Пролог.
Жаркие лучи полуденного солнца лениво скользили по паркету, щекотали разморенные теплом белые розы, стоящие в дорогих фарфоровых вазах, гладили лакированные щечки ангелов на резных ножках комода, и лишь кровать стыдливо пряталась от их внимания в полумраке дальнего угла комнаты. На кровати лениво раскинулась красивая белокожая женщина, она ласково перебирала темные пряди волос своего любовника. Оба были совершенно обнажены и не стеснялись своей наготы, в совершенстве изучив тела друг друга. Комната была наполнена сытым, утомленным молчанием. В солнечных лучах кружились пылинки, легкий ветерок трогал края занавесок, блестела позолотой умолкшая арфа.
- Рокэ, - чуть помедлив, спросила женщина, - сегодня вечером…ты придешь?
- У меня есть более важные дела. Позовите одного из ваших юных поклонников, уверен, они найдут, чем скрасить ваше одиночество.
Он легко поднялся с кровати, сделал пару шагов, поднимая сброшенную одежду. Солнечные лучи возликовали, гладя щедро подставленную светлую кожу.
- Вы, очевидно, собираетесь продолжить просвещение своего оруженосца? – ядовито ответила Катари. – Сводить его в очередной раз к Марианне, например.
- У нее он сможет научиться гораздо более полезным вещам, чем общаясь с вашим дражайшим «эром Августом». К счастью, юный Окделл совершенно не приспособлен к политике.
- Он честный и преданный юноша! – вскинулась Катари.
- Конечно, он так преданно смотрит в рот любому Человеку Чести, с удовольствием кушая пережеванную истину из клювов доброхотов, - усмехнулся Алва.
- А вы хотите, чтобы он ел из вашего клюва, Ворон?
- Мне, собственно, все равно, - с непередаваемым изяществом пожал плечами маршал. – Но это Мой оруженосец, поэтому мне Не безразлично, что за гадость он может притащить в Мой дом.
- Конечно, говорят, что в домах свиданий можно подхватить ужасную заразу, - мило улыбнулась Катарина.
Их взгляды скрестились.
- Поэтому вы так часто его приглашаете в монастырь? Заботитесь о спасении заблудшей души? – хмыкнул Алва.
- А вы в бордель?
- Между монастырем и борделем не так уж много отличий. Я вожу его туда, где порок не прячется за маской добродетели.
- О… Кто бы говорил. Двор до сих пор смакует подробности той истории с Приддом. Вы ведь никогда не утруждали себя ношением «маски»!
- Зато вы весьма в этом преуспели, эреа.
- По крайней мере, я делаю это лично! А не прикрываю свою несостоятельность шлюхами!
- Пари? – изогнул бровь Рокэ. – Это будет забавно.
Королева сверкнула глазами.
- Пари.
Часть 1.
Дикон еле сдерживал себя, чтобы не ускорить шаг. Ее Вели… Катарина ждала его! Вчера молоденькая фрейлина передала ему записку, где была всего пара строк: просьба о встрече, время, место и подпись «Катарина Ариго». Ричард с восторгом расцеловал каждую строчку, каждую буковку, написанную несомненно ее рукой - изящный летящий почерк. Его встретила как всегда настоятельница аббатства Святой Октавии. После обмена положенными фразами она впустила юного герцога внутрь. Ниша в старинной кирпичной кладке – вход в монастырский садик, где на каменной скамье уже ждала его Катарина.
- Ваше… Катари! Вы хотели меня видеть?
- Здравствуй, Дикон, - от её улыбки перехватило дыхание. – Давай присядем.
Он опустился на скамью. Катари была близко, сегодня так невероятно близко, что Дик, казалось, ощущал тепло ее дыхания на своем лице. Неужели королева не понимает, какие чувства будит в Повелителе Скал? На её юном лице читалось лишь искреннее расположение, а в глазах светилось почти восхищение. Ричард собрал все силы, чтобы ничем не выдать себя и не оскорбить свою королеву.
- Мне хотелось узнать, как твои дела. Мы так давно не виделись, - еле слышный вздох.
- Спасибо, хорошо, - юноша запнулся. Ощущая, как начинают пылать щеки, он растерялся, не зная, что сказать.
К счастью, Катарина сама выручила его, попросив рассказать ей что-нибудь из прочитанных сказаний. Ричард рад был развлечь Ее Величество, чтобы на бледном лице появился слабый румянец, а губы тронула улыбка. Но как же сложно было удержаться, чтобы не испортить встречу неловким движением, нескромным взглядом! Дик старательно отводил глаза, а когда случайно повернулся, и их взгляды встретились, то потерял дар речи, оцепенев, запнувшись на полуслове. Почва предательски выскользнула из-под ног, он летел в бездну, и падение было невероятно приятным, до умопомрачения. Забывшись, словно в каком-то трансе, Ричард коснулся губ Катарины – невинный поцелуй. И только тогда оцепенение спало. Его захлестнула волна паники. Дик вскочил на ноги, неловко пролепетал какое-то извинение и пулей вылетел из сада. Уже совершенно ничего не соображая, он покинул аббатство, вскочил на коня, пустил его в галоп. Быстрее, быстрее, только бы в голове не осталось ни одной мысли, ни о том, как посмел оскорбить королеву, ни о том, какие у нее оказывается мягкие покорные губы, ни о том, что посмел наставить рога не только королю, но и своему эру, первому маршалу Талига. Нет, нет…ни одной мысли!!!
Катарина откинулась на скамью, пряча торжествующую усмешку. Бледный гиацинт не должен так усмехаться даже наедине с собою. Даже здесь у стен есть глаза и уши.
Мягкие тени пляшут на стенах, рыжими бликами ложится на оконные стекла свет зажженных свечей. В доме было удивительно тихо, настолько, что шум, произведённый ввалившимся в дверь Ричардом, казался громовым раскатом. Весь день, с того самого момента, как сбежал из монастыря, Дик провел в таверне, стараясь вином вытравить воспоминания о поцелуе. Опрокинув на пол даже на вид страшно дорогую вазу, Ричард пьяно хихикнул и попытался определить, куда же идти. Избрав направление, он храбро двинулся в путь.
- Дверь, еще дверь, - Ричард в растерянности остановился. – Какая из них моя?
С первой попытки он попал в темный кабинет, который его комнатой никак быть не мог, и юноша предпринял еще одну попытку. Дверь распахнулась неожиданно легко. Сделав пару шагов, он от испуга даже чуть протрезвел: в полумраке комнаты подмигивал тлеющими углями камин, свежий ночной ветер врывался через распахнутое окно, шелестя страницами позабытой на столе книги, а в кресле безмятежно почивал сам хозяин комнаты – Рокэ Алва, первый Маршал славного Талига. Ричард хотел было выйти, боясь, что его заметят, но Ворон вроде спал крепко, а оставшийся в голове хмель требовал действия. Неожиданно, Дик вспомнил, как, будучи еще совсем детьми, они с Айрис разрисовали углем лицо пьяному повару, чем потом ужасно гордились. Ему пришло в голову, что было бы забавно поступить с Вороном так же, благо, угля в камине имелось в достатке. Стараясь двигаться по возможности бесшумно, он подкрался к камину, взял уголек и приблизился к Алве с четким намерением пририсовать храброму маршалу роскошные усы, но замер, рассматривая свою жертву. Раньше Дик никогда не видел своего эра так близко. Он старался побыстрее отводить от ненавистного лица взгляд, да и не так уж часто Алва удостаивал оруженосца вниманием. А в последнее время в жизни занятого подготовкой к войне маршала, для него не находилось места. На удивление, лицо это не было ни злым, ни жестоким, и никак не походило на лицо убийцы или предателя. Все говорили о его красоте, но, наверное, мало кто замечал притаившиеся горькие складки в уголках губ или тревожную морщинку, пересекавшую лоб, или же темные тени, залегшие возле глаз – признак глубокой усталости. Дик протянул руку, но тут же отдернул ее. Он сам не понял, хотел ли он разбудить Алву, чтобы тот сменил неудобное для сна кресло на более подходящую для этого кровать, или что-то иное… Дик, тряхнул головой, пытаясь отогнать ставшие совсем уж странными мысли. Везет ему что-то сегодня на них. Он кинул уголь обратно в камин и тихо вышел из комнаты, старательно прикрыв за собою дверь. Хмель куда-то подевался, стало грустно и немного одиноко. Он побрел в свою комнату, надеясь, что все это сон, и утром проклятое ощущение, будто он муха, запутавшаяся в паутине, куда-нибудь подевается.
Часть 2.
С самого утра Дик не мог отделаться от скуки, поэтому он был рад, когда слуга передал, что герцога Окделла ожидает виконт Реджинальд Лар. Как оказалось, кузен принес приглашение на прогулку от эра Августа. Конечно, Ричард не мог отказаться от неё, жаль только, прогулка подразумевала под собой уютный экипаж для самого кансилльера и Дика, ну, и смирную лошадку для Наля. Он быстро собрался, и они с кузеном покинули резиденцию Алва. Идти пришлось не так уж далеко, вскоре юноши заметили дожидающийся их экипаж с гербами. Дику было велено забираться внутрь, а Наль сел на предложенную слугой лошадь. Как только юноши заняли свои места, экипаж тронулся с места. Эр Август сперва велел кучеру кружить по городу и только тогда повернулся с приветствием к Ричарду.
Мерный цокот копыт вышколенных лошадок, успокаивающее покачивание экипажа, в щель между неплотно задернутыми занавесками можно разглядеть ставший таким знакомым город.
- Ричард?
Юноша перевел взгляд на рядом сидящего кансилльера. Эр что-то говорил о необходимости вернуться в Надор, о бириссцах, о Варасте, об Алве… правильные, мудрые слова. Но почему-то было тошно, гораздо легче было коситься на проплывающие осколки городских пейзажей в щелку, отвечать что-то столь же правильное и ожидаемое и утопать мыслями в воспоминаниях: поцелуй с Катари и ветер, запутавшийся в черных волосах эра… Дик впервые почувствовал, что не может рассказать эру Штанцлеру об этом дне.
- И дай мне слово до времени не влезать ни в какие авантюры, даже если тебе очень захочется. Ты себе такой роскоши позволить не можешь.
Дик кивнул. В голове воцарилась катастрофическая пустота, которая расползалась по телу. Он почти физически ощущал, как корочкой льда покрывается глупое сердце, как холодеют руки. Похоже, аудиенция закончена. Наль проводил герцога почти до самых ворот резиденции Алва. По дороге он пару раз порывался что-то сказать, но не решался, глядя в отрешенное лицо Дика.
- Вас ждет монсеньор, он только что поднялся к себе.
Дик кивает. Двигаться неожиданно сложно, будто под ногами ненадежное болото. Словно во сне он преодолевает путь до покоев эра. В голове шепчет-нашептывает невидимый голос, так похожий на голос эра Августа: сейчас Ворон получит письмо, он обрадуется возможности избавиться от оруженосца, зачем ему ненавидящий его мальчишка? Он, Дик, останется здесь, а эр отправится на войну, не подозревая, что уже проиграл. Молчи, Дик, молчи, ведь он убийца, он – препятствие, он – Талиг, ты – великая Талигойя…Молчи, Дик, Катари волнуется за тебя…
Ступени закончились неожиданно, задумавшийся Ричард миновал чести поздороваться с полом, подхваченный вышедшим из кабинета Алвой. Несколько секунд юноша недоуменно озирался, силясь понять, что же произошло. А поняв это, смутился, покраснев от стыда.
- Спасибо…- слова давались туго.
- Внимательнее юноша, проходите, подождите меня в кабинете, - Рокэ исчез, оставив оруженосца собираться с мыслями.
Ждать пришлось недолго. Эр вернулся с небольшим пухлым томиком. Видимо он ходил в библиотеку именно за ним. Кинув, не слишком почтительно, книгу на стол, он взял белый конверт, лежавший поверх стопки таких же, видимо доставленных вчера маршалу.
- Знаете, что это, юноша?
- Письмо, - чуть охрипнув, ответил Ричард - слова Штанцлера начинали сбываться.
- Вы очень наблюдательны, - хмыкнул Алва. – Ваш опекун необычайно озабочен состоянием здоровья вашей матушки и выражает надежду, что я отпущу вас повидаться с нею.
Дик опустил голову, надеясь скрыть разочарование. Сейчас он скажет, вот сейчас…
- Однако я не вижу достойных причин, чтобы лишать себя вашего общества. Разве обычаи людей Чести не ставят защиту родины превыше собственных интересов? Так что собирайтесь, юноша, вы едете на войну!
Ричард не поверил своим ушам. Он в замешательстве смотрел на эра, пытаясь понять, шутит он или нет.
- Вы еще здесь? – изогнул бровь Алва. – Не тратьте время, навестите любовницу, напишите завещание, напейтесь, наконец…
Он открыл принесенную книгу, показывая этим, что аудиенция окончена. Ричард в некотором замешательстве покидал кабинет эра. Не смотря на то, что план эра Августа провалился, настроение неудержимо поползло вверх, а проклятый холод куда-то подевался. Что бы не говорил кансилльер, герцогам Окделлам все же не престало прятаться в родовом поместье. Да и если рассудить, эр прав, Талигойя стала Талигом, но разве это не их родная земля, хоть и сменившая название? Он мечтательно вздохнул, представляя, как после победы торжественно въедет в столицу. А после обязательно будет бал! Он будет еще слегка бледен после ранения, полученного, например, за спасение эра… На груди будут сиять ордена, а Катари будет смотреть только на него!
Алва усмехнулся, когда за Ричардом захлопнулась дверь. Мальчишка он и есть мальчишка. А этот еще и влюблен, в дополнение к своду правил поведения для людей Чести, под редакторством графа Штанцлера у него в голове. Первый Маршал захлопнул книгу, взглянув на часы. Кажется, его уже ждут.
Привычная дорога, привычный шепоток за спиной, сегодня, пожалуй, чуть более отчетливый – двор взбудоражен известием о войне. Наконец и вход в покои королевы. Седая дуэнья проводила маршала в полутемный будуар, пропахший гиацинтами. Катарина уже довольно давно ждала его. Не тратя времени на приветствие, Алва впился в покорно подставленные губы, руки Катарины начали стягивать с него одежду… Его и правда ждали.
Часть 3.
- Ваше Величество, - галантно поклонился граф Штанцлер.
- Кансилльер, - склонила голову Катарина.
Они довольно уютно устроились в тенистой беседке, скрывшись от любопытных глаз и ушей. Скромно потупившая взор королева, трогательно теребящая батистовый платочек, эр Август по-отечески мягко взирающий на нее – хоть картины пиши.
- Мне сегодня приснился такой странный сон, - мелодичным голосом начала Катарина.
- Говорят, сны, приснившиеся сегодня ночью – вещие. Что же вам приснилось, Катарина?
- Мне приснилась лиса, карабкавшаяся по отвесной скале. На самой ее вершине кто-то рассыпал жемчуг. От лисы на скалы падала тень, но совсем не лисья. Мне казалось, что она принадлежит тому, кто незримо направляет действия животного. Я оглянулась, но никого не заметила. Тень есть, а человека нет, и наоборот, лиса есть, а тени нет..И вот лиса едва достала лапой светлые жемчужины как с неба на воровку спикировал огромный черный ворон и скинул ее на землю. Лиса поднялась, захромала, но не пройдя и пары шагов упала замертво. Чтобы это значило?
- Право, эреа… я не толкователь снов, - кисло улыбнулся Штанцлер.
- Мне бы хотелось думать, что этот сон предвещает успешное завершение войны, - медовым голосом проговорила королева.
- Несомненно, все мы молимся за это, - согласился граф.
- Тем более, что силы лучших людей королевства направлены на это, - согласилась Катарина. – Герцога Алва сопровождает оруженосец - Повелитель Скал, а ведь они едут в горную местность, не так ли? Будем надеяться, это принесет удачу, а горы покорятся своему повелителю, - королева улыбнулась, но эр Август, похоже, воспринял её слова всерьёз.
- Ах, Ваше Величество, если бы исход войны был предрешен наличием подобного «талисмана», все было бы гораздо проще! - горячо начал он. - Но, увы, вооружение, численность войска, военное мастерство, удача, наконец… Это всё необходимо для победы!
- Вы как всегда, правы, мой дорогой граф, - притворно вздохнула Катарина, пряча усмешку.
- Будет жаль, если мы потеряем в этой войне юного Окделла, - покачал головой Штанцлер. – Он еще слишком молод и неопытен. Хотя, быть может, это пойдет ему на пользу больше, чем визиты к баронессе Капуль-Гизайль.
- Он юн, его влекут развлечения, - скромно опустив глаза, проговорила Катари.
- В обществе ходит столько слухов о характере этих развлечений! Было бы лучше, если бы герцог развлекал себя более благопристойным образом. Например, - граф сделал небольшую паузу, - служением вашему величеству.
- Молодость легкомысленна…
- Ваша мудрость и благочестие смогут направить его на верный путь, - тонко улыбнулся Штанцлер. – Могу я попросить вас об этой услуге, Катарина? Это пойдет на пользу нашему отечеству.
- Буду рада помочь вам в ваших трудах, эр Штанцлер, - покорно склонила голову Катари.
***
Дик досадливо вздохнул. Торчать в приемной Проэмперадора ему предстояло до самого утра, на рассвете его должны были сменить, но только-только пробило полночь, так что дежурить ему еще Леворукий знает сколько! Да еще и в полном одиночестве - сам Проэмперадор в обществе генералов наверняка развлекался, воспользовавшись приглашением на бал от одного из местных «навозников». Нет, Дик вовсе не был этим раздосадован, что с того, что раньше эр брал его с собой, и, к тому же, он был счастлив избавиться от общества этого ужасного человека. На этом Дик велел себе заткнуться. Потому что очень уж его мысли напоминали…А что они ему напоминали, об этом думать тоже не следовало.
Он вздохнул, жалея, что не догадался приказать слугам принести себе шадди. Гадость, конечно, страшная, но хорошо бодрит и проясняет сонную голову. Причина возникновения подобных мыслей была именно в том, что он хотел спать, Дик в этом не сомневался. Еще поколебавшись, юноша решил все же не звать слуг, все равно они не сумеют сварить что-то хоть отдалено напоминающее тот шадди, что подают в доме эра… Как-то вышло так, что он любил напиток, сваренный именно там… Дик помотал головой, отгоняя непрошенные мысли.
Он попытался представить себе Катари, но ее милый образ расплывался, таял, не желая задерживаться дольше, чем на несколько секунд. Оллария осталась позади, отступив под градом новых впечатлений. Дику было бесконечно стыдно признаваться самому себе, что он невольно прислушивался к мнению окружающих его людей. Не сказать, что все они любили Ворона, не сказать, что все они нравились Ричарду, да и мнения их порой были диаметрально противоположны, но само их обилие ставило в тупик. Раньше слова эра Августа казались Дику истиной в последней инстанции, но теперь он ловил себя на том, что сравнивает, и порой результат оказывается не в пользу Штанцлера. Он не понимал этой войны, не понимал ее смысла, не смотря на все объяснения кансилльера. А когда он пытался пересказать соображения кансилльера вслух, они звучали не так, как полагается, слишком натянуто и жалко. Дик путался, сбивался и все чаще думал о том, правильны ли, правдивы ли эти объяснения. Это бесило, заставляло почти ненавидеть себя, но происходило все чаще и чаще. И Дик ничего не мог с этим поделать.
Почему люди, которые в принципе нравились Ричарду, так хорошо относились к Алве? Они вовсе не считали его чудовищем, как эр Август или матушка… Да и Катари… Дик помнил выражение, которое появлялось в ее глазах каждый раз, когда речь заходила об Алве, независимо от того, что она говорила. Он запомнил его очень хорошо, может быть от того, что ревность так болезненно сжимала сердце.
Может кто-то и утверждает, что Дика забыли научить думать, но все же он не верил, что блеск в глазах Катари предназначался исключительно ему, пусть он и был похож на Святого Алана, Эгмонта Окделла, да хоть самого Леворукого!
Ричард запустил руку в волосы, приводя прическу в совершеннейший беспорядок. Он запутывался все больше. Раньше было проще и понятнее, мир четко делился на черное и белое, здесь друзья, там враги. А теперь… а что теперь, он еще и сам не очень осознавал. Конечно, навозники оставались навозниками, Алва – совершеннейшим подлецом, Дорак – мерзким ызаргом… Но почему так хотелось добиться того, чтобы в глазах эра появилось одобрение?! Нет, не только его… того же Оскара Феншо – генерала авангарда, дальнего родственника по материнской линии, молодого и горячего, яркого словно комета. Они успели близко подружиться и Дик высоко ценил его мнение, пусть и столь отличное от собственного. Или Эмиля Савиньяка, пусть к нему Дик и испытывал смешанные чувства…
Ричард с отчаянием пару раз стукнулся лбом о стену. Не то, чтобы он надеялся, что это особо поможет…Он принялся вспоминать самые занудные лекции, из всех прослушанных им в Лаик, только чтобы в голове не вертелись эти ужасные кощунственные мысли!
Так ему удалось продержаться до рассвета, когда его сменил зевающий и не выспавшийся Жиль Понси. Дик с трудом добрел до кровати и, едва его голова коснулась подушки, сразу заснул.
Жиль развлекал собравшуюся на веранде компанию чтением бессмертных виршей Барботты. Эмиль Савиньяк, посмевший усомниться в таланте уважаемого мэтра и в поэтической выразительности образа пня, уже успел об этом пожалеть, ведь на протяжении всего пылкого монолога Понси обращался именно к нему.
- Какой хороший день,
Какой хороший пень
Какой хороший я
И песенка моя
– мурлыкал себя под нос, усмехаясь, Оскар Феншо.
Дик, сидевший рядом, тихо давился от хохота. Он, всегда плохо сходившийся с людьми, впервые находился в подобной компании и несколько дичился, не зная как себя вести. Обернувшись, он заметил порученца Манрика. Тот передал, что Проэмперадор желает видеть господ генералов в своем кабинете. С сожалением откланявшись, те последовали за ним. Дик был в замешательстве: с одной стороны, он был оруженосцем Алвы, с другой его никто не звал… Поколебавшись, он принял решение остаться. В конце концов, Жиль наконец угомонился, а симпатичная рыжеволосая девушка, сидевшая напротив – племянница губернатора – выразила желание послушать стихи. Понси встрепенулся, но она тут же прибавила, что Барботта, конечно, прекрасен, но было бы неплохо дать шанс и другим поэтам быть услышаннами.
- Творчество какого поэта нравится вам больше всего, милый Ричард? - кокетливо улыбаясь, спросила девушка.
- Дидериха, - отчего-то краснея, ответил Дик.
- А вы не могли бы прочесть свое любимое стихотворение?
- Конечно, - еще больше смутился он.
Эр всегда смеялся, застав Ричарда за чтением стихов. Но теперь это его увлечение ему пригодилось. Дик, прикрыв глаза, начал декламировать:
И я опять затих у ног –
У ног давно и тайно милой,
Заносит вьюга на порог
Пожар метели белокрылой…
Но имя тонкое твое
Твердить мне дивно, больно, сладко…
И целовать твой шлейф украдкой,
Когда метель поет, поет…
В хмельной и злой своей темнице
Заночевало, сердце, ты,
И тихие твои ресницы
Смежили снежные цветы.
Как будто, на средине бега,
Я под метелью изнемог,
И предо мной возник из снега
Холодный неживой цветок…
И с тайной грустью, грустью нежной,
Как снег спадает с лепестка,
Живое имя Девы Снежной
Еще слетает с языка.
Он замолчал. На веранде стало удивительно тихо.
«Катари, - подумалось Дику. – Снежная Дева…»
- Ах, это прекрасно! – племянница губернатора, воспользовавшись случаем, пересела поближе.
- Да, - Дикон чуть улыбнулся ей рассеянной улыбкой.
- Да, вы чудесный чтец! Пожалуйста, почитайте еще! Я обожаю Дидериха! – когда взгляд Дика упал на взволнованно вздымающуюся в слишком откровенном вырезе платья грудь девушки, он густо покраснел.
- Конечно, - пробормотал Ричард, отводя глаза.
- Позвольте, - вмешался Жиль, - Дидерих – бездарность! Он ничего не понимает в любовной лирике! Вот послушайте, что пишет Барботта:
Прекрасен пня полночный лик,
Когда зажглись…
- Но мне все же хотелось бы послушать Дидериха, - капризно заявила девушка. – Вы ведь почитаете его нам, герцог?
- Да…да, - Ричард совсем смешался – племянница губернатора, словно в порыве чувств, накрыла его ладонь своею.
Юноша еще не успел обрести столичного лоск, да и круг его общения был весьма ограничен, поэтому он не знал, что делать со всей этой ситуацией. Он не мог припомнить ничего подходящего среди наставлений матушки и дяди Ларака, а эр Август был весьма категоричен, когда сетовал о потере нравственности молодыми людьми…
- Юноша, я понимаю, что врожденная скромность и чувство такта не позволило вам последовать за генералами в мой кабинет, а лишать эту прекрасную леди вашего общества было бы с моей стороны преступлением, но, боюсь, что мне придется это сделать. Будьте добры последовать за мной. Доброго вечера, господа и дамы, - раздался за спиной негромкий насмешливый голос эра.
Дик вскочил.
- Хорошо, монсеньер. Простите, - он откланялся и выскользнул с веранды вслед за маршалом, втайне радуясь, что избавился от необходимости выпутываться из столь щекотливой ситуации.
В коридоре Алва неожиданно остановился. Не ожидавший этого Дик с трудом избежал столкновения с ним.
- Юноша, я заметил, что беседы с баронессой Капуль-Гизайль не пошли вам на пользу, - приподнимая голову Дика за подбородок и заглядывая в смущенные серые глаза, почти мурлыкнул Рокэ.
Дик захлопал ресницами, разом потеряв дар речи – что это с эром?
- Придется мне, видимо, лично заняться вашим воспитанием, - усмехнулся Алва, отпуская юношу.
Он повернулся и продолжил путь, а Дику только и оставалось, что ошарашено смотреть вслед. Наконец он опомнился и поспешил за эром, гадая по пути, что значили эти странные слова, и чего ему теперь ждать от этого сумасшедшего Ворона. Ну, и куда они сейчас направляются, волновало его никак не меньше.
Долго гадать Ричарду не пришлось: они посетили расположения расквартированных в городе полков, а потом выехали на берег Рассанны. Желтоватые при свете дня воды сменили цвет на чернильно-черный, лишь лунная дорожка расчертила их серебром. В темноте противоположного берега было не разглядеть, казалось, что река на горизонте сливается с таким же темным небом, переходит в него, а звезды, стоит слегка наклонить небосвод, скатятся рассыпавшимся жемчугом в воду. Свежий ветерок приятно холодил кожу, где-то в прибрежных кустах запела ночная птица. Честно говоря, ее голос нельзя было назвать очень уж приятным, но он был странно уместным сейчас. Лошади медленно брели по колено в речной воде, изредка тряся головой, отгоняя насекомых. Эр молчал, Ричард тоже. Он не понимал, что они тут делают, поступки Ворона до сих пор приводили его в недоумение, но сейчас, даже если бы он очень постарался, разозлиться на Алву не удалось бы. Напротив, было хорошо и спокойно, так что приказ возвращаться в губернаторский дом даже вызвал легкое разочарование.
Утром часть талигской армии в составе четырёх тысяч человек пехоты, трёх тысяч конницы, полутора тысяч артиллерии и пяти сотен кэнналийского полка выступила из Тронко, оставив город и его губернатора на генерала Манрика. Дик узнал, что Ворон, поверив спасшимся из разграбленной Варасты адуанам, решил выступить против бириссцев, которых, как оказалось, было гораздо меньше, чем доносила разведка. Оскар со смехом рассказывал, как перекосилось лицо Манрика, когда Алва назначил «дезертиров» на командные должности. И вот уже несколько дней они плелись по жаркой и пыльной степи вдоль западной границы Варасты. Благо, хоть вода всегда была: под боком несла свои воды Рассанна. Дик с беспокойством поглядывал на который день «сопровождающих» армию бириссцев. Это же наверняка разведчики! Прав Оскар, о чем только Алва думает?! Тем более, что барсы в последнее время совсем обнаглели, дразнясь подходят очень близко. А Ворон и бровью не ведет! Дик вздохнул. Его расстраивали в последнее время беседы с Феншо. Тот уже не раз и не два подходил к Алве, прося разрешения отправиться на вылазку и перестрелять проклятых бириссцев, но Ворон запрещал. Молодой генерал горячился, обвиняя Алву в трусости и завистливости. На последней стоянке он пригрозил, что предпримет самостоятельные действия. На что Ворон безмятежно улыбнулся и пообещал расстрелять Оскара. Дикон не верил, что друг, даже после такой угрозы, будет сидеть сложа руки. А с Алвой шутки плохи! Ричард еще раз тяжело вздохнул.
День тянулся утомительно долго. Жарко припекало солнце, застывший раскаленный воздух пропах сохнущей травой и пылью. Люди и лошади казались вялыми осенними мухами, ползущими по стеклу – степи. В обед разбили лагерь. Дик пошел проведать Сону, тут его и поймал Оскар.
- Все, прощай, - он белозубо улыбнулся изумленному Дику.
- Что? Куда ты? На вылазку? Но Алва же запретил?!
- Пожелай мне удачи! Если все получится – жевать Ворону подковы Моро от зависти!
Он крепко обнял Дика и ушел. Ричард проводил его взглядом. Его мучили дурные предчувствия. Только бы все получилось! Может, Ворон не выполнит свою угрозу? Ведь он и сам известен тем, что нарушал приказы.
Вечером, когда зажглись первые звезды, к Ворону прибыл один из варастийских добровольцев.
- Прымпердор, готово все. Попал барс в ощип!
- Хорошо. Ричард, вы едете с нами.
А ехать пришлось не менее двух-трех часов. Прогулку нельзя было назвать приятной, Дик искренне был благодарен Соне – та видела в темноте лучше своего всадника, да и не пугалась незнакомых запахов и шорохов. Ворон поднял руку, приказывая остановиться, они спешились.
- Вы остаетесь здесь, с лошадями, юноша, - коротко проговорил Алва, ныряя в заросли кустарника.
Дику казалось, что в животе у него танцуют бабочки. Какой ощип? Кто в него попал? Неужели они ехали за Оскаром? Не мог же монсеньер не заметить исчезновения своего генерала! Ожидание тянулось уже вторую вечность, когда к ним подошел пожилой седой адуан. Лошади забеспокоились, почуяв исходивший от него запах крови.
- Монсеньор ждет вас, просил привести ему коня, - хмуро передал он Ричарду. – Идите прямо, там не заблудитесь.
Дику ничего не оставалось, как последовать совету. Он покрепче ухватил рвущегося с привязи Моро, а Сона, умница, сама пошла за ними, не собираясь убегать от хозяина. Тропинка была узкой, со всех сторон кустарник тянул к путнику колючие лапы, пытаясь выцарапать глаза, изодрать одежду, подставить подножку. С трудом продравшись через кусты, юноша чуть не заорал, наступив на что-то мягкое. Когда он увидел, что этим чем-то оказалась человеческая рука, ему стало совсем плохо. Ричард впервые столкнулся с войной. С той самой, о необходимости которой столько твердил эр Август. Дика затошнило еще сильнее. Справившись с желудком, он медленно побрел вперед, на сей раз внимательно глядя под ноги.
- Юноша, вас только за смертью посылать, - окликнул его из темноты голос эра.
Юноша поспешил на него. Увидев забрызганную, несомненно чужой кровью, рубашку Алвы, он отвернулся - его опять мутило. Сделав пару глубоких вдохов-выдохов и убедившись, что организм позорить его перед эром не собирается, он передал поводья Моро Ворону. Тот проницательно хмыкнул, но от комментариев, что удивительно, воздержался. Дику на миг почудилось понимание в синих глазах. Чтобы отогнать видение пришлось даже помотать головой. На этот раз Алва хмыкнул чуть громче.
Они шли на свет горящих невдалеке костров. Ричарда уже не мутило, но идти среди мертвецов было удовольствием определённо ниже среднего. Возле ближайшего костра стоял перепачканный в земле Оскар, а рядом, словно конвой, двое варастийцев. Феншо оскорблено сверкал глазами, но молчал. Так же молчаливо его рассматривал и Алва, лишь недобро щурился. Молчал и Дик, опустив голову - его грызло чувство вины.
- На рассвете вас расстреляют, - как-то слишком просто и буднично проговорил Ворон. – Этого времени вам должно быть хватит, чтобы привести в порядок свои дела: написать завещание, письма, что там еще положено?
Ричард окаменел, не веря своим ушам.
- За что?! Вы же сами нарушали приказы! – повернулся он к Алве.
- Я вытягивал своих людей из ловушек, а не заводил в них.
- Да если бы сами не дразнили Ос…генерала Феншо, ничего бы не произошло!!!
- Он мог не поддаваться, - пожал плечами Рокэ.
- Вы.. Вы… Вы!!!
- Я ваш эр. А теперь, юноша, перестаньте со мной препираться и забирайтесь на коня. Мы возвращаемся.
Кипя от ярости, Ричард повиновался. Прямая спина монсеньора, ехавшего впереди, лучше всяких слов говорила, что обращаться к нему со всякими сентиментальными глупостями крайне не рекомендуется. Дик прикидывал, сможет ли он помочь своему другу бежать. Как ни крути, перспективы выходили поганые, но все лучше, чем расстрел. В лагере они спешились.
- Могу я пойти попрощаться? Оскар – мой друг, - не глядя Ворону в глаза, спросил Ричард.
- Идите хоть к Леворукому, вы мне сейчас не нужны.
Дик так и сделал. Оскар сидел в палатке, запечатывая только что написанное письмо.
- Слушай, - он поднял руку. – Я знаю, что ты собираешься мне предложить, но нет. За проигрыш нужно платить.
- Но…
- Хочешь узнать, как все было?
От Оскара Дикон узнал, что, покинув лагерь, он и его солдаты целый день провели в бесплодных попытках поймать бириссцев. Так ничего и не сумев, они расположились лагерем возле оврага на ночь. Как оказалось, дикарей было во много раз больше, чем думал Оскар. Они бы так и погибли бы, вырезанные во сне, если бы Рокэ не напал на бириссцев с тыла…
Генерал достал флягу, хлебнул из нее, потом предложил Дикону. Касера неприятно обожгла горло. Откашлявшись, Ричард передал флягу Оскару. А тот все говорил, много, горячо, зло. Алкоголь закончился быстро, слова нет. Дик сидел и молчал, несмотря на выпитое, ему было холодно. Злость сменилась каким-то оцепенением. Вот сейчас его друг сидит рядом, теплый, живой. У него растрепались волосы, а одна щека плохо выбрита, на мундире не хватает пуговицы, видно потерял этой ночью. А совсем скоро его уведут. Дик помнил, что трупы холодные и почему-то твердые. И Оскар тоже станет таким. Мертвым.
