ветер трепал темно-зеленую листву, уже исчерченную желтыми прожилками. Робер поежился, поднял воротник пиджака и зашагал быстрее. Он торопился на службу.
Дворник, работавший в редакции, видимо, считал ниже своего достоинства убирать грязь с крыльца. Ступеньки, которые и раньше были скользкими, теперь приходилось преодолевать, намертво вцепившись рукой в мокрые от дождя перила – только это могло гарантировать безопасность. Робер кое-как поднялся наверх и вступил в вестибюль. Через весь холл тянулись цепочки влажных следов. В углу стоял раскрытый фиолетовый зонтик: Валентин, как обычно, явился на работу раньше всех.
Отряхнувшись, Робер проследовал в приемную. Мэллит, тоже пришедшая пораньше, торопливо сушила волосы. Видимо, она, как и Робер, забыла свой зонт дома. Ее фен негромко гудел, массивные подвески в ушах позвякивали, когда она случайно касалась их рукой, приподнимая тяжелые медно-рыжие пряди.
- Доброе утро, - сказал Робер.
Он был вынужден повысить голос, чтобы перекричать жужжание фена. Мэллит поспешно обернулась, и, смутившись, выключила свою адскую машинку.
- Здравствуйте, - пролепетала она. – Недостойная не заметила, как вошел шеф-редактор.
Робер поморщился. Он всеми силами пытался отучить Мэллит отказаться от свойственного ей витиеватого стиля речи, но пока что дело продвигалось туго. Статьи, которые она писала для еженедельной колонки гороскопов, по-прежнему изобиловали красочными эпитетами вместо собственных имен. Робер втайне от Альдо правил заметки девушки. Тот не подозревал об этом и пару раз вскользь хвалил сотрудницу, отмечая, что у нее довольно бойкий слог. В ответ на эти незамысловатые комплименты Мэллит краснела и опускала взгляд. Она вообще часто смущалась в присутствии Альдо, зато с Робером держала себя куда более свободно. Должно быть, она считала его кем-то вроде мудрого дядюшки или другого старшего родственника.
- Шеф-редактору прислали письмо, - сообщила она, протягивая ему узкий белый конверт.
Робер недоверчиво покосился на бумагу. Кроме его имени, там не значилось ничего. Ему пришлось разорвать конверт, чтобы узнать, кто же автор таинственного послания. На листе оказалась всего лишь пара строчек. Текст гласил: «Господин Леворукий приглашает вас принять участие в торжественном приеме, который состоится 27 августа». Ниже располагался адрес, телефон и косая залихватская роспись, выглядевшая так, словно кошка задела бумагу хвостом, испачканным в чернилах.
На миг Робер потерял дар речи. Леворукий был, без сомнения, самой таинственной и влиятельной персоной в городе. Его уважали и боялись куда больше, чем губернатора и всех важных чиновников, вместе взятых. Никто точно не знал, чем он занимается, но слухи о нем ходили самые фантастические. Его имя старались не упоминать к ночи. Родители пугали им маленьких детей, когда те отказывались есть кашу. Разумеется, попасть на прием к такому человеку и опубликовать эксклюзивный материал о встрече мечтали все газетчики. Увы, Леворукий не баловал прессу своим вниманием. Обычно журналистам приходилось довольствоваться общением с его автоответчиком, который сообщал, что абонент недоступен и не хочет ни с кем разговаривать. То, что Леворукий вдруг решил дать интервью «Знамени Талигойи», следовало расценивать как подарок небес.
Все еще недоумевая, почему важный господин осчастливил их газету своим вниманием, Робер машинально поблагодарил Мэллит. Она немедленно отобрала у него письмо, чтобы зарегистрировать. Пока он ждал, глядя, как она возится с журналом учета входящих документов, дверь в приемную распахнулась, и вошел Альдо. С его белого зонта стекали тяжелые капли.
- Ну и погода, хоть вообще из дома не выходи, – сообщил он, швырнув зонт на диван. – Мэллит, сделай кофе!
Робера он словно не заметил. Тот решил напомнить о своем существовании.
- Здравствуй, Альдо, - подчеркнуто вежливо сказал он.
Главный редактор посмотрел на него так, словно впервые видел.
- А, это ты, - отозвался он, наконец. – Что новенького?
- Ничего такого, что могло бы тебя заинтересовать. Разве что Леворукий пригласил меня принять участие в приеме, который он устраивает, - ядовито ответил Робер.
Он ожидал, что Альдо оживится, но тот лишь махнул рукой:
- А, знаю. Он еще вчера прислал письмо на мое имя. Спрашивал, кого из сотрудников я мог бы порекомендовать для участия. Я выбрал тебя.
Роберу ничего не оставалось, кроме как сдержанно выразить благодарность за оказанное доверие. Ему некстати пришла в голову мысль, что Альдо мог бы принять решение в пользу кого-то другого и дать возможность проявить себя молодым сотрудникам, к примеру, Валентину или Мэллит. Главный редактор, видимо, понял, что он собирается сказать, потому что покровительственно произнес:
- Даже не думай предложить взамен кого-нибудь другого. Ты – единственный, кому я могу доверить такую важную тему.
Робер почувствовал нечто вроде неловкости. Когда он начал видеть в Альдо в первую очередь начальника, а не верного друга, с которым они долгое время делили и горести, и радости? Он не знал ответа.
- Если хочешь, захвати с собой человека, который будет делать снимки, - продолжил Альдо. – Правда, наш фотокорреспондент в командировке, так что с тобой пойдет кто-нибудь из пишущих сотрудников.
- Я возьму Мэллит, - твердо сказал Робер.
Девушка, наливавшая кофе, услышала свое имя и обернулась. В ее глазах мелькнул испуг. Она беспомощно переводила взгляд с одного мужчины на другого, словно искала поддержки.
- Не волнуйся, ты справишься, - заверил ее Робер. – Всего-то и дела – нажать на кнопку.
Мэллит колебалась. Она, казалось, уже собралась с силами, чтобы возразить, но в последний момент передумала и робко кивнула.
- Вот и отлично, - подвел итог Альдо.
- Ты только подумай, какие перспективы сулит тебе это задание! – воодушевленно произнес Робер, обрадовавшийся назначению Мэллит куда больше, чем своему собственному. – Прием будет закрытым, так что никого из журналистов, кроме нас, туда не пустят. Мы получим эксклюзивный материал!
Альдо саркастически хмыкнул.
- Вообще-то нет. Шеф-редактор «Вестника Талига», этот проклятый Алва, тоже приглашен.
Повисло напряженное молчание. Мэллит, слабо разбиравшаяся в тонкостях журналистской профессии, видимо, только по тону начальника сообразила, что присутствие Алвы на встрече не очень выгодно для редакции. Робер, в отличие от нее, понял все сразу. Если издание-конкурент, которое выходит в печать днем раньше, первым опубликует интервью с Леворуким, «Знамя Талигойи» потеряет значительную часть тиража.
- Ладно, это все пустяки. Не расстраивайся, - преувеличенно бодрым тоном сказал Робер, который не в силах был смотреть на то, как поникли плечи Мэллит.
- Разумеется, пустяки, - вдруг поддержал Альдо.
Выдержав драматическую паузу, во время которой присутствующие с изумлением уставились на него, он эффектно объявил:
- Наш материал в любом случае станет эксклюзивным! Да, Алва приглашен на прием, но я готов спорить на что угодно, что он не придет. Поверьте, об этом есть кому позаботиться.
Сказав это, Альдо подмигнул оторопевшей Мэллит, эффектно развернулся на каблуках, подхватил чашку с кофе и скрылся у себя в кабинете. Робер молча смотрел на захлопнувшуюся дверь. Он не совсем понял, что именно имел в виду друг, говоря, что Алва не доберется до резиденции Леворукого. Шеф-редактору хотелось верить, что Альдо и его сторонники не опустятся до откровенно грязных методов борьбы, но, зная людей, которые покровительствовали журналу, в этом легко можно было усомниться.
***
Проведя еще одну ночь наедине с листком бумаги и обнаружив, что корявые строки, выведенные ручкой с синими чернилами, никак не хотят складываться в стихи, Ричард решил, что так больше продолжаться не может. Он должен был объясниться с Рокэ. О том, что именно он собирается объяснять, Ричард как-то не подумал, но, убедив себя в необходимости разговора, он почувствовал облегчение. Впечатленный собственной храбростью, он еще немного походил по комнате, открыл форточку, чтобы прохладный ночной воздух мог проникнуть в помещение, и глубоко вдохнул.
Жизнь начинала казаться ему не такой уж мерзкой штукой.
Наутро, когда Ричард бегом поднялся наверх и замер перед дверью в кабинет Рокэ, все мужество куда-то испарилось. Вместо того чтобы постучаться и войти, он переминался с ноги на ногу, прокручивая в голове возможный диалог с шефом.
- Я люблю вас, - шептал он одними губами, пытаясь привыкнуть к звучанию фразы.
Репетиция продвигалась плохо. Ричард отчетливо представлял, как в ответ на его признание Рокэ нехотя отвлечется от бумаг, лежащих на столе, приподнимет бровь и равнодушно ответит:
- А я вас - нет.
Тут все мечты заходили в тупик. Хотя Рокэ еще не сказал ему ничего плохого, Ричард уже повесил голову, как будто выдуманная беседа и впрямь только что состоялась. Из оцепенения его вывел голос начальника, донесшийся из-за неплотно закрытой двери:
- С чего вы это взяли, Марианна? Вы, должно быть, начитались любовных романов. Только там ревнивые дамочки нарочно сводят своих мужей с привлекательными незнакомками, чтобы посмотреть на реакцию.
Ричард осторожно заглянул в замочную скважину. Рокэ сидел в кресле и с недовольным видом втолковывал что-то в телефонную трубку. Судя по всему, он общался с той самой светской леди, у которой Ричарду вчера довелось побывать. Он плохо понял смысл их обмена репликами, но при мысли о том, что именно может рассказать Марианна, ему стало не по себе. Покраснев, он поспешно отпрянул от двери. Теперь идея откровенно поговорить с Рокэ уже не казалась ему такой привлекательной.
