Светло и радостно было утро после дня святого Фабиана. Весна вступила в свои права, и радовался мир, и ликовала столица Талига, славная Оллария.
На одной из центральных площадей обновленного города высился особняк, принадлежавший роду известному и уважаемому. В глубине же особняка, посреди богато обставленной комнаты сидел перед старинным зеркалом хмурый, потрепанного вида мужчина. Был он откровенно не в себе. Обеими руками схватившись за голову, мерно раскачивался, не отрывая взора от своего отражения, и непрерывно бубнил:
- Спокойствие, Росио, только спокойствие... Это ничего, это ненадолго... Всего каких-то три года... Да, три года...
Человек сделал трагическую паузу.
- А за свои ошибки надо отвечать!!! - с этим воплем несчастный взвился с места, чуть не уронив зеркало, и попытался выдрать часть своей пышной шевелюры, после чего рухнул обратно в кресло и тихо застонал. Любая просвещенная личность, наблюдая эту сцену, несомненно, поняла бы, что мужчина пытался заняться чем-то вроде столь модного в наши дни самовнушения, равно как и то, что попытка успехом не увенчалась.
Но вернемся же к предмету наших наблюдений.
Хотя страдалец и называл себя "Росио", большей части знакомых, а также и незнакомых ему людей он был известен под именем Рокэ Алвы, Повелителя Ветра, Властителя Кэналлоа, Первого маршала Талига и так далее и тому подобное. И стоит заметить, что подавляющая часть обитателей мира, которому Рокэ Алва принадлежал, никак не могла бы ожидать от него такого поведения. Тем не менее, объяснение существовало, и даже в двойном экземпляре. Во-первых, Первый маршал изволил пребывать в пренеприятнейшем состоянии, кое в простом народе именуют похмельем. Во-вторых, не далее как вчера он совершил одну из ужаснейших ошибок в своей жизни и теперь готовился пожинать её плоды. Дело в том, что как раз накануне, в День Святого Фабиана Повелитель Ветра ВЗЯЛ СЕБЕ ОРУЖЕНОСЦА.
Алва издал короткий вой, перешедший в рыдание. Теперь, на более-менее трезвую голову, он не мог понять, как вообще решился на такое. Как он допустил подобную глупость?! Ведь это немыслимо: взять оруженосца! И ладно бы просто взять оруженосца. Но ведь кого! Кого?!
Мужчина вздрогнул и нервно оглянулся на дверь. Он не без оснований опасался, что очень, очень скоро новоявленный оруженосец предстанет пред светлы очи своего эра, дабы получить все необходимые инструкции, ценные указания и полезные сведенья. Да и в целом, познакомиться поближе...
Алва взвыл еще раз и вжался в кресло. Окделл. Окделл. Это страшное, непонятное создание из рода, о природе которого ходили легенды. Дикие, неуправляемые, лишенные каких-либо проблесков человеческого разума Окделлы. От них никогда не знаешь, чего ожидать! Они невинны и безобидны в один миг, а в следующий уже бросаются на тебя с кинжалом наголо, не оставляя времени даже на жалкое: "Остановись! Подумай!"
Лучшие умы Золотых Земель не в силах были расшифровать и осмыслить те странные пути, которыми идут умозаключения Окделлов. Да что там: ни одно живое разумное существо Кэртианы не могло бы понять мировоззрения этих... Герцогов. Один из которых со вчерашнего дня поселился в этом самом доме!
Алва неожиданно резво выпрыгнул из кресла и принялся кругами бегать по кабинету. Конечно, всему виной он сам. Он сам, да еще его проклятое тщеславие. Его зависимость от чужого мнения. Его стремление во что бы то ни стало поддержать свою репутацию!
