…Четвертые сутки пугает столицу
цивильная стража, карая мятеж…
Закатные твари… знакомые лица…
Знаменья не врут – это просто рубеж.
Мерцает спиртное в алатском стакане,
страдают фанаты и пишет Камша
о том, как в Ракане кишат та -Раканы
(и ызарги тоже, вестимо, кишат)
...Высокое небо – холодный и чистый
осколок лазури в тюремном окне…
Моя королева, о чем вы молчите?
О чем загрустили, Робер Эпинэ?
Альмейда, Салина, оставьте касеру;
о дружбе и мести придется забыть:
решения вашего ждут офицеры –
залетных гусей полагается бить.
И вы, Савиньяк, не тянитесь к бутылке,
сорваться в столицу - и думать не сметь!
Понятно, южанам не климат в Бутырке…
пардон, в Багерлее - но это не смерть,
и это - не слишком высокая плата,
за право и смелость творить чудеса…
… а где-то над морем пылают закаты
и шквалы хохочут и рвут паруса…
Над мутной Рассанной проносятся кони;
Излом, непогода, касера и грусть…
Не плачь, Бонифаций - ведь я ж не покойник;
не пей, Ричард Окделл – в кошмарах приснюсь.
…Закатное солнце,
кровавое солнце;
над башней Гальтары кружит вороньё…
О том, что ушло и уже не вернется,
немая гитара неслышно споет… |