- Ричард, так вот вы где, - раздался мелодичный голос у него за спиной.
Обернувшись, он увидел Катари. Секретарша, одетая в скромное серое платье с высоким воротничком, приветливо улыбнулась ему. Ричард ощутил укол совести, вспомнив, что за последние несколько дней так ни разу и не удосужился заглянуть к ней.
- О, Катарина, - пробормотал он, уставившись в пол. – Я как раз собирался вас навестить.
- Вот и славно, - кивнула она и, словно невзначай, взяла его за руку. Ричард вздрогнул. Прикосновение прохладных пальцев, от которых исходил едва уловимый аромат цветочных духов, не казалось ему неприятным, но все же по неведомой ему самому причине он предпочел бы, чтобы Катари его не трогала. Она же, словно не замечая смущения собеседника, довела его до приемной и лишь тогда разжала ладошку.
- Не волнуйтесь, главного редактора нет на месте, - заговорщически сообщила она.
Ричарду не понравился ее тон, но деваться было некуда. Он покорно уселся на предложенный стул. Что-то подсказывало ему, что предстоящий разговор будет не из легких. Между тонких бровей Катари залегла едва заметная складка, большие лучистые глаза смотрели со странной тревогой, а пальцы, державшие кофейник, слегка дрожали. Когда она разливала кофе по маленьким фарфоровым чашечкам, несколько капель пролилось на скатерть. У секретарши задрожали губы. Ричард испугался, что она снова начнет плакать, как в прошлый раз, но Катари сдержалась.
- Пейте, - сказала она, придвинув чашку поближе к Ричарду.
Тот осторожно сделал глоток. Кофе был горьким и чересчур горячим, но он заставил себя выпить все, не поморщившись. Он рассчитывал, что сразу после этого сможет убраться из приемной, но у Катари, по-видимому, имелось другое мнение.
- Посидите еще, - с обезоруживающей улыбкой попросила она, едва он попытался подняться. – Кто знает, может быть, это последний раз, когда я варила вам кофе. Ах, Ричард, кто же будет заботиться о вас, когда я уйду?
Практикант поднял на нее глаза.
- Вы хотите уйти с работы? – переспросил он.
Ему не верилось, что это правда. Катари всегда была так предана редакции! Она ни за что не покинула бы свой кабинет по доброй воле.
- Увы, мои желания вряд ли будут учитываться, - вздохнула она.
Ее рука судорожно комкала воротник платья. Было видно, что слова даются Катари нелегко, но, заметив недоумение на лице практиканта, она поспешила пояснить:
- Это все идеи господина Алвы. Он решил, что пора сделать расходование нашего бюджета более эффективным, в частности, уволить некоторых сотрудников, без которых, по его мнению, легко можно обойтись. Мое имя стоит первым в списке.
- Не может быть, - поспешно перебил Ричард. – Наверное, произошла ошибка. Я поговорю с Рокэ, и он все уладит.
Катари лишь покачала головой.
- Вы так наивны! Впрочем, я не могу это осуждать. Молодым людям вашего возраста свойственно видеть в других только хорошее. Но, Ричард, если бы вы знали, каков Алва на самом деле! Он настоящее чудовище, хладнокровное и беспощадное. Вспомните, как он обошелся с вашим отцом! Разве человек с чистой душой мог бы совершить столь мерзкий поступок?
Ричард замер, беспомощно хватая ртом воздух. В последние дни образ отца, на которого он привык равняться, порядком потускнел в его сознании. Ложась спать, он ловил себя на мысли, что за весь день ни разу не вспомнил о папе. Мать наверняка не одобрила бы такого неуважения к памяти именитого писателя, но Ричард ничего не мог с собой поделать: другие, более яркие переживания, вытесняли былое.
Как получилось, что он забыл об отце? Как вышло, что он начал считать Рокэ хорошим, несмотря на чудовищную подлость, которую тот совершил? Видимо, правильно говорят, что от ненависти до любви один шаг.
Ричард отвернулся и уставился на вазу с хрупкими искусственными цветами – кажется, они назывались гиацинтами. Он не находил в себе сил, чтобы взглянуть в глаза Катари. В сравнении с ней, такой искренней и чистой, такой преданной своему делу, он ощущал себя последним мерзавцем. Она же, не замечая его смятения, вдруг рывком поднялась с места, подошла к стулу, на котором он сидел, и сжала хрупкими ладошками руки Ричарда. Пальцы у нее были влажными. Практикант запоздало понял, что она, наверное, все-таки всплакнула и украдкой вытерла слезы, пока он не видел.
- Ричард, что мне делать? – потерянно спросила она, глядя ему прямо в глаза.
Ее голос звучал беспомощно, потерянно. На миг Ричарду захотелось уверить ее, что все будет хорошо, но уже в следующее мгновение он понял, что не может ей ничего обещать. Разве сумел бы он защитить ее? Нет, для этого требовался кто-то гораздо влиятельнее нищего студента.
- Может быть, вам обратиться к Фердинанду? – робко предложил он. – Главный редактор наверняка найдет управу на Рокэ.
Катари горько вздохнула.
- Я пыталась поговорить с шефом. Но, понимаете, он словно околдован Алвой. В глазах Фердинанда этот человек непогрешим. Вот если бы был какой-то способ показать редактору, что Алва тоже может ошибаться… Но он, как назло, не допускает промахов.
«Интересно, если я скажу Оллару, что Рокэ напоил меня и пытался соблазнить, это сработает?» - мельком подумал Ричард, но тут же отверг идею. Он не чувствовал в себе достаточно мужества, чтобы признаться кому бы то ни было в том, что случилось в кабинете шеф-редактора шальной летней ночью.
Катари, между тем, продолжала рассуждать, не замечая его терзаний:
- К примеру, если бы Алва без уважительных причин пропустил важный прием, который устраивает Леворукий, - вы ведь слышали об этом событии, да? – так вот, если бы Алва туда не явился, я думаю, Фердинанд бы задумался, стоит ли так безоглядно ему доверять.
Ричард машинально кивнул. Он не очень понимал, к чему клонит Катари, но решил выслушать ее до конца. Все, что она говорила, больше всего походило на несбыточные мечты, которые, разумеется, не могли помочь делу. Впрочем, Ричард отлично понимал женщину. Окажись он на ее месте, он бы, возможно, тоже предпочел укрыться от жестокой реальности за бастионом иллюзий.
- Если бы только мы могли заставить Алву пропустить эту встречу! – вдохновенно произнесла секретарша. – Это же совсем просто. Достаточно подсыпать ему в кофе, допустим, снотворное…
Договорить она не успела. В коридоре послышались шаги. Кто-то приближался, медленно и тяжело ступая. Катари, видимо, не рассчитывала, что их беседу так быстро прервут. Она поспешно отскочила от Ричарда и принялась разглаживать складки на платье. Дверь в приемную распахнулась. Фердинанд, появившийся на пороге, обвел комнату рассеянным взглядом, будто пытался вспомнить, зачем он сюда явился. Так и не придя ни к какому заключению, он вяло махнул рукой и попросил:
- Катари, сделайте мне кофе.
Секретарша кивнула. Редактор пробормотал что-то похожее на благодарность и скрылся у себя в кабинете. Катари направилась к столику, на котором стояла кофеварка. Ричард почувствовал, что засиделся.
- Я, наверное, пойду, - неловко заметил он.
Катари посмотрела на него через плечо.
- Да, да, идите…
Ричард поднялся с места. В голове у него гудело. Слишком много информации обрушилось на него за сегодняшнее утро. Перед глазами все плыло, как в тумане. Он провел рукой по лицу, словно пытаясь отделать от липнувшей к нему вязкой паутины обмана. Ричард вынужден был признать, что окончательно запутался. Он уже не понимал, кто хороший, а кто плохой. Если Рокэ не такое чудовище, как о нем говорят, почему же он хочет уволить Катари? А если он и впрямь бесчестный человек, как мог Ричард в него влюбиться? Вопросов накопилось слишком много, а ответы все не находились. Ричард тихонько застонал.
- С вами все в порядке? – спросила Катари, когда он уже взялся за ручку двери.
- Все нормально, - ответил он.
- Вы выглядите бледным, - сообщила она, оглянувшись на дверь, за которой скрылся Фердинанд. – Должно быть, это от бессонницы. Я советую вам обратиться к Августу Штанцлеру. Он ведь ваш декан, правильно? Я неплохо с ним знакома. Почтенный профессор тоже страдает от этого недуга и всегда держит при себе отличное снотворное. Уверена, он с вами поделится.
Ричард застыл на месте. Он не сразу поверил, что понял все правильно. Чтобы рассеять его сомнения, очевидно, отразившиеся на лице, Катари добавила вполголоса, заговорщическим тоном:
- И помните, о чем мы с вами говорили. Только вы можете спасти меня, Ричард, вы и никто другой.
***
В день, который Леворукий выбрал датой торжественного приема, погода окончательно испортилась. Холодный ветер с дождем час от часу становился сильнее. Под ногами хлюпала вода. На крыльце редакции красовалась широкая лужа. Робер кое-как обошел ее, недоумевая, куда смотрит дворник. Его пренебрежение служебными обязанностями начинало настораживать. Войдя в вестибюль, Робер раздраженно отбросил в сторону мокрый зонт и направился прямо к кладовке под лестницей, где в свободное от уборки время обычно спал виновный.
Не успел посетитель постучать, как дверь открылась сама. На Робера пахнуло сыростью. Комната почему-то напомнила ему темный подвал, в который мать когда-то заставляла его спускаться, чтобы принести к ужину проросшей картошки. С той поры прошло никак не меньше двадцати лет, но Робер до сих пор помнил, что в подземелье был спертый воздух, что там водились большие мохнатые пауки, и что оттуда хотелось поскорее выбраться на свежий воздух.