Когда за генералом пришли хмурые и не выспавшиеся солдаты, он обнял Ричарда, совсем как перед своей злосчастной вылазкой. Только теперь от него пахло не злым весельем, а касерой и усталостью. Феншо увели. Дик побрел следом, почти не разбирая дороги. Кажется, он два раза упал.
Спокойный голос Ворона, зачитывающего приговор, сухой звук выстрелов, неподвижное тело на земле. Глаза широко открыты, словно Оскар всматривается в светлеющее небо. Ричард развернулся и побрел прочь от места казни. Его никто не остановил. Все шел, шел…Шел пока от усталости не подкосились ноги, и он не упал. Дикон перевернулся на спину, двигаться не хотелось. Мысли текли медленно. Теперь его тоже, если найдут – расстреляют. Сможет ли он, так же как и Оскар, принять смерть с достоинством? Должен. Ведь он Окделл! Впрочем, это сейчас тоже было как-то безразлично. Ну и пусть у него нет ни коня, ни оружия, ни денег. Соваться к бириссцам бесполезно, что бы не говорил эр Август, дикарям плевать какой ты там герцог. Он и пикнуть не успеет. Переправиться через Россанну и искать убежище в Олларии - кансилльер спрячет его, а потом можно будет вернуться в Надор. Но вот только видеть поджатые губы матушки, слушать как его оправдывает эр Август… А Катари? Её он, скорее всего, больше не встретит, а в синих глазах эра будет презрение – сил не было никаких. Он сел. И не поверил своим глазам. Перед ним стояла громадная темная башня. Вокруг нее кружились большущие мрачные птицы, а солнце, застывшее над ее вершиной, казалось отрубленной головой. С первого взгляда было ясно, что она построена очень-очень давно… А вокруг разливался кроваво-красный закат. Это было красиво и страшно. Сам не ведая как, Дик встал на ноги и медленно зашагал к строению. Он почти физически ощущал щербатый камень башни под пальцами… На плечо легла рука. Дик подпрыгнул от страха и удивления. Он медленно обернулся, ожидая увидеть какого-нибудь выходца, точь-в-точь из сказок кормилицы… Но это был эр. В первые секунды Ричард был страшно рад его видеть. Но тут же жгучая волна ненависти и гнева поднялась в душе.
- Далеко собрались, Дикон? Нынче дезертиры у нас скромные: не взяли с собой ни коня, ни оружия. Или просто глупые. А может быть вы решили таким оригинальным образом присоединиться к своему другу в Закате?
- Не ваше дело! Что вы здесь делаете?!
- Да, вот, решил поохотиться. Наши друзья адуаны хвалились чутьем своей собаки, говорили хорошо с ней за тушканчиками ходить. Надо же, не наврали, я и впрямь поймал крупного… кхем… тушкана.
Дик обернулся и впрямь увидел кружащего неподалеку большого, лохматого и неопрятного пса с хвостом-обрубком.
- Вы мне не ответили на вопрос, юноша.
Дик с ненавистью глядел в насмешливые глаза эра. Он не знал, что его бесило больше всего, наверное, в Алве его бесило все.
- Вы убили моего отца, вы разрушили все, что только было можно. А теперь вы убили Оскара! Вас не волнуют чужие страдания!
У Дика не было перчаток, чтобы бросить их в лицо ненавистному Ворону. Но руки-то у него остались. Сейчас он ударит Алву, и будь что будет! Плевать на все наставления Штанцлера! Ричард замахнулся, пытаясь воплотить план в жизнь. Но руку тут же перехватили, выворачивая сустав. Тогда он попытался хотя бы пнуть Ворона. Но и это не удалось. Дик забился в чужих руках, пытаясь освободиться. Юноша даже не заметил, как руку отпустили, видимо опасаясь, что Окделл ее себе сам сломает. Он набросился на эра с кулаками, тот перехватил руки, прижимая юношу к себе, не позволяя дергаться. Дик еще пару раз трепыхнулся и обмяк. По щекам катились злые горькие слезы. Он уткнулся в грудь эра, страшно ненавидя себя за это. В голове шумело, он не сразу заметил, что его обнимают. Как маленького! Теперь стало еще и стыдно. Дик постарался успокоиться и отстранился, суетливо роясь по карманам в поисках платка. Эр вновь приподнял его голову за подбородок, заглядывая в глаза. Молчание затягивалось.
- Простите, - буркнул Дик, отводя взгляд.
- Вам пора повзрослеть, Дикон, - серьезно проговорил Алва, отпуская юношу.
Он свистнул, призывая Моро и вскочил на коня.
- Садитесь, юноша. Думаю, ваша прогулка закончилась.
Тот послушался, теперь он понимал, чем грозило ему одиночное путешествие по степи. Оставаться на съедение степным ызаргам не хотелось. Ехали они молча, Дик крепче сжимал руки на талии эра, Моро перешел на рысь.
Часть 4.
Ричард вздохнул, наверное, тысячный раз за утро. Потом еще раз вздохнул, уже в тысяча первый раз и уставился в спину эра. Тот словно не ощущал обращенных на него взглядов оруженосца. Ворон вообще довольно успешно игнорировал Дикона, занятый своими обязанностями. Это раздражало. Ричард сам не мог объяснить, почему его так задевало подобное невнимание. Не то, чтобы он желал общества эра… Но тот вел себя так, словно ничего не произошло! И это бесило больше всего!! Дик не понимал, что творилось в голове этого сумасшедшего Ворона: вот и теперь они отправились в горы заключать союз с каким-то диким вымирающим племенем. За какими закатными кошками Алве понадобились эти козопоклонники?
Ричард чихнул: поездка была мерзкая, воздух, казалось, состоял из пыли, копыта лошадей проваливались в песок, по какому-то недоразумению называвшийся дорогой, чахлые кустики и желто-серые горы - утомительно-однообразный пейзаж.
Ричард настолько увлекся ворчанием, что пропустил тот момент, когда их отряд поравнялся с дожидавшимися их бакранами – десятком всадников на могучих козлах. Ричард вынужденно признал, что это красивые животные, и, наверное, лучше них для путешествий по местным горам не придумаешь. Хотя свою Сону юноша не променял бы и на целое стадо козлов.
Заночевали они в небольшой деревушке, решив отправиться в главное село на рассвете. Первое, что бросилось юному оруженосцу в глаза – бедность местных жителей: нищие лачуги, блеяние коз, запах навоза и гари, чумазые полуголые ребятишки, грубая домотканая одежда. Ужин стал для Ричарда настоящим испытанием, юноша предпочел остаться голодным – это было лучше, чем съесть что-либо из предложенного угощения: деревенский сыр, набитые чем-то кишки животных, неизвестная трава…
А вот эру пришлось попробовать главное блюдо – чьи-то глаза, поданные на плоском глиняном блюде, да дымящуюся кровь, налитую в большую нарядную чашу. Пир подходил к концу, когда Дик неосторожно упомянул, что лошади, по его мнению, превосходят козлов как скакуны. Старейшина тут же предложил уважаемому гостю лично убедиться в достоинствах местного средства передвижения. Позеленевший от мысли о скачках Ричард попытался было отказаться, но тут вмешался Рокэ:
- Почему бы вам, юноша, не приобрести новый опыт? Окделльская ортодоксальность, конечно, мила, но не отказывайте себе в этом удовольствии.
Ричард понял, что это месть. Эр издевался над ним, желая посмотреть на унижение оруженосца. Отказаться возможности нет… Но тут ему в голову пришла совершенно невозможная, сумасшедшая идея.
- Монсеньор, а почему бы вам тоже не получить новый опыт? – выпалил Дик и сам испугался своей храбрости. Он на всякий случай зажмурил глаза, ожидая страшного и неизбежного... Ничего не случилось. Ричард приоткрыл один глаз, но убивать его Ворон очевидно не собирался. Осмелев, юноша во все глаза уставился на эра, ожидая ответа. Синие глаза Алвы смеялись. Эр наконец обратил на него внимание - Ричард ощутил мимолетный прилив гордости. Но Дик тут же взял себя в руки, ведь Ворон еще не ответил на его опрометчивые слова.
- Хорошо, - Алва дружелюбно улыбнулся, - почему бы и нет? Но просто оседлать этих прекрасных животных было бы слишком скучно, не находите?
Ричард помотал головой, уже и не пытаясь понять куда клонит эр.
- Полагаю, вы не откажетесь посоревноваться со мною в искусстве верховой езды, герцог Окделл?
- Да, то есть нет…
- Решено! Где там ваши козлы?
Забираться на незнакомое животное было страшно, а эру, казалось, было всё равно, козёл это, лошадь, бакран... да хоть сам Леворукий! Дик закусил губу, стараясь поудобнее расположиться в седле. Управлять козлом оказалось не так уж и сложно, тот вел себя на удивление смирно и послушно, лишь изредка недовольно мотал рогатой головой. Дик вздохнул и на счет «три» пришпорил животину. К его безмерному удивлению передвигаться на этом животном было почти удобно, по крайней мере желудок не высказывал желания расстаться с теми двумя кусочками жаренного мяса, что показались Дикону достаточно съедобными и были удостоены чести стать ужином герцога Окделла. За Алвой Ричард не следил: он уже смирился с поражением - эр в очередной раз высмеет оруженосца - и решил просто наслаждаться тем, как хорошо было скакать на этом, казалось бы, непредназначенном для верховой езды животном, слушая, как поет ветер в ушах. Вот и финиш…
- Молодец, парень! - громко завопил Клаус.
- Молодец? – удивился Ричард, слезая со своего «скакуна».
Он оглянулся, не понимая, чему радуются эти странные люди.
- Вы все-таки выиграли у меня, юноша, - к нему подошел Ворон.
- Да? – Ричард несказанно удивился. – Вы шутите.
- Боюсь, что в таком случае, все эти милые люди вокруг, радующиеся вашему успеху, тоже шутят. И мне придётся признать, вы раскрыли наш заговор, - улыбнулся Алва. – Поздравляю.
Он протянул руку, Дик помедлил, но потом всё-таки пожал её. У него возникло странное чувство, что сейчас, именно в этот момент, между ними что-то необратимо изменилось. Это было смутное ощущение, слишком мимолётное, чтобы вызвать тревогу, слишком неопределённое, чтобы заставить задуматься - набежало легкое облачко и тут же растаяло, можно притвориться, что не заметил его появления и продолжать вести себя как обычно, а можно попытаться понять, что оно собой знаменует. Ричарду казалось, что он видит в синем взоре эра гордость за достижения оруженосца. И это было приятно. Настолько, что не хотелось отпускать руку - разрывать так неожиданно появившуюся ниточку. Но столь длительное рукопожатие уже становилось просто неприличным, и ему пришлось прервать его. Его хлопали по плечу – невежественные дикари, что они знают о манерах? Он, даже окруженный людской толпой, смотрел на Алву, а тот отвечал затаившейся улыбкой в уголках губ, веселым ехидством в глазах, легким наклоном головы.
Но пир продолжался. Эра увлекли в дом старейшины, а Ричарду ничего не оставалось, как последовать за ним. Лишь после полуночи празднество стало постепенно сходить на нет.
- Он говорит, шо постелют нам, значит, на кровати. Сами на пол, а нам, как почетным гостям - кровать, - обратился Клаус к Ворону.
- Кровать? - изогнул бровь Алва.
- Да никакая это не кровать, - усмехнулся адуан. - Так...каменюка здоровенная, а на ней шкуры эти козьи. Воняют страсть!
Дик вздохнул с облегчением: кажется талант Ворона обустраиваться на любом месте с наибольшим комфортом, снова их спас.
Ричард беспокойно ворочался с боку на бок. Рядом безмятежно храпел Клаус. Дик злился. Он не понимал своего эра - в принципе, это было не ново, но в этот раз как-то особенно… бесило.
Гости уже собирались выйти из дома старейшины, как к Ворону робко обратились несколько женщин. Выслушав их лопотание, Клаус объяснил, что есть у них срамной обычай, если вдова понесет от чужака, которого увидит единственный раз в жизни, то это вроде как муж вернулся в его обличии дабы исполнить свой супружеский долг. Чепуха, конечно, на постном масле, но у бакранов, что ни месяц, то новые покойнички, где уж тут детям браться, не в огородах же их находить? Вот этого им от господина Прымпердора и надобно. Алва окинул внимательным взглядом означенную вдовушку и, неожиданно, согласился. Клаус восхищенно присвистнул, а вот юноше пришлось основательно постараться сохранить невозмутимое выражение лица.
Ричард перевернулся на спину, заснуть не удавалось – он даже пробовал считать баранов, точнее козлов, раз уж никакого другого выбора ему не оставили, но мирная картина зеленого лужка со скачущими через забор животными почти моментально сменялась другими сценами сомнительной невинности. Уж лучше было не спать. Дик не понимал, он просто отказывался понимать, как после лучшей женщины Талига…Талигойи! Ворон мог спать вот с этой, этой вот… дикаркой?! Он глухо застонал, воображение подкидывало ему то образы раскрасневшейся, призывно улыбающейся Катари, почему-то одетой в платье Марианны, то эра, раздетого гораздо больше, чем позволяло представлять воспитание Окделла. Ричарду очень хотелось постучаться головой о какую-нибудь твердую и незыблемую скалу, чтобы выкинуть все глупости из головы. Но над этой самой головой было лишь безбрежное небо, расшитое словно бисером, созвездиями, под спиной покрытая козьими шкурами крыша приютившего их дома, а Клаус, при всем желании, за скалу сойти не мог.
- Раз звезда, два звезда, - считал юноша - все что угодно, лишь бы недостойные Повелителя Скал мысли покинули голову…
Алва вернулся почти на рассвете. Заслышав его легкие, почти бесшумные шаги, Ричард притворился спящим. Он слышал, как тихо переговариваются Клаус и вернувшийся эр. Вот они рассмеялись… Не сдержавшись, Дик скрипнул зубами от злости. Ну и пусть, ну и кошки с ним! Он перевернулся на другой бок, отворачиваясь от своих спутников - теперь можно было приоткрыть глаза и наблюдать, как занимается удивительно красивый рассвет, как постепенно светлеют небеса, наполняясь цветом и жизнью, как медленно поднимается из-за гор солнце, как тает под его лучами туман, ложась на бедную почву росой.
Через пару часов зашевелился, просыпаясь, Клаус, а потом встал и Алва. Выждав некоторое время, Дикон тоже разыграл свое пробуждение: ну зачем всем знать о его бессоннице? Эр выглядел так, словно не бодрствовал всю ночь, вернувшись лишь на рассвете, а крепко спал. По крайней мере, шальных искр в синих глазах не убавилось. Сердитый, не выспавшийся Ричард мрачно отвернулся. Ему еще нужно было умыться, да и Клаус говорил что-то о завтраке...
Бакраны на своих козлах пополнили их отряд. Сона недоверчиво косилась на этих необычных «скакунов», так что успевшему оценить их достоинства Дику пришлось ее успокаивать. Дорога больше не казалась ему такой утомительной, он уже успел привыкнуть к ее невыразительным пейзажам. Эр разговаривал с Клаусом, расспрашивая того о местных обычаях и нравах, тот с удовольствием отвечал. Ричарду собственно было глубоко плевать на всех этих дикарей и их традиции, но, кажется, рассказы о них были единственным доступным развлечением. Да и речь адуана, пусть и отличавшаяся во многом от канонов, вбитых в юношу домашним обучением и преподавателями в Лаик, но обладала какой-то особой живостью и самобытностью. Но признаваться самому себе в том, что ему нравится слушать эти рассказы, Ричард не собирался - к тому же он все еще сердился.
Главное село Ричарду не понравилось. Особой разницы между столицей и той деревушкой, где они ночевали, он не заметил, разве что пыли поменьше, да козлов побольше. Алва беседовал с бакранскими старейшинами, а юноша в очередной раз поражался тому, насколько Ворон может быть любезен с какими-то дикарями и холоден с благородными людьми отечества.
- Юноша! – окликнул его эр. – Не спите на ходу. Позаботьтесь о лошадях и дождитесь меня здесь - наши любезные хозяева позаботились о еде для вас.
Дикон скривился, увидев предложенные ему хлеб и сыр. Что он, простолюдин какой?
- Я надеюсь, вы не забудете поблагодарить их за этот роскошный обед, - с нажимом сказал Алва.
- Спасибо, - кисло отозвался Ричард, понимая, что отвертеться от еды не получится.
- Ну же, не делайте такое лицо. А то мне кажется, что я разговариваю с незабвенным господином Понси.
Юноша против воли улыбнулся, вспомнив Жиля, и порадовался, что того с ними нет.
Но вот, Ворон ушел со старейшинами. Делать было совершенно нечего, поэтому Ричард устроился в тенечке и сам не заметил, как заснул. Благо, после бессонной ночи это было совершенно не сложно. Проснулся он лишь под вечер, когда его разбудил один из адуанов. Переговоры со старейшиной к этому времени завершились, и, по всей видимости, вполне удачно. По крайней мере, обе стороны выглядели весьма довольными друг другом. Мимо юноши куда-то промчался Клаус, в руках которого Дик успел заметить весьма странную зверушку.
- Не назовут ли нас клоунами, после подобного вызова, Рокэ? Все же посылать Адгемару бритую лису…
- Я думаю, что он оценит по достоинству наш юмор, - раздался веселый голос эра.
Так вот, что это было… Ричард хихикнул, вспомнив забавный вид зверька.
- А вот и герцог Окделл почтил нас своим присутствием, - Ворон наконец заметил своего оруженосца. – Присоединяйтесь, прошу вас.
Дик мысленно сосчитал до десяти, напоминая себе, что через три года, нет уже меньше, сможет рассчитаться за все.
- Что ж, господа, раз теперь все в сборе, продолжим?
Ричард вздохнул - он чуть не проспал все на свете. Эр, епископ Бонифаций, Курт Вейзель, Эмиль Савиньяк – все были здесь, а он… Не то, чтобы его мнение интересовало кого-то из собравшихся, но все же… Наверное, эр ругает его не зря. Кощунственная мысль. Дик еще пару раз вздохнул и решил, что впредь такого не повторится. Он молчал и слушал. Ворон выдвинул очередной безумный план, блестяще разбив все возражения оппонентов. Два месяца, через два месяца они подойдут к Барсовым Воротам, преграждающим путь в Кагету. Это было волнительно. Дик вспомнил, как мечтал вернуться в столицу с победой, мечтал о той гордости, с которой на него будут смотреть Катари и эр Август... Но… То, что он увидел в глазах эра, когда сумел выиграть скачки, вдруг оказалось важнее всех прошлых мечтаний. Дик не понимал, как и почему это случилось. Он не хотел этого, он мог злиться, мог ненавидеть себя и окружающих за это, он мог отрицать этот факт, но избавиться не мог. Поэтому сейчас ему оставалось незаметно следить за Вороном, и надеяться, что когда-нибудь сможет заслужить его уважение.
Часть 5.
Два имеющихся у них в запасе месяца было решено потратить на обучение людей в тайном лагере. Набрав два отряда, Ворон гонял их по окрестным горам, заставляя взбираться на все более и более неприступные скалы, постигать основы рукопашного боя: правильно падать, уходить от удара, освобождаться от захватов, «снимать» часовых… Алва называл эти приемы эффективными, а вот Август Штанцлер посчитал бы их бесчестными, но кансилльер был далеко, да и разве стала бы его слушать армия, обожавшая своего Первого Маршала? Так что если кто и был против, то ему приходилось молчать и выполнять приказы.
Когда Ворон пообещал, что лично займется обучением оруженосца, Дикон и не подозревал, что тот отнесется к обещанию столь рьяно. Алва зря времени не терял. Ричард фактически круглые сутки проводил в обществе эра, выполняя одно за другим его задания. Ричард побурчал, побурчал пару дней и смирился, научившись находить удовольствие даже в тренировках. Ему еще ни разу не доводилось столько времени проводить рука об руку с другими людьми, смеяться их шуткам, слушать их печали и заботы, вместе преодолевать трудности. А еще… Еще все его время было заполнено Вороном. Дни – звоном клинков, сиянием синих глаз, капельками пота на бледной, чуть тронутой загаром коже, заразительным звонким смехом – вот уж никогда бы Ричард не мог вообразить, что Ворон умеет так смеяться, и что он сам будет отвечать ему робкой, чуть смущенной улыбкой. А по ночам приходили сны, в которых он сам становился горной грядой, в которых на смутно знакомом языке пел ветер, лаская скалы, а человеческие предрассудки рассыпались песком, ведь у древних сил своя логика и свои законы.
Утром Дик краснел, бледнел, старясь не встречаться взглядом с эром. Но чаще он просыпался и шел «слушать камни», возвращаясь в палатку лишь на рассвете. Здесь, среди Сарганнских гор, их голос был особенно отчетлив. Дик с ранних лет слышал как «разговаривают горы», но, когда он пытался рассказать об этом матери, эрэа Мирабелла ужасно сердилась и требовала прекратить «фантазировать». Тогда Ричард замкнулся, и теперь это была лишь его тайна. Конечно, спустя много лет, детские фантазии порой казались ему бредом, он даже был готов согласиться с дядей, объяснявшим все естественными причинами, но… стоило вновь прислушаться и все сомнения пропадали. Разобрать слова было практически невозможно, уж очень неспешен был их разговор, Дику удавалось уловить лишь общее настроение: вот они довольны, а вот разгневанны… И этого понимания было уже достаточно, чтобы ощутить себя счастливым.
Во время одной из таких ночных «вылазок» к нему сзади неслышно подкрался Ворон. Сердце еще долго отказывалось успокоиться, после того как тот положил руку на плечо замечтавшемуся Дикону…
- Не спится, юноша? – насмешливый голос. – Так вот почему по утрам вы так заразительно зеваете.
- Нет, вовсе не поэтому…
- Да? А что же тогда? Неужели вы проиграли спор и теперь обязаны сосчитать все звезды? Или может быть, вы влюблены и вздыхаете по прекрасной даме?
И тут Ричард неожиданно для самого себя рассказал о «голосе гор». Рассказал и лишь потом испугался своей откровенности - нашел кому рассказывать… Но эр не стал смеяться, заметил только, что кто-то наслушается на ночь колыбельных, а потом спит как сурок до обеда. Ричард промолчал, но ему ужасно хотелось спросить, почему не спит сам Алва, что за бессонница мучает его.
Ричард со стоном упал на землю. После тренировки все болело, а время только-только подошло к обеду. Он смежил веки, надеясь подремать, но его желанию не суждено было осуществиться.
- Просыпайтесь, юноша. Ваша принадлежность почтенному роду сов делает вам честь, но, увы, совсем не обязывает меня позволять вам спать весь день
Ричард поднялся, изо всех сил пытаясь прогнать сонливость. Алва лишь хмыкнул, окидывая взглядом трущего глаза юношу.
- Ричард, вам не кажется, что этот день словно создан для прогулок? - голос маршала был подозрительно довольным. – Я думаю, вы не откажетесь меня сопровождать. Генерал Савиньяк обнаружил любопытную особенность местного ландшафта, посему мы сейчас отправимся ее исследовать.
- Слушаюсь, монсеньор, - пробормотал сбитый с толку Ричард.
- Да, захватите корзину, что вам даст Мартиниэль. Надеюсь, вы донесете ее в сохранности.
Тропинка, по которой они неспешно поднимались, забирала довольно круто в горы. Ворон не взял с собой никого кроме оруженосца, что уже само по себе вызывало некоторое недоумение, но спорить с монсеньором никто не решился. Немного погодя их догнал Эмиль Савиньяк. Весь путь занял около часа, и когда они, наконец, остановились, Ричард не смог сдержать восхищенного вздоха. Из скалы бил небольшой водопадик, его воды успели за долгие годы выбить в почве естественный бассейн, давший начало небольшой речушке, а густые кроны деревьев, окружавших его, давали желанную тень.
- Ну, наконец-то, - улыбнулся Эмиль. – О, Дикон, я вижу, вы захватили все самое необходимое.
- Самое необходимое? Что вы имеете в виду?
- А вы загляните в корзинку, - весело посоветовал Эмиль.
Юноша последовал его совету, и его сомнения тут же разрешились, то-то ноша ему показалась довольно увесистой: завернутые в полотенца бутылки с вином, разнообразная снедь… Ричард переводил взгляд с эра на генерала Савиньяка и обратно, это что же…они собрались устроить здесь пикник?!
- Не знаю как вам, юноша, а мне ужасно жарко, - ухмыльнулся Ворон. – А этот чудный ручеек так и манит в нем освежиться. Если у вас возникнет желание, можете к нам присоединиться. А пока накройте на «стол», не зря же вы несли в такую даль припасы.
Дикон от изумления потерял дар речи.
- Неужели эр думает, думает… Но это же…
Пока эти сумбурные мысли проносились у него в голове, Алва успел разоблачиться и опуститься в воду. Почти сразу же за ним последовал Савиньяк. Юноша глубоко вздохнул. Сумасшедший Ворон! Однако, от необходимости выполнять его приказы это не освобождает. Закончив с делами, юноша присел в теньке, исподтишка наблюдая за купающимися. Он со вздохом признался себе, что никогда не сможет сравниться ни с Савиньяком, ни с Вороном. Дикон спросил себя, правда ли Катарина была столь несчастна, как говорила? В конце концов многие хотели бы оказаться на ее месте… Ричард отчаянно покраснел, ругая себя за подобные мысли.
- Это все жара, - в их появлении винил погоду юноша.
Оглянувшись по сторонам и убедившись, что за ним никто не наблюдает, Дик скинул камзол, сапоги, распустил шнуровку на рубашке и закатал до колен штаны. Он устроился на большом сером валуне: сидеть вот так болтая ногами в прохладной воде и подставляя лицо свежему ветерку было удивительно приятно.
- Какая прелесть ваш оруженосец, - широко улыбнулся Эмиль, пряча озорные смешинки в глазах.
- Да неужто? – лениво отозвался Алва, но равнодушие в голосе спорило с мягким задумчивым взором, обращенным на Ричарда.
И он, и Эмиль уже выбрались из воды и теперь расположились возле импровизированного «стола».
- Вы так и не отказались от участия в этом споре, Рокэ?
Алва безразлично пожал плечами.
- Ричарду-то в любом случае придется несладко. Люди..кхем…Чести весьма успешно используют чужие победы и поражения в своих целях.
- Меня не особо заботят его отношения с моими врагами. То, что Окделл – мой оруженосец, не обязывает меня с ним нянчиться. К тому же этот волчонок из той породы, что укусят приласкавшую их руку. А «друзья» вооружат его ядовитыми зубами.
- Да, я уже слышал это, вот только…
- Вот только? – Рокэ изогнул бровь.
- Ничего. Зовите уже Ричарда, а то того и гляди вырастит себе хвост и превратится в сирену.
После поездки на водопад прошло уже несколько дней. Ворон, очевидно, решил, что оруженосец достаточно отдохнул, и взялся за тренировки с новым рвением. Юноша не жаловался, но от передышки отказываться не стал бы.
Ричард вздохнул. Все-таки хорошо, что Алва занят этим вечером – он с Эмилем Савиньяком и Куртом Вейзелем обсуждали что-то в палатке маршала. Дикон на совещание приглашен не был, а сидеть под дверью будто псу - не хотелось. От нечего делать Ричард отправился бродить по лагерю. Какой-то пожилой кэналлиец рассказывал полулегенды-полусказки об удивительных путешествиях Синбада-морехода. Дик остановился послушать, да так и остался, герой сказаний очень ему напомнил Ворона своим остроумием и умением выходить сухим из воды. Но сказки закончились, а делать по-прежнему было нечего. Внимание юноши привлекли громкие пьяные голоса, доносившиеся откуда-то слева. Ему показалось или и правда прозвучало имя эра? Он подошел ближе, укрывшись за полотном палатки. Конечно, подслушивать нехорошо, но, в конце концов, они нарушают приказ, который запретил пить…
- А мальчишка-то ничего, - хохотнул чей-то грубый голос. – Впрочем, Ворон знал, что выбирать.
- Да наиграется и выбросит. Мало таких смазливых мордах что ли?
- Мордах, может и много, да не все герцогские. Приятно, наверное, что под тебя не абы кто ложится, а герцог?
- Что?! – Ричард замер, хватая ртом воздух. Это они о нем? И об Алве?
Его захлестнула волна неконтролируемой ярости. Эр не такой, он не может! Юноша выбежал из своего укрытия. Трое незнакомых ему солдат полулежали на земле, рядом валялись опорожненные бутылки.
- Я вас… Я!.. Я вызываю вас на дуэль! – дрожащим от гнева голосом выкрикнул юноша.
- На дуэль значит…- осклабился, поднимаясь на ноги один из говоривших, Дик узнал голос – его он услышал первым. – Сейчас я тебе покажу дуэль. А ну, брось свою зубочистку, мальчишка! Еще порежешься ненароком.
- Ни за что! Немедленно извинитесь! – но Дикон уже понял, что опьяневшие солдаты доводов разума не услышат, а его сил, чтобы с ними справиться, может и не хватить, но отступать было некуда.
Ему удалось довольно долго продержаться, пока, наконец, один из солдат не выбил шпагу из рук, а затем не сбил юношу с ног ударом в челюсть. Тут бы ему пришлось совсем туго, если бы не подоспела помощь: двое молодых адуанов из той группы, с которой Ричард учился покорять горы. Дикону еще не доводилось принимать участия в драке, в которую переросло столкновение с солдатами, вот здесь ему и пригодились приемы, которым обучал его эр. Теперь он был благодарен за науку - втроем им удалось справиться с негодяями.
- Спасибо, - утирая кровь с разбитой губы, поблагодарил своих спасителей Дикон.
- Да не за что. Идем, слышим, топочет кто. Ну, думаем, драка. Дай глянем, вдруг обижают кого? А тут вы. Один, а этих мордатых трое. Ну, мы с братом и решили помочь надо.
- Спасибо, - еще раз повторил Дик. – Если бы не вы…
- Да ладно вам…Меня Ханс зовут, а это вот мой брат Ральф, - адуан протянул руку.
- Я Ричард… Ричард Окделл, - чуть помедлив, ответил на рукопожатие Ричард.
- А мы вас знаем, вы Прыэмператора оруженосец.
Еще недавно Ричард и помыслить не мог, что будет так мирно беседовать с невежественными адуанами, но они только что спасли ему жизнь…
- Шли бы вы, а то Ворон совещаться уже закончил, вас, поди, ищет. А вы тут…
- Вы правы… Еще раз спасибо! – только сейчас Ричард подумал, что теперь ему придется объяснять Ворону откуда у его оруженосца синяки и ссадины…
Он торопливо зашагал по направлению к маршальской палатке. Но не удержался и обернулся: братья стояли и провожали его взглядами: черноглазые, темноволосые, смуглые и смешливые. Раньше он называл адуанов немытыми дикарями и не старался запоминать ни лица, ни имена, но сейчас, он внезапно разглядел за их смешным диалектом, за лишенными изящества манерами что-то такое, что вызывало симпатию и заставило его пообещать себе, что когда-нибудь обязательно отплатит им за добро.
- Хорррош, - протянул Алва, разглядывая оруженосца.– Вас нельзя оставлять без присмотра, Окделл. Удивительный талант притягивать неприятности. Когда вы успели?
Ричард молчал, разглядывая кончики своих сапог. Отвечать он не собирался.
- Окделл? – Ворон взял его за подбородок, заставляя поднять взгляд. – Я вас слушаю.
- Я подрался, - буркнул юноша.
- Это я уже понял. Дальше? Заметьте, не спрашиваю за честь какой прекрасной дамы вы подрались: Катарины Ариго или Штанцлера
- За вашу! – не выдержал Дикон и тут же осекся, сообразив, что сказал.
Юноша внутренне сжался, ожидая насмешек, но их не последовало. Ричард, наконец, поднял взгляд, пытаясь понять реакцию эра. Лицо Алвы оставалось непроницаемым, но подбородок Дика он отпустил, невзначай проведя кончиками пальцев по щеке. Юноша покраснел, щеки горели.
- Идите и приведите себя в порядок, - наконец разрешил Ворон. – И, Дикон… больше без глупостей, свою честь, если мне в голову взбредет такая нелепая мысль, я смогу защитить и сам.
Поклонившись, Ричард отправился выполнять приказ. Ему показалось или, правда, обычно холодные глаза Ворона смягчились?
Часть 6.
Карабкаться по скалам в темноте было сложно. Из-под ног с ехидным шуршанием осыпались мелкие камни, нащупывать выступы и расщелины приходилось очень внимательно, неверное движение могло стоить слишком дорого и обернутся бедой. Сейчас Ричард не был так уж уверен в той настойчивости, с которой убеждал генерала Вейзеля и Эмиля, что должен участвовать в штурме, зря он, что ли два месяца мучился? Но теперь отступать было некуда. Когда он поднялся на стену, то внезапно понял, что остался один. Замешкавшегося Повелителя Скал ждать не стали. От обиды защипало глаза, но ему удалось справиться с ней, следовало спускаться вниз, к пушкам, куда, по идее, должна была направиться вся группа. Юноша шел быстро, стараясь не обращать внимания на трупы. Это война, на войне люди умирают. И пусть сам он еще ни разу не отобрал ничью жизнь, но когда-нибудь, вероятно очень скоро, это произойдет. Юноша впервые задумался о том, что чувствует убийца. Он представил холодные, равнодушные глаза эра и поежился. Эр Август говорил, что руки Ворона по локоть в крови, что он безжалостный убийца, способный лишь смеяться, лишая кого-то жизни. Алва убил Эгмонта Окделла. И спас жизнь его сыну. Дик вздохнул, понимая, что сейчас не время и не место для подобных размышлений, но чуть позже они вновь будут терзать незадачливого оруженосца. И почему ему так хочется понять, что происходит в голове, а главное, в душе, у Ворона?
Спустившись ниже, Дик закашлялся, едкий дым забирался в легкие и заставлял слезиться глаза. Здесь тоже были трупы, их было даже больше, чем вверху, валялись брошенные пушки, обломки каких-то палок… Шум сражения спускался постепенно вниз, словно отлив, отступая от стены. Юноша прошел еще немного и чудом удержался от вскрика. В красной огненной вспышке – внизу взорвался бочонок с порохом, он увидел удивительно знакомый профиль.
- Мишель!
Нимало не задумываясь о своих действиях, он выхватил пистолет и выстрелил. Талигоец, с которым сцепился узнанный Диконом человек, упал.
