- Десять, ещё десять, ещё плюс двадцать, минус семь и…
- Баланс сходится.
Кончита, или как её иногда называли между собой и шёпотом молоденькие служанки, Грозная Кончита, решительно отодвинула бумаги у Хуана из-под носа, водрузив вместо них большую кружку с горячим напитком из заваренных трав. Хуан лишь укоризненно взглянул на женщину, но протестовать не стал. Во-первых, потому что баланс действительно уже сошёлся, во-вторых, потому что спорить было бесполезно. Эта милая, добродушная на вид женщина, способна скрутить в бараний рог даже матёрого пирата, работорговца или Эмиля Савиньяка. Разве что перед соберано она отступала. Исключительно из глубокой любви и почтения.
Хуан сделал осторожный глоток и довольно вздохнул. Травы Кончиты действовали с неизменным эффектом, помогая прийти в состояние одновременно безмятежного душевного спокойствия и предельной готовности к любым подвигам, благо подвиги на службе у герцога Алва приходилось совершать регулярно и не только в честном труде. Впрочем, в последнее время особую работу ничего не предвещало.
- Не о том печёшься, - вдруг заметила Кончита, небрежно махнув большой поварёшкой в сторону бумаг. Словно мысли прочитала. – От этой повседневности заботы невелики, лучше о другом подумай.
- А о чём мне думать? – рассудительно ответил Хуан, делая ещё глоток.
Варево чуть остыло, и в таком виде оно было куда вкуснее. Главное, чтобы совсем холодным не стало, тогда его в рот не возьмёшь.
- Так таки не о чем? – Кончита одним невесомым движением подскочила к двери и с силой её распахнула.
Раздался двойной взвизг, смех и топот ног по коридору. Хуан нахмурился. Молоденькие горничные, если за ними не следить, распускались в момент, особенно сестрички Роэс. Девушки приехали в Олларию совсем недавно, никак не могли привыкнуть к местной чопорности, потому порой доставляли немало хлопот, и с этим следовало что-то делать. Хуан сделал себе мысленную пометку на будущее и вернулся к разговору.
- Гостей, для которых нужны исключительные приготовления, не предвидится. Дом в порядке. Люди в порядке. Бла-а-ага-а-ародные наследнички Великой Талигойи тихо сидят по углам и особой работы не требуют. Соберано, по всем признакам, чудить тоже не собирается.
- И то, чего ему чудить, - неожиданно благостным голосом подхватила Кончита и ловко перекинула какую-то морковь из общей корзины в ту, которая предназначалась для испортившейся снеди. – Коли уже учудил так, что весь город, как улей, жужжит и незнамо сколько ещё жужжать будет.
Хуан вздохнул и поднял руки, признавая поражение. Перед этой женщиной было даже не стыдно, тем более, повёл он себя неразумно. Ему ли закрывать глаза на очевидное, даже если оно не нравится хоть вой?! Вот и получил поделом.
- Мало ли как ещё повернётся, - всё-таки проворчал он, скорее из духа противоречия.
- Мечтай, - коротко отрезала Грозная Кончита. - Попомни мои слова, друг любезный, это его чудачество соберано ещё дорого встанет. И тебе заодно.
Что заодно, Хуан даже не сомневался. Чтоб ему да не расхлёбывать очередную блажь взбалмошного господина? Быть не может.
Дверь кухни распахнулась, вбежал Луис, как всегда растрёпанный и запыхавшийся. Ходить спокойно этот охламон, казалось, не умел, поэтому передвигался исключительно бегом.
- Соберано велел прибраться кому-нибудь в кабинете! - радостно сообщил он и явно нацелился на большую сладкую репу, лежавшую на самом видном месте.
- Замечательно. Вот и исполняй приказ – приберись. Или Саре с Розой скажи, а то совсем обленились, - сварливо ответила Кончита, замахнувшись на наглеца неизменной поварёшкой. – Здесь что забыл?