На самом деле, хотя об этом вы не прочитаете ни в одной мало-мальски уважающей себя книге, Рокэ Алва, вопреки досужей молве, был человеком нрава робкого и застенчивого. Новые люди его пугали, потому он и пошел работать в высшие, так сказать, эшелоны власти, так как там ключевые фигуры не менялись годами. Еще он был совсем не задирист и не любил драки. Необходимость выяснять с кем-то отношения Алву страшила. Но еще сильнее страшила Повелителя Ветра перспектива быть осмеянным и поруганным людской молвой. Потому он изо всех сил изображал из себя наглого, самоуверенного, циничного прожигателя жизни. Потому он избрал путь воина и сделал-таки карьеру на военном поприще. Потому-то он и пил, как проклятый (впрочем, иногда у Алвы возникали сомнения, не является ли это "как" лишним...). Без вина было тяжело и СТРАШНО.
Вот и вчера сразу по приезде домой маршал напился, как говорится, вдрабадан. Лишь бы не думать о случившемся.
...А всё этот Дорак! Вот не знал бы так хорошо старого маразматика, точно решил бы, что это тонко просчитанная провокация! Как же тогда неудачно все сложилось на Совете (а ведь он как чувствовал, как чувствовал, даже приходить не хотел!)
- Господа, - произнес кардинал Сильвестр, обводя собравшихся тяжелым взглядом. - Не мне вам говорить, но все же долг мой, как духовного лица, предупредить тех, кто еще пребывает в неведенье. Хорошенько подумайте, прежде чем в день святого Фабиана произнести, - кардинал сотворил святой знак, - имя герцога Окделла. Ибо отроки рода этого нравом дики и поведением опасны, и много зла могут причинить тому, кто осмелится взять их в оруженосцы. Даже самые отважные духом не решались на это, ибо сей поступок граничит с безрассудством...
И вот на этих словах все присутствующие, как по команде, обернулись и посмотрели на несчастного, всем ветрам открытого Алву. И в тот же момент он понял, что "отступать некуда, позади Гальтара", как сказал некий древний полководец. Потому что Ворону только и пристало, что совершать деяния, граничащие с безрассудством... И если он не сделает того, о чем было сказано, то что же подумают люди?!..
И так решилась судьба Рокэ Алвы и Ричарда Окделла.
Алва в последний раз всхлипнул, скрючившись в кресле... И тут дверь заскрипела. Волосы маршала зашевелились, но, слава Леворукому, крик удалось задавить в зародыше. Сколько раз ведь говорил Хуану, чтобы он смазал петли! Алва глубоко вдохнул и медленно выдохнул, вслушиваясь в осторожные шаги за спиной. Потом очень спокойно поднялся и обернулся, смерив вошедшего своим фирменным "это еще что у нас такое?" взглядом.
Вошедший имел внешность непримечательную, глаза круглые и вид взъерошенный. Остановившись как раз посреди кэналлийского ковра (Алва оценил точность), новый оруженосец маршала немедленно уставился на своего эра с очень странным выражением. Алва напрягся.
"Глаза какие-то голодные. Есть он хочет, что ли?! Надо было сказать Хуану, чтоб он покормил с дороги... А тот тоже молодец, сам догадаться не мог!" Окделл под пристальным маршальским взглядом сглотнул и переступил с ноги на ногу. "А вдруг примеривается?! - пронеслась в мозгу сумасшедшая мысль. - Они же совсем дикие, там, у себя в Надоре! Сейчас как кинется...!" Немедленно вспомнился несчастный предок, бесславно погибший Рамиро. Он попытался в свое время пойти на контакт с неким Аланом Окделлом, за что и поплатился. Усилием воли Алва подавил приступ паники и уже в четвертый раз за утро рухнул, да нет, просто бросился в кресло. Ноги его не держали.
- Садитесь, юноша. - Процедил он, почти не открывая рта. Так, на всякий случай, чтобы зубы не клацали.
Юный Окделл покорно прошел, точнее протащился через кабинет к креслу напротив. Едва сев, он снова уставился на маршала. Некоторое время они молча изучали друг друга. Ощущения, честно говоря, маршал испытывал престранные. Вот сидит перед ним представитель племени молодого незнакомого, с которым придется общаться - тесно общаться! - целых три года. Вопрос "Зачем я это сделал?!" звучал у Алва в голове все настойчивее.