- Ричард? Ричард Окделл? - неуверенный вопрос.
- Да! Да! – не узнавая своего голоса, прохрипел Дикон.
- Ты так похож на Эгмонта, - человек подошел ближе. – Только я не Мишель, он погиб. Я Робер.
Теперь, когда тот оказался так близко, Дик понял свою ошибку. Густые волосы, с одной единственной седой прядью, темные глаза… так похож, но все-таки это не Мишель. Мишель погиб. Как он мог перепутать? Это Робер… конечно же Робер… Ноги отказывались удерживать тело в вертикальном положении. Дикон прикусил губу – прошлое не может ожить, он знал это. Но почему же сейчас так больно?
- Ты меня спас. Спасибо, - но вот в голосе звучит не признательность, только усталость и горечь.
Дик прислонился спиной к скале, невольно повторяя жест эра, провел руками по векам. Вот, ты же хотел узнать, что чувствует убийца? Кушай полной мерой. Ты убил. Убил своего. Спасая своего. Безумие. Из горла вырвался хриплый смешок.
- Дикон? – усталость никуда не исчезла, лишь отступила, отдавая первенство беспокойству. – Ты в порядке?
- Да. Нет. Не знаю. Я ведь его убил? Точно?
- Да. Но..
- Робер. Мне наверное лучше уйти с тобой, да? – забормотал Дикон. – Я ведь теперь предатель.
- Ричард, - встряхнул его за плечи Робер, - ты меня спас. Не думаю, что в этот момент ты понимал, в кого стреляешь. Это несчастный случай, понимаешь меня? Ты не виноват.
Юноша кивнул.
- Хорошо. Я не могу тебя взять с собой. Тебе лучше вернуться к своим.
- А ты? Почему ты здесь? Погоди… Я понимаю… Ты союзник кагетов, да? – мысли двигались очень медленно. – А я оруженосец Ворона, - еще один смешок. - Мы теперь враги. Смешно. Ты поэтому не хочешь брать меня с собой? Но…я ведь его убил…
- Дик! Возьми себя в руки. Возвращайся туда, где безопасно. Возвращайся к своему эру. Ты ему присягнул, помнишь? Ты поклялся, пойти сейчас со мной означает эту клятву нарушить.
Ричард еще раз кивнул.
- Хорошо, - Робер, наконец, отпустил его и медленно отступил назад. – Храни тебя Создатель. Прощай! Надеюсь, мы еще свидимся при менее печальных обстоятельствах.
Он протянул руку, и юноша пожал ее.
- До свидания, сударь.
Робер ушел. Ричард глубоко вздохнул, но тут же закашлялся, вдохнув дым, и чуть покачиваясь, все же побрел на звуки затихающего боя.
- Герцог Окделл! – к нему подбежал молодой адуан.
- Ханс! – обрадовался Дик.
- Мы вас обыскались! Думали, уже не случилось чего? Пойдемте, Ворон просил вас привести к нему.
- Все хорошо, - с усилием выдавил юноша. – Я, видимо, все пропустил, расскажешь, что тут произошло?
- Жарко было! – Ханс, все больше и больше горячась, рассказывал, как ряженные бакраны на козлах, стоптав заставу, прорвались к воротам и взорвали их, в это время скалолазы сняли охрану Врат, а генерал Савиньяк со своей конницей довершил начатое.
Ричард невольно увлекся рассказом, пережитое зыбкой тенью отступало за спину. К тому времени, как они нашли герцога Алву, он успокоился и убедил себя, что поступил правильно, так как ему велели честь и совесть. Эр улыбался, Курт Вейзель, с которым он только что закончил разговор, сердито хмурился. Несколько мгновений они еще спорили взглядами, наконец, седовласый генерал сдался и, коротко поклонившись, заспешил к своим артиллеристам.
- Надеюсь, этой ночью вы хорошо поохотились, юноша, - оказывается, улыбка может ранить больнее, чем самые безжалостные слова.
***
Легкий ветерок играл с листвой деревьев, змеей шуршал в густой траве, ласково трепал лошадиные гривы, припекало солнышко, которое и не думало прятаться за редкие кудряшки-облака, на прогретой земле удобно расположились люди, слышались негромкие разговоры и смех – почти мирная, идиллическая картина. Почти. Она была бы таковой, если бы не военные мундиры, если бы не звон оружия и атмосфера веселой злости, витавшая в воздухе, – темные мазки на светлом полотне. Здесь никому не хотелось умирать. Нет, не так. Здесь все верили в счастливую звезду, ведущую их за собой, верили настолько, что близость смерти не имела значения. И пусть план маршала был сущим безумием, они все здесь были настолько безумны, чтобы следовать за ним, встречая ветер улыбкой. Один против двадцати – не так уж много, если за спиной растут крылья, верно?
- Едут! Жабу их соловей, едут! – весело скалясь, объявил гонец. – Клюнули на побрякушки, что твой ызарг на тухлятину.
- А вот и завтрак, - в ответ ухмыльнулся генерал Савиньяк. – По коням господа, наше дело погнать эту свору на своих же. Сигнал к началу потехи выстрел, конец – звук рога, вперед не вырываться, не отставать, а в остальном, развлекайтесь, да погромче, чтобы нас в Закате всем кошкам слышно было! Вперед!
Он тронул поводья, конница занимала исходные позиции, топот коней сливался с биением сердца. Генерал бросил взгляд на оруженосца Ворона. В глазах у того читался едва скрываемый азарт - мальчишка, - видно, что про приказ отправляться к охранявшему обоз-приманку епископу он так и не вспомнил. Эмиль хмыкнул, напоминать Дикону об этом он не собирался.
- Ричард, держись рядом со мной, - лишь негромко приказал он. – Ты все понял?
- Да, - тряхнул отросшими, а потому лохматыми волосами Окделл.
- Отлично. А вот и наши гости…
Разномастная конница казаронов показалась из-за поворота дороги. Выстрел генерала взорвал воздух, послужив сигналом для других. Талигойцы гнали противников, сминая и превращая в хаос их и без того шаткий строй, и те не выдержали и побежали, топча своих же. Острое ликование, вкус победы на языке… вперед, только вперед, и нет слаще зрелища, чем вид бегущего врага.
Эмиль оглянулся, казароны улепетывали, только пятки и сверкали, а это значило, что пора возвращаться к своим - выигранная схватка не означала конец сражения. Он подхватил Сону под узду, увидев, что разгоряченный схваткой Ричард увлекся погоней и останавливаться не собирался.
- Достаточно, - смеясь, заметил Савиньяк, - мы сделали свое дело. Теперь черед обеда. Нужно найти Алву.
***
Ах, как хороша была стремительная атака передвижной артиллерии! Теперь-то Лису не удастся отсидеться за укреплениями! По полю резво метались небольшие орудия и кусались, кусались, кусались зло и больно, не давая возможности тяжелым неповоротливым лагерным пушкам ответить. Те могли лишь безуспешно огрызаться, скорее проформы ради, чем принося вред атакующим. Алва расхохотался и провел по лицу, откидывая прядь волос и размазывая пороховую копоть.
- Юноша, - он махнул рукой, подзывая оруженосца, - вы ведь еще ни разу не участвовали в артиллерийской атаке? Не желаете поучиться обращению с этой красавицей? – он похлопал пушку по боку.
- Хочу! – как-то по-детски непосредственно вскрикнул юноша– То есть…
- Слезайте, я как раз нашел вам подходящую мишень, - Ворон указал на штандарт Адгемара.
Слегка прищурив глаза, он наблюдал за неуверенными движениями оруженосца, изредка подсказывая то ли иное действие. Короткие, отрывистые фразы, но в голосе нет привычной язвительности и сарказма, и взгляд согрелся, словно впитав тепло солнечных лучей. Юноша колеблется, сомневаясь, стоит ли поджигать фитиль.
- Давай, - словно невзначай коснуться пушки, а затем ласково встрепать и без того лохматую русоволосую голову.
- Я попал… Попал! – изумление в голосе сменяется ликованием. – Попал!
Юноша оборачивается к Ворону, и в его глазах трепещет, бьется что-то, что вызывает желание снова зарыться пальцами в волосы, сделать что-то совершенно сумасшедшее, только бы оно не сменилось привычным страхом и ненавистью. Но Алва лишь улыбается: кагеты, наконец, устранили панику в лагере и даже нашли силы для ответа – на них летела вражеская конница.
***
Его Крысейшество беспокойно заворочался в кармане. В воздухе пахло опасностью и отчаянием. Его человек угодил в мышеловку! Крыс негодующе пискнул, но поделать ничего не мог. Теплая рука осторожно погладила его по голове.
- Ничего, Клемент, - сиплый шепот. – Все будет хорошо. Потерпи еще немного.
Люди бегут. Крыс это хорошо понимал. Ну и правильно, ну и верно, если кошачьи коготки близко от серой шкурки, то глупо оставаться на месте. Только бы его человек выбрал себе подходящую норку. Но, как Его Крысейшество узнал на своем опыте, люди ничего не понимают в безопасных норках и уютных крысиных ходах. Так и ждут, когда их сцапают закатные кошки.
***
Ричард задумчиво вглядывался в прозрачные озерные воды. Прибыв сюда, в долину Барсовых Очей, он словно попал в древнюю легенду, до того красива и величественна была здесь природа: все эти снежные шапки гор, изумрудная зелень лесов, черный камень прибрежных скал…
- Юноша, поделитесь с нами своими знаниями по географии. Что вам рассказывали в Лаик об этих озерах?
Дик вздохнул и покорно рассказывал о двух озерных системах, о ливнях, что наполняют озера, выдавал сухие цифры, что словно отпечатались на веках…
- Достаточно, - кивнул Ворон, прерывая его. – Курт, вы уверены, что этого количества шахт будет достаточно?
- Да, вполне, - хмуро ответил тот. – И я все равно считаю, что вы поступаете опрометчиво.
- Если у вас есть идеи лучше, то я открыт для ваших предложений. Молчите? А впрочем, сама природа рассудила наш спор.
Небо над их головами было еще светлым, но над горными вершинами уже клубилась, собираясь, гроза. Глухо застонал гром.
Ричард переводил взгляд с одного участника разговора на другого, не очень-то понимая, о чем идет речь. Что задумал Ворон? Он восхищался военным гением эра, но сейчас тревожное предчувствие сжимало сердце. Генерал Вейзель уже второй раз оспаривает его решение….
- И все же… Рокэ! Там же невинные люди! Подумайте, на что вы их обрекаете!
- Ровным счетом на то, на что они обрекают других в своих набегах, - отрезал Алва. – Закончим на этом.
Генерал минуту еще смотрел на отвернувшегося в сторону реки Ворона, потом махнул рукой и заспешил вдоль берега. Ричард ошеломлено смотрел на эра, до него внезапно дошел ужас того, что намеревался сотворить маршал. Взорвать и затопить долину Биры! Юноша сжал зубы. Уснувшие, было злость и обида вновь ядом растеклась по венам.
Убийца! И как он мог восхищаться этим бездушным человеком?!
Алва подошел к самому краю обрыва. Под его ногами рокотала, прибывая, вода, мутный поток нес с собой мелкий щебень, листья, сломанные ветви… Но это было только начало. Озеро словно обезумело, заклокотав в бессильной ярости, волны бились о прибрежные скалы, грозя перехлестнуть через край. Юноша поежился и поднял глаза – равнодушное, чистое небо. Такое же, как Ворон. Он медленно подошел ближе. Как просто сейчас столкнуть ненавистного эра… как просто и одновременно сложно. Он закрыл глаза, борясь с искушением, вызывая в памяти все, что знал о герцоге Алва, Первом Маршале Талига, а теперь и Проэмперадоре Варастийском до дня Святого Фабиана, и все, что узнал за свою короткую службу оруженосцем. Ричард провел по векам рукой, бессознательно повторяя жест Ворона. Жест бесконечной усталости. Он глубоко вздохнул и открыл глаза. Еще на шаг ближе. В небо взметнулась угрюмая темно-лиловая туча. Угрожающе зарокотал гром, сливаясь с пронзительным вскриком раненого озера. Он всегда боялся грозы. Еще шаг. В ушах звенит, наливаясь силой, песня беснующихся камней, тяжелой дрожью отзываясь во всем теле.
Все. Дальше, ближе… у него нет больше этого шага, когда еще можно отступить. Руки смыкаются на талии Ворона, Ричард утыкается носом в теплую спину и часто дышит, пытаясь успокоить бешеное сердцебиение. Это удается плохо, может быть, еще потому что Алва молчит.
- Что вы делаете, юноша? - спокойный голос, вежливое изумление, не больше.
Дикон молчит. Обломки скал, сдвинутых взрывом, загромоздили ущелье, мешая потоку. Над черными камнями взвился не менее темный селевой вал.
- Я вас слушаю.
Ричард помотал головой, не в силах выдавить из себя ни слова. Он понимает, он правда понимает, почему лицо Ворона сейчас так равнодушно. Юноша еще сильнее смыкает на его талии руки. Но Алва умудряется как-то извернуться и оборачивается. Узкая, красивая ладонь скользит по щеке, задевает губы: Дик тут же их прикусывает, не давая вырваться вздоху, - Ворон медлит, а затем обнимает прижавшегося к нему юношу.
Сель, набрав силу, разметал камни и помчался дальше, в долину, чтобы пожрать принесенных в жертву стихие людей.
Часть 7.
Его Крысейшество обеспокоенно принюхался: в воздухе все еще пахло опасностью. А ведь он делал все, чтобы спасти своего глупого и неразумного человека. Они недавно спаслись от бушующей, грозящей поглотить все стихии вновь направляются к закатным кошкам. Клемент позволил человеку погладить свою пушистую шкурку.
- Беги, - человек посадил его на пол. – Подрастешь, заведешь себе подружку… Нечего тебе со мной делать.
Крыс возмущенно пискнул и взобрался по ножке обратно на стол. Чего это человек выдумал?! Никуда он не пойдет.
- Глупый ты, - грустно рассмеялся тот. – Хотя я вот тоже… не сбежал. Ворон вцепился в лисью шкурку и не отпустит просто так свою добычу. Я не хочу… не хочу, чтобы и Равиат превратился в развалины, подобно долине Биры, а так и будет, если Алва выпустит на волю еще одно озеро. Адгемар… Адгемар - политик. Он, не задумываясь, избавился от казаронов, тянувших Кагету назад, а теперь бросит в водоворот войны и нас. Нет… Мы пойдем сами, спутанные по рукам и ногам своей Честью. И ты тоже идешь, так, ваше Крысейшество?
Крыс беспокойно пискнул, но что он мог поделать, чтобы хоть как-то утешить хозяина?
***
Победители и побежденные застыли друг напротив друга. Ветер одинаково трепал флаги кагетов, талигойцев и бакранцев, пронзительно-яркий солнечный свет заливал выбранную для переговоров лощину, но не грел, а лишь слепил глаза. Ворон молчал, по-видимому, не собираясь начинать разговор первым. Дикон стоял позади эра и тщетно пытался перестать рассматривать черноволосый затылок. На душе было удивительно паршиво, до сих пор ему удавалось отвлечься от горьких размышлений о собственной глупости и безразличии Алвы, но сейчас в этой напряженной тишине незваные мысли не давали покоя. Дикон злился на Ворона за то, что тот вел себя, как ни в чем не бывало, злился на таможенников, с которыми эр проводил так много времени, злился на себя: выдумал же блажь – полез к Ворону с объятьями, идиот, - но больше всего он злился на то, что ничего, ничего не изменилось! Он так и остался пустым местом для своего эра.
Его размышления прервал горестный, хорошо поставленный голос Адгемара, который лицемерно убеждал победителей, что не знал ни о набегах бириссцев, ни о том, что вожди «барсов» были подкуплены гоганским золотом и вступили в сговор с объявленным в Талиге вне закона герцогом Эпинэ. Вот они преступники – и головы «седунов» летят к ногам Ворона. Мирная страна, отчаянно оборонявшаяся от захватчиков, повержена. И ее правитель готов заплатить, откупиться. Победитель получает все: кровь, золото и женщину.
Ричард мог только молча сжимать кулаки, вслушиваясь в лживые слова Адгемара. Не знал он! Как же! Никто в здравом уме не поверит в эту ложь, но позади Лиса стоял связанный Робер, а к ногам Ворона полетели головы бириссцев. Дикон пытался поймать взгляд Эпинэ, но безуспешно, тот глядел куда-то поверх голов, быть может, вглядываясь в серое небо. Что его ждет после возвращения в Талиг? Допросы, пытки и, наконец, казнь - все, что ждало бы и Эгмонта Окделла, не реши Алва вызвать вождя восстания на дуэль. Ричард стиснул зубы, хватаясь за эту новую для себя мысль. У Ворона довольно странные понятия о благородстве, быть может… Но Робера сейчас это не спасет. Его жизнь послужит оплатой долгов казаров, и кому?! Бывшим козопасам, которых Ворон вытащил с их пыльной горы и которым преподнес победу на блюдечке, разве что только в рот не положил. Когда они с Робером прощались на Барсовых воротах, еще была надежда, что им удастся увидеться где-нибудь под мирной крышей, поговорить, наконец! А где она теперь?
Ричард скрипнул зубами, когда казары кинули пленника под ноги победителям, да так неосторожно, что тот разбил себе лицо о камни. К ларцам с золотом они отнеслись куда почтительнее, видимо ценя их больше, чем жизнь бывшего союзника. Не дожидаясь приказа эра он бросился к Роберу, помогая подняться ему на ноги. Весь вид Дика говорил, что он собирается защищать друга.
- Юноша, усадите его и помогите остановить кровь, - кивнул Алва. – И снимите веревки, я полагаю, что Эпинэ убегать не собирается.
Ричард отвел Робера к стоящему неподалеку валуну. Тот осторожно прислонился к нему спиной.
- Вот и свиделись, - улыбнулся Эпинэ разбитыми губами. – Жаль, что при таких обстоятельствах.
- Робер, я помогу вам! – веревки, наконец, поддались усилиям, и, отбросив их в сторону, Дикон осторожно принялся растирать запястья. – Вы же не думаете, что я брошу вас? Нужно бежать.
- Нет.
- Почему?!
- За свои ошибки нужно платить, Ричард. Даже если ценой является смерть. Я не хочу, чтобы разменной монетой послужили чужие жизни: твоя, твоих родных… Не уговаривай.
- Но…
- Лучше поможешь мне позже, - еще раз улыбнулся Эпинэ, поднимаясь навстречу бакранцу. – Подбросишь мне кинжал, пусть гадают, где я его нашел. Но нам, кажется, пора.
***
Рокэ улыбается, ему весело, возможно это одно из лучших представлений в его жизни. Он скользит взглядом по лицам окружающих людей: невозмутимый бакранский старейшина, так похожий сейчас на древнего идола, бледный, с огромными отчаянными глазами Дикон, усталая покорность Эпинэ, лучащийся скрытым удовлетворением Адгемар, Шеманталь – вот уж кто не меньше него получает удовольствие от этого фарса. Бакранец водружает на голову пленнику ярко-красную ягоду: попасть в такую сложнее, чем в голову или, например, в яблоко, но гораздо легче, чем в вишню – и отходит назад. Лис щурится на солнце, едва не облизываясь ничуть не хуже своего лесного собрата, а Рокэ улыбается ему в ответ и перебрасывает пистолет из правой руки в левую.
Громкий выстрел, белый дымок из пистолетного дула, красный ягодный сок пачкает седую прядь, а кровь заливает белые меховые одежды – Бакра вынес приговор. Ворон опускает оружие и смеется, громко, взахлеб. Адгемар виновен и мертв, а Иноходец оправдан и жив. Нелепый бакранский обычай пришелся весьма кстати. Алва пьян, он много и часто пьет, а дриксенские курки так легко соскальзывают. Бакра не принял плату, хитрый Лис, что повадился в талигский курятник, мертв, а человек, чьей жизнью он хотел заплатить по долгам – жив. Кто не знает сказку о меткомстрелке, способном сбить стрелой яблоко с головы человека? Теперь вот Первому Маршалу Талига довелось побыть на его месте. Смешно.
Алва прячет пистолет. Бакра вынес свой приговор, и представление подошло к концу. Он приказывает привести коня для Эпинэ - кому, как ни ему можно доверить заботу об осиротевшей лошади. Да и не стоит задерживаться оправданному преступнику в стане противника.
- Езжайте, Робер.
Усталый человек легко взлетает в седло. Жаль, что не удалось найти иноходца. Иноходец на иноходце – в этом есть какая-то гармония. Но полумориск все же гораздо лучший выбор, а бакранское посольство убережет путника от разбойников. В этот раз их пути расходятся, но будущее не за горами, а Робер не тот человек, чтобы бесследно исчезнуть, и когда-нибудь они вновь встретятся.
Легкий поворот головы, теперь краем глаза можно разглядеть худощавого подростка: русые волосы уже порядочно отросли и забавно торчат во все стороны, словно перья у птенца. В глазах у мальчишки застыли обида и непонимание, но ответа на незаданный вопрос он так и не получит. Ричард и так подошел непозволительно близко, настолько, что скоро уже отступать обоим будет некуда. Рядом что-то лопочет растрепанная бакранская ведьма. Она предлагает ему заглянуть в глаза Великому Бакре, и быть может это не худшее из предложений, что он получал.
Священный алтарь: черная, отполированная до блеска каменюка, разноцветные ленты, черепа козлов – куда же без них? Неподалеку напряженно оглядывается оруженосец – зачем-то увязался следом, любопытный мальчишка. Интересно, как чувствует себя Повелитель Скал среди этих гор? Что они рассказывают ему по ночам?
Холодная вода горного источника наполняет ведро, нужно омыть ею древний камень. Старуха вздымает сухие костлявые руки к небу и что-то вопит на незнакомом языке. На черной каменной глади проступают знаки – не стереть их, не скрыться, не побороть судьбы – упрямая пряха выткала их на своем полотне. Пальцы привычно касаются век, пытаясь отогнать то ли усталость, то ли боль. Рядом, вскрикнув, падает на землю без сознания оруженосец.
Рокэ подавляет желание выругаться: у юноши определенно талант притягивать к себе неприятности. Еще бы он научился самостоятельно из них выпутываться… Алва осторожно подхватил юношу на руки - лежать на своей кровати в палатке ему будет, пожалуй, удобнее.
Неспешный, тихий разговор, пляшет пламя свечей, отбрасывая темные тени на бледное лицо оруженосца, лежащего на походной койке. Вино светится кровавым рубином, незнакомо горчит на языке, согревает холодную горную ночь. Ричард заворочался, приходя в себя.
- Вас сразила красота Премудрой Гарры, юноша?
- Нет, монсеньор, - голос хриплый – когда успел простудиться?
- Тогда что же с вами случилось?
- Я не помню, - юный Окделл лгать не умеет, но стоит ли его сейчас расспрашивать?
- Юноша, как вы относитесь к дальним странствиям?
- Монсеньор…
- Не хотите ли присоединиться к Роберу Эпинэ?
- Вы меня отсылаете? – он, наконец, смотрит прямо в глаза.
- Вам его общество придется больше по вкусу, чем мое. Ну, так что скажете?
Отвел взгляд, разглядывает свои руки.
- Я остаюсь, монсеньор.
- Как пожелаете, - кивок. – Тогда отдыхайте, вы все еще бледны.
- Мы едем в Тронко? - чем юношу так заинтересовала простыня?
- В Олларию, сударь. Пишите сонеты для своей дамы, а белого коня я вам подарю.
***
Ричард надвинул на глаза шляпу и поежился. Предзимнее небо хмурилось, раздумывая, не пролиться ли на землю дождем. Над головой, ныряя в серые тучи, кружил черный ворон. Юноша поискал взглядом его собрата – эр ехал далеко впереди в обществе полковника Коннера и даже не вспоминал о своем оруженосце. Ричард на секунду прикрыл глаза, борясь с обидой и стыдом. Что ты о себе вообразил, глупец?! Ворону плевать на тебя и твои переживания, ему не терпится избавиться от твоего общества, иначе стал бы он предлагать уехать вместе с Робером? А ты отказался. Конечно, иначе бы ты никогда не увидел Катари и эра Августа… Но дело ведь не в них, признайся самому себе. Настоящая причина едет впереди на черном мориске, и знать не знает, да и не желает знать, что там творится у тебя в душе.
Тоска. Такая же серая, как это небо, и промозглая, словно холодный ветер, то и дело забирающийся под одежду. Обида, более жгучая, чем самые острые пряности. Гнев, чернее пера ворона. Одиночество – пора бы привыкнуть к нему, сударь.
С небес на ворона стрелой падает золотистый орлан, тот уклоняется, но не улетает, а отвечает ударом на удар, но и орлан не хочет отступать. И вот они, сцепившись в один золотисто-черный клубок, падают за холм. И тут же в галоп срывается Моро со своим всадником. По наитию Ричард пускает Сону следом.
Он нашел эра у подножия холма возле самой кромки кустарника. На красно-желтом ковре из листьев лежат, сплетясь в смертельных объятиях две птицы, красные ягоды на земле кажутся капельками крови. Ворон еще дышит, но по пробегающим судорогам ясно, что он не жилец. Грохнул выстрел, и птица затихла. По неподвижному лицу Ворона сложно понять, о чем он думает. Алва сделал глоток из фляжки и передал ее Дикону. Тот осторожно отхлебнул остро пахнущую жидкость и закашлялся. Касера! Они молча наломали сухих веток, полили оставшимся в фляжке напитком и подожгли – погребальный костер для птиц. Ворон повернулся, собираясь уйти.
- Почему вы хотели меня отослать? – вопрос глупее не придумаешь, но слова сами сорвались с губ, не послушавшись доводов разума.
- Почему ты остался?
- Если бы я уехал, то больше не смог бы видеть вас, - к тем глупостям, что он уже совершил, добавилась еще одна.
Оказывается, так просто встретить холодный синий взгляд, читающий тебя легко, словно книгу. Алва чуть медлит, а затем подходит ближе, сжимает жесткими пальцами подбородок, и Дикон шепчет что-то бессвязное и сам тянется за поцелуем. Страшно. Настолько, что проще не думать, не двигаться и не открывать глаз. Наконец чужие губы откликаются, превращая поцелуй из почти целомудренного касания губ в нечто более глубокое, темное и страстное. В волосы вплетаются пальцы, Ворон притягивает его ближе, успокаивая, скользит ладонями по спине, и Дикон пусть неумело, пусть и неловко, но старается вложить в движения губ все, что не может высказать словами. Алва отстраняется, гладит кончиками пальцев по щеке и целует, снова и снова. Поцелуи голодные и злые, даже так он пытается оттолкнуть, поэтому Ричард отвечает как можно мягче, и злость уступает место долгой, тягучей нежности.
Дик утыкается в плечо эра, пряча пылающее лицо. Ну почему Ворон молчит?! Теплая ладонь гладит русую макушку.
- Нужно возвращаться, - тихий шепот.
Дикон вздыхает и делает один почти невозможный шаг назад.
Теперь юноша не плетется позади, Алва придерживает Моро, не давая ему вырваться вперед. Они едут вместе, плечом к плечу, а в голове бьется испуганной пичугой единственная мысль:
- Что же будет дальше?
Часть 8.
Предупреждение любителям алвадиков: запаситесь платочками и тазиками, а так же парой увесистых тапков для автора и его Музы.
Предупреждение для заказчика: автор посыпает голову пеплом – но это не финал. Иначе пришлось бы курить ангст-траву до конца.
***
Дикон тихо вздохнул и погладил линарца по красивой шее. Алва, как и обещал, подарил оруженосцу белого коня, достойного победителя. На таком и только на таком нужно въезжать в столицу под звуки фанфар и радостные крики горожан, бросающих к ногам цветы. Дикон еще раз вздохнул и приказал:
- Седлайте Сону.
А линарец… Сестра будет рада такому подарку. Матушка, конечно, будет недовольна, ему предстоит объяснять ей, откуда у нищего надорского герцога появились такие деньги – целое состояние! Но это будет потом. Алва лишь хмыкнул, увидев выбор оруженосца, а вот Эмиль Савиньяк не преминул заметить, что он делает честь не только скоромности юноши, но и его уму, ведь линарец никогда не сравнится с мориском. В ответ Ричард только пожал плечами, Сона была не просто лошадью, а настоящим другом и боевым товарищем, он не предпочтет ей другого коня, каким бы замечательным тот ни был. Воина красят не побрякушки, а одержанные им победы.
Дикон покосился на эра: тот был невероятно хорош в черно-белой талигойской форме с маршальской перевязью на роющем землю копытом коне. Словно почувствовав на себе взгляд, Ворон сверкнул белозубой улыбкой и приказал выступать. Ричард следовал за эром, на полкорпуса отставая от него. Так он мог незаметно наблюдать за ним. В последнее время это превратилось почти в одержимость. Юноша понимал, что нарушает все мыслимые и немыслимые правила, но ничего с собой поделать не мог, ведь это единственное, что ему оставалось!
Всю дорогу в Олларию ожидание, изматывающее, иссушающее, сводящее с ума ожидание, но… рука опять ухватилась за пустоту. Ворон вел себя так, словно не было ни мертвых птиц на красно-золотом осеннем ковре, ни поцелуев, словно все это пригрезилось размечтавшемуся оруженосцу. Ричард поначалу злился, потом обижался, а потом смирился. Так было лучше, так было проще, так было правильно, но отчего-то счастливым Дик себя совсем не ощущал. Занозой в памяти остались слова Ворона, сказанные в придорожной таверне перед самой Олларией: «Не думаю, что наши кони будут долго идти рядом, Ричард Окделл». Эр прав, эр всегда оказывается прав, но в этот раз лучше бы ему ошибиться.
Занятый своими невеселыми размышлениями, Ричард не заметил, как они добрались до Нового дворца, празднично убранному в честь победителей. Юноша, подражая эру, бросил поводья лошади слуге и последовал за Вороном. Возможно, он и нарушил этикет, но сегодня это не имело значения. Перед ними распахнулись двери Большого Тронного зала, и живым коридором расступились придворные, освобождая путь к ожидающим их королю и королеве: черное, белое, золотое сияние древней короны и тревожный отблеск алой ройи.
Фердинанд встал, благодаря своего маршала за блестящую военную компанию и за победу – добродушный, полный человечек, которому досталась непосильная ноша. Катарина, повинуясь мужу, спустилась, чтобы собственноручно вручить Ворону орден Святой Октавии. Ричард на секунду прикрыл глаза. Они прекрасно смотрелись рядом: Прекрасная Дама должна быть с Непобедимым Воином. А кто ты, Ричард Окделл? Всего лишь тень, тень своего отца, тень Святого Алана. Тебе нет места рядом с ними. Кажется, только он заметил бледную тень румянца, окрасившую щеки Катарины, когда Алва задержал ее руку в своей. Это ничего, правда. Ты знал об этом, Ричард. Так почему сейчас так больно? Святой Алан, почему?! Но нужно снова, как тогда, в Фабианов день, держать лицо. Вот только никто теперь не скажет: «Ричард, герцог Окделл, - Я, Рокэ, герцог Алва, Первый маршал Талига, принимаю вашу службу».
Фердинанд, улыбаясь, словно нашкодивший унар, вручает Ворону древнюю реликвию Раканов - меч, а в небесах восходят сразу несколько солнц и разыгрывается целое светопреставление, словно небесный хозяин решил позабавить себя фейерверком. Король в этот момент напоминает ребенка, столь по-детски наивное восхищение светится в его глазах – вот-вот захлопает в ладоши. По лицу Ворона нельзя прочитать ни одной эмоции – безразличная, чуть скучающая маска.
Когда, наконец, синева сменила этот безумный закат, церемониймейстер как ни в чем не бывало объявил о начале праздничного бала. Придворные поспешили утопить свой испуг в винах, танцах и привычных интригах. Ричард же молча покинул зал, не разбирая дороги, он брел пустынными дворцовыми коридорами.
- Вам не понравился бал, юноша? Или же вы успели оттоптать ногу какой-нибудь прелестнице и теперь вынуждены скрываться от ее праведного гнева? – негромкий насмешливый голос заставил его вздрогнуть и обернуться.
У распахнутого окна, на подоконнике, удобно расположился герцог Алва. Ночной ветерок, играючи трогал темные пряди волос и пробирался под распахнутый мундир. Ричарду не удавалось рассмотреть в полумраке выражение лица маршала, но он чувствовал, что тот улыбается. Но почему же эр здесь, а не там, в больном зале, где сияет для своего рыцаря Талигойская Роза?
-Я.. там слишком шумно. Я не привык к придворным развлечениям, - пробормотал Дикон.
- Вы не умеете веселиться. Госпожа Удача любит тех, кто смеется ее шуткам.
Ричард пожал плечами. Ему было нечего возразить. Между ними кирпичик за кирпичиком ложилась тишина. Зябко передернув плечами, Ричард сделал шаг, а затем еще один и еще, почти физически ощущая, как сопротивляется выросшая стена. Алва молчал, не поощряя, но и не отталкивая, просто молчал и смотрел. Создатель! Дикон чувствовал себя неопытным пловцом, затеявшим тягаться с течением. Наконец, Дик едва слышно выдохнул, приблизившись к Ворону почти вплотную. И тишина наполнилась мерцанием синих глаз – уж не Леворукий ли ваш предок, маршал? Удивительно ощущение вседозволенности, это твой ход, Ричард: чего ты ждешь? Чего хочешь? Чего боишься?
Дикон протянул руку, скользя самыми кончиками пальцев по контурам чужого лица, изучая и запоминая, медленно… еще медленнее! Если можно было бы растянуть этот миг, превратив его в вечность! Словно завороженный, он перебирал смоляные пряди – как же они отличались от его собственных, торчащих во все стороны, - целовал их кончики, вдыхал аромат – так пахнет полынь на согретых полуденным солнцем лугах. Где-то в районе солнечного сплетения дрожал, распускаясь, огненный цветок. Осмелев, Дикон поймал взгляд Алвы: потемневший, с расширенными, словно у кошки зрачками.
«Ему не все равно! – внезапно понял юноша. – Это я... это из-за меня…»
Он облизал пересохшие губы и решился. Отчаянный, голодный поцелуй. Не спрячешься, не убежишь, я все понял, увидел, узнал. Он обхватил ладонями лицо эра: посмотри на меня, ну пожалуйста, посмотри. Целоваться с открытыми глазами странно, горячо, так что по венам, кажется, бежит жидкий огонь, вспыхивая искрами на губах и прокатываясь жаркой волной по телу. Ричард, не выдержав, застонал, когда губы Ворона коснулись шеи быстрыми, лихорадочными поцелуями. Не уходи! Не отпускай! Слышишь?!
