1. Дикон
Здравствуй, милый.
Знаешь, все это было мило.
Насмешки, войнушки, закатные кошки - красиво.
Закатные кошки... жестокость твоя, забота...
Ты - что-то, милый, всегда был.
Ты просто - что-то.
Ты что-то забыл у меня в волосах, похоже?
Зачем так трепал их, что ты в них искал? о, Боже...
Мы только с войны, из степи, из беды, из похода!..
Ты свет потерял в них? Ты - что-то. Ты просто что-то.
Не солнце запуталось - только пламя камина.
Но все вечера сквозняки уносили мимо.
Вся память моя и твоя разносилась ветрами,
А скалы ловили ветра ли? И как, поймали?
Тверды и незыблемы, голы и нищи скалы.
Ветра все искали в них что-то, искали, искали...
Искали в них солнца, скатившегося куда-то.
Искали Рассвета, а пили вино Заката.
Ветра разбивали до крови о скалы руки,
А скалы рыдали, удесятеряя звуки.
Уж так получилось - на разных наречиях пели...
Ах, скалы молчали?
Ох, милый, ты так уверен?
Но, что бы там ни было с ними - со скалами и ветрами,
У нас не осталось силы, а ночь в разгаре.
В своем ледяном, отчаявшемся кошмаре...
Ты знаешь, я полночь убил у нее в будуаре
И полночи кровь смешалась с вином Заката.
Я брежу, бреду - в никуда, в куда-то,
В когда-то, которое мы с тобой не поймали...
А, знаешь, ветра-то - не слишком они искали.
(Они куда чаще по ранам моим ласкали,
Но отказался бы - если не врать - едва ли).
Так вот, говорю, Рассвет они - не искали.
Им, кажется, просто нравилась их работа,
Забота, работа... не мучает ли икота?
Ведь я вспоминаю!.. ах, милый, ты просто что-то...
Ах, как ты смеялся над камешками сонетов,
Ах, как я ломался под оползнями обетов,
Уж где устоять против оползня хлебным крошкам,
Которые ты давал мне - довольно множко,
Хватило на целую тоненькую дорожку,
По этой дорожке отправлюсь к рассветным кошкам.
Но, знаешь, на самом-то деле - я верен твоим советам.
Пускай на пределе.
Так что возвращаюсь с нашедшимся вдруг Рассветом,
А если ты выйдешь встречать, в цвета ночи раздетый,
То - я загадал - я выстою против ветра.
2. Талигойя
Прими меня в сильные руки, Талиг,
Ты взялся мне быть повитухою сам.
Не в силах солгать, будто к боли привык,
Не смея признать, что от боли устал.
Прими меня в руки, прекрасный Талиг.
В ночах драгоценных сияют секреты,
Ты тайны швыряешь камнями в изгоев,
Смеешься как шуткам страшнейшим наветам,
Приемлешь рожденную вновь Талигойю.
И только бросок - от изгоя к герою.
Возьми меня за руку, темный Талиг.
Сияют глаза твои звездною синью.
Разрыв между нами не так уж велик -
Меж черным и белым, меж слабой и сильным.
Возьми меня в жены, прекрасный Талиг.
Когда мы закружимся маревом дня,
В безумии, крови и родовых муках,
Не станешь, я верю, судить ты меня,
А встанешь надежной и верной порукой.
Ты тоже рождался под боль этих звуков.
Закрой мне глаза, венценосный Талиг.
Не плачь, не горюй над бессильною жертвой.
Лишь к векам своим на единственный миг
Прижми пальцы жестом коротким и нервным.
До нового круга, прекрасный Талиг.
Я выйду в Рассвет - или, может, в Закат,
Оставив тебя обновленным и чистым.
Все кончилось, больше дома не горят,
Героев сердца бьются ровно и быстро.
Ты только не смей пожалеть этот бисер...
3. Фантазия о Королеве
Одиноко-незрячее солнце смотрело на страны,
Где в безумии света металась тень ворона в ветре,
Где гора в отдалении виделась бешеным вепрем,
Где простерлась устало израненная Кэртиана.
Было время Заката.
Но на небе внезапно качнулись четыре звезды
И четыре меча, что пронзали два огненных круга
И скрещались друг с другом, пугая свирепостью звука,
В Сердце вп'ились, кровавые блики сронив с высоты.
И был ужас Излома.
И в лучистом венце, под которым сочилася кровь,
Вышла женщина с гибелью в синем властительном взоре,
И серебряным с'ерпом пожала некрепкую новь,
И страдание струн ей назначило именем: Горе.
Так погибла Ракана.
4. Дик
Дик, он - дикий,
Одинокий.
Невеликий,
Недалекий -
Не далекий и не близкий.
Цокот, топот - камни склизки
И кровавые копытца...
Кто стучится?
Что случится?
Очень хочется упиться,
Очень хочется разбиться,
Не дано не ошибиться.
Что стучится?
С кем случится?
Бедный маленький Дикон,
Все поставивший на кон.
Цокот, цокот каблуков,
Топот, топот языков
По распяленой душе
По раздавленной уже.
