Название: Рыбки
Авторы:
Розмари Бланк
Жанр: юмор, романс, студенческая АУ, POV
Пейринг: АлваДик
Рейтинг: PG-13
Фэндом: "Отблески Этерны"
Предупреждения: слэш, возможно ООС
Дисклеймер: герои и вселенная принадлежат В.Камше, автор выгоды не имеет и не претендует

Уважаемый мистер Алва!
Я преподавал вам в университете историю зарубежной литературы, хотя вы, наверное, меня не помните. Не подумайте, что я навязываюсь или еще что. Я пишу вам только по просьбе Катари. Это наша библиотекарша, хотя ее вы, наверное, тоже не помните. Она поручила мне связаться с вами и передать, что вы до сих пор не вернули учебник психологии, который взяли почитать два года назад. Он такой синенький, с графиком на обложке. Прошу вас найти этот учебник и сообщить, когда вы сможете отдать его библиотечному фонду.
С уважением,
Ричард Окделл,
аспирант литературной кафедры университета им. святой Октавии.

***
Я, конечно, не ждал ответа, когда это писал, но мало ли.
Моя мама, например, уверена: если чего-нибудь очень настойчиво добиваться, это непременно сбудется. Если следовать ее логике, я должен написать Рокэ еще штук двадцать писем, и тогда он ответит хотя бы затем, чтобы попросить меня перестать это делать.
Впрочем, может быть, он вообще не читает послания, которые попадают в почтовый ящик. Может, за него это делает секретарша.
Тут моя мама сказала бы, что я пессимист и заранее настраиваю себя на плохое.
Мама - удивительная женщина. Она убеждена: если вести себя хорошо, чистить зубы перед сном и помнить, чему учил папа, тебя непременно ждет счастье. Мамино счастье, к примеру, ждет ее уже больше сорока лет и все никак не дождется. Ей некогда тратить время на такие эфемерные материи. Она слишком занята тем, что приглядывает за мной и тремя моими сестрами. То есть теперь уже только за сестрами. Я недавно переехал в квартирку, которую мне выделил университет. Мама периодически приходит ко мне в гости и всему ужасается, но это ничто по сравнению с тем давлением, которое мне приходилось выдерживать, пока я был в ее полной власти.
Вымой руки, говорила она непререкаемым командирским тоном. Доешь суп. Не дразни Айрис. Ты мало читаешь. Научись пользоваться ножом и вилкой. Посмотри, на кого ты похож! Сходи в магазин. В порядочном обществе так себя не ведут. Тебе пора задуматься о том, чтобы найти нормальную работу. Перестань сутулиться. Вымой руки, вымой руки, вымой руки.
Это продолжалось больше двадцати лет.
Среди маминых убеждений есть одно, которое кажется мне интересным. Она верит: если ты в прошлой жизни не сумел достойно закончить отношения с каким-нибудь человеком, тогда вы встретитесь снова, и ты будешь убиваться об него до тех пор, пока не поймешь свою ошибку.
Судя по тому, с какой настойчивостью мы с мамой убиваемся друг о друга, в прошлой жизни мы явно не сумели найти компромисс.

***
Юноша!
Разумеется, я помню и вас, и все ваши увлекательные лекции, с первой до последней. А вот чего я не помню, так это учебника, судьба которого вас столь заботит. Передайте Катари, что она сама его выдумала.
Р.

***
Вообще-то, мне нравится мамина гипотеза насчет прошлых жизней. Это странно, потому что обычно все ее мысли вызывают у меня резкий протест.
Я иногда думаю, кем тот или иной человек мог быть в предыдущем воплощении. С некоторыми это легко, а других мне никак не удается представить.
Катари, к примеру, можно вообразить в роли придворной дамы или даже королевы. У нее лицо, как на старинных портретах, и большие глаза, и мягкие пепельные волосы, которые она убирает в высокую прическу – даже додумывать ничего не надо.
Матушка, как мне кажется, была сварливой вдовой, как сейчас. Ее невозможно отделить от этой роли. Кем являлся ректор нашего университета, мистер Штанцлер, я не возьмусь сказать. Он очень загадочный человек. А вот Айрис в предыдущем воплощении наверняка бунтовала против правил и разделяла идеи феминисток, но при этом хотела замуж. Или просто хотела замуж, если феминизм тогда еще не изобрели.
Что до меня самого, тут моя фантазия буксует. Я прикидываю варианты: оруженосец, придворный, помощник государя, рыцарь, добивающийся внимания неприступной дамы… В любом случае, от меня наверняка было мало толку. Некоторые вещи не меняются. Я отчетливо вижу картину: в то время как Катари плела интриги, матушка учила всех жизни, а мистер Штанцлер занимался каким-то своими загадочными делами, я путался у них под ногами и мешал. И еще я все время думал. Я никак не могу от этого отучиться, хоть мама и говорит, что таким, как я, думать вредно.
Сейчас, например, я размышляю над тем, как лучше обратиться к Рокэ. Я не ожидал, что он мне напишет, и не подготовил ответное выступление. Все слова кажутся какими-то корявыми. Я уже пять раз стирал свое послание и начинал заново, но лучше от этого не стало.

***
Я хотел написать, что тоже помню первую лекцию, которую ему читал.
Тот день начался с того, что мистер Штанцлер без спроса съел мою последнюю таблетку анальгина. Не то чтобы я злился: он все-таки старый больной человек и нуждается в лекарствах куда сильнее, чем я, - но у меня раскалывалась голова, и обезболивающее пришлось бы весьма кстати. Однако его не было. Приходилось терпеть.
Я попытался сосредоточиться на чем-то одном. Помню, как долго смотрел на голубую вазу с гиацинтами, стоявшую в центре стола. Мне все казалось, что один из цветочных лепестков вот-вот упадет: они уже подвяли, и в воздухе чувствовался едва уловимый сладковатый аромат гнили. Увы, цветы не спешили осыпаться, а от их запаха у меня все сильнее ломило виски. Тогда я отвернулся и стал глядеть в другую сторону.
- Ричард, что вы там разглядываете? У вас лекция через пять минут, - устало напомнил мистер Эпине.
Он был деканом факультета экономики. Я знал, почему у него такой безжизненный голос: нелегко присматривать за студентами двух отделений - очного и заочного, - да еще и гонять нерадивых аспирантов вроде меня.
По правде говоря, я не забыл про лекцию, просто мне не хотелось туда идти. Я немного боялся. Меня назначили вести литературу у заочников. Им оставался всего один семестр до выпуска. В большинстве своем это были взрослые, серьезные люди, которые мало интересовались сухими университетскими знаниями и совсем не интересовались моим предметом. Я их понимал: если бы я учился на специальности с солидным названием «Управление персоналом», меня бы тоже не занимали всякие там стишки.
Тем не менее, я сказал:
- Уже иду.
И поднялся с места.

***
Уважаемый мистер Алва!
Очень приятно, что вы находите мои лекции увлекательными. Если честно, я на это даже не надеялся. Я имею в виду, когда вы сидели на занятиях, то не выглядели особо увлеченным, а скорее даже наоборот - занимались посторонними делами. Говорю это не в обиду вам, а просто ради восстановления справедливости.
P.S. Все-таки поищите учебник.
Ричард Окделл.

