378 г. к. С.
Поместье Лаик.
Фехтовальный зал школы оруженосцев нехотя заполняли унары. Учеба в Лаик вообще мало кого из них вдохновляла. Большинство “жеребят” этого года были из знатнейших семей Талига и большую часть наук уже изучили с домашними наставниками. Но если другие занятия еще можно было вытерпеть, то уроки фехтования становились кошмаром. Поголовно все унары терпеть не могли ментора Арамону. Более посредственного фехтовальщика Талиг еще не видел, но протекция сделала свое дело, и теньент оказался третьим ментором, наставником унаров, из которых каждый третий владел клинком гораздо лучше его. Юные нахалы откровенно издевались над Арнольдом, а он их ненавидел.
Больше все жизнь ментору отравлял Рокэ Алва, прирожденный мастер клинка и достойный сын своего отца. Каждый урок был сущим адом, каждый показанный наставником финт наглец язвительно высмеивал и с легкостью отводил удары, самому Арамоне казавшиеся смертельными. Сегодняшний урок ничем не отличался от других, прошедших за те три месяца пребывания унаров в «Загоне».
– Унары, вам все следует накрепко запомнить этот прием…
– И никогда не применять его в бою, - насмешливо продолжил кошмар дней и ночей Арнольда Арамоны.
Ментор побагровел и не сдержался:
– Унар Рокэ, вы будете наказаны за непочтение и проведете время до конца занятия стоя на вытяжку с поднятой шпагой в руке!
– Как вам будет угодно, ментор, - кэналлиец изобразил на лице все, что думал по поводу ментора, его педагогических способностей и таланта фехтовальщика. Презрительный взгляд ярко-синих глаз ясно давал понять наставнику, что ни на что хорошее ему в ближайшее время расчитывать не придется.
Остальные унары разошлись парами для учебных поединков, их весьма забавляли выходки однокорытника. Любой другой ученик, хоть раз позволивший бы себе то, что каждый день вытворял сын Первого маршала, был бы мгновенно отчислен. Но маркиз Алвасете был не из тех, от кого можно отделаться безболезненно. Полковник Дюваль служил под командованием герцога Алваро и боготворил маршала, а навязанного графом Крединьи теньента любил не больше, чем унары. К тому же демоненок Рокэ превращался в присутствии Дюваля в послушного ангела, к которому придирается злобный ментор.
Вот и сейчас: только что корчил гримасы, но стоило в дверях фехтовального зала появиться полковнику, как мгновенно превратился в униженного и оскорбленного.
– Ментор Арамона, я забираю, унара Рокэ, - не терпящим возражений тоном заявил Дюваль. – Следуйте за мной, молодой человек, на сегодняшний день вы освобождаетесь от занятий.
Унары удивленно уставились на полковника. «Железный» Дюваль никогда не забирал никого с урока, а получить освобождение от занятий можно было лишь умерев. Оставив однокорытников недоуменно переглядываться, Алва невозмутимо вышел за начальником школы. Но едва за ними закрылась дверь как напускное спокойствие сдуло ветром:
– Что-то случилось? – беспокойно спросил юноша.
– По уставу фабианского братства унарам запрещены встречи с родственниками первые четыре месяца, но нигде ничего не сказано относительно посещений Первого маршала, - Дюваль подтолкнул унара к двери своего кабинета.
Накануне дня Святого Фабиана.
398 г. к.С.
Кардинал Сильвестр разбирал очередной ворох бумаг с докладами, доносами, кляузами и тому подобными «приятными» мелочами государственной службы, когда Агний объявил о прибытии Первого маршала Талига. Дорак удивленно оторвался от дел:
– Не ожидал, что вы откликнитесь на мое приглашение так быстро, герцог.
– Я все равно скучал дома без дела, - невозмутимо пожал плечами Алва.
– Прошу садиться. Вина?
– Шадди, если позволите.
Кардинал скопировал излюбленный жест союзника, приподняв бровь, приказал секретарю сварить шадди.
– С каждым днем, Рокэ, вы удивляете меня все больше.
Маршал невинно ухмыльнулся.
– Когда я перестану удивлять – мне будет пора в отставку.