С другой стороны... Буянить его-новый-оруженосец (Алва все не мог свыкнуться с мыслью) вроде пока не собирался... Маршал с интересом отметил неповторимые окделльские глаза - признак породы. Чистые, не замутненные ни каплей разума, они, тем не менее, отражали малейшую эмоцию обладателя. В данный момент этих эмоций было, по-видимому, так много, что они образовывали некую непонятную смесь... Тем не менее, сквозь это буйство чувств явственно пробивался ужас. Перед кем или чем? Ответ напрашивался сам собой: перед Алвой. Это было удивительно и приятно. Видимо, ситуация поражала и пугала Окделла не меньше, чем его эра... Правда, Повелитель Ветра не знал, какими соображениями руководствуются Окделлы, давая присягу, но некоторые, э, обстоятельства давали ему повод предполагать, что завершение вчерашнего дня было для Ричарда Окделла не менее неожиданным, чем для герцога Алва.
Маршал приободрился. Окделл хлопнул глазами: раз, другой. "Как на корову похож", - машинально отметил Ворон и ободрился еще больше: как известно, коровы дают молоко и практически не опасны.
- Итак, начнем с ваших обязанностей, - бойко начал он и тут же осекся. Вот о чем маршал не успел подумать за без малого сутки, прошедшие с момента принесения присяги, так это об обязанностях для новоиспеченного оруженосца. Как-то не до того было. К тому же, Алва и представить не мог, в чем бы эти обязанности могли бы заключаться. О том, что таковые у оруженосца, по идее, имеются, ему было известно. Но Алва никогда не вдавался в подробности и не мог выяснить ответ на этот вопрос на практике, потому как оруженосцев не брал, потому как боялся новых людей, потому как был человеком нрава робкого и застенчивого... И сейчас мозг маршала напряженно работал, пытаясь изобрести хоть что-нибудь, соответствующее случаю. Но как назло, из всех обязанностей на ум приходили только супружеские, а такие предложения маршал вносить не решился бы.
- Обязанностей, юноша, у вас нет и не будет! - радостно объявил Алва.
Глаза Окделла распахнулись еще шире, от чего он приобрел некоторое сходство с Изначальной Тварью, какими их рисовали в старых книгах. Затем Окделл еще раза три хлопнул ресницами и, кажется, немного обиделся. Алва снова занервничал. Злить Окделлов себе дороже, это всем известно.
- Меньше, чем оруженосец, мне нужен только духовник, - оправдывающимся тоном сообщил он, изобразив, впрочем, улыбку злую и взгляд насмешливый. Если показать собаке свой испуг, она укусит, это все знают. Не исключено, что то же самое можно сказать про Окделлов.
Юного герцога, между тем, последняя фраза явно не утешила. Во всяком случае, обиды во взгляде прибавилось.
"Мамочка, - подумал Алва, - надо его задобрить! Мне же еще с ним три года жить под одной крышей!" А вслух произнес:
- Тем не менее три года вам придется жить под моей крышей. Ну и живите на здоровье. Вы вольны распоряжаться своей персоной, как вам угодно... - герцог нервно отхлебнул из узкого высокого бокала и на минуту задумался. - Когда у вас закончатся деньги, а деньги в Олларии имеют обыкновение кончаться очень быстро, - скажите. Раз уж вы при мне, я не желаю слышать от других, что мой оруженосец считает гроши. - Алва сделал эффектную паузу, затем продолжил, причем достаточно ехидно (исключительно по причине волнения). - А о ваших чувствах к моей персоне я осведомлен, так что делать хорошую мину при плохой игре не нужно. В ваши отношения с моими врагами я влезать не намерен, хотите иметь с ними дело - имейте. Меня это никоим образом не заденет.