***
Продолжая тему прошлых жизней: когда я впервые увидел Рокэ, то подумал, что в предыдущем воплощении он был пиратом. Ну, или полководцем. И заодно – покорителем женских сердец, потому что одно другому не мешает, а скорее сопутствует. Я так живо вообразил все это, что даже оглянулся за окно, высматривая корабль или армию, которые должны были стоять там, ожидая приказа командира. Конечно, ничего подобного я там не обнаружил.
За окном виднелся кусочек хмурого февральского неба, в аудитории галдели студенты, у меня нестерпимо болела голова, а Рокэ сидел за первой партой и играл в «змейку» на своем мобильном.
Ничего захватывающего и героического в этой картине не было. Спустя миг я уже и сам перестал понимать, отчего мне вдруг померещилось, будто Рокэ – незаурядная личность. Он был красив, конечно, но не какой-то сверхъестественной красотой. Обычный человек, разве что волосы длиннее положенного и глаза синие-синие, как в книжках рисуют благородным рыцарям.
Он поднял на меня эти свои синие глаза и скучающим тоном заметил:
- Юноша, сядьте куда-нибудь. Что за манера торчать в проходе?
Я слегка смешался, но все же ответил, что мне положено здесь стоять, потому что я преподаватель. Он протянул:
- А, вот оно что!
И снова уткнулся в свой мобильный. Я почему-то не решился сказать ему, что лекция уже началась. В этом моя основная проблема: я не могу надавить на студентов, проявить волю, и они обычно вовсе не обращают на меня внимания.
Если честно, не помню, о чем я им рассказывал. Кажется, о французской литературе девятнадцатого века. Странно: слова, казавшиеся тогда вескими и значительными, стерлись из моей памяти, зато в ней остались мелкие, несущественные детали. Закрыв глаза, я могу представить себе расположение царапин на крышке учительского стола, запах мела, ряд парт, выкрашенных в унылый зеленый цвет. Еще я запомнил, что группа, которая состояла в основном из крашеных теток за тридцать, смотрела больше на Рокэ, чем на меня. Он игнорировал их внимание. Кажется, он вообще ни разу не оторвался от своей игрушки.
Голова болела все сильнее.
К концу лекции я разозлился, хлопнул ладонью по столу и велел студентам впредь более ответственно относиться к занятиям. Тетки испуганно зашушукались, и мне тут же стало стыдно. Мама учила меня не обижать женщин.
Я извинился. По рядам собравшихся снова пробежал шепоток. Мне удалось разобрать слова «Нервный он какой-то». Стало еще тоскливее.
Тетки гуськом потянулись к выходу, а я все стоял, уставившись в одну точку. Я даже не заметил, как со мной рядом оказался Рокэ. Он подошел стремительно, широкими шагами, и окликнул:
- Мистер Окделл!
Я удивился, что он помнит, как меня зовут, и не успел ответить. Впрочем, он, судя по всему, и не ждал от меня какой-либо реакции. Он молча взял мою руку, развернул ладонью вверх и накрыл своей. Я посмотрел, что он мне дал. Это оказалась какая-то продолговатая капсула.
- Это что? - спросил я.
- Обезболивающее.
- А откуда вы знаете, что у меня болит голова?
Он рассмеялся, но как-то невесело.
- Вы на протяжении всей лекции потирали виски и пугали аудиторию своим несчастным видом. Трудно было не догадаться.
Надо же, а я решил, что он вообще не обращал на меня внимания.
Рокэ говорил снисходительно, как будто обращаясь к маленькому ребенку. Я хотел заметить, что, если уж он предлагает помощь, нужно делать это не так, чтобы объект заботы чувствовал себя униженным.
Не знаю, осмелился бы я на такое заявление или нет. Рокэ не стал ждать. Он кивнул мне на прощание и вышел.

***
В деканате сотрудницы расспрашивали меня о том, как прошло занятие, а мистер Штанцлер сидел в стороне и не одобрял.
- Рокэ пришел? - спросила миссис Арамона, которая преподавала основы бухгалтерского учета.
От нее я не ожидал столь легкомысленного вопроса.
- Как же, придет он, - отрубила секретарша. - Он бывает на занятиях от силы раз в полгода.
Я обрадовал всех заявлением, что Рокэ все-таки явился. Дамы потребовали подробностей. Меня угостили чаем, выслушали три раза и собирались слушать в четвертый, но мистер Штанцлер запретил.
Заодно мне выдали кучу сплетен, касающихся Рокэ. Они зачастую противоречили друг другу. Все кумушки сходились лишь в главном: Рокэ руководил успешной фирмой. Занималась она в основном тем, что перепродавала за рубеж военную технику. Долгое время этот бизнес был оформлен на подставное лицо, но затем Рокэ пришла в голову мысль перевести дела на себя. Тут, как я понял, возникла проблема. В документах говорилось, что человек, претендующий на должность генерального директора, должен иметь высшее образование. Рокэ в свое время не удосужился его получить, так что ему пришлось в срочном порядке устраиваться на заочное отделение.
На этом проверенные сведения заканчивались, и начинался досужий вымысел.
К примеру, секретарша поведала, что Рокэ - плохой, так как за время учебы соблазнил своего преподавателя, Джастина Придда, которому потом пришлось уйти из университета, и еще библиотекаршу Катари.
Миссис Арамона стукнула секретаршу по голове тяжелой папкой и рассказала свою версию событий. Если верить ей, Рокэ не соблазнял Джастина, а просто подружился с ним и помог найти более подходящее место работы. Катари он тоже не соблазнял, всего лишь посоветовал ей развестись с мужем. Она, кстати, так и поступила.
Я слушал все это и не знал, чему верить.
Рокэ мне не слишком нравился. Ну, допустим, его лекарство действительно мне помогло, но это все равно не давало ему права разговаривать со мной в таком тоне.
И потом, из-за него Джастин покинул свой пост. Все бы ничего, но вместо Джастина теорию экономики начал преподавать Валентин. Его я терпеть не мог. От него веяло стужей, как от маминого холодильника, в котором сосиски за три минуты примерзали к полке.
В общем, я сделал выводы. Дальнейшее развитие событий показало, что лучше было никаких выводов не делать, но я так не мог.

***
Юноша, оставьте рассуждения о справедливости. Вы верны себе: опять, как и на лекциях, с умным видом несете чушь. Что интересно, многим это по душе. Помнится, ваш пылкий монолог о французской поэзии, прочитанный, если не ошибаюсь, на втором занятии, произвел неизгладимое впечатление на студентов.
Р.

***
Вечно он говорит со мной так, что невозможно понять, издевается или хвалит. Что за дурацкая привычка.
Я так долго ждал его письма, так красочно представлял себе, что скажу в ответном послании, а он взял и все испортил. Теперь я сижу, открыв окно отправки сообщения, и не знаю, как сформулировать мысли.
Я столько мог бы ему рассказать, если бы он позволил! Например, я поведал бы, как ходил вчера в гости к маме, и как мы пили чай с кексами. Каждый кекс был в отдельном шуршащем пакетике. Мама прикрикнула на Дейдри и Эдит, увлеченно разворачивавших свои порции, чтобы они вели себя потише, но они нарочно стали шуршать пакетиками еще сильнее. Айрис заметила и подмигнула мне с заговорщическим видом, чтобы я не выдал девчонок. Это все выглядело ужасно глупо, но мне вдруг захотелось смеяться.
Наверное, впервые за долгое время мы не поругались. Я возвращался домой и думал о том, что мои родственники вовсе не такие противные, как я привык думать. Стоило съехать и поселиться на другом конце города, чтобы это понять.
Сегодня, когда я вспоминаю об этом, на душе становится немного легче. Но я не уверен, что Рокэ заинтересуют такие подробности.
Иногда, когда студенты или преподаватели говорят что-то забавное, я думаю: надо запомнить это и поделиться с ним. Правда, потом забываю или прихожу к выводу, что у нас разное чувство юмора.
Еще я хочу, чтобы он тоже рассказывал мне обо всем, что у него происходит. Но он, наверное, сочтет меня излишне любопытным, если я попрошу его написать о своей жизни. Или не сочтет? В конце концов, я всегда могу сказать, что поинтересовался только из вежливости.
Сейчас почти полночь. В коридоре тикают часы, которые Айрис подарила мне на новоселье. У соседей включен телевизор. В нем кто-то громко и фальшиво вопит: «Он меня так любит, так любит!».
А меня никто не любит.
Я сижу за письменным столом, доставшимся в наследство от папы, и по-прежнему не знаю, что напечатать в окне отправки сообщений.