Агний принес поднос и удалился.
– Чем я удивил вас на этот раз, Ваше Высокопреосвященство? Тем, что попросил шадди вместо вина?
– Меня несколько удивил доклад моего прознатчика из столичного гарнизона. Полагаю, что не стоит держать шпиона, который в своих докладах сочиняет небывальщину лишь бы получить награду. Я позвал вас, чтобы разобраться в этой ситуации.
– Что же там случилось? – лениво поинтересовался маршал.
– Думаю вам лучше знать. Весь доклад моего прознатчика сводился к тому, что Первый маршал Талига окончательно рехнулся.
– И что же натолкнуло господина шпиона на эту здравую мысль – написать в доносе то, о чем твердят на каждом углу уже много лет?
Сильвестр вздохнул, разговаривать с этим непостижимым человеком всегда было трудно. А когда он задавался целью увильнуть от прямого ответа – вдвойне. Но сегодня у тебя ничего не выйдет, Ворон. Я узнаю, что ты затеял, даже если придется просидеть тут до утра, пообещал сам себе Дорак.
– Вы заинтересовались почему Первый маршал Талига особым распоряжением перевел одного единственного новобранца из теплого местечка столичного гарнизона в холод и опасности Торки? – поняв, что отвертеться не удасться, Алва не стал ждать дальнейших расспросов.
– Меня интересует, почему обозначенный маршал, не понадеявшись, что прямой приказ будет оным новобранцем выполнен, послал с ним ни много ни мало своего адъютанта. Вы ничего не делаете просто так. И если Первый маршал сомневается в своем авторитете среди солдат, дело настолько плохи, что кардиналу упомянутого Талига не худо было бы о них узнать, пока не станет совсем поздно.
Рокэ рассмеялся, блеснув ослепительными зубами.
– Вы стали слишком мнительным, Ваше Высокопреосвященство. С армией я справлюсь, не беспокойтесь. А что до паренька. У Фок Варзова ему будет лучше.
– Возможно, юношу привлекала непыльная сытая и безопасная служба в столице, парады под руководством Манрика. Вряд ли он мечтал лезть под пули Гаунау.
– Он сам вам сказал об этом? – небрежно бросил Алва, прихлебывая шадди.
– Рокэ, - устало вздохнул Сильвестр. – Вы можете хоть раз ответить прямо, а не тянуть из меня жилы? Если вы не хотели привлекать внимание, не за чем было посылать адъютанта. Молодой человек вполне мог добраться сам
К тому же в доносе было сказано, что он кэналлиец. Не доверяете своим подданым? Я полагал, что кэналлийцы и марикьярцы верны своему герцогу. Все это наводит на самые невероятные предположения: от мысли, ваши южане ненадежны, до идеи о том, что Первый маршал Талига самочинно решил воевать с Гаунау.
– Ни одно из этих предположений неверно.
– Что ж, если не хотите рассказать все сами, будем играть в игру холодно-горячо. Когда мои предположения окажутся верными, скажите. Итак, следующая мысль: вам нужно, чтобы этот новобранец стал объектом чьего-то пристального внимания, возможно, это очередная ловля гайифских прихвостней.
– Холодно. Подсадная утка – адъютант. Себастьян лишь сопровождает его.
– Герцог, вы проговорились, значит – горячо, – улыбнулся Дорак.
Алва небрежно приподнял бровь.
– Я вас не понял, - отстраненно произнес он.
– Вы ни разу за время нашего разговора не назвали даже фамилию адъютанта, который между прочим, служит вам три года, но вот имя новобранца, завербовавшегося на прошлой неделе, вам известно. Мое последнее предположение: все дело в этом Себастьяне Веласкесе. Он что особенный?
По губам Алвы скользнула мимолетная улыбка, но через мгновение ее сменила обычная невозмутимость.
– Почему вы так думаете?
– Вы допускаете, что кэналлиец ослушается приказа соберано, хотя, насколько я помню, распоряжение герцога в Кэналлоа все равно, что воля Создателя. Вы также допускаете возможность, что солдат дезертирует, даже получив прямой приказ Первого маршала. Но вместо того, чтобы пообещать ему смертную казнь, за невыполнение приказа, вы проявляете прямо-таки несвойственную вам мягкость и пытаетесь предотвратить любые попытки самовольности со стороны Веласкеса.