Узкая ладонь скользнула по спине, тихий шепот на ухо, но слов не разобрать, слишком шумит в голове хмельная страсть. Ворон отстранился, и Ричард с удовлетворением отметил появившийся на бледных щеках румянец и сбитое дыхание.
- Тебе нужно вернуться на бал. Если Первому Маршалу еще простят отсутствие, то его оруженосцу нет. Иди.
Алва ерошит ему волосы. Ах, какая у Ворона оказывается улыбка, не та злая усмешка, а настоящая, живая, теплая.
- Иди, - он подталкивает Ричарда.
Не обидно, просто, действительно, нашли место… И юноша послушно кивает и возвращается. Взбудораженный переполнявшими его эмоциями, он не заметил женский силуэт, поспешно отступивший в тень, стоило ему сделать пару шагов.
***
Красивая женщина перед зеркалом, золотая щетка скользит по пепельным волосам: плавные, размеренные движения. Позади нее на кремовых простынях лениво раскинулся мужчина. Подперев голову рукой, он следит за ней, щуря синие глаза, словно наевшийся сметаны кот.
- Так значит, вы выиграли, Рокэ? – ровный, чуть ироничный тон.
- Мне ли оспаривать ваших доброжелателей, - мужчина усмехается в ответ.
- Что ж… мне остается только вас поздравить и признать свое поражение, - отражение в зеркале улыбается.
Женщина встает, медленно подходит к кровати и грациозно на нее опускается.
- Я оплачу свой, долг, Рокэ, - и улыбка тает, осыпается с губ осенними листьями.
***
Ричард нервно разгладил записку, в сотый раз перечитав две коротенькие строчки:
«В 6 часов у Малого входа. К.А.»
Получив эту записку утром, юноша весь день не мог найти себе места, он попытался забыться в библиотеке, но в итоге просидел там, так и не открыв ни одной книги. Ворон уехал с Эмилем в расположение армии, в услугах оруженосца он, по-видимому, не нуждался, иначе бы приказал разбудить Ричарда. Никаких распоряжений также не было, а это означало, что Дикон может свободно располагать своим временем. Например, прогуляться в 6 часов к Малому входу в Ружский дворец.
Он так и сделал. Ровно в срок нервничающий Дикон стоял в указанном месте и растерянно оглядывался, что делать дальше он не представлял. Ждать ему пришлось недолго: скрипнула, приоткрываясь, потайная дверца, и тонкая женская ручка поманила юношу за собой. Не колеблясь, Ричард последовал на зов. Узкий ход вывел его в большую полутемную комнату, тяжелый бархатные портьеры скрывали окна, лишь две толстые витые свечи на столе разгоняли сгустившуюся темноту.
- Катари! – обрадовался Ричард, бросившись к креслу, в котором сидела, мягко улыбаясь, хрупкая светловолосая женщина.
- Я соскучилась, поэтому позволила себе позвать тебя таким необычным способом.
- Прости! – запоздало раскаялся Дикон. – Я виноват перед тобой…
- Ну что ты, я понимаю, что служба отнимает у мужчин много времени. Но я так и не успела поздравить тебя, ты ведь получил первый в своей жизни орден. Надеюсь, что он станет вестником грядущих побед.
- Спасибо, - смутился Ричард. – Но… я не заслужил эту награду, Катари!
- Ворон никогда не награждает никого незаслуженно. Разве ты не заметил?
- Надеюсь, - пробормотал юноша. – Но я все равно не понимаю, почему он это сделал.
- В любом случае, - улыбнулась Катари, - мы просто обязаны отметить твое достижение!
Она указала на стоящую на столике бутылку «Вдовьих слез» и два бокала, играющие гранями в пламени свечей. Ричард наполнил их вином. Беседа текла неспешно, и юноша постепенно расслабился, Катари не собиралась ему напоминать о том поцелуе, что он сорвал с ее губ в монастырском садике. Дикон бросил быстрый взгляд на королеву и едва сдержал изумленный вскрик: обольстительно улыбаясь, та наклонилась чуть вперед. Дикону пришло в голову, что вырез декольте слишком глубок.
- Ричард, тебе плохо? – обеспокоенный голос.
- Н..нееет, - юноша потряс головой отгоняя бесстыжее видение. Как он мог подумать такое о Катари?! Вот же она, в милом скромном платье, в глазах застыло беспокойство.
- Ты уверен?
- Н..ннн..неет…
Зрение двоилось: одна Катари совершала немыслимые, недопустимые вещи, вторая озабоченно хмурила лоб и беспокоилась о здоровье Повелителя Скал. И обе они протянули руки, касаясь юноши. Голова закружилась. Юноша уже не понимал, что происходит, уже не мог отличить реальность от видения. Легкие поцелуи: висок, лоб, веки, дыхание касается губ… И Дикон сдался, он подхватил Катари на руки и опустил на кровать, пытаясь скрыть дрожь предателя-тела. Женщина рассмеялась, освобождая его от одежды, волосы пепельной волной окутали ее совершенные плечи, окончательно превращая ее в грешного ангела. Каждое ее прикосновение, каждый поцелуй все глубже затягивали его в сияющую бездну, он глотал ртом воздух в тщетной попытке освободиться, но погружался все глубже и глубже. Дикон ласкал тело женщины, невольно отыскивая те точки, прикосновение к которым вызывало у нее сладкую дрожь и долгие умоляющие стоны. Он был очарован ее покорностью, ее отзывчивостью, тем, как она следовала за каждым его движением, продлевая и возвращая наслаждение.
Но в какой-то момент Ричард осознал, что рядом есть еще кто-то, кто-то третий. Он повернул голову и встретился взглядом с молчаливо разглядывающим его Вороном. Юноша приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но ему не дали. О, поцелуи Алвы, до обморока дикие и властные, совсем не походили на покорную нежность Катарины, как и жесткие руки, скользившие по телу, разжигающие совсем иной огонь и иное желание. Он сам потянулся за ними, за тем, что они обещали ему, за той силой, что они дарили ему. Еще ближе, еще сильнее, еще жарче, чтобы наконец бесконечная синева неба опрокинулась и превратилась в море, чтобы больше не нужно было скрываться и прятаться, чтобы можно было писать на чужой коже руками, языком, губами, всем телом: «Я тебя…» и целовать, целовать, целовать…
***
Красивая женщина перед зеркалом, золотая щетка скользит по пепельным волосам: плавные, размеренные движения. Позади нее на золотистых простынях, уткнувшись носом в подушку, сопит юноша. Бесшумно распахивается дверь и на пороге застывает черноволосый мужчина, женщина улыбается ему, но в этой улыбке нет и капли веселья. Беззвучный, короткий поединок взглядов, и мужчина пожимает плечами и уходит. Юноша неловко вскидывается, хлопает заспанными глазами, пытаясь освободиться от сковавшей его дремоты. Он потянулся к уходящему, но сил нет на то, чтобы пошевелиться, и он вновь засыпает, так и не произнеся вслух ни слова. Женщина откидывает щетку в угол и глухо, страшно смеется, захлебываясь смехом, как рыданиями.
Часть 9.
Просыпаться было тяжело: во рту стоял отвратительный горьковатый привкус, голову словно сдавил железный обруч, подташнивало и, почему-то, одновременно мучила жажда. Ричард мысленно застонал, но нужно было подниматься. Он вновь проспал утреннюю тренировку, а, значит, эр Рокэ будет недоволен и опять высмеет засоню-оруженосца. Он открыл глаза и тут же зажмурился – по ним неприятно резануло светом, - сдавшись, Дикон попытался вслепую нашарить кувшин с водой, что всегда стоял возле кровати, но рука наткнулась на пустоту. Юноша мгновенно проснулся. Где он?!
Дикон растерянно оглядывался, не узнавая комнату, в которой оказался. Плотные бархатные портьеры были открыты и пропускали утренний свет, полукруглый столик с резным канделябром на нем, капельки воска, застывшие на металле, выдают, что свечи в нем истаяли до самого основания… Сонная одурь постепенно развеивалась, и в памяти всплывали отдельные еще неясные воспоминания: Катари передала ему письмо…они пили вино, кажется «Вдовью слезу»… Неужели он... напился?! Как мальчишка! Какой позор…
А память услужливо подкидывала все новые подробности: тревожная морщинка залегла между светлых бровей… тонкие пальцы скользят по ножке бокала… жаркое дыхание опаляет губы… Дикон широко открывает глаза. Бесстыдные ласки… изгибающая в его объятиях женщина… светлые пепельные локоны щекочут лицо… Это... это было?! Нет, пожалуйста, нет! На бедра ложатся мужские руки.. притягивают ближе, разворачивают… губы прихватывают кожу на шее, покрывают ее поцелуями… и он сам просит о чем-то, отвечает на поцелуи, зарываясь пальцами в черные волосы… Тихо скрипнула, открываясь дверь… холодный, безразличный взгляд эра…
Юноша взвыл, уткнувшись лицом в подушку, молясь о том, чтобы это оказалось дурным сном. Погодите! Если Рокэ вошел, то... он же с ним... он не мог… Это точно сон! Юноша с облегчением рассмеялся, но избавиться от липкого страха не смог. Он повернул голову и замер: багровый атлас подушки светлой нитью перечеркнул пепельный волос.
***
Ричард вернулся в особняк Алва в растрепанных чувствах. Он с ужасом представлял встречу с эром, понимая, что не сможет посмотреть тому в глаза, после... после того, что было. Хотя вопрос о том, что именно было, оставался открытым. Дикон не мог понять, где проходит тонкая грань между сном и явью, что так причудливо сплелись в воспоминаниях. Отчего-то возникло мерзкое чувство, что им воспользовались, что больше ни для чего глупый герцог Окделл и не годится. Думать об этом не хотелось, как и видеть Алву или Катари, да и самого себя, если уж на то пошло.
Повлажневшими ладонями юноша потянул на себя дверь и вошел в дом, ощущая, что делает шаг в бездну. В холле он встретил Хуана, который смотрел на юного герцога без особой любви, но быть может, у кэналлийца было просто плохое настроение?
- Монсеньор у себя? – стараясь не выдавать своего волнения, спросил у него Ричард.
- Нет, дор Рикардо. Монсеньор еще не возвращался домой. А вот вас уже час ждет посетитель.
- Я сейчас, только переоденусь, проводи его в гостиную.
Когда Дикон спустился, то вздохнул, с плеч словно свалился камень, там его дожидался смущенный Наль.
- Ричард! – обрадовано воскликнул он. – Наконец-то! Где ты был?
- Ну …э…- Дикон замялся. - Наль, не будем об этом.
- Как хочешь. Вот, возьми, - кузен явно обиделся, но, как всегда, промолчал.
Дикон развернул записку: эр Август просил его о встрече, сетуя, что Ричард совсем забыл старика. Юноша слегка покраснел, сообразив, что так и не улучил времени заглянуть к кансилльеру или хотя бы черкнуть ему пару строк, хотя тот наверняка переживал за него.
- Я сейчас, соберусь только, подождешь?
- Конечно, - кивнул Наль, кажется, ему было здорово не по себе в доме Ворона.
Кузен пришел пешком, поэтому и Ричард не стал брать Сону, хотя девочка наверняка не отказалась бы от прогулки. Настроение испортилось окончательно. Конечно, хорошо, что объяснение с Вороном откладывается, но с другой стороны, оно может сейчас состояться с эром Августом, обе перспективы были одинаково ужасны.
Кансилльер принял его в своем кабинете, в воздухе пахло кошачьим корнем и еще какими-то лекарствами, чей запах был смутно знаком с детства Дикону, кажется, их пила матушка после смерти отца. Эр Август сильно сдал с их прошлой встречи, видно, ему нелегко пришлось в последнее время. Но он тепло улыбнулся юноше:
- Здравствуй, Дикон. Я очень рад, что ты смог меня навестить. Надеюсь, что у тебя не было неприятностей из-за моего приглашения?
- Эр Рокэ не против, чтобы я навещал своих друзей.
- Но это могло помешать тебе выполнять свои обязанности, как его оруженосца. Стоило сказать, и я перенес бы встречу.
- Он уехал, - Дикон не сдержал вздоха.
- Конечно, у Первого Маршала Талига много обязанностей, которые следует выполнять. Плохо то, что твой эр мало заботится о твоем образовании, но его можно понять, нелегко находиться рядом с сыном убитого тобой человека, - кансилльер вздохнул. – Но давай перейдем к делу.
Он протянул Ричарду конверт из простой серой бумаги.
- Ко мне недавно прибыл гонец из Надора с бумагами. Среди них было и это письмо для тебя.
Ричард мысленно сосчитал до десяти и распечатал конверт. Матушка в сухих и безупречно вежливых обращениях сообщала, что хочет видеть сына, который ни разу не навещал родных с тех пор, как покинул их для учебы в Лаик. Кроме того, ей бы хотелось самой убедиться в том, что герцог Окделл не изменил памяти отца, дав присягу Первому Маршалу.
- Я догадываюсь, о чем пишет эрэа Мирабелла. Ты не хочешь ехать домой, ведь так? – грустно улыбнулся кансилльер.
Дикон кивнул.
- Я люблю матушку, но…
- Но она придерживается очень строгих взглядов. Я понимаю. Но эрэа Мирабелла искренне беспокоится за тебя, хотя и не умеет это показывать. Материнское сердце чувствует беду!
Ричард опустил голову.
- Меня беспокоит то, насколько ты восхищаешься герцогом Алвой. Это нормально для юноши твоего возраста. Зло всегда привлекательно, а Алва как его воплощение великолепен! Судьба дала ему многое, но ожесточила сердце и исковеркала душу. Отец вырастил из него великолепного зверя, но в какие бы одежды его не рядили, он таковым и останется. Ричард! Ты должен помнить, что являешься не только оруженосцем Ворона, но и герцогом Окделлом и Повелителем Скал. Ты должен поехать в Надор.
Юноша кивнул, на душе стало совсем паршиво.
- Эр Август, можно я пойду? Мне надо.. мне пора…
- Хорошо, иди. Но обещай, что подумаешь над тем, что я тебе сказал.
- Да… Да.
Выйдя из дома кансилльера, юноша побрел по улице, стараясь утонуть в ее разноголосом шуме. Сейчас он завидовал всем этим людям, которые просто жили, которым не нужно было разрываться между семьей и долгом, которые могли любить и ненавидеть по велению сердца, а не потому, что это будет правильно и нужно, которые так свободны и от которых ничего не зависит. На углу он купил пирожок, расплатившись с немало удивленным булочником целым золотым, съел его, совершенно не ощущая вкуса, и свернул в узкий, малолюдный переулок. Вернулся домой он лишь когда начало темнеть, ведь вечно оттягивать разговор с Вороном было невозможно. Дикон успел переодеться и поужинать, прежде чем один из кэналлийских слуг сообщил ему, что монсеньор ожидает дора Рикардо в кабинете.
Алва сидел за столом и лениво перебирал какие-то бумаги. Дикон нерешительно застыл неподалеку, не решаясь приблизиться.
- Монсеньор, вы хотели меня видеть?
- Да, сегодня я получил письмо от вашей матушки, в котором она настоятельно просит дать вам увольнение домой. Не вижу причин отказывать вам в этом. Завтра я и сам планировал покинуть столицу, давно пора навестить Кэналлоа и Торку. Поэтому вот ваша подорожная, выезжать можете завтра.
Ричард закусил губу. Ворон его отсылает? Он больше не нужен? Даже после…? Лицо залила краска стыда. Но… там же было два Рокэ: один, с которым, который… и второй, чей холодный взгляд ожег, словно удар кнута. Какой же из них был настоящим, а какой порождением сна? Если первый, то сейчас становится понятно, что он лишь воспользовался Ричардом и выбросил его, как сломанную игрушку, о чем предупреждали эр Август и Катари. Если второй, то Дикон сам во всем виноват и сейчас платит по счетам за измену и предательство. Юноша ухватился за эти мысли. Обе. Выбирай, Ричард, ты снова стоишь на развилке дороги.
- Я был таким идиотом? Все это время? – спросил он сам себя. – Видел то, что хотел видеть? Смогу ли теперь играть по другим правилам?
Он глубоко вздохнул и, глядя Ворону в глаза, произнес:
- Монсеньор, я хочу сопровождать вас. Не отсылайте меня в Надор.
Ворон небрежно пожал плечами
- Не дури, Дикон. Никто тебя не отсылает. Не хочешь ехать – не надо.
- Вы возьмете меня с собой?
Алва немного помолчал, словно о чем-то раздумывая, затем кивнул:
- Я думаю, что вам не помешает освежить свои знания по географии, юноша. Выезжаем завтра на рассвете.
- Спасибо, монсеньор! – Дикон замолчал, не зная о чем еще можно заговорить. – Могу я идти?
- Можешь, - равнодушно ответил Алва, придвигая к себе бумаги.
Дикон коротко поклонился и вышел. Когда дверь захлопнулась за его спиной, он прижал ладони к пылающим щекам, пытаясь утихомирить бешеное сердцебиение. Быть может, еще возможно все исправить?
***
В Алвасете Дикон впервые увидел море. Оно было совсем не таким, каким представлялось ему по картинам и рассказам знакомых. Лучи заходящего солнца напоили воды закатными красками, легли румянцем на песчаный пляж, окрасили все вокруг множеством оттенков алого, превращая пейзаж в картинку из какой-то диковатой, но прекрасной сказки. Дикон с упоением вдохнул соленый морской воздух, подставляя лицо легкому бризу.
- Вам нравится? – на плечо легла рука.
- Очень, - Дик обернулся, пытаясь поймать взгляд Алвы.
- Пора выбираться из дремучего леса, мир гораздо больше и разнообразнее, чем вам кажется, - улыбка затаилась в уголках губ.
Дикон с удивлением заметил, как преобразился Кэналлийский Ворон в своих владениях, кажется, только здесь он расправил крылья. Никогда раньше он не слышал, чтобы эр смеялся так радостно и открыто, не видел, чтобы исчезала упрямая морщинка между бровями, чтобы из синих глаз ушла горькая тень, и они наполнились живым теплым светом – словно слетела тонкая невидимая маска, обнажив незнакомое лицо. Общаться с ним было непривычно, странно, но до безумия хорошо, так словно пьешь «Черную кровь», не пьянея. О предстоящем похмелье юноша предпочитал не задумываться. За прошедшее время он научился жить так, будто этот день последний, не заглядывая в будущее и не оглядываясь на прошлое, ценя каждую секунду, что бабочкой садилась на ладони. То отчуждение, что возникло между ним и эром, не исчезло, просто истончилось, так что кажется – протяни руку и коснешься ставшего родным тепла. Но Дик не решался, боясь разрушить это хрупкое перемирие.
Ворон часто брал оруженосца с собой, и они гуляли по длинным, почти безлюдным пляжам по самой кромке прибоя, Дикон собирал ракушки, которыми так щедро делилось море, а эр рассказывал ему одну историю за другой. Иногда это были длинные завораживающие предания старины, иногда соленые морские анекдоты, а иногда обстоятельные описания из истории и географии Кэнналоа или Золотых Земель. Юноше казалось, что он может бесконечно слушать этот красивый, чуть ленивый баритон, ведь если прикрыть глаза, совсем чуть-чуть, то можно представить, что все как раньше, до того злосчастного дня, когда он получил приглашение от Катари.
На первый взгляд так и было: Алва по-прежнему занимался с ним по утрам фехтованием, не возражал, когда по вечерам Дикон тихонько прокрадывался в кабинет эра, чтобы послушать песни, просил налить вино, ехидно посмеивался над юношей, но… это только на первый взгляд. Дикон чувствовал ту границу, что эр очертил между ними, и которую преступать было нельзя: исчезли все намеки на возможную близость, те взгляды, от которых замирало сердце и начинало что-то сладко ныть под ложечкой, те будто бы случайные прикосновения… И Дикон не знал, сможет ли вернуть все это. Он упустил своего журавля, а теперь боялся потерять и синицу. Поэтому все, что ему оставалось, лишь смотреть и быть рядом, ведь Дик точно знал, что сказки имеют обыкновение заканчиваться.
Недели, проведенные в Алвасете, были неделями безоблачного, безотчетного счастья, наполненного не по-осеннему теплым южным солнцем, бескрайним синим морем в барашках прибоя, пронзительными криками чаек, гитарным перебором, гроздями спелого винограда, пряными кэналлийскими блюдами и белыми парусами кораблей на горизонте. Счастье закончилось неожиданно, в один миг. Еще вчера они собирались в Торку, а утром Алва сообщил, что они возвращаются в Олларию. Наступило горькое похмелье.
Часть 10.
На обратном пути в Олларию, Алва не жалел ни людей, ни лошадей, ни самого себя, словно пытался обогнать ускользающее время. В чем причина такой спешки Дикон не знал, ведь эр в Алвасете не получал никаких писем, не приезжали гонцы со срочными донесениями, не прилетали серые почтовые голуби. Но какая бы блажь ни пришла Ворону в голову, знать ее причины, во-первых, оруженосцу не полагалось, а во-вторых, следовало молча и быстро исполнять приказы, как, впрочем, и всем остальным. Да и не решался Ричард спрашивать, раз за разом натыкаясь на выросшую между ними стену отчуждения.
Солнце достигло зенита, когда они въехали в городскую черту. Первое, чем встретила их Оллария, были опустевшие улицы и колокольный звон. Часть кэналлийцев моментально растворилась в ближайших переулках – не иначе как на разведку. Сам же Ворон, не сворачивая, двигался по направлению к особняку. Ворота медленно распахнулись, впуская хозяина.
- Что происходит в городе, Хуан? Новая праздничная забава горожан? Надеюсь, что она не станет традицией.
- В городе беспорядки. Ищут эсператистского епископа. Обвиняют его в том, что он отравил детей во время причастия. Говорят, в Нижнем городе начали жечь дома. Не врут, вон как дымом тянет. Черноленточники еще вчера заявились, ворота требовали открыть, чтобы обыскать дом, мол приказ Его Преосвященства. Я им говорю, что у нас одного серебра тысяч только на двадцать, шли бы вы отсюда господа хорошие по добру поздорову. Ну они и убрались. Но, чую, это ненадолго, соберано.
Ворон кивнул.
- Проследи, чтобы меня не беспокоили.
- Эр Рокэ…- Ричард последовал за Алвой.
- Как вы меня назвали, юноша?
- Монсеньор, что мы будем делать?
- Лично я вымоюсь и лягу спать. Вы же вольны распоряжаться собой, как вам заблагорассудится. Только я бы не советовал вам покидать дом.
- Но…
Не слушая более оруженосца, Ворон развернулся и вышел. Ричард остался один. Он ни мало не сомневался, что как сказал Ворон, так он и поступит, но как же город? Почему он бездействует? И куда смотрит городская стража?
- Дор Рикардо, - прервал его размышления Хуан. – К вам пришли.
- Кто? – машинально отозвался юноша.
- Виконт Реджинальд Ларак и еще трое незнакомых мне господ в масках.
- Проводи их в Малую гостиную.
Ричард вздохнул. Видеться с кузеном не хотелось, но тот бы так просто никогда не пришел к Ворону, а тем более не привел бы с собой кого попало. Должно было случиться что-то серьезное.
Наль ждал его, нервно расхаживая из угла в угол. Его спутники стояли поодаль, скрывая лица под опущенными капюшонами. Ощутив мимолетный укол раздражения: ну почему они стоят, здесь же достаточно мебели, - Ричард поздоровался.
- Дикон! – бросился к нему Наль. – Прости, но мне больше не к кому было обратиться!
Его спутники же молча подняли капюшоны.
- Это Преосвященный Оноре, брат Пьетро, брат Виктор. Черноленточники ищут их. Я подумал, что в доме Ворона они будут в безопасности.
- Подожди, Наль. Можешь все толком объяснить? Мы ведь только вернулись.
Но ответил ему сам Оноре
- Сын мой, позволь я сам отвечу. Вчера после диспута с олларианским епископом, я благословлял детей. А утром… они погибли. Сторонники Авнира обвинили меня в том, что я отравил святую воду. В городе начались волнения, и нам пришлось бежать.
- Сильвестр решил избавиться таким образом от Людей Чести и от Преосвященного! – перебил его Наль. – Граф Килеан не выводит своих солдат из казарм. Что это значит? Быть может, он уже убит!
- А где Катари и эр Август?! – воскликнул Ричард.
- Они вместе с двором в Тарнике. Я сейчас поеду туда, нужно предупредить графа Штанцлера.
- Но ты тоже можешь пострадать! Оставайся здесь, дом большой.
- Я никто и звать меня никак. Кому есть дело до толстого, бедно одетого чиновника?
- Наль…
- Не беспокойся за меня. Позаботься о Преосвященном..и передай…впрочем, не надо.
Только проводив кузена, Ричард сообразил, что отпускать того не следовало ни в коем случае. Но было уже поздно, тот скрылся из виду.
***
Алва проснулся поздно вечером. Спустившись вниз, Ворон обнаружил в гостиной молящихся эсператистских монахов. Бежать спасать город он не торопился, гостям не обрадовался, но и выгонять их особо не торопился. Рокэ упал в кресло и потянулся за вином – последние спокойные минуты такими и должны были оставаться. Тем более, что его Преосвященство и оруженосец решили развлечь Первого Маршала душеспасительной беседой, уговаривая того поспешить и спасти взбесившихся горожан. Впрочем, этого от них и следовало ожидать, оба наивны до безобразия и местами даже блаженны. Но если Онорэ - святой, что с него возьмешь, то Ричард мог бы... впрочем, не мог бы. Опустевший бокал подмигнул бликами на золотом ободке. Он ждал ровно столько сколько смог, а вестей от кардинала не было. Если бы это было делом его рук, то он бы уже наверняка нашел способ сообщить об этом. Возвратившиеся слуги принесли вести, что тот болен, чем и воспользовался, очевидно, Авнир. Эту новость назвать хорошей нельзя, тем не менее лучше бы ей оказаться правдивой. Герцог Алва терпеть не мог, когда люди, которых он считал если не друзьями, то сподвижниками, делали глупости. А этот мятеж иначе назвать, иначе чем глупостью было сложно.
- Идемте, юноша.
- Куда?
- Вы же хотели, чтобы я одной рукой спасал невинных, а другой карал неправедных?
Легкая усмешка тронула губы Ворона, при виде растерянных ничего не понимающих лиц агарисского святоши и оруженосца. Полвечера они потратили на уговоры, а сумасшедший Ворон сделал все по своему. В глазах святоши появляется какое-то нездоровое воодушевление. С этот блаженного станется объявить знаменитого кэналлийского Ворона защитником сирых и убогих. Быть ему причисленным к лику святых, после смерти. Скорее всего скорой, ведь серые крыски своего не упустят. А жаль.
Сначала к городским казармам: два десятка кэналлийцев – это почти армия, но их явно недостаточно, чтобы утихомирить разошедшихся мародеров. Нелепый лепет Калиана о полученном приказе кардинала оставаться в казармах следовало отмести сразу же.
- Я подчиняюсь лишь королю и Рокэ Алва. А вы подчиняетесь мне. Если вы этого не понимаете, то вы очень, очень больны. Полковник Ансел, принимайте командование. И чтобы через десять минут люди были готовы.
Город затих, замолкли даже собаки, лишь разноголосый гул колоколов разбивал тишину. Это ненадолго. Алва похлопал Моро по холке, успокаивая. Коню не нравился запах гари. Впрочем, кажется, здесь он не нравится решительно никому. Первые мародеры вывернули из-за угла на Золотой улице - еще недавно самой богатой и респектабельной в городе, ведь здесь жили и работали ювелиры. Сухой звук взводимых курков, горьковатый привкус пороховой гари на губах. Повесить было бы нагляднее, но с этим потом.
- Морен, берите на себя западный конец улицы, я – восточный, гоните мародеров к площади. Да, вышлите курьера к полковнику Анселу, нужны три свежие роты солдат, и пусть займется поисками этого знаменитого Авнира. Мне очень хочется побеседовать со святым отцом.
Большой удачей было то, что в узких переулках никто не прятался и не стрелял в спину, мародеры были слишком заняты грабежами и насилием чтобы позаботиться хотя бы о часовых. Расчет оказался верным и на площадь они вышли одновременно с людьми Морена. Те из грабителей, что не были убиты на месте, оказались в тисках и предпочли сдаться без боя. На земле остались лежать торопливо сорванные черные банты. Крысы… Алва пнул брошенное посередине площади кресло: мародеры постарались затеряться в скулящей толпе горожан. Испуганные обитатели Золотой улицы жались к домам – окровавленные, за одну ночь превратившиеся в бедняков, рыдали женщины, пытаясь прикрыться остатками разорванной одежды.
- Привести сюда лекарей, пусть осмотрят пленных. Насильников – повесить, - и тут же со всех сторон раздались голоса: протестующие - разгневанные преступников, и одобрительные – их жертв. С остальными разберемся завтра.
Алва оглянулся и встретился взглядом с оруженосцем. Тот выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок. Юноша отхлебнул из протянутой теньентом фляжки и даже не поморщился, хотя вряд ли в той была вода. Ворон одобрительно ухмыльнулся: жаловаться юноша не собирается, вот и чудно. Веселье только начинается. Гонец от Ансела - как раз вовремя, значит святой отец решил посетить площадь Леопардов… Занятно.
- Полковник Морен, отправляйтесь на двор Висельников и приведите ко мне Короля этих сирых и убогих, на площадь Леопардов. Думаю, что мы не успеем управиться раньше вас.
- Двор Висельников? – Леворукий, ну откуда в этом юноше столько наивности?! – Разве это не черноленточники?
- Вы слишком верите, юноша, романтическим виршам Дидериха. Господин поэт изволил приукрасить действительность, как видите. И обитатели этих трущоб вовсе не герои его виршей, а вполне реальные люди, вернее ызарги.
- Не может быть…
- Нацепить черные банты – не хитрое дело. Лигисты на площади с Авниром жгут дома и молятся. А здесь развлекались господа грабители. А теперь довольно разговоров.
На подъезде к месту действия их догнал порученец Эмиля. Что ж, теперь за город можно не волноваться, еще до полудня Савиньяк-младший наведет в нем порядок. Следовало взять лигистов в тиски: людей для этого вполне достаточно, пуль тоже, даже ветер на их стороне, относя дым к Данару, где гореть было нечему – хорошо, что недавно прошли дожди, а значит с пожарами удастся справиться достаточно быстро. Долго возиться с толпой черноленточников не пришлось: бывшие лавочники и ремесленники в отличие от подданных Короля Висельников не знали, как держать в руках ножи, а караулы выставили, только чтобы свои же не сбегали, поэтому минут через десять все было кончено. Среди перепуганных горожан метался брызгающий слюной епископ, удивительно похожий на взбесившегося грача, и грозил солдатом земными и небесными карами. Ворон, прищурившись, созерцал полыхавшие дома. Трупов нет, живых людей не видно… Занятно… Алва покосился на длинноволосых дев, украшавших особняк Ариго. Не нанести ли визит вежливости в сей чудный дом? Тем более что по слухам, здесь проживает родственник. Оставив внизу нервничающих Окделла и полковника Ансела, Ворон намочил одежду в фонтане и вскарабкался на балкон. Как он и подозревал, обитатели покинули особняк, прихватив с собой самое ценное. Огонь, по-кошачьи басовито мурлыча, быстро распространялся по этажу. В одной из комнат и обнаружился ворон, запертый в клетке. Видно почуяв пожар, птица билась о прутья в тщетной попытке освободиться. К самому ценному, по мнению хозяев дома, чернокрылый пленник не относился и был то ли забыт, то ли оставлен специально. Прихватив с собой клетку, Алва быстро обошел оставшиеся комнаты. Пламя охватило почти весь этаж, когда он, наконец, вышел на балкон. Почуяв свободу, ворон хрипло закаркал и вновь попытался освободиться. Рокэ рассмеялся и открыл клетку. Пусть хоть одному из них достанется свобода. Спуститься было делом минутным, как и отмахнуться от заботы встревоженного Ансела и ответить усмешкой на внимательный взгляд оруженосца. Тот вздрогнул и отвел глаза. Мальчишка… «Но не мой звучит лучше, чем мертвый», не так ли? Он повернулся, отыскивая взглядом мятежного священника.
- Ваше Преподобие, я обнаружил в доме кое-что, что может весьма заинтересовать вас, как служителя нашей церкви, не соблаговолите ли взглянуть?
- Нет! Я никуда не пойду с мерзким еретиком и пособником Леворукого!
- Всего лишь его должник, - злая улыбка кривит губы. – Вы должны это видеть. Идемте, я провожу вас.
Священник оглянулся, видимо в поисках помощи, но те, кто совсем недавно готов был повиноваться малейшему его знаку, виновато прятали глаза и отворачивались. Не найдя поддержки, тот гордо вскинул голову и направился к крыльцу. Весь верхний этаж был занят огнем, который уже стал спускаться, еще голодный, еще не побежденный. Из мезонина вырвался алый от злобы язычок пламени. Алва усмехнулся и пошел следом. Далеко идти не пришлось, увидев возникшую на потемневшей от дыма стене фреску, изображавшую пегую кобылу, священник взвизгнул, отшатнулся и бросился бежать. На свою беду - в прямо в объятия спустившегося огня. Ворон пожал плечами, если негодяй решил наказать сам себя, то стоит ли ему мешать?
Яркий утренний свет заливал улицы притихшего, присмиревшего города. Известий от Морена все еще не было, но их следовало ждать с минуты на минуты, а минуты эти неплохо бы потратить хоть на небольшой отдых. Недолго думая, Рокэ постучался в первую попавшуюся дверь. За ней послышался легкий шум, громкие недовольные голоса, а затем она распахнулась: на пороге стояла худая светловолосая женщина.
- Доброе утро, сударыня, - галантно поклонился Ворон. – Вы очевидно хозяйка этого дома?
Поколебавшись, женщина кивнула.
- Разрешите представиться. Я Рокэ Алва. Простите, что мы вас обременяем, но не найдется ли у вас вина?
- Монсеньор… - голос женщины дрогнул, а щеки окрасила бледная тень румянца. – Не угодно ли вам пройти?
- Благодарю вас, сударыня.
В доме было сумрачно и тихо. Сбившиеся в кучку домочадцы взирали на пришельцев одновременно с тревогой и надеждой. Еще бы, ночь выдалась не самая тихая. Хозяйка после того, как пожилая молодящаяся дама представила свое семейство, проводила гостей в гостиную. Вино, что она подала, конечно, не шло ни в какое сравнение с кэналлийским, но было весьма неплохим, а солнечный свет, льющийся в комнату, через поднятые, наконец, шторы, вернули стылой комнате краски и уют. А уж вертящийся на стуле и оживлено болтающий Эмиль создавал совсем уже домашнюю обстановку.