***
Рокэ не ошибся: именно на втором занятии я рассказывал группе о французской поэзии. Точнее, о двух ее представителях.
- Сегодня мы поговорим о творчестве Поля Верлена и Артура Рембо, - объявил я группе.
Стоял конец февраля. Солнце било в окна, заставляя всех щуриться. Тетки смотрели на меня: кто-то равнодушно, а кто-то с участием. Они не знали, кто такие Верлен и Рембо, не хотели этого знать и жалели меня из-за того, что я потратил несколько лет своей жизни на всякую ерунду.
Рокэ, по своему обыкновению, не обращал внимания на происходящее. Он поминутно поглядывал на часы, словно куда-то опаздывал.
- Вас не интересует мой предмет? - спросил я.
- Ну что вы, юноша, - небрежно отмахнулся он.
Опять «юноша». Он знал, как меня зовут, но почему-то предпочитал пользоваться этим словом, в котором мне чудилась покровительственная насмешка.
Хотелось плюнуть на все и пойти в столовую, но учебный план предписывал провести определенное количество занятий, а я был исполнительным и совестливым молодым человеком. Поэтому я начал свой рассказ. Вроде бы вышло неплохо. Постепенно я увлекся. Мне было уже неважно, слушают они или нет.
Я говорил о том, как Рембо, которому едва исполнилось шестнадцать лет, написал маститому столичному поэту Верлену, приложив к посланию листок со своими стихами. Стихи покорили мэтра настолько, что он пригласил юного гения приехать в Париж. Дальше все завертелось.
- Они стали любовниками? - уточнил Рокэ, подняв голову.
Видимо, он все-таки слушал лекцию. Хотя лучше бы он ее не слушал.
Я ответил, что да, но это не относится к теме разговора.
- Почему же? - возразил он. - Я думаю, все присутствующие хотят узнать об этой стороне жизни великих поэтов.
Тетки энергично закивали. Им нравилось, когда Рокэ выпендривался.
Я начал на него злиться. В самом деле, я только вошел во вкус, а он своим дурацким вопросом сбил меня с толку. Надо же было влезть!
- Вы напрасно сводите всю полноту отношений к сексу, - сказал я.
- Но, согласитесь, без него никак не обойтись, - мгновенно парировал Рокэ. - Или вы сторонник платонической любви?
Ему все-таки удалось меня смутить. Кажется, у меня вспыхнули щеки. Какая-то тетка из числа самых сердобольных шикнула на Рокэ, чтобы он перестал издеваться. От этого я почувствовал себя еще хуже. Я думал: неужели я выгляжу настолько жалко, что нуждаюсь в защите?
Рокэ внял совету и замолчал. Тем не менее, рассказывать мне уже не хотелось. Я продиктовал им список литературы по теме и отпустил с занятий на двадцать минут раньше положенного срока.
Возможно, именно этого Рокэ и добивался.

***
Мистер Алва!
Если вы ставили своей целью задеть меня, вам это удалось. Впрочем, если и не ставили, все равно удалось. Не понимаю, зачем вы так себя ведете. Возможно, вас утомила эта переписка? Так скажите прямо. Вы, вроде бы, никогда не испытывали проблем с тем, чтобы ляпнуть какую-нибудь гадость.
Ричард О.

***
Я думал над этим письмом целую ночь, а когда отправил его, сразу же начал сожалеть. Хотел даже послать второе, с просьбой ни за что не открывать предыдущее сообщение, но решил, что это будет выглядеть совсем уж глупо.
Когда я писал, то вспомнил ту злополучную лекцию и опять разнервничался. Поэтому текст вышел обидным.
На самом деле Рокэ не плохой, просто у него своеобразная манера выражать свои мысли. Меня от этой манеры до сих пор иногда трясет, хотя пора бы привыкнуть.
Тогда, после неудачной беседы о французской поэзии, я его сильно невзлюбил. Я надеялся, что он, как и обещала секретарша, будет приходить на лекции раз в полгода, но он отчего-то повадился посещать каждое занятие. Выглядело это всегда одинаково: Рокэ с наглым видом усаживался за первую парту и следил за мной глазами - так сытый удав наблюдает за кроликом. Ему, по большому счету, ничего не было от меня нужно, просто он получал удовольствие, провоцируя споры. Стоило мне ошибиться в датах, переврать биографию очередного писателя или неверно процитировать отрывок из романа, как он тут же с издевательской усмешкой поправлял меня. Еще он обожал задавать заковыристые уточняющие вопросы.
- Напомните, пожалуйста, чем закончились «Письма незнакомке»? - спросил он как-то.
Студенты подобрались, ожидая моего ответа. Я не знал, что говорить: этот роман, по сути, ничем не закончился. Там вообще не было сюжета.
- Ну же, юноша! Рассуждения о подарках были в последнем письме или в предпоследнем?
Это было сказано очень настойчивым тоном. Возникло ощущение, что не я веду занятия у Рокэ, а он ведет их у меня.
- В последнем, - ответил он на собственный вопрос.
- Вы читали, что ли? - удивился я.
Я не мог представить его с книгой. Исключение составляли лишь толстые фолианты с солидными названиями вроде «Основ экономического анализа». Такой труд я видел однажды у Валентина. Он изучал его в перерывах между лекциями. У этого человека вообще были странные представления о досуге.
Рокэ пожал плечами.
- Мне было скучно, и я пролистал несколько страниц. Что вы так смотрите?
Я действительно уставился на него во все глаза.
Все он врал. Он читал «Письма незнакомке», причем недавно, раз так хорошо помнил детали. Более того, он читал и другие произведения, которые мы проходили.
Он готовился к моим лекциям!
Это открытие мне очень польстило.
После занятий я наведался в деканат и как бы невзначай спросил у миссис Арамоны, как Рокэ ведет себя у других преподавателей. Оказалось, что они его почти не видят.
Я чувствовал себя особенным.