- Что случилось? – почти одновременно с ней спросил Хуан и отставил чашку с наполовину выпитым отваром.
- Не знаю, - легкомысленно пожал плечами паж, едва успев увернуться от грозного оружия поварихи. – Кажется, господин новый оруженосец руку повредил, вот соберано его и лечил.
Второй день пребывания в этом доме, не дошедший до половины. Рука, повреждённая так, что господин решил заняться лично, а не оставил врачу его законное дело. А старый Домиус своё законное дело знает как никто. Показательно.
Грозная Кончита громко, победно хмыкнула и выразительно взглянула на Хуана.
- Скоро у тебя будет много новых забот, друг любезный. Очень много.
Почему-то он не усомнился в этом пророчестве ни на миг.
***
- Всё, юноша, идите с миром.
Ричард буквально вылетел из кабинета, чуть не сбив Хуана с ног.
Да, «с миром» это назвать сложно, хотя дора Рикардо очень даже можно понять. Мало удовольствия в том, чтобы проиграться в пух и прах, спустить фамильный перстень, а потом получить его из рук злейшего врага.
Не обернувшись, даже глазом не моргнув, Хуан шагнул в кабинет, коротко поклонился.
- Посланник Его Высокопреосвященства. Хочет срочно вас видеть.
- Проси, - одно короткое слово вмещало в себя, казалось, больше холода, чем все воды Данара.
Хуан вздохнул.
Соберано сердит, очень сердит. Давно уже такого не бывало, с того случая лет пять назад, когда он по нелепой случайности буквально из-под носа упустил наёмного убийцу, едва не отправившего Его Высокопреосвященство на тот свет. На сей раз тоже никто не умер, но оплошность от этого не переставала быть оплошностью. Позор самый настоящий, не уследить за одним беспечным мальчишкой, который вечно суёт нос, куда не следует. А соберано потом должен отдуваться, чужие кольца отыгрывать. Забот у него больше нет…
- Как прикажете, - отвесив ещё один короткий поклон, Хуан поспешно вышел.
Герцог Алва никогда не кричал на слуг и уж тем более не поднимал на них руку, но все его люди, без исключений, признавали, что ледяное высокомерное отчуждение, с которым он начинал обращаться к провинившемуся, было намного хуже.
Подходя к лестнице, Хуан краем глаза заметил ссутулившуюся фигуру юноши, который куда-то спешил, от обиды топая, как маленький слон, и поспешно отвернулся. Видеть оруженосца своего господина лишний раз он не хотел, чувствуя, что тот начал занимать в его жизни слишком много места, и это раздражало.
Ещё бы. Разве может не раздражать нелепое вечное стремление сесть в каждую подвернувшуюся лужу и гордое нежелание видеть хоть что-нибудь вокруг?! Глупость, которая не позволяет подняться самому, и раздражающее обиженное высокомерие, с которым принимается помощь?! Если эта помощь, конечно, замечена.
Хуан скрипнул зубами, увидел, что от него шарахнулся пробегавший мимо паж, попытался успокаивающе улыбнуться, понял, что получилось как-то не так, и спешно спустился с лестницы. Посланник кардинала при взгляде на него слегка вздрогнул и попятился. Хуан попробовал поправить улыбку, но похоже снова что-то не вышло.
- Соберано ждёт вас в кабинете.
- Благодарю. Я знаю дорогу, - клирик чуть неловко ответил кивком на поклон и быстро прошёл на второй этаж, обойдя дворецкого по заметной дуге.
Хуан глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться.
В конце концов, он может всё это пережить, то ли ещё бывало. И новые предвиденные (Кончите пора сменить прозвище с Грозной на Вещую) заботы, и гнев соберано, и даже дора Рикардо, этого нелепого, гордого, глупого, раздражающего…
Восхитительного
…мальчишку.