– Ваше Высокопреосвященство, какую цель преследует этот утомительный разговор? Уверяю вас, опасности Талигу нет. А посему нет интереса в этом деле и для кардинала Сильвестра, - герцог провел рукой по глазам.
– Рокэ, - вкрадчиво произнес Сильвестр, - почему вы не допускаете мысли о том, что я тоже живой человек и как все подвержен любопытству, хоть оно и есть порождение Леворукого.
– Хорошо, я удовлетворю ваше любопытство, Квентин Дорак, хотя не понимаю, какая вам польза от этого знания. Но если вы настаиваете, - Алва неопределенно взмахнул рукой. – Себастьян мой сын.
Сильвестр задумчиво посмотрел на собеседника потом медленно произнес:
– Такую версию я даже не рассматривал.
Алва принужденно рассмеялся.
– Отчего же? Не считали ее реальной? К слову сказать, идея о том, что Первый маршал Талига самочинно решил воевать с Гаунау, звучит куда более бредовой.
– Себастьяну Веласкесу…
– Двадцать лет. Мне, как вам известно, тридцать шесть. Не вижу противоречий.
Сильвестр протянул руку и совершенно машинально вызвал секретаря, приказав еще шадди. После второй чашки кардинал сумел переварить эту новость.
– Поправьте меня, если я ошибусь, в шестнадцать лет молодые дворяне проходят обучение в Лаик, где никогда не было женщин.
– Зато они есть в Кэналлоа, где никто не мешал мне обзавестись бастардом.
– В шестнадцать лет?!!
Рокэ пожал плечами.
– Когда я говорю правду, а ее я говорю практически всегда, мне почему-то никто не верит. Если вам не нравится мое объяснение, что ж, дело ваше. Хотите верить, что я объявляю войну Гаунау, пожалуйста. Верьте во что хотите, только больше не зовите меня обсуждать то, что вы решили за меня, - холодно произнес герцог, вставая.
– Сядьте, Алва. Я ни коим образом не хотел вас оскорбить. Возможно, я через чур консервативен, но в моей голове не укладывается такое, - примирительно произнес Дорак. - Хотя теперь мне не понятно гораздо большее. Вы так любите шокировать добропорядочных Людей Чести, что, оставь вы Себастьяна при себе, их разбил бы паралич. С другой стороны рядом с вами у мальчишки было бы больше шансов выбиться в люди.
– Чтобы его все называли отродьем предателя, папенькиным сынком? В Кэналлоа мудрый обычай: бастарда признают, только если он докажет, что достоин этого. Поэтому пусть Себастьян отправляется за славой в Торку. Там награждают по справедливости, а не по родству. Фок Варзов сдерет с него три шкуры. Да и Себестьян не станет крутиться у меня под ногами в Олларии. Ему вообще лучше было не появляться в столице… - задумчиво добавил маршал, но осекся на полуслове и замолчал.
– Себастьяну было лучше не показываться на глаза вам или вашим врагам?
– К чему вы клоните, Ваше Высокопреосвященство?
– К тому, что в первом случае вам стыдно за бурную молодость, а во втором вы оберегаете своего ребенка. Оба предположения как-то не вяжутся с создаваевым вами образом негодяя и мерзавца.
Собеседники замолчали: слишком много было сказано в этот вечер.
Подумав, кардинал произнес:
– Вы раскрываетесь как цветок, герцог. Сегодня я увидел вас с другой стороны, и нельзя сказать, что она мне не понравилась.
Алва молча усмехнулся и допил шадди.
Помолчав еще немного Дорак спросил:
– Что вы намерены сделать в день Святого Фабиана?
– Будто у Первого маршала есть выбор, - хмыкнул Рокэ. - Пойду смотреть на эту ярмарку «жеребят», что мне остается.
– Я сильно ошибусь, предположив, что имя герцога Окделла все же прозвучит на площади?