***
Между прочим, когда Рокэ заметил, что я предпочитаю платоническую любовь, он был не слишком далек от истины.
Не то чтобы я сознательно сделал выбор, просто как-то так сложилось.
На первом курсе я влюбился в Катари и даже, помнится, всерьез хотел на ней жениться. Она снилась мне по ночам. Ничего неприличного: я видел, как мы с ней сидим на террасе летнего домика и пьем чай.
В моем сне Катари неизменно носила белый атласный пеньюар, отделанный кружевом. В реальности у нее не было пеньюара, а у меня не было летнего домика, куда я мог бы ее пригласить, так что роман не состоялся.
Потом я встретил Марианну. Точнее, я на нее напоролся, как ногой на гвоздь.
Это случилось на банкете по случаю начала нового учебного года. Марианну привел кто-то из преподавателей соседней кафедры. Она приходилась ему то ли женой, то ли сестрой – впрочем, неважно.
Марианна показалась мне немного грустной и очень пьяной. Наверное, именно последнее обстоятельство привело к тому, что в середине вечера она почти насильно затащила меня в пустую аудиторию и принялась целовать. Я тоже успел выпить, поэтому особо не сопротивлялся, да и вообще слабо понимал, что происходит.
Сейчас я не могу восстановить в голове подробности того вечера, как ни стараюсь. Помню только оранжевое платье Марианны, темную родинку на ее бедре, каплю пота, застывшую в ложбинке между грудей. Было жарко, стыдно, в голове шумело. Кажется, кто-то стучал в дверь, а может, и нет; я не ручаюсь за подробности.
Когда все закончилось, Марианна невозмутимо поправила задравшуюся юбку и вышла, слегка пошатываясь. Она выглядела немного озадаченной, словно не совсем понимала, где находится, хотя, возможно, мне это только почудилось. Возможно, ее озадаченность сводилась к вопросу о том, как сейчас устоять на высоких каблуках.
Я долго плескал себе в лицо ледяной водой, чтобы хоть немного прийти в сознание. Волнами накатывала тошнота. Я чувствовал себя, как человек, которого накрыло и смяло прибоем. Теперь течение схлынуло, а мне оставалось только лежать на берегу и беспомощно ловить ртом воздух.
Марианна мне тоже снилась, но давно, и всего один раз.
О том, кто снится мне теперь, я предпочитаю не рассказывать. Да и с кем бы я мог поговорить на такую тему? Коллеги не поймут, а матушка наверняка устроит истерику. Она так уже делала, когда Айрис призналась, что любит девушек. Правда, через две недели сестра встретила симпатичного парня и передумала, но эти две недели были едва ли не худшими в жизни нашей семьи.
Я не желаю, чтобы мама нервничала, поэтому молчу.

***
Ричард, извините, если я, как вы выражаетесь, «ляпнул гадость».
P.S. Я искал учебник психологии, о котором вы спрашивали, но не нашел.
P.P.S. Как ваши дела?

***
Он назвал меня по имени!
Он извинился!
Я не верил своим глазам. Я готов был поставить на то, что он все-таки нашел какой-то учебник психологии, прочитал его и вынес оттуда некоторые правила общения с людьми.
Между прочим, он потратил на это целых три недели. Три недели! Поначалу я ждал его послания, потом уже не ждал, только ругал себя за то, что опять все испортил. Письмо обнаружилось совершенно случайно, когда я, уже давно потеряв всякую надежду на ответ, залез в почтовый ящик, чтобы скачать реферат, присланный кем-то из студентов.
Потом я скакал по комнате от радости. Еще потом я сидел и думал: интересно, когда Рокэ спрашивает, как у меня дела, он поступает так из вежливости или потому, что его действительно волнуют мои дела?
По-видимому, мне тоже не помешает какой-нибудь учебник психологии.
Черт, почему все обязательно должно быть так сложно?

***
Я хочу, чтобы поскорее закончилась промозглая темная осень и наступила весна, но в то же время боюсь этого. Новая весна наверняка будет совсем не похожа на ту, которая была год назад, и это меня расстроит.
Тогда погожие дни начались неожиданно и рано. Только что за окнами мел ледяной февраль, и вдруг за несколько суток снег почти полностью растаял. В аудиториях открывали настежь все окна, но даже это скоро перестало помогать.
На смену жаркому марту пришел душный апрель. Солнце пекло. В воздухе клубилась мелкая пыль. В такую погоду никому не хотелось оставаться в кабинетах. Студенты часами просиживали на лавочках в университетском дворе, и никакая сила не могла загнать оболтусов на занятия. Да что студенты! Даже преподаватели иной раз пренебрегали своими обязанностями.
Помнится, я испытал культурный шок, встретив на улице мистера Эпине с банкой пива, но речь не о том.
В один из тех дней я томился в столовой. Пахло жареным луком. Солнечные зайчики скакали по несвежим скатертям в красно-белую клетку. Я рассматривал свою порцию супа. Он выглядел подозрительным, но в нашей семье считалось неприличным привередничать и не есть, что дают, пусть даже это непонятное месиво, в котором капуста разварилась до состояния обойного клея.
В общем, я сидел, обреченно уставившись в тарелку, и тут ко мне подошел Рокэ. Не знаю, что он забыл в столовой. Вряд ли здешняя стряпня могла его соблазнить.
Я прищурился. Солнце светило мне прямо в глаза, мешая смотреть.
- Тут свободно? – спросил Рокэ.
Я сказал:
- Нет.
Потом подумал, что это невежливо, и разрешил ему сесть. Рокэ опустился на стул, небрежно закинув ногу на ногу, и стал меня разглядывать. Я опять уставился в свою тарелку.
Он вытащил из кармана большую желтую грушу, вытер ее полой пиджака и спросил:
- Хотите?
Я отказался, но потом решил, что груша все же лучше, чем этот гадкий суп, и сказал:
- Давайте.
Рокэ бросил мне ее через стол. Я неловко поймал. Он вдруг рассмеялся.
- За вами забавно наблюдать.
- Почему это? – обиделся я.
- Я спрашиваю, можно ли сесть. Вы говорите «нет», а через несколько секунд говорите «да». Я спрашиваю, хотите ли вы грушу, и вы реагируете точно так же. Вы идиот?
Я молчал, потому что боялся ответить «нет», а потом подумать и ответить «да».

***
Так или иначе, с того дня мы стали обедать вместе. Хотя обедать – это сильно сказано. Обедал обычно я, а он сидел напротив. Я приучил его пить компот и надеялся постепенно приучить есть суп, потому что со слов мамы помнил: если этого не делать, можно заработать язву желудка. Тем не менее, пока что Рокэ никак не реагировал на мои доводы.
Когда поблизости не крутились тетки из его группы, на которых надо было произвести впечатление, он казался спокойнее и проще. Он почти не говорил о своей работе, все больше о какой-то незначительной ерунде, но все равно выходило интересно.
Я смотрел на него, как будто... Ну, не знаю, как будто вокруг гремели выстрелы, и моя жизнь зависела только от его слов. Я считал секунды. Я вглядывался в его лицо, запоминая малейшие детали: едва заметный шрам над бровью, горькую складку у губ, привычку улыбаться краешком рта. Лучше было этого не делать, конечно, но я еще не знал, что моя наблюдательность впоследствии обернется против меня, и его образ, знакомый до мельчайшей черточки, будет неотступно стоять у меня перед глазами.
Я не понимал, что со мной происходит.
Не знаю, понимал ли это он. Наверное, да.
Лишь однажды я ненадолго вернулся в реальность. Произошло это потому, что мистер Штанцлер изъявил желание со мной побеседовать. Я думал, речь пойдет о зачетных ведомостях, которые я не сдал, но он вдруг заговорил о Рокэ.
- Я смотрю, вы с ним близко общаетесь, - сказал он.
В самой формулировке мне почудилось что-то гадкое. Я дернулся, как от удара, и ничего не сказал.
- Это хорошо, - добавил мистер Штанцлер.
Дальше он попросил меня приглядывать за Рокэ. Я спросил, зачем это нужно.
- Видишь ли, его фирма вплотную конкурирует с предприятием, которое спонсирует исследования, проводимые нашим университетом.
- Вы хотите, чтобы я искал компромат на Рокэ? - уточнил я.
- Что ты, мой мальчик! В этом нет необходимости. Просто не выпускай его из поля зрения.
Я вышел из ректорского кабинета в полном смятении. Вроде бы мистер Штанцлер не сказал ничего плохого, но чувство опасности не покидало меня.

