...Сгоревшие свечи. Неровные сполохи пламени камина. Тонкие сильные пальцы, скользящие по грифу гитары, мерно перебирающие струны. Это не музыка – только эхо ее, уставшее и затихающее...
… Тени и блики от забытых на столе горящих свечей. Черные волосы, разметанные по белым простыням. Резкий, почти лихорадочный румянец на бледной обычно коже. Неровное дыхание сквозь сжатые зубы… Боль не может быть красивой. Но она смеет внушать не жалость, а… что?
Он пьян. Бесчувственно, беспробудно пьян… И слуга, провожавший тебя до дверей кабинета, только качает головой – никакого разговора не получится, если только господин не хочет ждать до утра… Господин хочет. Иначе не мчался бы на ночь глядя через всю столицу, только узнав о том, что произошло накануне…
Если бы можно было просто приказать – забыть, перестать думать и чувствовать, просто наплевать на все… Нельзя. Но можно заставить.
Когда-то было можно. А теперь?..
…Вино не может быть соленым. Но на его губах – сладкий дурман и соль… Ты успеваешь это понять, прежде, чем отшатнуться, почти уйдя от тяжелой оплеухи. И замереть, наткнувшись на синий взгляд, жесткий и ясный, слишком ясный для количества оставленных в кабинете пустых бутылок… Ударит снова?.. Молчание длится миг, другой, потом он зло усмехается и, оттолкнувшись спиной от стены, поворачивается к дверям спальни. Ты осторожно переводишь дыхание и идешь следом. Не дожидаясь приглашения. Потому что помнишь…
…Так было. Ну, или почти так. Только тогда ты был моложе… намного моложе. И просто не думал, что может быть ТАК. И не знал, что с этим делать. Растерялся… Теперь знаешь. Или думаешь, что знаешь.
…Он смотрит без удивления. Равнодушно. Сквозь. А в твоей памяти отзывается совсем другое – полубезумный, полуотчаянный шепот, под конец сорвавшийся на крик. Горький смех, оборвавшийся всхлипом. Хрустальный бокал, брызгами разлетевшийся в судорожно сжатой руке. Перепачканные кровью пальцы, вцепившиеся в рукоять пистолета. Секунда на раздумья – проклятие, утонувшее в поцелуе…
Когда это было? Только что или годы назад?..
Ты не спрашиваешь ни о чем. Спрашивать – нельзя. По крайней мере, нельзя сейчас. Сейчас можно и нужно другое… и ты надеешься, что знаешь, что. Однажды ты угадал, должен угадать и теперь. Разговоры подождут до утра, сейчас ночь, горят свечи, и человек, раскинувшийся на просторном ложе, красив, как демон, и просто дразнит тебя своим бесстыдством и доступностью, и... Закатные твари, ты ведь тоже не изо льда слеплен!..
…Перехватить запястье руки, протянутой к висящему на стене витому шнуру. Хочет он или нет, на сегодня топить память в вине достаточно.
- Пусти. – Это не просьба, это предупреждение. Но тебя Создатель тоже ни силой, ни ловкостью не обидел, так что… - Каррьяра!..
Поймать уже оба запястья, рвануть, толкнуть спиной к стене и зажать поцелуем готовый изрыгнуть очередное проклятие рот… Это как прыжок через пропасть, сердце обрывается и кровь вскипает мгновенно. Ты ничего не должен, но ты хочешь, хочешь, хочешь…
Ждать, пока он опомнится, вывернется и украсит твою физиономию парой непридворно выглядящих синяков, в твои планы не входит. Ты крепче вцепляешься в его запястья… и внезапно понимаешь, что сопротивления нет. Вскидываешь голову. Глаза в глаза – один удар сердца, другой, третий… Твоя хватка слабеет, ты выпускаешь его и отступаешь на шаг, чувствуя, как горит лицо и – все еще! – звенит в висках кровь… А он – он начинает смеяться. Сначала чуть слышно, потом громче, прислоняясь к стене спиной и затылком и закрыв глаза… Резко обрывает себя, отталкивается от стены, подходит к кровати. Стаскивает и швыряет в угол камзол, потом бросается на постель – спиной, раскидывая руки и удовольствием запрокидывая голову. Сумасшедший взгляд снова упирается тебе в лицо.
- Ну, что ты замер? Или уже не хочешь?..
И снова смех, за который непонятно, чего хочется больше – просто убить или…
…«Или». Спокойно, только спокойно. Пересечь комнату, снять и положить на стол пояс, перевязь и шпагу, повесить на стул мундир. Вздохнуть еще раз в безнадежной попытке унять бьющееся сердце. Повернуться к кровати.
Он лежит в прежней позе, раскинувшись и закрыв глаза. Не смеется, даже не улыбается. Спит? Леворукий и все кошки его, как человек может быть настолько красивым?..
Осторожно присесть на кровать рядом, опереться рукой, наклониться, снова поймать губами вкус вина и слез…
Зачем?
Что случится, если сейчас ты встанешь и уйдешь? Сказано и сделано достаточно, остальное довершат ночь и сон… Ничего из происшедшего не выйдет за стены этой комнаты и не изменит ваших отношений.
Так зачем?..
Узкая горячая ладонь тяжело падает на твой затылок, не давая распрямиться.
- Ты куда-то собрался?
