К Осенним Ветрам Грауфельд окончательно ожил и несколько разросся. Выскребя свои и дриксовы лагеря, гаунау смогли предоставить нам около семи с половиной тысяч рекрутов. На склады по запросу нашего интендантства завозилось достаточно – и даже больше, на случай, ежели колодец Беерманнов внезапно покажет дно; школить рекрутов по отдельности нужды не было – за нас это уже сделал любезнейший Георг Оллар, надо было только более или менее сколотить подразделения; оставалось внести во все это организацию согласно инструкциям Швер-Шверфельда. Густав, надо отдать ему должное, был исключительно знающим штабистом, да и сверх основных обязанностей весьма успешно распоряжался инструкторами, приданными каждому из нас в майорских чинах.
Мне, что примечательно, прислали моего старого знакомца Георга Рентельна; мне все хотелось узнать, как он относится к своему новому посту – формально его повысили на чин, однако армия Гаунау и ТОА – это, как говорят гоганы, две большие разницы. Батальон он принял и повел толково, однако с прочими офицерами сохранял дистанцию.
Остальные батальоны мне пришлось обеспечивать начальством лично, с условием, что минимум одному из притащенных из Агариса я такой пост выделить должен. Мой выбор пал на Валанса – Марсель, как выяснилось, вообще-то у нас тоже армеец, более того, даже теньент – жаль только, что глубоко игрушечной клавийской армии. Я даже затрудняюсь так сразу, без библиотеки, сказать, когда клавиоты в последний раз воевали – не имея на границах ничего, кроме Гайифы да Померанцевого моря, располагать развитыми сухопутными войсками довольно бессмысленно; так что, кроме вызолоченного столичного гарнизона, кормящего половину местного дворянства, в королевстве имеются только небольшие и начисто забытые Создателем территориальные части на границах, обросшие свинарниками да огородиками. Уж не знаю, умеет ли Марсель выращивать брюкву, но людьми командовать ему по крайней мере доводилось…
Оставшиеся двое моих майоров – из пленных: Отто Вагенер, белобрысый уроженец Аконы, казалось, задавшийся целью превзойти холодностью собственных герцогов, и Освальд Аптон из Надора, узколицый, с тонкими усиками, необычайно энергичный и, кажется, пользовавшийся и до этого немалым авторитетом у младших офицеров.
Понемногу толпа «добровольцев» обретала хоть какое-то портретное сходство с армией, чтобы по окончании процесса наконец покинуть лагерь и организованно растечься по занятой территории. Я коротал это время в служебных обязанностей и прикидках, что в конце концов удастся из всего этого извлечь. Кроме этого, оставалось довольствоваться досугом в импровизированном офицерском собрании – деревенском кабачке с непроизносимым названием, который, так как места все-таки мало, господа офицеры насильственно закрепили за собой. Вино было, как от севера и ожидалось, чудовищным, касеру я всегда полагал средством от простуды, а пиво – напиток простонародный, малокуртуазный и вкусный… ну вот, проговорился. Пока, однако, я не был настолько беден, как в те времена, когда пиво начало входить в привычку. Что же до других развлечений, то тут картина была в точности той же – в карты я если и играл, то из сущих грошей, а местные девицы меня не просто не вдохновляли, но заставляли мрачнеть и думать о плохом.
Видите ли, несмотря на то, что я номинально северянин – да уж, да уж, восьмое, что ли, поколение в Агарисе, а все северяне-надорцы… - так вот, несмотря на это, я не испытываю теплых чувств к северным дамам. Не могу. Нет во мне такого героизма! Мне куда милее смуглые южные красавицы, дочери Гайифы или ж прилагающегося к ней Бордона. Тут, аккурат между Липпе и Ноймаром, ни одной такой повстречаться в принципе не могло, так что…
Ну да что толку вспоминать гайифских девушек и случавшееся в моей жизни еще реже франимское вино (что вы, что вы, какое кэналлийское, мне же надо еще и есть!). Проблем у меня хватало и так – главным образом с пониманием обстановки. К счастью, в один из вечеров в помянутом трактире удалось очень хорошо поговорить…
Тогда я подсел за стол к Рентельну, как всегда, расположившемуся в гордом одиночестве подальше от двери.
- Ну, твое здоровье, майор, - я прикончил кубок.
Георг покосился на меня с видимым неудовольствием.
- Молод я для майора. Здравствуй… полковник.
Шпилька была почти не скрыта – но что мне до того?
- Отдыхаешь? Как смотришь на кувшин вина с прямым начальством?
- Не таким уж прямым, - ну да, Швер-Шверфельд…- А так – отчего б и не выпить? – он пожал плечами, и я махнул рукой официантке с упрятанными под чепец волосами.