- Монсеньор… - неловко застывший на пороге Дикон, за плечом которого застыл еще более смущенный сын хозяйки, заставил прикусить губу, скрывая улыбку.
- Я вас слушаю…Ричард.
- Герард хотел поступить на военную службу, но его прошение затерялось где-то у графа Ариго.
Ах, вон оно что… Что ж, пока не прибудет полковник Морен, заняться нечем, почему бы не побеседовать с молодым человеком, что так восторженно рассматривал вооруженных до зубов гостей. Услышав полное имя юноши и увидев, как досадливо поморщился оруженосец, Ворон совсем развеселился. Сын Арамоны, надо же. Но, кажется, юноша пошел в мать, а не в отца. К такому стоило приглядеться, тем более, что почтенный начальник Лаик недавно почил, оставив супругу вдовой, а детей сиротами.
- Монсеньор…
А вот и Морен.
Связанные мародеры, завидев приближающихся военных, заверещали что-то о том, что преосвященный Авнир обещал им отпущение грехов. Слушать эту муть не было никаких сил. Короткая беседа с серым щуплым человечком, которым почитался королем «отверженных» принесла с собой болтающийся на ветке труп оного и золотую подкову – знак «королевской власти». Алва обвел разномастную толпу взглядом и встретился глазами с загорелым широкоплечим человеком, тот взгляд выдержал. Рокэ подозвал его к себе.
- Звать как?
- Джанис.
- И что же забыл здесь среди сухопутных ызаргов моряк?
Только сейчас тот отвернулся, явно не собираясь отвечать. Ошейник с подковой звонко щелкнул, застегиваясь на его шее.
- Что это? – ошеломленно хлопал глазами бывший моряк.
- Вот решил почтить память Дидериха, которого так любят романтически настроенные юноши, вроде моего оруженосца. Должен же быть у двора висельников хоть один приличный король.
- Монсеньор..
- Забирайте каждого десятого из этой своры и убирайтесь. Попадетесь еще раз - пеняйте на себя.
- Что будет с остальными?
- Останьтесь и присоединитесь к ним. Думаю, что судейские ребята с удовольствием удовлетворят ваше любопытство.
- Спасибо, я как-нибудь обойдусь…
Детина убрался, а вот самому Ворону дел оставалось еще обоз и маленькая тележка. Да и возвращаться домой, где молились агарисские святоши, категорически не хотелось. Ричард привел гостей, вот пусть с ними сам и разбирается.
***
Пьяный от усталости и впечатлений Ричард вернулся домой. Хотелось упасть на кровать и спать, спать, спать… Но, во-первых, в доме все еще находились Оноре и монахи, во-вторых, эр отправил его домой, а сам вскочил на коня и был таков. Дик не думал, что кто-то осмелится поднять руку на маршала, но Ворон в конце концов нарушил приказ некоронованного правителя Талига, а тот не прощал такого.
Преосвященный дожидался вестей в гостиной. Он уже был собран по-дорожному, как и его спутники. Куда? Зачем?
- Благодарю вас, Ричард, за кров и защиту. Тебя и твоего эра. Но я и мои братья должны покинуть этот дом.
- Но монсеньор еще не вернулся. Разве вы не дождетесь его?
- Я не хочу подставлять герцога Алва под удар, - покачал головой Оноре. – Не уговаривайте меня. Лучше скажите, могу ли я хоть как-то отблагодарить за доброту?
- Что вы…
- Быть может, вы хотите исповедоваться?
- Но здесь нет подходящей исповедальни.
- Создатель услышит обращенные к нему слова везде, где бы мы ни находились, – улыбнулся святой.
- Тогда...
Исповедоваться… Если подумать, он так давно не делал этого, с момента приезда в Олларию ему почему-то все время не хватало времени посетить храм. Глядя в чистые светлые глаза Оноре, юноша понял, что тот был, пожалуй, единственным, кому он мог поведать о своих сомнениях.
- Я согласен.
Солнечный свет скользил по корешкам книг в библиотеке, в нем неспешно кружились в танце пылинки, а за окошком ворковали голуби. После ночи, полной крови, чужих слез и пороховой гари, до неправдоподобия мирная картина. Дикон потряс головой, собираясь с мыслями.
- Ты сомневаешься, Ричард?
Юноша удивленно замер. Он ожидал совсем не таких вопросов. Создатель, как же трудно ответить .
- Да.
- Боишься ли ты своих сомнений?
- Да, - почему голос звучит так глухо? – я не должен, но...
- Сомнения дарованы нам Создателем. Лишь он непогрешим и видит , чье сердце полно ненависти, а чье любви. Тот, кто не сомневается, тот не слышит голос Его, – рука взъерошила волосы. – В чем ты сомневаешься, Ричард?
- Я должен ненавидеть, того кого ненавидеть не могу. Я не могу понять его. У него злая усмешка и ядовитые слова, но он столько раз спасал меня. Я полюбил ту, которую любить был не должен. Я хотел служить ей, но мне кажется, что она предала меня. Я не знаю, чему верить, что выбрать…
- В твоем сердце нет ненависти и это хорошо. Ты умеешь любить, а это значит, что тебя есть, на что опереться. Если твой разум под властью сомнений, то прислушайся к тому, что говорит тебе сердце, у тебя ведь очень мудрое сердце, Ричард Окделл. Твой эр горд, твой эр силен, твой эр не верит никому, слишком часто должно быть чужая злоба вонзала ему отравленный кинжал в спину. Он из тех, кто прячет сердце за броней злых слов и насмешек. Срели всех тех, кого я встретил за это время, лишь он спасал слабых и вставал против сильных. Он щит, что закрывает собой Олларию от скверны. И будь благословенен он и дом его, ибо многие таят злобу на Повелителя Ветров.
Ричард прикрыл глаза, позволяя утешающим словам проникнуть в душу. Он прижался губами к руке клирика, а тот вознес короткую молитву-благословение. Больше они не разговаривали до самих ворот. Глядя вслед удаляющимся фигурам в сером, Ричард от всей души желал им благополучно добраться до Агарисса. В этом мире должно остаться хоть что-то, во что можно верить.
Часть 11.
Несколько дней прошли в беспрерывной суете и разъездах – армия готовилась к новой военной компании. Это стало благовидным предлогом, чтобы игнорировать все более настойчивые приглашения эра Августа. Ричард понимал, что ему припомнят и Надор, и ночь святой Октавии, и то, что он избегает общества как королевы, так и самого кансилльера, - он любил эра Августа, но не хотел попадать под град упреков. Но ничто не вечно под луной, когда-нибудь повода не откликнуться на приглашение не будет. Так и случилось.
Когда Ричард проснулся и спустился вниз, Хуан передал ему, что монсеньор покинул особняк еще на рассвете и не оставил для оруженосца никаких поручений, а это значило, что в этом день юноша оставался предоставлен сам себе. Зарядил мелкий противный дождик, небо заволокло тучами, такими же траурно-серыми, как настроение у герцога Окделла. Понимая, что дальше откладывать не получится, Ричард начал медленно собираться, оттягивая предстоящую встречу.
"Катарина-Леони Оллар, урожденная графиня Ариго, герцог Анри-Гийом Эпинэ, маркиза Антуанетта-Жозефина Эр-При, герцог Вальтер-Эрик-Александр Придд, герцогиня Ангелика Придд, граф Валентин-Отто Васспард, граф Штефан Фердинанд Гирке-ур-Приддхен, граф Эктор-Мария-Максимилиан Ауэберг, виконт Иоганн-Йозеф Мевен, граф Людвиг Килеан-ур-Ломбах, виконт Теодор Килеан, граф Генри Рокслей, виконт Джеймс Рокслей, граф Ги Ариго, граф Иорам Энтраг, граф Август Штанцлер, виконт Фридрих Шуленвальд, граф Луи Феншо-Тримейн, барон Жан-Филип Феншо, его наследник Эдвард, барон Александр Горуа, его наследник Симон, барон Альфред Заль, его наследник Северин, барон Ангерран Карлион, барон Питер Джеймс Лоу, его наследник Роберт, барон Максимилиан Гайар, его наследник Жорж... "
- Эр Август, что это за список? – Ричард недоуменно повертел в руках листок.
- Это люди, которые умрут этой осенью.
- Но… королева, ее братья… Как?
- Ты не знаешь? – граф грустно покачал головой. – Впрочем, откуда? Вряд ли бы Ворон сообщил тебе это. Братья королевы в Багерлее. А она со дня на день ждет, когда придут и за ней.
- Почему?!!
- Ты не помнишь, выносил ли Ворон что либо из особняка Ариго?
- Нет, он снял даже сапоги. Хотя…погодите. Рубашка топорщилась на груди.
- Это был наш приговор, Дик.
- Приговор?
- Дикон, в том, что Рокэ нашел в кабинете маршала Ариго копии полученного от епископа Авнира графом Килеаном письма – подделанный или якобы поделанный приказ Квентина Дорака оставаться в казармах. В довершение всего Ворон обнаружил, что Ариго и их слуги заранее покинули дом и вывезли все ценные вещи. Теперь Килеана-ур-Ломбаха и братьев Катари обвиняют в разжигании мятежа и подделке документов. Но…если бы они были заговорщиками, то, собираясь уехать, стали бы оставлять такие важные бумаги в доме? Иорам Ариго признал, что его предупредили, что особняк подожгут, и он вывез вещи. Это было глупо, ему следовало предупредить королеву или меня, но уже слишком поздно…
- Катари… Но она же королева! Они не посмеют!
- Не знаю... – пряча глаза, покачал головой граф - Ее величество – главная помеха, предстоящей женитьбе короля.
Видя недоуменный взгляд Ричарда, кансилльер пояснил.
- В стране не хватает хлеба и золота. Все это могут дать нам Дриксен или Фельп. А им нужен лучший полководец Золотых Земель. Ариго, сидящая на троне, только мешает им. Проклятый Дорак… Оноре считал, что с олларианской церковью возможно примирение, и поплатился за это жизнью.
- Оноре умер?!
- Убит, - горько улыбнулся эр Август, - на границе с Гайифой.
- Кто? Эр Рокэ не мог…его не было!
- А кэналлийцы были, – жестко ответил Штанцлер. – Я понимаю, Дик, что тебе хочется верить, что ты служишь честному и порядочному человеку, но это не так. Этот человек не способен любить, Дикон. Только ненавидеть. Он не способен строить. Только разрушать.
Кансилльер замолчал, тяжело дыша. Дрожащей рукой, он потянулся к шкафчику, достал небольшой флакон и накапал себя лекарства. Ричард поразился тому, как потемнел и осунулся эр Август, какие густые тени обвели глаза и тому, как трясутся руки с вздувшими венами. Жалость сжала сердце: сам эр Август тоже был в опасности, но думал в первую очередь о других: о Катари, о Дике, о Килеане, братьях Ариго, о стране.
- Я бы все на свете отдал, чтобы избавить тебя от этого разговора, но ты должен знать...Я хочу чтобы ты знал правду, чтобы никто не смог водить тебя за нос, Дикон.
- Что же делать…
Ричард прикрыл глаза. Скорбь о погибшем Оноре смешивалась со страхом за Катарину. Прошлое оказалось смыто этим страхом, как песок набежавшей волной.
- Мы... мы сможем подготовить побег?
- Ричард, - какие холодные пальцы у кансилльера! – Сбежавшая королева – это изменница, предательница. Сейчас ее защищает ее сан, в случае же побега… Да и она не согласится. Катарина – очень сильная девочка, которая всеми силами старается защитить близких ей людей, она будет бороться до последнего.
- Тогда…эр Август! Что делать?! Я поговорю с эром, он поможет.
- Раньше я думал, что связь с Алвой защитит королеву, но теперь он получил войну. Он еще мог помочь, если бы не… Дик, пообещай что наш разговор останется в тайне.
- Конечно!
- Прости мне мои сомнения. Конечно, сын Эгмонта Окделла не способен предать, - и снова грустная, но очень теплая улыбка. - Много лет назад королева предложила Ворону свое тело, но ее душа ему не досталась. Семь лет назад она отвергла его. Алва не простил ей этого до сих пор. Ворон любил Катарину Ариго, но получить так и не смог. Быть может, его еще удерживает память об этой любви, но если она умрет… Я боюсь этого. Мне… мне жаль Ворона. Он достиг таких высот, как никто, но внутри Алва пуст. И поэтому хочет смерти, он зовет ее, а приносит лишь другим. Это тяжелое бремя.
- Эр Август… Я понял, о чем вы говорите. Я ведь уже вызвал его на дуэль.
- Нет! Я не могу втягивать тебя в это! Я зря затеял этот разговор…Фамилия Окделл встанет в один ряд с Савиньяками, фок Варзов...Ты отстроишь Надор…
- Я… вы не правы!
- Дикон. Я сейчас уйду. Оставлю тебя наедине с собственной совестью. Если ты решишься, что ж... не буду скрывать, я буду рад. Если нет. Никто тебя не осудит. Я уже все обдумал. Ворон – великий воин. Убить его с помощью оружия не выйдет ни у кого. Тебе не выиграть этой дуэли. Но ты… ты живешь у него в доме.
На зеленое сукно, покрывающее стол, легко ложится массивное золотое кольцо. Алые, словно закат, камни, дружески подмигивают побледневшему юноше.
- В этом кольце яд: всего две крупинки. Каждой хватит на бутылку вина. Это безболезненная смерть, через сутки после того как человек выпил яд, он ложится спать и все… Я берег его для себя, но… я просто не вижу другого выхода.
Тихо скрипнула, закрываясь, дверь. Ричард обхватил голову руками, зарываясь пальцами в волосы. Медленный вдох и выдох. Кольцо, кажется, само скользнуло в руку. Как он покинул дом кансилльера, Дикон не помнил. Ноги сами несли его прочь, прочь, только прочь!
Очнулся он только тогда, когда оказался возле стен любимого монастыря Катарины. Недолго думая, юноша перелез через стену, карабкаясь по увивающим ее виноградным лозам. Он не думал, что может застать здесь Катари, ему просто хотелось побродить по дорожкам того сада, где впервые встретил ее, в надежде хоть немного разобраться в опутавших его сетями мыслях. Всего несколько шагов оставалось до знакомой скамейки, когда юноша услышал приглушенные голоса:
- Альберт, - тихо произнесла королева, - можно я буду вас так называть? Штанцлер
говорит, что вас так называют друзья. Мы ведь можем стать друзьями?
- Ваше Величество!
- А вы зовите меня Катари, разумеется, когда мы одни. Я всю жизнь мечтала о младшем
брате, старшие братья всегда заняты войнами, политикой и охотами, им не до вышедших из детской сестер... Ты не понимаешь, как страшно годами не говорить ни единого искреннего слова. Я почти рада этой нелепой сплетне, иначе я никогда бы не решилась на тайную встречу с молодым человеком.
- Эр Штанцлер предупредил меня, как вы рискуете.
- "Ты", Альберт, "ты"... А риск, что ж, ты рискуешь поменьше... Прости, я сегодня сама
не своя, мне вредно вспоминать. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Ричард отшатнулся, закрывая себе рот. Не может быть…Как…Катари! Пытаясь взять себя в руки, он осторожно раздвинул пусть и почти облетевшие, но все еще густые кусты. Катари вместе с каким-то незнакомым, прыщавым юнцом. Не доверяя себе, Ричард попятился, следовало бежать. Сейчас. Пока он еще может себя контролировать. Через ограду и дальше, сквозь сеть улиц, не останавливаясь и не задумываясь. Теплое, противное вино, наспех проглоченное в какой-то таверне, обжигающе горячий пирожок, купленный у уличной торговки – Дикон даже не почувствовал его вкуса – колючая ветвь небольшой акации, больно хлестнувшая по щеке, промокшие сапоги…
Золотое кольцо обжигает руки, и хочется закинуть его куда-нибудь, да хоть в Данар, но Ричард боится, что как в сказках, оно вернется к нему, и тогда уже у него не останется выбора. А есть ли он у него сейчас? Юноша сбился с шага. С раннего детства Ворон олицетворял для него все, что следовало ненавидеть: Талиг, Олларов, солдат, распоряжающихся в родовом замке, как в собственном доме, холодную и сухую мать, погибшего отца. Но он же избавил его от позора и даже смерти. Вся жизнь против коротенького года рядом с Вороном. Сомнения разъедают душу не хуже яда. И если это приближает его к Создателю, то он готов отказаться от такой чести. Если верить календарю, то вскоре их ждет Излом, но для него он уже наступил: прошлое и настоящее, верность семье и верность эру, Талиг и Талигойя, Катарина и Рокэ… Что ни выбери, куда ни поверни – ошибешься, сорвешься в пропасть. Этот выбор означает предательство. Стоит ли, сможет ли он жить после этого? Для чего?
- Если твой разум под властью сомнений, то прислушайся к тому, что говорит тебе сердце, у тебя ведь очень мудрое сердце, Ричард Окделл, - повторяет про себя Дикон слова Оноре и ускоряет шаг.
Юноша свернул в узкий, малолюдный переулок. Погруженный в свои мысли, Дикон отрешился от всего окружающего, за что немедля и поплатился.
- Ой… простите, пожалуйста, я вас не заметил, - слова увяли на губах, когда он встретился взглядом с холодными светлыми глазами наследника герцога Придда Валентином.
- Вы, очевидно, привыкли, что в Надоре вам уступают дорогу, здесь, в Олларии, вам следует быть более осмотрительным.
- Я уже извинился, граф, - сдерживая гнев, ответил Ричард.
В Лаик Валентин весьма успешно его игнорировал, а теперь, верно, и вовсе почитает за врага. Что ж, Ричард не обязан испытывать дружеских чувств к нему. Валентин такой же, как его отец! Скользкий Спрут, готовый чуть что, нырнуть на дно. Вальтер Придд нырнул и выжил, а Эгмонт Окделл погиб.
- Я вынужден принять ваши извинения, - как же раздражает эта вежливость, граничащая с оскорблениями!
- Могли бы и не утруждать себя! – огрызнулся Дикон. – Если я так задел вашу гордость, то мы можем прогуляться до Нохи.
- Я слышал, что вместо вас туда ходит драться ваш эр. Если так, то я вынужден отказать, мое мастерство не достаточно хорошо, чтобы скрестить с ним шпаги.
- Не беспокойтесь, - сквозь зубы ответит Ричард, - нам не помешают.
- Вы желаете обойтись без секундантов?
- Думаю, что мы можем положиться на честь друг друга. Итак, ваш ответ?
- Я принимаю ваше приглашение.
Ноха, Ноха... опять Ноха. Вот только теперь нет ни страха, ни отчаяния, только желание увидеть чужую кровь на старых щербатых камнях. Шпаги, зло взвизгнув, схлестнулись и заплясали в смертельной схватке. Шумное дыхание и глухой звук шагов. Рваный разговор на языке быстрых выпадов, прыжков, поворотов, смертельный танец под серым, словно крыса, небом, которое вновь расплакалось мелким ледяным дождем. Крупная капля заползла Дикону за шиворот, заставив поежиться.
И он словно увидел со стороны того глупого шестнадцатилетнего мальчишку, бросившего вызов сразу семерым противникам. Если бы не маршал, он бы здесь сейчас не стоял. Почему они дерутся? Предлог глуп до безобразия. Что заставило обычно такого невозмутимого Валентина поддаться на провокацию? Что делал он недалеко от дома эра Августа?
Дикон задумался всего на мгновение и оступился, земля юркой змейкой выскользнула из-под ног.
- Вставайте! – кончик шпаги Валентина пляшет возле шеи. – Возьмите шпагу.
- Не хочу, - Дикон запрокидывает голову, открывая горло для удара и вглядываясь в светлые холодные глаз Придда, вот какие они оказывается...
- Вставайте!
- Вы тоже были у кансилльера? – и губы кривит та самая усмешка, что часто гостит на лице у эра. – Вы слышали о грозящей ей опасности? Вы любите ее, Валентин?
Тот молчит, не пытаясь отвести взгляд. Пауза мучительно затягивается, грозя обрушиться на головы соперников.
- Вы глупец, герцог, - но Придд все же отступает назад, убирая оружие.
- В таком случае, вы тоже.
Валентин медлит, а затем протягивает руку, помогая подняться. Они не ждут друг от друга извинений. Впервые Ричард чувствует, что понимает графа Васспарда. Они покидали Ноху, все так же молча, как шли туда, но теперь это была уютная, мягкая словно шаль, тишина.
- До свидания, Валентин, - примет руку или нет?
- До встречи... Ричард, - легкая пауза перед тем как назвать его по имени, но рукопожатие твердое и уверенное.
Дикон еще некоторое время смотрит вслед уходящему графу Васспарду, а затем резко разворачивается и спешит к особняку Алва. Злость ушла, осталось лихорадочное возбуждение, голова пустая-пустая, словно все мысли выдуло осенним ветром, а пальцы все крепче сжимают холодный металл кольца.
- Если твой разум под властью сомнений, то прислушайся к тому, что говорит тебе сердце, у тебя ведь очень мудрое сердце, Ричард Окделл, - шепчет юноша.
Сердце сделало свой выбор. Быть может, он ошибся. Но какие бы доводы ни приводил рассудок, болело и разрывалось сердце - этот глупый и доверчивый орган. «Создатель – это любовь», – учил Оноре и был без сомнения прав. Даже если эта любовь неправильная, грешная, даже если у нее нет ни будущего, ни прошлого, ни настоящего, даже если все, что она принесла, было лишь страданием.
Сейчас вечер, а значит Алва скорее всего у себя. Взбежав по лестнице, Ричард остановился у двери, прижавшись ней лбом и едва ощутимо гладя темное дерево кончиками пальцев, бездумно повторяя узор – крутящиеся вихри – уже ничего не изменить. Он постучал.
- Войдите.
Эр сидел на шкурах возле камина и перебирал какие-то бумаги, в камине билось пламя, неровными бликами ложась на лицо маршала.
- Что вы хотели, юноша? Только не говорите мне, что снова проиграли лошадь или кольцо.
Ричард вздрогнул, но помотал головой.
- Что же тогда?
Ворон кажется очень усталым. А может быть, это все игра света и тени на лице?
- Если вы все же здесь – налейте вина.
Руки дрожат и не слушаются – белая крупинка почти мгновенно растворяется в рубиновой жидкости. И правда кровь… Юноша, закусив губу, наблюдает за тем, как Алва неторопливо отпивает глоток и ставит на пол бокал, а затем одним глотком осушает свой. Вот и все… его шатает. Наверное, не стоило, в самом деле, не стоило использовать обе, но он не хотел, чтобы еще кто-нибудь, хоть еще кто-нибудь…Пол под ногами взбрыкнул, словно норовистая лошадь, кабинет закружился перед глазами и исчез, словно кто-то разом задул все свечи.
***
Свет возвращался постепенно, вначале неясной дымкой на грани сознания, а затем хлынув половодьем под сомкнутые веки. Поняв, что спрятаться не удастся, юноша открыл глаза, упираясь взглядом в высокий потолок. Его осмотр ничего не дал, а сонная муть в голосе проясняться не желала.
- Очнулись? – Хуан? – Я сейчас позову доктора.
Быстрые шаги и звук захлопывающейся двери. Разрубленный Змей! Что же происходит? Дикон нахмурился, вспоминая и стараясь не обращать внимания на раскалывающуюся от боли голову. Ворон, спокойно выходящий из пылающего дома…топорщащаяся на груди рубашка…кольцо с красным камнем в сухих пальцах кансилльера… Катарина… с другим.. холодные глаза Валентина… белая крупинка, так легко растворившаяся в вине… Ричард попытался рывком встать, но тут же чуть не потерял сознание от накатившей слабости.
- Вам нельзя вставать! – в комнату буквально вбежал пухлый старичок, очевидно, врач.
Он засуетился, осматривая юношу.
- Где? – голос отказывался повиноваться. – Где монсеньор?
- Герцог Алва уехал. Война.
- Что? ! А..
- А вы провели все эти дни между жизнью и смертью. Успокойтесь.
- Нет, я должен…
- Вы должны принять сейчас лекарство и спать. Вам нужно соблюдать постельный режим, если не хотите осложнений.
Сопротивляться сил не было. Хотя это не значило, что Дик не попытался. Но врач при поддержке Хуана оказался сильнее, им вдвоем удалось напоить герцога Окделла настойкой.
Когда он на следующее утро проснулся, то хмурый дворецкий передал ему запечатанный конверт. Дрожащими руками, Ричард распечатал его. Ничего… только сухое уведомление о том, что герцог Окделл, как только ему позволит состояние здоровья, поступит в распоряжение Лионеля Савиньяка в чине порученца, и размашистая подпись. Все.
Алва уехал.
Без него.
Действительно все.
Часть 12.
Ричард прижался лбом к холодному стеклу, посеребренному капельками дождя. В теплой комнате можно укрыться от непогоды за окном, но где спрятаться от той, что холодной гадюкой свернулась на сердце? Сразу после выздоровления Лионель завалил юношу работой, и жизнь закружила того в своем бурном, но мутном потоке, не давая ни минуты, чтобы остановиться или отступить. Если он не составлял отчеты, то разбирал бумаги или несся на другой конец города, доставляя послание, или сопровождал коменданта Олларии на всевозможные приемы и балы. Это помогало. А ночную тишину в чужом опустевшем доме можно было разбить звоном пустых бутылок, а кровь согреть вином. Но все это было обманом, Дикон уже понял, что из осколков нельзя создать новую сказку.
- Заскучал? – в кабинет заглянул Лионель, у которого был просто наверняка нюх на отлынивающих от работы порученцев.
- Нет, эр...монсеньор, - замотал головой Дикон, отскакивая от окна. – Просто…
Савиньяк хмыкнул, окидывая его внимательным взглядом жгучих черных глаз.
- Тогда просто составишь мне компанию. С бумагами закончишь завтра, а сейчас собирайся.
- А куда? Если это прием, то мне стоит переодеться.
- Сегодня никаких приемов, хотя тебя бы и следовало посещать их чаще, ты все еще не привык вращаться в высшем обществе, - строго сказал Лионель, с удовольствием наблюдая заливающий щеки мальчишки румянец. – Ну-ну, не надо с такой тоской смотреть в окно, реки, текущие по улицам столицы – не самое лучшее место для купания. Тут не далеко, это местечко просто создано для таких дождливых вечеров.
Таверна оказалась и правда на редкость уютной, это было одно из тех маленьких заведений, спрятанных в переплетении дворов и переулков, с потемневшей от времени старинной вывеской и своей собственной историей, которую могут поведать случайно зашедшему посетителю хозяева. Завсегдатаи здесь чаще всего давно знакомы между собой, и встретившись где-нибудь на улице, вежливо раскланиваются, ощущая какую-то особую тайную связь. В зале было всего около дюжины небольших столиков, развешанные по стенам потемневшие от старости картины выдавали любовь хозяев к морю, а может быть и их корсарское прошлое. Рыжеволосая уже немолодая женщина за стойкой, протирающая и без того чистые стаканы, завидев посетителей, улыбнулась и склонила голову, совершенно не смущаясь тем, что по положению была несравненно ниже их. Кивнув ей, граф Савиньяк уверенно прошествовал к дальнему столику, прятавшемуся в тени. Молоденькая девчушка, очень похожая на хозяйку таверны, тут же принесла вина и застыла рядом, ожидая, чего господа изволят заказать.
- Ты голоден? – осведомился Лионель у Ричарда.
- Нет, - тот помотал головой.
- Тогда иди, красавица, - девчушка хихикнула и ловко спрятала протянутую монетку. – Если что-то понадобится, мы позовем.
Вино оказалось очень пряным и очень крепким, его полагалось подогревать на стоящей на столе небольшой жаровне и пить маленькими глотками, смакуя каждую каплю, чему изрядно замерзший юноша был только рад. Некоторое время оба молчали, наслаждаясь царившим здесь покоем и уютом. Откуда-то сбоку к стойке вышел пожилой мужчина, в руках он нес скрипку. Хозяйка, вытерла руки узорчатым полотенцем и налила ему вино, которое тот, поблагодарив ее, тут же и выпил. Совершив этот незамысловатый ритуал, он ласково погладил инструмент, положил его на плечо, прижался щекой и, прикрыв глаза, начал играть. Легкая мелодия поплыла в воздухе, сплетаясь с дождем, все еще барабанящим по крышам, в причудливой гармонии. Лионель откинулся на спинку стула, и наконец, нарушил молчание:
- Дикон, а ведь ты уже очень давно не был дома, верно? Не скучаешь по родным надорским яблоням?
- Нет, матушка мне часто пишет, - Ричард едва удержался, чтобы не поморщиться, он любил Мирабеллу, но отношения с ней становились все более натянутыми. - Эр Лионель, если уж мы об этом заговорили… нельзя ли представить мою сестру ко двору?
- Понимаю, - фыркнул тот. – Надор – не самое подходящее место для молодой и красивой девушки. Хорошо… думаю, что смогу тебе помочь.
И снова между ними воцарилось молчание, то самое, когда можно спокойно погрузиться в собственные мысли, не рискуя при этом обидеть собеседника. Ричард упорно что-то разглядывал на дне своей кружки, а Лионель лениво скользил взглядом по полупустому залу, чему-то улыбаясь уголками губ.
- Монсеньор, - как же трудно было произнести это слово по отношению к другому человеку! – Вы хотели со мной о чем-то поговорить? Я помню, вы говорили, что если тебя куда-то пригласил кто-то из придворных, то стоит задуматься, что ему может быть от тебя нужно.
- Верно, - Лионель повертел в руках свою кружку. – Может быть, ты скажешь еще и о чем?
- О причинах… моей болезни? О том, почему эр Рокэ не взял меня с собой? – ну вот, когда-нибудь ему все равно бы задали этот вопрос, раньше лучше, чем поздно, а Лионель лучше, чем кто-либо другой.
- И об этом тоже. Расскажи, что тогда произошло?
- Зачем? – ему кажется, или вино действительно горчит?- Вы ведь все уже знаете сами.
- Возможно. Истина одна, как утверждают церковники, и известна она одному лишь Создателю. Но правда у каждого из нас своя. Я хочу услышать твою.
- Что ж… - поначалу слова не давались, норовя оборвать нить повествования и рассыпаться мелким жемчугом, но потом они покатились горной лавиной – не спрятать, и не убежать, слишком долго он все держал в себе, слишком долго плавился в плену собственных мыслей и переживаний.
- Так все и было, - на смену непогоде пришла пустота, которую не заполнить даже самым лучшим вином.
Посмотреть в лицо Лионелю было невероятно сложно, но именно поэтому Дикон поднял глаза, почти уверенный, что увидит разочарование и гнев. Но тот лишь задумчиво щурил глаза на пламя свечи, постукивая кончиками пальцев по столу. Ричарду показалось, что у него с плеч свалился тяжкий груз, Савиньяк лишь раздумывал о чем-то, кажется, он не считал, что оруженосец в чем-то виноват. Это было… удивительно, тем более что сам Дикон считал иначе, ведь Ворон оставил его, не захотев взять с собой.
- Занятно. Но ты упустил одну существенную деталь.
- Но я все рассказал! Даю слово…
- Ты не сказал, кто дал тебе яд. Молчишь? Молчи. Только знаешь ли ты, что граф Штанцлер бежал из Олларии? – лицо Лионеля спокойно, будто он рассуждает о погоде. - Сразу после знаменитого завтрака. Ты ведь уже слышал эту историю, не так ли? Ворон тогда на дуэли убил четверых Людей Чести. Интересно почему? Нет-нет, не нужно отвечать. Поразмысли над этим на досуге. Но раз уж мы заговорили о дуэлях и о ядах, то давай поговорим и об убийствах.
Дикон вспыхнул, но промолчал.
- Сколько раз тебя пытались убить?
- Я был на войне и там…
- Я говорю не об этом. И ты это прекрасно понимаешь, - в голосе Лионеля промелькнуло легкое раздражение, юноше почувствовал себя снова унаром, неправильно ответившим на вопрос ментора. - Итак, сколько?
- Постойте… я не понимаю…
- Конечно, ты не понимаешь, а Рокэ не удосужился тебя просветить, - кажется, этот урок Дикон выучил из рук вон плохо. - Я слушаю.
- Один раз… Но это было очень давно! Еще до Варасты, какой-то грабитель. Куда вы клоните?
- Один? – Лионель как-то невесело усмехнулся. – Не слишком ли ты наивен, Дикон? Не хочешь сам ответить на этот вопрос?
- Нет, я не понимаю, какое это может иметь отношение к нашему разговору.
- Хорошо. Я подскажу. Первый раз тебя попытались убить в Лаик.
- Лаик?
- Помнишь, тебя укусила крыса? Она тебя спасла. Крыса и Рокэ. Если бы она тебя не укусила, а он не обратил бы внимания, что у тебя болит рука, все было бы кончено. При укусе простой крысы нет таких симптомов, тебя отравили. И Рокэ, конечно же, об этом догадался Если бы Ворон не взял тебя в оруженосцы, то ты в тот же день покинул бы Олларию, но вот до Надора вряд ли бы добрался. Я имею в виду живым. Дальше. Почему среди Людей Чести не нашлось никого, кто бы поступил, как некогда Эпинэ и фок Варзов? Неужели положение твоих друзей было столь незначительно, что никто не посмел встать на сторону герцога Окделла? Дальше…- не обращая внимая на побледневшего мальчишку, жестко продолжил Лионель. – Об этой попытке ты уже вспомнил сам. Почему Килеан не взялся за расследование? Не каждый день в столице нападают на герцогов. Твой проигрыш Эстебану Колиньяру. Это могло спровоцировать тебя на дуэль или самоубийство, учитывая твою порывистость и приверженность Чести. Или кого-то столько же озабоченного ее охраной на твое убийство. Проиграть фамильный перстень – это позор. Тем более для такой ортодоксальной семьи как твоя. Почему же сам Килеан не приказал оруженосцу вернуть его? О том, что он не знал, не может быть и речи, придворные - ужасные сплетники, знаешь ли. Почему его не попросил об этом сам Штанцлер, который так заботился о юном герцоге Окделле? Продолжишь дальше сам?
- Дуэль, - прошептал побелевшими губами Дикон. – Я вызвал семерых, у меня просто не было шансов. Если бы не эр…
- Верно. Так почему Килеан не остановил Эстебана? Или вовсе не приказал ему не задевать тебя? Почему тем же не занялся Штанцлер? Но Рокэ говорил еще, по крайней мере, о двух попытках. Тогда его кэналлийцы оказались проворнее, чем убийцы. Жаль, что ни одного из них не удалось взять живым.