– Кто посмеет ослушаться «совета» всесильного и всемогущего кардинала? – к маршалу вернулась его обычная ирония.
– Не менее влиятельный Первый Маршал Талига.
– Зачем мне это? – ярко-синие глаза широко распахнулись, изображая полнейшую невинность, но кардинал не обольщался.
– Зачем? Не знаю, вам это известно лучше. Но полагаю, чтобы потешить свой отцовский инстинкт.
Рокэ Алва широко улыбнулся, бросил пару ничего незначащих фраз о позднем вечере и откланялся.
378 г. к. С.
Поместье Лаик
Полковник и унар вышли. Тяжелая дубовая дверь гулко ухнула за их спинами. Какое-то тягостное напряжение повисло в воздухе. Несмотря на обычай фабианского братства, отнимающий у молодых дворян родовое имя и титул, эти сведения ни для кого не являлись секретом. Всем была прекрасно известна родословная синеглазого кэнналийца. Унары взволнованно переглядывались – что должно было случиться, чтобы Дюваль поступился своими принципами? Жозе рискнул высказать тревожащее всех сомнение:
– Но ведь Первый маршал не умер, правда?
Ответом ему послужило молчание.
Сердце Диего сжалось. Марикьярец, хоть и не питал к родичу особо нежных чувств, умом понимал, что провинции без Повелителя придется туго. Да и кузена жаль. Рокэ всегда был скрытным, разобраться в его истинных чувствах мог разве что Леворукий. Но Салина прекрасно знал о том, что он искренне привязан к отцу. Диего, как только мог, гнал от себя крамольные мысли о беде, случившейся с герцогом. Дядя казался ему вечным, неподвластным ударам судьбы. И хотя соберано шел по жизни как по натянутой над бездной струне было невозможно поверить в то, что он мог оступиться и сорваться в пропасть, заигравшись со смертью.
От грустных раздумий унара отвлек резкий оклик Свина. Арнольду Арамоне никогда не было дела ни до кого, кроме собственной персоны. Избавившись от присутствия Алвы, ментор продолжил фарс, по недоразумению считавшийся уроком фехтования.
День прошел в томительном ожидании. Унары, следуя запрету братства на разговоры, больше не делали предположений о том, что же произошло. Но Диего от этого было не легче – братец так и не появился. За ужином он не выдержал и обратился к полковнику напрямую:
– Господин Дюваль, что случилось с унаром Рокэ?
Однокорытники охотно поддержали его. Вопросы посыпались градом.
– Что случилось?
– Умер Первый маршал?
Ветеран задумчиво прожевал жаркое.
– Ваша тревога напрасна. Господин Первый маршал жив и здоров. Унар Рокэ присоединиться к вам завтра. Это все, что вам нужно знать. Заканчивайте ужин и отправляйтесь спать.
Молодые люди расходились по своим комнаткам. Диего дождался, когда все стихнет, и бесшумно выскользнул из спальни. Без труда отыскав нужную дверь, юноша заглянул внутрь. Спальня Рокэ была пуста…
Утром, как и говорил Дюваль, все унары оказались в сборе. Рокэ казался задумчивым, но в целом выглядел как всегда. Бессонная ночь ничуть не сказалась ни на его поведении, ни на аппетите. Завтрак прошел в молчании. Однокорытники тщетно пытались угадать, что же произошло вчера. Кэнналиец был невозмутим как Повелитель кошек и, казалось, просто не замечал устремленных на него взглядов.
Занятия по словестности, истории и землеописанию преподавал ментор Эркюль Люцен. Магистр описательных наук, по мнению унаров, был абсолютным идиотом и больше годился для должности младшего конюха. Нудным гнусавым голосом он цедил сквозь зубы всем известные истины, преподнося их как откровение. Сегодня Люцен, снизойдя до унаров с высоты своего величия, вещал о поэзии. Унары откровенно скучали. Диего огляделся. Так и есть: из однокорытников ментора слушает только его любимчик, толстяк Готфрид. Или Герберт. Марикьярец постоянно забывал как зовут этого байбака. Придды всегда славились труднозапоминаемыми именами. Рокэ витал где-то в облаках и как-будто спал с открытыми глазами. Большинству унаров уже надоело его разглядывать в надежде удовлетворить свое любопытство, и они оставили всякие попытки разгадать загадку вчерашнего исчезновения Алвы. Тем временем Люцен вызвал Готфрида читать стихи.