Одного из тех, которые уже не один десяток лет портят ему жизнь, заставляя безоглядно терять голову. Сходить с ума из-за дьявольской смеси отваги и нерешительности, открытости и настороженности, твёрдости и податливости, безоглядной наивности и святой веры во что-то совершенно непонятное. Гремучее сочетание противоречий. Даже внешность подстать – русые волосы, светлые глаза, бледная кожа, которые должны, обязаны быть невзрачными, мышино-серыми, а вместо этого кажутся неожиданно яркими и чёткими.
Нелепый, гордый, глупый, раздражающий...
Восхитительный
Дор Рикардо.
Одно счастье, что к своим годам он научился удерживать голову на месте, не то, что раньше, когда её регулярные потери стоили ему немало вылетевших в трубу денег, да и крови тоже. Папаша всегда орал, что нечего с таким рылом да в калачный ряд, а с такой натурой да к серьёзному семейному делу торговли живым товаром. Вот бы старик сейчас посмеялся злорадно, заметив, что даже в деле «быть чужим хвостом» сыночек сплошал, а всё из-за своей дурной башки. Впрочем, папаша не смеётся уже лет двадцать без малого, море ему пеной.
- Вот оглашенный, ну кто ж так с лошадьми, да ещё с такими дурными. Свернёт ведь шею, как есть свернёт… - ворчание Пако заставило Хуана отвлечься от воспоминаний о бурной молодости и вспомнить о настоящем.
- Что случилось?
- Да дор Рикардо опять в город поехал на этом своём, - конюх скривился, - скакуне. Бедняга, достался же такой хозяин. Кто ж так с лошадьми…
- Где Рико? – Хуан подобрался, как большой гончий пёс.
- Следом поехал, - успокоил его Пако, - Потихоньку.
Хуан облегчённо выдохнул.
Отлично. А то ему одному при всём желании не разорваться, чтобы бегать за балбесом неотрывно. Во-первых, тот мог заметить, хотя когда и что дор Рикардо замечал? Во-вторых, дом тоже внимания требует, это только со стороны кажется, будто особняк сам собою стоит, на самом деле попробуй только зазевайся – превратится уютное жилище невесть во что. И хорошо, что есть Рико, которому можно поручить такое деликатное дело. Да и соберано тоже успевает поглядывать в полглаза, а то что, например, делал бы Рико или он сам с этим кольцом растреклятым? За руку ловить не станешь, не младенчик чай на попечении. Так что, с ночным непрошеным визитом к Килеану лазать?!
Непонятно только, зачем это соберано вообще надо. И нянькой он быть никогда особо не любил, и такие прекраснодушные высокородные щенки никогда ему не нравились. Так не тратил бы лишний раз силы, лучше бы о себе позаботился. Не железный ведь, это сторонние люди могут верить, а слуги-то видят, как оно всё на самом деле обстоит. Так ещё и ради неблагодарного мальчишки себя изводит. Вот за каким Леворуким, оставил бы всё, и так как-нибудь разобрались бы!..
Хуан улыбнулся, посмеиваясь над самим собой. Ревновать было очень глупо.
***
У Грозной Кончиты вновь случилась бессонница, и это могло обернуться настоящим стихийным бедствием. Мучилась так кухарка редко, но, что называется, метко, и спустя каких-то четверть часа Хуан позорно сбежал к чёрному шкафу монсеньора.
В своё время он выучился у одного из рабов искусству обращения с морисскими зельями. Не на столько, чтобы прослыть великим эскулапом, кому попало тамошние гордецы своих секретов не выдавали, хоть ты их режь, но кое-что из самых основ усвоил неплохо. Мориск за это получил вожделенную свободу, а Хуан, спустя немалое время – доступ к снадобьям своего нового господина. Больше к ним прикасаться не имел права никто, кроме, разумеется, хозяина.