Ярко-синие, совершенно шальные глаза – совсем рядом, в них насмешка и вызов… и от них невозможно скрыться. И не надо. В конце концов, ты, может быть, и моложе, но у тебя хороший учитель.
Губы сами складываются в точную копию «улыбки Леворукого»… его улыбки.
- Никуда. Но на нас слишком много одежды… ты не находишь?.. – рука сжимается, комкая воротник его рубашки, рывок – жалобный треск тонкой материи…
…Мгновенный укол тревоги напоминает тебе, на котором ты находишься свете. Его тело отзывается на ласку, но и только. И это… странно. И недобро… Твои губы скользят по его шее, груди, спускаются ниже… а в ответ – ничего…
…Замереть и перевести дыхание, прежде чем коснуться губами напряженной плоти. Или лучше сначала пройтись цепочкой легких поцелуев по бедрам… Нет, ну что же это? Ты знаешь грань между удовольствием и пыткой, и знаешь, что она давно пройдена, и ты сам едва сдерживаешься...
Сильные горячие пальцы на твоей руке, быстрый рывок – и ты оказываешься между его разведенных бедер. Вскидываешь на него взгляд… Вы оба возбуждены до предела, и ему сдерживаться не легче, чем тебе, но чего, во имя Леворукого, он хочет?!
- Ну?..
Он что, серьезно?.. Ты медлишь всего один вздох, но он успевает заметить твою растерянность…
- Боишься?! - синие глаза мгновенно леденеют, рука, ласкающая твою щеку и шею, перестает быть нежной. – Прочь!..
Потолок опрокидывается. От падения с кровати тебя спасают только ее размеры, а в следующий миг…
Мерзавец. Бессовестный, бесстыдный мерзавец. И хватило же у тебя ума в этом усомниться.
Ну, хорошо…
- А вот с этим ты опоздал. Не люблю бросать дело на полпути.
- Я весь в предвкушении… - Он все еще может ТАК улыбаться?!
Может. И демонстративно закрыть глаза и закинуть одну руку за голову может тоже.
Одно движение - перекатиться – оттолкнуться – одной рукой поймать его руку, другой – сгрести и впечатать в белые простыни растрепанную черную гриву…
Его пальцы на твоем запястье – хватка становится стальной, и ты снова летишь кувырком, не разжимая рук и увлекая его за собой, чтобы тут же снова оказаться сверху, и снова свалиться на смятые простыни, высвободить руку, извернуться, откатиться в сторону, привстать…
И с размаху рухнуть на кровать спиной и задохнуться под тяжестью чужого тела и рук, вжимающих в перину твои плечи. Его лицо – прямо над тобой, глаза в тени упавших двумя крыльями волос кажутся совсем темными.
- Никогда. Не смей. Меня. Жалеть. Никогда!.. – по слову, сквозь стиснутые в напряжении зубы…
- Постараюсь!..
Он сидит верхом у тебя на животе, твоя ноющая от возбуждения плоть касается его ягодиц, и терпеть это уже совсем невозможно. Ты успеваешь еще раз высвободить руку и извернуться… и утыкаешься в перину носом.
Последнее, что ты способен чувствовать сейчас, это жалость…
***
- Просыпайтесь, сударь, если не хотите пропустить завтрак.
Проклятие… Эта утренняя вежливость больнее пощечины. Неужели просто человеком можно быть, только когда в голове плещется десяток бутылок вина?!
А впрочем, какая разница. Другого ты и не ожидал, верно?
Он появляется, когда ты перед зеркалом застегиваешь мундир. Останавливается рядом и чуть сзади, смотрит на тебя – на твое отражение. И выглядит, прямо скажем, лучше, чем ты. Никаких следов ночных приключений… Счастливчик – хотя бы в этом.
Долго молчит, прежде чем сказать то, что тебе известно и так.
- О прошлой ночи – забудь.
Не смотреть. Спокойно, очень спокойно расправить манжету.
- С каких пор ты стал отдавать невыполнимые приказы?
- И тем не менее… Для тебя – не было ничего.
А вот об этом можно, только глядя в глаза.
- А для тебя?
Молчит. Правильно молчит. Ладно… Пояс и шпага – на столе. Повернуться и пересечь комнату, застегнуть пояс – не спеша и не оглядываясь.
В спину:
- Да пойми же, так будет лучше для тебя…
Конечно. Он всегда знает, как будет лучше, для всех, кроме себя самого. Только говорить об этом – пустая трата времени, уж скорее Моро поймет, в чем дело.
- Будь любезен, прикажи оседлать мою лошадь.
- Ты не останешься на завтрак?
- Я не голоден.
Дергает шнур, говорит что-то слуге – негромко, по-кэналлийски. Ты мог бы понять, что, но прислушиваться не хочется. К кошкам… Не так уж это и трудно – напустить на себя непроницаемый вид, коротко поклониться, выйти и закрыть за собой дверь…
- Лионель.
Вот и удалился в гордом молчании.
- Да? – Повернуться на пороге, и…
Он улыбается. Не своей знаменитой улыбкой, иначе – чуть заметно, будто про себя.
- Спасибо.
И все. И вся твоя невозмутимость разлетается брызгами, как разбитая метким выстрелом бутылка.
Мерзавец…
- Знаешь, Рокэ, шел бы ты к… Хотя нет, лучше останься. |