– Остановись! Пусть он увидит солнце,
Услышит шум весеннего дождя
И будет в час счастливейшей бессоницы
Смотреть на звезды, глаз не отводя.
Тебе легко не дать ему родиться.
Тебя не станут за руки держать –
Ведь он не сможет даже защититься,
Не сможет крикнуть, всатать и убежать.
И разве не смогла б ты поделиться
С ним миром, домом, лаской и теплом.
И если нужно, даже потесниться
И дать ему местечко за столом?
И, может быть, никто другой, а этот
Чья жизнь уже на ниточке висит.
Окажется ученым иль поэтом.
И целый мир о нем заговорит.Стих списан из книжки 1965 года издания, не имеющей к художественной литературе никакого отношения. – вдохновенно прочел Готфрид.
Ментор растянул тонкие губы в оскале, подразумевавшем улыбку.
– Хорошо, хорошо, унар. Вы делаете успехи, садитесь. Унар Рокэ, объясните своим товарищам, что вы поняли из этого стихотворения.
Все разом обернулись, оторвавшись от созерцания унылого пейзажа за окном. Диего оглянулся вместе с другими. Рокэ очнулся от своих грез, но выглядел как-то странно. Отвечать на вопрос Люцена маркиз Алвасете явно не собирался.
– Ну что же вы, унар Рокэ? - язвительно прошипел ментор. – Расскажите нам, что вы поняли из сказанного.
Кузен перестал, наконец, изображать из себя статую.
– Кого-то хотят убить? – вопросительно произнес Рокэ.
– Браво, ценное замечание. Садитесь, и пусть вам будет стыдно. Унар Жозе, надеюсь вы сумели понять больше.
– Да, ментор. Это стихотворение посвящено женщине, желающей избавиться от своего нерожденного ребенка. Поэт призывает ее одуматься и не губить новую жизнь.
– Правильно. Унар Рокэ, вы поняли объяснение унара Жозе?
Диего поежился, заглянув в глаза родича. Если бы можно было убивать взглядом и ментор, и Жозе с Готфридом, и злополучный стихоплет были бы мертвы.
– Вероято, унар Рокэ рос в лесу и ничего не знает о том, как появляются на свет дети… - продолжал свой монолог ментор, упорно не замечая ярости, все ярче полыхавшей в пронзительно-синих глазах.
– Простите ментор, а кто автор этого стиха? – вскочил Диего.
– Унар Диего! Сколько раз я говорил, что не терплю, когда меня перебивают. В каком хлеву росли вы, если не знаете таких элементарных вещей?
Время, остававшееся до конца занятия, Люцен потратил, отчитывая марикьярца. И хотя Диего был наказан за неуважение к наставнику, юноша был доволен. Настолько явной злости от кузена он не ожидал, в таком состоянии Алва вполне был способен убить кого-нибудь. Салина решил обязательно поговорить с родственником так быстро, как только получится.
После ужина, Диего, как и в прошлую ночь, выбрался из своей спальни и отправился к кузену. На этот раз Рокэ был где положено.
– Брат, - тихо позвал марикьярец.
Алва поднял на него мрачный взгляд. Диего вздрогнул, но решил идти до конца.
– Что с тобой творится? Ты сам не свой.
– Все в полном порядке, - нарочито равнодушно ответил Рокэ.
– Кузен, не обижай меня недоверием.
Рокэ помолчал немного, внимательно глядя прямо в глза Диего. От пронизывающего взгляда его больших синих глаз марикьярцу стало не по себе и юноша отвел взгляд. Было ясно, что откровенничать братец не собирается. Салина уже собрался отправляться к себе, как вдруг Рокэ тихо спросил:
– Помнишь тот последний праздник? Перед нашим отъездом сюда?