***
Дорогой мистер Алва!
Я очень рад, что вы мне написали.
У меня все хорошо. Сейчас я веду занятия у третьекурсников с экономического факультета. Валентин их ругает, а я думаю, что они милые.
На днях мама подарила мне электрический чайник. Я не могу его включать, потому что тогда во всем доме вышибает пробки, но он все равно очень красивый: черный, с синей полосой и блестит. Я любуюсь на него, а воду кипячу в другом.
А у вас как дела? Я спрашиваю не из вежливости, мне правда интересно.
Ричард.

***
Это были еще прежние, хорошие дни, но что-то новое уже носилось в воздухе. Приближались выпускные экзамены. Студенты начали задумываться о том, что неплохо бы что-нибудь выучить, а я начал задумываться о том, что через месяц Рокэ получит диплом, и мы больше не увидимся.
Я не знал, что предпринять. Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, я рассказал Рокэ мамину теорию насчет прошлых жизней. Я сам не понимал, чего хочу этим добиться, просто надо же было сделать хоть что-нибудь.
Рокэ выслушал очень внимательно, а потом сказал, что он не против променять свою нынешнюю жизнь на какую-нибудь из прошлых.
- Зачем? - удивился я.
- Чтобы не скучать. Я бы мог драться на дуэлях, планировать государственные перевороты или командовать армией. Как думаете, у меня бы получилось командовать армией?
Я не разобрался, шутит он или говорит серьезно, но на всякий случай ответил, что получилось бы.
Видимо, Рокэ тоже чувствовал необходимость что-то предпринять, но не мог сообразить, что именно.
Как-то я столкнулся с ним после занятий, в гулком пустом коридоре без окон. В тот день у него не было моих лекций, только экология и основы менеджмента. Их он обычно прогуливал. Я уже успел выучить расписание его визитов наизусть, поэтому удивился, увидев его в неурочное время. Он стоял перед расписанием и что-то там разглядывал. Учитывая, что вокруг царил полумрак, сделать это было не так легко.
Я поздоровался.
- А, Ричард!
Рокэ явно обрадовался моему появлению, но что-то заставило меня насторожиться. Пожалуй, именно то, что он чересчур обрадовался. Прежде я никогда не видел его таким.
- Что вы здесь делаете? – поинтересовался я.
- Вас жду.
Он вдруг шагнул ко мне, дернул за руку. Я опомнился только после того, как понял, что стою вплотную к холодной штукатурке. Рокэ упирался ладонью в стену над моей головой. Путей к отступлению не осталось.
- Пустите, – попросил я.
Это не подействовало. Он лишь помотал головой.
До меня вдруг дошло, что он пьян – не то чтобы сильно, но за руль, к примеру, в таком состоянии садиться было нельзя. От Рокэ пахло вином. Когда он случайно коснулся моей щеки, меня поразило, какая у него горячая кожа. Мне и самому вдруг стало жарко, неудобно. Очень хотелось вырваться и сбежать во двор, на свежий воздух.
- Чего вы хотите? – просипел я.
Я сам не ожидал, что выйдет так тихо, но Рокэ прекрасно расслышал.
- У меня к вам интересное предложение, - сообщил он, тоже понизив голос.
В самом его тоне мне чудилось что-то непристойное.
- Что за предложение?
- Пойдемте ко мне домой.
От неожиданности я ляпнул первое, что пришло в голову:
- Зачем?
Как будто это было не очевидно.
- Смотреть рыбок.
Я опешил.
- Каких рыбок?
- Аквариумных.
Ситуация начинала выглядеть совсем уж дикой. Я пробормотал, что никуда не пойду. Он не слушал. Тогда я, кажется, по-настоящему испугался. Я оттолкнул его - несильно, но он явно не ожидал такой реакции, а потому отступил на шаг. На его лице застыло выражение обиды и удивления.
- Извините, в другой раз, - поспешно сказал я, пытаясь сгладить неловкость.
Рокэ кивнул, провел рукой по глазам, словно сметая с них невидимую паутину, и пошел прочь. Он слегка пошатывался, как будто шагал по палубе корабля, пробиравшегося сквозь бурю.
Впрочем, в каком-то смысле нас всех штормило в тот день.

***
Некоторые люди ведут список своих достижений. Успехи в карьере, победы на любовном фронте, ордена и медали, скальпы врагов – все идет в общий зачет.
Я отмечаю то, чего не сделал: не вымыл посуду, не помог маме вскопать грядку под укроп, не пошел с Рокэ смотреть рыбок. Моя жизнь – череда возможностей, которые не удалось реализовать. Не то чтобы я был хронически не способен на активные действия, просто мне вечно кажется, что сейчас неподходящее время или место, а потом шанс оказывается упущенным.
Айрис как-то сформулировала ту же мысль гораздо короче: «Братец, ты неудачник».
Иногда я думаю, что она абсолютно права.

***
С того злосчастного дня Рокэ больше не появлялся на занятиях.
Помнится, в начале учебного года я представлял, как было бы хорошо, если бы он вовсе не ходил в университет. Это желание осуществилось.
Я не чувствовал себя счастливым. Я хотел, чтобы Рокэ пришел. Пусть говорит гадости, думал я, пусть рисуется перед студентками и дерзит декану, лишь бы был здесь.
Мне казалось, что хуже быть уже не может, но вскоре выяснилось: у меня ограниченная фантазия.
Мистер Штанцлер снова вызвал меня к себе. Помню, в тот день, когда мы разговаривали, вдруг резко похолодало. Я стоял в кабинете ректора и глядел за окно. С серого неба сыпались белые снежные хлопья. Внизу чернел асфальт. Клочок зеленого газона, еле видный с моего места, оставался единственным ярким пятном.
- Как вы, наверное, знаете, в последнее время университет испытывает трудности с финансированием, - начал мистер Штанцлер.
Еще бы я этого не знал.
- Мистер Альдо Ракан, долгое время помогавший нам деньгами, готов сделать это снова, но с тех пор, как на рынок пришел Рокэ Алва, для его компании настали сложные времена.
Дальше была какая-то длинная речь о нечестной борьбе, но я ее не слушал. Я и так помнил, что фирма Рокэ конкурирует с нашим спонсором, предлагая клиентам более низкие цены.
- Вот если бы кто-нибудь, уже сумевший войти в доверие к Рокэ, раздобыл список его поставщиков, это бы очень помогло мистеру Альдо, - вкрадчиво произнес ректор.
Мне стало противно. Я хотел повернуться и уйти, но мистер Штанцлер попросил меня дослушать.
Он умел убеждать. Битый час он рассказывал мне о перспективах, которые открывало перед нами дополнительное финансирование. Ремонт двух учебных корпусов, открытие нового спортзала, покупка книг для библиотеки…
- Катари давно мечтает заполучить несколько раритетных изданий, - ввернул мистер Штанцлер.
Он был в курсе, что я когда-то за ней бегал.
Я понимал: мной пытаются манипулировать. Вкрадчивый голос ректора усыплял, сбивал с мысли. У меня шумело в ушах, а ладони почему-то потели и липли к подлокотникам кресла. Я попытался сосредоточиться, но не сумел.
- Вы сделаете это? – вдруг спросил мистер Штанцлер.
Я кивнул, сам не понимая, зачем.

