Автор: Тэдиан |
1. Робер\Альдо, пьянка Он знал, что эта пьянка не кончится ничем хорошим. С самого начала был уверен, и все равно согласился – назло себе и в угоду сюзерену. В конце концов, Робер помнил про свою склонность к дурным предчувствиям и изо всех сил старался ей не потакать. Тем не менее, ни самоубеждение, ни отменное вино, добытое ценой очередной раканской броши, не помогали отогнать ощущение глубокого подвоха, который должен был вскоре претвориться в жизнь. Выраженные вслух, подозрения повлекли за собой подробный осмотр комнаты с заглядыванием под лавки и усаживанием Альдо на плечи – надо было убедиться, что люстра не задумала свалиться им на голову. Учитывая, что расследование сопровождалось распитием Слез, нет ничего удивительного в том, что они, рассуждая на тему выявления врагов среди мебели и слуг, постепенно обошли и разгромили все доступные помещения и оказались в спальне. Тот факт, что это была спальня Матильды, их уже нисколько не заботил, тем более что прекраснейшая, отсутствовала по каким-то своим, прекрасным делам. Бесцеремонно вытолкав за дверь возмущенную вторжением Мупу, достопочтенные эры заползли с инспекцией под кровать. И только там, в кромешной темноте, чихая от пыли, Эпине понял, в чем заключалась опасность этого вечера. Опасность тихо ругнулась под нос, зашебуршала рукавами по полу, неловко пихнула его локтем под ребра – и уткнулась губами куда-то под ухо. Впоследствии он неоднократно проклинал себя за то, что не успел вовремя возмутиться. И за то, что был уже слишком пьян, чтобы не просто рассмеяться этой промашке сюзерена, но и – от глубины верноподданнических чувств – расцеловать в обе щеки. В конце концов, будь он трезвее - не радовался бы по-детски исчезновению предчувствия, а непременно насторожился. И не было бы перемежаемого поцелуями смеха, и не пришлось так поспешно и неловко выбираться на свет. Не ударился бы затылком о дно кровати, нечаянно прикусив Альдо язык... Утром, сидя на чужой разворошенной постели, придерживая руками грозящую расколоться голову, он четко помнил только это: вкус крови во рту - и они уже судорожно стягивают одежду. Впору было посмеяться над промахом интуиции, но как-то не хотелось. Что-то внутри нашептывало, что предстоящий разнос от Матильды – не самая большая проблема, из тех, что он взял на себя этой ночью. Впрочем, расплывшийся в улыбке сюзерен, страстно обнимающий во сне подушку, стоил и этой головной боли, и следующих. 2. Эмиль/Лионель, как в детстве мы смущались Ты помнишь, Нель, как страшно мы смущались в детстве, стоило кому-нибудь застукать нас вместе? Ведь понимали же вроде, что наказывать нас не за что, а все равно сердце екало каждый раз, когда скрипела дверь, и в библиотеку заходил посторонний. Помнишь, как мы выбрали именно это место? Чтобы спрятаться за стеллажами, чтоб точно сразу не нашли. Глупые были, не понимали, что все в два счета к этой нашей причуде привыкли, и если что – точно знали, где искать. Да и толу-то прятаться было? Не делали ведь ровным счетом ничего дурного. Ну, сидели вдвоем, шептались о каких-то своих детских секретах и мечтах – ты и тогда уже был жутким секретником, а я все удивлялся, откуда у тебя столько своей чуши в голове, если мы всегда вместе. Ревновал даже. Сидели, держась за руки, и говорили всегда шепотом, потому что дух захватывало от ощущения тайны, а что за тайна мы тогда и не думали. Потом уже, когда старше стали, и таились по-настоящему, и стыдились всерьез – как же так, мать узнает, а то и застанет еще в самый «нужный» момент… И боялись. Что кончится все, и вспоминать не захотим. Но ведь не кончилось? Ведь вспоминаем же. Знаешь, ты сейчас все больше молчишь… А раньше – помнишь? – все что-то рассказывал. Такие сказки сочинял, я годами слушать готов был. Из тебя бы вышел преотличный Рафиано. Из меня – никогда, а из тебя вышел бы. Даже жаль, что ты старший, всех будущих Савиньяков нам поперепортишь. И не смешно, и не чушь, ты всегда был занудой, Нель! Удивительным, жутким, интереснейшим занудой. Сидел все за своими книжками, а знаешь, как мне было скучно? Я же в этой библиотеке дурацкой только из-за тебя каждый день сидел. Все слушал, как страницами шелестишь, червяк ты книжный. И до сих пор такой же. Разве вру? Сидишь, перебираешь эти идиотские бумаги, будто они за пару часов испарятся, меня, наверно, и не слушаешь. Да ну тебя к Чужому, Лионель Свиньяк. |