Еще бы Диего не помнил. Он поспорил тогда с кузеном, что соблазнить недотрогу Марсию не удастся даже Рокэ. Разумеется проиграл: племянница винодела ушла в тот вечер в обществе маркиза Алвасете.
– Какое это имеет отношение к тому, что с тобой творится сейчас? – недоуменно спросил Диего.
Рокэ задумчиво разглядывал стены. Салина с трудом подавил раздражение.
- Она ждет ребенка, - произнес, наконец, Алва.
3 день месяца Весенних Скал,
День Святого Фабиана,
398 год к.С.
В День Святого Фабиана Арнольд Арамона глядел на мир генералом, если не маршалом. В парадном плаще и шляпе с роскошными перьями он сидел на огромном белом коне, излучая гордость и самодовольство. Двадцать «жеребят» застыли на площади. Его Величество Фердинанд Второй, Ее Величество Катарина и Его Высокопреосвященство Сильвестр в окружении придворных восседали на крытой галерее, увитой гирляндами из кедровых ветвей и пунцовых гвоздик.
Все шло как положенно: герольд поведал имена благородных юношей, готовых вручить свои судьбы столпам королевства. Не имеющие оруженосцев Лучшие Люди выбирали себе таковых. Кардинал едва не рассмеялся, когда «Человек Чести» Килеан-ур-Ломбах выбрал «навозника» Сабве. Судя по презрительной усмешке Алвы, герцог едва удержался от комментариев. Тем более, что пресловутый Окделл дернулся будто его ошпарили, вероятно, до «совета» кардинала Людвиг намеревался его взять. Но, как же «Люди Чести» и так в опале, им нельзя рисковать. Вот они и не рискуют, ни Килеан, ни Ариго. Наконец, на плацу осталось шестеро, из которых четверо искали покровителя. Сильвестр внимательно наблюдал за происходящим. Почему Рокэ медлит? Передумал? На него не похоже. Скорее тянет жилы из бедолаги Ричарда да и, что скрывать, из кардинала тоже. Дорак внезапно поймал себя на том, что мысленно обращается к Ворону: я знаю, что ты все равно сделаешь как решил, так покончи с этим скорей. Назови его имя, раз так хочешь этого. Сомневаюсь, что тебе есть до этого дело, но я не против. Надо потакать маленьким прихотям такого полководца, иначе верный союзник может превратиться в злейшего врага.
Над площадью повисла тишина, готовая разразиться пушечным салютом и ревом фанфар. Сильвестр уже начал подумывать, что ошибся в своих выводах, но, покосившись на маршала, увидел, что тот, в свою очередь, смотрит на него. В синих глазах плясали целые стаи Закатных кошек. Кардинал вздохнул: ну вот сейчас начнется. Повелитель Ветров не обманул его ожиданий.
– Ричард, герцог Окделл. Я, Рокэ, герцог Алва, Первый маршал Талига, принимаю вашу службу.
Дорак посмотрел на Штанцлера, который выглядел так будто проглотил кислый-прекислый лимон и запил его уксусом. Но, надо отдать ему должное, Август был прирожденным политиком и довольно быстро пришел в себя. Наверное, ему помогла мысль, о том, что Ворон подставил-таки кардинала, судя по мимолетному язвительному взгляду, брошенному в адрес Сильвестра, так оно и было. Квентин Дорак чуть улыбнулся и принял одобрительный вид, чем огорошил кансильера еще больше. Но когда Окделл поднялся на галерею от удивления Штанцлера не осталось и следа, хотя Люди Чести по-прежнему изображали статуи, а Катари сидела и вовсе как мраморное изваяние. Пока Окделл приносил присягу, Сильвестр успел о многом подумать. Наверняка Штанцлер и Катарина нагородят тыщу ведер вяленых кобелей, объясняя зачем Алва взял его. Наверняка, что-нибудь вроде, «он давно ходит по грани безумия», «отплатил Ариго за его глупость» и еще кучу глупостей. И ведь этот надорский дурашка поверит всей этой грязи. Ему никогда не придет в голову, как не пришло и самому Дораку, что под этой вечной ледяной броней, непроницаемой маской иронии и высокомерия бьется чуткое сердце, которому стальная воля никогда не позволит любить открыто. Сильвестр мягко улыбнулся где-то в глубине души.