Вино принесли быстро, мы поговорили немного о погоде, чуть больше – о службе; Георг был краток, но неизменно близок к делу. Потом вспомнили первую встречу, майор спросил, как оно в Агарисе… и разговор помалу свернул на начало службы в этом сборище. Я рассказал кратко – мол, поступило предложение от посольства в Крионе, а я и согласился. Поди, не в первый раз менять армию.
- А ты-то какими кошками тут? Сослали?
- Зачем сослали? Отец позаботился…, - Рентельн нехорошо усмехнулся и выпил.
- Позаботился? – я поднял бровь, - Нет, я понимаю, что повысили на чин…
- Нет, - тот вновь приложился к вину.
- В смысле?
- По армии герцога я и сейчас прохожу гауптманном… ну, капитаном, то есть.
- Спасибо, я уже усвоил здешние звания.
- А вдруг? Ты, позволь порадовать…
- …Тоже не оберст? Что ж, я почему-то не удивлен. Но давай все же вернемся к твоей, гауптманн, карьере.
- Да какая теперь карьера… Мое место на фронте, а отец отослал туда, где пушки не говорят.
- Даже так? Ну и ладно, целее будем. Что-то подобное я и предполагал…, - я поднял кружку. Кислая жидкость хлынула к горлу…
- Ты не офицер, Карлион. Тебе лишь бы сию минуту хорошо платили, а уж работа будет…
- …А у вас этой работы с самого Глентайрта недостаток, так? - я усмехнулся; Рентельна перекосило.
- Между прочим, я служил всего в четырех армиях, считая нашу. Я – офицер, и только потом наемник, - добавил я, может, чуть жестче, чем следовало.
- Ладно, оставим… В общем, благодаря моему отцу меня и послали сюда – притом заметь, я-то об этом только в канцелярии местной узнал, - Георг мрачно посмотрел в кувшин, после чего кликнул официантку.
- А кто ж у тебя отец, столь… невнимательный к армейской карьере? – откинувшись на спинку стула, я взял кувшин из рук девицы, улыбнувшись ей – просто так, походя.
- Не военный, - Георг принял у меня вино, налил и быстро выпил… чересчур быстро, - третий секретарь нашего посольства в Эйнрехте.
Неплохо, подумал я. С одной стороны, должность вроде и не из набольших, зато где...
- Вот и очутился я тут… в самой невоюющей из воюющих армий, - продолжил мой инструктор.
- Ты бы не расслаблялся, - добродушно посоветовал я, - повоевать, пусть и по тылам, нам, насколько я понял, все же придется.
- Только для виду и высвобождения сил, - Георг махнул рукой, почувствовал, что в ней, собственно, кружка, и немедленно ее наполнил, - собственно, ТОА не для того предназначена.
- Интересно эвро пляшут, по четыре штуки в ряд. А для чего ж мы тогда тут сидим? Притом не только сидим, а еще и жалование получаем, а судя, - я демонстративно огляделся, - по вашим деревням, лишних денег у Гаунау нет.
- Ничего не поделаешь, права стоят дорого, - Георг усмехнулся и опять выпил. Я за ним совершенно не успевал, - Видишь ли, Золотым договором, конечно, можно утереть губы, пообедав Талигом – но после обязательно надо отстирать.
- Да ты поэт, - я изобразил аплодисменты.
- До нашего генерала мне еще далеко, - он хмыкнул, - Так вот, если верить моему родителю, план на самом деле простой. Видишь ли, Золотой договор разрешает все то, что уже имело место со стороны наших держав, в довольно небольшом числе случаев, - голос Георга не менялся, но с каждым глотком он все более охотно плел непривычное ему словесное кружево, - и в том числе – если в атакуемой стране идет гражданская война, и одна из сторон просит о поддержке.
- Понимаю… не вторжение, но союзная помощь.
- Именно. Так что остается только провозгласить что-нибудь – не важно что, хоть с Раканом, хоть с гоганом, - а дальше уж делай, что хочешь, - Рентельн откинулся назад с таким видом, будто выложил Триаду. Но к этому коло я бы предпочел еще свечей.
- Так, а почему же этого еще не сделано?
- Право, не знаю, - майор совершенно не выглядел озадаченным.
- Дай подумать…, - на сей раз за вино взялся я, - если вспомнить последние сводки, мы еще не вышли в сам Талиг. Так что…
- Как то есть – не вышли? – вот теперь Георг заинтересовался. Он наклонился ближе, глаза с пьяными искрами широко открыты, - А где мы, собственно?
- Мы, собственно, в Грауфельде, - еще глоток.