Предполагалось, что колдовскими зельями из волшебного шкафчика, как называла их маленькая племянница Кончиты, Хуан будет пользоваться только в самых крайних случаях, но бессонница кухарки именно таким случаем ему и представлялась.
Хуан поднимался по лестнице, вспоминая, в каком углу должна находиться нужная настойка, когда сверху послышались голоса и шумные, неровные шаги.
- Эррр Рокэ, вы мне не вире… не верти… не вер..те!
Дор Рикардо, кто бы сомневался. Если где-то начался непонятный и несвоевременный шум, это либо соберано развлекается, либо дор Рикардо стоит за правое дело. Только соберано, когда пьёт как сегодня, развлекаться не больно горазд.
Хуан запрокинул голову, почти с любопытством наблюдая, как по лестнице медленно и в обнимку спускаются герцог и его оруженосец.
Прямо загляденье.
Кажется, дор Рикардо решил отпраздновать утрату своей невинности. И правильно. Давно пора. И утратить, и отпраздновать, а то только в неприятности попадать умеем. А так хоть веселиться научат. Может быть.
- Я верю вам, юноша. Не вижу никаких причин сомневаться в способностях очаровательной баронессы, - Алва рассмеялся, обнимая оруженосца за талию.
Только чтобы удержать, конечно: тот не то, что идти, стоять был не в состоянии. Всего и мог – цепляться за подставленное плечо.
Хуан невольно сглотнул.
Интересно, как это – обнимать его, в кои-то веки расслабленного, не натянутого в судорожном желании держать достойную осанку. Держать почти навесу, подставляя шею под частое дыхание.
- А вот и не вет… ве-ри-те! А я докажу! – в голосе юноши отчётливо прорезалась пьяная обида, а потом он подался вперёд и прижался губами к губам монсеньора.
Жарко. И холодно одновременно так, что ноги покрылись льдом и не могут двинуться с места.
Хуан заворожено смотрел, как юноша зло и неловко целует своего эра, и почти ощущал вкус влажных губ, горьковатых от вина. Почти чувствовал, как под руками дрожит разгорячённое хмелем и недавними воспоминаниями о первой в жизни женщине тело. Это он, а не его господин зарывался пальцами в растрёпанные русые пряди, гладил мягкую щёку, прижимал к себе крепче, ещё крепче, чтоб не позволить вырваться, это он…
Поцелуй закончился. Хуан прерывисто вздохнул в унисон с судорожным дыханием застывших на лестнице господина и его оруженосца.
- Я же гов..рил, что уммм..ею, - победно сообщил Ричард, ткнулся эру лицом в шею и засопел.
Тот чуть усмехнулся, перехватил заснувшего юношу поудобнее и машинально глянул вниз. Хуан встретился с взглядом блестящих от выпитого глаз и в который раз порадовался, что никогда в жизни не умел краснеть. Без этого врождённого недостатка или достоинства, как посмотреть, ему ни за что не удалось бы сохранить привычную маску невозмутимого спокойствия.
- Соберано, вам помочь довести дора Рикардо? – голос тоже не подвёл, да и кто бы ему позволил.
Кривая усмешка, предупреждающий взгляд – ответом.
- Не стоит. Лучше вернитесь к своим делам, не просто же так вы предаётесь ночным прогулкам. Нынче нет луны, чтоб на неё любоваться.
Не просто так? Ах да, конечно, не просто так! Кончита попытается съесть его заживо за задержку.
Хуан молча поклонился и быстро пошёл к кабинету.
Не надо оглядываться, он и так знает, что соберано поднял юношу на руки и несёт в его комнату, чтобы уложить, на прохладные простыни, разморенного и безоглядно доступного в этот момент. Разденет и не уйдёт сразу, а сядет рядом, проведёт указательным пальцем вдоль позвоночника, заставив довольно вздохнуть сквозь сон, коснётся губами виска… Или нет?
Конечно нет, это пустые бредни спятившего слуги.