В каморке дворника все выглядело примерно так же, даже паук оказался на месте. Тонкая клейкая паутина покачивалась в ближайшем к выходу углу, где стояли лопата и метла. Очевидно, ими давно уже никто не пользовался. Робер тяжело вздохнул и вгляделся в полумрак комнаты, разыскивая хозяина. Долго ждать не пришлось: тот вдруг сам шагнул ему навстречу. От дворника исходил крепкий аромат какого-то дешевого пойла. Не глядя на Робера, он пошарил руками вокруг себя, нащупал на столе свою шапку, и, нахлобучив ее задом наперед, прошел к выходу. Робер хотел было окликнуть его, но, пригляделся получше и понял, что этого лучше не делать. Глаза дворника неподвижно смотрели в одну точку, а на белом, как мел, лице застыло выражение глубочайшего шока.
Недоумевая, что могло так напугать бесстрашного служителя метлы, Робер развернулся и вышел из помещения. По дороге наверх он успел прийти к выводу, что дворник, вероятно, осуществил свое давно и не раз декларируемое намерение допиться до зеленых чертей.
Впрочем, сейчас Роберу было не до того. С утра он успел съездить на открытие нового завода по производству овощных консервов, а в редакцию наведался только затем, чтобы увидеть Мэллит. Через час им предстояло вместе отправиться на прием. Сам Робер, не раз присутствовавший на мероприятиях такого уровня, почти не волновался, но начинающей журналистке первое посещение светского раута, судя по всему, могло показаться весьма значимым событием. Поэтому Робер явился в приемную заранее, чтобы дать Мэллит пару ценных советов о том, как лучше себя вести.
Перескакивая через две ступеньки, он добрался до цели. К его удивлению, из кабинета вдруг донеслись приглушенные рыдания. Робер настороженно прислушался. Кажется, это плакала Мэллит. Она всхлипывала тихо, словно боялась, что может кого-нибудь потревожить. У Робера замерло сердце. Неужели Альдо сказал девушке что-то грубое?
Не в силах больше гадать, что именно случилось, Робер толкнул дверь и вошел в приемную. Мэллит сидела за своим столом. Тусклый свет, проникавший сквозь залитое дождем оконное стекло, освещал ее хрупкую фигурку, поникшие плечи, тяжелый узел волос, который были безжалостно стянуты на затылке. Она спрятала лицо в ладонях и время от времени негромко и жалобно шмыгала носом.
Рядом с Мэллит стоял Валентин, которого Робер совсем не ожидал увидеть. Правой рукой он неловко похлопывал девушку по плечу, явно не зная, как заставить ее успокоиться.
- Что случилось? – не выдержал Робер.
Услышав его голос, оба слегка вздрогнули. Мэллит отняла руки от лица и попыталась вытереть рукавом заплаканные глаза.
- Избранный главным редактором лишил ответственного за чистоту своей милости, - сказала она. Голос ее звучал слегка гнусаво.
- Что? – не понял Робер.
- Альдо уволил дворника, - устало пояснил Валентин.
Только сейчас Робер обратил внимание, что тот выглядит измотанным, словно ему только что пришлось выдержать натиск трех десятков разъяренных подписчиков. Заметив, что на него смотрят, Валентин немного смешался и покосился на свою руку, все еще лежавшую на плече Мэллит, как будто недоумевал, как это его ладонь там оказалась. Убирать ее он, однако, не стал, только сильнее сжал пальцы.
- Я не понимаю, при чем тут дворник, - произнес Робер, изо всех сил пытаясь не обращать внимания на собственнический жест дерзкого юнца.
Валентин вздохнул и пустился в объяснения. Он говорил сухо, четко, без всяких эмоций, но Мэллит, слушавшая его рассказ, беспокойно кусала губы, словно каждая его фраза будила неприятные воспоминания.
Как выяснилось, виной всему был Альдо. Впрочем, это Робера ничуть не удивило. По словам Валентина, утром главный редактор, как всегда, опаздывавший на работу, попытался бегом взлететь по ступенькам крыльца, но потерпел неудачу и позорно рухнул в лужу. Разумеется, вскочив на ноги, он тут же кинулся искать виновного. Жертвой начальственного гнева пал дворник, в чьи обязанности входило чистить злополучное крыльцо. Через десять минут бедолага уже был уволен. На этом все могло бы закончиться, но история получила неожиданное продолжение.
Сразу после подписания приказа несчастный дворник вернулся к себе в каморку, слил в одну бутыль остатки коньяка и портвейна, выпил получившуюся смесь и отправился куда глаза глядят. Немного побродив по городу восьмерками, он вернулся. За это время в его затуманенном сознании сама собой возникла мысль о мести. Оттолкнув вахтершу, которая пыталась преградить ему путь, дворник сбегал в свою комнату, прихватил там грабли и отправился бить морду Альдо. Увы, дуэль не состоялась. Бдительная вахтерша успела предупредить редактора. Тот заперся у себя в кабинете, строго-настрого наказав Мэллит никого не пускать.
- Ты оставалась один на один с этим пьяным чудовищем? – выпалил Робер, дослушав до этого места.
Секретарша коротко кивнула. Ее длинные ресницы по-прежнему были мокры от слез, но она, кажется, уже успела немного прийти в себя.
- Что он сделал? – продолжил Робер, не замечая, что его руки сами собой сжимаются в кулаки. – Он тебе угрожал?
- Успокойтесь, пожалуйста, - пролепетала Мэллит.
Робер постарался сдержать рвавшуюся наружу ярость. Это далось ему с трудом, но он понимал, что не должен еще больше нервировать девушку.
- Ничтожная не пострадала, - успокоила его Мэллит. – Явившийся сюда был исполнен праведного гнева и говорил громко, но туманно. Я поняла только, что он требовал выдать ему сиятельного редактора для расправы.
- Нужно было так и сделать, - пробормотал Робер.
Он снова внимательно посмотрел на Мэллит. Бедная девочка, сколько же мужества ей понадобилось, чтобы выдержать натиск верзилы, который был на две головы выше!
- Ты очень храбрая, - добавил он дрогнувшим голосом.
- Вовсе нет, - возразила Мэллит. – Недостойная испугалась, но ее спас ведающий экономическим отделом.
Валентин слегка наклонил голову, подтверждая, что так все и произошло. Робер ощутил неприятный укол вины. Это он должен был находиться рядом с Мэллит, когда все случилось! Увы, вместо того, чтобы остаться рядом, он отправился на какую-то дурацкую консервную фабрику, как будто ее не смогли бы открыть без его участия.
- Как тебе удалось его выгнать? – спросил Робер, обращаясь к Валентину.
Тот как будто не заметил, что к нему обращаются, однако уголок его рта чуть заметно дернулся. Робер вспомнил ошарашенное лицо дворника. Проклятье, как тихий интеллигентный студент умудрился запугать его до полусмерти?
- Я имею право знать, что именно ты сделал, - повторил Робер.
Мэллит умоляюще взглянула на него, словно не хотела, чтобы он продолжал допрос. Валентин вздохнул и холодно произнес:
- Мой старший брат Джастин тоже работает дворником. Я по опыту знаю, как следует обращаться с людьми такого сорта. Простите, но мне не доставляет удовольствия рассказывать об этом более подробно.
Робер поспешно кивнул. Он чувствовал злость на себя за то, что настоял на ответе. Какую правду он хотел услышать, что за тайну намеревался вырвать у своего замкнутого коллеги? Уж точно не эту.
- Извини, - неловко пробормотал он.
Ответной реакции не последовало. Валентин смотрел все так же холодно и отстраненно. Если он и испытывал неловкость от того, что выдал часть сомнительной истории своей семьи, то прекрасно это скрывал. От его тусклого, ничего не выражающего взгляда Роберу стало не по себе.
- Нам пора собираться на прием, - сказал он, потому что следовало сказать хоть что-нибудь. – Мэллит, сколько времени тебе нужно, чтобы ты была готова?
Журналистка подняла на него ясные глаза.
- Я не пойду, - сказал она тихо, но очень твердо.
- Что?
- Не пойду, - ее голосок прошелестел еще тише. – Не хочу.
Она говорила очень просто, совсем не так, как обычно, и это заставило Робера растеряться. Пауза длилась несколько секунд. Наконец, он взял себя в руки и попытался возразить:
- Мэллит, я понимаю, что ты расстроена сегодняшними событиями, но…
Она помотала головой. Робер замолчал. Следовало немедленно что-то предпринять. Часы на стене медленно тикали, отсчитывая время до начала торжественного приема. В запасе оставалось чуть больше двадцати минут. Робер покосился на Валентина, наблюдавшего за происходящим все с тем же каменным выражением лица, и решил зайти с другой стороны.
- А как же Альдо? – спросил он. – Если ты не пойдешь на прием, это его расстроит. Он полагается на тебя.
Мэллит покосилась в окно. Дождь монотонно барабанил по стеклам. Вдалеке чернели голые, потрепанные вчерашним ураганом ветви деревьев. Звук падающих капель наводил дремоту. Хотелось выключить себя из розетки, как выключают светильник с перегоревшей лампочкой, и немного поспать.
Помолчав несколько секунд, Мэллит вдруг сказала ровным голосом, без выражения:
- Все равно.
- Что – все равно? – не понял Робер.
Она не стала отвечать, лишь слегка шевельнулась в кресле, сбрасывая руку Валентина со своего плеча, и с нарочитой заинтересованностью принялась перебирать какие-то бумаги на столе. Судя по всему, она больше не собиралась ничего говорить. Ее пальцы, державшие документы, слегка подрагивали. Робер смотрел, как Мэллит машинально откладывает в сторону одну папку за другой, и вдруг понял, что она хотела сказать.
Ей не было дела до Альдо, потому что ему, в свою очередь, не было дела до нее – иначе бы он не оставил ее наедине с разъяренным дворником. Теперь Мэллит, вероятно, поняла это со всей очевидностью. Для человека, сделавшего такое открытие, она держалась очень стойко. Робер решил, что не вправе усугублять ее тоску. Окажись он на месте Мэллит, он бы, вероятно, тоже предпочел на некоторое время остаться в одиночестве. Он вспомнил, как два часа просидел у себя в кабинете после того, как она решила, что принесенные им желтые розы были подарком Альдо, и негромко сказал:
- Я пойду один.
Мэллит кивнула, как ему показалось, с благодарностью.