- Заканчивай, Карлион, ты меня понял. Если наши войска не в Талиге – то где?
- В Ноймаринен! – а вот это уже была моя Триада. Правда, собеседник ее не оценил…
- Какая, к Чужому, разница?
- Учил бы ты, майор, историю, - хмыкнул я, - Ноймаринен есть свободно присоединившееся государство с правом выхода в любой момент. Ну объявим мы хоть Кошкину Дуксию, так к Талигу она не будет иметь никакого отношения!
- И что ж делать? – куда менее уверенно спросил гаунау.
- Что делать - что делать… Служить. И ждать, пока ваши с дриксами армии не пройдут достаточно далеко на юг. Пошли уже, что ли.
До казарм героического потомка дипломатов пришлось почти нести – а вот мне еще положительно было о чем подумать.
***
Рассматривая дощатый потолок своей комнаты, я все пытался обдумать рентельновское откровение. Довольно занятно служить в армии, более всего неприспособленной к войне – да Мишель вам об этом с тыщу ведер вяленых кобелей нагородит, только слушайте – но вдвойне забавно быть офицером в армии, которая и создана-то была совершенно не для того, чтобы воевать. Некоторая ирония в этом была – особенно если вспомнить, как я смеялся над дурнями-гаунау, подрядившими меня набирать в офицеры самых бессмысленных в Агарисе мальчишек. Милый Эдвард, да никто и не думал, что им придется чем-то там командовать! Парад провести смогут – хорошо, партизан отогнать сподобятся – и вовсе предел мечтаний. А по партизанам у нас специалисты где? Во-первых, Дриксен со своей Северной Марагоной; во-вторых, Уэрта со своими алатами. Видимо, в кайзеррейхе с талигойскими дворянами плоховато, а вот на юге нашли меня. О, все просто, как олларианское богослужение…
Почему-то с легкой грустью вспомнилась Кагета. Надо же, думал, что до старости, если доживу, буду вспоминать ту кампанию очень нежно, но только бранно, а тут что-то пошла ностальгия.
Было то пять лет назад, казар Марахон набирал офицеров в «новый полк» - этакая часть «на пробу», набираема из незнатных, вооруженная и организованная по гайифскому образцу. Разумеется, охотней всего брали гайифцев, но один мой невантский знакомец, сам будучи на контракте, отправил мне весточку в Агарис, и я поинтересовался условиями в кагетском посольстве. Условия меня вполне устраивали – без разговоров дали роту и полное содержание, и скоро я уже был под Равиатом, пытаясь сделать из выданных мне кагетских крестьян солдат; скажу сразу, предприятие совершенно бессмысленное – это вам не бывшие солдаты Талига, эти вообще не могли понять, в чем, собственно дело. Если же учесть, что кагета я не знал, а талиг и гайи не знали они…
В общем-то, странноватая страна – Кагета. Крестьяне здешние, как уже говорилось, забиты до крайности, не пойму, с чего казар включил в набор и их тоже? Дешево, да, но как-то чересчур сердито. Казароны же – песня и вовсе отдельная; существенно потом я немного узнал о жизни алатских витязей, но кагетских дворян они не переплюнули. Как Марахон ухитрялся управлять страной – я не понимал в принципе, особенно если учесть, что казароны, помимо прочего, имели полное право собираться в союзы супротив бедолажного казара. Вообще-то, немалым подспорьем служили бириссцы, которых уже с сотню лет вербовали в Багряную стражу; ничем не обязанные казаронам, они вполне годились для того, чтоб держать их в узде. Однако, похоже, казару показалось мало...
Изведал я и кагетского вина, и кагетского гостеприимства – еще в Гискуляре. Тут уж я вынужден засвидетельствовать полный восторг – обожаю острую пищу, а уж ее-то было более чем в достатке; что же до вина – то… конечно, не кэналлийское, даже не франимское – но очень и очень неплохое. Были, собственно, и женщины – об этой традиции мне своевременно сообщили – но я никогда не оставлял больше одной – мешали желудок и привычка.
Под Равиатом формировались два пехотных батальона. Оружие было в большинстве своем гайифского производства – от пик до аркебуз. Ох уж мне эти аркебузы… Талиг, Гайифа, а потом и Дриксен почти полностью перешли на мушкеты, еще четыре-пять лет назад; вовсю перевооружались Гаунау, Уэрта и – медленнее – Кадана, так что добрейший император сбыл старье с дорогой душой и даже не особо ободрал Марахона – видимо, от радости, что этот ужас хоть кто-то да взял. Но и то правда, не на кагетские денежки покупать талигойские или хотя бы дриксенские, с их уже успевшим вызвать нарекания замком, мушкеты.