Ворон, Ворон, ты никогда не признаешься, но это очевидно, тебе хочется быть кому-нибудь нужным, не за воинские таланты, не как свирепый пес на цепи, стерегущий хозяйское добро, а просто как человек. В твоем возрасте уже пора иметь законных наследников, но ты не хочешь им своей судьбы. Ты даже бастарда гонишь от себя. Тяжелая участь – иметь близкого человека и прогонять для его же блага. Бояться проявить хоть немного ласки и тепла к родному сыну, и брать оруженосца, чтобы вылить на него всю нерастраченную любовь. Дорак вдруг вспомнил донос из Надора, как там было, ах да «два крыла зла». Ну-ну, уютно тебе, герцог Окделл, под теплым крылышком Ворона? Это крыло собирается укрывать и оберегать тебя, при полном попустительстве со стороны второго. Кто бы мог подумать?
Его Высокопреосвященство страдальчески воззрился на Алву, герцог ответил шкодливой улыбкой. Судя по всему, Окделла хоть и будут опекать, но он еще узнает Кэналлийского Ворона во всей красе. Насмешки, ерничество, тонкая издевка, далеко не полный список того, что увидит юный Ричард перед тем как узнает правду…
379 год к.С.
Торка.
– Сегодня была славная битва, - хриплый голос фок Варзова звучал на редкость тепло. – Гуси поутихнут, но надолго ли?
Генерал и оруженосец сидели в креслах возле камина. Еловые поленья тихо потрескивали, создавая атмосферу домашнего уюта. Что еще нужно уставшим бойцам после трудного дня? Подогретое вино с пряностями, горящий очаг и задушевный разговор.
– Расскажите же, молодой человек, почему вы так рветесь домой на побывку? – мягко спросил Варзов. – Неужели на Севере мало хорошеньких девушек? – усмехнулся он.
– Монсеньор, здешних красавиц не удивишь медалями, - отшутился Алва, но глаза его по-прежнему оставались задумчиво-грустными.
– Так поезжайте в столицу. Большинство солдат и офицеров проводят там свой отпуск. Это просто нелепо потратить почти все время на дорогу. – граф пристально наблюдал за своим оруженосцем. Юноша старался держать себя в руках и нельзя сказать, что это получалось у него плохо. Просто что-то неуловимо изменилось в нем после того, последнего, письма из Кэналлоа. Маркиз внезапно затосковал по дому, хотя раньше был рад вырваться из-под железной воли соберано Алваро. Рокэ жил как и его отец, скрытным и гордым, не терпящим чужого вмешательства в свои дела. Но Вольфганг фок Варзов имел достаточный жизненный опыт, чтобы понять, когда человеку требуется поддержка. Сейчас она как раз была нужна его оруженосцу. Но лезть тому в душу, значило лишь оттолкнуть своенравного мальчишку.
– Хорошо. Если вас так замучила тоска по родине, поезжайте на Юг. Ваше право. Только не забывайте, что на ближайшие три года вы мой оруженосец, и я несу за вас ответственность. Если вы попали в трудную или, скажем, просто неприятную ситуацию вы всегда можете обратиться ко мне, - размеренно произнес генерал.
Алва некоторое время молчал, наблюдая за пляшущими языками пламени.
– Я знаю это, эр Вольфганг. Но никто не может мне помочь. Я должен сам нести ответственность… - голос предательски дрогнул. Юноша вновь устремил взор на огонь. Тонкие пальцы побелели, сжав подлокотники кресла.
– Закатные твари! – фок Варзов забыл о своем решении не вмешиваться куда не просят. – Да что стряслось?!
Рокэ вздрогнул от резкого окрика и оторвался, наконец-то, от созерцания пламени.
– Марсия умерла… - тихо ответил он.
Варзов недоуменно посмотрел на кэналлийца.
– Кто это? Я не припоминаю никого из ваших близких с таким именем.
Алва грустно поглядел на эра.
– Откуда вам знать племянницу скромного винодела? А насчет моих близких… - Рокэ опять замолчал. – она и не была мне особо близкой.