В одном из соседних кабинетов весело, совершенно неуместно засвистел чайник. Робер вздохнул и направился к двери. Предстояло вызвать такси, чтобы вовремя добраться до места. Обернувшись, он последний раз взглянул на Мэллит. Та о чем-то негромко переговаривалась с Валентином. Кажется, он объяснял ей, как пользоваться принтером.
Никогда еще Робер не чувствовал себя настолько лишним.
***
Ложечка, которой Ричард помешивал чай, предательски звякнула. Практикант вздрогнул и покосился на дверь, как будто ожидал, что Рокэ сейчас выйдет из своего кабинета и угрожающе спросит, что это за подозрительные таблетки и как они оказались в его чашке. В глубине души Ричард надеялся на это. К его разочарованию, в приемной по-прежнему было тихо. Удача, прежде столь вероломная и капризная, теперь не оставляла его. Ричард отчаянно хотел проиграть, но, как назло, все складывалось наилучшим образом. Начиная с того момента, как он робко постучал в квартиру Штанцлера, ему сопутствовало невероятное, фантастическое везение. Хотя он пришел без звонка, хозяин оказался дома. Посидев полчаса для приличия и выпив кофе, Ричард озвучил свою просьбу насчет снотворного. Штанцлер отнесся к его проблеме с пониманием и выдал таблетки в количестве, достаточном - это он подчеркнул, - чтобы заставить взрослого человека беспробудно заснуть на несколько часов.
Сжимая в кулаке пластиковый пузырек, который, казалось, жег пальцы, Ричард вернулся в редакцию. Мысли у него путались, голова была тяжелой, словно он сам наглотался снадобья, полученного от декана. Страх за Катари, чувство вины перед Рокэ, уязвленное самолюбие и желание доказать, что он тоже чего-то стоит - все сплелось воедино. Ричард уже не понимал, чего хочет. У него возникла безумная мысль отдать Катари снотворное и сказать, чтобы она сама разбиралась с шеф-редактором, но ее не оказалось в приемной. Пока Ричард растерянно озирался по сторонам, одна из дверей приоткрылась. В коридор выглянул Рокэ.
- А, вы здесь, юноша, - приветствовал он Ричарда. - Будьте так любезны, сделайте мне чаю.
Он говорил в своей обычной покровительственной манере, но слегка устало, словно ему и впрямь требовалось хорошенько выспаться. Ричард заметил, что под глазами у него залегли темные круги. Так иногда бывало после сдачи номера, но сейчас до нее оставалось еще два дня, и практикант понятия не имел, чем вызвано болезненное состояние шефа.
- Может, я лучше попрошу Катари приготовить чай? - робко спросил Ричард.
Рокэ поморщился.
- Она отпросилась с работы до конца дня. Сказала, что ей нездоровится. Ох уж эти женщины, вечно норовят бросить дело в самый ответственный момент.
В его голосе слышалось едва уловимое раздражение. Этого оказалось достаточно, чтобы Ричард окончательно уверился: Катари в опасности. Рокэ недоволен тем, как она выполняет свои обязанности, и в скором времени действительно может уволить ее.
Ричард вздернул подбородок и посмотрел прямо в синие глаза Рокэ. Ему было уже нечего бояться.
- Вам черный или зеленый? - осведомился он, стараясь, чтобы фраза прозвучала как можно более буднично.
Кажется. Рокэ ничего не заподозрил. Впрочем, он никогда не отличался особой чуткостью.
- Черный, без сахара, - коротко бросил он и скрылся в своем кабинете.
До начала торжественного приема оставалось меньше часа.
***
Чай заварился как-то слишком быстро. Во всяком случае, Ричард был бы не против подождать еще пару минут, чтобы оттянуть тот момент, когда ему предстояло предстать перед Рокэ. Однако стрелки часов неумолимо тикали, напоминая, что до светского раута остается все меньше времени. Следовало, наконец, на что-то решиться. Вздохнув, Ричард поставил чайник и чашку на поднос. Руки слегка дрожали. Ричард мысленно приказал себе успокоиться, подхватил поднос и направился в кабинет Рокэ. Он очень старался придать лицу максимально нейтральное и беззаботное выражение. Оказалось, что сделать это, удерживая горячий чайник, не так-то просто. Тем не менее, Ричард из последних сил изобразил улыбку и толкнул ногой дверь.
Его старания пропали зря: Рокэ даже не посмотрел в его сторону.
- Поставьте сюда, - велел он, небрежно махнув рукой.
Ричард послушно опустил поднос на край стола. Рокэ, не глядя, потянулся за чашкой, придвинул ее к себе и сделал большой глоток.
- Ну и пойло, – сообщил он. – Из вас, юноша, никогда не получится хорошей секретарши. Стыдитесь.
Кажется, это было сказано в шутку, но Ричард уже плохо воспринимал интонации. Ему и впрямь стало стыдно. Не то чтобы он спал и видел себя в должности секретаря, но мимоходом брошенная фраза напомнила ему, что прямо сейчас он совершает поступок, при воспоминании о котором потом наверняка будет готов провалиться на месте. Впрочем, если говорить начистоту, провалиться ему хотелось уже сейчас. От такого поступка Ричарда удержала только здравая мысль, что прямо под кабинетом находится отдел кадров, куда он вот уже месяц забывает принести справку о том, что является студентом университета.
Приходилось стоять и терпеть. Ричард скосил глаза, чтобы случайно не встретиться взглядом с Рокэ. Сознание, словно нарочно, фиксировалось на каких-то мелочах. Ричард видел затейливый орнамент на вазе, украшавшей стол, видел каждый лепесток блеклых астр, которые уже давно завяли, чувствовал их едва уловимый сладковатый запах. Время, прежде летевшее с безумной скоростью, теперь замедлило свой бег. Ричард попробовал мысленно сосчитать готовые страницы своего романа, но запутался и бросил на середине. Вконец отчаявшись, он, наконец, не выдержал и робко поднял глаза на шефа.
Тот как раз ставил пустую чашку на подлокотник кресла. Ричард и раньше замечал за начальником эту странную привычку. Теперь его рука непроизвольно дернулась вперед, на случай, если Рокэ начнет засыпать и ненароком уронит посудину. Шеф посмотрел с удивлением.
- Что случилось? Вы какой-то нервный сегодня.
Ричард подумал, что и впрямь держится не лучшим образом, если даже Рокэ это заметил. Нужно было как-то исправлять положение, но он не придумал ничего лучше, кроме как пробормотать себе под нос:
- Вам показалось.
- Правда? Что ж, тем лучше. Запомните, мне нужно, чтобы на приеме вы показали себя с лучшей стороны.
Ричард решил, что ослышался.
- Вы возьмете меня на прием? - переспросил он.
- Да, разумеется. Мне понадобится помощь фотокорреспондента. Я, видимо, забыл вам об этом сказать.
Еще вчера Ричард пришел бы в восторг, услышав подобную новость, но сегодня она легла на сердце тяжелым камнем. Из-за того, что Рокэ, оказывается, позаботился о нем, стало совсем муторно. Ричард чувствовал себя последним мерзавцем. Он едва удержался от того, чтобы не признаться во всех грехах. Однако на подлокотнике уже стояла пустая чашка, и ничего из сделанного нельзя было поправить, так что практикант предпочел молчание. Повисла тяжелая пауза. Рокэ, который, казалось, только сейчас по-настоящему заметил, что находится в кабинете не один, бросил на юношу удивленный взгляд, словно недоумевая, почему тот не радуется полученному известию, но не стал задавать вопросов. Вместо этого он принялся рассказывать что-то про Леворукого, с которым, по всей видимости, был неплохо знаком.
Ричард почти не вникал в смысл рассказа, прислушиваясь лишь к интонациям. Он ожидал, что голос Рокэ станет звучать тише, что шеф начнет говорить все медленнее, пока, наконец, его окончательно не сморит сон. На деле все вышло иначе. Рокэ прервал фразу на полуслове, закрыл глаза и успел еще невнятно сообщить, что ему отчего-то захотелось спать. После этого он резко умолк и расслабился. Ричард задержал дыхание. Прошло несколько секунд. Рокэ по-прежнему не двигался с места. Он сидел, откинув голову, и казался похожим на застывшую статую. На какой-то миг Ричард испугался, решив, что шеф не дышит, но затем подошел ближе и успокоился. Грудь Рокэ мерно вздымалась и опускалась, прикрытые веки чуть подрагивали. Теперь, когда он спал, его лицо утратило прежнее надменное и жесткое выражение. Он выглядел безмятежным, словно радовался возможности провести несколько часов в тишине и покое.
Ричард отстраненно подумал, что карьере Рокэ только что пришел конец, но эта мысль не вызвала в душе никакого отклика. Здесь, в привычной, будничной обстановке, было сложно поверить, будто все изменится. Ричард смотрел на вазу с астрами и пытался представить, что скоро ее здесь не будет, что кабинет закроют, а «Вестник Талига» рухнет, оставшись без грамотного руководителя.
Происходящее казалось странным, нереальным. Пару дней назад Ричард почти решился признаться Рокэ в своих чувствах, а сейчас стоял над его неподвижным телом и воровато озирался по сторонам, придумывая, как выйти из кабинета незамеченным. От мысли о том, как глупо все вышло, к горлу подступила глухая тоска. Было больно за себя, за Рокэ, за свою первую любовь, безнадежную и жалкую, как и положено первой любви.
Ричард понимал, что сейчас не время поддаваться слабости. Следовало поскорее убираться отсюда, но он не двигался с места. Он напрочь забыл о том, что нужно сообщить Катари об успехе дела, и понятия не имел, куда пойдет. Он отступил на пару шагов и нащупал дверную ручку. Щелкнул замок. В пустом коридоре это прозвучало особенно громко. Ричард испуганно вздрогнул и прижался к стене. К его облегчению, никто не вышел на шум. Видимо, все начальники третьего этажа уже разошлись. Можно было надеяться, что никто до завтрашнего утра не поинтересуется, явился ли Рокэ на прием. Шеф-редактору привыкли доверять. Теперь это обстоятельство играло против него.