Неподалеку гайифские артиллеристы пытались обучить местных «специалистов» хоть как-то работать с купленными казаром гайифскими фоконо – это, собственно, не пушка, а недоразумение, две с половиной сотни пессан, две лошади в запряжку; впрочем, под картечь сойдет, да и дешевые.
Гонять кагетов мне пришлось всего лишь семь месяцев, до третьего числа Летних Ветров, когда убеганный вестовой на вызывающей сочувствие лошади привез нам и гайифцам предписание собирать себя в кучи и быстро выдвигаться к северу, дабы влиться в линию обороны против холтийцев.
Переход к границе занял четыре дня. Полуполк наш маршировал довольно живо для кагетских крестьян, но смехотворно с точки зрения гайифских офицеров – полковник Папандреу за то время сильно обогатил мой запас брани на гайи, равно как и батальонные – мой прямой начальник майор Вафиадис и иногда набегавший с докладом полковнику майор Деместикас. Мы, ротные, тоже не отставали, все чаще ругаясь уже на кагете.
Так или иначе, но до холтийской равнины мы почти дотащились. Местность успела сильно измениться – часты были невысокие безлесные холмы, всем своим видом внушавшие смутную надежду на выживание против холтийской кавалерии. Плохо было то, что колодцы попадались реже…
Как выяснилось, мы успели почти раньше всех. Тарам Крижа, как потом оказалось, вышел позже нас – казар долго не отпускал Багряных, что называется, во избежание; что же до казаронской конницы… давайте не будем о грустном, медленном на сбор и, как потом оказалось, разнообразном. Бушуша-ло-Сацха, харатан Кривой горки – небольшой крепостцы по пути – рассказал, что холтийцы сбили заставы на границе и осадили несколько гарнизонов к востоку отсюда; пока что пытаются прорваться там – в стороне от фортов, прикрывающих дорогу на Равиат, однако если подойдут еще роды – то особо неосведомленные могут попытать счастья и тут.
Изначально полковник Папандреу намеревался дождаться Багряной стражи, а потом заняться деблокированием крепостей – но уже на закате нас порадовал гонец с Белой горки – соседней, столь же, сколь и Кривая, утлой крепости; небольшой отряд холтийцев попытался с налету взять и ее, но штурм провалился – хотя потери кагеты понесли удручающие. Взгляд на карту добавил уныния – удар, на сей раз, был нанесен с запада, так что призрак окружения неясно забрезжил на горизонте. Деместикас ушел в Белую, мы остались в Кривой: пропускать врага на Равиатскую дорогу было бы самоубийством.
На следующее утро холтийцы пришли и к нам – около полутора тысяч, явно не один род, на батальон наших новобранцев и сотню гарнизонных.
Первый штурм отбили гладко – аркебузиры наши, конечно, никуда не годились, но на стрельбу по спешившимся и не то чтобы особенно споро лезущим на холм конникам их вполне хватило. Масса кочевников отхлынула от стен, оставляя тела на склоне, и временно оставила намерение нас всех перерезать. Наши вояки заметно приободрились – а я – и не только я – в тот самый момент глубоким, подсердечным словцом начал крыть кагетских фортификаторов. Крепостного колодца нам не хватало.
Да-да, именно вот так. Нет, я понимаю, что пункт не первой линии, рассчитан на сотню бойцов всего лишь, но надеяться, что вполне хватит одной скважины да ручья недалеко от холма… Поленились, уроды, еще один колодец копать… кошкины дети… наперехлест их до Заката… Да в нормальном государстве за такое вешают, на самом деле.
Майор Вафиадис сориентировался, к счастью, вовремя – и когда моя рота, ощетинившись гайифскими пиками, под чутким, хоть и неуверенным, оком аркебузиров пошла по воду – холтийцы, удалившиеся на приличное расстояние, не имели ничего против. После же того, как мы удалились, от лавы отделился некто на чалом жеребчике и, оглашая округу истошным гиканьем, доскакал до ручья. Разумеется, наши доблестные воины выпалили по нему без команды. Разумеется, всадник отделался легким испугом – дистанция-с… Разумеется, холтийцы это немедленно уяснили, и к бывшему смертнику немедленно присоединилось с полсотни его товарищей – а потом и весь отряд. А что? Вода рядом, пули не достают, живи да славь духов, верблюдов и прочих, кому они там молятся. Скоро там уже горели костры и жарилась, судя по запаху, баранина…
На следующее утро, еще по темноте, холтийцы снова пошли на приступ, который наши бойцы, конечно же, проморгали. Загорелые язычники с кривыми саблями забрались-таки на северную стену, быстренько порешили часовых и пошли к воротам. К счастью, второй встретившийся им караул успел поднять тревогу, и тут уж всем пришлось поработать как следует – оказалось, что к стене подошло не меньше пяти сотен холтийцев, которые, уже не пытаясь соблюсти тишину, все лезли по трем невесть из чего сколоченным лестницам. Одна из них, к счастью, в какой-то момент развалилась сама, но по остальным все лезли под кагетские мечи и гайифские шпаги люди с раскосыми и жадными очами; заглушая боевые кличи и крики раненых, над Кривой горкой вольным павлином летел гайифский мат поднятых перед рассветом офицеров…
Отбились. Вместе с гарнизоном около сотни потеряли – но отбились; да и холтийцев положили хоть и не штабелями – но порядочно, особенно когда уже разобрались, как и что… Плохо, что много раненых.