***
Дорогой Ричард!
Отрадно знать, что ваша жизнь искрит событиями. Передавайте привет семье.
У меня, как несложно догадаться, все в порядке. Я занимаюсь тем же, чем и обычно: читаю, работаю, разговариваю с идиотами. Последнее приходится делать чаще всего. Впрочем, я привык и не жалуюсь.
Рокэ.

***
Он написал мне такое хорошее письмо – конечно, с учетом того, что у него считается хорошим письмом, - а я некстати вспомнил, как подло тогда поступил, и от его тона мне стало еще хуже.
Как нарочно, в голову лезут только мрачные мысли. Я сижу и ругаю себя.
В тот майский день, выйдя из кабинета мистера Штанцлера, я долго стоял в коридоре, у окна. Зеленый газон уже полностью замело снегом. Ветер лез в щели между рамами, холодил мне руки. Пожалуй, решил я, наш университет и впрямь нуждается в дополнительном финансировании - хотя бы для того, чтобы заказать стеклопакеты.
Однако полной уверенности у меня не было.
Я не знал, как поступить. Я навестил Катари, чтобы спросить совета, но она мало чем помогла. Она сказала, что Рокэ, конечно, хороший, а потом подумала, покусала кончик карандаша и добавила:
- Тем не менее, библиотечный фонд и впрямь давно не обновлялся.
- Так что же делать? - спросил я.
Она еще немного погрызла карандаш, а затем достала из ящика стопку читательских формуляров и выдала мне листок с номером телефона Рокэ, наказав ни в коем случае ему не звонить.
- Тогда зачем вы сообщили мне номер? - удивился я.
Она пожала плечами.
- Мало ли что!
Я, как всегда, ничего не понял.
Рабочий день заканчивался. Я вышел на крыльцо. С неба по-прежнему валил снег.
Я вытащил из кармана мобильный и, сверяясь с запиской Катари, набрал номер Рокэ.
Было очень холодно. Мне казалось, что пальцы вмерзают в корпус телефона. Рокэ ответил не сразу; я стоял и считал гудки, размышляя, чем он сейчас занят.
- Слушаю, - сказал он после долгой паузы.
- Это Ричард Окделл.
- Ага.
Он явно не собирался облегчать мне задачу. Я глубоко вздохнул и выпалил:
- Помните, вы предлагали мне посмотреть рыбок? Я согласен.
- Что, прямо сейчас? - недоверчиво уточнил он.
Я решил, что ни к чему оттягивать неизбежное.
- Можно и сейчас.
- Хорошо. Я заеду за вами.
Он первым повесил трубку, даже не дав мне возможности попрощаться.
Я так и торчал на крыльце, пока Рокэ не приехал.
На самом деле меня мало интересовали все эти проблемы с финансированием, и Штанцлера я не боялся, и Катари уже не любил. Я позвонил Рокэ только потому, что очень хотел его видеть.
Он вышел из машины, приблизился ко мне. У него было усталое, злое лицо, как будто он не спал пару суток.
- Поехали? - спросил он.
Я напряженно кивнул. Он вдруг рассмеялся, наклонился ко мне и коснулся губами моего рта. Все произошло так быстро, что я даже не успел толком ничего почувствовать.
Это был первый и единственный раз, когда мы, можно сказать, целовались.

***
У него даже аквариума не оказалось.
Я специально обошел все комнаты, чтобы это проверить. Впрочем, мог бы и раньше догадаться.
Квартира выглядела просторной, но не слишком уютной. Ее размеры меня пугали. Хотелось забиться в угол и тихо сидеть. Я так и сделал: уселся с ногами на диван со скользкой обивкой, стоявший посреди гостиной. Диван мне не нравился, но никакой другой мебели в комнате не нашлось.
- Юноша, что вы приклеились к этому монстру? - окликнул Рокэ.
Сегодня он был трезвым, а потому держался немного скованно. Казалось, он не совсем понимал, что со мной делать, и потому ляпнул первое, что пришло на ум:
- Проходите в мой кабинет, я сейчас принесу вина.
Хорошо хоть, позвал в кабинет, а не сразу в спальню.

***
По сравнению с гостиной кабинет показался мне немного более уютным. Темно-синие обои с тиснением, массивный письменный стол, два кресла. На мой вкус, здесь было мрачновато, но, в конце концов, меня никто не спрашивал.
Тяжелые бархатные шторы скрывали окно. Вокруг царил полумрак, только на столе неярко горела лампа. Я подошел к ней поближе и от нечего делать принялся разглядывать бумаги, которые лежали тут же. Ничего интересного: какие-то договоры и счета.
Один ящик привлек мое внимание. Судя по всему, его полагалось запирать, но сейчас ключ болтался в замочной скважине, а сам ящик был наполовину выдвинут. Я разглядел, что он завален документами. Сверху лежала простая картонная папка, на которой виднелась надпись, сделанная небрежным почерком Рокэ: «Поставщики».
Лучше бы я никогда этого не видел.
Пару минут я стоял, глядя на эту подшивку, потом взял ее в руки. Внутри оказалось несколько печатных страниц с адресами и телефонами, пара визиток и прайс-листы.
Я перебирал все это и никак не мог решить, что мне делать.
С одной стороны, думал я, раз существует возможность помочь университету, почему бы ее не использовать? Если учесть, что до этого от меня не было никакого толка, мне и впрямь следовало хоть раз оказать всем услугу. Иначе что получается? Получается, что Рокэ меня просто поимеет. Как идиота.
С другой стороны, я и есть идиот, потому что пришел к нему вовсе не ради документов.
Не знаю, сколько я так размышлял. Опомнился я только тогда, когда на пороге появился Рокэ. Разумеется, первым делом он заметил меня с документами в руках.
Я понимаю, как это выглядело со стороны.
Нет, все-таки мама была права. Мне нельзя долго думать.

***
Дорогой Рокэ!
Я рад, что у вас все хорошо. Может, как-нибудь встретимся? Я имею виду, мы могли бы просто поговорить и выпить чая. Скажем, через две недели.
Вы не думайте, я не навязываюсь. Но неужели вы хотите потратить еще одну, следующую жизнь, чтобы со всем этим разобраться? Я полагаю, вполне можно увидеться сейчас. Ну, то есть, мы оба живы, между нами вроде как нет кровной вражды и всяких непримиримых разногласий, так что это вполне подходящая ситуация. Кто знает, вдруг в следующем воплощении все будет хуже?
Ричард.