Ричард снова взялся за ручку двери, но вдруг, повинуясь какому-то неясному порыву, обернулся и посмотрел на Рокэ. Холодный металл сам собой выскользнул из пальцев. Плохо понимая, что делает, Ричард порывисто подался вперед, склонился над шефом и торопливо поцеловал его. На сухих губах чувствовался слабый химический привкус снотворного. Не то чтобы это казалось неприятным, скорее, Ричард просто не успел понять, нравится ему происходящее или нет, потому что спустя мгновение ситуация изменилась. Рокэ открыл глаза и собственническим жестом притянул его к себе, перехватывая инициативу. Поцелуй стал настойчивым, голодным, почти грубым. Совсем рядом что-то со звоном упало на пол. Ричард с опозданием понял, что это слетела с подлокотника злосчастная чашка. Он придушенно вскрикнул, и сразу же после этого властные руки отпустили его.
Он отскочил на пару шагов и замер, хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Быть может, он еще успел бы сбежать, но мысль об этом даже не пришла ему в голову.
Опираясь о кресло, Рокэ поднялся на ноги. Он слегка пошатывался. Его черные волосы растрепались и в беспорядке упали на плечи, лицо было изжелта-бледным, но глаза смотрели жестко и осмысленно.
- Вы что, решили меня усыпить и обесчестить? - осведомился он слегка заплетающимся языком. - Вы выбрали не лучшее время. Мы опаздываем на прием.
- Нет, я...
Ричард хотел что-то объяснить, но Рокэ, не слушая, схватил его за руку и потащил к двери. Хватка оказалась неожиданно сильной. Ричард, совершенно сбитый с толку, поморщился, но счел за благо молчать: в конце концов, его проступок заслуживал куда более сурового наказания, чем пара синяков на запястье.
***
Красная лампочка диктофона, который Робер еще в начале вечера подсунул под нос Леворукому, время от времени мигала, показывая, что идет запись. Можно было даже не слушать, о чем там вещает оратор. Робер, который слишком устал за день, чтобы концентрировать внимание на чьей-то речи, рассеянно осматривался по сторонам.
В комнате не было ни намека на пошлую роскошь, знакомую ему по визитам к другим высокопоставленным лицам. Только настоящий знаток мог понять, в какую сумму на самом деле обошелся строгий, лаконичный дизайн помещения. Менее осведомленный человек, пожалуй, счел бы обстановку скучной. Какое-то оживление в чинную атмосферу вносили только кошки. К удивлению Робера, их у Леворукого оказалось ничуть не меньше десятка. Вальяжные, наглые, они лениво бродили туда-сюда, время от времени останавливаясь, чтобы выпросить подачку. Робер сделал пару удачных кадров с ними. В отсутствие Мэллит ему приходилось выполнять обязанности и журналиста, и фотографа. Выяснилось, что он основательно подзабыл, как обращаться с камерой, но выбора не было. Робер успокаивал себя тем, что его снимки в любом случае будет не с чем сравнивать: представители газеты «Вестник Талига» в комнате отсутствовали. Сначала все думали, что Рокэ просто опаздывает, но затем, когда всех гостей усадили за длинный обеденный стол, а шеф-редактор так и не явился, стало ясно, что он вообще не придет. Против воли Робер почувствовал что-то вроде сожаления. Помня угрозу Альдо, он время от времени осматривал зал, словно надеялся, что Алва все же окажется здесь, но того не было видно. Судя по всему, главный редактор «Знамени Талигойи» действительно позаботился об устранении конкурентов.
Робер поморщился: сам он предпочитал играть по-честному и не одобрял методы Альдо. Похоже, друг слишком зарвался. Интересно, что именно он сделал, чтобы помешать Алве приехать? Робер надеялся, что все прошло в рамках закона, но полной уверенности у него не было. Его так и подмывало позвонить Альдо и спросить, что, черт возьми, происходит, но он бы не рискнул прервать монолог Леворукого и выйти из зала на глазах у всех.
Гладкая, холеная кошка прыгнула Роберу на колени, немного потопталась и села, подобрав под себя лапы. Робер стоически вздохнул и попытался сосредоточиться на том, что говорил хозяин дома. Кажется, речь как раз зашла о внешней политике государства. Робер пожалел, что рядом нет Валентина: он наверняка бы сообразил, что к чему, и сумел вставить в беседу пару замечаний, которые не выглядели бы неуместными. В его отсутствие никто не мог поддержать дискуссию. Гости, среди которых оказались в основном завсегдатаи светских раутов, имели о внешней политике примерно такое же представление, как Мэллит – об ораторском искусстве. Миловидная брюнетка в открытом платье, сидевшая рядом с Робером, скорчила обиженную гримасу.
- Жду не дождусь, когда с обращением к прессе будет покончено, - прошептала она на ухо соседу.
Робер, хоть и был представителем прессы, охотно кивнул, соглашаясь с женщиной. Кошка у него на коленях, видимо, каким-то шестым чувством сообразила, что здесь зреет заговор против ее хозяина, и с силой вонзила когти в колено Робера. Тот скривился от боли.
- Ну-ну, не надо так нервничать, - заметила его собеседница.
Он не сразу понял, что дама обращается не к нему, а к кошке. Придвинувшись чуть ближе, она почесала животное за ухом. Кошка оказалась падкой на ласку. Потеряв бдительность, она пропустила момент, когда женщина ловко схватила ее поперек толстого живота и усадила на пол.
- Спасибо, - пробормотал спасенный.
- Не за что.
Женщина очаровательно улыбнулась. На щеках у нее заиграли ямочки. Кажется, она не возражала против того, чтобы продолжить общение. Глядя на нее, такую довольную жизнью, Робер почему-то снова вспомнил плачущую Мэллит. Образ стоял перед глазами, не желая уходить. От этого на душе стало совсем паршиво. Сейчас Робер не испытывал ни малейшего желания поддерживать разговор с какой-то дамой, пусть даже очень красивой. Он уже собирался извиниться и отвернуться, но в последний момент что-то удержало его.
Жизнь сама предлагала ему выход из тупика, и отказаться от такого подарка значило проявить слишком большую глупость.
Чуть помолчав, Робер спросил сидевшую рядом незнакомку, почему люди несчастны.
Чуть помолчав, дама ответила, что они слишком многого хотят.
Спустя полчаса Робер уже знал о ней довольно много. Ее звали Марианна, и она была неглупа. Правда, занятый выяснением ее взглядов на философию средневековья, Робер пропустил почти всю речь Леворукого, но, в конце концов, именно для таких случаев и предназначался диктофон, разве нет?
Увлеченный беседой, он пропустил момент, когда все в зале зашевелились, и опомнился, только заметив, что по рядам собравшихся пробежал удивленный шепоток. Гости, как по команде, повернулись к дверям. Робер тоже взглянул в ту сторону. В первый момент ему показалось, что он ошибся, но нет, сомнений быть не могло: на пороге стоял Алва собственной персоной, в измятой рубашке и расстегнутом пиджаке. Он нетвердо держался на ногах, и весь его вид красноречиво свидетельствовал о том, что он чувствует себя не лучшим образом, но, тем не менее, изо всех сил старается выглядеть бодрым. За его спиной переминался с ноги на ногу какой-то парень с испуганным лицом - наверное, фотокорреспондент.
Леворукий выжидающе уставился на Рокэ. Любой другой на месте шеф-редактора наверняка бы смутился и постарался как можно незаметнее проскользнуть на свое место, но Алва не искал легких путей.
- Я, кажется, опоздал, - громко объявил он. - Прошу прощения. Вы правильно сделали, что начали без меня.
Кто-то фыркнул, возмущенный подобной наглостью, кто-то рассмеялся. Алва махнул рукой и гордо направился к свободному креслу. Фотокорреспондент поплелся за ним.
Робер вдруг поймал себя на мысли, что чертовски рад видеть этих двоих.
***
Было жарко, и было очень много людей. Подавали разноцветные коктейли в высоких бокалах; кошка стащила у него с тарелки кусок ветчины, и все засмеялись; Рокэ чуть не уснул во время беседы о приоритетных направлениях развития страны. Больше Ричард ничего не запомнил. Впечатления слились во что-то пестрое, сумбурное, невнятное, и он от души радовался, что это не ему придется писать материал по итогам вечера.
Ричард ожидал, что прием затянется до полуночи, но уже в девять Рокэ резким движением подтолкнул его к двери, пробормотав что-то насчет того, что хочет побеседовать с Леворуким в более приватной обстановке, а всяким любопытным студентам давно пора спать. Это была первая фраза, с которой он обратился к напарнику после злополучной сцены в рабочем кабинете. Перечить Ричард не осмелился. Он подумал, что стоит попрощаться с присутствующими, но, судя по всему, гости уже забыли о его существовании. Тогда он тихонько выскользнул за дверь и отправился ловить такси.
Голова гудела. Он слишком устал, чтобы размышлять, но и спать не мог. Приехав домой, Ричард бесцельно побродил по комнате, а затем уселся за стол и принялся перечитывать готовые страницы своей книги. Ему пришло на ум, что следует написать хотя бы несколько строк: в последнее время он совсем забросил работу над текстом. Ричард потянулся за ручкой, начал что-то черкать в блокноте и постепенно увлекся. Он не ложился до тех пор, пока не пересказал все, что случилось за день. Стиль хромал, предложения путались, но Ричард уже не обращал на это внимания. Ему хотелось высказаться. Если изложить всё очень подробно, думал он, если постараться, то, перечитав эту историю спустя некоторое время, можно будет на минуту представить себе, что ее герой – не Ричард Окделл, а какой-то другой, незнакомый человек. Возможно, это помогло бы объективно оценить случившееся.
Ричард писал торопливо, не заботясь об орфографии. В его обработке все события выглядели мрачнее, чем на самом деле: Рокэ хотел не уволить Катари, а убить, да и сам Ричард подмешивал начальнику в вино не снотворное, а яд. Не то чтобы начинающий писатель понимал, зачем сгущает краски, но от этого почему-то становилось чуточку легче.
В постель он улегся только под утро. Естественно, выспаться снова не удалось.
Явившись в редакцию, Ричард закрыл дверь своего кабинета и разложил перед собой листочки с написанным вчера текстом. Быть может, просмотрев его, он сумел бы понять, как исправить ситуацию? Увы, в это не слишком верилось. Вряд ли Рокэ когда-нибудь простит его.