Следующие два дня приступов не было. Конники маячили на самой границе простреливаемой зоны, наши горные орлы лупили по ним без команды, боеприпасы кончались… Кончалась понемногу и вода; к ручью попыталась сходить рота Каламроса – еле ноги унесли, хотя воды немного взяли, за что мы были непередаваемо благодарны.
Потом - снова полезли ночью, с четырех сторон сразу. Внезапности теперь уже не получилось, но нас стряхнули с южной стены – с той, в которой ворота. Высокий, весь иссеченный давними шрамами холтиец стоял над ними, размахивая факелами в обеих руках, пока Бушуша не пристрелил его из арбалета – но к воротам устремилась вся оставшаяся рать.
Моя рота шла по восточной стене – колонной по два, больше никак не помещалось; тут уж, что называется, по-гальтарски – сдвигая ряды, заменяя убитых свежими. Я изначально шел среди строя, подбадривая подотчетных как призывами, так и понуканиями, и где-то уже на южной стене оказался со шпагой в первом ряду. Я не раз и не два помянул добром своего ментора, мэтра Альдо Нади, потому как до ворот я все-таки дошел, прежде чем язычник с бритой головой достал меня из низкой стойки, продырявив мое и так несчастливое брюхо, после чего я со стены триумфально упал…
Мне тогда повезло целых четыре раза. Во-первых, я грохнулся внутрь, а не наружу. Во-вторых, удачно упал, сломав только левую руку и два ребра. В-третьих, не ужинал – отложил свой скудный паек до окончания дежурства, так что рана повела себя лучше, чем могла бы. А что в-четвертых? А в-четвертых, моя рота и подошедшая по западной стене рота Велитериоса не дали воротам распахнуться перед холтийскими бойцами, и Кривую горку мы в ту ночь удержали.
Ну а ближе к полудню, когда, подведя итоги – убитый полковник, трое мертвых ротных, население лазарета со мной во главе, равное количеству еще могущих сражаться – Вафиадис и прочие начали думать, что делать дальше, радуясь затишью – вот тогда, нисколько не раньше, подошла по Равиатской дороге Багряная стража…
Да, там еще много чего было – и это была война; мы были солдатами, а не куклами, разыгрывающими потребную для оправдания смешного договора пьесу.
***
Следующие несколько недель прошли безмятежно – плац – стрельбище - кабак, плац – стрельбище – кабак… Теньент Берхайм чуть не вызвал на дуэль гаунау Гетца, инструктора в полку Перри; майора пришлось поить, а юного человека Чести – бить не по лицу. Валанс со скуки принялся коллекционировать местных девиц, не внимая предупреждению о вилах от добрых поселян. Рентельн все так же пытался сделать из своих не парадную, а боевую часть – за что я только укрепился в уважении к нему; более того, а кто сказал, что если ТОА не пригодится кесарю и герцогу, то не пригодится и мне? Нам, в конце концов, не дано предугадать, где шпага наша обнажится…
В общем, жизнь текла по своему узкому, будто у Биры, и прямому, словно у Кайна, руслу до самого двадцать третьего числа Осенних ветров, часов где-то двух пополудни, когда ко мне, отвлекая от изучения сакральных документов из интендантства, пришел Рентельн. Как оказалось, в то самое время, когда я силюсь понять, где надули меня, для надувательства собирают уже весь личный состав – то есть вообще-то офицерский, но, как водится, с обязанностью огласить по подразделениям.