Соберано этого не нужно, да и не раз он говорил, что спать с собственным оруженосцем – необычайно пошло, а пошлость он не переносит. Так что просто свалит пьяное тело на кровать, хорошо, если сапоги снимет, и всё. Потом придётся зайти и уложить дора Рикардо как положено. Да, именно так.
Конечно.
Иначе быть не может. Соберано не нужен этот мальчишка. Соберано не станет называть его своим. Оставит кому-нибудь ещё, кому угодно.
Хуан машинально отпер шкаф и, помедлив, вытащил нужную склянку. Потом закрыл створку, повернул ключ, но остался стоять, бессмысленно глядя на своё отражение в полированной поверхности, размытое и неровное в свете свечей.
Соберано не нужен дор Рикардо. Признаться по чести, он и Хуану не нужен, по крайней мере, в том смысле, какой норовят вложить в это слово безмозглые поэты – чтобы целиком и на всю жизнь. Просто…
На запястье упала горячая капля воска. Это заставило Хуана очнуться и быстро пойти обратно, туда, где его ждала Грозная Кончита, наверняка со скалкой. Про себя он очень просил, чтобы что-нибудь случилось, и причина его рассеянности исчезла из этого дома.
Когда на следующий день началась война, и Первый Маршал вместе со своим оруженосцем собрался в Варасту, Хуан со смешком подумал, что его молитву, видать, услышал какой-нибудь шустрый божок, которому нечем было себя развлечь, вот он и взялся исполнять желание подвернувшегося человека. И не подумал, что этот незваный благодетель может обмануть.
***
Снова вино, снова без счёта, снова в кабинет. Соберано вернулся с войны, а значит, всё должно пойти по-прежнему.
Хуан поставил вино на стол с самым чопорным видом, в то же время искоса осматривая господина.
Как наседка, право слово. А даже если и как наседка? Соберано же о себе позаботиться нужным не считает, вот и приходится делать это за него. Не похудел, кругов под глазами нет, лишних дырок в теле тоже не заметно. Устал он, конечно, и злость ещё не остыла, ещё бы, из-за Моро-то, а так, кажется, всё в порядке.
Кажется-то, кажется, но ведь стреляли, на пороге дома можно сказать! Кстати, надо найти мерзавцев или хотя бы их след. Поручить, пожалуй, стоит Пабло и Рику, они с этой братией умеют обращаться, сами такими же были когда-то. Ну и лично проследить, не без этого. Соберано всё равно прикажет заняться. Обязательно прикажет, пусть даже стреляли не в него, а может, как раз поэтому.
Не в него.
Хуан аккуратно расставил бутылки, спокойно и сдержано, не позволяя отразиться на лице ничему, кроме положенного желания услужить сеньору, ещё раз коротко наклонил голову и вышел, запретив себе даже мимолётный взгляд в сторону второго кресла.
Будто и не было этих месяцев покоя, просто морок поманил.
- Эр Рокэ, - донеслось из-за не до конца прикрытой двери. – Можно я посмотрю меч?
- Можно, - в ответе явно слышалась лёгкая насмешка, но какая-то несвойственно герцогу Алве мягкая. - Но позже. А сейчас иди сюда.
- Эр Рокэ!..
Хуан замер. Он знал, что ему следует немедленно уйти, что остаться будет опасно и неправильно. Настолько неправильно, что мелькнула странная мысль о предательстве, но он продолжал стоять, прижавшись лопатками к стене и закрыв глаза.
- Эр Рокэ!.. - возмущённым протестом, который тут же растаял.
Весёлый смех в ответ, такой редкостно искренний, соберано обычно так смеётся, когда уже порядком пьян, либо когда возвращается в Кэнналоа.
Шорох одежды, глухой стук – тяжёлый бархатный камзол упал на ковёр.
- Эр Рокэ… - тихий стон, горлом, на выдохе. – Пожалуйста…
Резкий звон стекла по дереву, насколько ударов – бутылки небрежно сметены на ковёр, удивительно, ни одна не разбилась.