- Кэналлийцы… - в ушах нарастал гул, мысли путались, и Дикон запустил в волосы пальцы. – Ну конечно… Они следили за мной! Как бы иначе монсеньор узнал о дуэли.
- Они следили за тобой после того случая с крысой почти постоянно и оберегали невнимательного герцога Окделла от подозрительных личностей, которых он просто притягивал. Ворон не привык разбрасываться оруженосцами направо и налево. Кроме того, за тобой следили не только они.
Дикон уронил голову на руки, пытаясь сдержать рвущийся из груди глухой стон. Выходит Рокэ и теперь, даже когда уехал, позаботился о нем, недаром же он получил приказ о назначении порученцем Лионеля. Ворон никогда не предавал его. Тогда как сам Дикон…Он в отчаянии закусил губу. Если за ним следили, то эр наверняка знал обо всех его встречах с Катари и Штанцлером. Ему не составило труда сложить два и два. В глазах защипало, но он упрямо выпрямился. Лионель одобрительно кивнул.
- Именно поэтому вы привели меня сюда? Потому что если бы здесь появились незнакомцы, то вы бы сразу узнали их?
- Верно, - уголки губ Савиньяка-старшего дрогнули в намеке на улыбку. - Что ты теперь будешь делать?
- Надо найти, кто, - глухо ответил Ричард. – Кто пытался меня убить.
- Начни с «почему»? Если ты поймешь это, то поймешь, и кому была выгодна твоя смерть.
- Земля? Но кому нужен нищий Надор? Титул? Но Наль и Эйвон не могли! Они не такие!
- Не могли почему? Достаточно ли ты их знаешь, чтобы утверждать это? Кто еще сможет претендовать на наследство? У кого достаточно денег, чтобы поднять Надор из бедности?
- Кардинал? Я ему как кость в горле.
- И ты думаешь, что люди кардинала не довели бы дело до конца? Или стали действовать так грубо?
- Тогда… Потому что я оруженосец Ворона?! Но в этом случае меня должны ненавидеть все Люди Чести! Не знаю! Не знаю! Кому? Кому вообще я теперь могу доверять?!– глаза юноши вспыхнули незнакомым злым огнем.
- Себе? Думай, Дикон, думай. Иногда ответ лежит ближе, чем ты можешь догадываться.
Они распрощались с Лионелем у ворот особняка Алва. Дождавшись, когда силуэт Савиньяка растворится в сплошной пелене дождя, Дикон спешился и медленно побрел вниз по улице, ведя Сону на поводу. Холодные капли заползали за шиворот, заставляя морщиться от холода, одежда пропиталась влагой и потяжелела, а в сапогах начала хлюпать вода, но впервые за последнее время юноша почувствовал, что он живой, и это было просто чудом. Дикон усмехнулся, за три года Ворон должен был чему-то научить своего оруженосца, но из него вышел такой же учитель, как и из самого Ричарда ученик, но Лионель совсем не походил на Алву. Конечно, никто не сможет заменить ему Рокэ, но он был действительно рад, что служит под начальством Савиньяка-старшего. Юноша оглянулся, рассматривая, куда же он забрел. Особняк Придда. Да уж, вот кому эта погода должна быть по душе. Он вскочил на лошадь, пора возвращаться домой, иначе завтра он повторит свой подвиг и уже Лионеля назовет «бодсиньором».
Глава 13.
Безбрежный океан тьмы без малейшего проблеска света, ноги по колено утопают в тягучей, словно свежая смола, мгле, каждый шаг дается с трудом, в голове нарастает рокот камней: тревожный, предостерегающий, зовущий – виски взрываются болью, ни одной связной мысли не осталось, живот подводит от тянущего, липкого страха. Может быть, он ослеп? Дикон шарит в воздухе руками, надеясь, что хотя бы осязание не подведет его. Пальцы касаются шершавой поверхности – необработанное дерево, почти сразу же в кожу впилась заноза, но все же он смог нащупать ручку. Дверь. Дикон потянул ее на себя, надрывно заскрипели несмазанные петли, - по глазам резануло светом, который почти сразу же сменился все той же непроглядной тьмой. Сделав шаг вперед, он запнулся о высокий порог и понял, что падает, падает в эту мглу, слишком испуганный, чтобы хотя бы вскрикнуть. Но чьи-то руки удержали его от падения, юноша отчаянно вцепился в своего спасителя и удивленно распахнул глаза, уловив знакомый аромат благовоний. Как жаль, что он по-прежнему ослеплен этой темнотой!
- Что вы здесь делаете, Ричард? – интонации тоже знакомые - эр злится на него.
Но теперь, когда Дикон слеп, он отчетливо слышит скрывающиеся за гневом страх и печаль. Кажется?
- Не знаю, - шепчет он, крепче обнимая Рокэ за плечи – пусть только попробует от него избавиться!
- Вы не должны быть здесь. Немедленно уходите.
Конечно, ему следует подчиняться приказам эра, но только не сейчас. Ричард качает головой.
- Вы должны были остаться с Лионелем. Зачем вы пришли сюда?
Нет, он не ошибается: холод слов не может скрыть звенящий не хуже натянутой струны, страх.
- Вы оставили меня, - шепчет Дикон. – Вы оставили меня! Но я все равно не уйду! Сколько бы вы ни отталкивали меня.
Он находит губы Ворона и целует: зло, требовательно, - так, как никогда бы не осмелился в действительности, но если это сон, то какое могут здесь иметь значение условности? Алва пытается его оттолкнуть, но Ричард не отпускает, целует снова и снова, пока упрямые губы не откликаются, приоткрываясь и отвечая, перехватывая инициативу. Пальцы вплетаются в волосы юноши, заставляя запрокинуть голову, открывая беззащитную шею, Алва прикусывает кожу, ту же зализывая укусы, Дикон, не сдержавшись, тихо стонет. Ну уж нет! Он не собирается сдаваться на милость победителя. Он уже не неискушенный девственник, пусть и весь его опыт и заключается в паре проведенных с Марианной ночей. Ричард толкает Алву назад, прижимая спиной к стене, скользит ладонями по телу: смело, бесстыдно, наслаждаясь тем, как участилось его дыхание. И вдруг оказывается, что они почти одного роста, хотя раньше юноше почему-то казалось, что эр выше. Воспользовавшись паузой, Ворон вырывается, они меняются местами, теперь уже очередь Ричарда глотать рвущиеся сквозь сжатые зубы стоны, когда горячие ладони проникают под одежду, царапают кожу, а зубы больно прикусывают мочку уха.
- Даже так он меня отталкивает, – запоздало понимает Дикон.
Он обхватывает ладонями лицо Алвы, целуя так нежно, как только может, отдавая все, что только захочет взять Ворон, шепча, задыхаясь, в самые губы:
- Я буду рядом... Я все равно буду рядом.
Ричард проснулся, чувствуя, как бешено колотится сердце, словно собираясь вырваться из грудной клетки. Он откинул одеяло, поднимаясь с кровати и подходя к столу, где стояла наполовину пустая бутылка вина. Нашарив ее на ощупь, долго пил прямо из горлышка, бездумно рассматривая свое бледное и встрепанное отражение в зеркале. Внезапно, что-то привлекло его внимание. Ричард быстро зажег свечу и подошел ближе: на шее были отчетливо видны багровые следы, искусанные губы припухли и чуть кровоточили, а руку неприятно покалывало от засевшей возле указательного пальца занозы. Так что же это было? Сон или…?
На службу Дикон пришел удивительно рано, но не раньше Лионеля, который понимающе усмехнулся, заметив у него и новый шейный платок, и круги под глазами. Савиньяк коротко приветствовал юношу, указав на дожидающиеся того бумаги. Ричард тихо застонал, оценив размеры стопки, - сидеть ему над ними до самого вечера. Но, разумеется, одними документами Лионель не ограничился, для порученца у него нашлись и другие задания, так что домой Дикон вернулся за полночь и, упав на кровать, почти сразу заснул, без всяких таинственных и не очень сновидений.
Отчего, впрочем, количество дел, которых ему нужно было выполнить завтра и послезавтра и послепослезавтра и послепослепослезавтра не уменьшилось, наоборот, их становилось все больше и больше. Ричард не спрашивал, что же произошло, только недоуменно хмурил брови, увидев очередной пакет, который нужно было отдать гонцу, направляющемуся к каданской границе. Генерал Савиньяк в последнее время был весел, разговорчив и доволен, как кот, запустивший лапу в хозяйские сливки. Дикону оставалось только дивиться и выполнять приказы.
За эти дни он несколько раз встречал Валентина Придда, который крайне редко появлялся во дворце. Исключения составляло весьма ограниченное количество светских раутов, которые он должен был посещать в силу своего происхождения и положения в обществе, или же сопровождая своего эра. К огромному удивлению Дикона, ему не приходилось держать себя в руках, чтобы не нагрубить Валентину. Ему вообще не приходилось прилагать для этого усилий, ведь разговоры о погоде и здоровье не требуют особой вежливости по отношению к собеседнику. Хотя отчего-то Ричард не сомневался, что граф Васспард и в этом случае нашел бы способ в своей манере изысканно вежливо оскорбить его, если бы захотел.
На этих же приемах он часто видел Катари, как всегда пленительную и хрупкую, словно надломленный цветок. Но теперь Ричарда не трогала ее красота, слишком свежи были в памяти недавние воспоминания. Официальные приветствия, тонкая ручка, протянутая для поцелуя, лживая улыбка – все, что остается ставшим чужими друг другу людям. А кроваво-красное вино отравит разбитое сердце, заставив замолчать воющего там зверя.
Но Ричард больше не любил ни гиацинты, ни розы, предпочитая им другие цветы. Ромашки, васильки, лютики… Они не годились для того, чтобы дарить букеты из них девушкам, их не воспевали поэты, не поливали слезами романтики. Простые, понятные цветы. При дворе таких не встретишь, да оно и к лучшему. Им нужен простор, солнце, воздух, свобода, а в душных дворцовых коридорах они бы слишком рано погибли, лишенные всего этого, сломались бы под ногами бездушных придворных шутов. Именно поэтому Ричард медлил, не спеша отправлять с гонцом добытый Лионелем для Айрис пакет фрейлины Ее Величества.
Во время одного из приемов он ускользнул в сад, спасаясь от притворно-ласковой улыбки Катари, от льстивых лиц и речей придворных, с которыми велел ему поговорить Лионель, от назойливых девушек, желающих потанцевать с Повелителем Скал, от неприязненных взглядов настоящих Людей Чести. Он медленно брел по полутемным садовым аллеям, прячась в тени увитых разноцветными праздничными лентами деревьев, пока, наконец, не вышел к огромному старому дубу. Дикон прижался к шершавой, теплой коре лбом, обхватив стол руками, и мысленно попросил у него, как учила нянюшка, помощи и защиты. Ему даже показалось, что в ответ дерево чуть шевельнулось, хотя, скорее всего это была лишь игра воображения.
- Видимо, я выбрал неудачное место для уединения, - сбоку раздался негромкий знакомый голос. – Простите, что был вынужден прервать ваше свидание, но мне показалось, что с моей стороны будет неприлично молча наблюдать столько интимный момент, не сообщая о своем присутствии.
Дикон смущенно вспыхнул. И нужно ему было обниматься с деревом, придумал тоже! Но неужели Валентин не умеет не говорить гадости? А ему только начало казаться, что Придд не так плох, что его можно назвать если не приятелем, то хорошим знакомым. И обязательно надо было сейчас все испортить! Ричард вздохнул, поворачиваясь на голос. Валентин стоял чуть поодаль, прислонившись к стволу, лунный свет, пробивающийся сквозь листву, смягчил черты его лица, стерев холодность, превращая мраморную статую в обычного шестнадцатилетнего мальчишку, пусть излишне бледного, в странных светлых глазах которого на самом дне притаились тени – чувства. И этот тоже, - мысленно застонал Дикон. – Они вообще когда-нибудь снимают маски?
Сделать несколько шагов навстречу оказалось очень просто, ведь совсем недавно во сне, он уже сделал их, пусть и к совсем другому человеку, но все же…
- А вы не желаете тоже попробовать? – легко улыбаясь, спросил Ричард. – Это гораздо лучше, чем вальсировать с дочкой какого-нибудь барона, которая только думает, как женить на себе герцога.
- И что же я должен делать? – кажется, Валентин не спешит сбегать.
- О, все просто. Подойдите к дереву, обнимите его, так как обнимали бы свою мать, прижмитесь. Да, вот так. А теперь закройте глаза, попытайтесь почувствовать, как по стволу бежит сок, услышать, как шевелится каждый листик, как втягивают воду корни, проникая так глубоко в землю, что даже столетия не смогли справиться с ними, как дышит дерево, как бьется его сердце, ощутить, что ваше бьется в такт, - Дик поймал себя на том, что повторяет слова своей няни, которые он услышал и запомнил еще с тех пор, когда старая Нэн тайком от герцогини Мирабеллы водила юного графа Горика в лес, - Сейчас это дерево – дорогое, родное вам существо, ваш друг. Поговорите с ним, расскажите о том, что вас волнует, что печалит, попросите поделиться с вами своей силой и своей мудростью. А можете просто помолчать, просто послушать друг друга…
Лицо Валентина постепенно разглаживалось, с него исчезло недоверчиво-ироничное выражение, в уголках губ даже затаилась улыбка, он тихо вздохнул и открыл глаза, отходя от дерева.
- Вы, правда, во все это верите, герцог Окделл? – это должна была быть ирония, но голос странно задумчив.
- Не то, чтобы верю, - Дикон рассеянно погладил кору, - но иногда мне кажется, что это может быть правдой. Иногда...
Он опустился на траву возле дерева, упираясь затылком о ствол. Немного помедлив, словно сомневаясь в своем решении, Валентин сел рядом. Затевая весь это разговор, Дикон был вовсе не уверен, что это такая уж блестящая идея. И если спрятать смущение и неловкость ему помогли уроки Лионеля, то предсказать реакцию Придда было попросту невозможно. Тот мог сделать все, что угодно, например, высмеять, но неожиданно благосклонно принял попытки Ричарда завести беседу.
- Что же заставляет вас так думать?
Ричард горько усмехнулся, вспоминая, как негодовала матушка всякий раз, когда он заводил об этом разговор.
- Вот вы будущий Повелитель, Валентин. Ощущали вы когда-нибудь что-нибудь странное?
- Например, то, что сейчас сижу тут с вами и разговариваю о деревьях?
- Нет, хотя, это и правда, странно, - Дикон ненадолго замолчал, мучительно подбирая слова, но потом продолжил, медленно, будто двигался по тонкому льду. – Я слышу, как разговаривают камни. Всегда слышал. Особенно в Сагранне, мы тогда два месяца провели в горном лагере, так я по ночам не мог заснуть, выходил из палатки и слушал.
- И вы… понимали, о чем они разговаривают?
- Иногда. У них ведь совсем другой язык. Надо самому окаменеть, наверное, чтобы понять. Я могу уловить лишь что-то общее: сейчас они сердятся или, наоборот, довольны. Глупости я говорю, верно? Сам не знаю, почему рассказываю это. Сейчас вы посмеетесь, глупые детски сказки.
- Я не думаю, что это сказки, и смеяться не буду, - тихо ответил Валентин. – Я вам верю.
- Правда? – обрадовался Ричард. – Но почему?
- Скажем так… да, я тоже встречался с ожившей легендой, поэтому вполне могу поверить в то, что Повелитель Скал может слышать, как разговаривают камни.
Они замолчали, думая каждый о своем. Легкий ветерок доносил до них обрывки музыки и чьих-то разговоров. Сидеть вот так было неожиданно хорошо, они слишком мало знали друг друга, чтобы вести беседы, да и не хотелось нарушать эту тишину звуками, слишком уютно она обнимала их.
- Вам надо идти, - это прозвучало неожиданно громко.
- Что?
- Вас, наверное, будет искать генерал Савиньяк, вы же с ним пришли на прием, - пояснил Валентин. – А мы уже здесь долго сидим, он вас наверняка ищет.
- Вы правы, - нехотя поднялся Дикон. - Пойдете со мной?
- Нет, пожалуй, я еще посижу здесь. Поговорю с новым другом, - тень бледной улыбки скользнула по тонким губам.
- В таком случае… до свидания, Валентин, - Ричард протянул руку. – И спасибо за этот разговор.
- До свидания, Ричард, - пожатие у Придда крепкое. – И вам спасибо.
Чуть поклонившись, Ричард заспешил к дворцу, спиной чувствуя провожающий его взгляд светлых глаз.
Как оказалось, еще немного и Савиньяк начал бы его разыскивать, увидев приближающего Дикона, он махнул рукой, подзывая к себе. Но спрашивать, куда подевался его порученец посреди приема, как ни странно, не стал. Они подошли попрощаться с хозяевами праздника, раскланялись со знакомыми и покинули прием.
- Ричард, я надеюсь, ты завершил все свои дела в Олларии, как я и просил? – на улице спросил юношу Савиньяк-старший. – Раздал долги, попрощался с девушкой, выпил все вино из погреба Рокэ?
- Да, я все сделал, как вы и просили, - улыбнулся Дикон, - хоть и не знаю, зачем вы это сделали. Мы уезжаем?
- Да, Ричард, уезжаем, - в черных глазах заплясали искры. – Кстати, можешь поздравить меня с повышением. Я теперь маршал Савиньяк, а ты мой порученец. Готовы сопровождать меня, теньент Окделл к месту расположения Резервной армии Талига?
- Поздравляю, - ошеломленно проговорил юноша. – Готов! Конечно! Погодите…корнет?
- Ты не рад повышению? – прищурился Лионель.
- Рад, но… - юноша осекся, но смело продолжил, - но я не заслужил повышения, эр Лионель!
- Скажем так, это аванс в счет твоих будущих заслуг, Дикон. Еще раз спрошу, ты готов?
- Да, господин маршал.
- Тогда собирайся. Завтра утром мы выступаем в Северный Надор!
Глава 14.
Ричард клевал носом, просыпаясь, только когда Сона сворачивала к обочине, привлеченная какой-нибудь особо вкусной на лошадиный взгляд травинкой, или, разбаловавшись, норовила сменить шаг на галоп. Ей было скучно, Ричарду тоже, ему уже изрядно приелись однообразные пейзажи, становившиеся все более знакомыми по мере приближения армии к каданской границе. Юноша слабо радовался тому, что ему не придется навещать по дороге родной замок, хотя эр Лионель морщился и советовал не пренебрегать сыновним долгом и все же написать домой. Вздохнув, Ричард признал, что тот был прав и пообещал себе, что обязательно на ближайшей стоянке возьмется за перо, впрочем, он собирался сделать это еще в прошлый раз, да и в позапрошлый тоже. Он же не виноват, что так устает, и все обещания вылетают из головы, стоит только растянуться на походной койке! Сона недовольно фыркнула и потянулась губами к нависающей над дорогой ветке, надеясь полакомиться полузрелым диким яблоком. Дикон тряхнул головой, понимая, что хитрая кобылка, воспользовалась его задумчивостью и уже довольно давно остановилась. Он раздраженно потянул за повод, намекая ей, что пора бы и честь знать. Дик мог бы поклясться, что в лошадиных глазах отразился молчаливый укор: мол, хозяин, требуешь, чтобы я плелась вслед за этими улитками, да еще и яблок лишаешь? Юноша виновато похлопал Сону по шее и кинулся догонять товарищей.
Вечером, когда юноша уже хотел вернуться к себе в палатку, его окликнули караульные. Их догнал гонец со срочным посланием из Олларии. Сгорая от любопытства, Ричард проводил его к Лионелю, а, так как из палатки никто его выгонять не собирался, то он остался, стараясь казаться как можно незаметнее. Вскрыв пакет, маршал потемнел лицом, но промолчал, жестом попросив их выйти и попросив порученца проследить, чтобы его не тревожили по пустякам. Дикон ни минуты не сомневался, что случилось что-то ну совершенно нехорошее, если эр Лионель так недоволен, но понять, что же случилось, не мог, а доставивший письмо челочек оказался нем. Могло то, о чем говорилось в письме, как-то касаться самого Ричарда? Может быть, Лионель выяснил, кто организовал покушения на Повелителя Скал? Или что-то случилось с Эмилем? Или…с Вороном? Но это невозможно! Проворочавшись без сна полночи, но так и не разгадав эту тайну, юноша встал еще до побудки. Но к его разочарованию, ничего обсуждать с порученцем маршал не стал, наказав поторопиться со сборами и позвать гонца, которому вручил какой-то пакет с бумагами, которые, видимо, он написал этой ночью. Вскоре после отъезда гонца, они продолжили путь к каданской границе.
Только когда они прибыли на место, Ричард узнал, что Дорак умер, и теперь его место возле короля заняли рыжие Манрики. Теперь он понимал, почему так нахмурился Лионель, получив то послание, но почему он ничего не сказал? Это было горько и обидно, неужели эр Лионель ему не доверяет? Дикон закусил губу. Вот оно! Не доверяет. Конечно, Савиньяк говорил, что ни в чем его не винит, но разве он может теперь доверять ему? Он сам виноват в этом, разве не так? Юноша горько усмехнулся, за свои грехи нужно расплачиваться, не так ли? А домой он напишет, вот прямо сейчас и напишет, достаточно прятать голову в песок!
***
Айрис медленно перебирала письма брата, надежно спрятанные в одном из жизнеописаний святых, которые хранила у себя девушка. Одни письма были совсем старые, их писал Дикон еще из Лаик, они были совсем короткими и в основном рассказывали, что юноша жив, здоров и шлет поклоны матери и сестрам, наверное, брат знал, что письма унаров вскрываются и не рисковал написать что-то еще, но там не было ни одного упоминания о друзьях, ни даже жалоб, хотя сына Эгмонта Окделла должны были жестоко дразнить дети нынешних фаворитов трона. Айрис жалела гордого и, наверное, очень одинокого, Ричарда. Потом шли те несколько писем от Дикона, которые они получили, когда тот стал оруженосцем Ворона: совсем мало, чуть больше в начале его службы, а после сражений в Варасте ни одного, то, последнее, матушка сожгла после прочтения, еще бы, не может ее сын в здравом уме носить талигские ордена и писать, что хочет прекратить «бессмысленную вражду». И вот недавно еще два письма: брат пишет, что служит теперь порученцем у Лионеля Савиньяка, ставшего маршалом, что они совсем рядом, в Северном Надоре, на границе с Каданой, и что, если ему дадут увольнение, приедет на пару дней повидать родных. Эти письма самые важные, ведь она так соскучилась по Ричарду! Хотя матушка, кажется, совсем не рада. Девушка нахмурилась, понимая, что та так просто не простит сыну вольностей, хотя Савиньяк все же немного лучше, чем проклятый Алва. Герцогиня Мирабелла говорила, что наверняка тот выкинул оруженосца, и теперь-то тот поймет, как жестоко ошибался. Айрис не хотелось бы, чтобы это оказалось правдой, ведь по письмам Ворон представлялся ей совсем не тем чудовищем, каким его описывала мать, Дик казался таким счастливым, может быть, он, наконец, научился радоваться жизни рядом с этим странным человеком? Девушке очень хотелось, чтобы так и было. Она так редко видела, как улыбается брат!
В дверь постучались, и она поспешила спрятать письма, если это мать, ей лучше не знать, что дочь их до сих пор хранит.
- Войдите, - разрешила Айрис.
- Вас госпожа Мирабелла требуют, - в комнату протиснулась толстая Берта, горничная. - Там граф Штанцлер прибыли.
- Хорошо, передай матушке, что я сейчас спущусь.
Айрис быстро взглянула в зеркало и поправила выбившийся из прически локон, Штанцлера она недолюбливала, хотя видела от силы два раза и никак не могла понять, почему брат и матушка так к нему привязаны. Уж она-то никогда бы не поверила этому противному старику! Но заставлять ждать герцогиню не следовало, а то снова запрет в молельне, заставляя сутками читать Эсператию. Иногда Айрис очень завидовала Ричарду, который смог вырваться из склепа, в который превратился родной замок. Упрямо тряхнув головой, чтобы отогнать недостойные мысли, девушка выскользнула за дверь.
Мать и гость ждали ее в малой гостиной, как громко называлась полукруглая зала с низкими сводами и слепыми окнами, всегда закрытыми толстыми ставнями. Взглянув на мать, девушка была поражена злой гримасой, исказившей некрасивые черты ее лица, она едва взглянула на вошедшую дочь, гость ж, напротив, поднялся и склонился в придворном поклоне:
- Мое почтение, эрэа, вы очень выросли и похорошели с тех пор, как я вас видел в последний раз, - мягкий голос, полный отеческого тепла. Вот ызарг! Она всегда терпеть не могла сладкое, а речи этого ызарга так и льются патокой!
- Здравствуйте граф, - опустила глаза Айрис. – Вы слишком добры ко мне.
- Где те письма, что писал нам твой брат? – резко обратилась к ней герцогиня.
- Но матушка…
-Не лги мне! Я знаю, что ты их где-то прячешь. Немедленно принеси их сюда, в моем доме не будет храниться бумаги, написанные рукой предателя!
- Что вы такое говорите! Ричард никогда бы…
- Ты всегда защищаешь его! Я слишком разбаловала вас, ничего, я исправлю это упущение! А его прокляну, ноги его больше не будет в доме человека, память, которого он предал! Он навлек на нас позор!
- Матушка, прекратите! Не говорите так, он же ваш сын!
- Сын? – страшный, злой смех герцогини заставил девушку отшатнуться. – Расскажите ей то, что поведали мне, граф, может быть это ее заставит.
- Мне очень жаль, что я стал для вашей семьи горевестником, эрэа, - на лице Штанцлера отразилось сострадание. – Но не мог не предупредить вас об этом. С тех пор, как Ричард стал оруженосцем герцога Алва, он изменился. Сначала я надеялся, что это пройдет, ведь когда молодой человек попадает в блестящую столицу, ее соблазны поневоле захватывают его неокрепшую душу, но потом я понял, как жестоко ошибался. Он… он стал любовником Ворона, как и молодой Придд. Этот человек не остановился ни перед какими законами, ни земными, ни небесными, чтобы соблазнить вашего сына и вашего брата, сударыни! Он настоящее зло во плоти! Бедный мальчик невиновен, я не могу его осуждать, он был так молод, беззащитен, полон смятения, не обвиняйте его, герцогиня!
- Слышишь это, ты, упрямица! Продолжайте, граф, - ледяным тоном приказала Мирабелла.
- Как я уже говорил, я понял это слишком поздно. После Варасты, когда позиции Олларов, а главное, Дорака еще больше усилились, ко мне в руки попал список, список людей, которых кардинал приговорил к смерти. Люди Чести, королева! Нет, я уже смирился, что скоро придет мой час, ведь я уже не молод, но все эти молодые люди, которые еще не успели прожить и двадцати лет, как можно было допустить, чтобы они погибли! Я попросил Ричарда помочь, он один мог убить Ворона и спасти их, - он горько улыбнулся, словно насмехаясь над своей доверчивостью. – Но он не только не отказался, Ворон узнал о моей просьбе.
- И что? – невольно подалась вперед Айрис, захваченная этим ужасным повествованием. – Что случилось?!
- На следующий день погибли братья королевы, один из молодых Приддов, Килеан, Алва пристрелил их. Несомненно, это было предупреждением. А потом он пытался отравить меня, я выжил, но мне пришлось бежать…
Штанцлер покачал головой.
- Мне так жаль…
- Лжете! Вы все лжете! – Айрис хотела вцепиться ногтями мерзкому лгуну в лицо, но Мирабелла удержала ее.
- Что вы себе позволяете, дочь моя? - металлу, звучавшему в ее голосе, мог позавидовать любой полководец. – Берта! Принеси сюда письма!
Предательница! Так вот кто донес матери о том, что она прячет их у себя, и когда только успела выведать?! Те несколько минут, которые понадобились горничной, чтобы принести бумаги, показались девушки вечностью, глотая слезы, она смотрела, как герцогиня рвет письма на маленькие-маленькие клочки, как небрежно швыряет на поднос и поджигает, чтобы ничего, даже пепел, не напоминало о них. Рука невольно потянулась к вороту платья, она скорее услышала, чем ощутила, что кашляет и никак не может остановиться, а потом перед глазами все поплыло и исчезло во вспышке черного.
Очнулась Айрис поздним вечером, когда за окном уже плескались черные, словно крыло ворона, сумерки. На кресле дремала все та же Берта, рядом с ней благоухала касерой фляжка, которую та почитала лучшим средством от бессонницы. Девушка выскользнула из кровати и, наскоро одевшись, покинула комнату, ей нужно было спешить, пока матушка не решила навестить больную, и пока храбрость не покинула ее. Она давно задумала бежать из Надора к брату и даже собрала в дорогу необходимые вещи и немного денег, но как же сложно было решиться! Но теперь ее здесь больше ничего не держит! Она должна, просто обязана рассказать брату о том, что произошло!
В конюшне, где в углу под сеном она спрятала свои пожитки, Айрис встретила капитана Рута, который совсем некстати решил посмотреть, как себя чувствует его кобылка.
- Айрис? – изумился он. – Что вы здесь делаете?
- Помогите мне! – девушка вцепилась в локоть капитана, решив ни за что не отпускать его, пока он не согласиться. – Ричард в опасности, мне нужно попасть к нему! Пожалуйста!
- Но до столицы путь не близкий, да и негоже молодой девушке отправляться в дорогу без благословения матушки, без надлежащего кортежа, без денег, наконец!
- У меня есть деньги! Пожалуйста, вы ведь с самого детства знаете Дика, вы ведь его фехтовать учили!
- Эрэа…
- Если вы не поможете мне, я сама поеду! Я должна до него добраться!
- Неужели вы думаете, что я вас пущу?
- А я сбегу! Все равно сбегу! Не могу я тут больше находиться, здесь, с ней, с этим медоречивым ызаргом!
- Подождите, вы ведь сами говорили, что герцог обещал приехать, дождитесь его возвращения.
- Это еще так долго! – смаргивая злые слезы, прошептала девушка. – Матушка сказала, что у нее больше нет сына, но он ведь ничего не знает! Если он сейчас приедет, это станет катастрофой!
Капитан Рут промолчал, отводя взгляд.
- Помогите! – Айрис не знала, что в этот момент отразилось в ее глазах, но тот кивнул.
***
Дикон вместе с маршалом объезжал караулы, когда к ним приблизился один из патрулей. Солдаты выглядели непривычно смущенными.
- Что случилось? – взгляд Лионеля не сулил ничего хорошего.
- Тут это… девушка. Говорит, что сестра порученца вашего.
Солдаты расступились, пропуская вперед неприглядного серого, «в яблоках», коня.
- Айрис! – только и мог вымолвить Ричард. – Что ты здесь делаешь?
Глава 15.
Весь день Лионель приглядывался к Айрис Окделл. Она должна была быть девушкой совершено неординарной, далеко не всякая решится на такое путешествие почти в одиночку. Конечно, Надор был для нее почти темницей, а суровая эрэа Мирабелла плохо подходила на роль заботливой матери, но чтобы рвануть в неизвестность – для этого нужно обладать безрассудной смелостью или глупостью. Так ли сильна ее любовь к брату, или она просто воспользовалась предлогом, чтобы вырваться из клетки?
- Должно быть, путешествие сильно утомило вас, эрэа? – девушка вздрагивает, но тут же улыбается.
- Нисколько. Я выносливая наездница, да и мы довольно часто останавливались, чтобы отдохнуть, ведь наши надорские лошади не так хороши, как мориски или линарцы., - тут она чуть вздохнула.
- Но все же решились на такой отчаянный поступок.
- Конечно! Как же я могла поступить иначе?! Ричард - мой брат, он глава семьи, хотя почему-то продолжает слушаться во всем матушку. Что ждало бы его дома, если бы я не предупредила его?
- Но вы же понимаете, что армейский штаб – не место для юной красивой девушки, не так ли?
- Я понимаю, - она, было, опустила глаза, но тут же упрямо вскинула голову. – Но я не вернусь обратно!
Значит, юная герцогиня Окделл лишена женского кокетства и лукавства. Так же как и ее брат, смотрит прямо в глаза собеседника, но, в отличие от него, у нее нет этого выражения затравленного животного, нет вечного вызова неведомым врагам, мгновенной готовности ощетиниться в ответ на предполагаемое оскорбление, нет тщательно накрахмаленной и отутюженной гордыни, которой так удобно прикрываться, как щитом. Если бы она родилась мужчиной, то неизвестно кто бы пугал столичных охотников больше: Кэналлийский Ворон или Надорский Кабанчик.
- Что же вы намереваетесь делать дальше? – уже мягче спросил он.
- Не знаю, - вздохнула она. – Ричард когда-то писал, что сможет поговорить с Ее Величеством, чтобы найти мне место при дворе, но теперь это, наверное, невозможно. Но он обязательно что-нибудь придумает!
Кажется, сначала делать, а потом думать – это фамильная черта Окделлов, так же как и их знаменитое упрямство. Но если правильно разыграть эту карту, то можно превратить ее в очередной туз в своем рукаве.
- Быть может, мы с вами сможем помочь друг другу, эрэа, - теперь Лионель позволил себе улыбнуться.
***
- Ричард, вы понимаете, что я не могу оставить вашу сестру в ставке Северной армии? – спросил Лионель вечером.
Дикон уже уложил взволнованную и принимающуюся бесконечно пересказывать произошедшие события Айрис и теперь сидел в комнате маршала, пригласившего порученца составить ему компанию за бокальчиком «Слез». Лионель небрежно бросил на кровать мундир, ослабил узел шейного платка, украдкой бросая взгляды на примолкшего порученца. Ричард криво улыбнулся.
- Понимаю, - и умолк.
Маршал только вздохнул про себя. То, что он собирался предложить, стало бы хорошим стратегическим ходом, но был ли к этому готов Дикон? Все это время он исподволь обучал мальчишку тому, чем так и не соизволил заняться Рокэ, но успел ли он достаточно, чтобы стоило попытать счастья? Ситуация складывается весьма удачная, нужно только ее подтолкнуть в нужную сторону. Если все пройдет как надо, то каждый получит свое: Ричард -искупление своих грехов, Айрис – свободу, а Талиг – короля и Первого Маршала в одном лице. Дикон поднял голову, встречая испытующий, задумчивый взгляд Савиньяка-старшего, и неуверенно улыбнулся. Что бы ни предложил сейчас маршал, он бы согласился, не задумываясь, ему надоело быть обузой, надоело прятаться от опасности и сгорать каждый раз от стыда, вспоминая свои ошибки. Если бы ему только дали шанс, - плевать на опасность! – он бы согласился. Нель улыбнулся уголками губ, заметив решительный блеск в глазах у мальчишки, тот не был глуп, и наверняка уже понял, что его пригласили не просто так. Что ж, игра стоит свеч. Он поднял бокал, наблюдая за игрой бликов в вине.