Закончив эту тираду, маршал довольно прищурился и еще раз приложился к бокалу. Эк он ловко все обставил! Теперь дикий, озлобленный Окделл знает, что его здесь никто ни к чему принуждать не будет, что денег ему дадут, а вдобавок предоставят полную свободу действий. И что буянить совсем необязательно. Оруженосцу оставалось только преисполниться осознания собственной везучести и, порхая на крыльях счастья, удалиться. Тут в похмельную голову Алвы пришло виденье коровы, порхающей на крохотных радужных крылышках. Стало смешно, видимо, от облегчения, но эр не должен сидеть перед оруженосцем, улыбаясь, как умалишенный, поэтому Алва прикрыл лицо руками и произнес из-под этой импровизированной маски:
- Можете идти, юноша.
И приготовился облегченно вздохнуть. Но тут Окделл, не поднимаясь, между прочим, из кресла, заунывно протянул:
- Но как же так???
- Что так? - маршал, не ожидавший со стороны оруженосца никаких возражений, мигом вернулся с небес на землю.
Окделл по-прежнему смотрел прямо на него теми же огромными, но еще более несчастными глазами.
- Я же ваш оруженосец!
- Ну да. Оруженосец. - Алве стало совсем не по себе. Окделл явно нервничал, а это не сулило ничего хорошего. - И что же вас не устраивает, юноша? - Маршал умудрился сказать это самым ледяным тоном, пронзив Окделла самым колючим взглядом, приняв самый зловещий вид, на какой вообще был способен. Главное было не податься панике.
Глаза у Окделла расширились настолько, что Алва испугался, как бы они не вывалились. "Интересно, - вдруг подумал маршал, - а может, это признак надвигающегося припадка?!"
Тут юношу начало потряхивать, словно в подтверждение самых худших маршальских подозрений. Окделл весь как-то сжался в кресле, словно готовясь в следующий момент стрелой броситься вперед, прямо на... Первому маршалу очень захотелось отойти куда-нибудь за стол. А еще лучше - к противоположной стене, где на видном месте висела пара отличных сабель, с которыми Алва когда-то пиратствовал на "Каммористе", доказывая окружающим, что не страдает водобоязнью... На всякий случай Алва поднялся на ноги.
- Просто... Вы же... Это... - бормотал Окделл. На маршала он больше не глядел и вообще опустил голову низко-низко, демонстрируя маршалу русый затылок. Только тут Алва сообразил, что коровы, при всех своих достоинствах, еще и бодаются.
- Юноша. - Памятуя о том, что лучшая защита - это нападение, Первый маршал с ходу взял свою излюбленную манеру, которую шлифовал и оттачивал лет с шести. - Если вы намерены поразить меня красноречием, то вам стоило бы приложить к этому несколько больше усилий. Пока что впечатление, мягко говоря, неважное.
- Я не собирался сражать вас красноречием! - возопил Окделл с надрывом и вскинул на Алву свои неповторимые окделльские глаза - признак породы.
Герцог как стоял, так и сел обратно в кресло. Взор Ричарда Окделла поражал воображение. Столько в нем было ужаса перед страшным, грозным, язвительным Первым маршалом, столько обиды на все того же маршала и таким он был несчастно-страдающим... Что Алва, который с детства питал тайную, тщательно скрываемую тягу к бездомным кошечкам и собачкам, был сражен наповал. На месте непонятного, зловещего Окделла возник растерянный, расстроенный и перепуганный насмерть мальчишка, в котором не было абсолютно ничего опасного. Это было как озарение, как откровение свыше. Если бы в этот момент к Алве подошел с проповедью его великий современник праведник Оноре, маршал, наверное, уверовал бы...
- Ричард Окделл, - как мог мягко произнес Повелитель Ветра. - Вы можете внятно объяснить, в чем дело?
Ричард Окделл возрыдал. Из последовавшего допроса выяснилось следующее.