Дик - он встанет,
Не помянет,
Не поверит,
Не обманет -
Не поймет и не поверит.
Приоткрыты рты и двери,
Крыты кровью руки - студит.
Что же будет?
Кто рассудит?
Очень хочется быть правым,
Очень хочется отравы.
Не дано не быть кровавым...
Если так вменяют люди,
Ричард - будет!
Ричард судит!
Умирающий кабан
Все еще не страшен вам?
Дик - он дока
По науке
Видеть деву в умной суке,
В подлеце узрить отца,
Как царя любить лжеца.
Чтобы всем им верным быть,
Надо глазоньки закрыть,
Чтобы как-то с этим жить -
Головенушку разбить...
Больно, больно - так любить.
Вольно, вольно - вволю выть.
Так сменяются Круги.
Боги!
Рокэ... Помоги...
5. Выходец
Обрученный со смертью в далеком младенчестве.
Заповеданный славе и склепу фамильному,
Рос я так же как все несчастливые дети
И искал ее всюду - невесту, любимую.
У меня лишь одно назначение - проклятый
Нож отцовский и гибель затем как награда.
Я взошел на помост убивать - что ты, что же ты!
Не щади, не спасай меня, враг мой, не надо!
Обреченный влюбленной в святых моей матерью
За ее поцелуй на челе остывающем
Взял с улыбкой я это чужое проклятие,
Ожиданье исполнить ее обещающий.
Не сказать, что бесстрашен... Создатель! Мне хочется
Быть любимым при жизни, ловить чьи-то взгляды...
Не гляди на меня как на сына! Ничтожество -
я продамся за это - не надо, не надо!
Облегченьем ли было глотнуть невозможного
До дурманного хохота ветра свободного?
Я пытался еще удержаться за прошлое
Но уже получал репутацию подлого.
У меня оставалось спасение - семеро
Чистых шпаг и высокая драма баллады.
Я боюсь умирать, но и жить мне не велено.
Не спасай, я сломаюсь - не надо, не надо!
...Я живу. Я дышу, в своем праве уверенный,
Проклинаю родных, убиваю возлюбленных.
Неприкаянный и неотпетый, потерянный,
И безумный от гнева невинно погубленных.
Я, рожденный для смерти, не живший, но выживший,
Королевы своей нелюбимое чадо...
Ты доволен, мольбы моей так и не слышавший,
Тем, что выходца поднял? Твердил же - не надо!
6. Что случилось с ним?
- Что случилось с ним?
- Как говорят, он разбился о скалы.
Его Скалы сомкнулись на нем, как следует изломали.
- Как он умер?
- Болтают - от меткого выстрела в спину,
Осужденный южанами - как не понять причину?
- А не мог ли он выжить?
- Нет шанса, да и не надо.
Пропасть - верная смерть, а пуля - почти награда
Для того, кто запутался в жизни, лжи
и своей браваде,
До последней межи
дойдя. Говорят, у него во взгляде
уже не было человеческого -
лишь ярость раненных вепрей.
И лишь только отечески
относившийся к нему прежде некто
так и бродит печален, припоминая парня.
Мол, он был слишком прост,
чтоб предателем быть коварным,
мол, он был слишком слаб, а ввязался в игру престолов,
а ему бы на поле боя, да шпагу снова,
а ему бы врага за речкой, да небо с лесом,
а ему б от дракона в жены добыть принцессу,
а ему бы сестре браслеты дарить, сережки,
чтобы мама гордилась,
собаку ему да кошку,
дом ему бы надежный, да без сквозняков и воя...
Ему знать бы, как жить, зачем. Он бы стал героем.
Если б только нашлось бы - кому он нужен, такой геройский.
Он бы сына учил солдат поминать по-свойски,
Он бы сына учил... да не дал Создатель сына.
Не дал вырасти пареньку, не дал стать мужчиной.
Не случилось. Теперь повсюду кричат "скотина".
Человек для своих бед - единственная причина
И, в конечном итоге, ну что говорить "не вышло",
Что жалеть? Повернулось вот так. Что судьба как дышло
Оказалась парнишке - уж так его повернули...
Не учили смотреть и думать... За эту дурную пулю
Благодарность принесть? За то, что могло быть хуже?
Не могу рассудить. Но... в надорскую злую стужу,
Говорят, бродят по лесу двое - литтен да Окделл.
И литтен безголовый, а Окделл - он мертв немного,
но выводит из леса путников на дорогу,
да приносит удачу еще под самые теплые окна,
И пугает разбойников... много тех баек, много.
А что Окделл тот самый - не сказано - может, Алан?
Может, Эгмонт... Да, право слово, да не пристало
Вовсе верить таким вот сказкам - уж лучше думать,
Что ему хорошо теперь - просто не быть, окончательно. Что уснул он
до конца - без кошмаров и грез,
без надежд, без боли.
Без уколов от роз,
без весенних цветов, без моли,
В лучшем склепе, который и может у Окделла только...
Я о чем говорю? И зачем говорю я столько?
Все слова порицания - только источник шума.
И рыдания - тоже. Пора замолчать. Он умер. |