***
Мне понадобилось написать не двадцать, а всего пять писем, чтобы, наконец, решиться и сказать то, что я хотел ему сказать с самого начала.
Хотя потом я, разумеется, пожалею о своей несдержанности.
Ну и пусть.
Уже очень поздно, но соседи за стенкой все еще не спят. У них снова работает телевизор. Можно пойти к ним и попросить еды, например, под предлогом того, что мне не хватает одного ингредиента для пирога.
Хотя какой пирог в два часа ночи.
Обычно у меня получается не думать о еде. Еда – это, пожалуй, единственное, о чем я могу не думать, если не хочу. Но сегодня все как-то странно. Может, потому, что с лестницы пахнет чем-то вкусным. Наверное, жильцы с третьего этажа опять жарят кролика.
Я не могу себе позволить купить кролика или вообще какое-нибудь приличное мясо, потому что моей зарплаты не хватит на такие излишества. В этом году наш университет не получил финансирования, так что приходится экономить. По крайней мере, так говорит мистер Штанцлер. Экономит он в основном на мне, точнее, на моей зарплате. После случая с Рокэ ее понизили почти в два раза. Наверное, это справедливо, учитывая, что все остались без денег именно по моей вине.
Я мог бы найти себе другое место, но что я умею? Только читать студентам стихи. И потом, мне нравится эта работа.
Что же касается кролика, без него вполне можно обойтись. Сложнее с другими статьями расходов. Например, кухня уже давно требует ремонта. Обои отклеиваются от стен, дверца кухонного шкафчика не закрывается. На кафеле кое-где остались глубокие царапины, и его, по-хорошему, тоже надо бы заменить.
Да, и еще у меня нет занавесок, хотя очень хочется.
Когда я смотрю на все это, то думаю, что не стоило звать сюда Рокэ. Он привык к роскошной обстановке, а моя квартира выглядит так, что ужасается даже мама, много чего повидавшая на своем веку.
С другой стороны, маму иной раз волнуют сущие мелочи, которых Рокэ может попросту не заметить. Мне сложно представить, как он разглядывает тарелки и сетует на то, что они не вымыты с обратной стороны, или отчитывает меня за плохо наточенные ножи. Скорее всего, он просто не обратит на это внимания. А вот мама все видит. Из-за ее постоянных придирок у меня комплексы.
Впрочем, проще сказать, из-за чего у меня нет комплексов.

***
В тот вечер, увидев меня с документами в руках, Рокэ просто открыл дверь и велел мне убираться. Он произнес это очень спокойно, но я почему-то испугался. Может, поэтому я и не пытался оправдываться.
Злосчастную папку я аккуратно положил на край стола.
На улице давно стемнело. Я пошел куда-то, не помню, куда, и внезапно оказался в центре города, у фонтана, который уже год как не работал. Сообразив, что мне нужно в другую сторону, я повернул и плутал по улицам еще полчаса, а потом снова увидел этот фонтан. Издалека он смотрелся пугающей темной глыбой. Я прищурился, не сразу осознав, где нахожусь.
Я вообще мало что понимал в ту ночь.
Теперь я думаю, что стоило хоть как-то объяснить Рокэ свой поступок. Но что бы я ему сказал? Я был виноват и не мог этого отрицать. А всякая чушь типа того, что мне самому очень плохо из-за случившегося, так плохо, как никогда в жизни, годилась на роль оправдания еще меньше.
В конце концов, я все же добрался до дома. В пустой квартире надрывался телефон.
- Алло, - сказал я, сняв трубку.
- Ричард! – завопила мама. – Я так волновалась! Где тебя носило?
Мне не хотелось с ней разговаривать. Я ответил первое, что пришло на ум:
- Гулял.
Разумеется, от мамы было так легко не отделаться.
- А почему у тебя такой несчастный голос? – подозрительно спросила она.
Я подумал, вдруг она поймет. Все-таки это мама. Самый близкий мне человек.
- Я поругался с Рокэ. Он думает, что я его предал, - сообщил я.
Она какое-то время молчала, а потом недоверчиво уточнила:
- Так ты только из-за этого расстроился?
И принялась читать мне лекцию о том, что я не умею правильно расставлять жизненные приоритеты. Я слушал, не пытаясь прервать ее монолог.
В самом деле, что я мог возразить?

***
Ричард, зачем ждать две недели? Я могу заехать к вам завтра, после работы. Посидим, попьем чаю – вы ведь, насколько я помню, не признаете ничего покрепче.
Рокэ.

***
Я пытаюсь разложить мысли по полочкам.
С одной стороны, Рокэ согласился приехать, и это очень, очень хорошо.
С другой стороны, он собирается приехать завтра, и вот это уже плохо. Чай у меня, положим, есть, но к чаю нет ничего. И не будет еще две недели, пока я не получу аванс. Я потому и хотел отодвинуть встречу с Рокэ на этот срок. Предыдущая зарплата почти целиком пошла на то, чтобы рассчитаться с долгами за квартиру. Оставшиеся деньги - это такой пустяк, что о нем даже смешно говорить.
Я мог бы, конечно, занять сотню у мамы, но тогда придется врать, зачем мне понадобилась ее помощь. Коллегам, если я обращусь к ним, тоже необходимо будет солгать. Правда вряд ли кому-то понравится. Я очень живо представляю, как мама или, того хуже, Валентин смотрит на меня с ледяным презрением и спрашивает, что я намерен делать с одолженной суммой, а я смущенно бормочу:
- Мне нужно купить печенья для Рокэ.
Бред, честное слово.
Я понимаю, гораздо проще сказать им что-то вроде: «Зуб разболелся, надо записаться к стоматологу». Тогда мне точно не откажут в помощи, да еще и посочувствуют.
Проблема только в том, что за последние полгода я слишком устал от лжи.
С лестничной площадки опять пахнет жареным кроликом. Они вчера его не доели, что ли?
Я уже не хочу кролика. Я вообще ничего не хочу, даже увидеть Рокэ, потому что, если рассуждать здраво, зачем я ему сдался - со всеми своими долгами, комплексами и привычкой часами размышлять ни о чем? Ясное дело, от такого человека надо бежать подальше, и удивительно, почему он до сих пор так не поступил.
Наверное, я его достал своими письмами, вот он и решил объясниться лично.
Как сложно жить.