Юноша, выросший с дикой надорской глуши, всегда боялся новых людей. Приехав в цивилизованную и, как следствие, бурлящую событиями Олларию, он начал их бояться еще больше. Мифы же и легенды о свирепом Рокэ Алве составляли подавляющую часть фольклора как столицы, так и её окрестностей... Вплоть до Багряных земель. Так получилось, что, ведомый некоторыми данными обетами... А также боязнью общественного мнения... И другими, э, соображениями... Окделл умудрился накануне совершить поступок, который его самого приводил в ужас: добровольно отдался в почти что рабство к главному людоеду Золотых земель. Молодой человек провел бессонную ночь, с ужасом воображая предстоящее знакомство и первую беседу по душам. Под утро Окделл уже готов был к мучительной смерти с гордой песней на устах. Но реальность оказалась еще страшнее. Эр его был поистине жесток, бессердечен и ядовит. И, вдобавок, он решил уморить оруженосца равнодушием, с ходу продемонстрировав всю ненужность, ничтожество и никчемность последнего. И такое обращение предстояло терпеть три года! Тут уж стенания Ричарда перешли в рев, перемежающийся несвязным изложением всех тех занимательных фактов о Первом маршале, которые юноша, по-видимому, успел почерпнуть у матушки и кансилльера. Алва слушал не без интереса: о некоторых последних сплетнях ему еще не доложили. На маршала снизошли покой и благостное расположение духа: Окделл оказался совсем нестрашным, хотя и нервным и несдержанным. Оруженосец, похоже, боялся своего эра и предстоящих им трех лет совместного проживания куда больше, чем сам Первый маршал. Это успокаивало. В конце концов, окончательно воспрянувший духом Повелитель Ветра принялся утешать окончательно упавшего духом Повелителя Скал.
- Ладно, юноша, - говорил Алва, похлопывая Дика по плечу и наливая ему вина. - Найдем мы вам обязанности. Вот прямо сегодня ближе к вечеру и придумаем. А то, что я сволочь бездушная, от жизни уставшая, да еще и извращенец в придачу, так так оно и есть, - и маршал счастливо улыбался. - Прямо хоть яд пей.
Окделл шмыгал носом и доверчиво смотрел на эра своими неповторимыми окделльскими глазами...
Через два часа стремительно нарастающей гармонии чувств и отношений (чему в немалой степени способствовало старое доброе кэналлийское из подвалов дома Алва) маршал соизволил обратить внимание на окделльскую руку.
- Что с рукой?
- С какой?
- С правой.
- А, это так, - смутился Окделл, - крыса укусила...
Еще через полчаса измученный, но растроганный до глубины души Ричард буравил Алву уже привычным окделльским взором, в котором на этот раз преобладала восхищенная благодарность.
- А я не знал, что такие Темные Властелины, как вы, умеют лечить людей, - застенчиво говорил он.
- Да я вообще много чего умею, - скромно отвечал Алва.
- Знаю! - радостно продолжал Ричард. - Слава вас-наездника уступает разве что славе вас-фехтовальщика и вас-полководца!
- Да, - все так же скромно дополнял Первый маршал, отхлебывая прямо из бутылки, то ли девятой, то ли десятой по счету. - А еще я на гитаре играю и песни пою. И стихи пишу. То есть, писал. В молодости. И танцую. И вкус у меня отменный. А еще я не терплю политику, но разбираюсь в ней.
Ричард Окделл млел и раздувался от гордости...
Светлы и радостны были весенние сумерки в Олларии. Весна вступила в свои права, и радовался мир, и запах цветущей сирени наполнял душу неясным ликованием.
Посреди обновленного города, на одной из центральных площадей высился громадный особняк, принадлежавший известнейшему и уважаемому роду. В глубине же особняка, в одной из многочисленных, богато обставленных комнат сидели перед старинным зеркалом двое не вполне трезвых, а скорее даже беспробудно пьяных людей. Обхватив друг друга за плечи, они мерно раскачивались, не сводя глаз со своих отражений, и пели Песню Четверых. Хором. Звали этих людей Рокэ Алва и Ричард Окделл, и были они оба герцогами, Повелителями Стихий и кровными врагами. А еще они были эром и оруженосцем. И это-то, пожалуй, имело большее значение, чем всё остальное. И может быть, думал каждый из них, будущие три года окажутся не такими уж плохими... Может быть... |