На ближайшем к канцелярии плацу уже переминался с ноги на ногу наш доблестный комсостав, сообразно званию приближенный к месту оглашения очередной ереси. Место, как я увидел, протолкавшись в положенный первый ряд, было богато декорировано белым и лимонно-желтым – видимо, вместо золотого. Посреди всего этого великолепия прохаживался каким-то скользящим шагом, сложив руки за спиной, вышагивал наш отважный генерал. Кроме него, перед нами предстали Швер-Шверфельд, с каменным лицом вставший глубже и в стороне, мадемуазель Нику, держащая в руках черную подушечку, на которой покоился некий свиток – видимо, и требующий зачтения, и… эсператистский священник, на чью серую фигуру то и дело нервно посматривали бывшие пленные. Я эсператист, да, но и мне стало откровенно неуютно; заворочались воспоминания о генеральском бреде насчет «эсператистской семьи народов»…
Через десять минут подтянулись последние теньенты, и Шверфельд, наскоро пересчитав всех по головам, кивнул Пеллоту. Генерал Поль шумно прокашлялся, взял у Марион свиток, развернул его и начал читать. Голос его почти не дребезжал, генерал ни разу не сбился, глаза смотрели поверх листа – видно было, что человек старательно репетировал, возможно даже перед зеркалом.
- Соотечественники! Братья и сестры! – вибрировал и звенел голосовыми связками генерал, - В час тяжелых испытаний мы должны решить судьбу нашей Родины, наших народов, нашу собственную судьбу. Золотые земли переживают эпоху величайших потрясений, - И кто, хотел бы я знать, тому причиной, а, генерал? - Происходящая война является смертельной борьбой противоположных нравственных систем.
Борются кэналлийцы и бергеры, будто пиявки оседлавшие некогда вольный Талиг, пролезшие подло на самый верх, оттесняя истинно талигойскую кровь, - Да, да, особенно здорово талигойскую кровь потеснили с флота, - Борются обманутые талигойцы, у которых отняли страну, - Расширив ее в полтора раза, - Борются свободолюбивые народы, жаждущие принести мир и братство своим пострадавшим соседям, изнемогающим под чужим ярмом, - И ничего кроме этого, мэратон!
Разведя стороны по углам, генерал перешел к конкретике, свободной рукой делая пассы над документом:
- Нет преступления большего, чем насиловать страну, как это делает Оллар, и подавлять народ ее, который всего только стремятся сохранить обычаи своих предков, - Эх, да наши предки на ежах пахали, как говорил один мой знакомый; а еще дрались двуручниками с меня ростом, да не на турнирах, как сейчас, а в бою. И что ж мне теперь, шпагу свою ломать, да?, - и собственным трудом создать на ней свое счастье, - Скажу честно – труд моих предков был особенно неутомим: ах, какой был бунт!, - Нет преступления большего, чем угнетение другого народа и навязывание ему своей воли, - Стоп, так кто кого угнетает?, - Силы разрушения и порабощения прикрывают свои преступные цели лозунгами защиты свободы, родины, народа и государства. Под защитой свободы они понимают завоевание чужих земель, - Которые так неудачно не получилось завоевать у той же Дриксен, - Под защитой родины они понимают насильственное навязывание своей политической воли другим государствам, - Которые так прекрасно все решили бы без Талига, да, - Под защитой народа и государства они понимают защиту своего неправедно добытого престола и своих полных греха жизней, - Вот никак не хочет Карл Оллар быть обезглавленным! - За что же борется в эту войну народ Талига? За что он обречен на неисчислимые жертвы и страдания? Еще неделю назад Оллар мог обманывать народ словами об отечественном, оборонительном характере войны. Но теперь патриоты сами приветствуют своих друзей и освободителей, - …королевскими порциями свинца, - Теперь очевидным становится истинный характер спровоцированной Олларами войны, - Так, а вот это уже что-то новенькое. Следить за мыслью генерала все труднее, - Цель ее - еще больше укрепить господство тирании узурпаторов над народом Талига, установить это господство на долгие столетия, а ведь жители Талига более половины Круга испытывали на себе тяжесть олларианской тирании.
Генерал откашлялся, Нику быстро налила из кувшина воды – именно воды – и подала ему чашу. Отпив, Пеллот продолжил с прежним пафосом:
- На предпоследнем Изломе народы, населявшие Золотую империю, искали осуществления своих стремлений к справедливости, общему благу и национальной свободе, - Особенно рьяными поисками прославилась Гайифа, да, - Они восстали против пошатнувшегося режима придворных, захвативших контроль над юным Лорио Раканом, который не хотел, да и не мог уничтожить причин, порождавших бескрайнюю несправедливость, - Да, вот такой манифест для простых солдат, - Но новые руководители Талигойи, не решавшиеся на смелые и последовательные реформы после превращения Золотой империи в сообщество родственных гордых народов, - …Мне такой семьи не надо, лучше буду сиротой, - своей двойственной политикой, соглашательством и нежеланием взять на себя ответственность перед будущим - не оправдали себя перед народом. Народ стихийно пошел за теми, кто пообещал ему дать немедленно землю, свободу и хлеб, кто выдвинул самые радикальные лозунги, - при всем желании слабо представляю себе Франциска, выдвигающего – вот так, с трибуны – лозунги. Бастард сказал пару исторических фраз – а все остальное время действовал, быстро, зло и с большим эффектом, - Не вина народа в том, что Узурпатор, пообещавший создать общественное устройство, при котором народ был бы счастлив и во имя чего были принесены неисчислимые жертвы, - что Оллар, захватив власть, не только не осуществил требований народа, но, постепенно укрепляя свое основанное на страхе правление, отнял у народа дарованные ему еще при анаксах права, вверг его в постоянную нужду, бесправие и самую бессовестную кабалу, - До того, надо понимать, был полный Золотой Век.