- Вам ведь еще никогда не доводилось быть дезертиром, а Ричард? Завтра вы сможете получить полное представление обо всех прелестях жизни перебежчика, и заодно послужить на благо Талига.
- Эр Лионель?
- Открой еще бутылку, Дикон, беседа у нас с тобой будет долгой.
***
Ричард поворошил угли в костре, искры тающими звездами взметнулись вверх, расцвечивая синеву ночи яркими вспышками. Юноша покосился на спящую рядом сестру, которую, казалось, совсем не тревожило, что они оказались вдвоем среди леса, что где-то совсем рядом посланные Лионелем за дезертиром поисковые отряды, что впереди бывшая Оллария, где у них нет ни пристанища, ни друзей. Он задумался о том, насколько же верила ему сестра, что согласилась, ничего не спрашивая, пойти за ним только потому, что это поможет спасти эра Рокэ. Сможет ли она разыграть влюбленную в своего жениха романтичную дурочку? Поверит ли Альдо в их легенду, в то, что Ричард решил присоединиться к истинному королю, что Айрис сбежала из Надора, чтобы добраться вместе с братом к тому, с кем была обручена? А если поверит, то решит ли приблизить герцога Окделла к себе? Как ему найти союзников, как освободить Рокэ из Багерлее? Тут Ричард нахмурился. Лионель говорил, что в тюрьме находятся и Алва, и Фердинанд, но не дал приказа освободить плененного короля. Только Ворона. Он не мог не знать, что жизни Его Величества грозит гораздо большая опасность, ведь даже лишенный короны и всех королевских регалий, он стоит на пути к трону, тогда как за жизнь Первого Маршала готовы поручиться столько людей, чьих интересов не может не учитывать Альдо. Савиньяк просто не мог не осознавать всего это, но, тем не менее, отдал именно такой приказ. Не секрет, что многие при дворе считали Фердинанда слабым монархом, марионеткой Дорака, и были недовольны его правлением, поговаривали, что Ворон был бы гораздо лучшим монархом. А это значит… что Лионель хочет сменить династию Олларов, но ведь, ведь остается еще Катарина и ее дети! Неужели от них тоже захотят избавиться? Ричард в волнении вскочил на ноги. Конечно, их могут объявить незаконнорожденными, но всегда найдутся люди, готовые поддержать опального принца, а горький опыт с потомками Раканов показал, что милосердие – не лучший советчик. Их убьют! Нет, он не мог допустить ничего подобного! Дикон пару раз глубоко вздохнул, бросая на мирно спящую сестру взгляд. Он обязан вытащить из Багерлее и короля и Ворона! Алва не позволит тронуть Оллара, каким бы государем тот ни был. Конечно, так он и сделает! Он помрачнел, понимая, что возложенная на него ноша становится еще тяжелее.
Когда они подъезжали к воротам Раканы, их почти шатало от усталости и изнеможения. Поэтому, когда путников остановили на первом же посту, и после того, как услышали имя герцога Окделла оставили дожидаться военного коменданта, это стало почти благословением. Окунувшись в блаженное тепло караульной, согревшись разогретым вином, и чувствуя успокаивающее пожатие тонких пальцев сестры, Ричард провалился в дрему, полную шелеста волн и мягкого кружения черных перьев. Однако он тут же проснулся, услышав рядом властный голос с мягким южным акцентом. Как он и предполагал, это был Никола Карваль – военный комендант Раканы, юноша сразу же узнал в нем того, кого с таким уважением описывали ему солдаты. Дикон заставил себя улыбаться, изо всех сил изображая восторг неопытного юнца, попавшего в страну своих грез. Он не мог осуждать южанина за промелькнувшее по его лицу презрение, его и самого мутило от собственных слов. Дезертиров и предателей нигде не любят, но ему придется играть эту роль, ту, что была предназначена ему с самого рождения, если бы он только не выпил яд сам. Айрис ободряюще сжала локоть брата, и повернувшись, Дикон увидел спешившего ему навстречу Робера. Тот тут же сжал юношу в дружеских объятиях, обрадованно хлопнул по плечу, поцеловал руку Айрис.
- Где вы планируете остановиться? – спросил он Ричарда.
На что тот ответил, что поищет гостиницу подешевле, а потом попробует попасть на прием к анаксу, и может быть сможет убедить его, что он, Ричард Окделл, готов служить своему анаксу и отечеству. Ни в какую гостиницу их Робер, конечно, не отпустил. Его дом пустовал, пока сам Иноходец и его люди исполняли свои обязанности, поэтому он мог устроить у себя и Дикона, и его сестру. А на следующий день обещал представить их Альдо. А пока он будет счастлив принять путешественников, ведь они проделали долгий и утомительный путь, и им нужно как следует выспаться и отдохнуть. Дикон не удержался и сказал, что отдых и сон нужны прежде всего самому Роберу, а то он скоро будет напоминать выходца, за что удостоился долгого благодарного взгляда Карваля. Эпинэ непонятно почему расхохотался и пообещал, что сегодня вернется домой пораньше, чтобы провести вечер в компании Дикона и, наконец, поговорить, что им так и не удалось сделать при прошлой встрече. А пока он выделит Ричарду и его сестре сопровождающих, которые покажут им дорогу к особняку Эпинэ. По тем взглядам, которыми при этом обменялись Робер и Никола, Дикон понял, что столица не встретила потомка Раканов с распростертыми объятиями, как и говорил Лионель.
Бывшая Оллария, нынешняя Ракана, приветствовала пришельцев пронзительным холодом, заколоченными ставнями, и пустынными, будто осиротевшими улицами. Ричарду живо вспомнился Надор, когда солдаты короля, а вернее, Первого Маршала, подавив мятеж, вломились в старинные родовые гнезда бунтовщиков с небрежной уверенностью победителей, когда любая запертая дверь служила поводом для подозрения, а неосторожно сказанное слово – для ареста. Судя по тому, как руки сестры судорожно сжали поводья, Айрис охватили те же воспоминания. Они как будто снова вернулись в то время, когда по ночам прижимались друг к другу, словно испуганные зверьки, а мать напоминала загнанную в угол кошку, готовую защищать свое потомство от чужаков до последней капли крови. Вот только теперь бывшие друзья превратились во врагов, а враги стали союзниками, да и сам он трудом узнавал себя. Тот коротко стриженый мальчишка-унар с упрямым взглядом исподлобья остался далеко в прошлом.
Он невесело усмехнулся, заметив массивные ворота, украшенные фамильным гербом Спрутов. Вот уж кто при любой власти отыщет себе уютный и безопасный уголок. Но, несмотря на все это, Валентин ему нравился. Конечно, он был скрытен и холоден, - холодней каменной глыбы! – но теперь и сам Ричард научился этому же. Кто знает, быть может, он найдет в Придде союзника? Во всяком случае, Дикон собирался выяснить, насколько тот лоялен к власти новоявленного анакса. Лионель упоминал, что Валентин потерял всех родных во время недолговечного засилья у трона Манриков, это может стать поводом нанести ему визит - принести соболезнования, а заодно и возобновить знакомство, а там и постараться разузнать о планах новоявленного герцога.
Наконец, они свернули к особняку Эпинэ, больше напоминавшему штаб: во дворе пылали костры, слышался смех солдат, стояли тяжело груженные фуры, ржали лошади. Дикон улыбнулся, у него наконец-то отлегло от души, завтра будет завтра, а сегодня у него наверняка будет горячий ужин и теплая постель, вечером приедет Робер, и они смогут поговорить. Иноходец должен как никто лучше понимать, что творится на улицах Олларии, ведь он наверняка помнит блестящую шумную столицу, ему не может нравиться эта настороженная враждебная тишина, что опустилась на городские улицы! Если бы он только согласился помочь..! Но Робер так же друг и Альдо. Они опять, опять по разные стороны баррикад! Дикону ужасно не хотелось лгать другу, он он ведь он сам согласился на предложение Лионеля, зная, на что идет, и будет играть свою роль до конца. Ричард надеялся, что конца победного. Может он довериться Иноходцу, а если да, то не выдаст ли тот его? Сомнения сводили юношу с ума.
- Сюда, сударь, эрэа, - череда бесконечных коридоров сменяется жарко натопленными комнатами, в которых еще чувствуется затхлый нежилой запах, но это настоящее блаженство после промозглых ночей возле костра и соломенных тюфяков в придорожных тавернах.
Робер приезжает около полуночи, измученная длительным путешествием и треволнениями дня, Айрис уже давно спит, да и сам Дикон клюет носом возле камина. Он уговаривает Робера поужинать, а потом они долго разговаривают, вспоминая общих знакомых и Варасту.
- Ты ведь приехал из-за него? – внезапно спрашивает Иноходец, и когда Дикон уверяет, что судьба Ворона ему безразлична, лишь качает головой.
- Мне можешь не лгать, - говорит он, а когда Ричард замолкает, внезапно рассказывает о предстоящем суде, о невыносимой духоте тюремной камеры и гитаре без струн, о казнях и перевязи Люра, о гоганском золоте и девушке-куничке, о гнилых досках и фонтанах вина, о голубе со стальными коготками и хрупкой пепельноволосой затворнице.
Очнулись они, когда за окном занималась заря – бледное розовое пятно на траурно-сером небосводе. Робер оттолкнул пустую бутылку и побарабанил пальцами по столу.
- Что будешь делать? - тихо спросил он.
- Ты же обещал представить меня Альдо? Поговорю с ним, а там…посмотрим, - пожал плечами Дикон. – Но я могу рассчитывать на тебя?
- Можешь, - устало вздохнул Эпинэ. – И храни Создатель наши души!
Дикон криво улыбнулся, вглядываясь в бледные краски наступающего дня. Первый ход был сделан.
Глава 16.
Аудиенция у короля была назначена на раннее утро. Дикон был взбудоражен предстоящей встречей, он надеялся, что сумеет хорошо разыграть роль восторженно юнца, и опасался целой тысячи вещей, ведь он так мало знал о Ракане, вдруг тот окажется проницательнее, чем предполагалось, вдруг не поверит его лицедейству, вдруг решит, что перебежчики не заслуживают доверия и выставит его вон… Юноша глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и постарался отвлечься от пораженческих мыслей, оглядываясь по сторонам, когда они проходили через многочисленные дворцовые коридоры. Ричард с любопытством проводил глазами гимнетов в «утренних» плащах родовых цветов дома Скал. Он, конечно, слышал о нововведениях, но не думал, что они будут касаться даже таких мелочей. Кажется, новый король был без ума от древних преданий о четырех Основателях и династии Раканов. Сам Альдо был именно таким, каким его себе представлял по рассказам Ричард: золотоволосый, голубоглазый, улыбчивый, - король-солнце, сошедший со старинной гравюры.
- Прошлый я непременно бы влюбился в эту позолоту, - отстраненно подумал Дикон, растягивая губы в восторженной улыбке.
Его принимали в личном кабинете Его Величества, том самом, который когда-то служил Фердинанду Оллару, на столе сохранилась даже его чернильница: аккуратно вырезанные из черного дерева увальни-медвежата, карабкающиеся на поваленный ствол дерева. Дидерих наверняка бы оценил эту аллегорию, изящно выписав образ свергнутого великим прошлым пустого настоящего.
- Мы рады видеть Повелителя Скал и сына Эгмонта Окделла, - приветливо улыбнулся Альдо. – Жаль, что наша встреча состоялась только сейчас, но ваша смелость заслуживает восхищения. Приятно знать, что в эти нелегкие времена сохранилась еще такая верность. Которая, без сомнения, заслуживает награды.
- Встреча с Вашим Величеством – лучшая награда для меня, - склонил Дикон голову. – В детстве я мог только мечтать о возрождении Талигойи, о том, что снова род Раканов займет принадлежащее по праву место, а Людям Чести больше не придется опасаться за свои жизни. И вот мечты сбываются!
- А мы рады тому, что три Великих Дома остались преданы нам, даже несмотря на предательство Ветра. Но об этом мы с вами побеседуем позже. Герцог, скажите, где вы остановились?
- Семейный особняк на улице Мимоз был разрушен, поэтому нас пока приютил герцог Эпинэ, - Дикон слегка замялся. – Но обременять Робера с нашей стороны некрасиво, поэтому я думал поселиться в гостинице или снять несколько комнат.
- Ричард, не говори глупостей! – возмутился было Робер, но его остановил Альдо.
- Пока в Ракане правлю я, эории не будут ютиться в гостинице и искать средства, чтобы прокормить семью! Ричард, я могу к вам так обращаться?
- Конечно, Ваше Величество!
- Все имущество Рокэ Алва, которое он нажил, проливая кровь неугодных Дораку людей, было конфисковано в пользу короны. Думаю, что будет справедливо, если сын Эгмонта Окделла получит дом его убийцы.
- Но могу ли я…
- Ричард, послушай, Алва взял тебя в оруженосцы только, чтобы посмеяться над всеми, ты был для него забавной игрушкой, которую он выкинул, как только она ему надоела, так пусть же хоть так, но будет восстановлена справедливость!
- Благодарю вас Ваше Величество. Мы с Айрис очень признательны вам за вашу заботу.
- Хороший монарх должен заботиться о своих подданных, не так ли? А падче того, о своих друзьях. Думаю, что ваша сестра будет рада узнать, что мы хотели бы видеть ее среди фрейлин Ее Высочества Матильды Ракан. Юная, благородная Айрис Окделл станет истинным украшением нашего двора и сможет развеять хандру Ее Высочества.
Отказаться от такого подарка Ричард не мог, хотя после первых минут разговора с анаксом твердо решил, что всеми силами постарается оградить Айрис от завязывающейся интриги. Ведь он уже и так отказался от выполнения плана, предложенного маршалом Савиньяком, теперь ему отступать некуда, если Дикон проиграет, пусть только его голова полетит с плеч, а Айрис будет в безопасности, вне всяческих подозрений. О принцессе ходило множество легенд, и Ричард надеялся, что она полюбит его сестру, и сможет защитить свою подопечную даже от собственного внука.
Выходил от короля юноша с тяжелым сердцем, ему пришлось согласиться заняться предстоящим судебным разбирательством над заключенным в Багерлее Первым Маршалом Олларии Рокэ Алвой. Он не сомневался, что после этого ему не удастся отмыть свое имя от печати предателя, но если это будет цена спасения короля и эра, то он согласен. Дикон вздохнул. С другой стороны, так он сможет быть в курсе всех событий, что очень неплохо для исполнения его планов. А пока предстояло заняться поиском союзников, ему нужны люди, оружие и хорошие советы. Ричард задумался: на кого он сможет рассчитывать?
Робер. Эту карту Дикон мог разыграть. Судя по рассказам Эпинэ о захвате столицы и воспоминаниям о днях, проведенных в изгнании, ему не нравится то, как изменился Альдо, не нравится эта Ракана, не нравятся люди, окружающие короля. Ну, за редким исключением, конечно. Но настолько ли сильны эти чувства, способен ли он предать дружбу ради государства, которое никогда не было благосклонно к нему? Дикон тряхнул головой, заставляя себя собраться. Ему не стоит путать государство и людей, представляющих власть – один из уроков, преподнесенных Лионелем.
Валентин. Последняя перед отъездом в Северный Надор встреча с ним запомнилась Дикону собственным нелепым желанием поделиться полузабытой детской верой в лесных духов, все, что угодно, только стереть с бывшего однокорытника эту взрослость, осыпавшую темные локоны траурными пепельными бликами. Этим и ответной слабой, какой-то неуверенной улыбкой Придда, который и не думал смеяться над его глупой выходкой. Сегодня они встретились снова.
- Прошу прощения, - задумавшийся Ричард толкнул в плечо какого-то придворного.
- Не стоит беспокоиться, герцог Окделл. Вы, я вижу, тоже почтили своим присутствием наше столицу, - на бледном лице несколькими мелкими мазками обозначилось удивление.
- Недавно прибыл. Мое место здесь, сейчас, когда Раканы снова пришли к власти, когда Оллары наконец оказались повержены, - Дикон мысленно поздравил себя, все, как учил Лионель, ни капли лжи. – Рад видеть вас в добром здравии, Валентин. Я глубоко соболезную вашему горю, это огромная потеря для всех нас.
- Благодарю, вас герцог Окделл. Но прошу меня простить, дела не ждут, я вынужден оставить вас.
Они раскланялись, но Дикон еще долго смотрел вслед удаляющейся прямой спине, затянутой в траурный серый бархат камзола. Валентин изменился. Заледенел. Ричард и раньше не мог разгадать, что скрывается за его спокойствием, а теперь тот, следуя фамильному девизу, скрылся в темных глубинах, не поймать и не разглядеть. Он не сможет доверять Спруту, пока не сможет распознать, лжет тот или говорит искренне.
Борн, Рокслеи – их Ричард почти не знал. Но судя по рассказам, они активно поддерживали Ракана, именно благодаря им, во многом, он смог взять столицу. А будучи истинными Людьми Чести, они не предадут своего короля. Да, Ричард - их сюзерен, но они друг для друга почти незнакомцы, а с Альдо они сражались плечом к плечу. Несложно догадаться, кто окажется для них фаворитом.
Кракл и все подобные ему лизоблюды, готовые укусить кормящую их руку, только потому что у других сыр вкуснее, и разбегающиеся при первом эхе грома – о них не стоило даже думать. Ричард покачал головой. Похоже, все будет гораздо сложнее, чем он думал.
***
Сона, узнав знакомые места, заметно повеселела, ее не тревожили воцарившиеся на улицах тишина и запустение. Зато у ее всадника стыла кровь при одном взгляде на Дору, на эти торчащие, словно, гнилые зубья обломки помоста – неужели нельзя было их убрать, куда смотрит цивильный комендант? – перед глазами вставала знакомая только по рассказам Робера картина: стоны раненных, крики отчаявшихся, фонтан, в котором вино мешается с кровью, угрожающий скрип досок под ногами и тяжелое свинцовое небо над головой. Он поежился, поворачивая прочь от жуткого места, стараясь убедить себя, что звонкий детский смех за спиной ему только мерещится. В этот момент он пожалел, что отказался от сопровождения, город напоминал ему затаившегося зверя, готового в любой момент вцепиться зазевавшемуся путнику в глотку.
- Эй, благородие, слезай с коня, - окликнул его чей-то грубый голос. – И без глупостей, нечего за ножик свой хвататься, порежешься еще. Отдашь сейчас нам кошелек и ступай себе с миром, мы тебя не тронем.
- Ну вот и первая неприятность. Когда я научусь быть внимательнее? - отругал себя Дикон, разглядывая окруживших его людей.
Несомненно это были головорезы с Двора Висельников, видимо, цивильная стража больше беспокоилась об угрожающих власти мятежниках, чем о бандитах. Страшно не было. Он опасался лишь, что не сможет исполнить поручение, что не вытащит упрямого Ворона из клетки, куда тот так самонадеянно заманил себя сам.
- Ты глох что ли, благородие? Али так испугался, что двинуться не можешь? Так мы поможем, – а все же удивительно знакомый голос…
Ричард прищурился, разглядывая собеседника.
- Я тебя знаю, - удивленно произнес он. – Это тебе эр отдал золотую подкову, не так ли?
- И точно…смотрю лицо у тебя знакомое, - усмехнулся висельник. – А у нас видите, что нынче творится. Эр ваш в тюрьме, а во дворце белоштанный господин распоряжается. Чего вы-то вернулись?
Ричард замялся, не зная, что ответить, с одной стороны, хорош был бы он, выдав истинную цель своего приезда, с другой, ему нужны будут люди, умеющие обращаться с оружием, за определенную плату он мог бы нанять их, но денег у него нет, да и можно ли доверять висельникам? Но его молчание, видимо, поняли по-своему.
- Не хочешь говорить – не говори. У меня перед твоим эром должок есть, если что нужно будет, ты приходи, побеседуем. Проезжайте с миром, светлость!
Бандиты расступились, пропуская. Ричард все так же молча кивнул, прощаясь. Почему-то теперь улицы не казались ему такими враждебными, как в начале поездки.
***
Дикон беспокойно ворочался, запутавшись в одеялах. Под порывами ветра раскачивались деревья, ветка стоящей прямо возле дома липы настойчиво стучала в окно, комнату заливал неяркий лунный свет, отливавший слабой болезненной зеленью.
Тесная тюремная камера, гитара без струн и соленая вода, старая маслина, зеленая луна и окровавленные сапфиры. Ричард отворачивается, ему нет дела до зловещих предзнаменований, он здесь не ради них. Шаги глухо отдаются от невидимых стен, под ногами чавкает вода, дышать становится сложно, затхлый воздух пропитан запахами разложения и тлена. Он спотыкается и шипит от боли – острый край камня рассекает кожу на руке, приходится разорвать рубашку, чтобы перевязать ставшую липкой от крови ладонь. Теперь Дикон движется осторожнее, но нога натыкается на пустоту, а в спину толкает упругий порыв ветра, и, не удержавшись, он срывается. Он окунается в закат на вершине старинной башни, оскалившейся в небо ветхими зубами парапета. Над головой медленно сгорают солнца, осыпаясь черным пеплом на выжженную равнину. Ричард подставляет ладонь, ловит: не пепел – черные перья.
- Зачем вы пришли, юноша?
Он оборачивается, встречается взглядом с эром, тот насмешливо щурится, качает в пальцах бокал, полный вина, ветер треплет алый шелк рубашки.
- Я раньше думал, цвета дома Алва – черное и синее, - Дикон изгибает уголки губ в улыбке и подходит ближе. – Но так тоже правильно.
- Правильно, - соглашается Рокэ и подносит к губам бокал.
Ричард с каким-то мрачным удовлетворением отмечает, как темнеют от вина древние камни, и хрустят под каблуками хрустальные осколки, когда он вцепляется в ворот рубашки и целует-кусает упрямо сжатые тонкие губы. Алва почти сразу отталкивает его, но больше отступать Дикон не намерен.
- Что вы себе позволяете? – холодно осведомляется Ворон, но что-то в синих глазах укрепляет уверенность Ричарда в своей правоте.
- То, что вы отказываетесь позволить себе. Дайте, я только вас вытащу из Багерлее, - окончательно наглеет он. – И я не дам вам больше убегать и отталкивать меня. Никогда. Ни за что.
- Юноша, вы сами не понимаете, что несете.
- Это вы кое-чего не понимаете, - выдохом в губы, - Рокэ. Вы сами уехали, сделав меня порученцем графа Савиньяка, и теперь я сам могу выбирать дорогу.
- Ричард, - но голосу Ворона не достает убедительности, и Дикон не дает тому договорить, срывая все новые и новые поцелуи, и удивляясь тому, что эр ему позволяет это, обхватывает за талию, притягивая ближе.
- Я лю… - теперь Алва сам мешает, тянет за волосы, заставляя отклонить голову назад, и прихватывает зубами кожу на шее, зализывая укусы, и Ричард давится стоном, в широко распахнутых глазах тонет закат, стекая по щекам кровавыми дорожками.
Пробуждение было почти мгновенным, юноша перевернулся на живот, обхватывая подушку руками и медленно успокаивая дыхание, затем встал, зажег свечу и подошел к зеркалу, вглядываясь во встрепанное, бледное отражение, затем осторожно коснулся наливающихся темным следов на шее и чуть растерянно улыбнулся.
- Я не знаю, что происходит, но, пожалуйста, пусть это не заканчивается, - прошептал Дикон.
Глава 17.
Тяжело скрипнули, открываясь, ворота со снятыми гербами, и по двору прокатился порыв ветра.
– Словно вздох, – подумал Ричард, трогая Сону с места.
Та узнала знакомые места и заторопилась, радостно потряхивая гривой. Дикон, однако, не разделял ее чувств, он хмурился, рассматривая замолкший, покинутый особняк, его знобило от волнения.
- Дик? – окликнула его Айрис. – Здесь…чудесно! Ты только посмотри, какая лепнина! Пойдем в дом!
- Да, сейчас, - он тряхнул головой, отгоняя воспоминания, не хватало еще расклеиться при сестре.
Было так странно снова подниматься по ступеням парадной лестницы особняка, вступая под его своды, как пусть временный, но хозяин. Дикон обходил дом, вспоминая знакомые уголки, за несколько месяцев отсутствия детали изгладились из памяти, поблекли и словно выцвели, превратившись почти в сон, который теперь с каждым шагом обретал плоть. С почти болезненным восторгом он касался деревянных панелей, всматривался в запыленные зеркала, невольно надеясь увидеть там знакомое изящное и черноволосое отражение, гладил тисненые корешки книг в библиотеке, и почти задыхался под грузом воспоминаний. Ему понадобится нанять слуг, чтобы привести все в порядок, но Дикон даже не мог представить, что кто-то займет место священнодействующей среди шипящих раскаленным маслом и бурлящих кастрюль Кончиты, или немногословного и исполнительного Хуана. Как-то незаметно они стали частью его жизни, такой же, какой была кормилица Нэн или старый капитан Рут. И это его немного пугало.
Ничто не указывало на то, что дом покидали в спешке, напротив, мебель скрылась под чехлами, посуда аккуратно убрана в шкафы, мешочки с лавандой, спрятанные в белье, предохраняли его от появления моли. Казалось, особняк застыл в одном мгновении, смиренно ожидая возвращения хозяина. Преданности кэналлийских слуг можно было только позавидовать. Дикон был просто уверен, что они скрываются где-то в окрестностях Олларии, надеясь на удобный случай, чтобы освободить своего соберано. Если бы он мог свободно перемещаться, то обязательно попытался бы разыскать их следы, но риск раскрыться слишком велик, чтобы действительно предпринимать эту попытку. Найти кэналлийцев он не найдет, а задание провалит. Ричард вздохнул и толкнул ставни, впуская в комнату свежий морозный воздух. Он снова дома.
После обеда им была назначена аудиенция у Ее Высочества принцессы Алатской. Та приняла Окделлов очень тепло, разогнала квохтавших вокруг нее придворных дам, усадила рядом и долго расспрашивала о Надоре, о Лаик и жизни, закружившей Дикона в Олларии. Ричарду было мучительно стыдно не замечать осторожных намеков принцессы на то, что побег из штаба армии не стоил того, что им мог предложить Альдо. Стоил. И даже больше. Она видела в них детей, запутавшихся в тенетах собственных иллюзий, и Ричард не имел права разрушать этот образ. Лгать, глядя в глаза этой поразительно живой и теплой женщине, оказалось гораздо тяжелее, чем он предполагал. Айрис тоже притихла, вцепившись в платок, покраснев от смущения смущения. Ричард незаметно ободряюще пожал холодные пальцы, те дрогнули, и Дикон поймал благодарность в серых глазах сестры. Они справятся, обязательно справятся. Наконец, съев все печенье и выпив пару бокалов терпкой настойки, Ричард откланялся, оставив Айрис на попечение Матильды, то есть Ее Высочества, конечно. Терзавшие его с утра сомнения утихли. Ему хотелось верить, что он обрел нового друга в чужом и враждебном для него городе. Знать бы еще, не отвернется ли принцесса от него и его сестры после того, как узнает, что он сделал, после того, как он спасет короля и своего эра из тюрьмы.
Следующие несколько дней были заполнены хозяйственными хлопотами и знакомством с судебным делопроизводством. Ричард был вынужден признаться себе, что готов уважать тех людей, которые разбираются в этом крючкотворстве, ему-то не хватало терпения и усидчивости, чтобы продираться сквозь терновые заросли законов. Зато Альдо сдержал обещание, и в кармане герцога Окделла зазвенели деньги. На часть из них он нанял слуг, которые за пару дне привели особняк в порядок, тот снова принял обжитой вид: из кухни доносились аппетитные ароматы готовящейся пищи, кормушки для лошадей были полны фуража, а по утрам возле кровати его ждала теплая вода для умывания и свежевыглаженная одежда. Но все же гораздо больше денег он оставил в карманах столичных ювелиров и портных, Дикон наслаждался возможностью дать Айрис все, чего она на самом деле заслуживала. О том, что все это скоро закончится, он предпочитал не думать, особенно когда видел, как расцвела его сестра, сменив скромное серое платье на багряный бархат и рубины.
Покинув дворец, Ричард повернул к особняку Эпинэ, надеясь застать его там того дома. Ему еще не удавалось ни разу поговорить с Иноходцем после того, как он был вынужден оставить его дом, приняв в подарок особняк Алва. Молоденький адъютант сообщил, что герцог отбыл по делам, но, может быть, господин герцог Окделл согласен его подождать? Ричард подождать был согласен, особенно после того, как ему подали ужин – кроме печенья у Ее Высочества у него с самого утра не было и крошки во рту. Юноша успел было задремать, когда раздались взволнованные крики и топот ног. Привезли раненого Робера. К Иноходцу его, конечно, не пустили, но Ричард все же дождался, когда от него вышел усталый, хмурый лекарь и сообщил, что опасности для жизни герцога Эпинэ нет, несколько дней покоя, хорошее питание, здоровый сон и уход, и он пойдет на поправку. Кто мог ему желать зла? Да любой, кто не поддерживает навязанную власть, но неужели они не понимали, как много Робер и южане сделали для горожан?
Иноходца Ричард навестил только спустя несколько дней. Тот лежал, опираясь на подушки, вполне живой, со слабым румянцем на бледном лице и сверкал глазами на хлопочущего возле него лекаря. Дикон спрятал улыбку: похоже, Робер не был самым послушным больным, и присел в уголок, дожидаясь, когда лекарь соберет лекарства и оставит их наедине. Когда лекарь, поклонившись, вышел, Робер приглашающе махнул рукой, подзывая Ричарда ближе. Тот присел на краешек стула, надеясь, что терзающие его сомнения, не отразятся на лице. Но он зря волновался.
- Робер…
- Дикон, если еще и ты мне скажешь, чтобы я поберегся и не вздумал подниматься с кровати, я взбешусь, - улыбаясь, поднял руку Робер.
- Даже и не думал, - с облегчением выдохнул Ричард. – Я лишь хотел спросить, нашли тех, кто устроил покушение на тебя? Я слышал, это были грабители, но почему-то мне не верится в такую версию. Я прав?
Иноходец немного помолчал, смотря куда-то сквозь Ричарда, а затем провел рукой по лицу, словно приходя в себя. Дикон вздрогнул – настолько знакомым был этот жест, но усилием воли сдержал себя.
- Видишь ли…они мне не представлялись, - усмехнулся Иноходец. – Но вчера на улице Мимоз на патруль напал шестнадцатилетний мальчишка, вооруженный всего лишь старым мушкетом. Его повесили без суда и следствия. Горожане не примут нас, как бы Альдо ни старался вызолотить расползающийся по Олларии тлен.
- Я помню этот город совсем другим, Робер, я помню, - Дикон постарался взглядом передать все, что не смел сказать словами. Если он был уверен в Эпинэ, то это не значит, что в его доме не могло быть предателей. Он не мог так рисковать.
Между ними повисло молчание, наполненное невысказанными мыслями.
- Предположим, кто-нибудь захотел бы освободить пленника из Багерлее. Неужели это возможно? Ведь это самая неприступная тюрьма в Талигойе, - нарушил тишину Дикон.
- Ты прав, Ричард. Любая попытка взять тюрьму штурмом разбилась бы о толстые стены и массивные ворота, а так же отлично вымуштрованный гарнизон.
- Но ведь у любой крепости есть свое слабое место, разве не этому нас учат учебники?
- Строители Багерлее, кажется, предусмотрели все. Ты ведь знаешь, что первоначально крепость предусматривалась как убежище для короля, которое можно было бы оборонять годами, а лишь потом стала тюрьмой для самых опасных преступников.
- Нет, я этого не знал, - покачал головой Ричард. – Но ведь в таком случае должен быть ход, по которому в крепость могли бы тайно доставлять припасы и оружие, а так же источник воды, не говоря уже о пути, по которому король мог тайно покинуть захваченную крепость.
- Если они были, то их давным-давно заложили камнями, - слабо улыбнулся Робер, вновь встречаясь глазами с Диконом.
- Но могли и не заложить, не так ли? – в груди затрепетал слабый огонек надежды, и Ричард улыбнулся.
- Могли и не заложить, - эхом ему отозвался Иноходец.
Они еще немного поговорили. Дикону особенно интересно было, что за человек начальник тюрьмы, какие люди его окружают, чьим приказам он подчиняется.
- Робер слишком совестливый, - думал юноша, - он не одобрил бы то, что я задумал.
Он-то помнил слова Лионеля, о том, что самым слабым местом любой крепости были люди, а не стены и не ворота. И самыми сильными человеческими пороками всегда были жажда обладания и страх. Возможно, Дикону никогда не стать таким, как старший Савиньяк, но что-то из его поучений он запомнил. Людьми можно манипулировать, достаточно только узнать их слабые места. И Ричард собирался выяснить, где находится оное у начальника тюрьмы.
Судебная комиссия стараниями неведомого и неуловимого графа Сузы-Музы грозила превратиться в фарс. Практически все ее члены, включая Его Величество, удостоились едких саркастичных памфлетов, которые то и дело находились в самых разных и неожиданных местах. После получения очередного «послания» Альдо, краснел, бледнел и всем своим видом напоминал Дикону закипающий чайник. Сам Ричард шутки графа оценил, а над яростью Альдо только посмеивался, разумеется, про себя. Кроме него самого с графом со времен Лаик был знаком только Валентин Придд. Так как в том, что он сам таковым не является, Ричард был уверен, то оставался только один вариант. Выдавать Валентина Ричард не собирался, но поговорить с ним был просто обязан. Улучив момент, когда тот оставался в одиночестве, он подошел к бывшему однокорытнику.
- Вы не находите знакомым имя нашего шутника, Валентин? – задавая этот вопрос, Дикон ощущал в себе грацию и такт некоего рогатого копытного.
- Над лаикскими проделками графа свет смеялся уже довольно давно, хотя вы об этом, наверное, не знали, предпочитая светскому обществу службу своему эру, - пожал плечами Валентин. – Неудивительно, что кто-то воспользовался его именем для своих целей.
И Ричарду не оставалось ничего другого, как с досадой отступить. Придд угрем выскользнул из рук, и ушел на глубину.
Расследование, которое по настоянию его Величества предпринял цивильный комендант, ничего не дало. Дикон честно ответил, что с графом не знаком, о том, кто скрывается за явно вымышленным именем, не знает, знал бы, непременно помог бы в поимке столь опасного преступника. Собственные догадки он, разумеется, озвучивать не стал, тем более, что сам начал сомневаться в их достоверности.