***
Справедливости ради нужно заметить что тогда, когда Рокэ меня выгнал, мне было не в пример хуже, чем сейчас, так что я зря жалуюсь.
Первые пару недель после того случая я думал, что вот-вот умру: от стыда, от одиночества, от безнадежности, - но почему-то все никак не умирал. Потом стало полегче. Студенты сдавали выпускные экзамены, ректор и декан контролировали этот процесс, я возился с зачетками, - словом, всем нашлось дело. Печаль не то чтобы отступила, скорее, размазалась ровным серым слоем по дням недели. Я к ней почти привык. Прежние, хорошие дни вспоминались как нечто далекое, словно это случилось не со мной, а с каким-то другим Ричардом.
На смену душному маю пришел хлопотливый и пыльный июнь. Приближалось торжественное вручение дипломов.
Я понял, что хочу увидеть Рокэ. Я не знал, о чем с ним говорить, но понимал, что буду ругать себя до конца жизни, если хотя бы не попытаюсь.
Он, кажется, вовсе не появлялся в университете, даже зачетку всегда передавал с кем-то из однокурсниц. Однако я почему-то был уверен, что он придет на вручение.
Я ждал его, как дурак, все три часа, пока длилась официальная церемония, а он так и не явился. В зале царила жара. Белая рубашка с кружевными манжетами, которую я одолжил у мистера Эпине специально ради такого случая, липла к телу. Мне казалось, что я выгляжу смешно и неуместно.
Я повернулся, не дослушав, как мистер Штанцлер восхваляет достоинства очередного выпускника, и вышел за дверь.
Рокэ стоял в коридоре. Должно быть, он дожидался, когда закончится эта тягомотина. Во всяком случае, вид у него был скучающий. И немного напряженный, но это я сообразил уже задним числом. Тогда же я просто уставился на него. Должно быть, со стороны это смотрелось очень глупо.
- Здравствуйте, - пробормотал я.
Он небрежно кивнул и сделал попытку обойти меня, но я не позволил. Я потратил кучу времени не для того, чтобы он вот так ушел.
- Мне надо с вами поговорить, - заявил я.
- Говорите. Я вас слушаю.
Он прислонился к стене и выжидательно уставился на меня.
Не знаю, что на меня тогда нашло, но я пересказал ему почти все события последних месяцев. Рассказал и про Штанцлера, и про Альдо, и про то, как стоял с документами в руках, сомневаясь, брать их или нет. Рокэ слушал внимательно, не перебивая, но по его лицу никак нельзя было понять, о чем он думает. Он время от времени хмурился и кусал губу - должно быть, мысли оказались не слишком приятными.
Слова внезапно закончились. Я попытался отдышаться.
- Это все? – спросил Рокэ.
Голос у него оставался ровным. Я растерялся, не зная, что еще можно добавить.
Я хотел сказать, что люблю его, но подумал: это наверняка будет выглядеть ужасно глупо. Потом решил, что мне не привыкать глупо выглядеть, а значит, можно и сказать. А еще потом до меня дошло, что он наверняка уже много раз слышал подобное от других, и мое признание не станет неожиданностью. Поэтому я ничего не сказал. Просто стоял там и таращился на него, как идиот.
Он хмыкнул, развернулся и пошел прочь.
Это был последний раз, когда я его видел. После этого я пытался ему звонить, но он не брал трубку. Тогда, купив конфет и печенья, я отправился на поклон к Катари. Она нашла мне сайт компании Рокэ и его электронный адрес.
Похоже, она чувствовала себя немного виноватой после той истории. Это, однако, не помешало ей взять конфеты.
Несколько дней я не решался написать Рокэ, а потом все же набрался смелости и отправил письмо. Мне все казалось, что я непременно должен с ним объясниться. Было странное чувство, что мы не доспорили и продолжаем наш спор.
А что касается учебника психологии, его я выдумал.
Нужно же было изобрести хоть какой-то предлог для общения с Рокэ.

***
Рокэ, я бы с удовольствием встретился с вами завтра, но, боюсь, ничего не получится. У меня сейчас нет денег, чтобы купить чего-нибудь к чаю, а брать в долг у коллег я не хочу, потому что в таком случае придется объяснить, что я собираюсь делать с этой суммой. В общем, все сложно.
Я очень хочу вас видеть! Надеюсь, что через две недели, когда я получу аванс, у вас найдется свободное время.
P.S. Не обижайтесь, пожалуйста!
Ричард.

***
Я сначала хотел придумать какую-нибудь уважительную причину, не позволяющую мне встретиться с Рокэ, но потом махнул рукой и написал правду.
Все равно я никогда не умел врать.
Рокэ позвонил ровно через десять минут после того, как я отправил письмо. Я точно знаю, сколько прошло времени, потому что засекал по собаке. Моя соседка в шесть вечера выводит своего шпица на прогулку, а через десять минут тащит обратно. По этой парочке можно сверять часы. Я радуюсь, когда их вижу. Приятно знать, что некоторые вещи не меняются.
Рокэ тоже ничуть не изменился за то время, пока мы не общались. Во всяком случае, голос у него был такой же.
- Вы сейчас дома? - спросил он.
Я кивнул, потом сообразил, что он этого не видит, и ответил:
- Да.
- Отлично. Говорите адрес. Я приеду через сорок минут.
- Зачем? - не понял я.
- Затем, что вы дурак и без меня пропадете.
Очень веская причина, ничего не скажешь.
Я растерянно продиктовал адрес. Рокэ действовал на меня гипнотически: я на какое-то время терял способность думать и делал все, о чем он просил.
Хорошо, что он не подозревал о своей власти. Меня смущает мысль о том, что он мог бы попросить, если бы убедился во вседозволенности.

***
За то время, что оставалось до приезда Рокэ, я успел почистить плиту и наточить ножи. Хотел еще вымыть тарелки с обратной стороны, но не успел.
Я не понимал, зачем все эти приготовления: еды в доме все равно не было. Мне просто требовалось чем-нибудь занять руки.
Если бы мама меня увидела, она могла бы мной гордиться.
Звонок тоненько тявкнул, и я помчался к двери.
Рокэ остался таким же, каким был в июле, во время нашей последней встречи, только волосы у него немного отросли и теперь почти доставали до лопаток. Он улыбался. На его лице не отражалось никаких следов пережитых страданий. Впрочем, с чего я взял, что он вообще страдал? Это я тут метался из угла в угол, не находя себе места, а он, вполне возможно, жил в свое удовольствие. Во всяком случае, у него был вполне безмятежный вид.
Я не знал, что делать. Если бы мы были героями какого-нибудь любовного романа из тех, что читает Айрис, проблем бы не возникло: я кинулся бы Рокэ на шею, он обнял бы меня, и время перестало бы существовать, или превратилось в вечность, или еще чего-нибудь. Почему-то у авторов этих книжек всегда сложные отношения со временем.
В реальности Рокэ не мог меня обнять, потому что руки у него были заняты пакетами. Он поздоровался, уверенно шагнул через порог и сунул мне эти свертки.
- Неси на кухню, - распорядился он.
Я даже не сразу заметил, что он говорит мне «ты». Это выглядело вполне естественным. Рокэ вел себя, как примерный супруг, задержавшийся по пути с работы, чтобы купить продуктов к ужину. На миг мне и впрямь показалось, что мы с ним живем вместе уже черт знает сколько времени. Должно быть, счастливые пары испытывают подобное ощущение правильности происходящего каждый раз, когда видят друг друга.
- Я сейчас вернусь, - сказал Рокэ.
Пока он ходил к машине, я распаковывал покупки. Выяснилось, что он притащил кучу ненужной еды - особенно меня впечатлил ананас, - а еще дрель и гаечный ключ. Я возился со всем этим барахлом, не зная, куда его деть, и тут меня опять отвлек звонок.
На этот раз Рокэ принес трехлитровую банку, наполненную водой. В ней, важно шевеля плавниками, плавали золотые рыбки.
- Аквариум привезут завтра, - пояснил Рокэ.
- Зачем мне аквариум? - удивился я.
Кажется, я открыл рот в первый раз за весь вечер.
- Смотреть на рыбок. Ты же хотел, помнишь?
Он поставил банку на столик и подошел ближе ко мне. В полумраке прихожей его глаза казались почти черными. Зрелище завораживало. Что он там говорил про рыбок? Мне и без них было на что посмотреть.
- Сдались мне эти рыбки, - пробормотал я. - Я к вам не за тем приходил.
- Вот как? Интересно.
Рокэ улыбнулся. Он стоял почти вплотную ко мне, но ничего не предпринимал. Казалось, он нарочно меня дразнит.
- Угу, - подтвердил я, - очень.
Возникла пауза. Рокэ еще какое-то время разглядывал меня. Не знаю, что он хотел увидеть. Я глядел ему прямо в глаза - наверное, впервые за все время, что мы общались.
Должно быть, Рокэ все же прочел в моем взгляде тот ответ, который его устраивал. Он наклонился и поцеловал меня - очень вовремя, потому что, если бы он помедлил еще мгновение, я бы, наверное, его стукнул.

| Новости | Фики | Стихи | Песни | Фанарт | Контакты | Ссылки |