Ричард уронил голову на руки и какое-то время сидел неподвижно. Его вывел из задумчивости робкий стук в дверь.
- Заходите, - сказал он слабым голосом.
В комнату вошла Катари. Вид у нее был цветущий. Она сделала новую прическу, открывающую уши, и надела голубое платье, легкое, совсем не по погоде. Меньше всего она походила на человека, которого с минуты на минуту могли уволить. Ричард против воли почувствовал что-то вроде раздражения. Он так старался, чтобы помочь ей, а она, кажется, уже не нуждалась в защите!
- Как ваши дела? — спросил он на всякий случай.
Катари улыбнулась.
- О, все хорошо.
- Я волновался за вас. Я думал, Рокэ не хочет выгнать вас с работы.
- Нет, обошлось.
Она говорила так легко, словно это было пустяком, не заслуживающим упоминания. Ричард надулся. Он не мог всерьез злиться на очаровательную секретаршу, но все же что-то подсказывало ему, что она могла бы оценить его усилия. В конце концов, ради нее он предал человека, которого любил!
- Кстати, о Рокэ, - вдруг произнесла Катари. - Он просил вас зайти к нему.
Ричард напрягся.
- Зачем?
- Не помню, - Катари пожала плечами. - Кажется, хотел отдать вам какие-то бумаги. Сказал, что ваша практика окончена.
Ричард покосился на календарь. Двадцать восьмое августа! Как он мог забыть, что скоро начинается учебный год? Его ждали друзья, занятия, контрольные, а он, занятый своими личными переживаниями, напрочь выкинул это из головы. Впрочем, сожалений хватило всего лишь на несколько секунд. После этого Ричард снова поймал себя на том, что думает о Рокэ.
Он понятия не имел, как после всего, что случилось, посмотрит шефу в глаза.
- Кстати, Алва написал вам хорошую характеристику, - продолжила Катари, не подозревавшая о его мучениях. - С таким документом вы, если захотите, легко найдете себе работу. Кстати, в редакции «Знамени Талигойи» недавно освободилась вакансия. Зайдите к ним. Я разговаривала с Альдо. Он будет вас ждать.
Ричард пробормотал дежурные слова благодарности, удивляясь тому, что эта потрясающая новость почти не вызвала отклика в его душе. Месяц назад работать на Альдо было пределом его мечтаний, и вот теперь мечта могла сбыться. Он понимал, что отец гордился бы им, но даже эта мысль уже не грела. Ему казалось, что попасть в редакцию к Альдо хотел не он, а какой-то другой, наивный и восторженный мальчик.
Если бы Ричард мог отыскать этого фантазера и рассказать ему обо всем, тот бы, наверное, обрадовался.
***
Солнце уже давно встало, но Рокэ, похоже, забыл выключить лампу. Наверное, это освещение виновато в том, что он выглядит таким бледным, решил про себя Ричард. Вид у шефа был такой, словно он тоже не спал всю ночь. Впрочем, возможно, он и впрямь не спал, потому что писал репортаж с приема. Ричард хотел поинтересоваться, так ли это, но постеснялся. Стоя у двери, он неловко переминался с ноги на ногу. Наверное, стоило завести разговор и хотя бы попытаться извиниться за вчерашнее, но он понимал, что все равно не найдет нужных слов. На него вдруг накатила глухая тоска. Говори не говори, проси не проси – ровным счетом ничего не изменится, думал он, украдкой рассматривая Рокэ. Тот склонился над бумагами. Черные волосы, расчесанные на прямой пробор, падали ему на глаза. Он хмурил брови и время от времени раздраженно дул на непослушную прядь, которая мешала читать.
- Вы меня звали? – промямлил Ричард, убедившись, что его не замечают.
- Да, звал. Держите, - Рокэ вытащил из кипы папок какой-то лист и протянул студенту, все еще не поднимая взгляда.
- Это что?
Рокэ устало вздохнул и покосился в дальний угол, словно пытался найти там ответ на вопрос, почему люди так глупы.
- Это - документ, свидетельствующий о том, что вы прошли практику и можете продолжить учебу на следующем курсе университета, - наконец, пояснил он. – Все необходимые подписи и печати уже проставлены.
Ричард нерешительно взял бумагу.
- Спасибо, - выдавил он.
- Не за что.
Разделавшись с нудными обязанностями наставника, Рокэ, казалось, сразу же потерял к Ричарду всякий интерес. Пришло время прощаться. Ричарда не оставляло стойкое ощущение, что он все делает неправильно. К горлу вдруг подступили слезы. Он сглотнул и поспешно вытер лицо рукавом. Рокэ впервые за весь разговор поднял глаза и посмотрел прямо на собеседника.
- Да уйдете вы, наконец?!
Если бы Ричард не знал своего шефа, он бы решил, что в его голосе звучит что-то похожее на панику. Разумеется, он не мог допустить и мысли, будто Рокэ нервничает из-за расставания с ним, но во взгляде человека, сидевшего напротив, вдруг мелькнула тень растерянности, и этого оказалось достаточно. Ричард судорожно подался вперед и выпалил:
- Простите меня!
- За что? - с досадой уточнил Рокэ.
Теперь стало заметно, что происходящее и впрямь выбивает его из колеи. У Ричарда уже не было времени на раздумья о том, почему шеф так реагирует. У него вообще ни на что уже не было времени, поэтому он заговорил торопливо, глотая слоги:
- Простите, что я мешал вам попасть на прием. Я не хотел, просто так вышло. Я очень испугался за Катари, а она просила меня помочь, вот я и думал... Ладно, неважно, все равно вы решите, что я дурак.
Рокэ приподнял бровь.
- И за то, что полез вас целовать, тоже простите! - сбивчиво продолжил Ричард. - И еще в среду я пошел обедать, а вам сказал, что иду на съемку! И ваш «Виндовс» я однажды уронил, - тут он сделал паузу и сокрушенно добавил: - На пол.
- Это все? - спросил Рокэ.
Ричард сокрушенно молчал.
- Ладно, - нехотя заговорил шеф, - За случай со снотворным я вас, положим, не виню. Ослу понятно, что за этим стояли другие, и разбираться я намерен именно с ними.
Он побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Ричарду очень хотелось узнать, что думает Рокэ по поводу остальных его проступков, но он понимал, что тот вряд ли скажет правду.
- Вы, кажется, собирались устроиться в «Знамя Талигойи»? Желаю удачи, - вдруг произнес Рокэ, и в его тоне впервые послышались искренние нотки.
- Я постараюсь, - кивнул Ричард.
- Знаю я, как вы стараетесь, - фыркнул Рокэ и, заметив, что студент все еще не двигается с места, велел: - Идите уже! Идите и не оглядывайтесь.
Ричард покорно поплелся к выходу. Он не оборачивался: не хватало еще, чтобы Рокэ заметил, что он вот-вот расплачется.
***
В девять утра редакция была пустой. Нигде не было заметно ни малейшего движения, даже сигаретный дым, казалось, стоял в курилке со вчерашнего вечера и не собирался выветриваться. Суета, связанная с приемом у Леворукого, уже улеглась, а новых интересных событий не намечалось, поэтому сотрудники позволили себе расслабиться. На работу теперь опаздывали почти все, даже Валентин начал приходить позже.
Робер, который продолжал являться вовремя, неторопливо поднялся в приемную. Ему хотелось чаю. Во рту с утра стоял противный привкус горечи, от которого никак не удавалось отделаться.
Мэллит еще не появилась. На ее столе вперемешку лежали какие-то бумаги, папки, обертки от конфет. Здесь же валялась забытая заколка для волос. Робер взял ее в руки, полюбовался сиянием янтарно-желтых камней и равнодушно положил на место.
Из-за двери, ведущей в комнату Альдо, раздались голоса. Робер заинтересованно повернулся в ту сторону. Что могло заставить его друга явиться на работу в столь ранний час? Вроде бы накануне он не планировал никаких важных дел. Теряясь в догадках, Робер подошел к кабинету и коротко постучал.
- Входите! – крикнул Альдо.
Робер переступил порог. Главный редактор восседал в своем кресле, медленно потягивая кофе. Напротив сидел молодой человек, сложивший руки на коленях. Во всей его позе, робкой и зажатой, читалось плохо скрываемое напряжение. Приглядевшись, Робер узнал в нем фотокорреспондента, который сопровождал Алву на приеме у Леворукого.
- Здравствуйте, - нерешительно произнес парень.
- Доброе утро, - ответил Робер, все еще недоумевая, что здесь делает журналист из конкурирующей газеты.
Альдо, видимо, заметил растерянность друга и поспешил пояснить:
- Знакомься, это Ричард Окделл. Возможно, он станет нашим новым сотрудником. Я как раз провожу собеседование, чтобы понять, подходит ли он нам.
- Мне уйти? – догадался Робер.
- Нет, зачем же! Останься. Мне интересно твое мнение.
По прежнему опыту Робер знал, что Альдо обычно спрашивает чужую точку зрения только для того, чтобы услышать подтверждение своим собственным мыслям, но собеседование и впрямь обещало быть любопытным, поэтому он решил остаться. Ободряюще улыбнувшись Ричарду, который явно чувствовал себя не в своей тарелке, он присел на свободный стул. Какое-то время все молчали. Альдо растерянно листал портфолио со снимками молодого корреспондента.
- Ну, это уже неактуально, - пробормотал он себе под нос, разглядывая какую-то фотографию.
Ричард опустил глаза. Альдо небрежно перевернул еще пару страниц, а затем отложил альбом.
- Ну что ж, юноша… - протянул он.
Робер заметил, что эта фраза почему-то заставила Ричарда вздрогнуть, но списал все на его излишнюю мнительность. Альдо продолжил:
- Надо сказать, принимая решение о вашей дальнейшей судьбе, я руководствуюсь не столько сведениями о вашем профессиональном уровне – он, как я понял, оставляет желать лучшего, - сколько вашей преданностью делу.
Он постарался произнести это как можно более внушительно. Ричард, и без того выглядевший напуганным, побледнел пуще прежнего и отвел глаза. Робер подумал, что парня и впрямь стоило бы взять на работу: тот казался неплохим человеком, открытым и простодушным.