Почти каждый вечер он навещал выздоравливающего и уже погруженного в заботы Робера. Они много беседовали на самые разные темы. Ричард никогда не задумывался, как часто ему не хватало друга до этого. Он всегда был одинок: в Надоре, затем в Лаик, где дружбы опального герцога избегали. После Фабианова дня положение дел не изменилось, он проводил большую часть времени в шикарной библиотеке особняка Алва, не слишком стремясь влиться в общество навозников и олларских прихвостней. Во время войны ему стали близки Эмиль Савиньяк и Оскар Феншо, но война есть война, они так и не стали друзьями. А потом случилось то, что случилось, и Алва уехал, а Лионель был для него скорее наставником, чем другом.
И вот однажды после одной такой поездки, он решил не возвращаться в пустой и холодный особняк, а завернуть в тот самый кабачок, куда некогда водил его Лионель. Он даже сел за тот же самый стол: вот знакомые полустершиеся царапины, которые, если присмотреться, складываются в R+R, наверное, кто-то из посетителей выцарапал в незапамятные времена. Он улыбнулся и отхлебнул из кружки горячий, пахнущий травами напиток с труднопроизносимым названием. Откинувшись на спинку стула, Дикон окинул взглядом помещение. Теперь он понял, что Лионель выбрал это место не случайно: отсюда весь зал видно как на ладони, тогда как сам наблюдатель скрывался в тени. Внезапно Ричард напрягся. Так-так…похоже Создатель все же на его стороне. Этого человека он знал. Когда-то он уже видел его, Лионель сказал, что это начальник тюрьмы. Что это он делает здесь в такой странной компании? Его компаньоны не выглядят счастливыми, мужчина и женщина, очевидно муж и жена, оба бледные, она комкает в руках подол платья, выдавая свое волнение, а он так крепко сжал под столом кулак, что костяшки пальцев вот-вот прорвут бледную кожу. Жаль, что ничего не слышно. На друзей они не похожи. Вот мужчина потянулся к камзолу и достал увесистый мешочек, который тут же перекочевал за пояс к начальнику тюрьмы. Тот тут же начал что-то говорить, а лицо женщины прояснилось, и она даже слабо улыбнулась, повернувшись к мужу. Интересно-интересно…похоже, начальник тюрьмы не такой уж бескорыстный, как может показаться. Сложившийся в голове у Ричарда план стал видеться ему более отчетливо.
Вернулся он домой затемно, Сона ровно трусила по улицам, сонно потряхивая головой, а он не торопил ее, давая улечься в голове мыслям. Дикон хотел снова увидеть один из тех снов, которые дарили ему встречу с соберано, но стоило голове коснуться подушки, как он мгновенно провалился в сон.
Глава 18
Дикон долго разглядывал лист бумаги, сплошь изрисованный кривыми линиями и кружочками, затем смял его и выбросил бросил в камин. Все его планы никуда не годились. Слишком много всяких «если». Если тайные ходы существуют, если они целы, если он сумеет нанять людей, если сможет договориться с начальником тюрьмы, если Робер найдет «дыру» в системе патрулей, если их не раскроют...если-если-если… Вчера он весь день провел в дворцовой библиотеке, зарывшись в старинные записи, чихая от поднимающейся в воздух вековой пыли, но все зря. Его интерес к истории никого не удивил. Герцога Окделла и без того считали блаженным, а Альдо - тот и вовсе обрадовался, когда Дикон предложил свою помощь в поиске обычаев гальтарского периода. Теперь по вечерам он регулярно имел беседы с Его Величеством, после которых ощущал себя выжатой тряпкой, настолько изматывающее это занятие – быть герцогом Окделлом, сиять, как медная монета, от благосклонных взглядов короля, и слушать, открыв рот, его пространные рассуждения о превосходстве истинных эориев, о наступлении новой эры и грядущем величии Раканов. Единственной отдушиной были визиты к Матильде и Айрис. Только здесь он оттаивал, с удовольствием наблюдая за сестрой и Ее Высочеством. Но они сами получали от всего происходящего удовольствие, и ему оставалось только улыбаться и пить горькое тепло этих встреч.
Так он и существовал: поиски в библиотеке – заседания в судебной комиссии – беседы с Альдо. Череду затянувших его будней разорвала новость, что Суза-Муза оказался пойман. Им оказался Удо Борн, которого выслали из Раканы, лишив титула и прав, злые языки утверждали, что без заступничества кардинала не обошлось, но ничего нельзя было сказать наверняка. А на утро после того, как двери столицы должны были захлопнуться за его спиной, члены судебной комиссии вновь обнаружили в своих бумагах новые послания от графа Медузы. Ричард тихо радовался тому, что есть кому продолжить это дело, хоть и был огорчен ссылкой Борна. Они были слабо знакомы, но тот казался честным и порядочным человеком, который не заслужил такого. Хотя, по зрелому размышлению, он признал, что ссылка лучше, чем казнь, которая ждет его самого в случае провала.
Тускло мигнула свеча, роняя капли воска на стол, Дикон потер усталые глаза, поправил фитилек и вернулся к бумагам. Нужно было признать, что его идея найти старинные чертежи Багерлее была утопичной, такой же, как и достать с неба звезду или сдвинуть с места гору. Ему давно следовало заняться чем-нибудь более полезным, например, узнать достаточный повод для шантажа начальника тюрьмы или найти висельников, за достаточную сумму они согласятся поучаствовать в задуманной авантюре. Но он продолжал одержимо перебирать забытые документы, повествующие о совершенных сделках или принятых указах, надеясь найти золотую крупинку среди речного песка. Бесполезно. Ричард со злостью смахнул со стола бумаги и уткнулся в ладони, пытаясь успокоиться. С чего он вообще вообразил, что способен на что-то подобное? Глупец…какой же глупец… Он закусил губу, подавляя судорожные вздохи. Теперь медленно вздохнуть и выдохнуть, считая до десяти. Раз, два… Что это?
Из-под груды пыльных книг и потемневших от времени свитков выглядывал рисунок. Он нагнулся подобрать его, расправляя дрожащими пальцами. Взгляд выхватил: Багерлее, проект мастера Жиано, толщина стен, количество бойниц. Создатель! Ты не оставил Талиг! Он тщательно перебрал рассыпавшиеся по полу документы, и нашел еще четыре листка с изображениями чертежами тюрьмы. За прошедшие годы чернила выцвели, ломкая бумага искрошилась, но даже этого было уже более чем достаточно. Дикон бережно вложил добытое сокровище в сборник стихотворений Дидериха, и, вернув на место взятые книги, покинул библиотеку. Он спокойно раскланялся со встретившимися по пути знакомыми, опасаясь, что его выдаст бешено бьющееся в груди сердце.
***
Приемы, которые устраивал Альдо, были поистине великолепны. Даже в эти нелегкие для столицы времена столы ломились от роскошных яств, а придворные блистали шикарными туалетами. Ричард был вынужден их посещать, и волей-неволей оказывался в курсе последних светских сплетен. Савиньяк-старший учил его, что среди всей этой грязи можно найти подлинный золотник, будь это всего одно только слово или невзначай брошенное замечание - имеющий уши да услышит. И Дикон терпеливо выслушивал пространные рассуждения Кракла, улыбался молодящимся эрэа, которым годился в сыновья, если не во внуки, раскланивался с цивильным комендантом, танцевал с игривыми фрейлинами Ее Высочества и слушал-слушал-слушал. На одном из приемов, проходя мимо полутемного будуара, он услышал женский шепот и неясные восклицания. Оглянувшись, не идет ли кто, он подошел ближе. Речь шла о появившейся в последнее время моде - знать прибегала к услугам магии для того, чтобы решить свои проблемы, будь то соперница или немилость монарха. Неизвестный женский голос рассказывал, как несколько дней назад его обладательница взяла у ведьмы заговоренную водицу, и вот теперь на запястье звенит обручальный браслет, а обе семьи готовятся к свадьбе.
- Где же, где эта чародейка?! – возбужденно спрашивал второй голос, и первый отвечал ему, бесконечно повторяя свою историю.
Дикон пожал плечами. Он уже достаточно наслушался всякой мистической чепухи из уст Альдо, чтобы верить и этому. Наверняка доверчивой дурочке подсунули склянку с подкрашенной водой, очистив ее карманы от золота. Но было поздно, червячок сомнений уже поселился в его душе.
- Она обратилась к ведьме! к ведьме! – шепот преследовал его, вливаясь в уши отравленным медом.
Дикон старался забыться и забыть, но даже самое лучшее вино не приносило облегчения. Даже во сне его преследовали то ли воспоминания, то ли бред: платье ползет вниз, обнажая жемчужно-белое плечо, белое вино играет кровавыми бликами в свете свеч, бесстыжие ласки, отнимающие остатки разума, бесстрастный синий взгляд, касания властных рук и светлый волос на подушке, найденный утром. Именно тогда он потерялся, не сумев отличить правду от лжи. Было - не было, было - не было, было - не было.
Узнать адрес оказалось нехитрым делом. Маркиз, сообщивший его, маслянисто поблескивал глазами и облизывал толстые губы, заставляя почувствовать приступ тошноты. Дикону хотелось стряхнуть прикосновения жирных пальцев, словно прилипшую паутину, но он мужественно сдерживался, ему нужно было, просто необходимо узнать истину.
Дверь распахнулась сама, стоило ему поднять руку, чтобы постучать. Ричард нервно провел по лбу, ощущая кончиками пальцев бархат маски, скрывшей лицо – ему ни к чему было, чтобы утром все узнали, что герцог Окделл посещал ведьму. Ступив за порог, он оказался в кромешной темноте, медленно он двинулся вниз, ступая по невидимой в темноте лестнице, уводящей в никуда, затем был длинный коридор, заканчивающийся кованной дверью. Сглотнув, он толкнул ее, входя в комнату. Дымок от курящихся на жаровнях благовоний, извиваясь, сплетался с царящем здесь сумраком.
- Входите, господин, не стесняйтесь, - к его удивлению, ведьма оказалась обычной, в общем-то, женщиной средних лет, русоволосой и кареглазой.
Дойдя до середины комнаты, он Ричард остановился, не зная, что положено делать дальше.
- Что же хочет господин? Милости сильных мира сего? Нет, он и сам один из них. Женской покорности? Нет, в его сердце нет образа неприступной красотки. Он не ищет помощи и защиты. Так что же? – забормотала она. – Ага...вижу. Ответы, господин пришел сюда за ответами.
- Да, - прохрипел Ричард, - я хочу спросить у тебя…у вас. Есть ли что-то, какое-то зелье или заклинание, ну, что-нибудь, что может заставить увидеть тебя то, чего не было, или может быть, забыть то, что случилось.
- Иди сюда, мальчик, - неожиданно властно приказала ведьма. – Садись и рассказывай.
Ричард очень слабо помнил, как добирался до дома. Могла ли Катари воспользоваться зельем для того, чтобы одурманить его? Зачем ей это было надо? За что? Образ одинокой заложницы, пойманной в клетку собственным благородством, шел трещинами, дробился, сминался, сквозь тонкие одухотворенные святостью черты проступали иные, более жесткие, более четкие, более темные, такие, которых он не мог и предполагать, вглядываясь в голубые, искренние глаза. Алва называл ее шлюхой, неужели, неужели…Ричард зажмурился, помотав головой. Он тяжело упал в кресло, прикладываясь к бутылке «Слез», и слепо уставившись в пылающий камин. Языки пламени плясали, и в их бешеной пляске он снова и снова видел те минуты, проведенные рядом с ней. Те, что так старался сохранить, которые раз за разом перебирал в памяти, словно драгоценности, любуясь каждой гранью. Дикон пьянел, охотничьи трофеи, развешенные над камином, расплывались перед глазами, но странное дело, он видел все дальше и яснее, так, будто внезапно прозрел после долгой болезни, а вино все больше горчило на языке. Глядя в окно на занимающийся рассвет, он, чуть качаясь, поднялся на ноги, сталкивая полный бокал на пол. Темная жидкость медленно впитывалась в дорогой ковер, окрашивая его в багряные тона. Когда он приказал себе принести «Кровь» вместо «Слез»? Впрочем, не важно. Ничего не важно, кроме одного - того, что заставило его броситься с головой в затеянную авантюру.
***
Добиться встречи с начальником тюрьмы оказалось не так сложно, как он думал. Несколько вечеров Ричард просто наблюдал за ним, потягивая вино, сидя в полюбившейся им обоим таверне. Господин Перт выбирал один и тот же столик, заказывал одни и те же блюда, менялись лишь его спутники: мужчины и женщины, старые и молодые, богатые и бедные, - они протягивали ему туго набитый монетами кошелек или несколько завернутых в тряпицу монет, пряча глаза, а затем уходили, оставив его ужинать в одиночестве. И вот, дождавшись, когда, передав плату, молодая женщина вышла из таверны, Ричард покинул свой наблюдательный пункт, подсев к «жертве». Тюремщик оторвался от выпивки, утирая рот.
- Что угодно, господину…?- сипло спросил он.
- Не думаю, что вам нужно знать мое имя, - Ричард выдержал паузу, окидывая собеседника невыразительным взглядом, позаимствованным у Придда. – У меня есть к вам предложение, от которого вы не сможете отказаться, - продолжил он.
- И что же это за предложение? – «жертва», кажется, еще опасности не ощущала. – Быть может, вы все же представитесь, не люблю иметь дело с людьми, которые предпочитают не называть себя.
- Достаточно того, что я знаю ваше, - прервал его Ричард, позволяя себе слегка растянуть губы в улыбке. – А так же то, зачем сюда приходила эта женщина и многие другие до нее. Не думаю, что вашу скромную помощь им оценит по достоинству…скажем, герцог Эпинэ или цивильный комендант?
- И что же вы хотите, за то, чтобы они никогда не узнали о ней? – тюремщик нервно облизнул губы.
- Немного, если вы выполните мою просьбу, то получите еще определенную сумму денег, достаточную для того, чтобы на некоторое время покинуть столицу. Здесь, если вы заметили, не слишком благоприятный климат в последнее время.
- Хорошо, хорошо. Так что же я должен сделать?
- Вот, прочитайте это, - Ричард подтолкнул к нему бумагу. – И помните, что, если вы попытаетесь меня обмануть, то потеряете гораздо большее, чем должность. Надеюсь, вы это понимаете, - он с удовольствием отметил, как побледнел комендант. Если такие не хотят работать за совесть, то пусть выполняют приказы из-за страха.
***
Дикон никогда не думал, что ему придется обращаться за помощью к отребью со Двора Висельников. Он совершенно не представлял, как должен вести себя с ними, что говорить, но ему уже пришлось научиться многому, так что отступать было просто глупо. Дорогу он смутно помнил еще со времен Октавианской ночи, одежду и лошадь выбрал самые неприметные, деньги и прочие ценности, которые могли привлечь к нему внимание «висельников», оставил дома. Может быть, именно поэтому большую часть пути Ричард проделал без особых усилий. Его остановили только на подъезде ко Двору, но имя Короля подействовало просто магически, разбойники расступились, пропуская его вперед. Спиной чувствуя отнюдь не дружелюбные взгляды головорезов, он проехал к покосившейся хибаре, на пороге которой сидел, попыхивая трубочкой, рыжий косоглазый парень. Спешившегося Ричарда он проигнорировал, выстругивая из деревянного чурбана неведомого зверя.
- Эй! - окликнул его Дикон. – Мне нужно поговорить с хозяином.
- Тебе надо, ты и говори, - равнодушно отозвался тот, не отвлекаясь от своего занятия.
- Он сказал, что я могу попросить его о помощи. Позови его!
Рыжий прищурился, крутя в пальцах нож, Дикон напрягся, совершенно не представляя, как будет отбиваться в одиночку от собравшихся здесь бандитов.
- Крыс! Оглох что ли, впусти гостя! – из дома донесся зычный голос.
- Хорошо, - согласился тот. – Проходи давай, - он подвинулся, пропуская Ричарда в дом.
Глубоко вздохнув, тот перешагнул через порог, входя. Внутри логово Короля Висельников выглядело значительно богаче, чем могло показаться снаружи. Хозяин дома расположился за столом, закинув на него длинные ноги в щегольских, красной кожи, сапогах.
- Ну, что надумали, ваша светлость? –ухмылялся он.
- Надумал, - согласился Ричард. – Мне нужна твоя помощь.
***
У него оставалось еще одно незаконченное дело. Он уже давно откладывал его, трусливо отодвигал, но оставалось так мало времени, что другого шанса могло и не быть. Ричард остановился перед воротами Нохи, запрокидывая голову, чтобы разглядеть белого голубя, поднимающегося к небу.
Серое платье, легкая шаль, белой пеной укутывающая плечи, завитки пепельных волос, трогательно выбивающиеся из простой безыскусной прически, тонкие пальцы, перебирающие темные горошины четок, склоненная головка на фоне распахнутого в закат окна – Ричард любовался Катари, как любуются шедеврами величайших мастеров. Безукоризненно выписанный образ на старинном холсте, такой прекрасный и такой далекий. Он не мог не восхищаться ей, как не мог ненавидеть. Любить и ненавидеть можно человека. Катари растаяла, оставшись зыбкой тенью в воспоминаниях, оставив после себя королеву. И все, что могло гореть, давно отгорело, а горький пепел растворился в отравленном вине.
- Эрэа, - он поднес к губам изящную кисть, касаясь губами холодной, будто мраморной, кожи, - не мне вас судить, - он поймал взгляд изумленно расширившихся голубых глаз. – Мы все делали то, что считали верным. Я прошу вас только об одном. В память того мальчишки, что развлекал вас старинными сказками.
- О чем же, герцог? – когда-то он рад был обманываться нежностью в любимом голосе.
- Помолитесь за всех нас Создателю. Я знаю, вы сможете сделать так, чтобы он услышал вас.
Глава 19.
- Виновен, - слово камнем скатилось с губ, лавиной увлекая за собой следующие.
Понимающий взгляд Иноходца жег спину, и Дикон невольно расправил плечи, упрямо выпячивая подбородок. Глупо было бы попасться сейчас, перечеркнув все усилия одним неосторожным движением, и он солгал, доигрывая свою роль до конца. Но, тем не менее, он не смог сдержать вздоха облегчения, когда вмешался Левий. Немедленная казнь Алве не грозила, конечно, если бы он содержался в Багерлее, было бы проще, но если они поторопятся, то успеют перехватить пленника.
- Ваше Высокопреосвященство, - окликнул он кардинала, - могу я с вами поговорить? Сейчас не подходящее время и место, понимаю…
- Да, сын мой. О чем вы хотели поговорить?
- О моей сестре, Айрис. Мы совсем недавно прибыли в Ракану, Ричард слегка запнулся. – И мне кажется, что двор – не подходящее место для пребывания столь молодой и невинной девушки, как она. Кроме того, Ее Величеству, Катарине Оллар, - поправился он, - в связи состоянием ее здоровья может понадобиться компаньонка. Могу я попросить вас принять в Нохе мою сестру?
- Думаю, что в вашей просьбе нет ничего невыполнимого, сын мой, - кивнул Левий. – Если сама девушка выражает подобное желание, то мы будет рады принять у себя герцогиню Окделл.
- Благодарю вас, Ваше Высокопреосвященство, - поклонился Ричард. – Это много значит для нас.
Покидая Гальтарский, бывший Ружский, дворец, он позволил себе запрокинуть голову, вглядываясь в потемневшее, тяжелое небо, откуда срывались белые точки-снежинки.
- Сударь? – от сгустившихся сумерек отделился темный силуэт всадника.
- Да, я еду, - отозвался Ричард, трогая с места Сону, он явственно слышал грохот падающих с плеч камней, но даже не оглянулся, чтобы попрощаться с ярко освещенными окнами дворца, где праздновал победу золотоволосый наследник Раканов.
Они очень спешили. Обернутые мягкой тканью копыта лошадей практически бесшумно касались мостовой, пронося их мимо уснувших, ослепших, домов по узким извилистым переулкам к окраине города, в сторону Данара. Несколько раз повернув налево, они оказались среди заброшенных, покосившихся строений, упирающихся в поросший густым кустарником склон. Дикон спешился, вглядываясь в окружающую тишину и гладя по горячему боку фыркающую Сону. Он напряженно вслушивался в ночные шорохи, в тяжелое дыхание лошадей, оседающее белыми облачками в морозном воздухе, в биение собственного сердца, пока не услышал тихий, едва различимый свист. Его спутник что-то просвистел в ответ, и из темноты вынырнули еще несколько фигур. Передав поводья рыжему мальчишке, который тут же куда-то увел лошадей, они нырнули в заросли орешника, скрывающие за собой темный зев старинного лаза, теперь очищенного от дерна и травы. Один за другим, они нырнули внутрь, несколько минут им пришлось идти наощупь, пока не смогли зажечь факелы, уже не опасаясь выдать себя их светом. Они по-прежнему не разговаривали, ведь в затхлом воздухе потайного хода даже слабое потрескивание факелов звучало набатом, ноги скользили по склизким камням, выстилающим пол, а старинная пыльная паутина, свисающая с потолка, то и дело норовила облепить лицо. Глядя на серые, щербатые стены, Ричард со вздохом признал, что романтичные описания тайных ходов, почерпнутые из книг, сильно разнились с реальностью. Как и многое другое. В жизни не было ни благородных разбойников, отринутых обществом и нашедших приют во Дворе Висельников, а были обычные люди, из плоти и крови, порой мрачные, порой цинично-веселые, падкие на деньги и удовольствия, но при этом гораздо в своих грехах более честные, чем блестящие обитатели королевского двора. Не было короля с печатью величия на высоком челе, а был толстый, не слишком смелый и умный, но добрый человек. Не было благородного наследника древнего царского рода, был лишь самоуверенный и бесчестный господин в белых штанах. Не было Талигойской Розы, хрупкой и прекрасной королевы, была женщина, сильная в своей женской слабости. И эории, Люди Чести, давно превратились в замшелые остатки былого величия. У Ричарда не осталось прошлого, оно разлетелось, превратившись в осколки кривого зеркала, а будущего он не знал и вовсе, но он отчаянно старался изменить настоящее, хотя бы для того, чтобы увидеть бледную тень грядущих событий в его отражении.
Прошло не менее получаса, прежде чем они достигли тяжелой, обитой железом двери, петли которой поблескивали свежей смазкой. Дверь привела их в пыльное, узкое помещение. Ричард вынул часы. Они успели как раз вовремя, чтобы услышать шум бегущих куда-то людей и их громкие раздраженные голоса – личный состав Багерлее был поднят по тревоге. Немного выждав, они покинули комнату и устремились дальше по коридору, считая двери, ведущие в камеры узников, пока не остановились у нужной. Взломать замок оказалось несложно, механизм щелкнул, впуская их внутрь. Лунный свет, проникающий сквозь узкое окошко, расположенное у самого потолка, высветил крепко спавшего на тюремной кровати человека. Ричард скользнул к ней, зажимая ему рот. Спящий резко вскинулся, просыпаясь, и забился под его руками, сопротивляясь, но вскоре обмяк, тихо поскуливая от ужаса.
- Тссс, Ваше Величество, мы не причиним вам вреда, - тихо проговорил Ричард, разговаривая с королем так, как говорил бы с ребенком или непослушным животным. – Сейчас я уберу руку, если вы пообещаете не кричать. Хорошо? – дождавшись утвердительного кивка, он продолжил. - Вы должны быстро одеться, и мы покинем тюрьму. Вот и замечательно, вот и правильно.
Пока король одевался с помощью одного из помощников Дикона, тот напряженно посматривал на часы, время безжалостно истекало, еще немного, и все может рухнуть. В это время где-то неподалеку раздались выстрелы, и все снова стихло, даря им еще несколько минут.
- А этот хапуга отработал свои деньги, светлость, - хмыкнул стоящий рядом смуглолицый мужчина, Хель – вспомнил его имя Ричард. – Неплохой переполох поднялся.
Дикон сосредоточенно кивнул, оборачиваясь на шорох. Фердинанд все еще выглядел смертельно испуганным, но на ногах стоял вроде крепко и был готов покинуть свою темницу. Они без проблем нырнули в спасительную темноту лаза, оставляя за спиной неприступную Багерлее, откуда только что смогли увести, пожалуй, самого важного ее пленника. Но им было еще куда торопиться, и Дикону приходилось практически волочь на себе спотыкающееся и тяжело дышащего Оллара. Возле лаза их уже ждали лошади, взгромоздив на одну из них короля, Ричард молча дал знак к выступлению, проследив за тем, чтобы за Олларом было кому присмотреть.
Они очень спешили. Дикон то и дело бросал тревожный взгляд на зеленоватую больную луну, застрявшую, словно осколок, в черном шелке небесного полотна. Густые тени разрубили на части тусклое серебро улиц, слепо глядящими на несущихся по дороге всадников плотно закрытыми ставнями. Постепенно их отряд пополнился еще тремя десятками таких же молчаливых всадников, и еще столько же ждало их впереди. Разосланные по всему городу разведчики доложили, что конвой, сопровождающий Ворона, двигался по окружному пути, к Желтой площади. Что ж, тем лучше, среди безлюдных стен старинных монастырей, легче легкого устроить засаду, и некому помешать заговорщикам освободить пленника. Из-за угла вынырнула щуплая фигурка уличного мальчишки и отчаянно замахала руками, привлекая внимание. Ричард отделился от колонны – пренебрегать любыми сведениями не стоило, слишком многое стояло на кону. Мальчишка нетерпеливо переминался с ноги на ногу, и он Дик торопливо кивнул, разрешая тому говорить. Слушая его, Ричард все больше мрачнел. Похоже Спрут тоже не пожелал оставаться в стороне от происходящих событий, иначе с чего ему располагать своих людей на Желтой площади. Что он задумал? Неужели решил свести старые счеты с Алвой? Но к чему тогда стоило оправдывать его на Высоком суде? Дикон покачал головой, признавая, что поступки Придда ставят его в тупик. В любом случае на его стороне неожиданность, да и людей у него поболее. Хотя он все же надеялся, что сможет обрести в Валентине союзника, а не врага. Ричард пришпорил Сону, догоняя отряд.
К площади они подоспели как раз вовремя. Лиловые сцепились с конвоем, то и дело грохотали выстрелы, ржали перепуганные лошади, кричали люди. Над самым ухом Ричарда громыхнул мушкетный выстрел, пуля чиркнула по мостовой, высекая искры у копыт Соны. Та испуганно всхрапнула, но повиновалась всаднику, и Дикон еще раз порадовался тому, что отказался сменить ее на любую другую лошадь. Оглянувшись, он перехватил устремленный на него изумленный взгляд Спрута. Ричард про себя фыркнул и потянул за поводья, направляясь к нему.
- Герцог, уймите своих людей. Нас больше, и если я правильно понимаю, нас сюда привела одна и та же цель, - и как только Валентину удается сохранять спокойствие?
Придд помедлил, а затем кивнул, отдавая приказ усатому здоровяку. Схватка между их людьми и цивилами завершилась быстро. Помятых, огрызающихся пленных связали и закрыли в одном из пустующих зданий. Дверца кареты распахнулась, открывая взглядам неподвижно замершее в неестественной позе тело полковника Нокса, на шее которого проступала темная синяя полоса, невозмутимого Ворона и шепчущего молитвы монаха, чье лицо показалось Ричарду смутно знакомым.
- Помогите монсеньору, - негромко приказал Ричард, с беспокойством отыскивая взглядом Фердинанда, и с удовольствием убеждаясь, что тот во время схватки не пострадал. Он нервно несколько раз сжал и разжал руки кулаки, ловя на себе внимательный взгляд Валентина. Но чтобы тот ни подумал, сейчас на это Ричарду было откровенно плевать, Придд может думать все, что хочет. Алва ловко спрыгнул наземь и оглянулся, к нему уже спешили, чтобы снять кандалы.
- Доброй ночи, герцог Придд…- Ричард почувствовал странное удовлетворение, когда при виде него темная бровь поползла вверх, - теньент Окделл. Неожиданная, но приятная встреча.
- Господин Первый Маршал, мы в вашем полном распоряжении! Какие будут приказания – это, конечно, Придд, сам Ричард промолчал, продолжая разглядывая Ворона.
Тот был бледен, даже в неровном свете факелов виден нездоровый румянец, окрасивший заострившиеся скулы. Но это ничего, только бы, наконец, выбраться их этого проклятого города!
- Приказания? Для начала доложите обстановку, сколько в городе войск, где они расположены?
Слушая краткий, но полный доклад Валентина, Ричард все яснее понимал, что даже если Алва сейчас прикажет ему вернуться к маршалу Савиньяку, этот приказ он выполнять не будет. Ворону придется смириться с его присутствием в своей жизни, хватит, они уже пробовали по-другому, и результат Ричарду совсем не понравился!
Его размышления прервал голос Валентина, что-то горячо доказывающегося Ворону. То, что Придд способен спорить столь запальчиво, само по себе уже было удивительно, но то, что Ворон отказывался покидать Олларию…уму непостижимо! Безумно благородно, и безумно глупо. Но у Ричарда в рукаве все еще был спрятан козырный туз, поэтому Алве, как бы он ни хотел, не удастся поселиться в Нохе.
- Юноша, если я не ошибаюсь, то моим последним приказом, вам было велено находиться под командованием маршала Савиньяка. Вы должны были находиться сейчас в ставке Западной армии в Северном Надоре. Потрудитесь объяснить ваше здесь присутствие.
- Я выполняю возложенное на меня поручение, - Дикон не сумел спрятать злорадную усмешку. – согласно которому мне предписано приложить все возможные усилия, чтобы освободить Первого Маршала Талига. Хотя вы правы, я все же нарушил приказ, и согласен принять за это соответствующее наказание.
- И что же вы нарушили?
Дикон молча посторонился, пропуская вперед Его Величество Фердинанда. Оллар был бледен и растерян. Он прятал глаза, не решаясь посмотреть в глаза своему Первому Маршалу. Потрескивание факелов казалось странно громким в наступившей на площади на секунд тишине. Ричард медленно выдохнул, наверное, он должен был быть рад изумлению, написанному на лицах Алвы и Придда, но он слишком устал, чтобы чувствовать сейчас что-то кроме этой усталости. Он мысленно одернул себя, рано еще праздновать победу, они все еще не покинули столицу.
- Мы рады видеть вас в добром здравии, герцог, - пробормотал Фердинанд. – И мы очень благодарны герцогу Окделлу за наше освобождение, он и его люди безусловно заслуживают не наказания, а награды, за проявленное мужество и преданность. Вам не нужно оставаться здесь, Рокэ, - это прозвучало почти жалобно.
- Вы правы, Ваше Величество, я последую вашему приказу, - поклон Алвы никто не счел бы издевкой, однако Оллар побледнел.
Дикону внезапно стало жаль его, неплохого, в сущности, человека. «Ему стоило бы родиться каким-нибудь бароном или маркизом, разводить морисскил, и устраивать званые вечера, - некстати подумал Ричард. – И тогда ему бы не пришлось сейчас оправдываться за проявленную слабость, недостойную настоящего монарха».
Ворон окинул их внимательным взглядом, и слушать его четкие, безукоризненно верные приказы было так просто и так привычно. Ричард улыбался, наблюдая за тем, как забегали, засуетились люди, подстегиваемые его глубоким баритоном. И уже через несколько минут порядок был восстановлен, а Желтая площадь опустела, отпуская каждого из них навстречу своей судьбе.
***
Ричард сонно улыбнулся, прижимаясь ближе к горячему, слишком горячему для здорового человека, боку Алвы. Он был безмятежно счастлив, как только может быть счастлив человек. Они отсыпались после целой ночи в пути на узкой деревянной лавке в одном из контрабандистских убежищ, о которых Дикону рассказали висельники. Алва еще дремал, но сам Ричард уже выспался, и теперь старался не шевелиться, боясь потревожить сон своего эра. Он слегка нахмурился, подумав о Валентине, который увозил на север, в безопасность, короля, об Айрис, которая должна была найти приют и защиту у Левия, о Робере, которому придется несладко с взбесившемся от ярости Альдо, обо всем том, что он оставил позади, но затем взгляд снова упал на Алву, и морщинка, залегшая между его бровей, разгладилась. С ним было так сложно, но время, проведенное рядом с ним, Ричард не променял бы ни на какое другое. Он еще не знал, куда и зачем они едут, но в любом случае Алва может и не пробовать от него избавиться. Отпускать его одного Дикон больше не собирался. Он тихо фыркнул, когда сильная тяжелая рука Ворона сдвинулась ниже, обнимая его за талию. Конечно, Ворон еще болен, да и сам он все время чувствовал себя слишком уставшим, и сегодня они просто без сил свалились на лавку, но пройдет время, и им придется вернуться и к этой стороне их взаимоотношений. И уж тогда-то Дикон проследит за тем, чтобы все было хорошо. Он был просто уверен, что уж теперь-то все наладится. Так или иначе. Ведь они заслужили немного счастья.
Эпилог.
Дикон сжимал в руках письмо от маршала Савиньяка, а перед глазами стояла какая-то мутная пелена, которая никак не хотела пропадать, как ни тер он яростно глаза. И только когда на плечи легли руки Ворона, разворачивая и притягивая его ближе, он понял, что плачет. Письмо выпало из рук, а он уткнулся в теплое плечо, пытаясь собрать разорвавшееся сердце.
- Тише, тшшш, тихо… Что там?
Дикон закрыл глаза, заставляя себя успокоиться. Маршал Савиньяк в подобающих выражениях сообщал герцогу Окделлу, что тот остался последним из рода Повелителей Скал. Вот так просто. Сначала пришло известие, что герцогиня Айрис Окделл была найдена мертвой в своей комнате, окна и двери которой оказались крепко заперты изнутри, а теперь сгорел Надор. Пять дней назад замок охватил пожар, потушить который не удалось, как и спасти герцогиню Мирабеллу и ее дочерей. О судьбе гостившего там Августа Штанцлера ничего не известно. Серый траурный бархат камзола давил, заставляя задыхаться под тяжестью вины и горя. И Дикон не дышал и не жил. Даже когда они оказались под гостеприимной крышей замка Савиньяк, он не смог вырваться из спутавших его по рукам и ногам, горя и вины. Месяц пролетел мимо его остановившегося взора, а потом Ричард просто тихо вышел к ужину.
- Дикон? – графиня Арлетта всегда была очень добра и внимательна к нему.
- Я в порядке, - спокойно ответил он, и это было правдой. Как и то, что говорил Лионель, пытаясь заставить его подумать о тех покушениях, и о том, кто мог стоять за ними. Сначала Ричард разберется с Изломом, а потом найдет убийцу.
- Я рад, юноша, что вы решили, наконец, присоединиться к нам.
Ричард поднял глаза, встречаясь с понимающим синим взглядом. Он все еще не один. |