Он отнял у народа правду, веру, честь, право жить, работать и возможность каждому человеку занять свое место в обществе сообразно со своими способностями, - Оххо, да откуда ж он их взял в Талигойе? - Он заменил эту свободу террором, привилегиями фаворитов и произволом, чинимым над человеком. Навозники, - ах, кто бы говорил! - отняли у крестьян дарованную им землю – И подарили отнятую у них Варасту, - право свободно трудиться на земле и свободно пользоваться плодами своих трудов – Каковых свобод у них, опять же, никогда не было.
Оллары отняли у поэтов и сьентификов право свободно творить на благо народа и пытаются насилием, террором и подкупом сделать их оружием своей лживой пропаганды – О да, все мы помним бессмысленную и беспощадную агитацию Веннена. И лживую Королевскую Академию Наук, конечно же.
Оллары обрекли народы нашей родины на постоянную нищету, голод и вымирание, на духовное и физическое рабство и, наконец, ввергли их в преступную войну за чуждые им интересы, - Ранним утром именно солдаты Талига вероломно перешли границу Дриксен. Ну, на крайний случай собирались. Если никому из наших борзописцев еще не пришла в голову эта идея, надо обязательно предложить!
Все это прикрывается ложью о явившихся во сне святых, о подавлении крамолы, об укреплении любимого отечества. Ни одна страна в мире не знала и не знает такой нагольной бедности при наличии огромных богатств, такого бесправия и унижения человека, как это было и остается при узурпаторах, - Да что ж мне все Кагета-то вспоминается?…
Голос генерала вновь подскочил опасно высоко – вместе с уровнем глупости речи:
- Народы Талигойи навеки разуверились в династии, при которой государство является всепожирающим Зверем, - Ну конечно же, остатки того, что эру генералу в детстве рассказали о Раканах. Зверь Олларов – это открытие, Авессалом Кумбарий повесился бы от зависти…, - а народ - его бесправным, обездоленным и неимущим рабом. Они видят грозную опасность, нависшую над ними. Даже если Олларам и удалось хотя временно утвердиться на крови и костях эсператистских народов, все равно не была безрезультатной многолетняя борьба народов патриотической аристократии, - Тебя, что ли, ызарг ты каурый? - стоившая бесчисленных жертв – Кому?! – Оллары желали воспользоваться истощением народов в этой войне и окончательно лишили бы их способности к сопротивлению. Поэтому усилия всех народов должны быть направлены на уничтожение чудовищного Зверя, - Так, а если Зверем мы только что назвали государство, то к чему же вы, генерал, получается, призываете?
Исходя из этого, патриоты Талигойи вкупе с сочувствующими представителями эсператистских народов, в полном сознании своей ответственности перед своими народами, перед историей и потомством, с целью организации общей борьбы против олларианства создали Комитет Освобождения Народов Талигойи, - Ну вот, я почему высший комсостав не в курсе? Я, то есть…
Своей целью Комитет Освобождения Народов Талигойи ставит:
а) Свержение тирании Олларов, освобождение народов Талигойи от системы Узурпатора и возвращение народам Талигойи прав, жалованных им еще Лорио Раканом – Да-да, а еще возвращение титулов, поместий, должностей, сабли, барабана и щенка-бульдога;
б) Прекращение войны и заключение почетного мира с Дриксен, Гаунау и Гайифой, - и еще со всеми, кому от Талига что-то надо;
в) Создание новой эсператистской высокодуховной государственности без навозников и олларианцев – А также без денег, половины страны и каких-либо перспектив.
Генерал снова выпил воды; Марион Нику вздохнула в сторону; Лицо Швер-Шверфельда одеревенело окончательно…
- Ликвидация Олларов является неотложной задачей всех прогрессивных сил. Комитет Освобождения Народов Талигойи уверен, что объединенные усилия всех патриотов Талигойи – Где ж он на этом плацу хоть одного отыщет-то, болезный? - найдут поддержку у всех эсператистских народов Золотых земель.