- Вам не о чем волноваться, - бросил Альдо. – Вы уже доказали, на чьей вы стороне. Признаю, вся эта затея со снотворным вышла довольно грязной, но, в конце концов, на войне все средства хороши.
- Вы… знали? – севшим голосом переспросил Ричард.
Альдо подмигнул ему.
- Разумеется. Должен заметить, что, затевая все это, я и мои сторонники преследовали две цели. Требовалось не только устранить с дороги Алву, но и проверить преданность потенциального кандидата на вступление в наши ряды. С первым вышла промашка, зато второе вполне удалось. Вы приняты, Ричард.
На новоиспеченного работника было жалко смотреть. Он судорожно сглотнул, собираясь что-то сказать, но так и не открыл рот. На лице у него застыла гримаса, которую даже при всем желании никто не смог бы принять за выражение радости. Робер втайне посочувствовал несчастному пареньку. Тот, сделав над собой невероятное усилие, все же сумел произнести:
- Принят? Вы берете меня на работу?
Альдо величественно кивнул и изобразил на лице благосклонную улыбку.
- У нас освободилось место дворника. Не самая престижная должность, но надо же с чего-то начинать. Вы можете приступать к работе с понедельника.
Сейчас Ричарду полагалось поблагодарить его за милость, и, судя по всему, главный редактор ждал именно этого. Однако осчастливленный паренек почему-то медлил. Робер выжидательно посмотрел на него. Тот смутился еще больше, втянул голову в плечи и, запинаясь, прошептал:
- Спасибо, но я не согласен.
- Что? – переспросил Альдо.
- Я не стану у вас работать, - повторил Ричард более твердым голосом, поднимая взгляд. Он смотрел прямо на Альдо, робея от собственных слов. В его серых глазах стояли слезы, по лицу разлилась смертельная бледность. Он походил на приговоренного к казни, который добровольно отказался от помилования.
Альдо удивленно приподнял бровь.
- На вашем месте я бы подумал еще раз. Не спорю, мести двор не так интересно, как писать статьи, но всему свое время. Главное, что вы сможете послужить общему делу. Не все ли равно, каким именно образом это делать?
- Проблема не в должности, - ответил Ричард.
Робер повернулся к нему. Надо же, а парень не так прост, как казалось на первый взгляд! Шеф-редактор не знал, что заставило его отвергнуть предложение Альдо, но для этого явно требовалась недюжинная смелость. Робер был готов аплодировать стоя, однако вовремя сообразил, что его не поймут, и просто решил при случае пожать Ричарду руку.
Альдо, похоже, не разделял восторг товарища.
- Вы не понимаете, что отвергли, - прошипел он. Его красивое лицо исказилось от плохо скрываемой злости.
- Возможно. Зато я понял главное: то, что вы говорите, никак не совпадает с представлениями о чести, которым учил меня отец. Простите, но мне надо идти.
Вскочив со стула, Ричард поискал глазами зонтик, а затем, видимо, вспомнил, что пришел без него. Альдо еще собирался что-то сказать, но незадачливый претендент на должность дворника, не слушая никого, уже вылетел в коридор. За его спиной с грохотом захлопнулась дверь.
- Мальчишка, - зло бросил Альдо. - Ничего, он свое еще получит. Я позабочусь о том, чтобы ни одна редакция не взяла его на работу. И не возражай мне!
Робер, как раз собиравшийся осадить зарвавшегося друга, понял, что сейчас от этого не будет никакого толка. Вздохнув, он тоже поднялся с места.
- Тебе нужно остыть, - посоветовал он на прощание. - Успокойся, и тогда мы поговорим.
Выходя из кабинета, он краем уха слышал, как Альдо раздраженно бубнит что-то о том, что он и не думал нервничать, однако Робера это уже не занимало.
В приемной, в самом дальнем углу, стояли рядом два зонтика, фиолетовый и ярко-оранжевый. Это было первым, что бросилось Роберу в глаза. Потом он заметил Мэллит. Девушка сидела на своем обычном месте и застенчиво улыбалась Валентину Придду. Тот, перегнувшись через стол, вполголоса что-то рассказывал ей. Робер подошел чуть ближе и уловил обрывок фразы:
- Если говорить о преимущественном праве выкупа в таком контексте, то, без сомнения...
Мэллит понимающе кивала, слушая эту ерунду, и выглядела такой мечтательной, словно ей, по меньшей мере, читали сонет о любви. По-видимому, туманная и насыщенная терминами речь была близка к привычной для нее манере выражаться. Завидев Робера, она на миг вынырнула из своих грез и кивнула ему, как хорошему знакомому.
- Блистательный хочет кофе?
- Нет, спасибо, - быстро ответил Робер.
Он проскользнул мимо парочки к выходу. На лестнице оказалось темно и прохладно. Робер остановился, вдыхая сырой воздух. Отчего-то он чувствовал себя обманутым. Проклятый привкус горечи так и стоял во рту. Хотелось курить, хотя до этого он никогда в жизни не испытывал тяги к табачному дыму.
Робер подождал еще немного, а затем, вытащив из кармана мобильный телефон, нашел в записной книжке номер, который ему вчера продиктовала Марианна, и нажал кнопку вызова.
Не то чтобы он понимал, зачем это делает, но, в конце концов, надо же было сделать хоть что-нибудь.
***
В приемной этот заносчивый тип из параллельной группы, Придд, что-то втолковывал миниатюрной девушке с рыжими волосами. Завидев Ричарда, оба на мгновение повернулись в его сторону, а затем продолжили беседу. В другое время подобное пренебрежение его бы задело, но сейчас он даже не обратил на это внимания. Он вообще ничего не видел вокруг себя. Натыкаясь на стены, он вылетел в коридор, спустился по лестнице и лишь на крыльце позволил себе остановиться и отдышаться.
Пахло прелыми листьями. Откуда-то с севера тянуло горьковатым дымом костра. Осень все увереннее вступала в свои права. Ричард постоял немного, вглядываясь в серое небо, которое всей тяжестью навалилось на город, а затем шагнул с крыльца вниз, как в омут, сдаваясь на милость судьбы.
Поначалу он сам не знал, куда идет. Им владело лишь одно желание: убраться подальше от людей, с которыми только что пришлось иметь дело. Лишь спустя десять минут, немного поплутав по городу, он понял, что ноги сами несут его к прежнему месту работы.
Он должен был увидеть Рокэ. Эта настойчивая мысль вытеснила из сознания все остальные. Ричард не знал, зачем ищет своего бывшего шефа, не знал, что собирается ему сказать, но почему-то упрямо продолжал идти. Ветер хлестал его по лицу, лез в волосы. В какой-то момент он поскользнулся, шлепнулся на тротуар и в кровь расцарапал ладони, но тут же, вскочив, поспешил дальше. Им двигал какой-то злой азарт. В конце концов, чего ему было бояться теперь, после того, что он уже натворил? Ричард еще раз в деталях представил себе сцену в кабинете Альдо. До студента так и не дошел весь смысл интриг, которые плелись против Рокэ, но он и не старался это постичь. На интуитивном уровне он сообразил, что его сделали пешкой в какой-то мерзкой игре. Этого оказалось достаточно. Подумать только, он повелся на такую дешевую провокацию! Ричард скривился и сплюнул на землю. Его слегка мутило, перед глазами все расплывалось. Может быть, это была эмоциональная реакция на случившееся, а может, он все-таки подхватил простуду – какая разница? Приказав себе не обращать внимания на такие пустяки, Ричард быстрее зашагал по скользкой мостовой.
Когда он добрался до редакции, еще сильнее похолодало. Ричард дернул на себя тяжелую дверь и очутился в знакомом вестибюле. Здесь пахло так же, как раньше, и от этого почему-то защемило сердце. Торопливо оглядевшись по сторонам, Ричард направился к будке вахтерши.
- Добрый день, Окделл, - нехотя сказала дама.
В этой фразе не было ни одного шипящего звука, но, тем не менее, старая змея умудрилась произнести ее с шипением. Ричард не стал тратить время на ответные любезности.
- Мне нужно увидеть Рокэ… то есть шеф-редактора Алву, - потребовал он.
Вахтерша смерила его презрительным взглядом.
- Алва уехал.
- Куда?
- По делам.
- А когда он собирался вернуться?
- Позже.
Сообщив эту в высшей степени ценную информацию, женщина величественно отвернулась, давая понять, что разговор окончен. Ричард еще немного потоптался у подножия лестницы. С его ботинок натекла лужица грязной воды. Вся решимость куда-то улетучилась. Вздохнув, Ричард вытер ноги о потертый коврик перед входной дверью и направился на улицу. Ему абсолютно не хотелось видеться с кем-либо из бывших коллег, и он решил, что лучше подождать Рокэ снаружи.
По небу все так же плыли низкие свинцовые тучи. Ричард спрятал озябшие руки в карманы и прислонился к стене. Отсюда было хорошо видно электронное табло, украшавшее здание торгового центра на противоположной стороне дороги. Часы показывали половину двенадцатого.
Почему-то Ричард был уверен, что Рокэ сегодня непременно вернется в редакцию. Следовало только дождаться этого. Он уставился себе под ноги, постоял так, глядя на желтые листья, плавающие в лужах, а затем поднял глаза.
Часы по-прежнему показывали половину двенадцатого.
Ричард еще какое-то время не двигался с места, а затем, почувствовав, что начинает замерзать, попрыгал на месте, но лучше от этого не стало. Тогда он сходил к киоску за горячим хот-догом. Булочка оказалась черствой, но он все равно поспешно проглотил ее, капая соусом на пиджак, а затем стряхнул крошки с лацканов. Рокэ все не появлялся. На душе стало совсем тоскливо. Ричард снова машинально покосился на электронное табло.
Часы показывали половину двенадцатого.
Ричард сообразил, наконец, что они стоят.
***
Он проторчал на холоде так долго, что кончик его носа побелел от холода, а пальцы утратили чувствительность. Рокэ так и не явился. Пару раз Ричард видел сотрудников, выходивших из здания. Они бросали на него быстрые сочувствующие взгляды, как будто прекрасно понимали, почему он здесь торчит. Это было уж совсем невыносимо. Выругавшись, Ричард пнул подвернувшийся под ноги камешек и поплелся домой.