– Но тем не менее эта девушка стала причиной вашего внезапного желания вернуться в Алвасете, - попытался уточнить Варзов, но Рокэ его будто и не слышал. Синие глаза, не мигая, смотрели куда-то вдаль.
– Она не была мне близкой, - зачем-то повторил Алва, – так, подружка на ночь, - он пожал плечами.
– Но из-за нашего глупого спора с Диего она погибла. Ее смерть на моей совести, - мрачно сказал маркиз, снова замолкая.
– Создатель, - выдохнул генерал. Этот несносный мальчишка, хоть и был порядочным шалопаем, обладал колоссальным чувством ответственности. Людям Чести стоило бы поучиться пониманию слов Долг, Честь и Ответственность у потомка Предателя.
– Все в руках Создателя. Что ты мог поделать? - попытался успокоить оруженосца Варзов.
Алва уныло усмехнулся, поднимаясь с места.
– Я ценю вашу заботу, монсеньор. Но хочу побыть один. Мне надо подумать, что делать с младенцем. Марсия умерла при родах… - тихо сказал Рокэ, выходя из комнаты.
За окном была кромешная тьма, а в каминной зале уютно потрескивали горящие в очаге поленья. Генерал задумчиво вертел в руках бокал. Огонь камина дробился на острых гранях, а казалось – это алатский хрусталь горит закатным пламенем…
398 г. к.С.
Оллария
Его Высокопреосвященство кардинал Талига рассеянно смотрел в окно. Ярко светившее солнце ничем не напоминало о зиме. Сидя в кабинете, можно было с легкостью подумать, что на дворе весна. Но, к сожалению, хорошие события этого дня исчерпывались чудесной погодой. Сильвестр вновь перечитал донос. Соглядатай сообщал сведения, о которых Фок Варзов не счел нужным написать в своем письме. Дорак тяжело вздохнул и поморщился – в последнее время глубокие вздохи причиняли боль. Да и новости из Торки не способствовали здоровью. Командор Горной Марки, разумеется, сообщил кардиналу об инциденте, имевшем место в гарнизоне. Несколько офицеров составили очередной бездарный заговор, вовлекли в него пару солдат. Конечно же, они были быстро разоблачены. На этом бы дело и кончилось, маршал был способен и сам решить проблему с мятежниками. Но граф Фок Варзов внезапно пожелал видеть своего бывшего оруженосца. И, как ни странно, Первый маршал собрался выполнить это пожелание. Сильвестр начал припоминать все мелочи встречи в старом саду. Поразительно, как Рокэ умеет скрывать свои истинные чувства, если даже такой прожженый интриган, каким являлся Дорак, ничего не заметил. Алва всегда славились своим умением держать себя в руках, но, похоже, нынешний герцог превзошел всех. Сильвестр не сомневался – Ворон уже тогда знал то, о чем кардиналу донесли лишь сегодня. Прознатчик не сообщил Дораку ничего нового, кроме имен участников заговора, который, к слову сказать, больше напоминал фарс. Кардинал непроизвольно вздрогнул озаренный внезапной догадкой. Весь этот спектакль с мятежом мог быть устроен исключительно для того, чтобы погубить одного единственного человека. Что и удалось с блеском. Дорак вновь взглянул на послание: «…среди заговорщиков также был рядовой Себастьян Веласкес, покончивший жизнь самоубийством прежде, чем его удалось допросить. Участие в подготовке мятежа подтверждается наличием компрометирующих документов, найденных при обыске…»
Возможно, прихвостни Штанцлера как-то узнали о тайне рождения Веласкеса и не упустили возможности ударить по маршалу. Возможно, мальчишку скомпрометировали. А возможно, сам Себастьян просто устал ждать давно заслуженной награды за участие в разоблачении гайифского шпиона. Возможно, решил привлечь внимание отца, который из-за Сагранской кампании совсем забыл о его существовании. Возможно… возможно… возможно… Невозможно только спросить самого Себастьяна. Узнать доподлинно, что произошло на самом деле так же невозможно, как и залечить очередную душевную рану герцога, так и не успевшего назвать парнишку своим сыном… |