Тяжёлое дыхание, поскрипывание старого стола. Поговаривают, скрипеть он начал ещё во времена соберано Алваро и его пылкой супруги. Занятное совпадение. В доме Алва любят семейные традиции. Некоторые.
Хуан бесшумно втянул воздух и впился зубами в костяшки пальцев, второй рукой до боли, до синяков сжимая себе бедро и запрещая прикасаться рядом.
Не мальчик уже, да и нельзя выдать себя неосторожным стоном. У соберано слух, как у зверя, и что-то подсказывает, что на этот раз он не потерпит свидетеля.
- Эр Рокэ! – из-за двери, на этот раз почти в голос.
Под закрытыми веками почти видно, как упрямо сжимаются влажные губы в пустой надежде сдержать крик. Похоже, дор Рикардо действительно верит, что достаточно быть тише, а толстые стены и тяжёлые ковры на них помогут скрыть тайну. Смешной мальчик. Прочность стен господских особняков всегда определялась не толщиной, а длиной языков у слуг.
В доме Алва очень прочные стены.
Соберано знает об этом, поэтому и смеётся в ответ, убеждает, тихо, не разобрать, но и так ясно. Больше дор Рикардо не сдерживается.
Прерывистые, громкие стоны, скрип дерева.
Под закрытыми веками почти видно, как бьётся на тёмном полированном дереве светлое тело. Как разметались отросшие выгоревшие на солнце волосы, а несколько мокрых прядей прилипли ко лбу. Как крепко жмурятся глаза, чтобы не позволить пролиться нежданным слезам. Как дрожат искусанные поцелуями губы, а руки слепо тянутся вперёд, чтобы обнять, прижать к себе плотнее… не его.
Другого.
Соберано.
Протяжный вскрик и тишина. Только слабо доносился звук двойного, тяжёлого дыхания, вроде бы вразнобой, но на самом деле в унисон.
Хуан медленно отлепился от стены, слепо повёл глазами, словно забыв, где находится и куда идти, а потом тяжело, держась за стену, пошёл к лестнице. Ему нужна была холодная ванна.
И к Чужому то, что середина ночи и все давно уснули!
Внезапно пришло воспоминание об острой радости, когда началась война, и дор Рикардо уехал из этого дома вслед за соберано. Похоже, ту его молитву на самом деле услышал какой-то демон. И исполнил так, как это делают демоны – в точности, но без всякого толку.
Хуан слабо усмехнулся в темноте и решительно открыл дверь кухни. Холодной воды здесь должно было быть в избытке.
***
- Одно полотенце, два полотенца, три полотенца…
Устный счёт, как известно, помогает успокоить душу и приводит разум в равновесие, что лишним совсем не будет. Да и проверять время от времени следует даже самых лучших работников. Не так часто, чтобы это могло обидеть, но и не так редко, чтобы начали распускаться.
- Четыре полотенца, пять полотенец…
Почти как в детстве, когда матушка учила его устному счёту, который должен был пригодиться в жизни, что и случилось.
Так, здесь всё.
Хуан запер шкаф и вышел, решая, что лучше сделать прямо сейчас, а что – после чашки шадди у Грозной Кончиты.
Так, сейчас, наверное, проверить комнаты на втором этаже и…
Выработанный годами инстинкт заставил его резко остановиться, и только это позволило избежать внезапного столкновения. Два человека замерли от неожиданности, стоя настолько близко, что можно было почувствовать дыхание другого.
Дор Рикардо.
Хуан знал, что следовало отстраниться, но всё же позволил себе украсть несколько мгновений почти близости, почти объятия, а потом юноша сделал осторожный шаг назад, ещё один, и ещё, медленно, словно под дулом пистолета.