Возле его подъезда стояла знакомая черная машина, перегородившая выезд с площадки двум другим автомобилям. Впрочем, владельца, по-видимому, это не заботило.
- Рокэ! – крикнул Ричард, заглушая вой ветра и доносившееся из салона бормотание радио.
В другой ситуации он бы ни за что не назвал бывшего шефа по имени, но сейчас все правила приличия попросту вылетели у него из головы. Тонированное стекло медленно опустилось. Рокэ, улыбаясь, смотрел прямо на Ричарда. За время, прошедшее с их последней встречи, он, казалось, еще больше побледнел и похудел, но это ему шло. В его лице появилась некая одухотворенность, которой раньше не было. Глаза странно блестели, и в них читалось то самое растерянное выражение, которое так поразило Ричарда во время последней встречи в редакции.
Он застыл на месте. Он столько всего собирался сказать, но сейчас, в самый ответственный момент, все слова почему-то вылетели у него из головы, и он, сам не зная, почему, обиженно выпалил первое, что пришло на ум:
- Я вас три часа искал!
- А я вас три часа ждал, - парировал Рокэ. – Садитесь.
Ричард послушно забрался в салон. Запах кожи и дорогой туалетной воды с пряными нотами ударил ему в нос. В семье Окделлов мужчины считали излишним поливать себя духами, но Рокэ, кажется, придерживался другого мнения.
- Вы так поспешно удирали из нашей редакции, что забыли свои вещи, - произнес он, смерив Ричарда потемневшим взглядом, в котором привычная насмешка мешалась с чем-то другим, непонятным. - Держите.
С этими словами он протянул студенту блокнот, исписанный вдоль и поперек, несколько отдельных листов бумаги и флешку. У Ричарда перехватило дыхание. Это был его роман, его труд, на который ушло столько сил! Текст впитал все его потаенные мысли, все страхи и желания. Ричард вспомнил подробные описания внешности книжного Алвы, его прекрасных синих глаз и точеного профиля. При мысли о том, что Рокэ мог это прочитать, стало дурно. Дрожащими пальцами он забрал у бывшего шефа бумаги и тут же скомкал их.
- Что же вы так небрежно обращаетесь со своим творением? - спросил Рокэ.
Ричард почувствовал, что краснеет. В полумраке салона это не слишком бросалось в глаза, но все же он отвернулся и стал глядеть в окно. Там, как назло, не происходило ничего интересного.
- Вы... вы прочли? - выдавил Ричард, все еще избегая смотреть на собеседника.
- Виноват, - Рокэ поднял обе руки и сделал вид, что раскаивается. - Я просто не мог оторваться.
- Не шутите так, - нахмурившись, попросил Ричард.
- Я серьезен, как никогда. Если хотите знать мое откровенное мнение о вашем романе, я скажу следующее. Вы, безусловно, талантливы, но при этом у вас в голове слишком много дури. Вам надо взрослеть.
Он говорил более резко, чем обычно, с какими-то новыми интонациями, будто злился и на Ричарда, и на самого себя. Студент понимал, что лучше не возражать, когда он в таком настроении, но кто-то дернул его за язык, и он выпалил:
- Это не дурь!
- Ошибаетесь, - Рокэ тоже повысил голос. - Вы обрядили меня в костюм романтического героя, снабдили парой кружевных манжет и думаете, будто реальность похожа на ваши фантазии? Как бы не так!
Ричард уже не сдерживался. Повернувшись к Рокэ, он с досадой проговорил:
- Зачем вы вечно пытаетесь казаться хуже, чем есть? Это отвратительная привычка.
- Не вам меня судить, юноша, - Рокэ скривился. - Убирайтесь.
На всякий случай вцепившись в сиденье, Ричард храбро заявил:
- Я никуда не пойду.
Рокэ, похоже, собирался что-то ответить, но вместо этого вдруг резко притянул Ричарда к себе, приподнял ладонью его подбородок, чтобы было удобнее смотреть в лицо. Жест вышел собственническим, бесцеремонным, но Ричард не пытался вырваться. Одна часть его сознания протестовала против такого обращения, но другая, неразумная, почему-то уверенно твердила, что он сам это заслужил. Ричард затаил дыхание и молча ждал, когда Рокэ его отпустит. Тот еще какое-то время не убирал руку. В глубине его глаз горел какой-то темный, пугающий огонь. Пальцы сжались сильнее.
- Хватит, - севшим голосом прошептал Ричард.
- Нет уж, сами напросились.
Рокэ произнес это тихо, почти ласково, но в его бархатном тоне чудилась плохо скрываемая угроза. Отпустив свою жертву, он резко повернул ключ зажигания. Машина сорвалась с места, описала дугу и вылетела на проезжую часть.
- Куда мы едем?! – вскрикнул Ричард.
Ответа не последовало. Он мог бы запаниковать, но на это не хватило времени. Все произошло почти мгновенно. За окном возник какой-то дорожный знак, потом еще один. Автомобиль проехал несколько сотен метров и снова свернул в какой-то дворик. Мелькнула глухая кирпичная стена: это был тупик. Машина затормозила, чуть не врезавшись в бордюр.
- Что вы… - начал Ричард.
Рокэ взглядом заставил его замолчать. Мелькнула смутная мысль, что надо бежать отсюда, открыть дверь и бежать, но Ричард не успел. Рокэ крепко, до боли, впился пальцами ему в плечи, развернул к себе и поцеловал. После этого здравых мыслей не осталось. Им на смену пришло ощущение падения в какую-то жаркую, темную бездну. Рокэ оказался опытным, умелым и очень нетерпеливым. Его прикосновения, нарочито грубые, без намека на нежность, будили странное, пугающее чувство. Было плохо, но хорошо. В какой-то момент Ричард закрыл глаза: так он мог притвориться, что это происходит не с ним, что вовсе не он испытывает постыдное удовольствие, выгибаясь в чужих руках.
Он тысячу раз представлял себе, как все случится, но в реальности вышло ярче, острее и проще, чем в его фантазиях. Ричард не знал, радоваться ему или нет. Он получил новый опыт; с этим опытом теперь предстояло жить. Открыв глаза, он мельком взглянул в окно через плечо Рокэ. Отсюда можно было рассмотреть только кусочек серого неба. Оно висело над городом, все такое же равнодушное, никак не давая понять, что одобрило или осудило случившееся, и Ричард понял, что в этот раз не сможет положиться ни на чье мнение. Предстояло решить самому.
***
Часы на стене здания, стоявшего напротив редакции, по-прежнему показывали половину двенадцатого. На самом деле было около четырех часов дня.
Катари сидела в приемной, в компании четырех кумушек из корректорского отдела. Сдвинув стулья в кружок и почти соприкасаясь головами, дамы обсуждали самую интересную тему последних дней – поведение Рокэ Алвы. Впрочем, это не являлось чем-то из ряда вон выходящим: шеф-редактор регулярно подкидывал им темы для бесед.
- А я ему говорю… - шептала Катари, время от времени оглядываясь на дверь.
Слушательницы ахали и округляли глаза.
- И что он?
- Ну, а он мне отвечает…
Разговор становился все более захватывающим. За стенкой, в кабинете, Фердинанд уже полчаса дожидался своего кофе, но Катари считала, что он вполне может подождать еще столько же.
В это же время Робер, стоя перед зеркалом, нервно поправлял галстук, который упорно норовил сползти на сторону. На шесть часов была назначена встреча с Марианной – Робер упорно отказывался называть ее свиданием, - и следовало предстать перед своей спутницей в лучшем виде.
Он не знал, что в соседней приемной Мэллит, заперев для верности дверь, тоже стояла перед зеркалом и пыталась впервые в жизни накрасить ресницы. Тушь, которую она попросила у вахтерши, ложилась плохо, но девушка не прекращала попыток. Сегодня вечером ей предстояло сопровождать Валентина на концерт скрипичной музыки. Это, разумеется, было не свидание, но все-таки визит в приличное место, а потому надлежало подготовиться как можно лучше.
Альдо, сидевший в своем кресле, устало просматривал сверстанные полосы журнала. Время от времени он бурчал себе под нос, что в редакции, кроме него, никто даже не думает работать, но бурчал больше для вида. С готовых страниц призывно улыбались модели в белом. Пестрили заголовки, возвещавшие о скором установлении царства гламура.
«И все это сделал я», - гордо думал Альдо.
В тот самый момент, когда он подписывал последнюю полосу, на другом конце города Ричард, наконец, оторвался от изучения меню и нашел в себе силы посмотреть на Рокэ, сидевшего напротив.
Они расположились в уличном кафе. Спустя несколько минут выяснилось, что место выбрано не слишком удачно. Начал накрапывать дождь. Ричард ежился, безуспешно старался согреть озябшие руки о чашку с горячим кофе, но даже не думал о том, чтобы перебраться куда-нибудь под крышу. Его занимали совсем другие вопросы.
Все случившееся за последний день не только не прояснило ситуацию, но напротив, еще больше ее запутало. Ричард совсем растерялся. Впервые за всю свою жизнь он не мог четко сформулировать, на чьей он стороне, что хорошо, что плохо и кому следует верить. Он знал только одно: какой бы ни получилась история, в ее финале он хочет остаться с Рокэ.
- Тебе со мной будет непросто, - задумчиво произнес собеседник.
Он говорил так, словно продолжал прерванный разговор. Ричард вздрогнул: похоже, Рокэ умел читать его мысли. Обращение на «ты» резало слух, но, наверное, теперь, после произошедшего, было бы странно придерживаться прежней формы.
- Ну и пусть, - упрямо отозвался Ричард.
Тяжелая дождевая капля шлепнулась в чашку с кофе.
Ричард поднял глаза, вглядываясь в неприветливое сизое небо. Ему пришло в голову, что он ошибался, когда полагал, будто от ненависти до любви - один шаг: на самом деле от ненависти до любви, от печали до радости, от непонимания до принятия лежит долгий путь в тысячу шагов, и сам он сейчас находится только в начале этой дороги.
|