Освободительное Движение Народов Талигойи является продолжением и вершиной многолетней борьбы против Олларов, за свободу, мир и справедливость – Поколениями продолжавшейся в кабаках Агариса.…, - Успешное завершение этой борьбы теперь обеспечено:
а) Наличием опыта борьбы, большего, чем во время мятежей Гонта и Карлиона, - Генерал чуть склонил голову в мою сторону… Эй, эй, не надо на меня валить еще и это!… Но Пеллот продолжал, проговаривая знаки препинания:
- б) Наличием растущих и организующихся вооруженных сил - Талигойской Освободительной Армии и Марагонского Освободительного Войска – А эт-то еще что за новость?
в) Наличием сочувствующего населения в талигойском тылу – Ну, тут врать не буду, слышал, есть еще. В самой-то глуши…
г) Наличием растущих оппозиционных сил внутри народа, государственного аппарата и армии Талига, - А вот в это верю примерно как в мармалюку.
Комитет Освобождения Народов Талигойи приветствует помощь Гаунау и Дриксен на условиях, не затрагивающих чести и независимости нашей родины, - Закатные кошки… мне даже не хочется это комментировать…, - Эта помощь является сейчас единственной реальной возможностью организовать вооруженную борьбу против потомка Узурпатора, - Тут не поспоришь – когда б не она, нас бы тут, собственно, и не было.
Своей борьбой мы взяли на себя ответственность за судьбы народов Талигойи. С нами тысячи, - Эдак семь…, - лучших сынов Родины, взявших оружие в руки и уже показавших свое мужество и готовность отдать жизнь во имя освобождения родины от навозников, - Да когда, когда мы успели это показать? Может, я спал? Может, прикрыл глаза и не заметил? - С нами десятки миллионов братьев и сестер, томящихся под гнетом олларианской тирании и ждущих часа освобождения, - А против нас тысячи бергеров, утробно матерящихся и забивающих пыжи. Да-с, сравненьице не в нашу пользу.
Офицеры и солдаты освободительных войск! Кровью, пролитой в совместной борьбе, скреплена боевая дружба воинов разных земель, - Воистину, Карлион, Вагенер, Валанс и Рентельн – братья навек. Особенно Рентельн, - У нас общая цель, - Но мы в нее все равно не попадем из этих дурацких дриксенских мушкетов, - Общими должны быть и наши усилия. Только единство всех сил Талигойи приведет к победе – О, помилуйте! Откуда у несуществующей Талигойи вдруг взялись силы? - Не выпускайте полученного оружия из своих рук, - Оно дорогое, а гаунау за гайифскую велу удавятся! - боритесь за объединение, беззаветно деритесь с врагом народов – Олларом, - Еще бы, молодой Карл – знатный враг гайифского, дриксенского и гаунаусского народов…, - и его сообщниками, - Одними из которых так недавно вы все были, - Помните, вас ждут измученные народы Талигойи. Освободите их!
Поль Пеллот наконец сорвался на петуха, закашлялся и сквозь кашель завершил:
- Комитет Освобождения Народов Талигойи призывает вас всех к единению и к борьбе за мир и свободу!
Для проформы офицеры поаплодировали и с мрачными лицами стали расходиться, пока священник, что-то гнусавя, осенял их спины Знаком. А вот инструктора организованно стянулись к Швер-Шверфельду – я решил на всякий случай обождать. Мое терпение было вознаграждено, когда через некоторое время Георг сам предложил съездить выпить. В Грауфельде, вновь, как в тот достопамятный вечер, спросив вина, я осведомился у него, что это был за балаган.
- А, все просто, - махнул рукой сделавший первый глоток майор, - Дриксы и это самое МОВ…
- Кстати, что еще за шуты?
- Северомарагонские лоялисты, впрочем, это не важно, - кубок был уже ополовинен…, - так вот, они вошли в северную Придду и сумели захватить какую-то деревушку. Там-то наш бессмысленный КОНТ и был провозглашен. Ты за него пить будешь?
- Нет, воздержусь, - я покачал головой.
- Ну давай тогда за Дриксен. Сложнее им – легче нам, - тут же предложил он.
- Ну давай. Кстати, как тебе речь? – лучше было сменить тему.
- Пыль. Зато, как сказал полковник, тот ее сам сочинил. А ты что думаешь?
Я пожал плечами и сделал долгий глоток, догнав Георга.
- Если бы моей родиной был Талиг, я бы его просто пристрелил. |