Откуда в его глазах появился этот страх? Он ведь не мог заметить, Леворукому на смех, чтобы дор Рикардо да заметил! Взгляды, лишние, ненужные прикосновения, несколько больше предупредительности, чем требуется. И пусть граница допустимого маячила иногда опасно близко, но он ведь никогда не обращал внимания, он же дальше собственного носа не видит.
Тогда почему?
Ричард сделал ещё шаг назад, споткнулся о предательскую складку ковра. Хуан едва успел ухватить его за руку, предотвращая падение.
Пальцы неожиданно холодные, видать, только с улицы вернулся, и заметно дрожат. А ещё что-то мешает, колет ладонь.
Юноша резко выдохнул и почти вырвал кисть из чужой хватки. Хуан машинально сжал руку, надеясь продлить прикосновение, но в его ладони остался только массивный перстень с большим красным камнем.
Почти как в сказке про девушку, которая сбежала с бала и что-то там потеряла. Какое-то украшение из хрусталя. Кстати, откуда у дора Рикардо это кольцо? Соберано не мог подарить ему такую вещь, он рубины только королеве дарит, потому что терпеть их не может.
Алый камень блестел тревожно и недобро, как глаз какого-нибудь чудовища.
- Прошу прощения, - Хуан нехотя протянул кольцо владельцу.
Почему дор Рикардо смотрит так, словно ему предложили взять в руки ядовитую змею, к тому же разозлённую. В чём дело?
Хуан прищурился.
Что с этой побрякушкой?
- Оставьте себе, - наконец выдавил юноша.
Хуан вопросительно приподнял брови, изображая вежливое недоумение.
- Оставьте себе!
Смотри-ка, плечи мгновенно расправились, подбородок вперёд, и вот видно же, что пытается подражать небрежности соберано, когда он начинает в очередной раз швырять драгоценностями. Ещё бы губы не дрожали, и совсем было бы хорошо.
Хуан какое-то время внимательно смотрел вслед почти сбежавшему от него юноше, потом опять повертел в руках украшение.
Будто мало он с подобными вещами сталкивался. В жизни не видел, можно сказать. А молния на колечке выглядит просто замечательно, так и просится под пальцы. Так, это что такое? Может быть, снотворное? Да. Конечно. Именно оно. Только вот проверять этого мы не будем.
Хуан снова посмотрел на угол, за которым скрылся юноша, и покачал головой.
Какая невероятная глупость. Дор Рикардо хоть понимает, что только что дал в чужие руки оружие против себя? Ого-го, какое оружие! Да ни Чужого он не понимает… Не понимает, что теперь с него можно потребовать всё, что угодно, он же боится соберано до одури, то есть не самого соберано, а… не важно.
Всё, что угодно. И он не посмеет ни отказать, ни рассказать потом никому и ничего, потому что иначе придётся объяснять, чем же его так прижали.
Всё, что угодно. Русые волосы под пальцами, мягкая кожа под губами, дрожь поддающегося тела и всхлип сквозь тяжёлые вдохи.
Всё, что угодно. Всего один раз.
Всё, что угодно.
Хуан медленно спустился на первый этаж, взял первый попавшийся под руку кувшин с водой и бросил туда две белые крупинки. Они таяли словно нехотя, словно негодуя – ведь их пристало растворять в благородном вине, а не в презренной воде. Потом вышел на улицу и выплеснул всё, что было в кувшине, на землю. По старому поверью, чтобы вода унесла беду, земля её похоронила, и ничего не возвратилось бы в этот дом, к этим людям.
Потом вернулся, поднялся в спальню и положил кольцо на прикроватный столик.
Всё, что угодно, дор Рикардо. С вас можно было бы потребовать всё, что угодно.
Но соберано взял вас себе, и вы сегодня подтвердили своё на это право. А хороший слуга не позволяет себе поднимать руку на то, что принадлежит господину.
Хуан ещё раз, как всегда, окинул комнату взглядом, чуть задержавшись на убранной постели, и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. |